Владимир Максимов-Регульский Мой путь в науке и пе

Максимов-Регульский Владимир Иванович











Мой путь в науке
и педагогике













Киев – 2010

УДК 821.161.1(477)-94
ББК 84 (4Укр = Рос) - 4
ХХХ
Реферат. М
Максимов В.И. Мой путь в науке и педагогике. – Киев, 2010. – с.
ISBN 978-966-1645-18-8

В книге описываются события, имевшие место жизни автора от рождения до увольнения из Армии. Подробно изложена его служба в Киевском высшем артиллерийском инженерном училище, позже переименованном в Киевское высшее зенитное ракетное инженерное училище. Показано, как он учился в адъюнктуре, писал и защищал диссертацию, готовил себя к педагогической деятельности и занимался ею, искал новые пути в науке. Анализируются взаимоотношения его с сослуживцами на кафедрах, где он работал. Приводятся его взгляды на ход современного общественного развития.
УДК 821.161.1(477)-94
ББК 84 (4Укр = Рос) - 4










ISBN 978-966-1645-18-8                В.И. Максимов, 2010      

"Наука вечна в своем стремлении,
 неисчерпаема в своем объеме
 и недостижима в своей цели…"
Бэр
"Это мной давно уже обещано.
  Это я обязан рассказать."
Михаил Светлов
ПРЕДИСЛОВИЕ
В 2009 году я написал и издал малым тиражом книгу "Жизнь моя", где отразил события, участником которых был. В ней описано детство, юность и освещен весь период моей службы в Советской армии. Работа моя в гражданских институтах рассмотрена в дневниках научного сотрудника Киевского политехнического института (КПИ), ведущего научного сотрудника Научно-исследовательского института новых физических и прикладных проблем (НИИ НФПП), ведущего инженера Центрального научно-исследовательского института навигации и управления (ЦНИИ НиУ). Жизнь моя в больницах отражена в книге "История болезни моей".
Рецензенты, читавшие книгу "Жизнь моя", порекомендовали более подробно описать мою учебу в школе, Академии тыла и снабжения, Киевском высшем инженерном радиотехническом училище, службу на Кавказе и в Киевском высшем артиллерийском инженерном училище (КВАИУ), переименованном позже в Киевское высшее зенитное ракетное инженерное училище (КВЗРИУ). При этом отразить учебу в адъюнктуре и научно-педагогическую деятельность на кафедрах, показать мой тернистый путь в науке и педагогике.
История этого училища освещена в ряде книг. К ним можно отнести официальные издания училища:
1. Киевское высшее артиллерийское инженерное училище имени
С.М. Кирова. История училища. Типография КВАИУ, Киев, 1965, 262 с.
2. Киевское высшее артиллерийское инженерное ордена Ленина Краснознаменное училище имени С.М. Кирова. История училища (1919 -
1969 г.). Типография КВАИУ, Киев, 1969, 272 с.
3. Имени С.М. Кирова. История Киевского высшего зенитного ракетного  инженерного ордена Ленина Краснознаменного училища имени С.М. Кирова. История училища (1919 - 1979 г.г.). Издание  КВЗРИУ, Киев, 1979, 151 с.
4. Киевское высшее зенитное ракетное инженерное ордена Ленина Краснознаменное училище имени С.М. Кирова. История училища (1919 -
1989 г.г.). Исторический очерк. Киев, 1989.
Из мемуарной литературы, где описывается наше училище, мне известны:
5. Кириченко В.Д. Воспоминания. Типография ТОО "Elwy Studo", Киев, 1996, 258 с.
6. Леонов А.Б. 90 лет КВАИУ-КВЗРИУ. Сборник очерков и воспоминаний. Киев,2009, 191 с.
Исторические книги [1-4] переиздавались к юбилеям училища и приурочивались к смене его начальников. В них отражена жизнь с позиций командования и политотдела.
"Воспоминания" Кириченко В.Д. [5] тоже написаны заместителем начальника училища по учебной и научной работе. Здесь автор пишет только о хорошем и все его литературные герои только положительные, порядочные, честные сослуживцы. Плохих и неприятных ему сотрудников даже фамилии не приводятся. Себя же Василий Дмитриевич изображает абсолютно неконфликтным. На самом деле - это было не так. Данные "Воспоминания" нереальные. Они приукрашенные.
В "Сборнике очерков и воспоминаний" [6] Леонов А.Б. неплохо отобразил жизнь курсантских подразделений в училище и педагогических коллективов-кафедр. Однако здесь не отражена научная деятельность последних. Почти нет описаний внутренней борьбы и конфликтов в них. Они же, безусловно, были.
В описании своего пути в науке и педагогике мне хотелось сосредоточить внимание не только на положительных моментах в жизни кафедр, на которых мне приходилось работать, но и отразить отрицательные явления в этих коллективах.
;
"Пишите одну правду
и только правду,
но не всю правду".
Фридрих Великий
ВВЕДЕНИЕ
Читая художественную литературу, я волей-неволей сравнивал описываемые в ней события с реальной жизнью, прожитой мною. При этом приходил к выводу, что многие авторы, мягко выражаясь, пишут неправду. Эта моя оценка относится даже к большим литераторам. В жизни все складывалось как-то по иному, чем в книгах.
Теперь на склоне лет мне захотелось описать события, которые имели место в моей жизни. Может, кому-то это будет интересно почитать, тем более, что всё происходило на фоне великих потрясений, имевших место у нас на Родине - Отечественная война 1941–45 годов и развал Советского Союза сверху.
Эти записки были начаты во вторник 27.04.71 года под впечатлением от прочитанных "Автобиографии" Нушича, мемуаров Жукова, Кузнецова и Яковлева.
На мой взгляд, прожитые годы дали мне определённый материал. Были интересные встречи и моменты в жизни, которые глубоко залегли в моей памяти. Вот о них то и хочется рассказать. Если мне удастся немного пролить свет на ряд событий в жизни тех людей, с которыми меня сводила судьба, то я буду считать, что долг мой перед будущими поколениями нашей семьи выполнен.
Начаты эти записки ранним апрельским утром. Хорошим днём. Тогда редкие перистые облака на небе освещались солнцем из-за горизонта, его самого ещё не было видно. Это тем более приятно, так как все предыдущие дни были холодными и дождливыми. В этой картине есть что-то символическое.
Хочется написать о том: - кто мои родители; - как мы пережили войну ; - о моей учёбе в школе, в военных академии и училище; - о службе в войсках в Закавказье; - затем об адъюнктуре на кафедре военного училища;
 - преподавании там же; - о жизни так называемого "научного мира" и взаимоотношениях в нём.
Много в жизни было хорошего, но и с плохим приходилось встречаться и даже с подлостью. Конечно, придётся много писать о негативных явлениях. Ибо они чаще вызывают стремление что-то зафиксировать на бумаге. Положительное забывается быстрее. Негатив помнится долго, всё время прокручиваясь в мозгу.
О моем выпавшем поколении практически ничего не написано. Его затмили с одной стороны участники Великой Отечественной войны, а с другой - космонавты во главе с Гагариным. Мои же сверстники подняли страну из руин, защищали её от постоянных нападений со стороны западных врагов, вывели в космос, построили социализм. Да, да! Построили социализм. Ибо с позиций сего дня у нас таки был он, хотя ему всеми силами мешала народившаяся после войны новая мелкая буржуазия.
К своему поколению отношу тех, кто вошёл в самостоятельную жизнь, кто учился и работал с 50-го по 90-ый год. Это они подняли экономику страны. Это они построили отдельные квартиры, в которых мы до сих пор живём. Это они создали передовое сельское хозяйство, которое разрушили демократы. Их трудом создана мощная индустрия, в частности, металлургическая промышленность, плодами которой до сих пор торгуют демократы. Они умеют только торговать. На созидание они неспособны.
Во взрослую жизнь я вступил в 1952 году, уехав из дому учиться в Академию тыла и снабжения имени В. М. Молотова. Вершиной моей научной и преподавательской карьеры как кандидата технических наук и доцента был 1988 год. Таким образом, в своей жизни я 36 лет шёл вверх. Дальнейшие мои возможности к росту и созиданию подорвала перестройка. Это был хорошо закамуфлированный контрреволюционный переворот. Она не дала мне осуществить мечту моей жизни - написать докторскую диссертацию. Финансирование вузовской науки было урезано до предела, за которым последовала её смерть. Если раньше наша наука по некоторым направлениям слегка отставала от западной, то теперь она была отброшена на десятилетия назад.
Что из этих записок получится? Не знаю. Смогу ли их регулярно вести? А главное издать. Время покажет.
ДЕТСТВО ДО ВОЙНЫ
Я, Максимов Владимир Иванович, родился 09 октября 1934 года в городе Глухове Сумской области на Украине, входившей тогда в состав Союза Советских Социалистических Республик.
Родители мои были из среды новой аграрной интеллигенции.
Отец, Максимов Иван Петрович, тогда работал преподавателем в сельскохозяйственном институте. Русский. Родом со Смоленской области, Глинковский район, село Демидовка. Из крестьян, причем бедных.
Мать, Регульская Евфросинья Михайловна, студентка того же института. Родом она с Каменца-Подольского, Проскуровской губернии (Хмельницкой области) из ремесленников. Дед мой был краснодеревщиком, то есть  изготовлял мебель. Считалась мама украинкою, хотя отец её поляк. Когда же он женился на моей будущей бабушке Кушнировой Марии, православной, то перешёл из католической веры в православную. Вот таким образом он стал украинцем.
Привожу родословную моей мамы Регульской Евфросиньи Михайловны, рассказанную ею самой.
В 1814 году царское правительство решило построить суконную фабрику в городке Дунаевцы Проскуровской губернии. Из Германии был приглашен инженер по фамилии Регульский по национальности поляк. У него был сын Томас или Фома, который закончил Дрезденский университет. После учёбы он приехал к родителям в Дунаевцы. Там он полюбил одну из трех сестер. Старшая из них вышла замуж за Драгинского. Средняя за Томаса Регульского. Но отцу его она не понравилась и тот выгнал сына из дома и лишил наследства.
Меньшая сестра замуж не вышла. Она поступила на службу гувернанткой к генералу, который был комендантом Каменец-Подольской крепости. К нему приехал сын-гусар. Он на почве любви зарезал младшую сестру моей прабабушки. За это убийство генерал уплатил Драгинскому много денег. Последний на них купил три дома в Каменце-Подольском и два магазина.
У Томаса Регульского родился сын Михаил - мой дед. Сам Томас был врачом. Он принимал участие в борьбе с холерой. Заразился ею и умер. Похоронен на Дунаевецком кладбище при костёле. Таким образом, моя прабабушка (средняя сестра) овдовела. Она пришла к Драгинским и сказала, что они младшую сестру продали за деньги. Драгинский её побил. Она заболела и вскоре умерла от чахотки. Её сын Михаил остался один. Его взяли к себе на воспитание Драгинские. У них были и свои дети - мальчик и девочка. Михаил выполнял роль бедного родственника. Он пас корову. Видно жизнь его у родственников была несладкая. Поэтому вскоре он оказался в детском доме в городе Одесса. Там он учился. Когда же выпустился из этого дома, то стал подмастерьем по столярному делу. Работал в Одессе на каком-то заводе.
Драгинские советовали ему в жёны девушку-полячку. Он приехал в Каменец-Подольский и сказал ей, что если она будет не девушкой, то он её зарежет. Затем вновь уехал в Одессу. Через год вернулся. Его предполагаемая невеста-полячка удрала в Польшу.
На какой-то вечеринке увидел Марию Ивановну Кушнерову и сказал ей
- Ты мне нравишься. Пойдешь за меня замуж?
Мария была дочерью каретника-москаля. Мать у неё армянка с армянских фольварков. Когда они поженились, то уже оба были сиротами. Мария жила у тети. Та держала прачечную. В ней работала моя будущая бабушка. Теперь Мария не пошла на работу и тетя её выгнала. Дед Михаил забрал бабушку к себе. Они сняли комнату. Это было в 1901 году. Он тогда работал механиком на мельнице.
До женитьбы дед Михаил успел отслужить в армии в городе Чернигове. Служил хорошо. Был бомбардиром. Есть похвальные грамоты.
В 1901 году родилась моя тетя Стася. Затем в 1909 году - тетя Тося, а в 1913 году - моя мама, Фрося. За ней тетя Ксения в 1915 году. Говорили, что был ещё мальчик, но он рано умер. Дед переживал из-за отсутствия наследника по мужской линии. Поэтому мама моя обещала ему свою фамилию Регульская не изменять при замужестве.
Дед Михаил умер рано, в 1932 году. Съел лёд. Простудился и умер. Бабушка Мария умерла в возрасте 60 лет в эвакуации в городе Чимкенте Казахстан во время Отечественной войны.
Мама моя, Евфросинья Михайловна училась хорошо. Поступила в сельскохозяйственный институт в Каменце-Подольском. Затем этот институт перевели в город Глухов Сумской области. Сюда же из Смоленска перевели студентов. В их числе был мой папа, Максимов Иван Петрович. Здесь в Глухове они поженились и тут же родился я.
Вскоре отца назначили директором сельскохозяйственного техникума в село Воздвиженку, что недалеко от Глухова. Здесь мама работала преподавателем. С этого периода жизни моих родителей у меня остались первые воспоминания.
О происхождении моего отца Максимова Ивана Петровича, рассказывала тетя Катя.
Мой отец происходит из бедных крестьян села Демидовка Глинковского района Смоленской области, где он родился в 1909 году в многодетной семье. Братьев и сестер у него было одиннадцать. Когда он немного подрос, его отдали в услужение помещице. Там он выучил грамоту. Был очень смышленым и после революции смог поступить в сельскохозяйственный институт. О себе отец, в отличие от мамы, почти ничего не рассказывал, а поэтому большего сообщить не могу.
До Отечественной войны отец работал преподавателем и директором техникума. Во время войны командовал артиллерийской батареей, а также был политруком в политотделе дивизии. После войны работал заведующим сельскохозяйственного отдела города Днепропетровска. Работал днями и ночами. Мы дети ложились спать, когда ещё отца дома не было. Утром уходили в школу, а он в это время спал. Так что мы его почти не видели. Известно, что такой режим работы в административном аппарате установлен Сталиным. Он был "совой". Сам ночами не спал и другим не давал. От такого режима отец заболел и вынужден был перейти старшим преподавателем в институт.
О своём пребывании в Глухове в те годы я ничего не помню. За всю свою жизнь в 80-е годы двадцатого столетия один раз бывал там. Двоюродный брат показал мне здание роддома, где я родился. Вот и все мои воспоминания о родном городе.
Себя помню с того времени, когда мы жили в селе Воздвиженке, что недалеко от Глухова. Тогда мне было лет пять - шесть. Мы жили в длинном одноэтажном доме для преподавательского состава. Стоял этот дом прямо на краю леса. Женщины обрабатывали небольшой огород, а в сарае выкармливали кабана. Когда он подрос, отец пригласил своих коллег заколоть его. Они повалили животное и один из преподавателей воткнул в него нож, но в сердце не попал. Кабан вырвался и начал бегать по огороду. Но его все же поймали и дорезали. Этот факт врезался мне в память.
Помню как к нам в Воздвиженку приезжал научный руководитель моих родителей будущий академик Гришко Николай Николаевич, который через много лет спустя заложил в Киеве Ботанический сад Академии Наук, носящий теперь его имя. Он уезжал со своей семьёй на какой-то очень маленькой легковой автомашине. Ему пришлось залазить за шофёра чуть ли не в багажник.
Комнаты в нашей директорской квартире были практически пустыми. Спали мы на железных крашенных кроватях, которые и сейчас ещё можно встретить в солдатских казармах и студенческих общежитиях.
Ещё одно событие из того периода моего детства запомнилось мне. Так получилось, что играл я с детьми преподавателей, но старшими. Им тогда уже было лет по десять, а может и более. Один из них носил красный галстук, то есть  был пионером. Любимым занятием у нас была стрельба из рогаток по воробьям. Для рогатки, как известно, требуется хорошая резина. Тогда считалось, что такая резина должна быть красной. Кто-то из моих старших друзей увидел, что у соседей с открытой веранды через щель в полу свисает красная резиновая трубочка от кружки Эйсмарха, то есть  настенной клизмы. Ребята решили её отрезать и использовать в рогатке. Мне же было поручено - своими хождениями в огороде отвлекать внимание соседей. Чем эта история закончилась, не помню, но до сих пор вижу свисающую красную резиновую трубочку.
Брат Алексей младше меня на два года, а сестра Ольга - на четыре. Несмотря на разницу в возрасте тогда и в будущем играли всегда вместе.
К сожалению, мы вынуждены были уехать из Воздвиженки. Произошло в техникуме несчастье. Один из студентов на занятиях по военной подготовке застрелился. При этом он вставил ствол винтовки себе в рот, а большим пальцем ноги нажал спусковой крючок. Как это могло случиться, что боевые патроны оказались в руках этого больного человека? Трудно сказать. Где в это время был военрук? Мне тоже не известно. Крайним оказался мой отец. Его сняли с должности директора техникума и перевели в другой техникум преподавателем. До сих пор помню, как это событие обсуждалось соседями по преподавательскому дому. Одна из соседок сказала:
- Сегодня Максимов будет раскладывать карты в свою защиту.
По всей вероятности было какое-то разбирательство на месте. Что это были за карты? Я тогда не понимал.
В результате наша семья оказалась в селе Эрастовка Пятихатского района Днепропетровской области. Родители преподавали в сельхозтехникуме. Кроме того, мама ещё работала на опытной сельскохозяйственной станции, а отец был секретарём партийной организации техникума.
Нам дали светлую квартиру. Родители купили мебель. У нас троих детей появились никелированные кровати. В 1940 году родилась моя вторая сестра Валечка, к сожалению умершая в один год и два месяца во время войны, грянувшей так внезапно.
ВОЙНА. ЭВАКУАЦИЯ
Как сейчас помню этот день. Хотя мне еще не было семи лет. Люди стали собираться на улицах, слушать сводки Совинформбюро, которые транслировали рупорные репродукторы, и обсуждать случившееся. Вскоре отец ушел в армию и мы его не видели в течении трёх с половиной лет. С нами четырьмя детьми остались мама, бабушка и сестра отца Катя. Ей тогда было лет шестнадцать. Поэтому тётей мы её не называли. Она для нас была просто Катей.
Военные возле моста через небольшую речку поставили часового-красноармейца с винтовкой. Для нас мальчишек в нашем небольшом поселке Эрастовка это было новым явлением. Мы крутились вокруг него и начали ему задавать вопросы типа таких:
- А когда танк поедет?
- Скоро,- отвечал часовой,- я помощник танкиста. Здесь вам находиться нельзя, так что уходите.
- А можно мы ещё немного подождем его,- просили мы.
- Ладно, ожидайте. Только сначала принесите мне мёду,- разрешил он.
Кто-то из наших сбегал домой и принес стакан жидкого мёда. Часовой выпил его и разрешил нам остаться у моста. Однако, танка мы так и не дождались.
Руководство приняло решение - техникум эвакуировать. Перед самой эвакуацией мы с мамой ездили в Днепропетровск, где в Чечеринских  казармах пытались найти папу, чтобы его повидать, но не нашли. Нашу семью в перечисленном выше составе поместили на громадный прицеп, который ранее предназначался для перевозки сена. Тянул его мощный трактор. На этом прицепе кроме нас размещалось ещё несколько семей. Все мы сидели и лежали на наших мягких вещах (матрацах, одеялах, подушках). Было заготовлено достаточно продуктов. Прежде всего, свиной тушенки и яиц. Последние содержались в ведрах.
Вслед за другими подобными тракторами с прицепами студенты гнали скот. Катя тоже ходила по очереди на перегон скота. Было на прицепе и оружие, винтовки. Когда Катя уходила к стаду, то брала одну из них с собой. Тогда же и я научился заряжать и разряжать винтовку. Мне ещё не было семи лет.
На прицепе мы доехали до Днепра. Там была понтонная переправа, но её охрана не хотела пускать на понтоны наш громадный прицеп.
Параллельно с техникумом эвакуировалась и Опытная сельскохозяйст-венная станция, на которой мама также работала. Она пошла туда и убедила руководство станции дать нам подводу с лошадьми как семье военнослужащего и офицера.
Лошади по понтонному мосту перевезли нас на левый берег Днепра и мы поехали дальше на Восток по степям Украины. В дороге заболела младшая сестрёнка Валечка и где-то за Днепром умерла. Ей было всего один год и два месяца.
Мы же, старшие дети, переезд переносили хорошо. Еды было достаточно. По мере необходимости резали скот. Мясо жарили на кострах. Делали заготовки его на будущее в виде солонины. Сухари были заготовлены заранее. Мы дети, играли с оружием. Надевали противогазы. Погода стояла хорошая.
Так мы доехали до Северского Донца. Здесь был только брод. Наши лошади зашли в воду и стали её пить. Что с ними взрослые мужчины не делали, они не хотели тронуться с места. Тогда кто-то догадался их заменить на других. Это и было сделано. Новые лошади быстро перевезли нас на другой берег реки. Затем вновь запрягли наших лошадей и мы поехали дальше в сторону Волги.
Где-то на Дону останавливались на ночлег у донских казаков. Хозяйка говорила моей маме:
- Куда ты с таким количеством детей едешь? Оставайся.
Однако моя мама - мудрая женщина. Она держалась за людей техникума и опытной станции. Тем же коллективом мы поехали дальше к Волге. До приезда к ней мы не видели никакой войны. Для нас детей это была большая игра. Мне только было жаль своей светлой комнаты с окнами в сад и никелированной кровати.
Вот и Волга. К ней мы выехали где-то выше Сталинграда. Может в Саратове. Лошадей и подводу у нас забрали, а самих поместили в товарные вагоны, в теплушки. Там наша семья занимала целую большую верхнюю полку, на которой размещались все шесть человек: мама, бабушка, Катя и трое детей. Спали покатом. Ночью переехали Волгу и поехали вдоль неё на Юг.
Напротив нас на такой же полке ехала еврейская семья. Мама к ним относилась нормально. Даже нам говорила:
- Смотрите, что делают евреи и поступайте так же. Они мудрые. Особенно для себя.
Были среди них наши ровесники. Дети есть дети и они веселились даже тогда, когда взрослым было не до веселья. Девочка-еврейка запела песенку:
Мы едем, едем, едем в далёкие края.
Хорошие соседи, весёлые друзья.
Нам весело живётся, мы песенку поём,
А в песне той поётся о том, как мы живём.
Тратата, тратата. Мы везём с собой кота,
Чижика, собаку, кошку забияку, обезьяну,
Попугая. Вот компания какая.
Эти слова я помню с тех пор. Хорошая, цепкая у меня тогда была память.
Утром после переезда Волги мы проснулись в голой заволжской степи. Поезд долго стоял. Может даже больше суток. Когда же мы поехали вперёд, то через некоторое время увидели справа и слева от насыпи разбитые вагоны эшелона, ушедшего перед нами. Его разбомбили немцы. Так я впервые увидел войну. Все притихли и молча смотрели на сгоревшие вагоны.
Нам повезло, мы проскочили. Больше бомбёжек не было. Эшелон наш направлялся в город Алма-Ата (Отец яблок), но он был перенасыщен беженцами и нас без остановки провезли через него в сторону Караганды. Здесь и выгрузились, прямо на вокзале.
Пока мы ездили, лето закончилось. Нужно было где-то определяться на зиму. Поскольку моя мама была агрономом, то ей предложили поехать в село в колхоз агрономом. Оно находилось недалеко от Караганды. Из сёл специалисты были мобилизованы в армию. В этом селе жило много русских казаков, когда-то давно переселившихся в эти края. У них мы и поселились.
На всё село было только одно маленькое деревцо-тополь, росшее в огороде нашей хозяйки. Когда наступила весна, то вороны пытались на этом деревце свить себе гнездо, но хозяйка наша взяла вилы и сбросила с веток те прутики, которые они натаскали.
Прошедшая зима была очень холодной. Особенно плохо холод переносила наша бабушка Мария. Она часто говорила маме:
- Фрося! Куда ты меня в такой холод завезла?
Так в колхозе под Карагандой мы пережили первую военную зиму 1941–1942 годов.
Катя также работала в колхозе. За ней стал ухаживать молодой казах. Он появлялся у нас в доме. Как-то во время такого посещения приехал его отец. Они долго ругались на своем казахском языке. Затем отец выхватил из-за пояса нагайку и стал хлестать своего сына в нашем присутствии. Последний вскочил на коня и ускакал. Больше мы его не видели. Не захотел старый казах, чтобы у него невестка была русской.
Должен заметить, что при всей той военной неразберихе была четкая организация распределения беженцев.
Всё лето 1942 года мы прожили в селе под Карагандой, но к осени под уговорами бабушки мама решила перебраться южнее в Чимкент. Это Южноказахстанская область. Там нашлось для неё место преподавателя в сельскохозяйственном техникуме. К осени мы переехали туда, но уже в собственную квартиру, то есть  без хозяйки.
Приходится удивляться энергии нашей мамы. Ей тогда было тридцать лет. Как она с нами детьми и больной бабушкой могла перемещаться на такие расстояния. Да еще получать жильё и работу. Тогда вся страна выживала, а многодетным семьям было особое внимание. Во всех этих переездах нас выручали куриные яйца, которые перевозились в вёдрах, заполненных опилками. Яйца же выполняли роль лекарства ("гоголь-моголь) для детей. В Чимкенте мы ходили в бесплатную столовую на обеды. Нам давали пайки и тому подобное.
Жили мы в Чимкенте на углу квартала, примыкающего к глинобитной стене Ботанического сада.
Осенью 1942 года мне исполнилось восемь лет. Нужно было идти учиться в первый класс средней школы. Бабушка болела дома. Мама в это же время лежала в больнице с брюшным тифом. Тетя Катя училась в техникуме и не могла быть дома. За нами - детьми присматривали соседи. Так вот девочка-узбечка лет пятнадцати взяла меня за руку и отвела в школу в первый класс. За партой я сидел с девочкой-казашкой. Поэтому не пропустил ни одного класса.
Пусть теперь мне кто-нибудь из националистов скажет, что в Советском Союзе не было дружбы народов.
Так начался мой путь в науку.
К сожалению, тёплый Чимкент не помог нашей бабушке. Она вскоре умерла. На похоронах помню, что её гроб был из нестроганных досок.
О первых годах в школе города Чимкента у меня в памяти сохранились воспоминания о драках старшеклассников, об их играх на деньги с помощью железных биток. Научился я тогда добывать огонь с помощью кресала. Стрелять из рогатки по воронам. Одну даже подбили, сварили и съели. Помню, как зарубил змею чекменём. Снял с неё шкуру, которую хранил в книге. Потом забыл о ней и её съела моль.
Об отце долго ничего не было слышно. Вдруг неожиданно в январе 1944 года он приехал. Для всех нас это была большая радость. Одет папа был в полевую форму, но из американского материала. На плечах погоны с тремя звёздочками на каждом, то есть он уже был старшим лейтенантом, артиллеристом. На груди орден Красной звезды и значок гвардейца. Помню как бежал по лужам со снегом сообщить тёте Кате о том, что папа приехал. Он разыскал нас через город Бугуруслан, в котором был центр, где собирались все сведения о беженцах.
Интересно было слушать его рассказы о войне. О том, как он со своей артиллерийской батареей, командиром которой был, стоял против немецких танков на прямой наводке. Батарея отца подбила несколько немецких танков, но и его орудия были тоже разбиты. Один из немецких танков полз прямо на него. Отец успел спрыгнуть в окопчик. Танк наехал на него. Крутанул гусеницами. Отца завалило землёй. Танк поехал дальше и вскоре был подбит. Папа выбрался из окопа. В это время мимо на санях проезжал его старший командир, который собирал своих уцелевших бойцов. Он его и подобрал. Батарея отца всё же удержала высоту. Немецкие танки не прошли. За этот бой папу наградили орденом Красной звезды. В последующих боях отец был ранен в ногу и попал в госпиталь. Пребывая там, он по переписке нашёл наш адрес. После окончания лечения ему как раненому дали отпуск и он приехал за нами в Чимкент.
ДЕТСТВО В ДНЕПРОПЕТРОВСКЕ
Днепропетровск уже был освобождён от немцев. В него то и повез нас отец. Ехали мы туда теперь уже в пассажирском вагоне. По приезду нам дали трёхкомнатную квартиру на втором этаже в доме по улице Приказной, что недалеко от Днепра.
Устроив нас, отец вновь поехал на фронт. Мама пошла работать преподавателем в сельхозинститут, а я учиться в находящуюся рядом школу №22 во второй класс. Здание её было новое и красивое. К концу 1943-1944 учебного года читал плохо, и мне назначили переэкзаменовку на осень.
С соседями по этажу у нас сложились хорошие отношения. Помню, что жена соседа была огненно рыжей. Её мы так за глаза и называли "Рыжая". Её брат потом женился на нашей тёте Кате.
Однако война продолжалась. Над Днепропетровском иногда летали немецкие самолёты. Видел и я один такой самолёт разведчик, называемый рамой. По нему стреляли наши зенитные орудия, а осколки от разрывов снарядов даже падали в наш двор. Так прошло лето 1944 года.
Осенью я сдал переэкзаменовку по чтению и был переведен в третий класс. В этот год школы перешли на раздельное обучение мальчиков и девочек. Моя 22-я школа стала женской, а поэтому в третий класс пришлось ходить в 33-ю мужскую находящуюся довольно далеко возле Троицкого собора. Мне тогда было десять лет и приходилось ходить в школу через центр города.
Летом старшие ребята со двора показали нам дорогу к Днепру. Это было совсем недалеко. Мы ходили туда купаться к лесопилке. Там часть акватории была окружена бонами из брёвен. С них мы ныряли в воду. Как-то сестра Лёля тоже прыгнула с бона в воду, но в месте, где для неё было глубоко, и пошла ко дну. Вынырнув, она ухватилась за плавающее рядом бревно, но оно провернулось вокруг своей оси и Лёля опять оказалась под водой. В это время по бонам проходил взрослый парень. Он нагнулся, взял Лёлю за волосы, поднял и поставил её на боны. Естественно об этом происшествии мы родителям не сказали. Мама же, отпуская нас на Днепр, говорила:
- Утопитесь - домой не приходите.
Там я научился плавать. Сначала ходил в воде, а затем стал отталкиваться от дна и так, прыгая, постепенно поплыл.
Незадолго перед окончанием войны отец опять был ранен и оказался в госпитале в Днепропетровске. Мы ходили его навещать.
Немцев я тогда видел военнопленными. Двое их шло по городу под конвоем нашего солдата с винтовкой на работы.
Закончилась война. Сколько было радости на улицах и надежд в сердцах. В год её окончания родился мой второй брат Петя.
Лето 1945 года для меня прошло в пионерских лагерях, которые создавались при школах. В частности, в той же 22-ой школе. Во дворе её стояла пушка с полным боекомплектом снарядов. Мы из них добывали порох в мешочках и жгли его. Видно артиллеристы эту пушку потеряли. Один из наших мальчиков был без ноги, но с протезом. Где-то подорвался на мине. Он очень любил играть в футбол. Однако бегать ему было трудно, а поэтому в основном стоял на воротах.
Вскоре после окончания войны отец вернулся в Днепропетровск и стал работать заведующим сельхозотдела Городского совета.
На новый 1945-1946 учебный год я перешел в 57-ю школу. Тоже мужскую. Она располагалась ближе к нашему дому на улице Барикадной, то есть  за 22-ой школой. В отличие от последней здание моей теперешней школы было одноэтажное и небольшое, но уютное. В ней я проучился с четвёртого по седьмой классы включительно.
Время было трудное, а поэтому работникам сельхозотдела давали возможности выращивать свиней в сараях ветлечебницы. Она находилась в центре города. Недалеко от Дома пионеров. Кормление кабанчика и чистка хлева за ним стали моими обязанностями. Поэтому каждый день придя со школы я направлялся с ведром сваренных на помоях лушпаек (очисток) от картошки через весь город. Мне тогда было лет одиннадцать - двенадцать.
С лета 1946 года стали давать землю под огороды в окрестностях Днепропетровска. Обработкой их занимались в основном мы вдвоём с мамой. Папа был вечно занят на работе, а брат Алик имел только одну руку. Он так родился. Лёля (Оля) была ещё совсем маленькой. Однажды она зимой раскачивалась на перилах лестницы, ведущей в нашу квартиру на второй этаж. Руки её отцепились от перил, и она со второго этажа полетела вниз. Одета Лёля была в широкую шубу из искусственного меха. Последняя её и спасла. Шуба раздулась как парашют и Лёля мягко приземлилась на ноги во дворе. Последний напоминал собой каменный мешок между окружающими его зданиями. В нём совсем не было деревьев. Один из домов разрушен при бомбёжке. В нём мы в основном играли в войну, строили халабуды, жгли костры. К 22-ой школе примыкал сквер. Там мы играли в футбол.
Поскольку брат Петя был маленьким, то наша мама не работала и постоянно находилась с нами. Помогать ей приехала из города Каменца - Подольска тётя Стася. Все мы трудились и дома, и в сарае возле кабанчика, и в огородах, а поэтому кушать было что. Мы не голодали. Когда же теперь демократы без конца говорят о голодоморе на Украине в 1947 году, то я его не помню и голодающих на улицах Днепропетровска не видел. Зато не забыл как тогда назывался сорт картофеля, который мы выращивали на огородах - Белая Элла. Нужно трудиться и тогда будет что кушать. Это я усвоил ещё в одиннадцать - тринадцать лет.
Несмотря на то, что отец уже не был военным, у него сохранился пистолет как у представителя городской власти. Однажды мы с братом Аликом нашли его и начали с ним играть. Заряжали и разряжали. Нажимали на спусковой крючок при вынутой обойме. Непонятно как это получилось, но брат случайно дважды выстрелил в стену. Отец конечно это увидел, хотя мы дырку в стене замазали, и нам была "прочуханка".
Попадало нам с братом также из-за Лёльки. Мы её чем-то обидим. Она поплачет, успокоится и мы дальше играем все вместе. Но вот приходит мама. Лёля тут же бежит к ней жаловаться. Мама долго не разбирается и берётся за ремень. Что греха таить. Лупила она нас по-чёрному.
После второго класса я начал покуривать. Мы с братом собирали на улице окурки, вытряхивали сохранившийся в них табак и с него делали самокрутки. Тогда всё это было эпизодически.
Не помню от кого услышал песню, которая врезалась мне в память.
Жил в Ростове Витя Черевичкин.
В школе он отлично успевал
И в свободный час всегда обычно
Голубей родимых выпускал.
Уносились голуби высоко.
Уносили мысли за собой.
Грёзы о дивчине кареокой
Возвещали первую любовь.
Припев:
Голуби, мои вы милые
Улетайте в облачную высь.
Голуби, вы сизокрылые,
В небо голубое унеслись.
(Здесь пропущена часть текста песни. Не помню её.)
о моя любимая страна
Жизнь была прекрасной и привольною,
Но внезапно грянула война.
Дни придут с Победой Красной армии.
Разобьют фашистов наповал.
Снова буду в школе я учиться.
Думая наш Витя, напевал.
Припев:
Но однажды мимо дома Вити
Шёл отряд захватчиков, зверей.
Офицер им крикнул: - "Отберите
У мальчишки этих голубей".
Долго Витя им сопротивлялся,
Не хотел голубей родимых отдавать,
Но внезапно голос оборвался
И убит был Витя наповал.
Припев:
Вот такую песню мы тогда пели.
В 1946 году неожиданно приехали бывшие хозяева нашей квартиры - евреи. Решение руководства было такое, что мы должны квартиру освободить. Какое-то время мы жили вместе с ними, а затем переехали в квартиру, которая должна была освободиться. Она находилась в доме, который стоит рядом с Университетом справа от него, если смотреть на них со стороны бульвара, проходящего вдоль всего проспекта Карла Маркса. Квартира эта находилась на первом этаже. Мы сделали небольшую деревянную лестницу и по ней спускались в зелёный двор Университета для игр. Здесь мы прожили лето 1947 года вместе со старыми хозяевами. Однако, получилось так, что им не дали новую квартиру и они остались проживать в старой.
К зиме же мы переехали в частично восстановленную квартиру на улице Дзержинского, дом 27, квартира 8. До Октябрьской революции эта улица называлась Старо-Дворянской. Она проходит по нагорному плато, возвышающемуся над Днепром, точно так же как Печерск в Киеве. Это престижный район города.
Для жилья в нашей квартире тогда была приспособлена только одна комната. Вот в ней-то мы все ютились. Ремонт, а точнее строительство новой квартиры шел всю зиму 1947-1948 годов. Здесь я познакомился с рабочим классом, точнее со строителями. С их воззрениями и лексикой.
Квартира эта была одноэтажной. Она построена для нас на месте бывшего холодильника, в который во время войны упала бомба. Под всей квартирой теперь находился громадный подвал. В нём мы стали держать свиней и мне уже не нужно было ходить через весь город с ведром, полным помоями для их кормления.
Как и прежде летом главной задачей для нас были огороды. Посадка, прополка, сбор урожая. Еще раз пишу, что в Днепропетровске никакого голода в 1947 году не было. Как сейчас пишут демократы (ды). По крайней мере мы его не ощущали, так как много работали.
Тогда во нашем дворе находился Днепропетровский сельскохозяйст-венный институт (ДСХИ). Его здание было непосредственно на улице Дзержинского. Мама продолжила свою работу в нём на кафедре агрохимии. Петя теперь стал ходить в детский сад, что находился в соседнем дворе под окнами нашей квартиры. Мы его через окно передавали в руки воспитательницы.
Двор наш был большим и зелёным. В основном чистым. Дворником работала баба Найда - фигура колоритная благодаря своим действиям, не совсем пристойным, которые остались у меня в памяти. О них писать не буду, но читатель может сам догадаться. Посередине двора стояла водяная колонка. В квартире водопровода не было, отопление - печное. Нашей обязанностью было чистить печь от золы после того как дрова и каменный уголь прогорели.
В одно из первых лет нашего проживания на улице Дзержинского мы старшие дети отдыхали в пионерлагере в деревне, расположенной где-то за плавнями. От этого лагеря запомнилось, как по просьбе колхозников в поле собирали потерянные при уборке колоски. Сначала всё шло, как подобает. Поднимали с земли колоски. Сносили их в кучки. Кому-то пришло в голову устроить соревнование - кто больше соберет. При этом некоторые из ребят, чтобы отличиться стали таскать колоски из стогов и были в этом пагубном деле замечены пионервожатыми. Видно в нашем народе с детских лет живет тяга к надувательству для своей выгоды. Мне же самому было неприятно это видеть.
Ещё запомнилось, как на закрытие лагеря стреляли из ракетницы. Старший пионервожатый дал ракетницу молоденькой пионервожатой, чтобы она выстрелила. Та направила ракетницу не вертикально вверх, а под углом наклонным и светящийся ком попал в соломенную крышу дома. Начался пожар. Чтобы потушить его разбросали полкрыши соломы, но довольно быстро с ним справились.
Постепенно мы обживали новую квартиру. Она уже стала трёхкомнатной с кухней и комнатками для ванны, туалета, а также кладовки. Но практически их по-прежнему не было.
Кроме свиней, а их уже было двое, стали держать ещё и козу. Вскоре она родила двух козочек чёрненькую и серенькую. В доме появилось козье молоко. Мы их пасли в зелёной балке, что начиналась сразу за нашим двором и спускалась в сторону Днепра. Она называлась Кильманом. По имени её бывшего владельца. Говорили, что он был основоположником туберкулёзного диспансера, что на улице Крутогорной. Территория его примыкала к нашей балке с Запада.
Здесь мы из рогаток стреляли по воробьям чугунцами. Подбитых жарили на костре, нанизанными на проволочном вертеле. Однажды я даже чуть-чуть не остался без глаза. Кусочек чугуна, выпущенный кем-то из рогатки, попал мне в кость под глазом. Замечу, что у меня особых успехов в стрельбе не было. Как впрочем позже из пистолета тоже. Алик значительно лучше меня стрелял. Видно поэтому любит охоту.
В балке мы немного покуривали скрутки из бычков. Честно говоря, мне курение не нравилось с самого начала и покуривал я больше за компанию. Отец наш курил много. От него постоянно исходил запах табака. Мне неприятно было с ним целоваться, когда такой повод был. Мама стала замечать, что мы покуриваем и методично пыталась объяснить нам о вреде курения. Как-то мы в шкафу нашли вещмешок полный маленьких пачек махорки. Его папа привёз с фронта, но курить махорку не стал, перешёл на сигареты. Курили махорку долго и она постепенно начала убывать. Я сказал Алику, что махорку больше брать из вещмешка нельзя. Отец это заметит и нам будет прочуханка. Брат меня слушать не хотел и продолжал таскать отцовскую махорку. На этой почве мы с ним поссорились и я заявил ему, что больше курить не буду. Это было в восьмом классе. С тех пор не курю. Он же продолжал курить. Мама это часто засекала и тогда она перешла к методике физического внушения. Лупила Алика ремнём по чёрному, но так ничего не добилась. Он курит до сих пор. Чем окончилась история с махоркой в вещмешке? Не помню.
Учёба наша продолжалась в 57-ой школе, что была недалеко от Днепра и нашего дома на улице Приказной. В этой школе подобрался хороший состав учителей. В ней тогда училось много детей руководящих сотрудников города Днепропетровска. До седьмого класса я учился с Найдёновым - сыном Первого секретаря Обкома компартии и Кудиновым - сыном второго секретаря того же обкома. Моим ближайшим другом был Игорь Медведев сын управляющего вагоно-ремонтными заводами Украины. Отец его жил и работал в Киеве, а семья находилась в Днепропетровске. Здесь недалеко от нас у них был очень красивый дом. Отец Игоря очень дорожил им, а поэтому не остался в Киеве и вернулся в наш город. Правда, потом при Хрущеве у них этот дом отобрали.
ДВУЯЗЫЧЬЕ В ШКОЛЕ
Сейчас, когда с упорством обреченных насаждается украинский язык во все сферы деятельности граждан Украины, особенно от этого страдают те, кто своим умственным трудом добывают себе средства существования. Это интеллигенция - государственные служащие, преподаватели, научные работники и деятели культуры.
Мне пришлось с двуязычьем столкнуться ещё в четвертом классе средней школы. Я вырос в русскоязычной среде. Дома, в школе и во дворе почти все, с кем я общался, говорили на русском языке. Известно, что язык - это средство общения между людьми. Другого языка нам не требовалось.
Когда в школе я начал изучать украинский язык, то не мог понять его необходимость. Зачем изучать то, что нигде не используется. Больше того, у меня было впечатление, что кто-то умышленно испортил русский язык и теперь нам его навязывает.
Изучение украинского языка стало влиять на мои успехи по русскому языку. Я стал диктанты писать с ошибками. Другими словами, диктанты по русскому языку я писал с украинским акцентом, а украинские диктанты - с русским. Дошло до того, что по русскому стал получать двойки. Дело в том, что литературный украинский язык проще для изучения. Его создатели Котляревский и Шевченко выбросили все архаизмы, имевшиеся в русском языке, когда они переделывали его в украинский. Например, ничем не обусловленное удвоение согласных. Так слова "касса", "класс" и тому подобные пишутся в русском языке с двумя "с", а в украинском - с одним. Естественно, что ребенок выбирает более простой вариант и пишет в русском диктанте эти слова с одним "с".
По украинским диктантам у меня отметки были выше. Родители начали принимать меры. Они наняли мне репетитора по русскому языку. Я ходил к той учительнице домой и мы там писали русские диктанты.
Почему так получалось, я тогда не понимал. Теперь можно объяснить это явление. Русский язык более твердый. Это мужской язык. Украинский мелодичнее, мягкий, даже слащавый. Это женский язык. Ребенок выбирал то, что мягче. Честно говоря, я до сих пор не могу понять зачем в русском языке удваивать согласные. Ведь мы в обиходной речи не говорим "кас-с-а", а произносим "каса".
Так думал ребенок. Это отношение к украинскому языку у меня сохранилось на всю жизнь. Когда мой сын пошел учиться в школу, то я, как военнослужащий, добился, чтобы его освободили от изучения украинского языка. Все же русский язык люблю больше украинского.
Уйдя служить в армию, я избавился от украинского языка. Однако, теперь, когда после увольнения в запас стал работать в научно-исследовательских институтах, он меня опять достал, сейчас требуют, чтобы свои отчеты писал на укрмове. Причем книг по моей специальности на украинском языке практически нет. Приходится самому переводить необходимый материал с русского на украинский. Это отнимает много времени и вызывает раздражение. Такие отчеты никто из уважающих себя инженеров читать не будет. Получается мартышкин труд, а не научно-исследовательская работа.
ОТРОЧЕСТВО
После окончания 7-го класса меня перевели в 23-ю школу. Она располагалась недалеко от Исторического музея и тоже была престижной. В ней учился сын Брежнева. Последний тогда стал первым секретарём Днепропетровского обкома компартии. Жили они тоже близко от нас на улице Крутогорной возле Районной детской библиотеки. У них был очень красивый дом с башенками и парадной лестницей. С сыном Брежнева не знаком, но видел его в школе. Он учился на класс старше, чем я.
По моей инициативе ранней весной 1949 года мы с братом Аликом решили посадить возле своего дома деревья. Для этого разровняли кучу строительного мусора, которая осталась перед нашим входом в дом ещё со времён его восстановления. При этом мы выбрали из неё камни и доски. Земля же там была плохой с остатками штукатурки. Напротив, через улицу от нашего двора рыли котлован и машинами землю куда-то вывозили. Мне пришла мысль попросить водителей завезти землю нам. Что они и сделали. Заплатил я им тогда по три рубля за машину чернозёма. Всего-то.
Вместе с Аликом отрыли ямы под деревья объёмом больше метра кубического и засыпали их чернозёмом. Затем пошли в садовый питомник, что был тогда на седьмом километре Запорожского шоссе. Дорогу мы туда знали, так как когда-то недалеко от этого питомника находились наши огороды. Пешком на себе принесли саженцы деревьев и в один прекрасный день перед нашим домом, как говорится, заложили сад, то есть  посадили фруктовые деревья. Тогда мы посадили три абрикоса (сорта "Краснощёчка"), вишню ("Шпанка"), две сливы ("Ренклод колхозный"). Позже подсадили две яблони ("Белый налив" и "Пепинка"), а затем расширив участок в глубь двора - грушу ("Лимонка"). После этого нашли на свалке железные трубы и куски металлической сетки. Они то и пошли на заборчик.
Соседи сначала бурчали на наше огораживание, а затем все поступили по нашему примеру. Двор наш стал ещё более зелёным. Перед каждым подъездом нашего трёхсекционного дома теперь рос небольшой садик.
Деревья очень скоро себя показали и где-то уже через год мы ели свои абрикосы, сливы и вишни. Пока деревья были маленькими, между ними высаживались овощи, а непосредственно у входа в дом цветы. Эта любовь к растительности осталась у меня навсегда. Брат тоже стал заядлым садоводом - любителем. Сестра имела свой сад на даче, но продала его. Боялась там одна ночевать.
Когда я перешёл учиться в 23-ю школу, то учительница ботаники, зная моё увлечение садоводством, назначила меня старостой ботанического кружка. Она хотела развести во дворе школы сад. В этом деле я стал ей помощником. Мы с ребятами рыли ямы под деревья и кусты, заполняли их чернозёмом и проводили посадку. Меня даже для обеспечения руководства будущими садоводами отзывали с занятий.
В школе ребята меня звали не Володей, а Максимом.
С годами мои интересы постепенно перемещались за пределы нашего двора. Ещё в 57-ой школе нас всегда привлекали для участия в хоре. Тогда хором дирижировал старший пионервожатый школы. Он на фронте потерял одну ногу, а поэтому ходил на костылях. Так и выходил перед хором. Пели мы патриотические песни, такие как "Ой туманы мои растуманы". С ними выступали на Олимпиадах. Помню, что одна из них проходила во Дворце культуры Управления внутренних дел. Изучая здание дворца я залез под сцену. Там оказалось много оружия. Винтовки, автоматы. Среди них я нашёл кинжал. Правда, без рукоятки и ножен. Спрятал его под подкладку своего пальто и вынес из дворца. К кинжалу была сделана рукоятка из дерева. Он очищен от ржавчины и приобрёл приличный вид.
В школе № 23 в восьмом классе я больше сблизился с Игорем Медведевым. Мы вместе сидели за одной партой. У нас появились общие интересы. Он был старше меня на два года. Когда-то в младших классах по какой-то причине пропустил два класса. Говорили, что попал в дурную компанию … Ростом на полголовы выше меня. По характеру добродушный. Учился средне. Особенно плохо ему давалась математика. Видно сказывалось то, что он ранее пропустил два класса. Увлекался радиолюбительством. С ним мы делали первый детекторный радиоприёмник, который так и не заговорил. Всё же заниматься радиотехникой мне было с ним интересно.
На один из дней рождения Игоря я подарил ему тот кинжал. Говорят, что есть такое поверье: "Режущие предметы дарить нельзя". Тот, кому подаришь, отрежется от тебя. После окончания школы мы с Игорем расстались и почти не встречались. Пути наши разошлись.
С родителями у меня складывались хорошие отношения. В учёбе мне часто помогала мама. Когда же в пятом или шестом классе у меня появились проблемы с грамотностью (писал диктанты порой на двойки ), родители нашли репетитора - знакомую учительницу русского языка. Много ошибок я делал ещё и оттого, что писал диктанты, а потом и сочинения с украинским акцентом. Хотя дома и во дворе все говорили на русском языке. Только мама Толи Дудко да дворничка были украиноязычными.
Мама моя хорошо училась в детстве, а поэтому задачи по математике решать мне помогала она. Мы вместе с ней рассуждали и находили методы решения их.
Папа мой был ответственным работником (так тогда говорилось) - заведующим сельхозотдела Горсовета Днепропетровска. Всегда сильно занят на работе. Домой приходил поздно вечером, а то и ночью. Мы тогда уже спали. Когда же утром мы уходили в школу, он ещё спал. Такой режим работы был у всего государственного аппарата. Это обусловлено тем, что Сталин был "совой" и работал по ночам. В любой момент он мог затребовать того или иного партийного или государственного работника или какую-либо информацию от него. Поэтому весь руководящий аппарат страны почти всю ночь не спал. Теперь такая жизнь отца мне стала понятной.
От сильной нервной и физической нагрузки, а также от ран, полученных на войне, папа заболел. У него образовалась язва двенадцатиперстной кишки. Он долго лечился в госпиталях, а затем регулярно ездил в санатории. На работе начались осложнения. В результате отец вынужден оставить работу в Горсовете и перейти на должность старшего преподавателя в Днепропетровский сельскохозяйственный институт ( ДСХИ ).
Анализируя теперь этот момент его жизни, я пришёл к выводу, что немалую роль сыграла национальность. Он русский, причём приехавший из России. У него начальниками были все украинцы. Председатель Горсовета Гавриленко, заместитель председателя Голубенко и т.д. С позиций украинских националистов русского необходимо было вытеснить из властных структур. Что было и сделано.
Финансовое положение семьи ухудшилось. Мы вынуждены были пускать к нам квартирантов. Их было шесть студентов ДСХИ. Они разместились в большой комнате, которая имела площадь порядка тридцати метров. Мы же ютились в двух маленьких комнатках примерно по десять - двенадцать метров. Студенты эти были ребятами из сёл. Им в общежитии места не досталось. С некоторыми из них я подружился. Они рассказывали мне о своих романтических приключениях. От них получил первые уроки по мужской гигиене и безопасности половой жизни. Один из квартирантов уж очень любил обсуждать такие темы. Меня тоже это начинало интересовать. Так я начал постигать эти премудрости. С отцом на эту тему никогда не разговаривали.
Когда же у меня возникали какие-то проблемы с учёбой, то папа обычно говорил:
- Вова, учись хорошо, а то камни гатить будешь.
Хоть он и мало с нами общался, но дух его в доме был даже тогда, когда он отсутствовал. Сейчас вспомнил о духе. Однако, хочу заметить наша семья и семьи моих товарищей были атеистическими. Проблемы веры практически не обсуждались. Когда же однажды, я спросил у мамы:
- Кто такой Иисус Христос?
- Он был хорошим врачом и жил две тысячи лет назад, - ответила она.
Правда, в доме отмечалось Рождество Христово. Оно совпадало с полугодовыми именинами нашего младшего брата Пети. В этот день мама пекла много пирогов и мы ими объедались от души.
В 8-м классе я начал заниматься спортом. Сначала посещал секцию бокса. Однако, после того как один из моих товарищей во время боя сильно ударил меня по лицу, заниматься боксом мне расхотелось. После этого стал посещать секцию гимнастики в Спортивной школе Гороно. Она находилась во Дворце пионеров на проспекте Карла Маркса.
Сначала в нашей группе все были примерно одинаковы по своим успехам, но затем один мальчик стал выделяться среди нас. Учительница начала ему уделять больше внимания. Мы это видели. Такое положение нас не устраивало.
Примерно через полгода кто-то из моих товарищей предложил перейти в общество "Динамо", где был большой спортивный зал и всё выглядело как-то солиднее. Однако там мы прозанимались недолго. Однажды к нам на занятия заглянула наша учительница (тренер) из Спортивной школы Гороно. Она увидела нас и предложила вернуться на занятия к ней. Что мы и сделали. Какое-то время я посещал эту школу, но больших успехов у меня в гимнастике не было
ЮНОСТЬ В ДНЕПРОПЕТРОВСКЕ
Летом 1950 года мне шёл шестнадцатый год. Я закончил восьмой класс. Наша соседка - мама Лили Миклей предложила моей маме отправить меня на лето в геодезическую партию, чтобы немного подзаработать денег, поскольку экономическое состояние нашей семьи ухудшилось, а мы уже подрастали и нам на содержание требовалось больше. Мама с папой согласились отпустить меня в эту партию. Она состояла из пяти человек. Двое из них были геодезистами. Один потом стал нашим начальником. Трое подсобных рабочих помогали им в работе. Среди них был и я, да ещё двое девочек примерно моего возраста.
Наша задача состояла в том, чтобы снять профиль местности вдоль бывшей железной дороги между Красноармейском и Павлоградом. Эту дорогу разрушили немцы. Они хотели её переделать в автомобильное шоссе, но так и не довели дело до конца.
Для выполнения этой работы использовались теодолиты и измерительные рейки. С первыми работали геодезисты, а вторые носили мы - рабочие. Главное требование к нам было то, чтобы рейка на указанном месте стояла строго вертикально. Когда же я иногда отвлекался и моя рейка оказывалась наклонённой, то получал замечание от работающего со мной геодезиста.
Партия наша длилась десять дней. Ночевали мы в домах, что находились вдоль нашей дороги. Палаток у нас не было. Иногда спали на кроватях, но чаще покатом на полу.
Находившись за день, пройдя при этом километров двадцать, вечером после ужина падал и засыпал "без задних ног". Утром нас будил начальник партии.
По возвращению в Днепропетровск нам должны были заплатить деньги за работу в геодезической партии. Однако, когда я пришел за ними, то мне их не выдали без паспорта. Его у меня не было, поскольку ещё не исполнилось шестнадцати лет. Пришлось принести паспорт отца. Правда, сначала он не хотел его давать, но затем уступил моим просьбам.
ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА В КИЕВ
На заработанные в геодезической партии деньги я купил себе новые летние туфли, и у меня ещё осталось немного денег. Они были потрачены на поездку в Киев. Она состоялась благодаря приглашению моего друга Игоря Медведева. Его отец работал в Киеве начальником Управления вагоноремонтными заводами Юго-западной железной дороги, а семья жила в Днепропетровске. В 1950 году он перевёлся на работу в наш город, и им предстояло сдать квартиру в Киеве и перевезти вещи.
После окончания восьмого класса Игорь с его мамой и сестрой Милой поехали на каникулы к отцу в Киев. Когда же я вернулся из геодезической партии, то получил от них предложение приехать к ним. Хотя мне ещё не было шестнадцати лет, но чувствовал себя уверенно. Особенно с деньгами. Купил билет на поезд и вот уже я в Киеве.
Отец Игоря жил на улице Чудновского, в доме 13, на третьем этаже в подъезде, что слева, когда входишь во двор, который представляет собой довольно широкий колодец. Потом эта улица переименовывалась, сначала в улицу Репина, а теперь в Терещенскую. Вернулись к тому названию, которое у неё было до Октябрьской революции.
Вот как впоследствии был описан дом, в котором жил отец Игоря Медведева, в газете "Сегодня", 20 января 2007 года Дмитрием Лавровым.
"Если вы зайдете во внутренний дворик большого серого дома (Терещенская, 13), то удивитесь, обнаружив, что стены гигантского "колодца" украшены скульптурными изображениями ваз и пленительных женских головок. На фасаде вы увидите 14 обнаженных мужчин, шагающих друг за другом и составляющих своими телами один общий фриз - барельеф. Присмотритесь, вы обнаружите, что фигуры эти очень схожи, с той только разницей, что один мужчина несет в руках виноградные гроздья, а другой - фруктовые плоды. Это Дионис - Вакх - Бахус - греческо-римский бог веселья и вина. Всего таких 14 фигур".
В этом доме очень высокие потолки. Широкие мраморные лестницы, лифты.
Квартира у Медведевых была двухкомнатной, но комнаты - большие. Замечу, что в их доме в Днепропетровске было четыре комнаты. На этот факт я обратил внимание ещё тогда. Здесь в Киеве русских крупных специалистов не очень-то ценили даже при Союзе.
Прибыл я к ним, как говорится, " с корабля на бал". Несколько семей сотрудников отца Игоря выезжали на маёвку в лес куда-то за Днепр. Там, естественно, была небольшая выпивка, пение песен, игры и футбол. Меня всё это очень интересовало, так как ранее я никогда не бывал на подобных мероприятиях. Сохранились и фотографии, снятые тогда.
Пока я носил рейку вдоль и поперёк будущего железнодорожного полотна Игорь в Киеве успел познакомиться с соседкой, окна которой были напротив их квартиры. Звали её Алла Мельник. Дни были тёплые. Лето в самом разгаре. Вот и мы втроём большую часть своего свободного времени проводили на Трухановом острове на пляже. Пешеходного мостика туда тогда ещё не было и мы переправлялись на каких-то баржах, точнее больших лодках.
На пляже Игорь с Аллой забывали о моём существовании и обнимались никого не стесняясь. Так близко этого процесса я раньше не видел и мне было завидно. Эта любовь Игоря так и осталась в Киеве. В Днепропетровске у него появились другие привязанности. Парень он видный. Рост более ста восьмидесяти сантиметров.
Киев мне понравился. На его улицах, гуляя и рассматривая фасады зданий, я напевал песенку, которую услышал когда-то в нашем дворе на улице Приказной от одного парня, приехавшего из Киева.
Киев любимый город мой!
Киев советский дорогой!
Ты строен, молчаливый,
Зелёный и красивый.
Сердце Украины родной.
Промчались годы, быстрые как птица.
Ушёл на фронт мальчишка воевать.
И защищая честь родной столицы,
Вперёд бойцов за Родину он звал.
Когда в руках гранату он держал
И всем бойцам сурово приказал:
"- Бейте за Киев город мой!
Громите за Киев дорогой!
За дом за мой. За хату.
За друга и за брата.
Бейте за Киев город мой!
Мальчишка умер. А бойцы стояли.
И поклялись за друга отомстить.
В боях жестоких немцев убивая,
Сдержали клятву до конца их бить.
Настало время в Киев мы вошли
И с песней парня улицу прошли.
Киев любимый город мой!
Киев советский, дорогой.
Ты строен, молчаливый,
Зелёный и красивый,
Сердце Украины родной.
Лето заканчивалось. Нужно было ехать домой. Готовиться к школе. Игорь с мамой и Милой уехали пассажирским поездом, а я с его отцом, Михаилом Дмитриевичем, поехали в товарном вагоне, загруженном их вещами. Это позволило сэкономить мне на билете, но самое главное - осуществить неповторимое путешествие вдвоём с интересным человеком. Оно осталось в памяти.
Отец Игоря был хорошо начитан. Он много интересного рассказал мне за эту дорогу. Тогда я узнал, что такое тормоз Матросова, как он устроен и многое другое по железнодорожному транспорту. После этого путешествия решил в будущем поступить в железнодорожный институт. Но судьба распорядилась иначе. Уезжая из Киева я не думал, что она меня дважды вернет туда и надолго.
ШКОЛЬНАЯ ЮНОСТЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Одно время моя мама работала методистом на Детской технической станции. Записались и мы с Игорем туда в кружок автолюбителей. Мы изучали автомобиль ГАЗ-АА. Учились ездить на нём. Наш руководитель мечтал изготовить прозрачную модель его двигателя в уменьшенном виде. Камнем преткновения стали клапаны. Через отца Игоря на его заводе их изготовили, но дальше дело не пошло. Автомашину ГАЗ-АА всё же изучили.
Увлекался я также фотографией. Когда пришёл в фотокружок при Доме пионеров, фотоаппарата у меня ещё не было. Очень хотелось его иметь. Помогло сало кабана, выращенного мною. Взяв кусок сала дома, я продал его на базаре "Озёрка" и тут же купил себе подержанный фотоаппарат импортного производства марки "Alpa". Он снимал на стеклянные пластинки и был похож на отечественный аппарат "Фотокор", то есть  раскладывался и имел "гармошку". Пользовался я им недолго. С пластинками неудобно было работать. Поэтому, купил себе новый фотоаппарат "Любитель". Аппарат "Alpa" выпросил у меня один из родственников, который приезжал к нам в гости. На "Любителе" было сделано много хороших снимков. Лучшим среди них - портрет мамы размером 13 на 18 сантиметров. Есть хорошие фотографии Лили Миклей (Леночки Лезинской), брата Алика и сестры Оли (Лёли), а также групповые снимки.
Под руководством мамы на станции дети на небольших участках земли выращивали различные сельхозкультуры. Лучшие образцы их выдвигались на конкурсы и выставки. Целью этой работы было привить детям любовь к труду на земле и даже показать нерадивым крестьянам, чего можно достичь при хорошей обработке почвы и растений.
Новый учебный год в девятом классе мы начали в восстановленном здании школы №100. Она располагалась внизу вблизи нашей старой квартиры, что на улице Приказной. Ходили в неё по улице Крутогорной. У меня была мечта съехать на коньках по этой улице вниз и не упасть. Позже я её осуществил.
Школа наша мужская, а поэтому, чтобы мы выросли нормальными мужчинами, проводились совместные вечера с соседней женской 22-ой школой. На них мы учились танцевать и общаться с девушками. В этом деле видно у меня были серьёзные пробелы, если к семнадцати годам - ни одной постоянной подруги. К тому же я ещё не целовался.
У моей мамы была подруга Анна Николаевна. В прошлом балерина. Теперь она вела кружок бальных танцев. Стал его посещать и я. Как-то она сказала с намёком:
- Кружи этих девочек и не стесняйся.
Видно я был скован в общении с ними. Через несколько уроков я уже грамотно танцевал вальс. Затем пошли другие танцы: паде-катер, паде-грас, паде-паденер. Последний назывался ещё танцем конькобежцев.
Летом после окончания девятого класса мы с Игорем значительную часть своего свободного времени проводили на Днепре. Сначала занимались плаванием, а потом академической греблей. Поступили в секцию гребли спортивного общества "Сталь". Тренером у нас был речной "волк" по прозвищу Дик. Он был шоколадного цвета с головы до пят. Ходили на восьмёрке. Это гончая лодка с восьмью вёслами и восьмью гребцами, то есть  на одно весло один гребец. Сосед Игоря по дворам Алик Правосудович ходил на одиночке. У него результаты были выше наших. Любили мы и на обычных лодках поплавать по протокам между островами, подглядывая за парочками. С приездом отца Игоря в Днепропетровск в его распоряжении появилась яхта (швербот). Сам он редко на ней ходил по Днепру. Как говорят моряки. Поэтому, она часто бывала в нашем распоряжении. Мы с Игорем быстро научились ею управлять.
Вечерами в течение всего десятого класса я ездил в Дворец культуры имени Ильича на репетиции драмкружка. Руководителем его был молодой парень, лет на пять - шесть старше нас, только что окончивший театральное училище. Опыта у него не было никакого. Ставили мы спектакль по пьесе Михаила Светлова "Двадцать лет спустя". Эта пьеса переносит события времён мушкетёров на период после Октябрьской революции. Действия происходят в оккупированном белогвардейцами Екатеринославе, то есть  в послереволюционном нашем городе. Она описывает действия комсомольского подполья.
Мне поручили играть роль Якова, комсомольского ватажка. Я должен был открывать спектакль словами Михаила Светлова:
"Песнею, поэмою, трибуною,
Ничего от близких не тая,
Повторись опять моя сумбурная
Юность комсомольская моя.
Пролетай же время через трещины.
Постарайся день со днём связать.
Это мной давно уже обещано.
Это я обязан рассказать.
Повторяется юность заново,
Очень трогательной,
Чуть, чуть смешной.
Будто в детском театре занавес
Раскрывается передо мной."
Репетиции шли в течение всего десятого класса. Однако, пьесу мы так и не поставили. Что-то помешало. К тому же начались интриги. Наш руководитель и мой товарищ по школе Тарас Назимов влюбились в одну из актрис нашего кружка Зиночку Морозову. Первого она отвергла сразу. Со вторым ситуация осталась непонятной. Как-то руководитель кружка пытался вызвать меня на откровенность и заманить на свою сторону, но я не пошёл у него на поводу. Возможно, всё это послужило поводом для распада нашего кружка. Спектакль был сорван. Мы так и не сыграли пьесу ни разу перед публикой. К весне кружок прекратил своё существование, но ребята, за малыми исключениями, остались в хороших отношениях.
Закончил я школу хорошо. У меня в аттестате только две четвёрки - по алгебре и русскому языку, остальные все пятёрки, но серебряной медали мне не дали, так как четвёрки были по предметам из разных учебных групп. По алгебре четвёрка была случайной. Математика в целом давалась мне хорошо. А вот по русскому языку - закономерной. Русские диктанты и сочинения я писал с ошибками. Как уже отмечалось ранее, с украинским акцентом. Сказывалась окружающая среда.
Вообще мне до сих пор непонятно зачем культивировать эти два очень близких друг к другу языка. Украинский должен влиться в международный широко распространённый русский и не будет проблем у школьников, да и у политиков.
Хочется вспомнить своих учителей последних двух лет учебы в 100-ой школе.
Математику у нас преподавал Павел Антонович Рындин. Он же был директором школы. При этом директорские обязанности его часто так захватывали, что он опаздывал на уроки. Пока Павла Антоновича не было наш класс 10-й "Б" стоял "на головах". Шум от нас разносился по всей школе. Директор появлялся в дверях со словами: - Дикие звери клетку ломают.
Все вставали и мигом затихали. Начинался урок.
Физику вела Дора Израйлевна Торгман. Она же была классным руководителем. Полная добродушная еврейка. Отношения её ко всем ребятам были одинаковы. Вспоминаю её с теплотой.
Русскому языку нас учила полячка Эльза Владимировна Кавецкая. Увлекающаяся, импульсивная особа. Любила обсуждать с нами действия литературных героев и щекотливые темы.
Помню, что украинскую мову прививала нам высокая, крупная, полная ещё молодая женщина. Больше о ней ничего вспомнить не могу.
Другие учителя вспоминаются с трудом. Помню, что у географа были усы, а у исторички, маленькой щуплой женщины, муж был партийным работником.
Так закончилось школьная юность. Теперь предстояло выбрать дальнейший путь своей жизни.
ВЫБОР ПУТИ МОЕЙ ЖИЗНИ
В Днепропетровске много высших учебных заведений. Мои родители работали в Сельскохозяйственном институте. Примерно до восьмого класса я собирался туда поступать. Тогда моим увлечением было садоводство. Оно осталось у меня на всю жизнь. Моя мама хотела, чтобы я поступал в Тимирязевку, то есть  в Сельскохозяйственную академию в Москве. После общения с отцом Игоря решил поступать в транспортный институт. Тётя Игоря агитировала меня в Горный институт, где она работала. Там были самые высокие стипендии, но лезть под землю я не захотел. Ходил на экскурсию в Металлургический институт, но после того как побывал в горячем цеху и познакомился с его дымом и копотью на заводе, мне металлургом быть расхотелось.
В общем, к середине десятого класса у меня не было четкого решения по вопросу: "Куда пойти учиться? В какой институт".
Где-то в середине зимы в начале 1952 года в нашей сотой школе появился представитель военкомата. Он стал нас, то есть  выпускников, агитировать за то, чтобы мы подавали заявления для поступления в военное училище, готовящее лётчиков для реактивной авиации.
Из двух выпускных классов, в каждом из которых было по 25-30 мальчиков. Ни один из них не написал такого заявления. Желания идти служить офицером в армию ни у кого не было, тем более в какое-то непонятное училище. Реактивная авиация тогда только зарождалась.
После этого представитель военкомата совместно с нашим военруком и секретарём райкома комсомола стали по одному нас вызывать в кабинет и беседовать с "глазу на глаз". Результата не было. Тогда они решили начать с комсомольцев-руководителей.
Первым вызвали секретаря комсомольской организации школы Ромашку. Он вошёл в кабинет в очках и тут же вышел. Ему сказали, что в авиацию не подходит.
Затем вызвали меня - его заместителя.
- Куда Вы собираетесь пойти учиться после окончания школы? - спросил меня секретарь райкома комсомола.
- В Тимирязевку, то есть  в Сельскохозяйственную академию в Москве, - ответил я.
- Что, пшеничку будете сеять? - спросил военком.
- А чем плохое занятие? - парировал его выпад я.
После этого началась настоящая обработка моей психики. Мне заявили, что если я не напишу заявление на поступление в авиационное училище, то не настоящий комсомолец, а в вожаки молодёжи тем более не гожусь и вообще мне не место в комсомоле. Всё это повторялось несколько раз в различных вариантах. Они решили меня сломать, понимая, что если заместитель секретаря комсомольской организации школы напишет такое заявление, то за ним потянутся и другие школьники. В итоге я тут же при них написал такое заявление.
Когда я вышел в коридор, то ко мене бросились мои однокашники. Узнав, что я написал это заявление, ещё несколько ребят сделали то же самое. Представители военкомата и райкома свою задачу выполнили.
Как потом оказалось, это был набор, в который и Гагарин стал курсантом военного авиационного училища.
Однако видно не судьба мне стать лётчиком. Всю весну ходил в военкомат на медицинскую комиссию. Проверяли нас капитально, но когда дело дошло до моих глаз, то оказалось, что у меня дальтонизм, то есть  мои глаза плохо различают цветовые комбинации. С таким диагнозом в лётчики не берут. Когда мне военком сообщил об этом, то я его спросил:
- Теперь я могу быть свободен?
- Нет. Ты написал заявление на учёбу в военные заведения и мы подберём тебе подходящее для твоего диагноза. Как учишься? - спросил он.
- Первые выпускные экзамены сдал на отлично. Буду и дальше так же стараться, - ответил я.
- Тогда мы предлагаем тебе стать слушателем Военной академии тыла и снабжения. В неё поступают офицеры, послужившие в войсках после окончания училища. Сейчас же принято решение набирать туда и со школьной скамьи. Вот тебе адрес майора, который будет тоже поступать туда учиться. Езжай, посоветуйся с ним. Поговори также с родителями. С ответом не тяни. Желающие поступать туда найдутся. Всё. До скорого свидания, - закончил беседу военком.
Съездил по указанному адресу. Совет майора был:
- Только поступать. Это большая честь для мальчишки.
Отец же мне сказал:
- Хотелось, чтобы ты стал агрономом, как и я, но ты уже взрослый. Решай сам.
Теперь мне было над чем призадуматься. Сравнивая уровни обеспеченности нашей семьи и семей моих однокашников Тараса Назимова и Пяткина, родители которых были кадровыми офицерами, пришёл к выводу, что живут они много лучше нашего. Всё это, несмотря на то, что мой отец был тогда старшим преподавателем института, то есть  довольно высокопоставленным работником на гражданке.
В нашей семье было четверо детей: я, Алик, Лёля и Петя. Рассуждал я так: "Если мне удастся уйти на учёбу в высшее учебное заведение при полном армейском обеспечении, это значительно повысит жизненный уровень семьи в целом, что позволит братьям и сестре получить высшее образование".
Поэтому, несмотря на то, что мне хотелось стать агрономом - садоводом, я предпочёл поехать учиться в Военную академию тыла и снабжения Советской армии имени В.М. Молотова. Она располагалась в городе Калинине (теперь это Тверь), что недалеко от Москвы.
Некоторые мои знакомые отговаривали меня от этого шага, заявляя:
- Тебе в армии придётся убивать людей, а может и самому быть убитым.
Теперь могу сказать, что благодаря тогдашней политики коммунистической партии и руководства страны, мне, прослужившему 36 лет в армии с 1952 по 1988 годы и не только в Киеве, а и на Кавказе, ни разу не пришлось стрелять в людей и по мне никто не стрелял.
И ещё. Когда вопрос о моём поступлении в академию обсуждался в семье, отец предложил сходить со мной к директору нашего сельскохозяйственного института ( я не боюсь этого слова, в его стенах я вырос) профессору Лысенко. Помню, что он мне тогда сказал:
- Поступай в Военную академию. В наш институт я тебя всегда приму.
Замечу, что отношения отца с директором не всегда были гладкими.
Мне могут возразить:
- Военные конфликты в те годы тоже были.
- Да, были. Но не настолько масштабные, как после развала Советского Союза. Кроме того, каждый мужчина должен уметь защищать свою Родину. А, если всё-таки грянет война, то большинство мужчин пойдёт на фронт. Я же буду к этому подготовлен. Примерно так я, юноша, которому ещё даже не исполнилось восемнадцати лет, рассуждал тогда, прежде чем дать своё согласие на поступление в Военную академию.
После всех этих обсуждений сообщил своё решение в военкомате о моём желании поступать в академию. Затем продолжал сдавать выпускные экзамены в школе и гулял на выпускных вечерах. И так аттестат у меня в руках. В нём только две четвёрки - по русскому языку и алгебре. Однако, медали, даже серебряной, у меня нет. Придётся сдавать вступительные экзамены в академию на общих основаниях.
Где-то в июле 1952 года получил в военкомате запечатанный пакет с моими документами и требования на бесплатный проезд по железной дороге до города Калинина. Теперь это Тверь. Выехал я с маленьким чемоданчиком полным книг - учебников за среднюю школу в Калинин через Москву. С дня моего выезда из Днепропетровска начался отсчёт дней моей службы в Советской армии.
АКАДЕМИЯ В КАЛИНИНЕ
Впервые в Москве я был перед войной с родителями. Мы ехали на родину моего папы в Смоленскую область через Москву. В ней задержались на Первомайские праздники. Помню, как стояли в толпе, наблюдавшей шествие демонстрации по Красной площади. Мне тогда было шесть лет.
Итак, в середине июля 1952 года я вновь в Москве. Выйдя из вагона на Курском вокзале, немедленно направился на Красную площадь в Мавзолей к Ленину. Там была огромная очередь. С вещами в Мавзолей не пускали. Их нужно было сдать в камеру хранения, которая находилась в здании Исторического музея. Однако, мой тяжёлый чемоданчик с учебниками там не захотели принять. На счастье возле меня в очереди стояли две девушки, которые не хотели сдавать в камеру хранения свои вещи. Одна из них предложила посторожить мой чемоданчик пока я пройду через Мавзолей вместе со второй девушкой. Я был настолько доверчив, что тут же отдал свой чемоданчик, в котором лежал пакет с моими документами, причём, не задумываясь о последствиях.
Мы прошли через Мавзолей. Посмотрели на Ленина, Впечатление было сильное, ибо он был для нас великим человеком и вождём. Так мы соприкоснулись с нашей историей. Пока проходила через Мавзолей вторая девушка мы с первой стояли и болтали, но так и не познакомились. Как только вторая вышла, я распрощался и поехал дальше по Москве.
Вторым объектом посещения был Московский государственный университет имени М.В.Ломоносова на Ленинских горах. Я обошёл всё это величественное высотное здание вокруг. Из одного подъезда вышла девушка с кольцом хула-хупа на плече. Заговорил с ней. Узнал от неё что-то об университете и мы разошлись по своим делам.
Мелькнула мысль: "А не подать ли документы на поступление в этот университет?" Но с одной стороны было как-то боязно, уж очень высокая слава о нём шла. Поступить туда считалось очень трудно. С другой же стороны, в Москву я приехал за счёт средств военкомата, и это тоже удержало меня от такого шага. Мои понятия о чести не совмещались с таким дезертирством.
Поэтому, погуляв ещё по Москве, я поздно вечером по проездным документам, выданным в военкомате Днепропетровска, взял билет до города Калинина и выехал туда.
Утром я уже стоял на проходной Академии тыла и снабжения Советской Армии имени В.М.Молотова. Это было 15 июля 1952 года. С этого дня, как уже писалось, у меня пошел отсчёт лет службы в Вооружённых силах.
Документы у меня приняли без проблем. Сразу же поставили в строй таких же поступающих как я и повели в столовую. Здесь я впервые в жизни выпил ананасовый сок, поданный на третье. Про себя подумал: "Вот что значит тыл. Там всё есть."
Поступающих в Академию, то есть абитуриентов, было очень много. Как потом выяснилось, нам создали конкурс восемь человек на одно место. Среди ребят был и мой однофамилец. В свободное время кто-то из них предложил сходить на Волгу. Была ли это самоволка? Точно не знаю. В нашем кругу оказалась какая-то девушка. Очевидно знакомая кого-то из местных ребят. Мы купались все вместе. В воде барахтались, подныривали друг под друга. Я тоже подныривал под девушку, открывал глаза в воде и стремился дотронуться до её ноги. Ушёл в казарму я раньше других. К вечеру разразился скандал. У той девушки что-то пропало и она пришла жаловаться в Академию.
Руководство наше разбиралось недолго. Несколько ребят из тех, кто был тогда на реке, отчислены из числа поступающих, в том числе и мой однофамилец. Мы с ним спокойно распрощались. Он практически не переживал. Некоторые ребята, как потом выяснилось, вообще просто поехали покататься за счёт военкомата.
Больше я за проходную Академии самовольно не выходил. Усиленно готовился к экзаменам и затем их успешно сдавал, в основном на отлично. Экзаменов было много. Наряду с общеобязательными сдавались ещё история и география. Список поступивших в Академию был составлен по числу, полученному от суммирования всех оценок по экзаменам.
Первым в этом списке был Захаров Геннадий Иванович (потом мы его называли Гешкой). Он получил наивысший балл на вступительных экзаменах. Отец у него был полковником, старшим преподавателем нашей Академии. Позже в течение семестров Гешка учился средне, даже с тройками.
Вторым в этом списке был я. Свою хорошую подготовку подтвердил и на семестровых экзаменах первого курса, которые сдавал все на отлично. Из-за украинского акцента получил кличку "Мэтр". Во многих словах вместо звука "Е" говорил "Э".
В течение первого года обучения ближе всего сошёлся с Тепиным Игорем (его отец был начальником тыла Академии) и Попехиным Олегом, тоже из военной семьи. С последним у меня отношения позже испортились из-за того, что мне как секретарю комсомольского бюро учебного отделения пришлось заслушивать его на собрании за самоволку.
В памяти сохранились также фамилии и имена моих других однокашников: Хвоин Женя, Якутин Юра, Пудков Серёжа, Наги-Заде Герман, Бондарь Володя, Асеев Саша, Антюхов Витя, Кундин Толя
Хочу перечислить всех своих командиров. Начальником Академии был генерал-лейтенант Миловский, начальником инженерного факультета - полковник Жуковский, начальником курса - подполковник Шидловский. Мы ходили на лекции в потоке вместе с офицерами, но организационно были объединены в роту курсантов, состоящую из двух взводов. Командиром роты был капитан Дроздов, а командиром взвода будущих инженеров - технологов старший лейтенант Коновалов. Старшиной роты - старшина Лопата. Все командиры в роте не имели высшего образования, но для нас были образцовыми офицерами, особенно капитан Дроздов. Лицо у него волевое. Цыганского типа. У старшины Лопаты нос свёрнут на правый бок. Видно пострадал когда-то в драке. Кроме нашего взвода технологов был ещё взвод механиков. Нас готовили стать инженерами для войск тыла и называли некомбатантами, то есть  непосредственно в боях неучаствующими.
При зачислении в Академию нас назначили на должность "слушателя" и присвоили воинское звание "курсант". После первой экзаменационной сессии я получил воинское звание "младший сержант", поскольку был секретарём комсомольского бюро учебного отделения, соответствующего строевому взводу.
Непосредственными командирами над нами, то есть заместителями командиров взводов и командирами отделений были поставлены слушатели, поступившие из войск сержанты и солдаты. Это старший сержант Лиморенко, младший сержант Ночвин Коля (из моряков). Командиром моего отделения был рядовой Усилов. Они жили вместе с нами в большой комнате на первом этаже Гусевских казарм, которые располагались практически в центре города Калинина. На втором этаже этого здания находились аудитории для проведения учебных занятий. Завтракать, обедать и ужинать мы ходили строем в основной корпус Академии, где была столовая. Стоимость питания высчитывалась из нашего оклада, который составлял 750 рублей. На питание уходило примерно половина его. Остальное всё было бесплатным.
По дороге в столовую мы ходили строем мимо здания педагогического института, где в основном учились девушки. Наш марш сопровождался громким пением. При этом они высовывались в окна и махали нам руками, а мы старались погромче орать.
Предшествующий нам набор слушателей из гражданской молодёжи в казарме не жил и строем в столовую не ходил, то есть  пользовался наряду с офицерами всеми правами свободного перемещения за пределами времени прибывания на занятиях. Поэтому они свободно ходили в пединститут на танцы. Но однажды устроили там драку со студентами - мальчиками. После этого несколько человек, из дравшихся, выгнали из Академии, а остальных перевели на казарменное положение. После сдачи экзаменов за первый курс им было присвоено звание младший техник - лейтенант и они с начала второго курса жили, как и все другие офицеры - слушатели. Мы же, их преемники, несмотря на то, что назывались слушателями, в столовую ходили строем.
Так вот проходя мимо пединститута мы пели различные строевые песни. Среди них была и такая:
"Чьё-то сердце загрустило."
После этой строки, чтобы усилить эффект, мы выкрикивали фамилию нашего товарища: "Усилов". Результат достигался мгновенно. После чего мы дальше продолжали петь:
"Знать оно любить хотело.
Залилось оно тоскою.
Вслед за войском полетело.
Для тебя, моя родная,
Эта песенка простая.
Я влюблён и ты, быть может,
Потеряла сердце тоже
И теперь от боя к бою
Я ношу его с собою …"
Затем припев повторялся, а за ним повторялось и четверостишие с выкриком "Усилов".
Пели и другие песни. Среди них "Ласточка, касаточка!", "Мы идём, идём большими маршами", "В буднях великих строек" (то есть Марш энтузиастов ), "Артиллеристы! Сталин дал приказ!" Все эти песни были жизнеутверждающими, призывающими идти вперёд к лучшей жизни, а не упадническими, как теперь.
В жизни нашей всё было направлено на учёбу. Даже в увольнение практически не ходили. Правда дважды за первый год обучения я всё же увольнялся. Первый раз меня просто послали за канцтоварами для всего моего взвода, а второй раз, когда я получил воинское звание "младший сержант", отпустили просто погулять.
Конечно, все мы тогда были молодыми и у нас в голове, кроме учёбы, были ещё девушки. Вот и песни пели всё о них. Как пристойные, так и не таковые. Например:
Если с девушкой гуляешь по Советской,
(Это центральная улица в городе Калинине.)
И она тебе сказала:
"- Я твоя!
Ты её скорей хватай
И в кусты её толкай.
Никогда и нигде не унывай!
Вечерами собирались в нашей Гусевской казарме и чаще всего под руководством курсанта Михайлова, который играл на аккордеоне, пели песни и такие:
Если твой котелок уже не варит,
Пустоты ты его не выдавай.
Делай вид, что ты Сократ
И что чёрт тебе не брат.
Никогда и нигде не унывай.
Если выгнали тебя из института,
И директор скажет жалобно:
- "Прощай!"…
Дальше я слова забыл. Отмечу только, что раньше в ВУЗах был именно директор, а не ректор, как теперь. Кому-то всё хочется изменять названия. Думают, что от этого дела пойдут лучше. Ну, да ладно. Это просто так к слову.
Однако, всё же учёба была главной. У нас практически свободного времени нет. Утром до обеда на плановых занятиях. После обеда - час сна. Как же трудно было просыпаться днём, когда старшина кричал: "Подъём!" Затем - самоподготовка до ужина, а после него опять за книжки. Телевизоров не было. Это они сейчас в основном губят молодёжь.
Среди преподавателей были выходцы с Украины, так как наша Академия ранее находилась в городе Харькове. Запомнилась мне преподаватель химии женщина небольшого роста. Она говорила на "Э", то есть  в некоторых словах, так же как и я, вместо звука "Е" произносила звук "Э". Например, "Мэтод", "Мэтр". Эту особенность подметил Володя Курбатов и дал мне кличку "Мэтр". Она не обидная и я не возражал, когда меня так называли. Это уже потом в нашем лексиконе данное слово приобрело смысл как синоним руководителя.
Зимнюю экзаменационную сессию я сдал на отлично. После неё выехал в отпуск в конце февраля 1953 года в город Днепропетровск, то есть  домой к родителям. Вся моя родня была рада моему приезду. Есть фотографии, на которых я в солдатской шинели среди них в садике, что возле нашей квартиры.
Побыв немного дома, стал навещать своих друзей. Был у Игоря Медведева. Он учился тогда в Горном институте, где работала его тётя.
На следующее утро проснулся рано. Долго лежал на раскладушке в большой комнате, на которой мне постелила мама, так как все кровати в квартире были заняты другими родственниками.
Неожиданно заговорил висевший на стене чёрный тарелочный репродуктор нашей радиоточки. То, что он сообщил было ужасно:
- "Пятого марта умер Сталин."
Услышав это, мой отец вышёл из спальни ко мне. Понимая, что военнослужащий должен в таких случаях принять какое-то решение, я спросил у отца:
- Папа! Что мне делать?
- Тебе, сын, нужно немедленно ехать в часть,- был его ответ. Так оценил ситуацию старый солдат. Что я и сделал в тот же вечер.
В Москве я остановился у Зиночки Морозовой, своей знакомой по 22-ой школе Днепропетровска. Полгода назад мы с ней вальсом открывали школьные вечера. Она, также как и её старшая сестра, училась уже в Московском энергетическом институте. Зина отвела меня в комнату к знакомым ей мальчикам-студентам. Там временно и поселился.
Поезд, которым я ехал в Москву, был забит молодёжью, ехавшей посмотреть Сталина в гробу. Теперь, устроившись с жильём, спросил у Зины:
- Когда мы с тобой пойдём попрощаться со Сталиным?
- Я сама не пойду и тебя не пущу. Не хочу отвечать за твою жизнь перед твоей мамой, - был её ответ.
- Почему ты так говоришь? - пытался уточнить ситуацию я.
- Возле Колонного зала Дома Союзов, где лежит Сталин, происходит что-то несусветное. Люди, чтобы пройти посмотреть Сталина, давят друг друга.
Затем Зина взяла меня за руку и повела в одну из соседних комнат. Там находилась девушка, вернувшаяся с прощания. Она сидела на стуле по середине комнаты. Одежда её была изорвана. Вокруг стояли студенты и слушали её рассказ.
Тогда по разным оценкам было раздавлено около тысячи человек. Сталин унёс с собой их жизни. Настолько был велик порыв народа, особенно у молодёжи, чтобы посмотреть своего вождя, Хрущёв же хотел его как можно скорее похоронить, а затем начать делить власть.
Ни Зина, ни я и никто из её однокурсников не пошёл прощаться со Сталиным. Сработал здоровый инстинкт самосохранения. После его похорон я уехал в Калинин в свою Академию.
Пошел второй семестр первого года обучения в Академии тыла и снабжения имени В.М.Молотова. Мы "грызли гранит науки". Я сам с особым усердием. Предстояло еще выполнить курсовой проект по курсу "Детали машин". Мне преподавателем было поручено сконструировать червячный редуктор. Рассчитал я его довольно быстро. Теперь предстояло вычертить на листе ватмана А1. Чертежный зал в академии был оборудован всем необходимым. Нужно только было сесть за чертежную доску, но времени у меня уже не хватало. Тогда я решил, что буду чертить чертеж червячного редуктора всю ночь. Не один я оказался в таком положении. Со мной в чертежном зале целую ночь проработал еще один слушатель командного факультета, причем в звании майора. К утру наши чертежи были готовы. Я свой успешно защитил.
Второй семестр закончил тоже на отлично. Генка Захаров, стоявший в списке абитуриентов впереди меня, теперь сильно отставал. Было понятно, что при поступлении ему сильно помогли знакомые его папы - старшего преподавателя и полковника. Вообще с детьми некоторых крупных военных у нас были проблемы. Сын штабного московского генерала курсант Бавин со своим дружком курсантом Чагиным обворовали каптерку. Состоялось разбирательство и их отчислили из состава слушателей Академии солдатами в войска.
После смерти Сталина у меня сохранились газеты. Там, рядом с ним, лежащем в гробу, часто мелькал Берия. Сначала я хотел эти газеты сберечь для истории, но когда расстреляли Берия, мне посоветовали их выбросить, что и было сделано.
О наших академических преподавателях помню мало. Сообщу только о выделяющихся чем-то фигурах.
Физику у нас читал еврей профессор Китайгородский. Высокий мужик с громадным горбатым носом. Он жил в Москве, а на лекции приезжал в Калинин на автомашине "Победа", будучи сам за рулем.
Запомнился ещё преподаватель по физической подготовке своим изречением-шуткой. Это был полковник с пышными густыми бровями. Когда мы пробежали три раза вокруг стадиона, он неожиданно громко крикнул:
- Подтянись! Осталось сорок кругов.
Физически слабые сразу затормозили бег и чуть не попадали на землю. Среди них был курсант Азбель. Его потом отчислили из академии по состоянию здоровья.
Историю КПСС читал тоже еврей подполковник Шульц. Он был какой-то весь кругленький. Страдал одышкой, так как постоянно с шумом выпускал из себя воздух. Если слушатель на семинаре или экзамене отвечал всё правильно, то Шульц сидел за столом безучастно. Когда же отвечающий начинал врать, он тут же руками начинал измерять свой стол.
Из наших тыловых курсантов есть и генералы. Насколько мне известно, это Боря Алисов. Когда-то на одной из встреч в КВИРТУ мы с ним разговорились. Тогда ещё были капитанами. Сначала обычные в таких случаях приветствия и вопросы. Смотрю, а у него на груди среди орденских колодок колодочка ордена "Красная звезда".
- Да, ты у нас орденоносец,- подколол я его,- за что получил?
- Читать газеты надо,- ответил Боря важно.
Потом мне Витя Антюхов сказал, что орден ему дали за освоение новой техники. Служил Алисов в Космических войсках на большой должности, получил даже звание генерал-лейтенанта. К сожалению уже умер и похоронен в Москве. В Академии Боря вместе с Чагиным был отличниками по строевой подготовке. На них преподаватель нам показывал, как надо ходить. Чагина выгнали, а Алисов стал генералом. Такова их судьба.
Были в нашей курсантской среде и другие нехорошие явления. Генеральский сын – курсант Бавин много себе позволял. Он часто ходил в самоволки и выпивал спиртные напитки. Командованию надоело с ним возиться и  решили его отчислить из Академии. Сообщили об этом отцу – генералу, проходящему службу в Центральном штабе войск тыла Советской Армии. Он тут же приехал на встречу с командованием Академии и уговорил  не отчислять сына. Отец уехал, но последний не успокоился. Ему нужны были деньги на выпивку. Он вошел в сговор с солдатами из батальона обеспечения, и они вместе обворовали каптерку. Этого командование не простило. Курсанта Бовина отчислили из Академии и отправили в войска служить солдатом. Вот такие бывают генеральские дети.
Закончился второй семестр. Экзамены были сданы на отлично.
Пора было ехать в отпуск. Судьба же, в лице руководства Министерства обороны, распорядилась иначе. Нам объяснили, что Родине срочно потребовались специалисты по радиолокации. Тогда в стране стало создаваться сплошное радиолокационное поле, то есть вся территория СССР должна была быть покрыта сетью радиолокационных станций, располагаемых одна от другой на сотни километров и далеко не всегда в городах. Что такое радиолокация? Я это знал только по учебнику физики.
Так вот. Нашу роту курсантов в составе двух взводов технологов и механиков собрали в зале и довели распоряжение: "Все желающие могут написать рапорт о переводе в Киевское высшее инженерное радиотехническое училище (КВИРТУ) Противовоздушной обороны (ПВО) страны на второй курс". (Войсковая часть 52075).
Начальник курса подполковник Шидловский спросил: "Есть желающие поехать дальше учиться в Киев?" Молчание. Мы были ошарашены. После того, как проучились год в Академии, ехать учиться в какое-то не очень понятное училище никто не захотел.
Но история повторилась вновь! Нас начали по одному вызывать к начальнику факультета полковнику Жуковскому. Там же присутствовал начальник политотдела Академии полковник Бездин и его помощник по комсомолу. От нас требовалось одно - написать рапорт о переводе в училище, но все отказывались. Также как и тогда, год назад в Сотой школе города Днепропетровска, начали вызывать комсомольский актив. Я оказался первым. Мне опять стали говорить, что я плохой комсомольский вожак, если не хочу пойти навстречу партии и правительству. В общем, Родина требует! Тогда я, также, как и в первый раз ещё в школе, тоже первым написал рапорт о переводе. Однако далеко не все курсанты поехали в Киев. В академии остались те, кто как-то был связан с её руководством. В частности, мой ближайший товарищ Игорь Тепин. Об его отце я уже писал. Он был заместителем начальника академии по тылу.
Уезжая на Украину, я на день задержался в Москве. Вновь пошёл в Мавзолей посмотреть теперь уже Ленина и Сталина, лежащих рядом. Последний выглядел значительно крупнее первого. В Москве я был недолго и вскоре выехал домой в Днепропетровск, а после отпуска в Киев.
КИЕВСКОЕ ВЫСШЕЕ ИНЖЕНЕРНОЕ РАДИОТЕХНИЧЕСКОЕ УЧИЛИЩЕ
Приехав в Киев, я с вещами пошел по указанному в предписании адресу в училище. Сокращенно оно называлось КВИРТУ. Там меня встретили мои товарищи по академии. При этом оказалось, что в КВИРТУ на второй курс собрали слушателей почти со всех академий Советского Союза. Там уже были мои ровесники из бронетанковой, связи, железнодорожной, саперной академий, а также из других высших военных училищ. Характерно, что они ранее учились не по радиотехническому профилю. Причем в других академиях ни у кого из слушателей желания ехать учиться в Киев не спрашивали. Просто объявили, какой взвод в полном составе переводится в КВИРТУ.
Постепенно мы разобрались, что к чему. Оказалось, что это училище дает такое же высшее образование, как и академия, то есть по гражданскому образованию мы приравнивались к студентам институтов (университетов). В то же время оно не давало высшего военного образования. Это была для нас потеря. Выяснили последнее много позже.
Само же училище вначале называлось войсковой частью. Таким образом наши начальники пытались его засекретить и в городе нам даже запрещалось произносить его полное название.
Мы сохранили должности как в академии - слушатель, а воинское звание было курсант. В средних училищах обучаемые слушателями не называются. У них курсант обозначает и должность и звание.
Ряд наших слушателей сильно недовольны переводом в Киев, а поэтому под разными предлогами стремились уволиться из армии. Начались пьянки, пошли другие нарушения дисциплины. Руководство училища стало применять строгие меры. Замечу, что на второй курс в 1953 году приехало в КВИРТУ пятьсот человек, а в 1956 году после трех лет обучения выпустили из училища четыреста. Сто слушателей отчислили. У меня выбора не было. Мне домой к родителям возвращаться было нельзя. Там ещё трое подрастало, кого надо было кормить и учить. Причем брат мой Алик без левой руки (так родился), а поэтому он пойти служить в Армию не мог.
Здание нашего училища было довоенной постройки в стиле конструктивизма. В архитектурном отношении только лекционный корпус, выходивший лицом на улицу Мельникова, мне нравился. Возле него росли высокие ели. Ранее в нем была какая-то школа. На стене даже висела мемориальная табличка украинскому просветителю. Не помню его фамилии. Основные корпуса училища были построены на старом кладбище. Во дворе его, когда рыли траншеи для водопровода, находили человеческие кости. Думаю, что половина Киева в старой его части стоит на кладбищах. Основной корпус, построенный полукругом, был типичным строением учебного заведения. Говорили, что в нем даже располагался штаб артиллерии Киевского военного округа.
Через дорогу напротив находились корпуса Военного медицинского училища. Они были ничем особенным непримечательные и, когда КВИРТУ расширилось, то медучилище закрыли, а здания передали нам.
Во дворе нашего училища находилось трамвайное кольцо, обсаженное фруктовыми деревьями. Мы любили там отдыхать во время перерывов между занятиями.
Начальником училища был генерал Короленко. Хорошо запомнились генералы Морозов и Кравцов. Лицо первого напоминало бульдога. Он постоянно, проводя то или иное построение, на нас рявкал. Кравцов был интеллигентом.
С первых дней нас загрузили занятиями, нам предстояло выполнить пятилетнюю программу высшего учебного заведения за четыре года, то есть до конца обучения оставалось три года. Кроме того, поскольку в разных академиях учебные планы были составлены неодинаково, то объединить нас в потоки по сто человек было сложно. В частности, мы - слушатели Академии тыла и снабжения не успели пройти некоторые разделы математического анализа. Поэтому их нам дочитывали вечерами. В связи с чем число учебных часов в день достигало восьми, а иногда и десяти. Затем ещё и самоподготовка.
Из преподавателей того года обучения помню гражданского доцента еврея Городецкого. Он читал нам теоретические основы электротехники. Теорию машин и механизмов читал тоже гражданский преподаватель по кличке "Кулиса" - доцент Сохненко..
В КВИРТУ нас готовили по одной радиотехнической специальности. Мы должны были стать инженерами по радиолокации, причем по эксплуатации радиолокационных станций дальнего обнаружения.
Приехавшие в Киев слушатели были распределены по курсам, примерно по сто человек.
Начальником нашего курса был полковник Андриенко. Когда мы у него спросили:
- Какое учебное заведение Вы закончили?
Он ответил:
- Конно-спортивную школу в 1919 году.
Ему было больше шестидесяти лет. Роста высокого. Выглядел он подтянутым, но немного сутулым. Голова вся лысая, как шар. Черты лица правильные, нос с горбинкой. Вначале наш курс размещался в спортивном зале, где мы ночью спали на двухэтажных койках.
В шесть часов утра полковник Андриенко приходил нас будить, как старшина. Однако на его команду "Подъем" наши слушатели не всегда соответственно реагировали и продолжали лежать. Вообще-то юридически у нас была уже не казарма, а общежитие, поэтому здесь общих подъемов в принципе не должно было быть. Вот однажды, увидев нас спящих, полковник Андриенко изрек:
- Слушатели сплять! А учэба стоить! А кругом капиталистическое окружение.
Всё! Для нас он до конца нашего пребывания в КВИРТУ стал полковником "Учэбой".
Других наших начальников назначали из числа слушателей. Так старшиной курса был майор Сорокин, 1922 года рождения. Он уже в годах, но учился вместе с нами. Командиром учебного отделения капитан Лежнев, 1925 года рождения. Интеллигентный такой, из саперов.
Вход и выход из училища для нас, слушателей второго курса, был свободным и мы после окончания занятий часто гуляли по городу Киеву, знакомясь с его культурными ценностями. Естественно, нас тянуло и в злачные места. При этом порой попадали в переплёты. Неприятный инцидент был и со мной.
Стояла теплая осень 1953 года. Мы с моим товарищем Володей Курбатовым вышли в город погулять. Ходили по Крещатику. Тогда он ещё только строился. По обоюдному согласию зашли в кафе. Хотелось поесть мороженого. Замечу, что на ходу военным кушать запрещалось. Взяли по мороженому и начали его есть. Неожиданно Володя предлагает:
- А может слегка выпьем?
- Ну, если сладкого вина, то согласен,- отвечаю я.
Люблю сладкие вина, но не очень креплёные. Могу с удовольствием выпить и сухого. Водку пью по необходимости. Только за компанию. А коньяк с отвращением. Не идет он мне. Так было тогда, так и теперь. Привязанности мои сохранились.
В кафе, где мы сидели за столиком, никакого вина не было. Поэтому Володя решил сбегать в соседний магазин. Он ушел, а я остался доедать свое мороженое. Неожиданно появился Курбатов с бутылкой водки.
- Водку я пить не буду,- заявил я ему.
- Ты не будешь, а я так выпью,- парировал он мой выпад.
Не успел я оглянуться, как Володя на моих глазах подряд выпил два стакана водки. Не помню, где он только взял стакан.
- Ну вот. Теперь я в норме,- похвастался он и предложил:
- Идем на танцы?
- Какие танцы? Немедленно в училище пока тебя не развезло,- потребовал я.
Он согласился. Мы доели своё мороженое и вышли из кафе на Крещатик. Затем двинулись в сторону кольца троллейбуса №4, что на площади Калинина (потом её переименовали в площадь "Октябрьской революции", а теперь это майдан "Незалежности").
Уже вечерело. Вокруг нас ходили гуляющие хорошо одетые люди. На нас же была хлопчатобумажная полевая солдатская форма с курсантскими погонами. На них малиновый просвет и эмблема в виде скрещенных ключа и молотка. Кроме того, на моих погонах были две белые лычки младшего сержанта. Это звание мне присвоили в Академии, поскольку я тогда был секретарем комсомольской организации учебного отделения, то есть практически взвода.
Володя начал быстро пьянеть. Я взял его левой рукой под его правую руку, чтобы он не шатался. Вот так мы шли по Крещатику.
Неожиданно навстречу нам идет патруль. Я отдал честь правой рукой, а Володя левой. Так мы прошли мимо него, думая, что пронесло. Но не тут-то было. Перед нами выросли двое дюжих курсантов с общевойсковыми красными погонами. Один из них сказал:
- Товарищи курсанты! Подполковник ждёт Вас в подворотне.
- Бежим,- шепчет мне Курбатов. Сам же на ногах не держится.
- Куда с тобой убежишь? Ты еле на ногах стоишь. Пойдем в подворотню,- потребовал я.
Мы развернулись и пошли туда, куда указали нам патрульные, к подполковнику. Подойдя к нему, я представился.
- Ваши документы, товарищи курсанты,- сказал он.
Пришлось достать наши справки, которые нам выдали ещё в Военной академии тыла и снабжения, в которых говорилось, что мы являемся слушателями её. На них даже не было фотографий.
- Я сам был слушателем академии, но пьяным по городу не ходил,- сказал подполковник.
- Я не пьян и вообще водку не пил,- возразил я.
- Хорошо, Вы идите, а Вы Курбатов пойдемте со мной в комендатуру,- решил он.
- Товарищ подполковник! Он мой подчиненный. Разрешите я сам его доставлю в часть,- предложил я.
Подполковнику видно понравилось мое высказывание и он отпустил нас, сказав:
- Хорошо, забирайте его и идите к себе в часть, чтобы я Вас больше на Крещатике не видел,- согласился старший патруля и вернул нам наши документы.
Мы быстро дошли до площади Калинина и на троллейбусе №4 благополучно доехали до училища.
В нашем общежитии тогда были двухярусные койки. Володя спал надо мной. Я предложил ему лечь на мою кровать, но он отказался и полез на верхнюю койку. Тут же оттуда упал. Пришлось ему спать на моей.
Так сработала во мне солдатская солидарность.
Ещё один момент самых первых дней нашей жизни в КВИРТУ хочется отметить. Это мелочь, но тоже о чем-то говорит. Слушатели, прибывшие в Киев из разных академий, имели различные знаки отличия - эмблем, цвета петличек и погон. Нас всех при формировании учебных отделений перемешали. В одном отделении были слушатели из разных академий. Начальство стало воевать со старыми эмблемами и погонами, требуя, чтобы мы все носили связистские, но последних нам не выдавали и постепенно вопрос отпал.
Наконец, после Дня артиллерии 20 ноября 1953 года был подписан приказ о присвоении нам первичного офицерского звания - младший-техник лейтенант. Когда этот приказ зачитали, то мы в тот же вечер прицепили на курсантские гимнастерки офицерские серебряные погоны с одним просветом и одной маленькой звездочкой. Мастерские военторга не всем успели сшить офицерскую форму, особенно шинели. У меня ещё таковой не было. Но это не причина, чтобы не обмыть первое офицерское звание, а поэтому на это мероприятие я отправился в курсантской шинели и даже с курсантскими погонами. Под шинелью была гимнастерка с офицерскими погонами. В таком виде я с двумя своими товарищами вышел в город.
Нашли на Владимирской улице небольшой ресторан Театральный, что недалеко от Золотых ворот и засели в нем. Узнав, что мы обмываем первичное офицерское звание, к нам четвертым присоединился какой-то старший лейтенант. Он представился как адъютант командующего округом. Причем был уже хорошо выпивши. Затем начал учить нас как обмываются офицерские звания. Снял со своих погон три звездочки. Бросил нам каждому в рюмку по одной и заставил нас, выпив её, зубами доставать эти звездочки оттуда.
Всё это было нам в новинку и интересно. Хорошо выпив и закусив, мы вышли из ресторанчика и остановились в скверике возле Золотых ворот.
Неожиданно к нам подходит подполковник, представляется как заместитель коменданта города и требует предъявить документы. Посмотрев наши слушательские справки, задает вопрос:
- Что празднуем, товарищи офицеры?
- Обмываем первое офицерское звание,- ответил кто-то из наших.
Увидев, что на моей шинели курсантские погоны, спрашивает у меня:
- А Вы, младший сержант, что здесь делаете в столь поздний час? Почему не в казарме?
- Ни как нет. Я уже тоже младший техник лейтенант,- отвечаю я,- просто мне не успели сшить офицерскую шинель.
- Ну хорошо. Поздравляю всех Вас товарищи офицеры. Все свободны, кроме Вас старший лейтенант. Вы пойдете со мной,- услышали мы от него на прощанье.
Оказывается, мы стояли совсем недалеко от Военной комендатуры, которая тогда находилась у Золотых ворот.
Вот так я в девятнадцать лет стал младшим техником-лейтенантом. Потом наши слушатели, переодевшись в офицерскую форму, вечерами заполняли все рестораны города Киева. В какой не войдешь, везде встретишь своих. Всё же выпустили сразу пятьсот офицеров. Некоторые даже спились. Начались отчисления их из числа слушателей КВИРТУ. Однако, основная масса наших слушателей продолжала успешно учиться.
Несмотря на то, что мы стали офицерами, быт наш оставался прежним. Жили в казарме. Спали, как уже писалось, на двухярусных железных кроватях. Покоя не было ни днём, ни ночью. Некоторые мои товарищи возвращались под утро, да ещё навеселе. Делились впечатлениями друг с другом. Ночь была бессонная.
В таких условиях может выдержать только здоровый молодой организм, да и то недолго. Поэтому я решил при первой возможности уйти из казармы на частную квартиру.
Занятия шли своим чередом. Учебный план, по которому мы учились, только выстраивался. Иногда читали материал без предварительной подготовки. В частности некоторые главы математического анализа читали, не прочитав аналитическую геометрию. Преподавательский состав только формировался.
Математику читала женщина в летах по фамилии Лебединцева, а практические занятия вела Поряденная Вера Ивановна. У второй я был на хорошем счету. Задачи решал своим товарищам. Однако экзамен в первую зимнюю сессию принимала Лебединцева. Мне казалось, что я ответил на все вопросы билета и решил задачу. Но преподаватель неожиданно поставила мне "удовлетворительно". Это подавило меня, поскольку на двух сессиях в академии я был круглым отличником. Не смог ничего возразить и так ушел с экзамена с удовлетворительной оценкой. Почему-то тогда я не позаботился, чтобы пересдать математику. На следующей летней сессии математика сдавалась зачетом, а посему оценка "удовлетворительно" вошла в диплом. Если бы вместо неё было хотя бы "хорошо", то получил красный диплом с отличием.
Запомнился преподаватель, читавший электрические машины, подполковник Серебрянский, 1919 года рождения. Мы его звали Славой. Понять что-либо из его лекций было невозможным. Зато красочно нам рассказывал о взаимоотношениях мужчины с женщиной, о всех трудностях, встречаемых на этом пути. Для нас он навсегда остался Славой Серебрянским.
При всей неразберихе в учебном процессе, связанной с чтением некоторых разделов дисциплин по вечерам, мы всё же потихоньку врастали в науку.
Очень строго у нас было со шпаргалками. Если она замечалась на экзамене или зачете, то тут же выставлялась двойка и этот экзамен сдавался повторно потом в течение отпуска.
Нагрузка была огромная. Приходилось недосыпать и стремиться везде успеть. Другими словами, пятилетку выполняли в четыре года, так как срок обучения в училище по сравнению с академией был сокращен на один год. Конечно в наше училище были собраны со всех академий Советского Союза лучшие выпускники школ 1952 года. Видно на это и рассчитывали организаторы этого бесстыдного по отношению к нам эксперимента. Они нарушили все наши планы. Некоторые слушатели всего этого не выдержали и за три года обучения из училища, как уже отмечалось, отчислили порядка ста человек. Так что отбор проходил и здесь.
Следует отдать должное, что в учебном плане основное внимание уделялось электрическим дисциплинам, начиная с теоретических основ электротехники, электрических машин, теоретических основ радиотехники и тому подобным предметам.
Электротехнику, как писалось выше, нам читал доцент Городецкий. Этакий холеный еврей, читал хорошо. Мы были довольны. Когда начали изучать этот предмет, то весь курс запел песенку:
Нам электричество мрак и тьму разбудит.
Нам электричество пахать и сеять будет.
Нам электричество заменит тяжкий труд.
Нажал на кнопку - чик, чирик! И тут как тут.

Приходишь ты в пивную.
Там все на электричестве.
Нажал на кнопку. - чик!
Вино в любом количестве.
Нажал на кнопку. - чик!
Закуска с колбасой.
Проходит полчаса
И ты уже косой.
Припев.
Не будет больше мам.
Мы так будем родиться.
Не будет акушеров.
Не будет докторов.
Нажал на кнопку. - чик, чирик!
И человек готов.
Припев.
ДНЕПРОПЕТРОВСК. ЗАВОДСКАЯ ПРАКТИКА
В Днепропетровске мне летом 1954 года предстояло пройти заводскую практику. Мы с ребятами из моего учебного отделения поехали туда теплоходом по Днепру. Это незабываемое время отражено на фотографиях, с которых мы смотрим все молодыми и самоуверенными. Тогда с нами были Саша Морозов, Юра Якутин, Гешка Захаров, Саша Асеев, Юра Тимофеев и другие. Самых ближайших друзей я пригласил к себе домой. Родители мои их приняли хорошо. Есть фотографии их в моем саду.
Практику мы проходили на заводе, который впоследствии стал знаменитым производителем космических ракет. Здесь на втором производстве тогда выпускали станции орудийной наводки СОН-9 для зенитной артиллерии. Это было немного не по профилю нашего училища, где мы готовились для эксплуатации станций дальнего обнаружения. Однако знания, полученные на заводе по СОН-9, мне впоследствии пригодились, когда я стал начальником цеха по ремонту таких станций. Руководил моей практикой инженер-настройщик, симпатичная женщина. Узнав, что я увлекаюсь телевидением, она мне подарила набор деталей для телевизора КВН, который я хотел собрать, но так и не сделал этого. Помню только, успел закрепить на шасси фокусирующую и отклоняющую систему. Затем меня отвлекли более важные дела.
ОТПУСК В СОЧИ
После окончания заводской практики несколько наших ребят, в том числе и я, выехали на отпуск в Сочи. Там я впервые увидел море. Познал его незабываемую красоту. Меня поразило морское дно. Я нырял, открывал глаза и наблюдал сказочные картины переливов света в воде на гальке.
Ездил с экскурсией на озеро Рица. Ходил на танцы.
По дороге на озеро Рица останавливались в Гаграх. Вот где действительно вода в море прозрачная и теплая. В Сочи она немного мутновата из-за выноса в море ила речками. В Гаграх очень мало вытекает речек. Самая большая из них Гагрипш. Поэтому и вода здесь прозрачная. Действительно прав был поэт, сказавший:
"О море в Гаграх!
О горы в Гаграх!
Кто побывал,
Тот не забудет никогда.
Слегка ласкает и напевает
И на горах высоких
Вечный снег всегда".
Дней через десять у меня закончились деньги и вынужден был уехать домой. Сначала в Днепропетровск, а затем в Киев. Сюда вернулся с воспалением среднего уха. Очень сильные боли были в нем. Видно, когда я нырял в море, в уши попала вода, что и привело к их воспалению. Пришлось даже залечь в госпиталь, так как практически потерял слух.
Другие больные в моей палате надо мной надсмехались, когда я не слышал, что они говорят. Пролежал в госпитале недели три. Естественно, пропустил массу занятий, в основном лекций, поскольку было только начало семестра.
ЖИЗНЬ НА КВАРТИРАХ
Выйдя из госпиталя, решил переселиться из казармы-общежития на частную квартиру. Поделился этим с Юрой Якутиным и он предложил мне пойти с ним на одну квартиру, которую тот нашел где-то в районе Лукьяновки. Квартира была двухкомнатной. Хозяйка отдала нам маленькую изолированную комнатку, а в проходной большой жили хозяева, муж, жена и дочь примерно нашего возраста.
Вскоре между хозяйкой и её мужем начались скандалы. Они друг друга обвиняли в измене. Находиться даже в изолированной комнате стало невозможным, тем более мне, любящем тишину. Кроме того, дочь их оказалась больной, точнее не совсем нормальной.
Решил искать себе новую квартиру. Как-то на улице Артема встретил одну бабушку и спросил у неё:
- Простите, Вы не знаете, кто в этом районе может сдавать комнату для одиноких мужчин.
- Пойдемте со мной,- сказала она и привела меня в дом №40 на той же улице Артема на пятый этаж. Дом мне сразу понравился. Он стоит рядом с особняком Корнейчука и Ванды Василевской.
Квартира, как и предыдущая, тоже была двухкомнатной. Только проходная комната была значительно большей. Сдавалась маленькая комната для двух мужчин. В проходной комнате жил хозяин, бывший летчик со своей матерью-бабушкой, которая меня сюда привела. Помню, что фамилия его была Кудренко, а звали Иваном Васильевичем.
Поскольку одному платить за комнату было накладно, встретившись с Юрой Якутиным, предложил ему переехать со мною в эту квартиру, но он отказался и ушёл назад в казарму, которая теперь стала называться общежитием.
Тогда я тоже самое предложил Володе Бондарю и он согласился. Здесь нам жилось неплохо. Бабушка часто уезжала в Бучу к своим родственникам. Хозяин тоже не всегда бывал дома. Оставался у своих подруг. Да и комната была значительно лучше предыдущей.
Переезд много усилий не занял. Чемодан перенёс. Вот и все мои вещи. Да и учёба стала более эффективной. Теперь можно было заниматься дома. Володя был спокойным, выдержанным хлопцем. Кроме того, он часто уезжал домой к родственникам, жившим где-то под Киевом.
Наша квартира входила в большую многокомнатную общую квартиру. Соседи по ней были приличными людьми и никаких эксцессов у нас не происходило. Окна наши выходили на улицу Артема. По утрам нас будил первый троллейбус №4.
ЖЕНИТЬБА
Весной 1954 года познакомился с Люсей Кулиш, выйдя за ней из троллейбуса. Примерно полтора года мы встречались. Она приехала с Дальнего Востока и в Киеве училась музыке в школе для взрослых. Наши встречи всегда были с культурной программой. Любили ходить в Оперный театр и театр оперетты. Осенью 1955 года поженились и стали вместе жить на улице Артема, дом 40, где до этого я снимал комнату.
ПОЛИГОННАЯ ПРАКТИКА
Полигонная практика была организована в пионерском лагере "Журавушка" весной 1956 года. Он и сейчас находится за Броварами. В селе Калиновка нужно повернуть налево и ехать вдоль леса в сторону Пуховки. Сам он недалеко от Рожевки на краю леса.
Цель полигонной практики была показать нам, а также с нашей помощью развернуть находящуюся тогда на вооружении радиолокационную станцию дальнего обнаружения П-8, состоящую из аппаратной машины, громадной антенны, электростанции.
Жили мы в этом лесу в фанерных домиках. Была ранняя весна. В лесу ещё лежал снег, а с поля он только сошел. Отапливались железными печками.
Станцию П-8 мы разворачивали на пахотном поле, что располагается напротив нашего пионерлагеря.
Главной задачей было развернуть антенну. Последняя состояла из четырех антенн типа волновой канал, которые широко использовались в телевидении.
Эти антенны были длинной метра по три и шириной где-то полтора метра. Они подвешивались на штангах к мачте высотой примерно метров 12-15 и располагались по сторонам квадрата.
Нам предстояло собрать всю антенную систему на земле и укрепить её на мачте, а затем с помощью канатов поднять мачту до вертикального положения.
Всё это предстояло сделать на пахотном поле, земля которого ещё пропитана водой от талого снега.
По нормативам сборка и установка антенны должны быть осуществлены тренированным расчетом станции часов за семь.
Мы же разворачивали нашу П-8 дней десять, то есть все время, отведенное на полигонную практику.
Опыта развертывания такой станции не было ни у нас, ни у наших преподавателей. Каждый день возвращались с позиции РЛС в пионерлагерь вымазанные в черноземную грязь. Кое-как отмоешься от неё, отогреешься возле железной печки, переспишь на своей двухярусной железной койке, а утром вновь на позицию. Каждая операция по развертыванию РЛС выполнялась после долгих дебатов, как её делать. На что и уходило много времени. Самое страшное было, когда поднимали антенну, которая должна стоять на четырех распорках.
Наконец станция собрана. Антенна стоит и смотрит в небо. Она соединена с аппаратной с помощью длинного кабеля. Запустили электростанцию, подали питание на аппаратуру РЛС. Она заработала. Засветились экраны индикаторов. Особенное впечатление тогда произвел индикатор кругового обзора с его радиально-круговой разверткой. На экране появились изображения отраженной от местных предметов и самолетов. Цель стажировки была достигнута. Поскольку станция была только одна, а нас было порядка нескольких десятков человек, то в кабину П-8 пропускали по очереди. Однако каждый успел посидеть за экраном индикатора кругового обзора.
Правда не все мои товарищи выдержали такие условия жизни. Вскоре после того, как мы поселились в лесу. Один из моих сокурсников Витя Пискунов, мордвин по национальности, написал рапорт об увольнении из армии. Его тут же изолировали от нас и отправили на зимние квартиры. Больше я с ним не встречался. Вообще за три года обучения в КВИРТУ отчислили пятую часть слушателей по разным причинам, по неуспеваемости, за пьянство и другие нарушения дисциплины. Так, у нас на втором курсе в 1953 году было 500 человек, а выпустили из училища в 1956 году инженерами 400 человек. Таков был большой отсев контингента.
ГОРЬКИЙ. ВТОРАЯ ЗАВОДСКАЯ ПРАКТИКА
Вторая заводская практика в городе Горьком в Нижнем Новгороде на Мызе ранним летом 1956 года проходила на заводе, тогда выпускающем станцию П-10. Это младшая сестра станции П-8.
Мы, как и на первой заводской практике, походив по различным цехам, сконцентрировали свое внимание на цехе настройки локаторов после сборки. Оно и правильно. Поскольку мы готовились стать эксплуатационниками, то есть основной нашей работой в войсках будет ремонт радиолокаторов. Я с энтузиазмом взялся за изучение новой станции П-10. Самое интересное было то, что в ней антенна почти такая же, как и у П-8, крепилась на мачте типа "Унжа". Эта мачта была установлена на автомобиле за кабиной водителя. Мачта её состояла из четырех уголковых секций длинной порядка полтора метра, которые постепенно выдвигались из более широкой направляющей секции с помощью лебедки. Это позволило избавиться от наклонного подъема антенны с помощью канатов и обеспечивался монтаж самих излучателей на относительно небольшой высоте над поверхностью земли.
Тогда на этом же заводе выпускали радиоприемники "Балтика". Я, оплатив в бухгалтерии завода стоимость деталей, входящих в комплект этого приемника, увез их с собой в Киев и позже собрал и запустил его. Первое время мы по нему слушали передачи. Это тоже была хорошая практика в моем становлении как инженера по радиотехнической специальности.
В плане мероприятий отдыха помнятся походы на пляж, что на реке Оке, впадающей в Волгу.
ХЕРСОН. ВОЙСКОВАЯ СТАЖИРОВКА
Войсковая стажировка у меня проходила летом 1956 года в Херсонской области селе Нижние Серогозы на радиолокационном посту в составе двух радиолокационных станций П-3 и П-8. Первая более старая отличалась от второй тем, что у нее не было индикатора кругового обзора и аппаратуры защиты от помех.
Когда мы приехали в Херсон, то на вокзале были приятно удивлены тем, что там в качестве такси использовались извозчики. Мы тут же начали на извозчике кататься по этому провинциальному городу, осматривая последний.
Прибыв в село Нижние Серогозы, я представился начальнику радиолокационного поста старшему лейтенанту Койраху, еврею по национальности. Последних было много в радиотехнических войсках.
Койрах поставил мне задачу отремонтировать станцию П-8, которая в то время была у них неисправна. Что-то случилось в передатчике и разрядники, сигнализирующие о наличии высокочастотного излучения, не зажигались.
Мы вместе с начальником этой станции старшим техником-лейтенантом пошли ее ремонтировать.
Прежде всего я решил проверить целостность монтажа цепей передатчика. Их тогда здесь было не так много. Выключив, открыл передний защитный щит его и начал прощупывать провода внутри рукой. Неожиданно почувствовал сильный удар электрическим током и даже на некоторое время потерял сознание, отлетев от шкафа метра на два.
Когда я очнулся в дверях кабины, то увидел, как побледнел солдат из расчета станции, находившийся рядом. Но это меня не остановило. Я понял, что принял на себя разряд накопительного конденсатора, который необходимо было разрядить специальным щупом. После этого вывод мой состоял в том, что напряжение на передатчик подается, но нет импульса запуска. Последний должен был вырабатываться в специальной приставке АЗП-8 (аппаратуры защиты от помех).
После этих рассуждения я стал осматривать блоки этой приставки и обнаружил, что один дроссель фильтра потемнел от перегрева. Через этот дроссель питался блок выработки импульса запуска. Начальник станции предложил его заменить. Однако я возразил:
- Потемнел дроссель от того, что через него проходил большой ток, но это не значит, что он перегорел. Скорее всего, пробит конденсатор, стоящий на выходе дросселя.
Мы отпаяли этот конденсатор и проверили его тестером. Он оказался пробитым. Заменили его. Включили станцию и она заработала даже со своим почерневшим дросселем.
Мой авторитет на посту сразу вырос. Мне захотелось поработать за оператора по проводке целей, что я и сделал, приобретая опыт работы на деле. Уезжая с поста, я увез с собой хвалебный отзыв. Приглашали меня приезжать к ним ещё. Отношения с начальником поста и начальником станции остались очень хорошими. С последним мы, пока длилась моя стажировка, ходили даже в Дом культуры на танцы. Интересно было потанцевать и с сельскими девчатами. Но какой-то особенной привязанности у меня к ним не возникло. Ведь я тогда был уже женат.
Вся беда наших офицеров, да и сержантов, из расчетов радиолокационных станций была в том, что они, познав азы включения их и боевой работы, не хотели углубиться в ремонт. Другими словами, не повышали своё мастерство. Для этого требовалось читать не только инструкции, но и другую техническую литературу, расширяющую кругозор.
МОСКВА. ДИПЛОМНОЕ ПРОЕКТИРОВАНИЕ
Дипломное проектирование у нас было запланировано к концу лета и осень 1956 года. Сначала я собирался писать дипломный проект у преподавателя КВИРТУ инженер-подполковника Магдасесева по аппаратуре защиты от пассивных помех. По этой теме я собирал на войсковой подготовке и второй заводской практике данные.
Однако, неожиданно в училище прислали список тем дипломных проектов из Московского НИИ-5, среди них была и тема по защите от пассивных помех. Блок этот должен был быть реализован на двух потенциалоскопах, обеспечивающих двойное через-периодное вычитание принятых сигналов. Я ею заинтересовался. Тем более, что проект нужно было бы писать в Москве в НИИ-5.
Этот институт оказался недалеко от Энергетического института, в котором я бывал у Зиночки Морозовой, когда ехал из Днепропетровска в Калинин.
Условия для работы были отличные. Прежде всего, хорошая библиотека с литературой уже подобранной к моей теме, так как эта тема была плановой в самом институте. Руководителем моего проекта был ведущий инженер Голенко, гражданский человек и знающий специалист.
Работали мы с 9.00 до 17.00. Вечерами запрещалось оставаться в институте, а поэтому они у меня были свободны.
Через сотрудниц института я нашел в Москве жилье - комната порядка 8 квадратных метров в общей квартире. В ней кровать, а точнее пружинный матрац от деревянной кровати на день поднимался вертикально к стенке с помощью пружины. Был ещё какой-то столик и платяной шкафчик. Но нам с Люсей этого было достаточно.
Квартира эта находилась в центре Москвы на улице Грицовец, недалеко от бассейна, построенного на месте снесенного ранее храма Христа-спасителя. Устроившись, я вызвал Люсю в Москву. Вечерами мы посещали театры, начиная с Большого. По воскресеньям ездили на экскурсии и выставки, то есть жили нормальной культурной жизнью.
Я написал черновики своего дипломного проекта, но чтобы не переписывать начисто, отдал машинистке в институте их отпечатать. Это упростило мне оформление проекта. Чертежи сделал сам. Всё это потом переслали в КВИРТУ, где я в конце сентября защитился на отлично и стал дипломированным инженером по радиолокации и по радиотехнической специальности.
МОСКВА. РАСПРЕДЕЛЕНИЕ НА СЛУЖБУ
Теперь настало распределение по округам и должностям. Начальник курса подполковник Панченко по кличке "Шпага" запланировал оставить меня в Киевском округе, но как всегда неожиданно поступило заманчивое предложение распределиться на преподавательскую работу. Эту работу я знал с детства - родители были преподавателями. В училище представитель какого-то учебного заведения отобрал на преподавателей двух выпускников - меня и Пирожка. Куда нам предстояло ехать, должны были сказать в Москве. Выписали предписания и проездные документы.
Вновь Москва. Теперь я уже прикомандирован в Генеральный штаб. Прибыл вовремя по указанному мне направлению по распределению специалистов к полковнику Тюленеву.
Когда я доложил ему, что направлен на преподавательскую работу, он тут же возразил мне:
- Какая преподавательская работа? Езжай в войска, послужи, а потом тебя выдвинут на преподавательскую работу. Не поедешь, пойдешь под суд офицерской чести. Видел в коридоре сидит капитан. Так вот вчера мы его судили. И потом почему так поздно приехал. Уже все распределение закончилось. Куда я тебя пошлю?
- Если Вам некуда меня послать, отправляйте меня назад в Киев. Там мне найдут работу. Вначале я распределялся в Киевский военный округ,- предложил я.
- Нет, если ты уже в нашем распоряжении, то останешься в Артиллерии. С войсками ПВО страны ты распрощайся,- возразил он.
- А Пирожок уже приехал? - спросил я.
- Да, вчера я с ним говорил. Он тоже ожидает решения. Вот тебе записка. Иди в гостиницу. Придешь ко мне через неделю. Смотри Москву,- предложил он.
- Да я все лето провел в Москве. Писал дипломный проект в НИИ-5. А нельзя ли меня туда направить? - задал вопрос я.
- Нельзя. Поедешь в войска, а пока до встречи через неделю,- был ответ.
Через неделю Тюленев также не знал, куда меня направить, и сказал:
- Иди ещё неделю гуляй.
- У меня уже кончаются деньги, ведь я после отпуска,- доложил я.
- Вот тебе записка. Пойдешь по указанному адресу и там получишь денежное содержание за этот месяц,- решил мою проблему он.
Было уже начало декабря 1956 года. Этот пункт выдачи денег командировочным находился недалеко от Кремля за ГУМом.
Через неделю я вновь был у Тюленева.
- Твой вопрос пока не решен. Но скорее всего один из вас поедет в Киевский округ, а другой в Закавказский. Ты женат? - спросил он.
- Да. Моя жена учится в Киеве. Ей ещё год осталось,- ответил я.
- Ну хорошо, я сегодня ночью позвоню. Приходи завтра,- сказал он, прощаясь.
На завтра наконец созрело решение.
- Ты едешь в Закавказский военный округ в распоряжение командующего артиллерией, а Пирожок - в Киевский. Его жене ещё три года учиться,- огласил своё решение он.
- А можно мне хотя бы на несколько дней заехать в Киев к жене? - спросил я.
- Это можно. Выпишу тебе проездные через Киев,- сказал он, прощаясь.
На следующий день я получил предписание и проездные документы и выехал в Киев.
Анализируя все это, я пришел к выводу, что или мы с Пирожком попали не к тому направленцу, или же кадровики вместо нас послали преподавателями своих людей. Позже я учился в Богодуховском учебном центре, где преподавателями были мои ровесники. В общем командиры планируют одно, а "кадры решили и всё".
ЗАКАВКАЗЬЕ. ТБИЛИСИ
Тбилиси встретил меня теплом и солнцем. Был декабрь 1956 года. Само слово "Тбилиси" означает теплое место.
В Штабе закавказского военного округа (ЗакВО) удивились тому, что я так поздно приехал. Встреча с кадровиком была похожа на такую же встречу в Москве.
- Где это Вы столько были? Уже все выпускники распределены по частям,- это первые его слова.
- В Москве ждал предписания,- ответил я.
- У меня должности для Вас нет. Не знаю, куда Вас определить.
- Пишите мне обратное предписание. Поеду в Москву.
- Ну, если Вы уже попали в ЗакВО, то есть Закавказский военный округ, то отсюда "закрыт выход обратно". Так расшифровывается ЗакВО. Вот Вам записка. Идите и поселитесь в гостиницу при нашей комендатуре. Она недалеко от горы Мнацминды. Гуляйте по Тбилиси. Смотрите красивый город, а через неделю приходите ко мне,- таково было решение кадровика. Сейчас я не помню, кто он был и в каком звании.
Поселившись в гостинице, я первым делом взобрался с помощью фуникулера на гору Мнацминду. С её высоты осмотрел город Тбилиси. Впечатление было потрясающее. Особенно мне понравился стиль оформления облицовки домов этого города. Он был более строгий, чем у нас в Киеве.
Гуляя в парке, что раскинулся на Мнацминде, я подошел к памятнику Сталину. Рядом стоял какой-то темноволосый человек, который заговорил со мной.
- Вот видите, партия приняла решение снять все памятники Сталину, а грузины этого не сделали.
- Да, пусть стоит. Это история,- сказал я.
- Нет, все республики должны выполнять решение партии,- возразил мне незнакомец, оказавшийся армянином.
- Помните в Грузии были события, после того как Сталина вынесли из Мавзолея, которые привели к тому, что на улицы пришлось вывести танки, - сказал я ему. На этом наша беседа оборвалась.
Таким образом, после таких страшных событий я прибыл в Закавказье и свободно гуляю по Тбилиси и даже разговариваю с грузинами и армянами. Времени я даром не терял. Походил по городу. Осмотрел его достопримечательности. Посетил картинную галерею. Старался заполнить время культурной программой.
Через неделю я был в отделе кадров. Однако мой куратор ещё не нашел мне должности во всем округе.
- Иди ещё неделю гуляй, - сказал он.
- У меня уже деньги заканчиваются,- доложил ему свое финансовое положение.
- Вот тебе записка. Пойдешь здесь в штабе получишь денежное содержание за декабрь, - сказал кадровик и рассказал, куда мне идти.
Найдя заветное окошко, я постучал. Оно открылось. Женщина в нём потребовала, кроме записки ещё и расчетную книжку. Вырезала оттуда талончик и выдала мне деньги.
Неделя в Тбилиси пролетела быстро. Я гулял по площадям, посещал музеи, ещё раз ездил на фуникулере на гору Мнацминду. Везде ко мне грузины относились хорошо.
Вновь через неделю был у кадровика. Вопрос мой решен не был.
- Но, если мне должности в ЗакВО нет, то отправляйте меня обратно в Киев,- вновь предложил я.
- Нет. Должность найдем,- сказал кадровик.
Когда ещё через неделю я вновь пришел к нему, то командировочное предписание мне было уже готово. В общем, весь процесс общения с кадровиками в Тбилиси повторился один к одному с московским.
ЛАГОДЕХИ
Итак, я назначен на должность начальника цеха по ремонту радиотехнических станций Дивизионной артиллерийской ремонтной мастерской (ДАРМ) 70-ой зенитной артиллерийской дивизии. Штаб нашей дивизии располагался в небольшом городке Лагодехи, находящемся в Кахетии в Алазанской долине у подножья главного Кавказского хребта - Кавкасиони.
Чтобы попасть туда, нужно было поездом доехать до железнодорожной станции Цнорис Цхали, а затем ещё несколько десятков километров трястись в автобусе. От Тбилиси до Цнорис Цхали я ехал целую ночью. Вагон хотя был пассажирским, но его так трясло, что спать было невозможно. Всё стучало и громыхало. Казалось, что он вот-вот сойдет с рельсов и свалится в пропасть.
Как бы там ни было, но утром рано я стоял на перроне Цнорис Цхали с красивым вокзалом, а к обеду был уже в Лагодехах.
Нашел штаб моей дивизии и зашёл к начальнику отдела кадров. Он ознакомился с моими документами и представил меня начальнику вооружения дивизии подполковнику Богаеву Петру Алексеевичу. Он в свою очередь познакомил меня с инженером дивизии майором Майзусом Кивой Кушелевичем. В дальнейшем именно последний курировал всю мою работу по ремонту радиолокаторов. Майзус отвел меня в Дивизионную артиллерийскую ремонтную мастерскую (ДАРМ) и познакомил с её начальником Матяшом.
ДАРМ состояла из артиллерийского, радиотехнического, приборного и ружейного цехов. В первом ремонтировали зенитные орудия, во втором - радиолокаторы, в третьем - приборы управления зенитным огнем и в четвертом - стрелковое оружие.
Артиллерийским цехом командовал старший техник-лейтенант Дмитриев Александр веселый, общительный парень с приятной улыбкой. Техником у него был лейтенант Саркисов, армянин, балаболка, мог говорить по любому поводу.
Приборным цехом командовал старший техник-лейтенант Дорофеев Андрей. Он был хорошим специалистом по ремонту приборов управления зенитным огнем ПУАЗО-5, ПУАЗО-6 и ПУАЗО-7. Он же ремонтировал оптические трубы зенитные командирские (ТЗК). Андрей много мне рассказывал о технической оптике. Недостатком его было то, что он шепелявил и забалтывал слова.
Майзус с Матяшем вместе завели меня в мой цех по ремонту радиотехнических станций и представили его личному составу. До меня этим цехом руководил старший сержант Яковенко. Теперь он стал моим заместителем, но для меня был и учеником, и учителем. Кроме него в цеху были ещё мастера Борисевич, Зерщиков и Борщ, а также водитель, входящей в цех контрольно-ремонтной автомобильной станции (КРАС-1Р). В здании мастерских цех имел только одну комнату. Вот и всё моё хозяйство.
После знакомства с личным составом цеха мои начальники отправили меня самого искать себе квартиру в грузинском городке.
Как уже писалось, Лагодехи находился на краю Алазанской долины под самым главным Кавказским хребтом - Кавкасиони. Большинство улиц города было заасфальтировано, но грязь лезла с обочины на асфальт. Население ходило в резиновых сапогах. Позже и я их купил себе.
Выйдя из своих мастерских, спросил у первой встретившейся мне бабушки-грузинки:
- Вы не знаете, кто может мне для жилья комнату сдать?
- Зачем комнату? Мы тебе дом сдадим,- был её ответ.
Этот дом находился рядом с моими мастерскими. Что меня вполне устраивало. Он состоял из одной комнаты, посередине которой стояла железная печка, труба от неё была выведена в окно. Возле печки лежали дрова. В углу располагалась кровать, а напротив её стол.
- Вот этот дом. Топи печку, живи. Сейчас пойдем в другой дом и там поужинаем. Пошли,- сказала бабушка и я так доверился ей, что пошёл за ней.
Другой их дом был большим, двухэтажным и более ухоженным. В нем имелась кирпичная печь и несколько светлых комнат. Меня накормили, напоили и, как говорится, обогрели. В их среде я чувствовал себя своим. У меня даже в мыслях не было, что нахожусь в гостях не у славян.
Я благодарен этим простым грузинам за вечер и первую ночь, проведенную в Лагодехи. Пусть теперь мне украинские националисты скажут, что в Советском Союзе не было дружбы народов. К сожалению, мои начальники не позаботились о моем ночлеге.
Темными улочками Лагодех дошел до дома, где предстояло провести мне ночь. Натопил печку. В комнате было жарко. Разделся до трусов, лег в постель и тут же заснул. Ведь предыдущая ночь практически была бессонной.
Среди ночи проснулся от холода. Встал, оделся и лег в постель одетым, но все равно было холодно. Ведь это был декабрь месяц. Днем тепло до +10;С, а ночью холодно до -10;С. Рядом заснеженный Кавкасиони. Решил, что мне этот дом с железной печкой не подходит. Нужно искать дом с кирпичной печкой. Утром своими ночными мытарствами поделился с сослуживцами. Они посоветовали идти в соседнюю деревню Калиновку, где жили потомки русских казаков, переселившихся сюда ещё при царе. Деревня эта была буквально рядом. Примерно на расстоянии 500 метров от места моей работы. Так что далеко ходить не пришлось.
Тем же способом, то есть путем опроса местных жителей, выяснил, что принять на квартиру может Мария Даниловна Толстая. Она жила в довольно большом доме с русской печкой. У нее была дочь Неля, девочка лет двенадцати. Сын Лека - офицер служил в России. Бывший муж со своей новой женой жил недалеко. Раз в году на праздник он приходил к Марии Даниловне и оставался на ночь.
Она взяла меня к себе на полный пансион, то есть за квартиру и трехразовую еду платил ей 500 рублей. Получал тогда около 1000 рублей. Из них 400 рублей отправлял жене Люсе в Киев и 100 рублей мне оставалось на мелкие расходы. Спал в гостиной самой лучшей комнате, но практически вся жизнь проходила на большой веранде, с двух сторон окаймляющей теплые комнаты. Как-то придя с работы, сел ужинать. Мария Даниловна и говорит:
- Володя. Не хочешь стопочку выпить.
- Кто же от этого отказывается,- был мой ответ.
Она налила мне маленький стограммовый граненый стаканчик. На Кавказе такие стаканчики сильно распространены. Тогда их на Украине я не встречал. Недолго думая, я опрокинул стаканчик в рот. У меня перехватило дыхание. Оказалось, что это самогон-первак, в котором может быть градусов под 70, а я его принял за обычную водку.
- Мария Даниловна! Нужно предупреждать,- сказал я.
Она только посмеялась надо мной. Гнала этот самогон и приторговывала им. Хотя не очень открыто.
Ей было тогда лет пятьдесят. Фигура её была крупная, но женские формы сохранила. В нашей Калиновке трудно было подобрать для неё пару. Вот она иногда тихонько принимала своего блудного бывшего мужа.
Но вернемся к моему цеху. Основной задачей моего расчета было осуществлять ремонтно-профилактический осмотр радиолокационных станций дивизии.
Наша дивизия состояла из трех полков. Они отличались друг от друга калибром зенитных орудий, а также радиолокационными станциями орудийной наводки. В Лагодехах стояли полки 57-мм и 100-мм орудий. Первый был вооружен локаторами СОН-9, второй - СОН-4, последняя была копией канадской станции СЦР-584. На вооружении третьего полка, стоящего в Цители Цкаро, были 86-мм орудия и СОН-9А.
Первой к нам во двор мастерских на профилактический осмотр привезли СОН-4. Во время учений она падала на бок. При этом погнулось одно колено волноводно-коаксикального тракта. Поэтому его полностью заменили.
Мне захотелось посмотреть, как мои мастера проводят это мероприятие, а поэтому предложил всеми работами руководить старшему сержанту Яковенко. Радиомастера мигом разобрали станцию, то есть все её блоки перенесли в комнату. Здесь их осмотрели и почистили контакты на муфтах. Затем блоки вернулись на свои места в кабине станции и началась её настройка.
Должен заметить, что в плане ремонта СОН-4 очень удобная станция. Она собрана на длинном четырехколесном прицепе. В боевом режиме антенная колонка поднята на крышу станции и под ней создается довольно большое свободное пространство. Этакий холл, где операторы и мастера могут проводить различные работы. В походном положении антенная колонка опускается внутрь станции и там уже находиться людям нельзя. Расчет размещается в кабине тяжелого тягача. Тогда я впервые увидел эту станцию. В училище её не изучал. Пришлось взять руководство службы и все прочитать.
Проверка станции на функционирование выявила неисправность. Оказывается, кто-то из мастеров не до конца закрутил ШР-ровский разъем. Её быстро нашли и устранили. Подстроили станцию и она была выпущена из ремонта. В общем, работали мы над ней больше месяца. Командир батареи остался доволен.
Второй станцией, привезенной к нам в мастерские, была СОН-9. С ней я познакомился ещё на заводской практике. Функционально она не отличалась от предыдущей, но вот конструкция её была сильно изменена. Сама кабина была в полтора раза короче. Холла, о котором я писал выше, уже не было. Всё в ней было тесно и ужато до предела.
Уменьшить габариты аппаратуры позволил переход на силовую сеть
400 Гц.
Мои мастера быстро перенесли блоки в комнату. В них уже были не ШР-ровские, а ножевые разъемы. Надежность последних ниже. Они не давали надежного контакта. Поэтому хулиганистый инженер полка капитан Дерман Борис иногда просто стучал кулаком по блоку, чтобы добиться требуемого контакта.
Мы уже вели настройку станции СОН-9, когда в дивизии была объявлена тревога. Командир батареи приехал с тягачем и забрал свою станцию. Боевые подразделения ушли вперед, а тыловые мастерские в противоположную сторону в район сосредоточения.
Более суток об отремонтированной нами станции СОН-9 не было слышно ничего. Вдруг неожиданно по радио приходит приказ начальника штаба дивизии полковника Мирошникова:
"Максимова с мастерами и КРАСом на батарею, расположенную в районе Цители Цкаро…"
Дальше указывались координаты. Приказ есть приказ. И мы немедленно выехали. Расстояние примерно в сорок-пятьдесят километров по асфальту мы преодолели без происшествий. Был февраль месяц, все леса в горах и сады в долинах были покрыты белом цветом алычи. Я ехал и любовался ими. Вспомнил о своих деревьях, оставшихся в Днепропетровске. Пока ехали по асфальту проблем не было, но когда свернули на грунтовые дороги, началась пробуксовка. В районе размещения нашей батареи был чернозем. Тогда он колесами машин был превращен в сплошное месиво, но всё же мы доехали до станции СОН-9.
Поднявшись в кабину станции СОН-9, попросил расчет провести контроль функционирования. Все проверки проходили, в том числе и захват "местника" на автосопровождение. Операторы же жаловались, что когда реальную отметку от цели переводишь на автоматическое сопровождение, то автоматика не держит. В этом убедился и я сам. Хотя какое-то время у меня были сомнения в квалификации операторов. Более того основная проверка чувствительности "по звонку" (отражению от местных предметов) хорошо проходила. Меня ввело в заблуждение то, что я ни разу не видел экрана работающей станции в условиях Кавказа, при наличии гор. На Украине гор в районе Киева практически нет.
Тогда мне пришла счастливая мысль проверить чувствительность приемного устройства по прибору радар-тестеру РТ-10, имеющемуся в комплекте нашей КРАС-1Р. Мастера прибор этот быстро достали, но работать на нем они не умели. Я же довольно хорошо изучил его ещё в училище и выполнил все операции сам.
Проверка чувствительности приемника СОН-9 по радар-тестеру РТ-10 показала, что она очень низкая.
- Кто что делал в приемнике? - спросил я своих мастеров.
- Я менял разрядник, - сказал Борисевич.
- Зачем? - поинтересовался я.
- Он давно не менялся в этом локаторе,- был его ответ.
- Раскручивай разрядник,- последовала моя команда.
Стеклянный разрядник находился внутри камеры в виде объемного цилиндрического резонатора входной цепи приемника. Когда его камеру вскрыли, то увидели, что стекло разрядника лопнуло. Видно Борисевич его передавил.
Этот разрядник при генерации мощного зондирующего импульса передатчиком радиолокатора пробивается и тем самым шунтирует вход приемника, предохраняя его. Когда же зондирующий импульс заканчивается, то чувствительность приемника восстанавливается. Поврежденный разрядник ухудшил добротность входного резонатора приемника, а поэтому упала и его чувствительность. Следствием этого был слабый сигнал от цели. Автоматика не могла сопровождать самолет.
Местные же предметы в виде гор, имеющие большую отражающую поверхность, локатор видел на сотни километров. Это нас и сбило с толку.
После того, как я устранил эту неисправность, мой авторитет в дивизии пошел вверх. Командиры батарей просили меня проверить их локаторы с помощью радар-тестера РТ-10. До этого данный прибор не использовался. Не было специалиста, умеющего его настраивать.
Наша кабина КРАС-1Р имела ещё очень много хороших приборов, которые, к сожалению, мало использовались. С этого момента я проникся уважением к приборам и их возможностям. Наверное поэтому потом в училище добивался читать курс радиоизмерений.
Дальше учения пошли своим чередом. Рядом с Цители Цкаро недалеко был аэродром. Это позволяло операторам тренироваться по реальным целям, в том числе и низколетящим.
Когда локатор СОН-9 уже работал и операторы сопровождали цели, неожиданно на позиции появился инженер дивизии Майзус Кива Кушелевич. Его прислал сам командир дивизии полковник Желтяков, которому доложили, что локатор неисправен. Он тоже вскоре объявился на позиции возле нашей СОН-9.
- Ну и что тут у Вас? - спросил он.
- Всё в порядке, товарищ полковник. Они (то есть мы) сами устранили серьёзную сложную неисправность,- доложил Майзус.
- Ладно. Хорошо,- сказал Желтяков, сел в автомашину свою "Победу" и уехал.
Вскоре учения закончились и мы вернулись в Лагодехи.
Были ещё подобного рода учения. Мы же теперь держались поближе к боевым подразделениям. В нашей будке КРАС-1Р было удобнее всего останавливаться на ночь. Поэтому практически весь аппарат артвооружения жил у меня. Это Богаев П. А., Майзус К. К., Михайлов. Но однажды к нам начальник штаба дивизии полковник Мирошников прислал свою машинистку, которую они с собой взяли на учения. Кстати, мужа её начальника складов НЗ (неприкосновенный запас) оставили на зимних квартирах. Возник вопрос в нашем коллективе: "Кто будет спать рядом с машинисткой?". Она была немножко старше меня, но младше остальных офицеров. Все они отказались. Пришлось лечь рядом с ней мне.
Наша будка КРАС-1Р была приспособлена для отдыха пяти-шести человек. Между двумя чистыми верстаками (столами), стоящими вдоль стен, на ночь устанавливались щиты из чистых досок. Таким образом, на получившейся платформе от одного окна до другого можно было уложить на ночь до шести человек. В качестве матрацев нам служили капоты, которыми накрывались моторы машин.
Машинистка (звали её Зина) была симпатичной женщиной. С ней у меня установились хорошие дружеские отношения. Год спустя она печатала мне реферат, необходимый для поступления в адъюнктуру.
Когда мы возвращались на зимние квартиры, то есть в Лагодехи, то попадали под власть моего непосредственного начальника майора Матяш. Он не сильно меня донимал, но часто забирал людей из моего цеха на интересующие его работы. Тогда возникали некоторые трения, но, в общем, терпеть его можно было.
Некоторые писаки любят представлять офицеров пьяницами. Однако я не могу с этим согласиться. Среди офицеров пьянства практически не было. Ни одного пьяного своего товарища по службе сейчас вспомнить не могу.
Правда мы выпивали, но в меру вечером, когда представлялся случай. Пили кахетинское вино, а иногда и разведенный спирт-ректификат, сэкономленный во время профилактических работ на технике. Там он использовался для промывки контактов и волноводов. Любили повторять четверостишие:
Получим деньги из финчасти.
Накупим водки и вина.
И пусть тогда в приказ по части
Запишут наши имена.
Но это в шутку.
ОЧАМЧИРЕ
Летом мы выезжали на стрельбы по реальным целям. Они проводились на море в городе Очамчире, Абхазия. Стрельбы велись с отворотом на 180;. Самолет летел над берегом, а пушки стреляли в море.
В Очамчире мы приезжали железнодорожным эшелоном. Для этого заранее готовили крепёжный материал-проволоку катанку и доски для фиксации техники на железнодорожных платформах.
Ближайшая к Лагодехам железнодорожная станция Цнорис Цхали. Туда мы перемещались своим ходом. Там грузились на платформе и через всю Грузию ехали к морю в Очамчире. К сожалению, наш эшелон двигался в основном ночью. Однако многие красоты Грузии я все же увидел и запомнил. Вспомнились мне стихи Лермонтова, когда мы проезжали место, где сливаются две реки - Арагва и Кура.
"Там, где сливаясь, журча,
Обнявшись, словно две сестры,
Струи Арагвы и Куры
Был монастырь."
На стрелке слияния этих рек и сейчас ещё стоит большой собор. Он хорошо виден с железной дороги. Хочется отметить, что в отличие от наших белых церквей, соборы Грузии серые, а купола не луковицы, а конусы. Такие строения более величественные.
Тогда же проснулся и у меня дар поэта.
Кавказ суровый и прекрасный,
Люблю тебя я в день ненастный,
В день солнечный тебя люблю
За величавую красу твою.
Краса Кавказа неповторима. Величие гор, вершины которых покрыты снегом. Могущество рек, текущих по их склонам. Всё это хорошо было видно с железной дороги. В одну сторону посмотришь - гранитная стена уходит ввысь, с другой стороны - белое молоко пены бурлящей воды реки. Ты как будто между гранитом и водой. Иногда кажется, что эшелон наш вот-вот сорвется в реку.
У меня в КРАСе в дороге собирались офицеры артвооружения и мы часто играли в карты, даже в преферанс, но просто так - не на деньги.
Однажды во время игры я заметил, что майор Майзус блефует, то есть хочет меня спровоцировать на более высокую заявку. Когда же он ещё раз перебил мне игру, то я не выдержал и с азартом крикнул:
- Не пи…те, товарищ майор! У Вас не может быть такого расклада карт.
Начальник артвооружения подполковник Богаев тут же громко расхохотался и сказал:
- Ну, Кива! Ты воспитал себе достойную смену пока что только по матерщине.
Майзус был ужасным матерщинником, несмотря на то, что он еврей. Высшего образования у него не было, но специалист по части ремонта радиолокаторов он был классный. Радиолокаторщиком стал во время войны. Известно, что когда мужчины остаются одни, без женщин, они волей-неволей распускаются и в разговорах переходят на мат. Было и со мной несколько таких курьезных случаев, хотя в отличие от своих товарищей матом не злоупотреблял. Ещё в школе, когда начали изучать химию, придумал замену мату фразами, составленными из химических терминов. Например, "Ангедрит твою перетрум марганец". Вы наверное догадались, какое ругательство здесь зашифровано.
Сейчас украинские националисты утверждают, что матерщину принесли русские. Это неправда. Двоюродная сестра моей первой жены Люси была филолог. Она писала по мату диссертацию. Детально изучала этот вопрос. Тогда выяснилось, что матерщину на Русь принесли татаро-монголы. Современные "историки" на Украине пытаются всё переделать и отбелить украинцев. Они такие у них хорошие, что негде пробу поставить.
Что касается моих взаимоотношений со старшими товарищами, то они были дружескими во внерабочее время и принципиальными на работе.
Сейчас мне хочется тепло их вспомнить и Богаева, и Майзуса.
Богаев был хорошим специалистом по ремонту орудий, другими словами он был механиком высшей квалификации. Когда мои мастера скрутили случайно коаксикальный волновод в штопор, то Петр Алексеевич сам стал к станку и выточил оправку, с помощью которой этот волновод был раскручен и приобрел прежнюю форму. В отличие от Майзуса, он никогда не ругался. Все его слушали со вниманием, и говорил он только по делу.
Майзус в отличие от первого был заводным, но когда видел, что не прав, то сникал и шёл на мировую. Запомнился мне такой факт. Начальник службы горюче-смазочных материалов (ГСМ) выдал нам для промывки волноводов спирт, разбавленный водой. Проще говоря, часть полагающегося нам спирта украл.
Гневу Майзуса не было предела. Он так на ГСМ-щика орал, несмотря на то, что тот его соплеменник. Такой ругни я ещё в жизни никогда не слышал. Злые языки правда потом говорили, что еврей ругает еврея только на пользу второму. Другие начальники меньше с него спросят.
Начальник наших мастерских венгр Матяш тоже любил ругаться, но не настолько. Он был более выдержанным.
Какими бы не были мои первые начальники, я от них много чего хорошего почерпнул для себя. Для будущей моей службы.
Мною уже писалось, что стрельба на полигоне в Очамчире велась с отворотом на 180;. Для этого в сельсинной передаче привода управления орудием перебрасывались две клеммы, то есть изменялась на 180; фаза подаваемого сигнала. Антенна станции орудийной наводки сопровождала цель (самолет) в обычном режиме, а пушки отслеживали её движение с разворотом на 180;, то есть стрельба велась в зеркальное отражение цели. Самолет летел над сушей, а пушки стреляли в море. Во время стрельб акватория вдоль берега полигона закрывалась для движения морских судов.
Личный состав, то есть сержанты и солдаты, жил в палатках. Офицеры снимали квартиры в Очамчире, а я жил в своем КРАСе.
Чтобы удобнее было в палатке, делался цоколь из досок. Часто эти доски солдаты добывали сами. Так однажды они где-то стянули ореховую колоду. Её на пилораме распустили на доски, а затем их покрасили известью.
Когда из Очамчире вернулись в Лагодехи, то доски эти бросили среди двора. Они там долго лежали никому не нужные. Я забрал их и мне столяр грузин сделал тумбу для комбайна, состоящего из телевизора, приемника и проигрывателя.
У меня была мечта собрать такой комбайн. Приемник на основе деталей стандартного приемника "Балтика" я все же сделал. Детали эти были приобретены, когда проходили производственную практику на заводе в городе Горьком, где выпускали тогда "Балтику". Он работал и все вечерами его слушали. Телевизор и проигрыватель так и не сделал. Ореховая тумба сейчас застеклена, заполнена книгами и стоит у меня в коридоре.
На полигоне в Очамчире я каждое утро после завтрака обходил все девять локаторов дивизии, стоявших вдоль моря в одну линию. Выяснял их состояние перед залетом самолета на курс. Если что-то было не в порядке, то подстраивал. Знал всех начальников станций в лицо, да и большинство операторов. В общем, чувствовал себя в своей тарелке. Начальство моей работой было довольно.
Итак, служба моя наладилась. Я уже чувствовал себя уверенно в общении, как с подчиненными, так и с начальством.
Не хватало мне только жены-подруги. В те годы я считал свою Люсю и женой, и подругой. Да и в дальнейшем мне всегда хотелось объединять эти два понятия в одном лице.
Она же продолжала учиться в Киеве. Уже семь с половиной месяцев жил один.
Отсутствие жены было серьезным испытанием. Я его выдержал.
Именно по этим чисто естественным причинам мужчина в период беременности жены часто изменяет ей. Это один из недостатков единобрачия, то есть христианской моногамии.
У магометан эта мужская проблема решена тем, что мужчина может иметь до четырех жен, то есть у них полигамия. Как там женщины между собой мирят, не знаю.
В середине июля 1957 года ко мне в Очамчире приехала моя жена Люся. Перед её приездом я снял недалеко от реки Море-Гудава комнату. Там мы с ней и остановились до конца лагерного периода.
Место было очень хорошее. С одной стороны море, а с другой речка, но уже не бурная, а плавно текущая по равнине. Правда, в этой речке иногда плавали змеи. Поэтому Люся придумала, как от них защититься. Прежде чем входить в воду, нужно бросить несколько камней вблизи берега, чтобы змеи уплыли от места нашего купания.
При возвращении на зимние квартиры в Лагодехи нам начальство разрешило взять своих жен в эшелон. В моем КРАСе, кроме меня поселился ещё один офицер с семьей. Вначале наши жены смущались, но потом привыкли ко всем неустроенностям походного быта и мы без особых происшествий добрались до Лагодех.
ВНОВЬ ЛАГОДЕХИ
Остановились мы у Марии Даниловны. Я пошел работать в свой цех, а Люся, поскольку она окончила Киевскую музыкальную школу для взрослых, ранее называемую Вечерней консерваторией, пошла в Клуб дивизии, учить детей офицеров музыке.
Однажды осенью, вернувшись со службы, я застал во дворе нескольких мужчин. Они принесли какой-то длинный ящик, похожий на гроб. У меня блеснула мысль: не умер ли кто? Но мужчины начали корзинами носить из сада виноград и ссыпать его в этот ящик. Последний оказался приспособлением для давки винограда. Он был с двойным дном. Когда ящик заполнился виноградными ягодами, один из мужчин (им оказался бывший муж Марии Даниловны) подошел к крану с водой. Снял обувь. Слегка обмыл ноги водой и вступил в ящик с виноградом. Начал его давить так же, как Андриано Челентано в известном фильме. Из ящика потек виноградный сок. Его мужчины начали носить в подвал ведрами, где в землю были зарыты два огромных кувшина. В горловину его мог пролезть не очень толстый человек. Когда они были заполнены, то туда для того, чтобы сок забродил лучше, бросили немного виноградного жмыха - чачи. Из остальной части его гнали потом виноградную водку, которая тоже называлась чача.
Когда работа с виноградом была закончена, Мария Даниловна накрыла стол и начались тосты. Но вскоре все мужчины разошлись. Остался только её бывший муж у неё до утра.
Осенью 1957 года сын хозяйки Лека женился в Москве. Он тоже был офицер. Там они отпраздновали свадьбу и приехали к Марии Даниловне. Было решено здесь в Лагодехах свадьбу повторить. Столы накрыли в комнате, в которой мы с Люсей жили. Когда свадьба разыгралась, то нам было предложено отдыхать пойти в дом напротив к соседям. Мы так и поступили, не дожидаясь конца свадьбы. Устроились на кровати и уснули.
Когда Люся приехала из Киева, была очень худая. Затем на харчах Марии Даниловны стала быстро поправляться, к тому же вскоре забеременела. Весной 1958 года ей предстояло родить. Для этого мы заранее отправили её в Киев к тете Марусе Орловой, подруге ее матери. Пока же мы с ней гуляли часто в Лагодехском заповеднике. Тогда я на гладком стволе чинары вырезал свои инициалы - ВИМ.
КИЕВ. КВАИУ
В Киеве 14 апреля 1958 года родился мой первый сын Александр. В это же время умер муж тети Маруси полковник медицинской службы Орлов Венедикт Васильевич. Обстановка была тяжелой. Поэтому, забрав Люсю из роддома, я тут же отправил ее к своим родителям в Днепропетровск. Мне же нужно было ещё на некоторое время остаться в Киеве. Появилась возможность сюда перевестись с Кавказа.
А получилось так. Мне захотелось посетить свою Альма матер, то есть Киевское высшее инженерное радиотехническое училище (КВИРТУ). Там лаборант нашей кафедры Тихановский Александр Федорович сказал мне, что Артиллерийское училище преобразуется в высшее. Требуются преподаватели. Первый раз я уже пытался им стать, но в Москве переиграли. Теперь начинался второй заход.
Найдя это новое Киевское высшее артиллерийское инженерное училище (КВАИУ) на Соломенке, обратился к начальнику отдела кадров подполковнику Белокопытову. Он дал мне для заполнения анкету, что я и сделал, а после этого порекомендовал ехать в часть и ждать вызова.
ОПЯТЬ ЛАГОДЕХИ
Вернувшись в Лагодехи, я пошел на службу, но о возможном моем вызове в Киев никому ничего не сказал.
Примерно через месяц я зашел случайно в штаб дивизии. Там в коридоре встретил солдата, работавшего в секретной части. Он мне по секрету сказал, что на меня был вызов в Киев и что командир дивизии дал отрицательный отзыв. Попросил секретчика показать этот отзыв. Там было написано буквально следующее:
"В частях соединения (то есть дивизии) не хватает радиолокационных специалистов. Поэтому категорически возражаю против перевода инженер-лейтенанта Максимова В. И. в Киев. Кроме того, по своим деловым качествам он для работы в училище не подходит".
Командир 70-ой дивизии полковник Желтяков.
Мне стало до глубины души обидно. Почти два года я трудился на своей должности не за страх, а за совесть. Такую теперь получил благодарность - "по деловым качествам не подходит".
Вышел из штаба разбитым.
На следующий день встретился с майором Майзусом. Он мне говорит:
- Надо ехать в Цители Цкарийский полк. Там вышел из строя локатор. Они сами справиться не могут.
- Я для ремонта локаторов "по своим деловым качествам не подхожу",- ответил ему фразой из отзыва Желтякова.
Повернулся и пошел прочь. Майзус меня не остановил, но пожаловался подполковнику Богаеву. Тот вызвал меня к себе и убедил меня в необходимости ехать в Цители Цкаро. Не знаю, участвовали ли Богаев и Майзус в составлении этого отзыва.
Мне же ничего не оставалось делать, как выполнить приказ Богаева. Приехав на позицию, занялся ремонтом. Тут вновь была объявлена тревога и начались учения. На них встретился с полковником Желтяковым.
- Что в Киев, к мамке под юбку захотел? - спросил он.
- У меня в Киеве мамки нет, она в Днепропетровске,- был мой ответ.
- Вот послужишь у меня лет десять, тогда я сам буду рекомендовать тебя в преподаватели,- пообещал он.
Конечно для того, чтобы локаторы работали, ему такие люди, как я, нужны, но зачем так подло клеветать на меня. Замечу, что в последующей своей жизни я двадцать шесть лет проработал преподавателем в том училище.
Вскоре приехала из Днепропетровска жена с сыном. Она теперь пошла работать в Дом культуры города Лагодехи. Кормить ребенка в обед ей было далеко ходить. Решили переехать поближе, то есть в кварталы городские.
Комната нашлась недалеко от моих мастерских. Хороший двухэтажный дом. Хозяева грузины. Мужа звали Ило, сын Придони, который ложкой хлебал вино с хлебом. Светлые комнаты. Хозяйка так натерла дубовые полы, что они выглядели, как полированные. Но с ребенком, в отличие от Марии Даниловны, она сидеть днями не хотела. Пришлось нанять нянечку. Та несколько дней походила и заявила, что ей здесь скучно, а поэтому она уходит работать в кафе. Там веселее.
Нам ничего не оставалось, как вернуться к Марии Даниловне. Это как раз было вовремя сделано, так как скоро предстояли большие перемены.
В конце 1958 года в нашей дивизии была инспекторская проверка. На построении генерал-лейтенант, руководивший ею, принимал жалобы от офицеров.
Пожаловаться решил и я. Когда генерал-лейтенант подошел ко мне, мною было сказано следующее:
- Я инженер. Меня здесь держат на должности старшего техника. (Именно так была по званию определена должность начальника цеха по ремонту радиотехнических станций). На преподавательскую работу в Киев не пустили.
- Перевести его в войсковую часть 92150 на капитанскую должность.
ЦИТЕЛИ ЦКАРО
Таково было решение инспектирующего. Оказалось, что на базе одного из наших зенитных полков, стоящего в Цители Цкаро, формируется зенитно-ракетный полк, первый такой полк в Закавказском военном округе. Вооружением такого полка должен стать зенитно-ракетный комплекс С-75. Из такого комплекса над Уралом сбили Пауэрса. Теперь нам предстояло переучиться на новую технику. Мне-то не впервой.
Наш зенитно-ракетный полк входил в формируемые тогда Войска противовоздушной обороны (ПВО) Сухопутных войск ЗакВО. Это был особый род войск, не подчиняющийся командованию ПВО страны. Его начальником в ЗакВО стал генерал-майор Бахирев.
Так закончился второй год моего пребывания в Закавказье.
Сейчас, когда пишу эти строки, вспомнилась мне одна армейская притча, ходившая тогда в нашей среде. Два друга окончили военное училище. Один командное - стал лейтенантом, а второй техническое - стал техник-лейтенантом. Уехали воевать. Через пару лет встречаются: первый уже старший лейтенант, а второй по-прежнему техник-лейтенант. Прошло ещё какое-то время. Командир уже капитан, а технарь всё также техник-лейтенант. Через год командир погиб, а технарь всё также техник-лейтенант. Вывод: быть техник-лейтенантом не так уж плохо.
Тогда в войсках мы, техники и инженеры, ощущали на себе какое-то пренебрежение со стороны командиров, не имеющих инженерного образования.
Порой после успешных стрельб командиры батарей, дивизионов получали поощрения и новые звания, а о техниках и инженерах, обеспечивающих этот успех, забывали.
Командир полка Беглярбеков начал из частей нашей дивизии подбирать для себя кадры. Выбирались те, кто имел хорошую репутацию и образование. С высшим инженерным образованием в дивизии было два человека - Леня Барташ, заместитель начальника артиллерийского вооружения полка по радиолокации (капитанская должность) и я, начальник цеха по ремонту радиолокаторов (должность старшего лейтенанта). По какой-то причине перейти на капитанскую должность в ракетную часть предложили мне и назначили меня начальником второй группы радиотехнической батареи зенитного ракетного дивизиона.
Правда я немного упирался с переводом, заявив Беглярбекову, что собираюсь поступать в адъюнктуру в Киев. На что он мне ответил:
- Вот сформируем зенитный ракетный полк. Освоим его технику. Вы обучите своих подчиненных работе на ней и тогда я Вас сам буду рекомендовать в адъюнктуру.
Поскольку не все знают: кто такой адъюнкт? Приведу определение этого слова, взятое из Словаря иностранных слов.
Адъюнкт [<лат. adjunctus присоединенный] - 1) лицо, готовящееся к преподавательской деятельности в военных академиях, ассистент, аспирант;
2) заместитель должностного лица; 3) в дореволюционной России и в некоторых других странах - лицо, занимающее младшую ученую должность в научном учреждении (помощник профессора и т. д.)
Где-то осенью 1958 года полк был сформирован, но только по личному составу. Техники никакой у нас не было. После этого весь основной командный и технический состав во главе с самим командиром полка выезжает под Харьков в город Богодухов, где нам предстояло пройти переподготовку на новую технику, которую мы там изучали более чем три месяца.

УКРАИНА. БОГОДУХОВ
Переобучивание частей противовоздушной обороны (ПВО) сухопутных войск, как отмечалось, проводились в городе Богодухове на Украине. Это небольшой городок в Харьковской области. Жили мы на территории бывшего монастыря. Туда съезжались лишь сокращенные расчеты зенитно-ракетного комплекса С-75. Сам комплекс состоял из двух батарей: - радиотехнической и огневой.
Радиотехническая батарея обслуживала станцию наведения ракет
СНР-75. Тогда эта станция включала шесть кабин: - приемо-передающая кабина "П"; - индикаторная кабина "И"; - координатная кабина "К"; - радиорелейная кабина "Л"; - кабина селекций целей "Ц" и распределяющая электропитание кабина "Р". Кроме того, в радиотехническую батарею входили три дизельные электростанции ДЭС-75, которые возились тремя средними артиллерийскими тягачами. Курировал их энергетик полка Эйсемонт (еврей). Жену его звали Генриэта. Это были симпатичные интеллигентные люди.
Огневая батарея состояла из шести пусковых установок управляемых из кабины "О". Все кабины, кроме кабины "П" смонтированы на шасси автомобилей ЗИЛ-150, то есть были самоходные. Пусковые установки перевозились тяжелыми артиллерийскими тягачами. Ракеты возились на транспортно-заряжающих машинах (ТЗМ).
Радиотехническая батарея организационно делилась на две группы и дизельные электростанции. Первая группа включала в себе высокочастотную аппаратуру, находившуюся в кабинах "П" и "Л". Вторая группа - низкочастотную аппаратуру кабин "И", "К", "Ц".
В расчет каждой кабины, за исключением кабин "Л" и "Ц", входило по два офицера и операторы. Меня, инженер-лейтенанта, назначили начальником второй группы. Эта должность соответствовала званию инженер-капитан. Перечислю своих начальников.
Командиром полка был подполковник Беглярбеков Чингиз Алекперович. Азербайджанец. Толковый, грамотный офицер.
Командиром моего зенитно-ракетного дивизиона был майор Крутиков. Его командный пункт находился в кабине "И".
Командиром радиотехнической батареи капитан Ильин Лев Николаевич. Спокойный, уравновешенный выдержанный офицер. Командиром огневой батареи капитан Кавторин Александр. Начальником штаба дивизиона майор





























Луценко. Моими подчиненными офицерам являлись: Начальник индикаторной кабины "И" лейтенант Ширяев. Начальник координатной кабины "К" лейтенант Найденко Икар. Начальник системы выработки команд (СВК) лейтенант Борисов. Из других офицеров, входивших в расчет нашей радиотехнической батареи, помню лейтенанта Самарина. Поскольку кабина "Ц" тогда не укомплектовывалась аппаратурой, то начальника для неё не назначалось.
Учеба началась в классах с изучения работы СНР-75 по структурной, функциональной и принципиальной схемам. Причем последние изучались только применительно к той должности, на которой находился офицер. Учили нас преподаватели-офицеры по возрасту может быть чуть-чуть старше нас. Не исключено, что именно в этот центр я был отобран после выпуска из КВИРТУ на преподавательскую работу, но в Москве переиграли. Поехал на Кавказ, а вместо меня кто-то другой из блатных.
Во время обучения в Богодухове нас посетил наш самый большой начальник-маршал артиллерии Казаков Василий Иванович. Он являлся начальником войск ПВО Сухопутных войск. Мы собрались в клубе Богодуховского центра переподготовки зенитно-ракетных частей.
Вначале выступил сам Казаков. Он обрисовал перспективы развития войск ПВО СВ. Назвал некоторые новые комплексы, которые разрабатываются специально для ПВО СВ. Затем спросил нас:
- С какими трудностями Вы сталкиваетесь?
Ряд офицеров задали ему вопросы. Задал и я свой вопрос:
- У нас практически нет литературы по изучаемому комплексу С-75. Мы учим все по конспектам, которые нам задиктовывают преподаватели. Необходимо размножить руководство службы по этому комплексу. Сделать его более доступным для обучаемых.
Ответить мне маршалу  дал главный инженер нашего центра переподготовки подполковник Водолаженко. Он сказал, что заводы изготовители запрещают размножать руководства, которые к тому же совершенно секретны. На один комплекс заводом поставляется всего лишь одно руководство службы.
- Нужно подумать, как выйти из этого положения,- сказал в заключение маршал Казаков В. И.
Вот так я пообщался с маршалом.
Когда по схемам СНР-75 была изучена, перешли на изучение ее непосредственно на материальный части. После ознакомления с блоками станции начались запоминания операций регламентных работ на ней, начиная с включения и проверки функционирования. Причем требовалось инструкцию по ним знать наизусть. Это было, пожалуй, самое трудное во всем процессе обучения.
После того как мы сдали экзамены по схемам и по регламентным работам нас допустили к изучению практической работы в кабинах в присутствии инструктора. Экзамены я сдал на отлично. В деталях изучил регламентные работы на координатной системе.
Обучение наше в Богодухове растянулось на всю осень 1958 года. Теперь нам предстояло получить новую технику.
КАПУСТИН ЯР
Полигон в низовьях Волги "Капустин Яр", наряду с другими функциями, осуществлял перевооружение частей Противовоздушной обороны Сухопутных войск. Здесь нам предстояло сдать экзамен на допуск к стрельбе, получить технику и отстреляться. Приехали мы сюда из Богодухова, когда уже была зима кругом громадные сугробы. В Цители Цкаро не заезжали. Начальству было не до сантиментов встреч офицеров с женами. Мы их уже не видели месяца три.
Вновь сели за книги, то есть руководства службы по СНР-75. Параллельно принимали комплектность аппаратуры и запасного имущества в кабинах. Они были новенькие. Только с завода.
Сдав экзамен по теоретической части, я заболел дизентерией и попал в местный госпиталь. Когда я вышел оттуда, то мои товарищи уже сдали экзамен по регламентным работами. При проверке моей координатной системы выяснилось, что один из её блоков неисправен. Над этой неисправностью долго бился инструктор, но не мог ее найти. Я попросил у него разрешения заняться ею. В координатной системе ряд блоков одинаковых. Поэтому я взял заведомо исправный блок, измерил там режимы работы ламп, а затем тоже самое проделал в неисправном блоке. Вошедшая из строя деталь была локализована и заменена. Координатная система заработала. Инструктор поставил мне за регламентные работы отлично без опроса.
В Капустином Яру впервые увидел, как стартуют ракеты с вертикальным и наклонным стартами. Последний мне показался более впечатляющим. Ракета сошла с направляющих. Слегка качнула своими рулями и взмыла в небо. Я стоял со стороны сопла и все это видел.
Здесь мы стреляли по мишени без всяких там отворотов. Стрельбы выполнили на отлично. Погрузили свою технику на железнодорожные платформы и поехали вдоль Каспия к себе в Цители Цкаро. Почти нигде не останавливались. Даже Баку проскочили ночью. Видел только в море нефтяные вышки. По Азербайджану ехали в пустынных местностях. Природа там явно проигрывает природе Грузии.
ОПЯТЬ ЦИТЕЛИ ЦКАРО
В Цители Цкаро вернулись двумя дивизионами. Завезли технику в парк. Начали готовиться к встрече нового 1959 года. Поскольку моя жена Люся с сыном Александром жили у Марии Даниловны в Лагодехах, то я отпросился съездить туда и проведать их.
Командир полка Беглярбеков обещал мне дать квартиру в новом строящемся доме. Он своё обещание сдержал и к весне мы вселились в новую однокомнатную квартиру - первую личную квартиру в моей жизни.
Тем временем личный состав нес караульную службу да чистил технику. Боевой работы на ней не было. Мы постепенно теряли свою квалификацию.
От безделья решили ехать на охоту. У меня своего ружья не было. Мне его дал поохотиться мой командир батареи капитан Ильин Лев Николаевич.
Выехали мы на открытой машине ЗИС-5. Среди нас были и заядлые охотники. Они скомандовали ехать в поле. Стрелять дрофу. Мы долго кружили по окрестным дорогам, но дроф нигде не было видно. Пришлось ехать дальше. Наконец увидели стаю птиц, пасущихся на поле. Мы спешились. Рассредоточились и начали потихоньку подбираться к ним. На расстоянии, с которого можно было бы уже стрелять, дрофы взлетели и перелетели на соседнее поле. Так повторялось несколько раз. Нас было человек восемь-десять и, когда мы приближались, то птицы хорошо нас видели.
Кто-то предложил ехать в лес. Может там кого-нибудь подстрелим. Однако там нам тоже не повезло. Живности не было. Наконец, выезжая из леса мимо маленького озерца, один из наших выстрелил прямо с машины и убил красивую цаплю.
- Зачем ты ее убил? В ней то и мяса нет,- спросил я.
- Да, так. Чтобы не с пустыми руками домой возвращаться,- был его ответ.
Это был мой второй в жизни выезд на охоту. Но охотником я так и не стал. Меня угнетали бестолковые поиски живности, а в последнем случае бессмысленное уничтожение живого существа.
Неожиданно поступил приказ первый зенитный дивизион нашего полка куда-то отправить. Личный состав его быстро собрался. Технику погрузили на платформы и они уехали.
На месте первого дивизиона предстояло в полку вновь сформировать новый дивизион. Часть офицеров было взято из нашего дивизиона, но много прислали и новеньких, только что окончивших Днепропетровское артиллерийское училище и прошедших курсы в Киеве. Они приехали оттуда прямо в Богодухов.
ВНОВЬ БОГОДУХОВ
На этот раз нам предстояло учиться летом. Наш новый первый дивизион на учебе был представлен сокращенным расчетом. В него входили:
Командир зенитно-ракетного дивизиона майор Грибков Сергей Васильевич.
Заместитель командира дивизиона по политической части капитан Дмитренко.
Заместителем командира дивизиона по технической части был назначен я старший инженер-лейтенант Максимов В. И. Эта должность была майорской и одновременно совмещалась с должностью командира радиотехнической батареи. Чем подчеркивалась значимость этой батареи. Начальником штаба дивизиона был майор Манучарян Арно, заводной армянин.
Командиром огневой батареи был старший лейтенант Демин Иван Павлович. Командиром взвода - Нестерчук. Заместителем комбата - Омельченко Володя.
В моей радиотехнической батареи начальником первой сверхвысокочастотной группы был инженер-лейтенант Какузин Феликс Львович (еврей).
В этой группе начальником кабины "П" был лейтенант Морозов Владимир Федорович. За время учебы на курсах в Киеве он успел жениться. Звали его жену Инной.
Техником этой кабины назначен однокашник последнего лейтенант Сердюк Алексей. Он тоже был женат.
Начальником кабины "Л" - лейтенант Ставицкий Александр. Очень амбициозный человек.
Вторая группа низкочастотная была под началом инженер-лейтенанта Пичугина Алексея. Он самый длинный среди нас. Его любили женщины. Одна из дочерей кого-то из руководства Богодуховского центра влюбилась в него и везде ходила с нами. На озеро, к столетнему дубу. Алик тоже женат. Его жену звали Зоя. Она была настырной девочкой.
Офицером наведения в этой группе и по совместительству начальником кабины "И" назначен лейтенант Шелестюк Александр. Он имел кличку Шуша, так как шепелявил.
Систему выработки команд в кабине "К" обслуживал лейтенант Кишкин Евгений, тоже женатый. Этот с претензиями. Этакий маленький наполеончик.
Молодые лейтенанты прямо с курсов в Киеве приехали в Богодухов.
Вот таким был офицерский состав вновь сформированного дивизиона. Опыт работы на технике имели только командиры батарей я и Демин. Руководство дивизиона в технику не вникало. Они все стремились стать "стратегами". Замечу, что для них преподавалась также тактика зенитно-ракетных частей.
Кроме офицерского состава в сокращенный расчет дивизиона входили операторы по одному в каждый системе, а в индикаторной их было трое - по дальности, азимуту и углу места.
Начальником дизельных электростанций был старший сержант Линник.
На каждую кабину было по водителю. Да ещё и крановщик и трактористы с дизелистами.
На второй заход мы уже как-то освоились в этой так называемой "Богодуховской академии". Секретность соблюдали строго. Дисциплина в дивизионе выла высокой. Я не помню каких-либо происшествий.
Вначале никаких контактов с местным населением не было. Однако потом кто-то из наших офицеров открыл танцплощадку в парке и мы стали туда ходить, подтанцовывать с девочками. Один из наших написал об этом в Цители Цкаро своей жене. Как по команде все мы получили письма, в которых жены возмущались нашим поведением. Большинство офицеров перестало ходить на танцы, в том числе и я.
В Богодуховском центре переподготовки зенитчиков-ракетчиков планировался переход на новую технику, так называемый трехкабинный вариант, в котором аппаратура из шести наших кабин была втиснута в три кабины, но большие, подобные той, на которой была ранее смонтирована станция орудийной наводки СОН-4. Однако было решено нашему дивизиону передать старый шестикабинный комплекс, на котором прошло обучение большое количество полков. Он был, естественно, потрепан. Мы приняли его по наличию имущества, погрузили на железнодорожные платформы и отправились эшелоном к себе домой в Цители Цкаро.
ВНОВЬ ЦИТЕЛИ ЦКАРО
Второй бывший мой дивизион тогда отправили на стрельбы, но теперь уже не на полигон Капустин Яр, а на учебный полигон "Эмба". Когда они вернулись, то делились впечатлениями. Самые яркие из них состояли в катании на ишаках. Рядом с полигоном паслось стадо ишаков.
Потекла рутинная жизнь на зимних квартирах. Теперь все крутилось вокруг караульной службы. Я никогда не был начальником караула. Перешагнул эту должность. В Лагодехах я ходил дежурным по автопарку, а здесь в Цители Цкаро как комбат стал сразу дежурным по полку. Пришлось изучить караульную службу теоретически и проверять тех, кто на ней уже зубы съел.
Бывали конечно и мелкие происшествия. Как-то загорелась сушилка для обуви. Сгорело несколько пар сапог. Старшина моей батареи сержант Омелин добросовестно посчитал их. Вписал число сгоревших сапог в рапорт. Я не задумываясь, этот рапорт подписал и пустил его дальше по команде в надежде на то, что эти сапоги спишут с книг учета. Мой рапорт увидел заместитель командира дивизиона по политической части капитан Дмитренко.
- Ты что на себя пишешь? Ведь стоимость этих сапог вычтут из твоего денежного содержания. Ты не обеспечил их сохранность. Уменьши количество сгоревших сапог по крайней мере в три-четыре раза. Да ещё укажи, что они были из подменного фонда, то есть старыми,- посоветовал он.
Так мы с Омелиным и сделали. Но всё же какие-то копейки из моего денежного содержания высчитали. За совет я был благодарен Дмитренко.
Наконец руководство полка вспомнило о боевой подготовке и по тревоге наш дивизион вывело на "точку". Эта "огневая точка" располагалась в нескольких километрах от Цители Цкаро на вершине довольно обширного плато. Было начало зимы. Иногда шел снег. Территория вокруг "точки" была покрыта сплошным месивом из чернозема и глины. Мало того, для обеспечения защиты техники от атомного удара наши все кабины и пусковые установки загнали в вырытые предварительно капониры. Кругом сплошная грязь. В таких условиях мы начали разворачивать наш зенитно-ракетный комплекс С-75, состоящий из шести кабин и шести пусковых установок.
После начала развертывания через шесть часов по инструкции комплекс должен был быть готовым к боевой работе. Мы его разворачивали двое суток. Это было наше первое развертывание. Когда потом мы наловчились, то проводили развертывание с марша за два часа.
Тогда же при первом развертывании были сплошные вопросы. Как поставить кабину? Как соединить сотню кабелей? Не так поставил. Длины кабеля не хватает. Начальник второй группы, инженер-лейтенант Пичугин руководил развертыванием кабельной сети. Его нижняя часть шинели и брюк, не говоря уже о сапогах, были покрыты толстым слоем лоснящейся грязи.
Однако самая ответственная операция состояла в сборке антенны станции наведения ракет. Это было довольно сложное в инженерном отношении сооружение, вращающееся вместе с кабиной "П". На нем укреплялось четыре функционально независимых антенны. Самыми громоздкими (метров по пять в длину) были две антенны каналов визирования цели и ракеты. Они представляли собой рупоры, свернутые в улитки. В хвосте улитки мотором вращался облучатель, обеспечивающий перемещение плоской диаграммы направленности в пределах сектора сканирования. Одна из таких улиток, а именно антенна, обеспечивающая сканирование по азимуту, устанавливалась горизонтально на ферме, до того прикрепленной к кабине "П". Она могла вращаться в пределах 90; и тем самым поднимать диаграмму по углу места. Вторая улиточная антенна крепилась под углом 90; к первой. Эти антенны на марше возились на специальных повозках, транспортируемых тягачами. Весь монтаж антенн осуществлялся с помощью крана.
Кроме описанных антенн в свободном торце горизонтально установленной улитки крепилась антенна радиолинии передачи команд на ракету. Она представляла собой круглый рефлектор диаметром около двух метров. Похожая на только что описанную, антенна наземного радиолокационного запросчика крепилась на верху горизонтальной улиточной антенны визирования.
Этими работами руководил начальник первой группы инженер-лейтенант Какузин Ф. Л. Монтировали антенны начальник кабины "П" лейтенант Морозов В. Ф. и техник этой кабины лейтенант Сердюк А.
Поскольку монтаж антенны был самой ответственной работой, я тоже принимал в нем непосредственное участие, вплоть до того, что лазил на крышу кабины "П", точнее на ферму, закрепленную на ней, и помогал осуществить операции по монтажу.
В тот момент, когда я был на крыше кабины "П", вдруг раздается громкая команда:
- Дивизион, смирно.
Поворачиваю голову в сторону, откуда она последовала и вижу, что стоит командир полка подполковник Беглярбеков Чингиз Алекперович. Тогда я ему с высоты фермы, на которой уже закреплены антенны, кричу:
- При монтаже антенны команда "смирно" не подается. Об этом записано в инструкции.
Беглярбеков мне в ответ кричит:
- Вольно. Идите сюда.
Я слажу с антенной фермы. Подхожу к Беглярбекову, подношу руку к головному убору и докладываю ему, что моя радиотехническая батарея производит развертывание.
- Сколько Вы будете развертываться? Уже пошли вторые сутки, как я объявил тревогу,- спрашивает он.
- Первый блин всегда комом. Условия сложные. Да и личный состав ещё не обучен. Только учимся,- пояснил я.
- Почему же не выставили охрану? Я прошел, меня никто не остановил, напирал Беглярбеков.
Мне хотелось сказать, что это не мой вопрос. Охрану должен организовывать штаб дивизиона, но я промолчал.
Когда мы подсоединили все кабели и собрали антенную систему, провели первое включение и контроль функционирования. При этом оказалось, что комплекс полностью к бою не готов. Во всех кабинах были неисправности. Офицеры моей батареи начали их методично устранять. Мы ещё несколько дней возились, пока доложили о готовности к стрельбе. Причинами такого положения были:
-  Во-первых, комплекс несколько лет эксплуатировался малоквали-фицированными обучаемыми в Богодухове.
- Во-вторых, наш личный состав, в том числе и офицеры, с большинством вопросов сталкивались впервые. Последние всего год назад были выпущены из училища, в котором изучали совершенно другую технику.
- В-третьих, этот комплекс С-75 разрабатывался для ПВО страны и он совершенно был непригоден с точки зрения мобильности для ПВО Сухопутных войск.
Именно тогда у меня появилась мысль собрать материал, по которому можно было бы оценить реальную надежность комплекса С-75. Решил я это делать по результатам функционального контроля, которые вначале фиксировались в журнале индикаторной кабины "И".
Этот материал я потом оформил в виде реферата на 20–30 страницах. Он мне потребовался при поступлении в адъюнктуру, о котором я задумался после того, как меня не пустили в КВАИУ на преподавательскую работу.
Мы месяц отстояли на боевом дежурстве на огневой точке. Нам на смену пришел туда второй дивизион. Зная, что при свертывании-развертывании комплекса С-75 может произойти непредвиденное, руководство приняло такое решение. В начале меняющий нас дивизион разворачивается рядом с нашей огневой "точкой" и принимает на себя боевое дежурство. Мы выводим свою технику из капониров, вновь разворачиваемся с другой их стороны, а затем берем боевое дежурство опять на себя. Меняющий нас дивизион заводит свою технику в капониры, разворачивается и окончательно принимает боевое дежурство на себя. Только после этого наш дивизион снимается с позиции и уходит в автопарк, расположенный в Цители Цкаро.
Планировалось нам дежурить на "точке" один месяц, но, как правило, смена занимала как минимум неделю. Поэтому мы часто бывали "вдали от наших жен" несмотря на то, что они с детьми жили на расстоянии нескольких километров.
После того, как мы немного разобрались с развертыванием, командование полка вспомнило о личном составе и решило проявить о нем заботу.
Поступает приказ установить в каждой батарее по одной палатке, чтобы люди могли там спать. Была сырая кавказская зима, а поэтому палатки должны были быть отапливаемыми. Тыловики привезли чугунные печи. Дав команду старшине Омелину установить палатку, я увлекся развертыванием станции наведения ракет. Мне было не до палатки.
Утром командир полка приехал по позиции и заглянул в палатки. Палатка огневой батареи была заполнена аж тремя солдатами, которые тогда спали. В палатке радиотехнической батареи не было никого. Мои операторы отлично устроились в отапливаемых кабинах. Это был повод, чтобы отомстить мне за то, что одернул командира полка, сказав:
- "Во время монтажа антенны команда смирно не подается". Причем сказано это было громко, так, что весь личный состав дивизиона слышал мой голос. Тогда Беглярбеков мне ничего не высказал, но позже припомнил.
Когда наш дивизион вернулся в Цители Цкаро на зимние квартиры, мне было объявлено взыскание - неполное служебное соответствие по командной линии и выговор по партийной. Было обидно, но что тут поделаешь. Правда эти взыскания продержались недолго и где-то через пару месяцев были сняты. Однако плохой осадок в душе остался. Я такого за свою работу не ожидал получить. У нас начальство не благодарно.
Весной и летом 1960 года мы провели серию учений, объездили всю пустынную часть Азербайджана, примыкающую к Цители Цкаройскому району.
Вначале мы расставляли кабины на позиции так, как требовала того инструкция. Однако вскоре выяснилось, что такая диспозиция неудобна. Поэтому мы стали располагать основные кабины по длинным сторонам прямоугольника, а по коротким устанавливались дизель-электростанции и кабина "П". Расположив друг против друга кабины "И" и "Ц" мы существенно расширили командный пункт командира дивизиона, установили там также традиционный планшет. Им занимался начальник штаба дивизиона майор Манучарян.
При вытягивании дивизиона в колонну машины и тягачи располагались в такой последовательности, чтобы было удобно занимать огневую позицию.
Во главе колонны дивизиона на среднем артиллерийском тягаче, тянувшим дизель-электростанцию, ехал я. Когда мы приближались к позиции, которую нам предстояло занять, я давал отмашку флажком и указывал, где должна будет стоять кабина "П". Остальные кабины тут же начинали разъезжаться в стороны от дороги и занимать свои места на позиции. Офицеры их уже знали заранее.
Сборка кабельного хозяйства тоже была существенно рационализирована. Все кабеля между кабинами были ужгутованы и обвязаны киперной лентой. Поэтому этот жгут легко укладывался на подставки между кабинами и разъемы их быстро состыковывались.
В результате всего этого существенно сократилось время развертывания комплекса. По инструкции полагалось развернуть его за шесть часов. Мы же к концу лета 1960 года разворачивали С-75 за два часа.
Руководство посчитало, что наш полк освоил новую зенитно-ракетную технику. Был поощрен личный состав. Командир полка Беглярбеков получил звание полковника. Были присвоены очередные звания другим офицерам. Я тогда был старшим лейтенантом. Мне первый секретарь Центрального комитета комсомола Грузии Шеварнадзе прислал грамоту.
Таким образом, наша жизнь постепенно налаживалась. Однако это совсем не значило, что я каждый день ночевал дома даже тогда, когда не был на дежурстве на "точке". По части службы меня повысили и я стал ходить не дежурным по части, а оперативным дежурным по полку. Мне же от этого было не легче. Поскольку допускались к оперативному дежурству только те офицеры, которые имели право открывать зенитно-ракетный огонь. Их же было не так много. Да ещё на огневой "точке" половина из них регулярно сидела. Поэтому приходилось буквально ходить "через день на ремень". Это тоже сильно изматывало, хотя физической нагрузки здесь не было, но зато моральная давила сильней.
На командном пункте полка, где мы несли оперативное дежурство, был большой планшет, на котором отображалась воздушная обстановка на всем Ближнем Востоке. По данным радиолокационной разведки рисовались трассы воздушных целей и их перемещение. Тогда там за границей много было авиации американцев. Если американский самолет приближался к определенной линии, то я обязан был поднять дежурный дивизион по тревоге. Эти же проклятые американцы нас тренировали. Их самолет направлялся в нашу сторону, доходил почти до границы, разворачивался и уходил обратно. Нужно было иметь хорошую выдержку, чтобы не дергать тревогами дежурный дивизион. Всегда был риск того, а вдруг американский самолет пересечет границу, а ты не поднял дежурный дивизион по тревоге. За этим следует судебное разбирательство.
Оперативное дежурство на командном пункте полка назначалось на сутки, но спать в течении его запрещалось. Смена производилась утром. Ты только после этого шел домой. Но за тобой чаще всего уже бежал посыльной. Как правило, что-то случалось в твоем подразделении. Оно требовало твоих решений. Вся эта бессонница выматывала организм до предела. Причем, повторюсь, без всякой физической нагрузки.
Однажды на территории полка я увидел пожилого майора. Он, как и мы все, носил артиллерийские погоны и знаки различия. Поинтересовался у своих однополчан:
- Кто он такой? В какой службе штаба полка работает?
Никто мне толком ничего сказать не мог. Наконец один офицер потихоньку мне шепнул:
- Он из КГБ. Его зовут "молчи-молчи".
О работе этой организации у меня были самые общие представления. Слышал о репрессиях 37 года и всё. Никто их моих родных и близких знакомых с ней не общались. Думаю, что сейчас дела ее сильно преувеличены демократами.
Майор этот ходил по полку. Я видел, как он иногда говорил с офицерами. Ведь полк наш тогда был совершенно секретным, а это значит, что нужно было знать настроения людей.
Как-то и мне на территории военного городка пришлось встретиться с ним. Отдал ему честь как старшему по званию. Он подал мне руку, мы поздоровались, и спросил о делах.
- Все хорошо,- был ответ.
- Если услышите, что кто-то лишнее болтает, то доложите мне,- сказал он.
- Есть, товарищ майор,- пообещал я.
Больше с ним встретиться не пришлось. И это хорошо.
Сбор данных о готовности к стрельбе комплекса С-75 по результатам функционального контроля мною продолжался. Статистика постепенно накапливалась.
Бывали конечно из ряда вон выходящие случаи. Как-то было решено, пока мы находились на зимних квартирах, провести ремонтно-профилактические работы на комплексе, подобные тем, которые я проводил на станциях орудийной наводки. Нужно было почистить контакты, смазать некоторые подшипники и тому подобное.
Комплекс был по сокращенному варианту развернут в автопарке. Неожиданно ко мне подбегает начальник кабины "П" лейтенант Морозов В. Ф. и докладывает:
- Мой оператор накачал две тавотницы смазки ЦИАТИМ 201 в волноводы по обоим каналам.
- Как это случилось? - спрашиваю я.
- Согласно инструкции качать нужно до тех пор, пока смазка не появится из другого отверстия, а оно оказалось забитым. Порвался сальник подшипника обдува феррита в волноводном циркуляторе и смазка пошла в волноводы,- сообщил Морозов.
Оператор действовал по инструкции. Другое дело, что она была несовершенна. К тому же мог он подумать:
- Зачем столько смазки в маленьком подшипнике?
Пришлось разбирать волноводные тракты во всей кабине "П". Эта работа заняла недели две, но зато заменили сальники. Все эти дни моё начальство было в ужасе.
Мы все же справились с этой работой, которую по объему и сложности можно отнести к заводской. Нам же представителей завода изготовителя СНР не потребовалось.
Как-то, будучи на боевом дежурстве на "огневой точке", нас поднял по тревоге начальник штаба полка майор Лахин. Я был оперативным дежурным по дивизиону. Мы включили все свои агрегаты. Провели функциональный контроль. Доложили о готовности к боевой работе.
С командного пункта полка поступает команда майора Лахина:
- Уничтожить цель. Квадрат… (такой-то).
Мне подумалось, что наступил момент "Х". Мы развернули свою антенну в указанном направлении. На индикаторах в кабине "И" появилась отметка от цели:
- Есть цель. Квадрат… (такой-то),- доложил я на командный пункт полка.
- Уничтожить,- приказал майор Лахин.
Смотрю я на отметку от цели и вижу, что она двигается по экрану медленно. Мне пришло в голову, что это пассажирский, а не боевой самолет. Запрашиваю командный пункт полка майора Лахина:
- Как уничтожить цель? Боевыми ракетами…,- дальше мне Лахин договорить не дал.
- Учебно. Учебно. Выключить высокое! - закричал он в микрофон.
Оказывается, что Лахин скучал оперативным дежурным на командном пункте полка и решил нас потренировать. Хороша была бы тренировка, если бы я шарахнул по этому пассажирскому самолету своими боевыми ракетами. Вот к чему может привести бестолковое руководство. Лахин должен был меня предупредить заранее о том, что проводим тренировку.
Вот так мы продолжали служить и жить в военном городке Цители Цкаро. Квартиры уже обжили, но требовались дрова для топки печи. Она была выдвинута из стены, но облицована кафелем.
Как-то я обратился к нашему офицеру по снабжению капитану Гундаеву Алексею с просьбой выписать дров. Он мне и говорит:
- Бери машину, солдат, и езжай в лес. Я там договорился, что мы будем везти порубку старого леса на дрова.
Это нужно было ехать в район Лагодех, где мы когда-то с Люсей гуляли в лесу. Я тогда сделал глупость - вырезал на гладком стволе чинары свои буквы "ВИМ".
В лесу лесника мы не нашли. А вот чинару ту я нашел. Время стерло мою глупость. За три-четыре года чинара повзрослела и ствол её уже не был гладким. Он покрылся махровой корой. Мои буквы где-то там замаскировались ею.
Солдаты были инициативные и, долго не думая, начали пилить деревья. Я даже не заметил, когда они спилили относительно молодое дерево в диаметре порядка шестидесяти сантиметров. Старое тоже было спилено. Разрезав их на части, солдаты погрузили эти бревна в машину ЗИС-5. Шофер был по фамилии Редькин. Затем мы выехали в обратный путь.
Однако на выезде из леса нас встречает всадник с ружьем. Он потребовал остановиться и представился лесником. Я ему сказал, что приехал в лес за дровами по рекомендации Гундаева. Лесник заглянул в кузов и увидел спиленное относительно молодое дерево. Он разозлился и приказал нам ехать за ним в лесничество. Там солдаты начали его уговаривать, и он согласился оставить нам бревна старого сухого дерева, а бревна молодого заставил сбросить у них во дворе. Затем он отпустил нас. Вот так я рубил лес в горах Кавказа.
Теперь немного об инициативах наших солдат. Они в основном распускались, когда дивизионы возвращались с боевого дежурства домой на зимние квартиры. Все получали некоторую слабинку. Офицеры разбегались по своим квартирам к женам. Солдаты чаще были предоставлены самим себе.
В полку шла непрерывная стройка кирпичных навесов для техники. Конечно основными строителями были специалисты, а из наших операторов и водителей формировались подсобные бригады. Они возили стройматериалы. Помогали перетаскивать тяжести.
Среди таких бригад были группы солдат, которые прикреплялись к бортовым автомашинам. На них возили песок с берега реки Алазань. Это километров за тридцать от Цители Цкаро, а может и больше. Старшим машины назначался офицер, который инструктировался начальником штаба дивизиона. Строжайше запрещалось купаться в реке Алазань. Она очень быстрая и коварная, вместе с водой несется порой и песок с галькой.
Но нашим хоть кол на голове теши. Один солдат из соседнего дивизиона при загрузке машины песком, спрятавшись за кустами от офицера, полез в воду. Алазань его подхватила, понесла выбросила через километр на берег уже мертвым. В полку был траур.
Второй печальный случай произошел в нашем дивизионе. На разводе караула дежурный по части капитан Дмитренко обнаружил, что один из солдат выпивший. Он ему сказал:
- Идите в казарму, сдайте оружие старшине, пусть он пришлет Вам замену.
Солдат с полным боекомплектом патронов ушел в казарму. Старшины нигде не нашел. Тот, выдав оружие караулу, уже ушел домой. Несостоявшийся караульный долго ходил по казарме, пока не увидел сидящего на окне сержанта из соседнего взвода с криком:
- А это ты? - выстрелил в него и попал ему в плечо.
Другие солдаты тут же навалились на стрелявшего и забрали у него автомат, вызвали скорую помощь, которая увезла сержанта в Тбилиси. Но из-за большой потери крови спасти его не удалось.
Солдат, который стрелял, потом так и не смог объяснить, зачем он это сделал. Его тоже увезли в Тбилиси.
Конечно здесь был виноват Дмитренко в том, что не забрал у пьяного автомат с патронами.
Причем, когда анализировали, что произошло с солдатом, застрелившим сержанта, не могли понять. Он всегда числился на хорошем счету.
Пьяницы доставляли мне тоже заботы. Как повезут солдат в баню, так оттуда часть привозят пьяными. Особенно этим отличался один москвич. Позже выяснилось, что солдат спаивал банщик. Старшина в помывочную комнату запускает солдат трезвых, а оттуда они выходят пьяные.
Доставляли неприятности и нацменьшинства. Грузин Гогичашвили часто бегал в самоволку. У него в Цители Цкаро было полно родственников. Спустя некоторое время по просьбе командования полка его перевели в другое место.
Последний набор личного состава был пополнен низкорослыми рыжими северокавказцами-чеченцами и кабардинцами. Один из них, назначенный водителем, разморозил двигатель машины ЗИЛ-150.
ПОСТУПЛЕНИЕ В АДЪЮНКТУРУ
Перед поступлением в адъюнктуру служба моя в Советской армии в течение пяти с половиной лет проходила в Закавказье в Грузии. Из них последние три с половиной года в городе Цители Цкаро в зенитном ракетном полку на должности заместителя командира дивизиона – командира радиотехнической батареи в звании старшего инженер-лейтенанта. Повторюсь немного, чтобы напомнить, с какой техникой мне приходилось иметь дело.
Дивизион наш был вооружен зенитным ракетным комплексом (ЗРК)
С-75. В его состав входила моя радиотехническая батарея, обслуживающая станцию наведения ракет СНР-75, выполненную в шестикабинном варианте. В нее входили следующие кабины: индикаторная "И", передающая "П", координатная "К", радиолинейная "Л", целевая "Ц" и распределительная "Р". В последней электропитание от трех дизельных электростанций ДЭС-75 распределялось между остальными пятью кабинами. Электростанции и кабина "П" перевозились средними артиллерийскими тягачами. Остальные кабины, представляющие собой будки типа "КУНГ", размещались на шасси автомобилей ЗИЛ-130. Между кабинами и пусковыми установками огневой батареи было протянуто огромное количество сигнальных и силовых кабелей. Для перевозки последних использовался кабелеукладчик – легковой автомобиль типа ГАЗ-69. Вот таким громоздким хозяйством я командовал весной 1961 года.
У нас, эксплуатационников, аббревиатура СНР расшифровывалась как "станция непрерывного ремонта". Ее обслуживало девять офицеров и порядка двадцати солдат и сержантов.
Весной 1961 года прошла серия успешных учений с развертыванием и приведением в боевую готовность наших зенитных ракетных комплексов. При этом мы объездили всю восточную Грузию и западный Азербайджан. После этого я за свою хорошую работу получил грамоту от самого Шеварнадзе, тогда первого секретаря Центрального комитета комсомола Грузии. Авторитет мой в полку был высоким, и я решил попытаться осуществить свою мечту. Написал рапорт с просьбой отпустить меня учиться в адъюнктуру Киевского высшего артиллерийского инженерного училища (КВАИУ).
Когда с этим рапортом пришел к командиру полка полковнику Беглярбекову Чингизу Алекперовичу, то он у меня спросил:
- Максимов! Ты уедешь учиться в адъюнктуру. А кто у меня будет ремонтировать радиолокаторы?
- Вам пришлют нового молодого инженер-лейтенанта, - был мой ответ.
- Так ему еще нужно выучиться, как ты выучился. Теперь-то я знаю, что если кто-то в полку не может отремонтировать локатор, то я посылаю Максимова и он это  дело сделает, - похвалил Беглярбеков меня.
Действительно это было так. Когда я, сменившись со своим дивизионом с дежурства на "точке", приезжал в Цители Цкаро, то покоя домашнего у меня здесь тоже не было. Если что-либо случалось в соседнем дежурном дивизионе на "точке", то меня ночью от жены машина часто увозила туда, где я помогал ремонтировать  технику, а точнее, искать вышедшую из строя деталь в многоэлементном радиотехническом узле. Это было самым сложным.
Вот так мы с Беглярбековым беседовали, когда неожиданно открывается дверь его кабинета и в него буквально влетает секретарь комсомольской организации полка (мы его просто называли "комсомольцем"). С порога он кричит:
- Товарищ полковник! Гражданин Советского Союза Юрий Гагарин в космосе!
- Ну, свершилось то, чего мы так долго ждали, - буквально вскричал Беглярбеков. – Максимов! Давай твой рапорт. Езжай, учись в адъюнктуре.
Затем он тут же подписал мой рапорт и включил радиоприемник. В это время по нему транслировались подробности этого великого для всего человечества события. Так я получил разрешение поступать в адъюнктуру и помог мне в этом Юрий Гагарин. Это свершилось 12 апреля 1961 года.
Должен заметить, что Беглярбеков был прогрессивным человеком. Он любил технику. Уважал инженеров. Даже собирал коллекцию маленьких подшипников. Чисто говорил по-русски, без всякого акцента. Учился в Ленинграде и был пророссийски настроенным кавказцем – азербайджанцем. Любил женщин. Поговаривали, что одна жена офицера хвасталась женщинам, что ее мужа будут отпускать поступать в академию столько раз, сколько она захочет.
Теперь мне предстояло хорошо подготовиться к поступлению в адъюнктуру. Во-первых, нужно было срочно подготовить и отправить в Киев реферат, чтобы там посмотрели, на что я способен. Материал для него собирался мною уже давно. Эксплуатируя СНР, я заметил, что надежность ее очень низкая. Часто выходили из строя различные блоки. Решил собирать материал по этим отказам. Они обнаруживаются при проведении функционального контроля комплекса, который осуществляется при каждом его включении. Завел секретную тетрадь и в нее стал заносить показания приборов при этом контроле. Постепенно материал накапливался, выделялись узлы особенно сильно подверженные отказам. Так были собраны данные для реферата на тему: "Оценка боеготовности комплекса С-75 по результатам функционального контроля". Они были неутешительны. Я сделал вывод, что наш зенитный ракетный комплекс С-75 обладает низкой надежностью.
Когда реферат был готов, его отпечатала полковая машинистка Зина на двадцати страницах. Я его переплел и по совершенно секретной почте отправил в Киев в КВАИУ.
Потом выяснилось, что мои выводы в реферате совпали с выводами начальника кафедры №31 "Радиотехнические станции наведения ракет" кандидата технических наук, доцента, инженер-подполковника Губренюка Анатолия Александровича.
Затем я опять засел за изучение принципиальных схем зенитного ракетного комплекса С-75. По нему мне предстояло сдавать вступительный экзамен в адъюнктуру. Его неплохо преподавали в Богодуховском центре переучивания зенитчиков на ракетную технику. Но после окончания  этой учебы кое-что успело забыться и нужно было освежить все в памяти. Теперь, готовясь к вступительному экзамену, я допоздна сидел в секретной части над руководством службы по С-75. Выносить его из части, а тем более домой, категорически запрещалось. Так прошла весна 1961 года.
Летом мы с женой Люсей съездили в Киев, там я пошел в училище. Меня допустили к литературе и теперь до девяти часов вечера, пока не закроется библиотека, работал над всеми имеющимися там материалами по наведению ракет.
В конце лета вернулся один в Цители Цкаро. Представился командирам. Исполняющий обязанности командира полка подполковник Поползухин мне сказал:
- Езжай на "точку" и помоги поставить дивизион на готовность. Что-то у них там не получается.
В тот же день выехал на родную "точку". Там формально принял командование своей батареей и включился в процесс ремонта и настройки станции наведения ракет.
В передающей кабине "П" была неисправность, и мы с начальником группы инженер-лейтенантом Какузиным Феликсом Львовичем и начальником кабины "П" лейтенантом Морозовым Владимиром Федоровичем включились в процесс поиска неисправности и ремонта оборудования.
Неожиданно перед открытой дверью кабины показались две девочки грузинки лет по пятнадцать. Одна из них сказала:
- Товарищи военные. Там ваши солдаты разбились. Трактор наехал на глубокую расщелину.
Мы немедленно сели на кабелеукладчик – автомобиль ГАЗ-69 и помчались туда, куда указывали девочки. Сначала ехали по следам нашего тягача по грунтовой дороге. Затем мы увидели, как он повернул буквально на 90 градусов и поехал по бездорожью, ломая кусты. Теперь он висел над пропастью расщелины, упершись радиатором в противоположную сторону ее.
Солдат наших девочки уже вытащили из кабины на лужайку. Обмыли кровь на их лицах. В общем, оказали первую медицинскую помощь. А развернулись на дороге наши солдаты из-за того, что в кустах как раз увидели этих девочек, собирающих ежевику.
Позже выяснилось, что эти горе-водители поехали самовольно регулировать тормоза среднего артиллерийского тягача. Теперь была вызвана полковая скорая помощь и разбившихся солдат отправили в госпиталь в Тбилиси. Мы пригнали на место происшествия другой тягач и он стащил первый тягач с расщелины. Если бы последняя была на метр-другой шире, то тягач нырнул бы в нее вместе с солдатами. Когда я заглянул в это расщелину-промоину, то дна ее не увидел. Это была бы настоящая трагедия. Взяв потерпевший аварию тягач на буксир, мы вернулись на свою "точку" и продолжили ремонт станции наведения ракет.
На следующий день была суббота и большинство офицеров с "точки" уехало в полк в Цители Цкаро на читку приказов. Я же остался на "точке" в составе дежурного сокращенного расчета комплекса С-75, стоящего на боевой готовности.
Когда часть офицеров вернулась с читки приказов, то кто-то из них сказал мне, что им был зачитан приказ по этой аварии, и что одним из выводов этого приказа есть пункт, запрещающий мне поступать в адъюнктуру. Недолго думая, я сел в машину и уехал в полк. Там пошел к секретарше и попросил показать мне этот приказ.
В нем действительно было написано, что мне из-за того, что разбились солдаты и поврежден тягач, объявляется как командиру их батареи взыскание – "неполное служебное соответствие" и что от поступления в адъюнктуру я отстраняюсь. Мне удалось найти исполняющего обязанности командира полка подполковника Поползухина. Попросил его объяснить содержание этого приказа.
- Приходите ко мне в кабинет в шесть часов вечера, - сказал он.
В указанное время я вошел в кабинет. Кроме Поползухина там сидели заместитель командира полка по политической части майор Музыченко, главный инженер полка майор Лигачев и секретарь партийного бюро полка. На меня сразу попер Музыченко. Он стал мне доказывать, что в этом происшествии больше всего виноват я, что мне нужно было бы то-то предусмотреть, то-то предугадать. Меня это возмутило. Подумал про себя, что же это ты такой умный и не предугадал. Ведь за воспитательную работу в полку отвечает именно он. Но вслух сказал:
- Вот я возьму графин, стоящий на столе между нами, и ударю им Вам по голове. Вот тогда посмотрим, как Вы предугадаете, что у меня в мозгах.
Поползухин тут же отреагировал:
- Ну что ты, Максимов! Ну что ты. Успокойся.
- Я спокоен. Просто удивляюсь. Создается такое впечатление, что некоторые никогда не работали с людьми, - сказал я.
- Ладно. Сегодня иди пока домой, отдохни, на "точку" не езди, - принял решение Поползухин. Он был человек незлобный, но какой-то незаметный. Не такой, как этот  Музыченко.
Командира полка в это время в Цители Цкаро не было. Вообще, даже поговаривали, что Беглярбеков идет на повышение.
Тогда я вышел из штаба и пошел на привычное для меня место – командный пункт полка. Там по душам поговорил с офицерами, а затем отправился домой. Сразу лег в постель и заснул. Настолько была перенапряжена моя нервная система. Срывалось дело моей жизни.
На следующий день пошел в штаб полка и там случайно встретил Беглярбекова. Он отнесся к моему несчастью с пониманием и сказал:
- Не горюй. Что-нибудь придумаем. Необходимо немного времени, чтобы все улеглось.
Однако мои противники не унимались. Они отправили в Киев в училище письмо о том, что я отстранен от поступления в адъюнктуру.
Прошло еще несколько дней. Как-то встречаю в штабе полка секретчика и он сообщает мне, что по моему вопросу есть письмо Командующего Закавказским военным округом. Затем оно было дано мне для прочтения. В нем было написано буквально следующее: "Все сделано правильно. Но почему Максимова не пускаете в адъюнктуру? Стученко".
Вот это "но почему" стало решающим в тот период моей жизни. Наши полковые законники тут же все изменили. Точнее, переделали тот злополучный приказ и отменили мне взыскание – "неполное служебное соответствие", а значит, разрешили мне поступать в адъюнктуру.
Ранней осенью 1961 года я выехал в Киев для сдачи вступительных экзаменов в адъюнктуру. Меня уже там не ждали, но обрадовались, так как в противном случае у них не было бы конкурса.
На кафедре №31, специализирующейся по станциям наведения ракет, теперь поступали двое – один из них начальник лаборатории той же кафедры – капитан Айданцев Леонид Дмитриевич, а вторым был я. На экзамене Айданцев получил "отлично", а мне поставили "хорошо". Это означало, что на эту кафедру в адъюнктуру меня теперь не возьмут.
Однако меня не отчислили, а предложили сдавать остальные вступительные экзамены – Историю коммунистической партии и английский язык. По этим предметам я получил оценки "отлично" и "удовлетворительно" соответственно. Языки мне не шли. Плохо читал по-английски.  Меня тогда убивало множество бестолковых правил чтения букв в его лексике. Как говорила потом одна моя родственница, преподаватель английского языка:
- В нем пишется "Манчестер", а читается "Ливерпуль".
Разговор англичан какой-то спотыкающийся на препятствиях. Нет в нем плавности течения речи. Не люблю этот язык и сейчас, особенно, когда наши, продавшиеся Западу, средства массовой информации усиленно его внедряют в печати, по радио, телевидению и даже на уличных вывесках.
На экзамене по специальности присутствовал начальник кафедры №32, специализирующейся по радиолокационным станциям обнаружения, разведки и целеуказания. Он внимательно слушал мои ответы и задавал дополнительные вопросы. Изучаемые на этой кафедре радиолокаторы соответствовали профилю Киевского высшего инженерного радиотехнического училища (КВИРТУ), которое я окончил в 1956 году.
Это был подполковник Колчерин Сергей Демьянович, сыгравший в моей жизни большую роль. Он предложил зайти к нему после экзаменов. Кабинета у него тогда не было и мы с ним говорили прямо в преподавательской. Сергей Демьянович попросил меня подробнее рассказать о себе, что я и сделал.
После этого Колчерин предложил мне пойти на учебу в адъюнктуру по его кафедре. У меня другого выбора не было, и я согласился.
Конечно, на кафедре №31 можно было бы писать диссертацию, опираясь на свой опыт эксплуатации станций наведения ракет в течение трех с половиной лет. Тогда как станции разведки и целеуказания знал только теоретически, если не считать того, что участвовал в развертывании станции
П-10, когда еще служил в зенитной дивизии. Других предложений мне для выбора не было.
Сейчас все чаще говорят, что человек имеет право выбора. Это только для очень богатых, да и то не всегда. Чаще всего нас выбирают другие люди и обстоятельства.
Поэтому я согласился учиться в адъюнктуре на кафедре №32 и не жалею.
После этого мне предстояло вернуться в Цители Цкаро в свой полк и ждать приказа из Москвы о назначении меня адъюнктом КВАИУ. Здесь командование полка решило меня на "точку" больше не посылать. Они даже не ожидали, что я вернусь. Поэтому перед отъездом на экзамены моя батарея по акту была передана начальнику первой группы инженер-лейтенанту Какузину Феликсу Львовичу.
Теперь же меня оставили в штабе полка, здесь нужен был начальник разведки, а поэтому и прикомандировали к командному пункту. Я через день, как говорится, "на ремень" ходил оперативным дежурным по нему. Вот тогда у меня появилась ненависть к американцам, которые нас "тренировали" провокационными полетами в сторону границы Советского Союза в районе Армении. Обычно это происходило ночью. Летит американец на нас. На определенном расстоянии его от границы привожу дежурный дивизион в "готовность №1". Он же, проклятый, разворачивается и уходит в сторону Тегерана. Тогда их в Иране было очень много. Так повторялось несколько раз за ночь. Эта напряженная обстановка изматывала как личный состав командного пункта полка, так и дежурного дивизиона.
Все же на дежурствах было много свободного времени, особенно днем. его я расходовал на подготовку кандидатских экзаменов в адъюнктуре. Там мне предстояло сдавать марксистско-ленинскую философию, английский язык и специальность. Корочки книг по первым двум предметам у меня затерты до основания, настолько часто я их держал в руках, а страницы все испещрены подчеркиванием интересных для меня фраз.
Замечу, что ни философия, ни специальность меня сильно не волновали. Эти науки, имеющие свою внутреннюю логику, мне давались легко. Очень плохо дела шли у меня с нелогичным английским языком. С языками еще и раньше бывали проблемы. До сих пор иногда я обращаюсь к словарям, чтобы проверить, как правильно написать то или иное слово. Особенно путались буквы "И" и "Е". Мало того, по английскому языку у меня никакой практики не было. Когда же теперь о некоторых политиках говорят, дескать он знает четыре иностранных языка, не верю я этому блефу.
Свободного времени в те дни, когда я не дежурил, у меня было много. Постепенно упаковывал вещи. Прежде всего погрузил в ящик все детали от телевизора, который планировал собрать. Их подарила мне женщина инженер-настройщик, когда я проходил заводскую практику в Днепропетровске. Она тоже хотела из них собрать телевизор типа КВН, но отказалась от этой затеи. Не стал монтировать его и я. Так прошла зима 1961-1962 годов.
Весной пришел приказ о том, что я зачислен в адъюнктуру КВАИУ. Отправил вещи и выехал в Киев. Покидая Цители Цкаро весной 1962 года, я не думал, что судьба забросит меня сюда когда-нибудь.
После смерти моей первой жены Люси решил через год в 1981 году объехать места, связанные со службой моей в Закавказье. Заехал и в Цители Цкаро. Зашел в воинскую часть, расположенную на месте нашего зенитного ракетного полка. Поговорил с офицерами. Один из них согласился отвезти меня на мою "точку". Впечатление было ужасным. Там собрали зенитную артиллерию со всего Закавказского округа. Это были склады неприкосновенного запаса.
Такого огромного сосредоточения зенитных орудий я никогда не видел. Они рядами уходили к горизонту. А вот радиолокаторов почему-то не было видно. От наших трудов на "точке" не осталось ничего. Расстроенный вернулся в Цители Цкаро и в тот  же день уехал.
Теперь, прежде всего, обрисую физическую среду, в которую я попал, поступив в 1962 году в адъюнктуру КВАИУ. Этого нет в приведенных выше книгах.
ОПИСАНИЕ КИЕВСКОГО ВЫСШЕГО АРТИЛЛЕРИЙСКОГО ИНЖЕНЕРНОГО УЧИЛИЩА
Территория училища в Киеве располагается на Соломенке между площадью Урицкого (теперь это Соломенская) и Первомайским массивом, что на Чоколовке. Проехать к нему можно на троллейбусах №17 и №19 до остановки "Улица Курская". На этой  территории сейчас Академия Министерства обороны Украины.
В годы моего пребывания там от Кадетской рощи оставались еще столетние дубы. План размещения корпусов на территории училища изображен на рисунке 1.
Самым замечательным строением училища является Главный корпус. Он построен в 1913-1916 годах по проекту петербургского архитектора Д. Зайцева в романо-готическом стиле. Фасад этого трехэтажного здания протянулся вдоль
площади Урицкого более чем на сто пятьдесят метров. Непрерывные ряды больших окон разделяются и замыкаются выступами, напоминающими крепостные башни. В плане здание имеет форму буквы "Ш". Над центральным входом расположен балкон, хорошо освещаемый солнцем. За входом в здание открывается просторное фойе, потолок которого подпирают цилиндрические колонны Коринфского ордена, расписанные под бежевый мрамор. Справа в
Воздухофлотский проспект


;
углу место для дежурного по училищу, а далее вдоль обеих стен раздевалки, как в театре. Над фойе на втором этаже расположена библиотека с читальным залом, имеющим выход на балкон, и комнатой для работы преподавателей и адъюнктов, а на третьем этаже – зал для банкетов и танцев.
С тыльной стороны в центре располагаются на первом этаже – столовая, на втором – помещения кафедры №33 "Антенн и техники СВЧ", а также парикмахерская, на третьем – актовый зал.
Слева от входа в здание на первом этаже размещены кабинеты руководящего состава, зал для проведения заседаний Совета училища и вычислительный центр, а справа – строевой и кадровый отделы, а также другие службы училища. Причем здесь их кабинеты были по обе стороны довольно темного коридора.
В правом крыле здания в полуподвальном помещении располагались учебные мастерские, оборудованные токарными, сверлильными, строгальными станками и другими электромеханическими устройствами. На первом этаже этого же крыла была секретная библиотека с ее чемоданной, в которой храни-лись наши чемоданы с секретными тетрадями. При этом все, входящие в правый вход здания, быстро разбирали свои чемоданы и отправлялись на занятия. На втором этаже вольготно размещалась кафедра марксизма-ленинизма, а на третьем – Первый командный факультет.
В левом крыле здания на первом и втором этажах были кафедры Третьего радиотехнического факультета, а на третьем – кафедры Второго факультета систем управления. Кроме того, на первом этаже также располагался научно-исследовательский отдел.
На втором и третьем этажах справа и слева от центральной парадной белокаменной  лестницы расходились широкие светлые коридоры, в которые выходили двери с лекционных аудиторий и комнат для проведения групповых занятий.
Во дворе за этим зданием между его крыльями росли столетние дубы и были клумбы цветов.
В общем, в Главном корпусе училища были созданы все условия для обучаемых и преподавателей. Это здание специально проектировалось под учебное заведение такого масштаба. Оно мне очень нравилось. Все здесь было фундаментально, удобно и красиво, по столичному. В нем прошли лучшие годы моей жизни.
Въезд в училище был украшен каменной стеной, выполненной углом и облицованной кусками полированного гранита, на которой бронзовыми буквами написано название его, размещены ордена, которыми оно награждено, и очертания воина.
Справа от въезда позже построено одноэтажное здание проходной, где потом размещался дежурный по училищу. Далее вдоль забора, что со стороны улицы Курской, тянулся большой плац, где проводились построения всего личного состава училища и тренировки к парадам. На нем была трибуна с барельефом Ленина.
От проходной дорога уходила влево вдоль Главного корпуса к центральному входу мимо памятника Ленину, выполненного нашим доморощенным скульптором из числа бывших слушателей. В глубь территории можно было пройти через сквер, который примыкал к правому крылу этого корпуса. Первым зданием за ним был магазин военторга. Кроме последнего здесь же располагались лаборатории кафедры №35 "Импульсных устройств".
Далее в глубине двора размещался большой Спецкорпус. Это бывшая конюшня. В нем был полностью развернут комплекс С-75 со своей громоздкой антенной системой. Такое скрытое размещение маскировало его от возможного фотографирования с воздуха.
Напротив Спецкорпуса стояло здание Четвертого факультета "Зенитных управляемых ракет и наземного оборудования". В нем также находилось почтовое отделение связи.
Позже, когда Академия противовоздушной обороны сухопутных войск вытеснила наше училище из старого Главного корпуса, на огородах за зданием Четвертого факультета был построен новый Главный учебный корпус училища. Он размещался вдоль забора с авиационным училищем.
Затем по направлению к Чоколовке находится еще один трехэтажный учебный корпус. В нем тогда на первом этаже была санчасть, а на втором и третьем – кафедры математики, физики и иностранных языков. За этим корпусом в яме размещался стадион, а справа от него на возвышенности – здание кафедры физкультуры со спортивным залом. Рядом с последней был автопарк, а вокруг него склады.
Все перечисленные здания, кроме старого Главного корпуса, особой архитектурой не отличались. Они в основном были обычными домами довоенной постройки. Все дороги на территории училища заасфальтированы.
Хочется еще сказать несколько слов о старом Главном корпусе училища. Запомнилась облицовочная кирпичная кладка его стен. В ней каждый кирпичик бежевого цвета выглядел отдельно. Такое впечатление создавалось благодаря тому, что промежуток между кирпичами раствором заполнялся только на половину кирпича.
Позже, когда я уже уволился из армии, в центральной части Главного корпус был пожар. Сгорели фойе и клуб. Восстановить их в прежнем виде "наследники" наши так и не сумели. Фойе потеряло прежний столичный вид. Ранее бежевые круглые колонны, разрисованные под мрамор, теперь покрашены в деревенский синий цвет. В общем, село и тут захватило власть.

АДЪЮНКТУРА
Начать свое повествование хочу с описания условий, в которые попал, поступив в адъюнктуру училища по кафедре "32 "Построение и устройство радиолокационных станций обнаружения целей".
Почему в ее название включено слово "Построение" для меня было непонятно. Что означает "построить радиолокатор?" Сам  этот термин заимствован из Строевого устава. Там было все понятно – это построение военнослужащих на плацу. В радиолокацию данное понятие было притянуто "за уши". Оно заменяло широко распространенное словосочетание "конструирование (проектирование) радиоаппаратуры". Почему-то последнее не пользовалось успехом у нашего руководства. Просто хотели чем-то отличаться от гражданских высших учебных заведений. Мне же такое нагромождение в названии кафедры казалось излишним. Лучше было бы кафедру назвать просто "Радиолокационные станции обнаружения целей".
Списочный состав
кафедры №32 "Радиолокаторы обнаружения целей"
1. Начальник кафедры кандидат технических наук, доцент, подполковник Колчерин Сергей Демьянович.
2. Заместитель начальника кафедры инженер-полковник Логвиненко Анатолий Борисович.
3. Старший преподаватель инженер-полковник Стародубцев Николай Гаврилович.
4. Старший преподаватель инженер-подполковник Игнатенко Иван Игнатьевич.
5. Старший преподаватель инженер-подполковник Севальнев Михаил Терентьевич.
6. Преподаватель инженер-подполковник Дубровин Олег Александрович.
7. Преподаватель инженер-подполковник Позднухов Владимир Петрович.
8. Преподаватель инженер-майор Гусев Ким Андреевич.
9. Преподаватель инженер-майор Стеканов Владимир Ильич.
10. Преподаватель инженер-майор Тищенко Владимир Германович.
11. Начальник лаборатории инженер-майор Зименко Иван Федорович.
12. Начальник отделения в лаборатории инженер-капитан Шевчук Эдуард Николаевич.
13. Начальник отделения в лаборатории инженер-капитан Архипов Вячеслав Николаевич.
14. Начальник отделения в лаборатории инженер-капитан Яковлев Евгений.
На учебу в адъюнктуру я прибыл 01 марта 1962 года. Наша кафедра №32 в основном располагалась на первом этаже левого крыла старого Главного корпуса, но преподавательская находилась на втором этаже возле кабинета начальника Третьего радиотехнического факультета. В ней мне был выделен стол и сейф. Однако вскоре выяснилось, что продуктивно работать там нельзя.
Здесь сидело до десятка преподавателей вместе с начальником кафедры. К каждому из них за день могло прийти на консультацию два-три слушателя, а поэтому в комнате постоянно был галдеж. Люди входили, выходили и так далее. Поэтому я с разрешения начальника кафедры перешел работать в читальный зал библиотеки, где была комната для преподавателей и адъюнктов.
В то время начальником училища был генерал-лейтенант артиллерии Полянский Н.И. Сказать о нем ничего не могу, так как видел его пару раз только в президиуме. В июле 1962 года он ушел в отставку. Тогда же начальником училища был назначен генерал-лейтенант артиллерии Высоцкий Борис Арсеньевич.  Он пришел к нам из Москвы с должности заместителя начальника войск противовоздушной обороны (ПВО) сухопутных войск (СВ). Это назначение было для него понижением и его не устраивало. С ним мне пришлось общаться.
В училище я прибыл старшим инженером-лейтенантом. Через некоторое время мне присвоили звание капитана и стали посылать дежурным по училищу. Утром предстояло встретить Высоцкого в фойе главного корпуса и доложить ему о всех происшествиях, имевших место в училище за ночь. Фойе было высоты на два этажа, и резонанс в нем оказался хорошим. Я как бывший командир батареи во всю мощь своих легких крикнул:
- Училище, смирно!
Пошел на встречу с генералом строевым шагом и доложил ему о делах в училище. В ответ от него услышал:
- Что Вы на меня кричите!
В таких случаях, если начальство чем-то недовольно, говорится:
- Виноват.
Высоцкий от меня отвернулся и пошел к себе в кабинет.
Примерно через месяц меня опять послали дежурным по училищу. На этот раз, учитывая предыдущий опыт, я скомандовал:
- Училище, смирно!
Но уже не так громко. Подошел к Высоцкому и нормальным голосом доложил ему о происшествиях за ночь.
- Что Вы мне шепчете? – был его вопрос.
Недалеко от нас находился начальник строевого отдела подполковник Войтишин. Высоцкий ему кричит:
- Войтишин, заменить дежурного.
Затем уходит молча в свой кабинет. Я подхожу к последнему и спрашиваю:
- Кому сдать дежурство по училищу?
- Иди, неси службу,- отмахивается от меня начальник строевого отдела.
Видно офицеры управления училища уже знали подобные выходки Высоцкого и не обращали на них внимания. У меня же он сразу вызвал к себе антипатию, но я стал к нему присматриваться. Он играл роль сурового барина. Этакого маленького роста наполеончика. На его лице я никогда не видел улыбки.
В отличие от него его сын Роман был добродушным веселым хлопцем, балагуром, спортсменом, прожигателем жизни, любящим компанию, да и выпивку тоже.
В училище было несколько факультетов. Наш третий радиотехнический – возглавлял инженер-полковник Лысцов Владимир Сергеевич. Он в училище пришел из военной заводской приемки. Был сугубо интеллигентным инженером. Никогда не повышал голос.
В отличие от него его заместитель полковник Вертигел Гаврил Дмитриевич был настоящим цепным псом. Постоянно на кого-либо орал. Однажды он даже обрушился на начальника кафедры антенн доктора технических наук инженер-полковника Левицкого Георгия Евтихьевича (правда заочно):
- Я из этого доктора человека сделаю.
Мне никогда не хотелось уважать, а тем более общаться с такими горлопанами. Когда он однажды в коридоре при всех ругал своего помощника майора Соловьева Юрия Васильевича, тот ему сказал:
- Товарищ полковник! Я тоже офицер.
На что Вертигел ответил:
- Гавно ты, а не офицер.
Ему оскорбить человека ничего не стоило. Хотя некоторым Вертигел нравился и говорили, что он пакостей не делает. Даже сам Лысцов отмечал, что он дополняет его.
Вот в такую среду я попал из войск. Тогда училище в интеллигентном плане мало чем отличалось от них.
Но все же здесь эти "выбрики" некоторых начальников скорее были больше исключением, чем правилом. В основном в училище был собран здоровый, творческий, интеллигентный, ответственный коллектив.
Начальником нашей кафедры № 32, преподающей радиолокационные станции обнаружения целей или, по-другому, станции разведки и целеуказания, был, как уже писалось,  кандидат технических наук, доцент, подполковник Колчерин Сергей Демьянович. Он был тогда еще молод, окончил командный факультет Ленинградской артиллерийской академии, то есть по образованию инженером не был. Однако затем увлекся техникой и защитил диссертацию на кандидата технических наук.  Как у него так получалось? Непонятно. Теперь же его научные интересы чаще всего пересекались с интересами командного факультета. Участвовал в их научно-исследовательских работах и конференциях.
Внешне Колчерин  был среднего роста, на ногах заметное плоскостопие. Черты лица мелкие, но правильные, круглолицый. Носил громадную шевелюру вьющихся коричневых, но уже седеющих, волос. Улыбка приятная. Он практически всегда улыбался своим круглым лицом.
Во многих вопросах был откровенным, но не всегда. Как-то на одном совещании споры начальников привели к тому, что мнение руководства одни поддерживали, а другие нет.
Начальник училища спросил:
- Почему молчит Колчерин? Каково его мнение?
- Потому, что он хитрый, - сказал кто-то из зала.
Почерк у него мелкий, убористый, красивый. Дипломатических свойств ему было не занимать. Он умел выходить из сложных, щекотливых ситуаций. На кафедре слыл демократом. При этом любил повторять афоризм: "Сегодня се-ля Вы, а завтра се-ля Вас".
Колчерин мечтал, что когда-то ему будет выделен отдельный кабинет, где он мог бы после обеда и вздремнуть.
Когда я не захотел в своей диссертации развивать его идеи, больше касающиеся командного профиля по модели налета авиации противника в полосе фронта, то он немного для видимости посопротивлялся, а затем уступил мне. Ему тогда руководство моей научной работой было не нужно.
По национальности Колчерин был татарином, но крещенным. Все мечтал жить в Киеве на улице Татарской. Жена его тоже была татаркой. Звали ее Резида Хабибовна.
Заместителем начальника кафедры № 32 был инженер-полковник Логвиненко Анатолий Борисович. По национальности – полукровка. В общем неплохой, предсказуемый человек. Мне он помог тем, что настоял скорее на меня сделать представление к званию капитана. И даже сам его отнес в отдел кадров. Правда любил выпить.
Старший преподаватель инженер-полковник Стародубцев Николай Гаврилович. Высокий, интеллигент, обходительный, грамотный, умный. Красивое лицо. Нос с горбинкой. Он попал на нашу кафедру после того, как его сняли с начальника кафедры эксплуатации вооружения. Возможно, это произошло из-за того, что он давно не служил в войсках и не знал специфики современной службы вооружения. Должен заметить, что Николай Гаврилович был знающим радистом и хорошим преподавателем.
Вторым старшим преподавателем был инженер-подполковник Игнатенко Иван Игнатьевич. Он считался самым знающим специалистом по читаемым на кафедре радиолокаторам. Однако вида военного не имел.
Мою педагогическую подготовку курировал старший преподаватель инженер-подполковник Севальнев Михаил Терентьевич. Мне он больше напоминал татарина, чем Колчерин. Сам он казался хмурым, был строгим, но выдержанным и добрым. У него я много чего подчеркнул для своего педагогического мастерства. Жена у него очень шустрая. На всех кафедральных банкетах пыталась привлечь к себе внимание.
Преподаватель инженер-подполковник Позднухов Владимир Петрович. Руководил военно-научной работой на кафедре.
Преподаватель инженер-подполковник Дубровин Олег Александрович. Полукровка. Хитрый, интриган. Чего-то копал под Колчерина. Причина этого мне не известна. Жена его Евгения  работала в секретном отделе училища. Симпатичная женщина. Все же с Олегом можно было находить общий язык.
Преподаватель инженер-майор Стаканов Владимир Ильич ("Наш родной и любимый") был высоким, лысеющим, добродушным болтуном. У него на всякий случай были заготовки типа:
- "А у нас в …" и дальше следовал длинный рассказ. Жена его блондиночка работала в библиотеке училища.
Преподаватель инженер-майор Тищенко Владимир Германович, читавший курс электрорадиоизмерений, вел себя независимо, за что его не любил Колчерин.
Молодой преподаватель инженер-капитан Акименко Николай Васильевич. Красивый, эрудированный, умный парень с ближневосточным типом лица. Жена его Таня любила танцевать со мной на кафедральных банкетах.
Начальник лаборатории инженер-майор Зименко Иван Федорович. Поскольку в моей диссертационной работе было много экспериментальных задач, то мне пришлось к нему часто обращаться для выделения рабочего места, приборов и другого оборудования. По-разному решались эти вопросы.
Начальник отделения в лаборатории инженер-капитан Архипов Вячеслав Николаевич. Он отлично окончил наше училище в 1963 году.
Начальник отделения в лаборатории инженер-капитан Шевчук Эдуард Николаевич.
Начальник отделения электрорадиоизмерений инженер-капитан Яковлев Евгений. Он не женат. Любил выпить. Иногда за пределами училища попадал в неприятные ситуации. За это его невзлюбил Колчерин.
Позднее начальником отделения электрорадиоизмерений стал майор Юров Григорий Наумович. Потом встречал его советником президента.
Вот в таком коллективе мне предстояло прожить как минимум три года учебы в адъюнктуре.
Режим работы мой был свободным. Как уже писалось, у меня в преподавательской был стол и сейф, но там я работать не мог. В ней почти весь день шли разговоры то между преподавателями, то с пришедшими на консультации слушателями. Основным моим местом работы была комната для преподавателей и адъюнктов училища. Она находилась на втором этаже за читальным залом библиотеки над фойе училища.
Из набора 1962 года в этой комнате постоянно работали четыре адъюнкта. Старшим из нас был инженер-капитан Микерин Иван Капитонович с факультета зенитных ракет. Он был простоватым, но с юмором.
Вторым – инженер-капитан Кузьмин Эдуард Александрович с факультета автоматических систем управления. Он претендовал на интеллигента.
Третьим – старший инженер-лейтенант Барабаш Юрий Леванович. Заносчивый, умный, всё знающий. Лицо ближневосточного типа. Недаром его отец был Леван.
Четвертым – я. Мы стремились в комнате поддерживать тишину. Если разговоры велись, то на тему, интересующую всех. В этой комнате проводил время с 9 часов утра до 21 часа вечера. Позже сидеть было нельзя, закрывался читальный зал библиотеки.
Передо мной стояла задача – не пропустить мероприятий, проводимых на кафедре, факультете и училище в целом.
К таким мероприятиям относились заседания кафедры, партийные собрания, коллективные посещения занятий, проводимых другими преподавателями, читка приказов и торжественные собрания по случаю праздников.
В первый год адъюнктской подготовки передо мной стояли три главные задачи:
- пройти педагогическую практику;
- сдать кандидатский экзамен по марксистской философии;
- сдать кандидатский экзамен по английскому языку.
Педагогическую практику я постарался пройти как можно быстрее. Мне поручили прочитать ознакомительный курс по радиолокатору  обнаружения целей П-12 для слушателей командного факультета. Это было не проблемой, так как я имел представление об этой станции и даже мне приходилось участвовать в ее ремонте в качестве консультанта, когда служил на Кавказе. Однако в деталях работу узлов по схемам не знал. Пришлось засесть за руководства службы и изучить их. На этот курс было выделено 20 часов, то есть десять лекций. Они были мною подготовлены и текстуально написаны, а затем их предстояло ещё выучить. Читались они с помощью мела, тряпки, указки и плакатов. На последних были нарисованы структурные, функциональные и принципиальные схемы этого локатора. Учебным пособием служила сама станция П-12, которая была развернута в классе, включалась и даже работала. Антенна ее была вынесена во двор и соединялась удлиненными кабелями с аппаратурой в классе.
Где-то в середине чтения этих лекций ко мне на занятие пришел начальник кафедры. Послушал, как я читаю текст на память. Посмотрел, выполняются ли практические вопросы и ушел. Потом наедине со мной он мне сделал несколько замечаний и дал некоторые советы. В общем моей лекцией остался доволен.
Итак, педагогическая практика успешно пройдена. Теперь предстояло сдать экзамен по марксистской философии.
В училище существовал кружок, в котором под руководством подполковника Ширмана Александра Александровича преподаватели и адъюнкты готовились к сдаче кандидатских экзаменов по философии. Ширман обладал удивительно логичным мышлением. Его лекции интересно было слушать даже по совершенно не интересующим тебя темам. Требования у него к сдаче экзамена были высокие. Кто-то из его кружковцев (наверное это был Барабаш Юрий Леванович), не надеясь преодолеть этот барьер, пошел в город и где-то, кажется, в Киевском политехническом институте, сдал кандидатский экзамен по философии. Разразился скандал, Ширман с трибуны кричал:
- Как может молодой человек, будущий ученый, идти на такой обман.
От этого случая был для нас и положительный момент. Мы узнали, что в гражданских ВУЗах требования к сдаче кандидатского экзамена по философии значительно ниже. Александр Александрович тоже уменьшил их и все члены кружка его экзамен сдали. Я получил по философии "отлично".
Теперь оставалось сдать кандидатский экзамен по английскому языку.
На кафедре иностранных языков тоже был кружок по подготовке к сдаче кандидатского экзамена по английскому языку. Его вела старший преподаватель Тарасенко Нинель Петровна. У нее тогда было трое адъюнктов: инженер-капитан Кузьмин Эдуард Александрович с факультета автоматических систем управления (АСУ); -старший инженер-лейтенант Барабаш Юрий Леванович с кафедры радиоприемных и передающих устройств и я. Мои товарищи торопились сдать и этот экзамен, чтобы быстрее перейти к работе над диссертацией. Поэтому они сдали его раньше меня. Задержка с моим экзаменом была обусловлена тем, что у меня тяжело шел английский язык, а поэтому нужно было еще поработать над ним, чтобы получить хорошую оценку. Так оно и получилось, английский язык мною был сдан на "хорошо". План первого года обучения был выполнен досрочно.
Теперь предстояло выбрать тему моей кандидатской диссертации, в соответствии с ней сдать экзамен по специальности в конце третьего года обучения и написать саму диссертацию.
На нашей кафедре тогда сложившегося научного коллектива не было. Единственный кандидат технических наук - Колчерин. Он даже не имел инженерного образования и тоже был в поиске. На какой-то конференции услышал, что тогда перспективным направлением в нашей области является автосъем радиолокационной информации, то есть ввод отраженного от цели усиленного сигнала в вычислительное устройство для его дальнейшей обработки. Это так называемая первичная обработка радиолокационной информации. Сергей Демьянович меня сориентировал на это направление.
Где-то в городе я повстречал бывшего своего однокашника по КВИРТУ Горбачева Витю. Он по какой-то причине был отчислен из училища. Парень неглупый, а поэтому собрался и отдал свои документы с оценками за три курса обучения у нас в Киевский политехнический институт. Через два года он его закончил. В день нашей встречи работал инженером в научно-исследовательском институте радиотехнического профиля. Этот институт тогда был засекречен под кодовым названиям "Почтовый ящик №24". Позже он стал называться "Институтом радиоэлектроники", а сейчас – "Квантом". Это известное научно-производственное объединение в Киеве. Мы обменялись информацией.
Поделился своими трудностями с выбором темы диссертации. Он познакомил меня со своим товарищем по работе на почтовом ящике № 24 Лапием Виктором Юрьевичем, который был тогда главным инженером и работал над подобной проблемой. Последний предложил мне прийти к ним работать, но для этого нужно было письмо от нашего начальника училища и соответствующая справка о допуске к секретным документам. Такие тогда были порядки. Меня познакомили с директором этого института Кудрявцевым Иваном Васильевичем. Он был видным организатором науки.  Даже при том, что на войне потерял одну ногу. От него я получил добро на работу в его институте. На моей кафедре Колчерин возражать не стал.
Когда все формальности были выполнены, Лапий назвал тему моей будущей диссертации: "Автосъем радиолокационной информации в помехах". Сначала она меня заинтересовала, но когда я окунулся в литературу по этому вопросу, причем секретную, то я понял, что половина содержания статей до меня не доходит. Просто уровень их был намного выше моего.
Тогда я решил обновить свои знания по высшей математике. Попросил разрешения у заведующего кафедрой математики доцента Дундученко посещать его лекции. Так я прослушал несколько разделов по высшей математике. Однако и этих знаний для понимания статей по автосъему в помехах мне не хватало. Нужен был корреляционный анализ. Его в училище не читали. Вот так помучившись с автосъемом в помехах, я понял, что сам его не освою.
Стал посещать лекции видных ученых, которые читались в Киевском доме научно-технической пропаганды. Тогда только восходила звезда Глушкова Виктора Михайловича. Он был директором Вычислительного центра Академии наук УССР. Вот я решил и прослушать его лекции по линейному программированию. Думал, что эти знания помогут мне решить задачи по автосъему радиолокационных сигналов в помехах. Они читались в небольшой аудитории.
Виктор Михайлович излагал материал свободно. Он писал мелом много формул на доске, из которых я понимал, что это линейные дифференциальные уравнения, соединенные в системы.
Обилие их подавляло, и все мое естество физика-радиста противилось столь громоздкой математизации. Мне хотелось быть ближе к физическим аналоговым проблемам. Может я тогда чего-то недопонимал, но одно ощущал, что эта наука не моя. Потом меня так и не затянули мои начальники в вычислительную технику.
Вот так, прослушав тогда несколько лекций будущего академика Глушкова, я оставил это занятие.
Неожиданно для отзыва на нашу кафедру пришел автореферат по диссертации моего преподавателя в КВИРТУ, да еще и руководителя курсового проекта, подполковника Магдасеева. Когда я приехал к нему, то сообщил, что мне поручено написать отзыв на его автореферат.
- Сейчас мы его напишем,- сказал он и за полчаса написал текст отзыва на двух страничках.
Затем он спросил меня:
- Какие проблемы у тебя?
Мне пришлось описать ему свои мытарства с выбором темы диссертации.
- Ты говоришь, тема диссертации должна быть по эксплуатации радиолокаторов обнаружения целей, - задумчиво произнес он и добавил, - А что у тебя есть?
- Голова, руки и ноги, - ответил я.
- Этого недостаточно. Когда я писал диссертацию, за мной стояла вся кафедра и пол полигона. Все же я полковник, а ты пока что капитан. Тебе нужно выбрать такую тему, чтобы эксперимент мог поставить в пределах одной комнаты. Автосъем в помехах ты не освоишь. Тебе нужна тема из области науки, в которой бы ты разбирался. Сходи к своему однокашнику по КВИРТУ Богданову Георгию Бруновичу в Научно-исследовательскую лабораторию (НИЛ-2). Он недавно защитил диссертацию кандидата наук по ферритовым датчикам  СВЧ мощности, а сейчас пишет докторскую. Ему нужны работающие над диссертациями помощники.  Датчики эти требуются для реализации систем автоконтроля радиолокаторов, - посоветовал Магдасеев.
Вот я уже у Богданова в кабинете. Встретил он меня хорошо, но немного рисовался. Ранее мы не знали друг друга. Он учился в другом потоке. Когда было уяснено, кто есть кто и что есть что, он без лишних разговоров предложил мне прийти к нему через пару дней. На второй встрече Георгий Брунович вручил мне пять листочков, на которых были написаны пять планов диссертаций. Это меня подкупило.  Позже я понял, что он немного блефовал. В моих руках были не только темы диссертаций, но и планы их написания. Конечно, план выбранной мной темы диссертации потом существенно изменился, но тогда это было для меня откровением. В тот же день в коридоре встретил Славу Зотова. Тоже моего однокашника. Оказалось, он работает научным сотрудником в лаборатории, которую возглавляет Богданов. Слава познакомил меня с инженер-капитаном Вороновым Юрием Константиновичем, адъюнктом моего будущего шефа. Ему я показал список предложенных мне диссертационных тем. Юра читал их, кривился и давал краткие характеристики. Пару тем рекомендовал мне для разработки, но я на них не остановился, выбрал себе самую броскую. Взяв все эти пять листков, поехал советоваться к Колчерину. Откровенно ему изложил все то, что я написал выше. Он согласился представить выбранную мною тему на Совет училища. Она называлась: "Автоконтроль динамических параметров зондирующих радиолокационных сигналов". Руководителем предлагался Богданов, тогда ещё никому неизвестный, инженер-капитан.
Меня подкупило слово – "динамических". Потом я долго уяснял, что такое "динамические параметры". Параметр, вообще-то говоря, величина фиксированная.
На Совете училища против того, чтобы мною руководил кто-то из КВИРТУ, выступил заместитель начальника училища по научной работе кандидат технических наук инженер-полковник Кириченко Василий Дмитриевич. Он спросил:
- Что у нас в училище своих кандидатов технических наук нет для руководства адъюнктами?
Далее, прежде всего хочу осветить насколько трудным был путь в науке адъюнктов в нашем училище в условиях, когда она в нем только зарождалась. Тогда многие из них искали себе научных руководителей на стороне, поскольку начальники кафедр и факультетов фактически не были учеными в полном смысле этого слова, а иногда даже не имели инженерного образования, не говоря уже о научных школах.
Все это происходило от того, что на эти научные командные должности назначались люди, не имевшие порой никакого отношения к науке, а проявившие себя как войсковые командиры или, что греха таить, просто по знакомству. В училище тогда доминирующим было влияние командного факультета.
Руководство училища силовыми приемами направляло адъюнктов даже инженерных факультетов на решение военных задач. Тем самым оно хотело обеспечить широту охвата всех научных проблем по противовоздушной обороне (ПВО) Сухопутных войск (СВ). По его мнению, необходимо было расширять военные вопросы даже в чисто инженерных диссертациях. Это отвлекало адъюнктов от работы над основными инженерными проблемами, решаемыми в диссертациях, и порой наносило им вред. Поэтому часто они из-за ширины охватываемого материала не успевали защититься в течение трехлетнего срока пребывания в адъюнктуре и защищались через два, а то и через три года после ее окончания, а некоторые так и не защитились совсем.
Диссертация на соискание ученой степени кандидата технических наук должна быть узконаправленной по определенной технической проблеме, но глубоко проработанной, желательно с новыми техническими решениями, новизна которых подтверждается авторскими свидетельствами на изобретения или патентами.
Все это я понял гораздо позже, а тогда на втором году пребывания в адъюнктуре новая моя тема и Богданов в качестве руководителя не были утверждены.
У Колчерина с Кириченко состоялся неприятный разговор. Последний напирал на то, что бы Сергей Демьянович сам был моим научным руководителем. Колчерину больше хотелось, если бы за меня нес ответственность кто-то другой. Тогда он еще сам был молодым ученым. У него не было четко сформированного своего научного направления. Однако Василий Дмитриевич на него напирал и он вынужден был предложить мне тему по моделированию налета авиации противника в полосе фронта.
Сергеем Демьяновичем ранее был написан небольшой отчет по этой теме. Мне было предложено его почитать. Ознакомившись с ним, увидел, что  он был слишком примитивен. Не хотелось гонять самолетики туда-сюда. Да и что такое "моделирование налета" - понятия не имел. Себя я считал радиоинженером и в дальнейшем работу связывал с этой профессией. Более того, показалось, что это совершенно не инженерная задача, и разрабатывая ее, я не повышу свой уровень в области радиолокации, к которой был внутренне  привязан.
Примерно такой разговор у меня состоялся с Колчериным. Он внимательно выслушал и сказал:
- Ну что ж! Будем добиваться, чтобы Богданова утвердили Вашим руководителем.
На следующем Совете училища он был утвержден. Несколько слов напишу о нем.
Инженер-капитан Богданов Георгий Брунович основал в КВИРТУ направление по исследованию измерительных преобразователей для систем автоконтроля на основе монокристаллических ферритов, работающих в режиме ферромагнитного резонанса.
Когда он поступил в адъюнктуру этого училища, то перед ним стоял вопрос: "В какой области проводить исследования, необходимые для написания диссертации на соискание ученой степени кандидата технических наук?".
Подходящей ему темы на кафедре предложено не было. Кто-то посоветовал поехать в Москву в Институт радиотехники и электроники (ИРЭ) Академии наук СССР. Что он и сделал.
В это время в ИРЭ под руководством доктора физико-математических наук Моносова Ярослава Абрамовича проводились разработки и исследования усилителей сверхвысоких частот (СВЧ), создаваемых на основе монокристаллических ферритов, работающих в режиме ферромагнитного резонанса. Основной проблемой у разработчиков был нежелательный СВЧ нагрев монокристаллической ферритовой сферы, который приводил к изменению ее параметров, в частности, сопротивления.
Этим отрицательным для усилителей фактом воспользовался Богданов. Он предложил использовать ферритовую сферу в качестве термистора для регистрации СВЧ мощности. Для этого к ней были припаяны два электрода, соединяющие ее с измерительной схемой. На ферритовый термистор им было получено авторское свидетельство на изобретение.
После этого Георгий Брунович вернулся в Киев и доложил о своем изобретении на кафедре радиотехники в Киевском политехническом институте (КПИ). Тогда ее возглавлял профессор Огиевский. Его правой рукой была доцент Бокринская Александра Акимовна. Она заинтересовалась ферритовым термистором и дала Богданову свою диссертацию по обычным полупроводниковым термисторам. Используя ее в качестве образца, он довольно быстро написал свою диссертацию по ферритовым термисторам и защитил там же в КПИ.
В КВИРТУ он не стал заниматься педагогической деятельностью, а объявил, что будет писать докторскую диссертацию. Его поддержал заместитель начальника училища инженер-полковник Шишонок Николай Андреевич  и Георгий Брунович был назначен начальником научно-исследовательской лаборатории (НИЛ-2). Здесь он практически занимался только написанием своей докторской диссертации и руководил адъюнктами. Первым из них был инженер-капитан Воронов Юрий Константинович, а вторым – я.
На всю эту возню, начиная с автосъема до автоконтроля  у меня ушло полгода. До окончания адъюнктуры у меня оставалось полтора года. Приходилось врастать в новую тематику. С одной стороны автоконтроль, а с другой – ферриты, с помощью которых он осуществлялся. Для понимания работы ферритовых устройств нужно было освоить теорию магнитодиэлектриков. Да и описание сложных зондирующих радиолокационных сигналов требовало своего изучения. Опять мои научные интересы раздваивались.
Много пришлось читать книг и статей видных советских ученых. Причем литература была в основном несекретной. Это упрощало процесс работы с ней. Больше того, когда я в декабре 1963 года получил однокомнатную квартиру на Воскресенке, Колчерин разрешил мне работать дома. Это было очень хорошо. Поскольку в день для проезда на работу у меня уходило три часа, полтора часа- туда и полтора часа – обратно. Ездили мы на Воскресенку тогда через мост Патона.
Начали потихоньку обживать квартиру. Купили немецкую мебель. Мне маленький письменный стол. У нас стало неплохо и тогда я решился пригласить к себе домой всю кафедру. Люся накрыла стол. Я выставил выпивку. Нас коллеги поздравили с новосельем. Своя квартира это большое счастье. Это понимаешь тогда, когда поживешь на квартире у хозяев.
Замечу, что Люся – Первая не очень любила принимать гостей. Мне долго пришлось ее уговаривать, прежде чем она согласилась принять моих коллег по кафедре по случаю получения нами первой в Киеве квартиры. Тогда купили большого сома и нафаршировали его, но все же еды на столе было маловато.
На застолье пели песни, в том числе и украинские про Сагайдачного и Дорошенко. Правда я не понимал, почему Дорошенко впереди Сагайдачного.
У Люси был хороший голос и она задавала тон. Выросла в русской среде на Дальнем Востоке, мама ее белоруска. Жена не любила слащавые украинские любовные песни, в которых то и содержания нет, хотя девичья ее фамилия была Кулиш. Отец был кубанским казаком. То же самое могу сказать и о себе. Пели мы советские песни. Например, "Застольную".



ЗАСТОЛЬНАЯ
Если на празднике снова встречаются
Несколько старых друзей,
Тогда бокалы полней наливаются,
Песня звучит веселей.

Ну-ка, товарищи, грянем застольную.
Выше бокалы с вином.
Выпьем за Родину нашу привольную.
Выпьем и снова нальем.

Выпьем за тех, кто неделями долгими
В мерзлых лежал блиндажах,
Бился на Ладоге, бился на Волхове,
Не отступал ни на шаг.

Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробирался болотами,
Горло ломая врагу.

Выпьем за Армию нашу могучую.
Выпьем за доблестный Флот.
Выпьем за партию! Выпьем за Сталина!
Выпьем за тех, кто не пьет!

Это патриотическая песня, но вместе с тем и с юмором.
Все же на официальные кафедральные торжества мы ходили. На них все офицеры кафедры приходили со своими женами и было интересно посмотреть на них. Когда заканчивались тосты, обычно я начинал какую-нибудь звучную песню, Люся меня поддерживала своим высоким голосом. У нее было лирико-колоратурное сопрано. После этого все, кто был за столом, начинали петь. Все было чинно и благородно. Только Олег Александрович Дубровин пытался подбросить какие-нибудь провокационные вопросы, но его останавливали. Он считал себя в оппозиции против Колчерина, хотя последний его не сильно прижимал. А позже даже дал возможность защитить кандидатскую диссертацию, а потом его уволили по состоянию здоровья.
Так порой я отвлекался от забот о диссертации. А срок ее представления приближался.
Нужно было еще сдать экзамен по специальности, соответствующий теме диссертации. Это были теоретические основы радиолокации (ТОРЛ). Однако программа этого экзамена была приближена к радиолокационным зондирующим сигналам сложной формы. Там тоже математики хватало, но я ее всю сумел освоить. Так что экзамен сдал без проблем на отлично.
Как только Богданов Георгий Брунович был утвержден моим научным руководителем, я получил возможность заниматься экспериментами на площадях НИЛ-2 КВИРТУ.
Со мной в одной комнате работал первый адъюнкт Богданова инженер-капитан Воронов Юрий Константинович. К тому времени, как мы познакомились, он уже успел хорошо разобраться в ферритах на сверхвысоких частотах (СВЧ), но его больше вначале также интересовали тепловые процессы в них. Хотя скоро он изменил свое мнение. Тогда основным содержанием его диссертации стала разработка теории волноводных головок с ферритами в режиме ферромагнитного резонанса (ФМР).
Задача Богдановым ставилась так. Сначала получить какие-то реальные данные, а затем уже описывать их теоретически.
В комнате, где работал Юра Воронов, мне выделили стол. На нем я стал собирать экспериментальную установку.
Она базировалась на трехсантиметровом передатчике авиационного радиолокационного бомбоприцела.
В литературе был описан детектор на ферритовом стержне с несколькими витками провода. Мой вариант его состоял из намагниченного ферритового шарика и двух витков медного тонкого провода, намотанных на этот шарик. На выходе должен быть получен сигнал, являющийся по форме дифференциалом от трапецеидального сверхвысокочастотного импульса передатчика. Сведений о ферритовом детекторе было крайне мало. Воронов дал мне для начала два ферритовых шарика. Намотав на один из них два витка и пропустив концы от них через пенопластовый стержень, я сунул такой ферритовый детектор в отверстие в боковой стенке волновода. Предварительно поместив этот участок его между полюсами постоянного магнита.
Подключив концы проволочек ко входу осциллографа, получил на его экране изображение сигнала, по форме близкое к ожидаемому.
Экспериментум круцис (решающий эксперимент) был поставлен. Далее дело состояло в совершенствовании датчика и всей установки в целом.
Каждый день ходить в КВИРТУ у меня не получалось. Нужно было в моем училище посещать обязательные семинары по марксизму-ленинизму, занятия по физической подготовке, а также заседания кафедры.
Как-то прихожу в КВИРТУ в нашу теперь лабораторию и вижу, что моя установка разобрана. Юре Воронову что-то там потребовалось. Это меня возмутило, и я ему об этом сказал. Он затем пожаловался Славе Зотову на меня. Отношения с Юрой немного охладели. Вместе с тем я понял, кто в этой комнате хозяин, и стал потихоньку создавать у себя в КВАИУ подобные установки. В научном плане у нас на кафедре практически никаких экспериментов не велось. Поэтому я довольно легко и быстро насобирал по училищу необходимой аппаратуры. Выделили мне угол в лаборатории и столы.
Единственным неудобством было то, что в этой комнате проводились занятия с офицерами и курсантами. Приходилось мириться и работать на установках после третьей пары утренних занятий.
К этой работе мною были привлечены обучающиеся как офицеры, так и курсанты. Первые хорошо ремонтировали установки, имея войсковой опыт работы на технике, а вторые копались в библиотеке, переписывая или фотографируя необходимые мне статьи. Работа шла полным ходом, все были довольны и начальники, и обучаемые. Последние под моим руководством писали курсовые и дипломные проекты. Когда же я получил первое авторское свидетельство на ферритовый девиометр, то меня сфотографировали и поместили на настенную доску вместе с другими первыми изобретателями училища. Таким образом, стал известен на все училище. Авторитет мой сильно вырос. До меня авторских свидетельств на кафедре не получали.
Вскоре я добился, что сигналы от моих датчиков на экране осциллографа стали четкими, начал их фотографировать при различных входных условиях. Постепенно материал накапливался и начали у меня появляться статьи, сначала в трудах училища, а затем в союзных журналах "Радиоэлектроника", "Радиотехника и электроника" и в других.
Кроме науки на третьем году адъюнктуры меня привлекли для педагогической практики по радиолокационным станциям обнаружения. Читать приходилось офицерам, которые уже в войсках эксплуатировали эти станции и в некоторых вопросах знали больше меня. Поэтому подготовка к лекциям у меня была капитальной. Все прошло благополучно, но времени на эту практику было потрачено много.
Наступил 1965 год. Заканчивался третий год моего обучения в адъюнктуре. Когда был собран весь материал, то оказалось, что получается книга больше трехсот листов. Негласно тогда было принято, чтобы диссертация была не более двухсот листов.
Меня немного покритиковали на Совете училища. Полковник-инженер Кириченко В.Д. сказал, что это недоработка руководителя, если диссертация пухлая. В общем диссертация прошла этот Совет на ура. Ученого Совета в училище тогда не было. Наши адъюнкты защищались, где кто мог или точнее, где у научного руководителя есть знакомые.
После такой предварительной защиты нужно было форсировать защиту на реальном Ученом Совете, но мне на кафедре сказали:
- Три года работал на себя. Теперь поработай на кафедру.
При этом мне для чтения лекций была выделена новая только что принятая на вооружение станция П-40 "Броня", имевшая много особенных новинок, которые на кафедре не все понимали.
С присущей мне настырностью включился в подготовку лекций по этой станции и успешно их прочитал. Получил хорошие отзывы при коллективных посещениях моих лекций кафедральными коллегами и даже руководством.
Однако время было упущено и материал моей диссертации начал стареть. Кроме того, мне была понятна необходимость его переработки. Коллеги мне советовали первую обзорную часть сократить, но я принял кардинальное решение: взял первую главу просто выбросил. Потом из ее материала сделал учебное пособие для наших обучаемых. Вторым недостатком моей диссертации было отсутствие серьезной теоретической разработки с привлечением высшей математики. Для моего девиометра, по которому было получено авторское свидетельство, необходимо теоретически описать взаимодействие двух ферритовых резонаторов (шариков). Для свободного пространства такая задача была уже решена. Но у меня шарики находились в волноводе и это накладывало свой отпечаток. Эту задачу я решил. Она вошла в первую главу моей диссертации. Затем был мой ферритовый детектор с небольшим теоретическим описанием и, наконец, генераторные датчики.
На эффект генерации колебаний в феррите с двумя витками я наткнулся чисто экспериментально. При этом между двумя дифференцированными разнополярными импульсами возникали при определенном уровне мощности сверхвысокочастотных импульсов шумоподобные колебания. Отмечу, что входной усилитель осциллографа у меня был широкополостный. Он то и пропускал шумоподобный импульс. Эти колебания теоретически предсказал Фабриков Вадим Артемьевич, мой будущий первый оппонент.
Богданов хотел, чтобы Юра Воронов и я как можно больше сделали до защиты диссертации. Все это шло в его копилку. Но за Юру Воронова он отвечал перед командованием своего училища. Мое же руководство на него повлиять не могло.
У Воронова срок представления диссертации заканчивался раньше, чем у меня. Он теоретически описал свои ферритовые головки. Отразил их возможные изменения и диссертация была готова. Она была написана карандашом в общей тетради. Причем особых обоснований необходимости его волноводных головок он не приводил, как того требовали от меня на кафедре.
Машинистка отпечатала диссертацию. Она была переплетена и быстро представлена к защите в КПИ на кафедре теоретических основ радиотехники у подруги Богданова доцента Бокринской Александры Акимовны. Защита прошла на ура. Профессор Огиевский зачитал написанный ему отзыв и все. Воронов сумел уговорить Богданова быстро протолкнуть его защиту. Правда Юре это пришлось долго и методично делать.
После Юриной защиты Бокринская спросила у меня:
- Что будет у Вас в диссертации?
Тогда у меня были готовые наработки по ферритовым девиометрам, детекторным и генераторным ферритовым датчикам мощности. Об этом я и сказал ей.
- А что за генераторные датчики? – спросила она.
- Эти датчики основаны на эффекте возникновения синусоидальных колебаний в контуре с ферритом, теоретически описанном Фабриковым Вадимом Артемьевичем.
- Ну хорошо,- согласилась Бокринская.
Через некоторое время Богданов говорит мне:
- Там Бокринская генераторный датчик Ваш тоже сделала. Результаты у нее лучше, чем у Вас. Придется Вам дорабатывать.
- Так это я ей сказал об этом генераторном датчике,- вспомнил я.
- Не нужно было говорить,- сделал резюме Георгий Брунович.
Мне стало понятным, что генераторный датчик у меня украли. Позже выяснилось, что Александра Акимовна в тот же день, когда я ей сказал о нем, поставила на эту проблему свободного аспиранта Новоборского Юрия Леонтьевича. При сильной материальной базе КПИ им ничего не стоило обогнать меня.
Все же польза от того, что я был на защите у Воронова и познакомился с его диссертацией была. Мне стала ясна структура моей диссертации.
Конечно плохо, что я был ребенком у двух нянек. На кафедре у меня требовали все обосновать. Богданов же требовал побольше сделать измерительных головок.
Выполняя требования кафедры, я написал на ста страницах обзор сложных зондирующих радиолокационных сигналов.
Для Богданова я написал массу заявок на изобретения и статьи в журналы. Одна из первых моих заявок дала мне изобретение – ферритовый дискретный девиометр.
Когда пришло время представить в первый раз на Совет училища, кстати не имеющий права приема на защиту диссертаций, свою работу, мне никто не подсказал, что обзор по сложным зондирующим радиолокационным сигналам в нее включать не надо. У меня и так было достаточно для диссертации материала по ферритовым девиометрам, детекторам и генераторам более 300 листов. На Совете училища, как уже отмечалось, мне предложили сократить диссертацию. Это было в феврале 1965 года. Постепенно у меня в КВАИУ была создана экспериментальная база не хуже, чем в КВИРТУ. Теперь я могу опережать работы даже Бокринской. Мне очень много помогали дипломники. Вся нетворческая работа делалась ими. От поиска необходимых приборов, до настройки аппаратуры и проведения статистических испытаний датчиков. Мы делали стенды в обычных учебных аудиториях. Их часто слушатели да и недоброжелатели из нашей лаборатории ломали. Приходилось восстанавливать. Все же это была интересная творческая работа.
МОЛОДОЙ ПРЕПОДАВАТЕЛЬ
Вместе с тем изменилось отношение кафедры ко мне. Как только диссертация мною на Совет училища была представлена в феврале 1965 года. Уже в марте меня загрузили учебной работой.
Тогда уволился преподаватель инженер-майор Тищенко Владимир Германович, читавший курс электрорадиоизмерений. Теперь этот курс должен был читать я. Мне отказываться было нельзя. Дисциплина эта была мне интересна. Ведь я сам разрабатывал измерительные устройства. Энтузиазма у меня было не отнимать.
Лекции читались, как говорится, "из-под молотка". Вчера я ее написал. Сегодня уже читаю слушателям. Но были и проколы.
На вторую лекцию по теории ошибок пришел с проверкой заместитель начальника училища по учебной и научной работе кандидат технических наук, доцент инженер-полковник Кириченко Василий Дмитриевич. Теперь он уже курировал не только научную, но и учебную работу. Уходя сказал:
- Пусть Колчерин соберет кафедру и пригласит меня.
Когда заседание кафедры открылось, Кириченко обрушился не столько на меня, сколько на весь коллектив кафедры:
- Неужели никто на Вашей кафедре не знает, что теория ошибок читается на кафедре теории вероятностей. Там все, что докладывал Максимов, уже дано слушателям ранее. Вы же просто дублируете их. Нужно срочно переделать Вашу программу.
Попало и мне немного. Когда я давал слушателям список литературы, то ошибся в отчестве автора книги "Теория вероятностей" Вентцель Елены Сергеевны.
- Она очень умная, милая женщина. Я с ней знаком,- заявил Василий Дмитриевич,- а Вы исказили ее отчество. Она Сергеевна, а не Алексеевна.
После этого заседания кафедры было назначено коллективное посещение моей лекции. Пришли почти все преподаватели. Затем состоялся разбор "полетов", то есть занятия.
Первым выступил самый молодой преподаватель кафедры инженер-капитан Акименко Николай Васильевич. Он был недавно выдвинут в преподаватели прямо из состава лаборатории, не обучаясь в адъюнктуре. Коля собрал все ошибки, которые я допустил в своей лекции. Их было достаточно много. Он старался ни одну не пропустить.
Другие преподаватели дали отдельные указания по улучшению процесса чтения лекции. По предложению Колчерина мне назначили куратора. Им стал старший преподаватель инженер-подполковник Севальнев Михаил Терентьевич. Он еще пару раз походил ко мне на лекции и затем сказал, что я учел рекомендации кафедры, и больше меня не тревожил.
Он помог в моем становлении как преподавателя. Мне было сообщено много методических приемов, которые не описаны ни в одном учебнике. Это для меня стало хорошей школой. Ему, моему наставнику, я благодарен.
Так весной 1965 года я стал преподавателем КВАИУ, через восемь с половиной лет после того, как осенью 1956 года при выпуске из КВИРТУ был отобран на преподавательскую работу. Сбылась мечта.
Параллельно с учебной работой продолжал работать над диссертацией. Для набора статистики по моим исследованиям на созданных стендах подключил дипломников старших лейтенантов Светайло, Фирсова и Кириченко.
Начальник лаборатории инженер-майор Зименко Иван Федорович выделял мне место и аппаратуру для моих стендов. Обычно теперь в учебной лаборатории отгораживался участок комнаты на одно окно шкафами. За последними и разворачивались на столах исследовательские стенды.
Чтобы улучшить параметры разрабатываемых мною ферритовых датчиков установил связи с кафедрой квантовой радиофизики Киевского государственного университета (красного). Заведующим кафедры был профессор Дерюгин. Познакомился с его сотрудниками на конференции в честь Дня Радио. Секцию этой конференции тогда вел Данилов Вадим Васильевич.
Ребята с кафедры Дерюгина подарили мне несколько ферритовых монокристаллических шариков. Они их сами выпекали и обкатывали. Это позволило существенно расширить диапазон исследований. В дальнейшем дружеские связи с кафедрой квантовой радиофизики красного Университета сохранились.
На нашей кафедре произошли некоторые кадровые изменения. Заместителем начальника кафедры стал недавно защитившийся инженер-подполковник Канушин Иван Ефремович, который пришел к нам с кафедры №31. Он деревенский, но неглупый добродушный парень, играл под Иванушку-дурачка, но твердо гнул свою линию. Лицо его было какое-то мясистое. Особенно его портил нос. У меня с ним установились дружеские отношения.
Однако, когда Колчерин поручал ему самому провести заседание кафедры, то оно затягивалось до бесконечности и превращалось в говорильню. Как-то в журнале "Наука и жизнь" я прочитал статью о деловых совещаниях. Там приводились правила их проведения. Попросил лаборантку переписать эти правила на картонный лист размером 0,5 • 0,5 м2. Этот лист я выставил в преподавательской. По-разному на него отреагировали преподаватели, а Иван Ефремович понял, что этот мой выпад направлен против него. Лист с правилами постоял несколько дней на виду, а затем Канушин убрал его за шкаф.
Вообще я не любил бессмысленной болтовни. Стремился экономить свое и чужое время. Выступал кратко по делу. Это вытекало из жесткой необходимости дописать и защитить диссертацию. Но однажды на заседании кафедры разговорился. Вел его Канушин. Он не поленился полезть за шкаф и достать оттуда мой плакат с правилами проведения деловых совещаний. Плакат был выставлен им так, чтобы я хорошо его видел. Этим он мне дал понять, что пора закругляться. Иван Ефремович любил вычурные словечки, типа "Вариабельное".
В училище было много таких, как Канушин. Они защищали диссертации, как правило, где-то на стороне и тут же выбрасывали все материалы своих исследований. Дальше они начинали делать карьеру, то есть уходили на должности заместителей начальников кафедр. Делали за них черную работу. Иногда и сами становились начальниками кафедр. Вот почему в те годы в училище практически не было научных школ. Тогда начинающему адъюнкту приходилось делать все с самого начала и, прежде всего, искать тему для своей диссертации. Но Иван Ефремович так начальником кафедры и не стал. Его обошли более рьяные и напористые.
Много занятий по электрорадиоизмерениям я проводил на Пятом – иностранном факультете. Здесь обучались офицеры и курсанты дружественных нам тогда армий Варшавского договора.
Этот факультет располагался в 31-м военном городке на улице Пархоменко. Основные факультеты находились в 63-м военном городке на Воздухофлотском проспекте. Между городками курсировал автобус. Занятия в 31-м городке начинались на полчаса раньше. Это позволяло преподавателям провести первую пару там и на автобусе успеть ко второй паре в 63-м городке. Такое перемещение тебя сильно утомляло. Но с этим руководство не считалось.
Тогда были моими учениками немцы, венгры, кубинцы и монголы. Лучше всех были одеты венгры. Все обмундирование у них было подогнано. Узенькие золотистые погоны аккуратно вшиты в плечи куртки цвета хаки. У немцев форма была мышиного цвета, то есть серая. Погоны пристегивались. Часто они перегибались, и это выглядело нехорошо. Беднее всех одевались кубинцы.
В учебе наиболее дотошными были немцы. Однажды начальник отделения электрорадиоизмерений нашей лаборатории плохо подготовил установки по исследованию усилителя промежуточной частоты (УПЧ) с помощью характериографа. Он практически не усиливал. Когда это обнаружилось, то работников лаборатории уже не было. Один из немецких офицеров-слушателей выразил мне свое неудовлетворении с намеком на то, что их правительство платит нам золотом за учебу.
Хуже всех учились монголы. Был даже такой инцидент. Одного слушателя монгола Хан учило все училище. Он уже имел звание майора. Однако математизированные курсы типа автоматики ему давались очень трудно. Причем учился он отдельно от всех наедине с преподавателем. Один из принципиальных наших преподавателей поставил ему двойку. Тогда руководство собирает комиссию и она определяет, что Хан по своей предыдущей подготовке не может учиться в высшем училище. Представление об его отчислении из училища направляется в Москву. Оттуда приходит типично генеральский ответ:
- Вы что, одного монгола всем училищем выучить не можете? Учите!
Хану в конце концов поставили тройку и выпустили его из училища. Говорили, что он родственник какого-то высокопоставленного товарища в Монголии.
Пришлось и мне учить лично двух кубинцев. Это было время противостояния СССР и США на Кубе. Туда поставили большое количество различной военной техники, в том числе, и измерительных приборов. Однако специалистов по ним на Кубе не было и они быстро были выведены из строя. Приняли решение подготовить двух специалистов для Кубы по электрорадиоизмерениям. По такой специальности в нашем училище не готовили слушателей.
Руководство поручает мне как главному специалисту по этой дисциплине принять участие в разработке учебного плана по такой специальности и написать программы по дисциплинам электрорадиоизмерения, а также по расчету и конструированию радиоизмерительных приборов. Количество часов по первой дисциплине было увеличено в три раза по сравнению с типовой программой. Вторая дисциплина в училище вообще не читалась. Пришлось мне начинать с нуля. Эта работа, отнявшая много сил, была к тому же разовой. Мы только один раз выпустили двух слушателей по этой специальности. Ими были Ихинео Вега Кастро и Педро Рейс Родригес. В этих словосочетаниях первое слово – это имя, второе – фамилия отца, третье – фамилия матери. Был ли первый слушатель родственником Фиделя Кастро? Не знаю. Хотя отношения у меня с ними были дружественные. Я даже пытался изучать испанский язык.
Ихинео был видно мулатом, а Педро – типичный южный европеец. Ребята они смышленые.
К сожалению, мне не дали довести их до выпуска. После того, как я отчитал им курс "Расчет и конструирования радиоизмерительных приборов", меня перекинули на другую работу. Это у нас часто случалось. Их дипломными проектами руководил потом другой наш преподаватель.
Обидно, что на подготовку этой специальности мною было затрачено много труда, а она оказалась разовой.
Скоро меня от кубинцев руководство забрало. Занятия с ними стал проводить пришедший на кафедру новый преподаватель кандидат технических наук Бутусов Иван Васильевич. К тому времени у него была издана книга по измерительным системам. Правда она не имела никакого отношения к подготовке специалистов по зенитным ракетным комплексам. Бутусов впервые у нас на кафедре был допущен к преподавательской работе. То есть он был молодым преподавателем.
Так вот Иван Васильевич пришел вести занятия с моими двумя кубинцами, которым я читал лекции на память. Ну может иногда слегка подглядывал в свой конспект. В отличие от меня он просто открыл свою книгу и начал подряд ее читать. Там шел материал совершенно ненужный слушателям. Кубинцы возмутились и потребовали заменить преподавателя, то есть вернуть меня, но тогда у Колчерина были другие планы. Он хотел сделать себе дублера, а поэтому я был подключен к нему на занятия.
Собрали кафедру. Бутусову попало. Он начал готовиться к занятиям серьезно в соответствии с программой. Скандал замяли.
Становление меня как преподавателя проходило в 1965-1966 годы. Мне пришлось много писать лекций, разработок по групповым и практическим занятиям, а также перерабатывать программы и руководства к лабораторным работам. Причем все это делалось не только по курсу "Радиоизмерений", но и по основным кафедральным дисциплинам, связанным с радиолокационными станциями. Характер нагрузки менялся от семестра к семестру. На этот педагогический процесс уходило все мое время. Для доработки диссертации его не оставалось. Нагрузка была посильнее, чем в самой адъюнктуре.
Если тогда мы любили повторять афоризм:
"Всю жизнь в борьбе!
До обеда с голодом.
После обеда со сном."
Теперь было не до такой борьбы. С тех пор запомнился один стих:
"Кто знает и умеет, тот делает.
Кто знает, но не умеет, тот учит.
Кто не знает и не умеет,
Тот учит, как надо учить".
Последние частенько попадались среди нашего руководства. Бывали и такие, которые, не прочитав ни одной лекции, приходили на контроль к маститому педагогу.
Нас пичкали марксизмом-ленинизмом, а вот того, что нужно было для практической работы преподавателя, нам не говорили. Другими словами педагогики не преподавали. Мы эти сведения черпали у старших, которые тоже добывали их самостоятельно.
Когда я сел писать первую лекцию по курсу "Радиоизмерений", то написал ее на пятидесяти листах, стараясь ответить обстоятельно на все вопросы, стоящие в программе по этой лекции. Сами программы были перегружены по отношению к числу часов, выделяемых на них. Со временем я понял свою ошибку и на двухчасовую лекцию писал в пять раз короче.
В частности стал интересоваться Правилами чтения лекций по Фарадею:
1. Никогда не повторять фраз.
2. Никогда не возвращаться назад, чтобы уточнить что-либо.
3. Если не находится подходящего слова, никогда не бормотать: "э-э-э", "значит" и т. п. Нужно остановиться – слова придут сами.
Лаборант Фарадея сержант Андерсон подкладывал ему таблички: "медленнее" и "время".
С первыми двумя правилами Фарадея я и теперь не согласен. Дело в том, что учебников, соответствующих нашим программам, или было мало в библиотеке, или вообще не было. Приходилось слушателям задиктовывать конспект, по которому те готовились к экзамену.
Став преподавателем, я не прочитал ни одного учебника по педагогике. Мне просто было некогда.
Постепенно я пришел к выводам:
1. Объем 2-хчасовой лекции не должен превышать 8-10 листов, написанных от руки.
2. Дополнением могут служить три-четыре плаката или слайда с иллюстративными рисунками.
Некоторые педагоги считают, что лектор не должен быть привязан к своему конспекту лекции. Пусть они мне ответят, как быть в такой ситуации: Если эта лекция написана только вчера вечером, а до этого утром читалась другая лекция. Сегодня же вечером будет написана третья лекция, которая будет читаться завтра утром. Вопрос: Когда в таких условиях учить на память лекции?
Преподаватели нашего училища очень часто попадали именно в такие условия. Это обусловлено тем, что от семестра к семестру курсы, читаемые преподавателями, менялись. Делалось это умышленно или нет, трудно сказать.
Все же главное в чтении лекций – это четкое достаточно медленное произношение фраз лектором. Слушатель должен осмыслить эту фразу и записать.
Терпеть не могу преподавателей-пижонов, которые, блистая своим красноречием, не дают возможности слушателям записать даже основные мысли лекции.
Постепенно я втянулся в педагогический процесс. Должен заметить, что это "тяжелый хлеб", особенно в условиях нашего училища, когда читаемые курсы менялись от семестра к семестру.
Положение мое постепенно улучшалось. В 1966 году я получил звание инженер-майора, что дало прибавку к денежному содержанию.
ЗАЩИТА ДИССЕРТАЦИИ
В начале 1967 года мне удалось убедить моего научного руководителя Богданова Георгия Бруновича в том, что у меня достаточно наработанного материала для диссертации. Он же стремился отложить мою защиту с тем, чтобы я написал побольше совместных с ним статей и заявок на изобретения. Его же никто не ругал за то, что я не защищаюсь, хотя прошло уже два года после моего первого представления диссертации на Совет нашего училища. Меня же на каждом собрании, где подводились какие-либо итоги, докладчики пытались лягнуть. Дескать, Максимов адъюнктуру закончил, стал преподавателем, но до сих пор не защитил диссертацию. Это уже становилось обычным явлением и было неприятным.
 Наработанного мною материала для защиты диссертации по ее теме было достаточно и публикаций тоже.
Во-первых, в 1964 году мною в соавторстве с Богдановым было получено авторское свидетельство на "Устройство контроля девиации частоты".
Во-вторых, опубликовано в открытых трудах КВАИУ две статьи на темы: "О некоторых возможностях ферритов в технике контроля параметров СВЧ импульсных   сигналов" (1964 год) и "Экспериментальное исследование ферритовых датчиков генераторного типа" (1966 год), а также еще три статьи в закрытых трудах КВАИУ (1964, 1967 годы). В двух из них соавторами были мои дипломники старшие лейтенанты Фирсов Владимир Николаевич и Светайло Леонид Петрович, выполнявшие набор статистического материала при экспериментальных исследованиях датчиков.
В-третьих, были сделаны доклады на научно-технических конференциях Общества имени А.С. Попова на темы: "Оценка возможности использования нелинейных явлений в ферритах для контроля измерений на СВЧ" и "Некоторые ферритовые измерительные преобразователи параметров импульсных СВЧ сигналов" (1964 год).
В-четвертых, мною в соавторстве с Богдановым была опубликована статья в союзном журнале "Вопросы радиоэлектроники" на тему: "Исследование ферритовых измерительных преобразователей энергетических и временных параметров СВЧ импульсов" (1965 год).
В-пятых, написано два отчета по научно-исследовательским работам (НИР) "Сигнал" (КВИРТУ, 1963 год) и отчет по НИР "БИНОМ" (КВАИУ, 1964 год) общим объемом четыре и шесть десятых авторских листов.
Кроме того, в издательстве "Знание" Киевского дома начно-технической пропаганды мною в 1965 году было издано две брошюры: "Возможности применения в технике контроля и измерений линейных и нелинейных эффектов в ферритах на СВЧ" и "Линейные безынерционные ферритовые датчики-преобразователи частотных параметров СВЧ сигналов".
Получив от шефа (то есть Богданова) добро на оформление диссертации, коренным образом пересмотрел ее содержание. Обзорный недиссертабельный материал, а это более ста страниц, полностью убрал.
Изменил название темы диссертации. Теперь она формулировалась так: "Исследование некоторых вопросов построения и применения ферритовых нетермических преобразователей для контроля энергетических, временных и частотных параметров сверхвысокочастотных зондирующих радиолокационных сигналов".
В нее было введено слово "нетермических". Это говорило о том, что в моих преобразователях используются чисто магнитные эффекты, а не тепловые, как в диссертациях Богданова и Воронова.
Первую главу сделал теоретической. В ней решалась задача о связи двух ферритовых резонаторов в волноводе. Тут мне все же пришлось решать систему дифференциальных уравнений. Как не уклонялся от них, они меня нашли.
Взаимосвязь двух ферритовых резонаторов ранее в литературе была описана только для случая размещения их в свободном пространстве. Я же помещал ферритовые шарики в волновод. Пришлось мне наложить на это описание функцию последнего. Получился довольно красивый математический анализ.
Во второй главе описал разработанные мною волноводные головки с несколькими ферритовыми резонаторами, используемые в устройствах контроля сигналов с изменяющейся частотой.
В третьей главе были описаны ферритовые волноводные датчики импульсной мощности детекторного типа.
В четвертой главе приведены результаты исследования ферритовых волноводных датчиков импульсной мощности генераторного типа.
Вот и все содержание диссертации. Всего получилось около 270 страниц. Потом оппоненты мне говорили, что и это было много.
Теперь встала задача – где защищаться? Разговор с Богдановым на счет Киевского политехнического института ничего не дал. Там мне защищаться было нельзя из-за конкуренции со стороны Новоборского, который подхватил мою разработку по генераторным датчикам. В КВИРТУ и КВАИУ тогда своего Ученого Совета не было.
Неожиданно в наше училище пришло сообщение из Минска, что при Минском высшем инженерном радиотехническом училище (МВИРТУ) создан Ученый Совет. Всех желающих приглашали на защиту. Созвонившись с секретарем этого Ученого Совета Елкиным, я получил добро на представление диссертации к защите. Теперь необходимо было собрать все документы по определенному перечню. Самым главным из них был отзыв первого оппонента. Хотя Совет его ещё и не назначил.
Об Ученом Совете в МВИРТУ я сообщил Богданову. Он обрадовался и сразу согласился с моей подачи предложить первым оппонентом доктора физико-математических наук профессора Фабрикова Вадима Артемьевича. Последний  работал в Москве во Всесоюзном научно-исследовательском институте оптико-физических измерений (ВНИИ ОФИ). Георгий Брунович позвонил ему и тот дал согласие стать моим первым оппонентом.
Собрав все необходимые документы, я выехал в Минск на предварительную защиту. Мой товарищ по адъюнктуре Айданцев Леонид Дмитриевич дал мне рекомендательное письмо к своему другу инженер-подполковнику Лапушенко.
Хорошо, что диссертацию я сделал только под грифом "Для служебного пользования", а не секретной. В противном случае были бы проблемы с пересылкой. На что ушло бы достаточно много времени.
В Минске меня приняли как своего. Все-таки оба наши училища были зенитными. Без всяких проволочек была собрана кафедра для предварительной защиты по поводу допуска меня на защиту на Ученом Совете. После моего доклада и ответов на вопросы мне были назначены первый (Фабриков) и второй (Гросман) оппоненты. Последний, ознакомившись с диссертацией, сказал, что есть грамматические ошибки и нужно их исправить. Мой куратор Лапушенко познакомил меня с преподавателем русского языка. Она за один вечер все ошибки поправила, а я за ночь внес все корректуры в три экземпляра диссертации.
Теперь нужно было встретиться с первым оппонентом. Вернувшись в Киев, я взял командировку в Москву и поехал на встречу с Фабриковым.
Встретились мы с ним в Библиотеке имени Ленина. Он оказался симпатичным среднего роста евреем. Мне особенно запомнились его глаза навыкате.
Вадим Артемьевич после того, как полистал мою диссертацию, спросил:
- Вы мне поможете написать отзыв на Вашу диссертацию?
- Хорошо,- согласился я, поняв, что от меня требовалось краткое изложение содержания диссертации.
- Тогда встречаемся завтра здесь же в это же время.
После того, как мы вместе доработали отзыв, Фабриков попросил подарить ему мою диссертацию. У меня было четыре экземпляра. Один в библиотеку был сдан в МВИРТУ, второй – в библиотеку КВАИУ. Из оставшихся двух один я оставил себе, а четвертый экземпляр отдал Вадиму Артемьевичу. Диссертация на первом листе имела гриф: "Для служебного пользования". На экземпляре Фабрикова мы его стерли прямо у окна, где мы стояли в библиотеке имени Ленина.
Вернувшись в Киев, я доложил о результатах поездки в Москву своему начальнику кафедры Колчерину и научному руководителю Богданову.
Теперь мне оставалось ждать вызов из Минска на защиту диссертации. К ней все было готово, в том числе и плакаты. Много над ними потрудилась наша лаборант-чертежница Волотковская Римма Константиновна. Ей я был благодарен.
Вадима Артемьевича я выбрал себе в оппоненты из-за того, что использовал в разработке генераторных датчиков импульсный сверхвысокочастотной мощности его теорию генерации колебаний в феррите при достижении определенного уровня мощности.
Обговорив с Вадимом Артемьевичем все формальности в Москве, пообещал встретить его в Минске на вокзале, сказав при этом, что ему в гостинице уже заказан номер. Однако встречи на вокзале у нас не было. Мы как-то разминулись. Потом он говорил, что вышел из вагона, посмотрел вокруг и поехал в гостиницу, где я его и нашел.
На защите Фабриков зачитал отзыв с красивыми витиеватыми фразами. Все были довольны. Он отметил, что диссертация моя ему понравилась и уже потом после защиты предложил мне совместную работу по магнитным пленкам. В частности, по записи информации на них тепловыми лучами.
Вторым оппонентом по моей диссертации был старший преподаватель МВИРТУ кандидат технических наук инженер-полковник Гроссман. Он отзыв подготовил без задержки.
В качестве ведущей организации Ученым секретарем Елкиным был предложен Институт физики Академии наук Белорусской ССР. С письмом от Ученого Совета МВИРТУ я поехал туда на встречу с директором Института академиком Сиротой. Тот взял в руки мою диссертацию, не открывая ее первой страницы, повернул к себе задней стороной обложки и, листая, нашел раздел "Литература". Пробежав глазами все ссылки, которые я сделал в диссертации, Сирота спросил:
- Так, что Вы хотите?
- Хочу, чтобы Ваш институт был ведущей организацией на моей защите, а сейчас мне требуется отзыв от Вас,- ответил я.
Академик тут же вызвал своего сотрудника Бекбулатова, маленького и горбатенького мужчину, познакомил нас и поручил ему написать отзыв.
Когда Сирота с конца диссертации, то есть "Литературы", стал рассматривать ее, я понял, что он в ее списке искал свою фамилию. Кстати, он магнитодиэлектриками тоже занимался, но в другом плане, чем я. Но зато под его руководством организовывались конференции и семинары по ним, а что самое важное издавались их труды в книгах под редакцией Сироты. Конечно, если бы я знал, что диссертация моя попадет к нему, то нашел бы подходящую ссылку на работу, в которой он был бы соавтором. Мне мою оплошность простили. Отзыв был написан и вовремя отправлен в Ученый Совет МВИРТУ.
Замечу в заключение описания этого эпизода, что тщеславие в ученом мире играет большую роль.
По ферритовым детекторным и генераторным датчикам импульсной сверхвысокочастотной мощности были также конкуренты-соратники в Московском энергетическом институте. Мне, конечно, было известно по литературе, что там работает группа под руководством доцента Михайловского Леонарда Константиновича, но о других сотрудниках никаких сведений не было.
Когда мною из Минска были разосланы авторефераты по всем заинтересованным организациям, я вернулся в Киев. Вдруг неожиданно телефонный звонок мне домой. Жил я тогда ещё в первой своей квартире на улице Актюбинской. Говорил сам Михайловский:
- К Вам в Киев приедет наш сотрудник Шакирзянов Феликс Львович. Он позвонит из гостиницы. Ознакомьте его со своей диссертацией. Тема его работы подобна.
Мы встретились с Феликсом в его номере и долго обсуждали мои результаты. В своих работах я пытался упростить датчики большой мощности. Ведь это не основные, а вспомогательные устройства радиолокаторов.
В отличие от меня, как в Киевском политехническом, так и в Московском энергетическом институтах датчики большой мощности строились по схеме супергетеродинных приемников. Они требовали не только средств усиления полученных для измерений сигналов, но и также гетеродинов.
Обо всем об этом мы долго говорили с Феликсом. Он оказался контактным, приятным в обращении и беседе человеком. Сам он по национальности башкир, но давно живет в Москве. Отец у него не то советский, не то партийный работник, тоже в Москве.
После того как мы обстоятельно поговорили о моей работе, я пригласил его в ресторан. Выбрал для этого "Млын", (то есть "Мельница") в Гидропарке. Там нас обслуживали "дочки мельника". Так Феликс окрестил официанток.
Он был в восторге от экзотичности ресторана. Уехал домой довольный. Мы расстались друзьями. Вскоре в МВИРТУ на мою работу им был прислан хороший, обстоятельный отзыв.
Позже приезжая в Москву, я бывал у Феликса дома. Познакомился с его женой Ириной и дочерью Фатимой. Красивой, умной женщиной. Как-то, когда ехал к нему в гости, вез с собой коньяк и конфеты для Фатимы, очень торопился ибо уже опаздывал. У меня была пересадка в метро на станции "Площадь революции". Я вышел на перрон и увидел, что поезд уже стоит. Пришлось побежать, но сесть мне в этот состав не удалось. Мой кулек с бутылкой коньяка и конфетами ударился об бронзовую ногу революционного матроса и бутылка разбилась. Коньяк вылился на мраморный пол станции. Замечу, что вся эта станция украшена бронзовыми скульптурами революционных рабочих, солдат, матросов и крестьян. Пришлось вновь купить коньяк и конфеты. Когда я объяснил Феликсу, почему опоздал, он сказал:
- Все ясно, тебе необходимо было помыть на "Площади революции" пол коньяком.
Было как-то, что я и ночевал у них. Потом в силу различных причин связи наши ослабли, но когда бывал в Москве, то звонил им и интересовался, как они поживают.
Защита диссертации 14 марта 1968 года прошла успешно. Это свершилось через три года после окончания мною адъюнктуры. На все вопросы мною были даны обстоятельные ответы. После защиты я для членов Ученого Совета и тех, кто помогал мне, устроил в ресторане банкет. Тогда это было по моему карману.
В Киеве банкет был повторен в ресторане "Динамо". Мой научный руководитель, выступая на нем, сказал, что я фактически написал две диссертации.  Одну по линейным, а вторую – по нелинейным ферритовым датчикам. Объем ее так и остался большим, порядка 270 страниц.
На банкете присутствовал заместитель начальника КВАИУ по учебной и научной работе кандидат технических наук доцент инженер-полковник Кириченко Василий Дмитриевич.
Он упрекнул Богданова:
- Это недостаток работы научного руководителя. Ему следовало вовремя остановить зарвавшегося адъюнкта.
В остальном банкет прошел под хвалебные выступления присутствующих. Все было чинно и благородно. Пели песни советские и даже украинские. Хорошо солировала жена моя Люся. Кириченко от нее был в восторге и даже заявил:
- Мы бы с Вами спелись.
Какие тогда возлагались надежды с этой защитой. Многие из них оправдались, но не все.
Через некоторое время мне из МВИРТУ передали диплом кандидата технических наук. Сбылась мечта.
Теперь я уже мог самостоятельно писать статьи и заявки на изобретения. Начал публиковать материалы своей диссертации. Прежде всего я издал учебное пособие из неиспользованных материалов бывшей первой главы первого варианта моей диссертации под названием: "Параметры зондирующих радиолокационных сверхвысокочастотных сигналов и методы их контроля". Затем пошли статьи и доклады по каждой из глав диссертации.
Во-первых, были сделаны доклады на научно-технических конференциях КВАИУ на темы: "Некоторые вопросы построения электрически перестраиваемых ферритовых преобразователей для автоматического измерения сверхвысокой частоты" (1969 год) и "Оценка погрешностей электрически перестраиваемых ферритовых преобразователей для автоматического измерения сверхвысокой частоты" (1969 год), а также доклад на ХХ Украинской научно-технической конференции, посвященной 75-летию "Радио", НТОРЭС (1970 год) на тему: "Расчет волноводов с системой взаимосвязанных ферритовых резонаторов", доклад на Украинском республиканском научно-техническом семинаре в городе Одесса "Элементы и устройства радиолокационной техники" (1969 год) на тему: "Перспективы применения быстродействующих нетермических СВЧ ферритовых измерительных преобразователей (ФИП) для контроля параметров радиолокационных зондирующих сигналов".
Во-вторых, в союзном журнале "Радиотехника и электроника" было опубликовано две статьи: "Экспериментальное исследование взаимной связи двух ферритовых резонаторов в волноводе (ближняя зона)" (1970 год) и "К вопросу о взаимной связи двух ферритовых резонаторов в волноводе (дальняя зона)" (1970 год).
Количество трудов увеличивалось. Они потом пригодились при представлении меня к званию доцента. Ничего из моих наработок не пропало даром.
ДОЦЕНТ
При переходе кафедры к изучению новой радиолокационной станции обнаружения целей П-40 "Броня" вначале чтение лекций и проведение групповых занятий велось с использованием заводских руководств службы, к которым придавался комплект структурных, функциональных и принципиальных схем. Вести занятия по ним было неудобно. Схемы эти были перегружены вторичными связями, запутаны и плохо читались. На кафедре тогда приняли решение их переделать в плане упрощения и доведения до состояния, удобного для проведения занятий. Начальник кафедры и мне поручил эту работу. Результатом ее было издание Альбома специальных схем по новой станции под редакцией Колчерина С.Д. в 1966 году. Эти переработанные преподавателями схемы потом рисовались на клеенчатых плакатах с размерами 3 ; 2 м2. По тем временам это были хорошие учебные пособия для проведения занятий.
Кроме того, по названному выше радиолокатору в 1969 году я подготовил и издал методические указания объемом, превышающим авторский лист, а также описание лабораторной работы тоже довольно объемное.
Когда же я был переведен на проведения занятий по курсу "Электроизмерения", то первым делом написал текстуально полный конспект лекций, несмотря на то, что в библиотеке имелось достаточное количество учебников, но они были рассчитаны на более объемные подобные курсы.
Для проведения групповых занятий мною было написано и издано учебное пособие по генератору стандартных сигналов ГЧ-9, объемом, превышающем два авторских листа.
Большая работа выполнена при разработке лабораторных установок, написанию и изданию Руководства к лабораторным работам по курсу "Электрорадиоизмерения", части 1 и 2, в 1968 году общим объемом более полутора авторских листов.
Параллельно принимал участие в работе авторского коллектива по написанию учебника по курсу "Построение и устройство радиолокационных станций обнаружения целей", который позже вышел в свет под редакцией Колчерина С.Д. В нем мой материал изложен на более чем одном авторском листе.
После защиты диссертации мне намекнули, что хватит заниматься мелочевкой (датчиками). Пора заняться глубоко радиолокаторами. Причем новейшими.
Начальник кафедры Колчерин Сергей Демьянович хотел, чтобы я начал готовиться к чтению основного курса, читаемого только ним: "Основы построения радиолокаторов обнаружения". Ему на всякий случай нужна была замена.
Для того, чтобы освоить этот курс, я стал посещать лекции Колчерина. В них он пытался найти закономерности в построении радиолокаторов обнаружения, идя от частного к общему. Однако это не всегда ему удавалось. Каждый новый радиолокатор, выпускаемый промышленностью, был мало похож на своего предшественника. Но все же что-то положительное в этой идее Сергея Демьяновича было. Он любил повторять:
- Есть восточная пословица: "Лошадь можно подвести к воде, но заставить ее напиться нельзя". Мы же преподаватели должны так вести занятия, чтобы наша Лошадь-слушатель все же напилась.
Он любил педагогику и был хорошим методистом.
Вся перечисленная выше методическая работа, учебные пособия и учебник были учтены при представлении меня к ученому званию "доцент", которое было мне присвоено высшей аттестационной комиссией СССР в 1971 году.
НОВЫЕ НАУЧНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ
Еще в 1965 году руководством кафедре была предложена хозрасчетная научно-исследовательская работа по созданию автоматической системы контроля фазированной антенной решетки нового радиолокатора. К этой работе начальник кафедры подключил меня, преподавателя инженер-майора Дубровина Олега Александровича и из лаборатории инженер-капитана Архипова Вячеслава Ивановича. К нашему коллективу примкнул старший инженер-лейтенант Ширяев Виктор Владимирович из лаборатории кафедры №33. Ему там ходу не давали.
В том же году мы с Ширяевым написали отчет по НИР "Поле 32" на тему: "Исследование возможностей контроля положения луча антенны с электронным сканированием для войсковых мобильных РЛС" на 31-й странице, где дали краткую характеристику методов фазовых измерений.
В дальнейшем по этой теме мною в 1966 году был написан отчет по НИР "Поле 32", где освещены вопросы: 1) Фазовращатель как объект контроля  и 2) Коммутирующий p-i-n диод как объект контроля на 7-ми страницах.
В 1967 году эта работа продолжалась в составе НИР "Автомат" (Поле 32), где мною был произведен выбор первичных преобразователей на 8-ми страницах.
В 1969 году по этой же теме мною в отчете по НИР "Простор 32" написана глава, в которой разработана функциональная схема системы автоконтроля параметров фазированной антенной решетки на 35 страницах.
По этой же теме в 1967 году и 1969 году мною были опубликованы две статьи в закрытом сборнике трудов КВАИУ. В последней из них соавтором был Дубровин, который позже по этой тематике защитил диссертацию.
Все эти мои участия в кафедральных НИР "Поле 32", "Автомат" и "Простор 32" отвлекали меня от работы над материалом по теме моей диссертации, а поэтому защита ее все время откладывалась, однако отказаться я от них не мог, иначе меня не поняли бы мои коллеги.
После защиты диссертации я принимал участие в кафедральной НИР "Простор" (1969 год) на тему: "Исследование путей повышения надежности, помехозащищенности и эффективности радиолокационного обеспечения войск ПВО СВ". В отчете по этой НИР мною рассмотрена перспективность применения сложных зондирующих сигналов с точки зрения задачи обнаружения целей. В этой работе использовал те материалы, которые когда-то входили в первую главу первого варианта моей диссертации.
ВНЕДРЯЕМ ЛАЗЕРЫ
С Богдановым у меня сохранились хорошие отношения, но работать с ним больше я не хотел. Потом он тоже отошел от ферритов. С ним остался тогда Слава Зотов.
После защиты диссертации я сблизился с Фабриковым. Он меня втянул в лазерную технику. Наверное, каждого инженера волновал гиперболоид инженера Гарина. Вот и мне захотелось попробовать себя в этой области. Лазерная техника только начинала становиться на ноги.
Вадим Артемьевич выделил небольшую сумму для хозрасчетной научно-исследовательской работы. Он предложил мне заняться записью информации тепловым инфракрасным лазерным лучом на магнитных пленках. Предлагалось на них в дальнейшем строить лазерную память.
В наших училищных мастерских мы изготовили специальные соленоиды, оси которых располагались во взаимно перпендикулярных направлениях. Держатель был из оргстекла. По централизованным линиям снабжения в училище стали поступать разнообразные лазеры. Лазеры видимого красного света использовала в своих исследованиях старший преподаватель кафедры физики Бондаренко Марта Дмитриевна. Она записывала голограммы, предназначенные для коррекции волнового фронта лазерного луча. Руководителем ее был доктор наук Соскин из Института физики. К сожалению рано ушла из жизни. В 1970 и 1971 годах ее работы вошли в наши отчеты по НИР "Волна 32" на тему: "Разработка преобразователей для контроля и коррекции направленного излучения лазеров".
В те годы при составлении калькуляции на НИР в обязательном порядке часть денег выделялась на контрагентские работы. При этом основной исполнитель, даже пусть это очень большой институт, сам эти деньги потратить не мог. Он обязательно должен был их передать другой организации. На этих контрагентских деньгах держалась вся вузовская наука. Поэтому Фабриков относительно легко выделил мне довольно солидную сумму. Так я стал лазерщиком.
Кроме того, для расширения областей применения Фабрикова интересовала возможность записи на магнитную пленку распределения интенсивности сверхвысокочастотного (СВЧ) излучения. Мы на кафедре сделали СВЧ стенд для этого исследования. Помогал в этом мне инженер-капитан Шевчук Эдуард Николаевич. Из Москвы приехал сотрудник Фабрикова кандидат технических наук Клюкин Лемарк Михайлович. Он привез магнитные пленки. На них была записана структура СВЧ излучения. Результаты этого исследования опубликованы в союзном журнале "Радиотехника и электроника" в 1972 году в статье "Регистрация структуры СВЧ поля на магнитной пленке" и в статье "Фотографирование на магнитные пленки диаграммы направленности в ближней зоне СВЧ излучателей", помещенной в сборнике "Применение магнитных пленок для регистрации электромагнитного излучения". Атомиздат, 1977 год. Авторами этих статей были Максимов В.И., Шевчук Э.Н., Клюкин Л.М., Фабриков В.А., Степанов Б.М. Последний являлся директором Всесоюзного института оптико-физический измерений. Так наметилось сотрудничество нашей кафедры с ведущим в Союзе институтом.
Для распространении сведений об этом новом факте в науке мы с Шевчуком Э.Н. выступили с докладом на Научно-технической конференции НТОРЭС имени А.С. Попова в 1973 году. Тема доклада: "Одновременная термомагнитография структуры СВЧ поля".
Однако запись излучения лазера на магнитную пленку была очень кропотливым делом. Она осуществлялась в двух взаимно перпендикулярных магнитных полях и, кроме того, была тепловой, а это значит, что инерционной. Поэтому я стал искать иные среды для записи излучения лазера.
Со мной работали наши слушатели-офицеры и курсанты. Они собирали по моим указаниям испытательные стенды. Изготовляли мелкие детали. Проводили измерения и набирали статистику. Параллельно на основе полученных данных писали курсовые и дипломные проекты. Этот наш симбиоз был обоюдно выгоден.
Однажды один из моих подопечных сержант Нетронин принес жидкокристаллическую пленку, которую ему подарила его знакомая. Мы сунули ее под инфракрасный луч лазера и она заиграла всеми цветами радуги, отображая распределение интенсивности излучения в поперечном сечении луча лазера. При этом не требовалось никаких электромагнитов. Проблема решалась быстро и эффективно. Я сообщил об этом Фабрикову. Он остался доволен. Так начались мои работы с жидкими кристаллами.
Под влиянием времени командование приказало включить в программы лазерную технику. В одну программу собрали все, что относилось у оптическому диапазону волн. Это индикаторы радиолокаторов, фактически являющиеся некогерентными источниками видимых волн, военное телевидение, инфракрасная и лазерная техника. Когда попытались составить аббревиатуру, то она получилась очень громоздкой, а поэтому буквы от индикаторов радиолокаторов отбросили и получилось ВТИКЛТ. В обиходе этот курс называли "Военным телевидением". Может это и справедливо потому, что сердцевиной его был телевизионный оптический прицел.
ЖИЗНЬ КАФЕДРЫ №32

Теперь мне предстояло для этого курса разработать программу, лекции, групповые, лабораторные и практические занятия. Работы было очень много. Мне в помощь дали преподавателя инженер-майора Бараковского Бижана Федоровича. Он раньше уже читал телевизионно-оптический визир. Бижан был своеобразным человеком. Жил в квартире со своей мамой и не был женат. Если задерживался допоздна, то мама звонила и выясняла, где он. Говорили, что Бараковский пару раз пытался жениться. Приводил домой девочек, но оба раза их забраковывала его мама. Он являлся типичным маменькиным сынком. Потом я его потерял. Уволили его раньше меня за склонность к спиртному. Говорили, что якобы после смерти мамы все же женился. Любил повторять фразу: "Из полей доносится налей". Был заядлым туристом.
Где-то в это же время училище захватила волна настольного тенниса – пинг понга.
На нашей кафедре лучшими спортсменами были молодые преподаватели инженер-майоры Акименко и Соловьев. Игра эта меня лично не волновала, не видел в ней смысла. Хотя я играл в нее на кафедре, но особых успехов не имел.
После защиты диссертации мое положение на кафедре улучшилось. Сразу отпали вопросы у тех, кто при встрече первым долгом спрашивал, почему я не защищаю диссертацию. Особенно этим вопросом меня донимал полковник Леонов Борис Дмитриевич. Он в научно-исследовательском отделе училища отвечал за учет адъюнктов. Ему своим откладыванием защиты портил показатели. Хотя я был не самый древний бывший адъюнкт. Были и такие, которые по пять лет не защищались. При встрече он обычно говорил:
- Максимов! Не защитишься, отправлю в войска.
В этом и состояла его помощь. Может запугивание подействовало. Я успешно защитился.
Теперь стал чаще бывать на общекафедральных "мероприятиях", то есть банкетах в ресторанах. Они проводились в том числе и с участием больших начальников. Так у меня на банкете, как я уже выше писал, был заместитель начальника по учебной и научной работе инженер-полковник Кириченко Василий Дмитриевич.
На этом банкете пели песни в том числе и украинские. Люся моя показала свое лирико-колоратурное сопрано. Все были довольны, особенно Василий Дмитриевич. Он тепло ее благодарил за доставленное удовольствие. Теперь многие подобные кафедральные мероприятия стали проводиться с участием жен. Это внесло своеобразие в них и особый интерес.
Песни за столом обычно начинались после того, как было сказано несколько тостов. Закоперщиком пения был чаще всего я. С наполненным бокалом вставал и начинал петь одну из любимых мною, чаще всего гусарских, песен:
Лунная ночка да серый конь лихой.
В табор к цыганам, там пир идет горой.
Черные очи мне сердце жгут.
До самой полночи уснуть не дают.
После чего вступала Люся своим высоким голосом:
Губы, как кровь,
Черная бровь
Нам счастье сулят и любовь…
Затем все подхватывали:
Под семиструнный звон гитары
До дна осушим наши чары. Эх!
Так повторялось несколько раз. Пели и другие песни. Такие как "Коль влага в чарах пенится", "Ехали на тройке с бубенцами", "Скатерть белая залита вином", "Цыгане шумною толпою…" и тому подобные. Сейчас об этом приятно вспомнить.
Каких-либо скандалов на наших банкетах не припомню. Правда, Добровин Олег Александрович иногда любил заводить разговоры на скользкие темы, но их быстро гасили. Все было чинно и благородно.
После моей защиты начальник кафедры переключил меня на чтение лекций по устройству новой радиолокационной станции П-40. Он хотел из меня сделать дублера для себя, а поэтому пригласил меня посещать свои лекции. Опять я оказался в качестве школьника. Все, что мною было наработано по радиоизмерениях, пришлось отложить до лучших времен. Мне же хотелось читать общенаучные курсы. Но, что поделаешь! Приказ есть приказ!
Читать станцию П-40 мне пришлось на командном факультете. Там слушатели были примерно одного со мной возраста. Они стремились к познанию и я старался им в этом помочь.
Вскоре на кафедре появился второй адъюнкт Копнов Михаил Александрович. Он также как и я пришел из войск, а посему никаких идей и тем более статистических материалов у него не было. Мало того, он был нежелательным для Колчерина, но в Москве у него папа-полковник и на Сергея Демьяновича надавили, чтобы он взял его к себе в адъюнкты.
Когда дело дошло до педагогической практики, Мише поручили прочитать несколько лекций по новому радиолокатору обнаружения, который он ранее не изучал.
Копнов начитался руководства службы, понадеялся на свою память и пошел проводить занятия. Они были спланированы на четыре часа. В течение первых двух часов он выговорил все, что знал. Не сумел растянуть свой "багаж" на четыре часа. На втором перерыве побежал к Колчерину и доложил ему, что не готов проводить оставшиеся два часа занятий. Тот был возмущен и вынужден пойти сам и провести эти злополучные два часа занятий.
В тот же день была собрана кафедра на заседание. Как только Колчерин при всей его выдержке не ругал Копнова. Наконец поставил вопрос об отчислении его из адъюнктуры.
Мне стало жалко Мишку и я спросил:
- Ну, педагогическую практику он завалил. А как у него дела с написанием диссертации?
Колчерин сразу успокоился и сказал:
- Здесь у него все более-менее в порядке.
- Тогда давайте дадим ему возможность повторить педагогическую практику. Пусть покажет, что он может серьезно к ней относиться, - предложил я.
Кафедра согласилась с моим предложением. Миша был мне благодарен. Однако после окончания адъюнктуры Колчерин не оставил его у себя на кафедре. Вот что значит нежелательный "ребенок". Все это несмотря на то, что в своей диссертации Копнов разрабатывал идею Сергея Демьяновича по моделированию налета авиации в полосе фронта, от работы над которой отказался когда-то я.
В 1967 году на кафедре появился новый адъюнкт инженер-капитан Бескровный Анатолий Михайлович. Он пришел к нам с исследовательского полигона с должности научного сотрудника. Там он испытывал системы помехозащиты станций разведки и целеуказания, читаемых на нашей кафедре. Анатолий Михайлович привез с собой мешок тетрадей с данными по исследованиям названных систем. В училище ему предстояло только обработать эти материалы и представить их в виде диссертации.
Бескровный сильно сблизился с Колчериным. Они стали дружить семьями. У Анатолия тогда уже была автомашина "Волга", которую он называл "Аппарат". Ему ее подарила теща. На ней он регулярно возил Колчерина туда, куда тому было нужно. Некоторые преподаватели стали ревновать. В частности таким сближением их был сильно недоволен инженер-подполковник Дубровин Олег Александрович. Все это, несмотря на то, что оба они и Бескровный, и Дубровин полукровки.
По характеру Толя контактный человек. Если какие-либо недоразумения возникали между нами, он умел их обойти. Как-то Колчерин поручил мне почитать его материалы, оформленные в виде глав диссертации. Последней там еще и не пахло, но я добросовестно, как сейчас помню, будучи на дежурстве, их прочитал. Бескровный принял мои замечания как должное. У него было много экспериментальных собственных разработок. Теоретические обоснования ему предстояло еще сделать. Защитился он, также как и я, в МВИРТУ.
ПРОВЕРКА СТАЖИРОВКИ СЛУШАТЕЛЕЙ В КАЛИНИНГРАДЕ
Первая моя поездка в город Калининград (бывший Кёнигсберг) была с целью проверки прохождения войсковой стажировки слушателей, специализирующихся на нашей 32-й кафедре, на которой велись занятия по радиолокационным станциям обнаружения и целеуказания для зенитных ракетных комплексов. Тогда я был преподавателем в звании инженер-майора.
По дороге в Калининград один день между поездами провел в Вильнюсе. Даже попал на какую-то короткую экскурсию по городу. Это был, пожалуй, первый западноевропейский город, который я видел. Запомнилась площадь перед Ратушей и башня Гидеминеса, одного из сильных великих князей литовских. Вот, пожалуй, и все.
В Калининграде я поселился в военной КЭЧевской гостинице. В одном номере со мной жил подполковник преподаватель из Артиллерийской радиотехнической академии (АРТА), которая находилась в городе Харькове. Он тоже приехал проверять ход войсковой стажировки слушателей его академии. Мы подружились и практически все свободное время, а его было предостаточно, проводили вместе.
Конечно в первую очередь мы выполняли свой служебный долг, посетив те воинские части, в которых стажировались наши слушатели и ознакомились с их делами на месте. Все у них шло по плану. Нам же целыми днями в полках торчать не было никакого смысла, и свободное время мы потратили на ознакомление с бывшим театром военных действий – германским оплотом, Восточной Пруссией, которая теперь называлась Калининградской областью.
Офицеры-старожилы, прожившие здесь много лет со времени окончания Отечественной войны, рассказывали нам о том, что здесь происходило сразу после войны.
Тогда ещё Королевский замок не был разрушен. Перед ним стояла бронзовая фигура Вильгельма с поднятым мечом. Однажды утром на мече обнаружили висящим советского офицера, который где-то загулял ночью. В тот же день бронзовый Вильгельм упал со своего пьедестала, а спустя некоторое время началось массовое выселение немцев в Западную Германию. Это было сделано быстро и четко, как говорится, по Сталински.
С другой стороны в область пошли эшелоны с советскими переселенцами, особенно из сильно разрушенных наших городов. Сам Кёнигсберг был тоже разрушен нашей авиацией, но соседние маленькие городки оказались практически целы. В них то и завозили советских граждан. Мы побывали в этих городках, которые теперь носят наши названия. Это Черняховск, Гусев и другие.
То, что вывезли немцев, было сделано правильно. Нельзя двум воюющим народам жить на одной территории. В противном случае резня будет бесконечна.
В самом Калининграде – городе крепости – сохранилось ряд фортов, в частности, это форты Врангеля, Дана и другие. Они планировались немцами как укрепления, которые могут выдержать долговременную осаду.
Через несколько лет я вновь поехал проверять ход войсковой стажировки наших слушателей. К тому времени королевского замка уже не было, он снесен. На его месте разбит сквер. Форты же сохранились и даже обустроились путем приспособления для различных хозяйственных нужд. Вот таковы мои краткие впечатления от поездок в Калининградскую область – Восточную Пруссию.
ВТОРАЯ КВАРТИРА НА ВОСКРЕСЕНКЕ
В 1970 году мне дали двухкомнатную квартиру на Воскресенке по бульвару Перова, дом 40а, кв. 1 на первом этаже. Жилая площадь 30 м2. Это была отселенческая квартира. Выехал из нее подполковник, въехал майор. Теперь сын уже жил в проходной комнате. Мог смотреть телевизор, когда нам этого не хотелось. Он очень это любил и по-прежнему учился в двух школах, правда, не очень рьяно.
Окна в нашей новой квартире выходили на Север, так что солнца в ней почти не бывало. Скоро начались новые проблемы. Моль поела что-то из шерстяных вещей. Пришлось опять прыскать какими-то отравами. Ничего не помогало моль -  летала по квартире. Оказалось, что моль к нам лезет снизу из цоколя. Там водопроводные трубы были обмотаны стекловатой, которой отлично питалась моль.
Я оторвал все плинтуса и залил щели между паркетным полом и стеной опять же бетоном. Моль исчезла.
Квартира на Перова самая любимая моя квартира. Она до сих пор мне порой снится. Много позже в восьмидесятых годах я посвятил ей стихи:
"Люблю тебя, моя квартира,
Здесь мой причал.
Здесь мой приют.
Здесь я создал себе полмира.
Здесь тени прошлого живут".
Мы купили красивую спальню. Теперь уже можно нам с Люсей спать на отдельных кроватях, а не ютится на полуторном диване.
Основным недостатком этой квартиры было то, что она расположена на первом этаже. Как-то сын забыл ключи и, придя домой, вынужден был залезть в квартиру через открытую форточку. Об этом нам рассказали соседи. С ним конечно был разговор, но после этого я на все форточки поставил решетки и на одну фрамугу в спальне тоже.
Возле квартиры под окном у меня был палисадник, где выращивались цветы и кусты калины, розы и сирени.

МОЯ СТАЖИРОВКА ВО ЛЬВОВЕ
Прошло уже несколько лет, как я уехал из войск на учебу в адъюнктуру. За это время из старшего лейтенанта стал подполковником преподавателем высшего военного инженерного училища. Чтобы мы не забывали армейской жизни, нам периодически устраивают стажировки в войсках на должностях, соответствующих нашему воинскому званию. Как правило, место стажировки выбираешь сам. Вот я и решил, что поеду стажироваться к своему ученику дипломнику Лене Палиеву. Он уже был тогда майором на должности заместителя командира полка по технической части. Этот радиотехнический полк имел свой штаб во Львове, а подразделения его были разбросаны по окрестностям этого города.
По приезду я представился командиру полка, познакомился с большинством офицеров. Чаще всего это были выпускники по нашей кафедре. Встретили меня хорошо. Леня Палиев ознакомил меня с территорией, на которой размещался полк и сказал:
- Теперь, Владимир Иванович, что делается в полку, Вы и так знаете, а поэтому поселяйтесь в гостинице КЭЧ. Там Вам забронирован номер и гуляйте по Львову. Он красивый. Изучайте его.
Я понимал, что лишние глаза и уши командиру полка тоже не нужны, а поэтому согласился на предложенный мне вариант. Больше того, Леня познакомил меня со своей хорошей подругой, чтобы она меня курировала. Но та мне не понравилась даже после посещения ресторана.
Во Львове я уже раньше бывал с моей первой женой Люсей. Нас пригласила одна семья, с которой мы познакомились на пляже в Адлере. Тогда в течение нескольких дней нас ознакомили с центром Львова. Сходили на Высокий замок. Бывали в оперном театре. Посетили собор святого Юра, который мне очень понравился своим величием. Вот, пожалуй, и все. С тех пор прошло несколько лет.
Во второй раз я вновь посетил эту семью. Теперь надо мной взяла шефство их дочь. Девушка лет двадцати пяти. Она учила меня говорить на украинском языке с западенским акцентом. Водила по всяким интересным местам города, которые не описываются в путеводителях. Однажды она предложила:
- Пойдемте, я Вам что-то покажу.
Взяла меня за руку и повела в один из старых домов в центре города. По почти винтовой лестнице мы поднялись на второй этаж, а затем ещё немного выше на площадку между этажами. Эта лестничная клетка практически ничем особенным не выделялась, но проводница моя сказала:
- Посмотрите. Как здесь мило.
Оглянувшись, я ничего особенного не увидел. Площадка, на которой мы стояли, не просматривалась со стороны дверей второго и третьего этажа, но чтобы поддержать спутницу, я сказал:
- Да. Конечно, здесь очень мило.
Мы еще немного постояли на этой площадке. Говорили об архитектуре Львова. Затем она как-то сникла и сказала:
- Ну, пойдемте дальше.
Выйдя на улицу, побродили немного еще по центру Львова. Моя же спутница стала скучной и вскоре мы распрощались.
Тогда я даже не задумался над тем, почему так она загрустила. Лишь будучи уже в гостинице, до меня дошло, что она завела в подъезд с определенной целью, чтобы мы там поцеловались. Я же к этому не был тогда готов. В Киеве осталась Люся, верность которой стремился сохранить.
Теперь дальнейшими экскурсиями мне пришлось заниматься самому. Где-то прочитал объявление, что собирается автобусная экскурсия по городам Ивано-Франковск, Яремча, Ужгород. Публика в автобусе подобралась разношерстная, но девочек (точнее женщин) было больше. Мы днем ехали или ходили на экскурсии, а ночью спали в гостиницах. От этой поездки в памяти сохранились виды центров, указанных городов. Какая-то корчма под Яремчей и скалы Довбуша, которые тоже недалеко от последней.
Среди девушек в нашем автобусе было много западенок и они, объединившись, пели по дороге свои песни. Вот какие из них я запомнил.
Катерина відчини-но,
Катерина стань-но,
Дай-но їсти,
Дай-но пити
Ото буде файно.
Катерина відчинила,
Катерина стала.
Дала їсти,
Дала пити,
Ще й поцілувала.
Я ж до тої Катерини
Не піду ніколи,
Бо до неї хлопці ходять
Як учні до школи.
А до школи хлопці ходять
Вчитися писати,
А до тої Катерини
Вчитися кохати.
Говорят, что западенцы религиозные, но девушки в автобусе пели и такие песенки.
Ти Микола! Я Микола!
Оба ми Миколи.
Мене били біля церкви.
Тебе – біля школи.
Тебе били біля школи,
Бо не хотів вчитись.
Мене били біля церкви
Бо не хотів молитись.
Рядом со мной в автобусе сидела молодая женщина. Она была русской и мы с ней разговорились. Обменялись сведениями друг о друге. Держались вместе на экскурсиях. Кажется, ее звали Татьяной. Вернувшись во Львов, мы решили продолжить наше знакомство с целью дальнейшего изучения города.
Для его укрепления я пригласил ее к себе в номер поужинать. Она согласилась. Однако, когда мы с ней вошли в фойе моей КЭЧевской гостиницы, на нашем пути встала стеной дежурная и на своем западенском наречии она стала разъяснять нам правила поведения в гостинице. Получалось так, что в то время, когда мы пришли входить в гостиницу, посторонним было уже нельзя. Пришлось нам повернуть назад. Я проводил свою спутницу до ее гостиницы и мы расстались. Навсегда. Мне было безумно стыдно перед ней за этот инцидент. Просто раньше мне не приходилось бывать в подобных ситуациях. Пришлось купить конфеты и подарить их дежурной, чтобы она не разносила по всему гарнизону сплетен о том, что подполковник из Киева хотел провести к себе в номер подругу.
Когда я отдавал эти конфеты, то дежурная разъяснила мне, что если бы мы пришли на один час раньше, то смогли бы пройти ко мне в номер. Такие были тогда правила.
Перед отъездом в Киев, имея теперь опыт приглашения гостей, позвал к себе в номер командира полка и Леню Палиева. Мы хорошо посидели вечер. Вспомнили общих знакомых. Поговорили о Львове и о жизни в нем людей с других областей Союза. Отметили, что здесь очень часто идут дожди. Каждая тучка, зацепившись за Карпаты, выливает свою воду на Львов. Леня Палиев привел даже такой афоризм:
- Если Москва – сердце нашей Родины, то Львов – ее мочевой пузырь.
Обсудили общую ситуацию в армии и стране. Мне был написан прекрасный отзыв и на этом моя трехмесячная стажировка в Прикарпатском военном округе была закончена.
Позже свои размышления по поводу Львова изложил в следующих стихах.
Львову
О, чудный, милый сердцу Львов!
Моя последняя любовь,
Что в жизни мне еще досталась.
Душа моя тебе отдалась.
Да, опоздал к тебе я вновь.
Не видел пращуров кровь,
Что бились здесь между собой,
Идя порой в священный бой.
С чьей стороны он правый был?
Но потихоньку пыл остыл.
Соединились все во мне
И вижу их вновь как во сне.
Врагами были все они,
Но гены их в моей крови.
Поляк, русин, армянин
И немца пунктуальный сын.
Собрались там, чтоб вместе жить
И всеми силами дружить.
Но победил во мне русин.
Да, русского отца я сын!
Я русский по призванию
И данному мне образованию.
26 января 1985 года                город Киев
БОРЬБА ЗА ДОЛЖНОСТЬ СТАРШЕГО ПРЕПОДАВАТЕЛЯ
В апреле 1971 года нашу 32-ю кафедру лихорадило. Предполагалась проверка ведения секретного делопроизводства на кафедре. Начальник кафедры Колчерин Сергей Демьянович дал команду почистить столы и сейфы от сомнительных бумаг, а нужные для дела материалы спрятать. Дело в том, что преподаватели перерабатывали заводские схемы секретной аппаратуры до вида удобного для восприятия слушателями. Эти переработанные схемы не всегда рисовались на учтенных листах, на которых должен был стоять гриф "секретности".
Часть таких материалов старший преподаватель инженер-полковник Севальнев Михаил Терентьевич спрятал в своей автомашине, стоящей во дворе училища. Ему помогал носить их адъюнкт Шконда Николай Николаевич.
Как только эти материалы были перенесены в автомашину, последовал анонимный звонок начальнику училища, в котором сообщалось об этом факте нарушения секретного делопроизводства.
Долго в кулуарах обсуждался вопрос:
- Кто это мог позвонить начальнику училища?
Преподаватель инженер-подполковник Дубровин Олег Александрович даже изрек такой афоризм:
- Ну, я-то знаю, что это не я позвонил.
Кто-то сделал пакость Колчерину. Но зачем?
Недавно шеф круто изменил свою кадровую политику. А может просто делал вид, что изменил ее.
Дело в том, что раньше "лучшим человеком на кафедре" был его второй адъюнкт инженер-капитан Копнов Михаил Александрович, который только в середине лета 1970 года вернулся на кафедру,  был назначен преподавателем. Говорили, что это назначение состоялось благодаря его связям с начальником училища генерал-майором Краскевичем Евгением Михайловичем, который является близким другом тестя Миши.
На заседании кафедры в сентябре 1970 года начальником кафедры все остальные преподаватели были официально зачислены в разряд "дослуживающих". Я не был на этом заседании, но обо мне сказано примерно так:
- "Тоже смотрит на гражданку".
Тогда шеф характеризовал каждого в отдельности и многих незаслуженно обидел. Хотя, "если положить руку на сердце", "сачков" на нашей кафедре предостаточно. Все это вызвало нездоровую реакцию нашего коллектива.
В январе 1971 года кафедру лихорадило по поводу предполагаемого выдвижения на должность старшего преподавателя вместо уходящего в отставку инженер-полковника Стародубцева Николая Гавриловича. Как известно старший преподаватель должность полковничья, а поэтому и был весь "сыр-бор".
Списки на выдвижение подаются ежегодно. Так, в январе 1971года в них были включены Дубровин и Максимов, то есть я. В начале января 1970 года шеф как-то заявил мне, что в связи с болезнью Дубровина (у него появилось отложение солей в позвоночнике, после того, как в юности ему выстрелили в живот и ходил он перекособоченным) будет предлагаться на должность старшего преподавателя кто-то "из своих", а не Олег.
Мне подумалось, что шеф, то есть Колчерин, предложит из бывших адъюнктов. Я не стал уточнять кого, но по грешным делом подумал, что этим "из своих" будет Бескровный Анатолий Михайлович. Его третий адъюнкт. А может и я.
Причем по некоторым меркантильным соображениям считал, что у Толи шансов больше. Он регулярно возил шефа на своей автомашине "Волга" на работу и с работы, на прогулки и даже в пионерлагерь к сыну.
Бескровный был в довольно близких отношениях с начальником нашего 3-го факультета инженер-полковником Кузнецовым Александром Федоровичем. Они знали друг друга еще по полигону. Бывал у него в гостях. Болтали даже, что дело доходило до поцелуев с ним и его женой.
Однако нужно отметить, что Толя хотя и услужливый парень, но достаточно умный и в жизни все пробивал своим горбом. С полигона привез кучу материалов и довольно быстро защитил диссертацию.
Доморощенные наши адъюнкты обычно защищались через год, два, а то и три (пример тому я), а у некоторых доходило до пяти лет. Есть такие, которые не защитились и до сих пор. Толя же защитился примерно за полгода до окончания адъюнктуры.
Кто же донес анонимным звонком начальнику училища о том, что в машине Севальнева спрятаны полусекретные материалы, осталось тайной.
Больше всего грешим на Копнова и Дубровина.
СОВЕТ ТРЕТЬЕГО РАДИОТЕХНИЕСКОГО ФАКУЛЬТЕТА
В Совет 3-го факультета входили видные ученые училища. Правда, этот Совет не имел права приема к защите диссертаций. В нем числились начальник факультета инженер-полковник Кузнецов Александр Федорович и его заместитель полковник Болотов Геннадий Федорович; все начальники кафедр и их заместители. Наиболее колоритными из них были доктор технических наук профессор инженер-полковник Левитский Георгий Евтихьевич; кандидат технических наук доцент инженер-полковник Зиновьев Владимир Тихонович; доктор технических наук профессор инженер-полковник Варюхин Владимир Алексеевич и другие.
Между ними часто возникали конфликты. Так Левитский и Варюхин были в серьезном противостоянии, пока последний был на кафедре первого. Когда Владимир Алексеевич защитил докторскую диссертацию, ему дали кафедру теоретических основ радиолокации страсти улеглись.
Такого же рода отношения были у Зиновьева с Варским, особенно после того, как последний стал доктором наук. Вообще Зиновьев собрал преподавателей и адъюнктов для разработки проблемы распознавания целей. Эта работа у них быстро пошла. Защитили диссертации Сапегин Виталий, мой однокашник по КВИРТУ, Барабаш Юра, Варский Борис.
После этого они все сразу начали писать докторские диссертации. Варский защитил докторскую первым. Теперь на собраниях даже стали объявлять, что он возглавляет коллектив распознавателей, хотя в действительности руководителем его был Зиновьев.
Как то я встречаю Виталика Сапегина в коридоре. Как обычно:- Привет,- Привет,- Как дела,- спрашиваю у него.
- Теорию я уже написал. Меня держит эксперимент,- отвечает он, и мы расходимся.
Через неделю он застрелился на дежурстве. Поставил эксперимент на себе. Его интересовало, что будет ощущать человек в момент выстрела. Чтобы это определить, он на столе разложил бумажки с надписями типа: "приятные ощущения", "сильная боль". Думаю, что это ему было известно априори, то есть до опыта. Там же на столе оставил пачку конвертов с пожеланиями своим ближайшим товарищам. Вот только конверт с надписью "Зиновьеву" был пустой. Так ушел из жизни один из способнейших наших товарищей.
Не знаю, как у них строились взаимоотношения на кафедре, но на Совете 3-го факультета Зиновьев всегда выступал с прогрессивными идеями. Так он уже тогда предвидел бурное развитие микроэлектроники. Предлагал включить ее в программу для наших слушателей. Однако докторскую диссертацию так и не защитил. Ученики растащили его идеи.
Работу Сапегина потом довел до логического конца его сын Сергей. Он защитил кандидатскую диссертацию по распознаванию образов. Сейчас он правда анализирует в своем агентстве "Психея" рост цен на бензин. Вот куда ушли научные кадры.
Передавал мне должность секретаря Совета 3-го факультета Марчик Анатолий Васильевич. Потом он регулярно что-то мне советовал по работе секретаря.
В этот период на руководящую работу пришли люди, которых наука вообще не интересовала. Если начальник факультета и его заместитель не были учеными, то они естественно подбирали на кафедры такие же кадры, которые составляли их опору.
Раньше в адъюнктуру набирали выпускников других военных ВУЗов, имеющих лучшую подготовку, чем наши выпускники. У них были понятия о научных исследованиях.
Приглашалось много внешних руководителей, вносящих в наши исследования свой стиль, направленный на поиск новизны и полезности.
Теперь в адъюнктуру набирали своих выпускников и сами ими руководили.
Некоторые защитившиеся после этого тут же демонстративно уничтожали свои исследовательские установки и больше наукой не занимались. Они делали карьеру. К таким можно отнести Канушина Ивана Ефремовича и Марчика Анатолия Васильевича, Суслова Юрия Борисовича. Они почти сразу стали заместителями начальников кафедр.
Но вернемся к работе секретаря Совета факультета. Она была довольно объемной. Привожу Памятку секретарю Совета, в ней все перечислено.
ПАМЯТКА СЕКРЕТАРЮ СОВЕТА
1. Перед Советом переговорить с докладчиком и выработать решение по докладу.
2. Накануне (за 2-3 дня) представить решение Председателю Совета или его заместителю.
3. За двое суток перед заседанием Совета в книге приказаний по факультету сообщить место, время и повестку дня Совета (обычно в 15.00 в ауд. № 209).
4. Согласовать с заместителем председателя вопрос о приглашение на заседание Совета других лиц (членов Совета от других факультетов, преподавателей факультета.)
5. Отпечатать повестку дня Совета и подписать у Председателя Совета.
6. Оформленный протокол заседания Совета представить на подпись Председателю.
7. Повестку дня Совета необходимо начать готовить за 5-6 дней, обсудив ее с Председателем и его заместителями.
8. Следить за ходом выполнения решений Совета (то есть беседовать с исполнителями постановлений по общим вопросам и убедиться в их исполнении). Об этом делать отметку на решении и периодически докладывать заместителю председателя. (Решения печатать в 8 экземплярах с полями и рассылать их на кафедры).
В общем, как видите, бюрократия была поставлена на высшем уровне. Что-что, а это у нас умеют. Иногда создается впечатление, что делается такое специально, чтобы не дать молодым кандидатам технических наук работать над докторскими диссертациями. Забрать у них все свободное время, оставшееся после выполнения педагогической нагрузки.
КАФЕДРА № 36 "РАДИОЛОКАЦИЯ"
В 1972 году умер старший преподаватель кафедры № 36 инженер-полковник Аверин Борис Аверьянович. Он читал курс "Теоретические основы радиолокации (ТОРЛ). Это фундаментальный объемный насыщенный математикой курс. Для его чтения требовалась хорошая подготовка преподавателя. Осенью 1972 года меня переводят на 36-ю кафедру старшим преподавателем и ставят задачу через два месяца, чтобы был готов читать ТОРЛ.
Списочный состав
кафедры №36 "Теоретические основы радиолокации"
1. Начальник кафедры профессор доктор технических наук полковник-инженер Варюхин Владимир Алексеевич.
2. Заместитель начальника кафедры доцент кандидат технических наук полковник-инженер Павловский Иван Михайлович.
3. Старший преподаватель доцент кандидат технических наук подполковник-инженер Максимов Владимир Иванович.
4. Старший преподаватель доцент кандидат технических наук подполковник-инженер Заблоцкий Михаил Александрович.
5. Преподаватель подполковник-инженер Непорожний Вадим Вадимович.
6. Преподаватель подполковник-инженер Ободовский Александр Семенович.
7. Начальник лаборатории майор-инженер Саенко Владимир Савельевич.
8. Инженер лаборатории капитан-инженер Цыбульский Владимир.
9. Адъюнкт инженер-майор Солыщев Олег Николаевич.
Начальником кафедры № 36 инженер-полковником Варюхиным Владимиром Алексеевичем читался  курс ТОРЛ в другом потоке. Я стал посещать его лекции. Он читал их красиво, но не в соответствии с существующими учебниками. Много времени уделял выводам из своей докторской диссертации.
Сам Варюхин был колоритной фигурой. В его жилах по всей вероятности текла цыганская кровь. Юморист. Любит афоризмы. Вот один из них: "Кривая проведена по двум точкам, из которых одна точка зрения автора".
Владимир Алексеевич хороший математик. Он разработал теорию антенных фазированных решеток. Энтузиаст вычислительной техники, то есть теперь компьютеров. Его ближайшим помощником по науке был инженер-подполковник Заблотский Михаил Александрович. Приветливый всегда готовый подсказать что нужно. Он из первого набора адъюнктов. Вторым его учеником был инженер-майор Солыщев Олег Николаевич. Неглупый, серьезный и неподкупный сотрудник.
Третьим адъюнктом инженер-подполковник Ободовский Александр Семенович.
Заместитель начальника кафедры инженер-полковник Павловский Иван Михайлович - коренастый, круглолицый, дипломатичный офицер. Он взял на себя всю административную работу на кафедре.
Преподавателем на кафедре был  инженер-подполковник Непорожний Вадим Вадимович.
Возле Варюхина всегда вертелось два-три молодых капитана из лаборатории. Они создавали ему аудиторию, на которую он низвергал свои афоризмы. Это, прежде всего, инженер-капитан Цыбульский Владимир.
Вот в такую среду попал я в 1972 году. Это было для меня повышением. Хотя на моей старой 32-й кафедре такое тоже было возможно. Но как сказала старшая лаборант Волотковская Римма Константиновна:
- Вас выдвинули, чтобы освободить путь Бескровному.
Все было заранее предусмотрено Колчериным.
В течение года я освоил курс ТОРЛ. На него у меня ушло практически все время, а поэтому наукой тогда занимался не в полную силу, но успевал руководить моим первым адъюнктом Киселевым Валентином Ивановичем.
С ним мы тогда продолжали развивать идеи, заложенные в моей диссертации. Выступили с докладом на Украинской научно-технической конференции НТОРЭС имени А.С. Попова в 1973 году на тему: "К вопросу о взаимной связи ферритовых резонаторов в параллельном ферритовом фильтре", получили авторское свидетельство на "Импульсный дискриминатор" (1974 год), опубликовали статью в союзном журнале "Радиотехника и электроника" под названием "Взаимная связь в двухрезонаторном ферритовом фильтре" (1973 год), а также две статьи на спецтемы. Подали депонированные рукописи в сборники ВИМИ "Рипорт" (1974 год), ЦИВТИ (1974 год) и ВИНИТИ (1974 год). Последняя из них называлась "Ферритовый СВЧ-дискриминатор".
В общем коллектив 36-й кафедры принял меня неплохо. Напрямую стал общаться с одним из ведущих специалистов в области радиолокации доктором технических наук Варюхиным Владимиром Алексеевичем. К сожалению это было недолго.
В 1973 году начался процесс деления училища на училище и Филиал командной артиллерийской академии. Сама же она находилась в Ленинграде и практически к этому никакого отношения не имела.
Сначала я был запланирован перейти в Филиал на кафедру Военной радиоэлектроники. Ее должен был возглавить Варюхин. В Филиал планировался и Колчерин. Но по какой-то причине у него это сорвалось. Он остался в училище. Принцип же комплектования кадров был такой:
- Куда начальник, туда и его бывшие адъюнкты.
Вначале мне даже поручили писать программу по курсу "Военная радиоэлектроника" для слушателей Филиала академии. Потом же, когда выяснилось, что Колчерин, а за ним и я, идем в училище, разработанную мною программу отдал Павловскому. Он ее потом дорабатывал. Так я не попал в Филиал, а за ним и в Академию.
КАФЕДРА № 35 "ИМПУЛЬСНЫЕ УСТРОЙСТВА"
Осенью 1973 года после раздела училища на училище и Филиал академии я оказался на кафедре № 35, основной дисциплиной которой была импульсная техника. На основных 1, 2, 3 факультетах мне предстояло читать оптоэлектронные устройства (ОЭУ), а на иностранном "Военное телевидение, инфракрасная и лазерная техника (ВТИКЛТ)". В принципе это было одно и то же. Начальство увлечено изменениями. Меняло хотя бы названия курсов.
Списочный состав кафедры №35 "Импульсные устройства":
1. Начальник кафедры кандидат  технических наук доцент полковник-инженер Марчик Анатолий Васильевич.
2. Заместитель начальника кафедры полковник-инженер Суслов Юрий Борисович.
3. Старший преподаватель доцент кандидат технических наук полковник-инженер Андрющенко Федор Иванович.
4. Старший преподаватель доцент кандидат технических наук подполковник-инженер Максимов Владимир Иванович
5. Преподаватель подполковник-инженер Бараковский Бижан Федорович.
6. Преподаватель инженер-майор Тищенко Василий Михайлович.
7. Старший преподаватель служащий СА Корнеев Александр Герасимович.
8. Преподаватель инженер-майор Калашников Владимир Павлович.
9. Начальник лаборатории майор-инженер Изварин Виктор Федорович.
10. Начальник отделения в лаборатории инженер-капитан Гузачев Анатолий Григорьевич.
11. Начальник отделения в лаборатории инженер-капитан Белоусов Юрий Михайлович.
Начальник кафедры кандидат технических наук, доцент инженер-полковник Марчик Анатолий Васильевич выходец из 31-й кафедры. Она ведущая в училище расставляла свои кадры. Мы с ним знакомы были давно. Он мне казался поначалу обходительным, даже ласковым и разговорчивым белорусом. Особенно когда мы еще не были начальником и подчиненным. Постепенно выяснилось, что наука Марчику была нужна только для защиты кандидатской диссертации и чтобы делать на ее основе карьеру.
Марчик оказался человеком, который одно думает, другое говорит, а третье делает. Он стал делать то, что лежит на поверхности и что легко может оценить начальство. Основным лозунгом его стала фраза "Стены тоже учат". Поэтому нужно облепить все стены фанерными стендами-плакатами, на которых изображались бы структурные, функциональные и принципиальные схемы изучаемых устройств. В этом вопросе Марчик доходил до самодурства. Он требовал, чтобы не оставалось ни одного квадратного метра свободной стены в аудитории.
Такой подход противоречит принципам наглядности обучения. Слушателям нужно показывать только то, что относится к теме занятия, а не ко всему курсу. Иначе внимание обучаемых распыляется и они не знают, на чем сосредоточить его.
На свою идею стендомании он бросил всю лабораторию, от чертежниц до начальника, некого черного инженер-майора Изварина В.Ф., наверно происходящего из цыган или арабов. Последний рьяно стал выполнять все указания Марчика, вплоть до того, что самолично ломал мои испытательные стенды, которые создавали дипломники и адъюнкты. Оказался просто непорядочным человеком. По всей вероятности это делалось не без указаний Марчика.
Верхом карьеры Марчика был его тематический план.
Что же это такое на самом деле? До того как Марчик, будучи ещё старшим преподавателем, стал заниматься этим планом, это был нормальный документ на одной странице. Необходимость в нем состояла в том, что количество часов, выделяемых на курс, менялась от семестра к семестру. Поэтому, чтобы не менять программу, соответственно изменялось количество тем, читаемых в данном семестре.
Это отражалось в тематическом плане. Мой же начальник за что не берется все доводит до абсурда. У него главное форма документа. Вместо одной страницы он изготовил тематический план на двадцати страницах. Канцелярская казуистика была доведена до предела. Появилась громадная таблица из пяти или шести колонок, где были номера по порядку, названия тем, отрабатываемые вопросы, литература по отрабатываемым вопросам, плакаты по ним и тому подобное. Замысел у Марчика был такой, что молодой преподаватель берет тематический план и сразу все в нем находит лучше, чем в учебнике. На самом деле это была программа, втиснутая в определенную табличную форму. Необходимости в таком тематическом плане не было. Он подменяет программу и планы лекций.
Конфликт мой с Марчиком возник на базе всех этих его пристрастий к показухе. А также его откровенном вредительстве в моих делах. Как потом выяснилось, именно он давал команду начальнику лаборатории инженер-майору Изварину В.Ф. поломать мои испытательные стенды, созданные с помощью слушателей таким большим трудом.
Одним из положительных моментов моего перехода на кафедру №35 было то, что здесь я сосредоточился только на оптоэлектронных устройствах, лабораторная база по которым постоянно совершенствовалась и требовала своего описания. Поэтому в 1975 году мною было написано "Руководство к лабораторной работе " "Исследование оптического квантового генератора (лазера)" объемом в полтора печатных листа. Чтобы самому не оформлять и издавать его, мною было предложено выполнять эту работу преподавателю Филиала академии инженер-майору Солыщеву Олегу Николаевичу. Тогда там параллельно с нами в училище читались лазеры и ему такое руководство было кстати. Он протолкнул это пособие через свое издательство, за что и стал моим соавтором.
В эти же годы я текстуально написал лекции по оптическим квантовым генераторам, модуляторам и сканерам оптического излучения и методично их обкатывал, читая слушателям.
Большую работу по развертыванию лабораторных установок проводил начальник отделения лаборатории инженер-капитан Белоусов Юрий Михайлович.
В состав предметно-методической комиссии по дисциплине ВТИКЛТ входили инженер-подполковник Бараковский Бижан Федорович и инженер-майор Кириченко Геннадий Борисович.
ПОИСК ПУТИ НАПИСАНИЯ ДОКТОРСКОЙ ДИССЕРТАЦИИ
"Ныне чего-то достигнуть в науке можно, если есть железная Воля, действующая в упряжке с Разумом".
Даниил Гранин
Отойдя немного от защиты кандидатской диссертации, я стал изучать требования к докторской. Документы, где  они были хотя бы четко сформулированы, так и не нашел, но зато попадалось много приказов, директив и распоряжений по отдельным вопросам как юридического, так и технического характера. Приведу выдержки из них.
Так, например, в одном из приказов Министра обороны (МО) от 1970 года говорилось, чтобы темы и развернутые планы офицерского состава, так и служащих Советской армии, рассматривались Советами высших военных учебных заведений (ВВУЗов).
Учреждения МО, заинтересованные в разработке этих диссертаций, дают по ним свои письменные заключения. Они должны содержать оценку актуальности проблемы, решаемой в диссертации, а также отражать возможные пути и формы использования результатов исследования. По каждой теме должны быть заключения не менее двух заинтересованных учреждений.
В приказе МО от 1975 года определялся порядок заключения хозрасчетных договоров по НИР. Вначале могут вестись частные переговоры. Затем училище выходит на ведущую организацию официально. Последняя обращается в свое Министерство промышленности. Оно в МО, а оттуда приходит разрешение на заключение хозрасчетного договора. Защита отчета по НИР производится только с разрешения МО.
Процесс этот длительный и требует много сил и нервов. Каждое бюрократическое звено хочет показать свою значимость.
Большое внимание уделялось конференциям и семинарам. Они проводились с приглашением ученых других военных и гражданских ВУЗов, а также представителей промышленности.
Доклад на конференции должен быть кратким, содержательным и не превышать по объему 10 печатных страниц. Поощрялось прилагать иллюстрации, рисунки и фотографии. Это в первую очередь требовалось особенно от начинающих ученых. Каждый год подводились итоги того, сколько ты раз выступил на конференциях, семинарах и сколько написал статей в труды училища, но особенно ценились те статьи, которые тобой были опубликованы в центральных журналах.
Высшую оценку получали авторские свидетельства на изобретения. Они поощрялись даже денежными премиями. Правда, небольшими  от 20 до 200 рублей.
Высочайшее начальство из Москвы нас и в дальнейшем не обходило указаниями, как нужно заниматься наукой. Периодически шли приказы, приезжали генералы и полковники из управления начальника ВУЗов ПВО и научно-технического комитета. Нас собирали в актовом зале и там излагались требования к докторским и кандидатским диссертациям, а также к научно-исследовательским работам. У меня сохранились записи от этих собраний. Попытаюсь их немного привести к виду, удобному для чтения.
Приведу для примера требования Высшей аттестационной комиссии при Совете Министров СССР. Обращается внимание на то, что при написании диссертаций соискателями ученых степеней, а также их научными руководителями не уделяется должного внимания названию диссертации.
Название диссертации, как правило, длинное, начинается со слова "Исследование…" и не отражает суть проблемы, решаемой в диссертации. Из него нельзя установить научную новизну, актуальность, современного состояния проблемы. Иногда название диссертации не соответствует ее содержанию.
Наше военное руководство категорично усиливает это требование:- "без слова "Исследование" и точка.
Чего им не понравилось это слово? До сих пор понять не могу.
Вот ещё требования Научно-технического комитета (НТК) при нашем Московском руководстве:
1. Определяется цель научно-исследовательской работы (НИР).
2. Устанавливается срок ее выполнения (2-3 года).
3. Определяется объем необходимых исследований для достижения конкретного результата.
4. Хоздоговорные работы с промышленностью поощряются в тех случаях, когда они направлены на реализацию полученных результатов на нашей конкретной технике и с организациями, которые ее разрабатывают. Хоздоговорная работа должна быть этапом большой работы, ведущейся в училище. Отдельные темы открывать не будем.
5. Поменьше всемирных проблем (не более 30%). Поближе к конкретному вооружению (до 70 %). Основные направления работ – это модернизация вооружения, увеличение его ресурса.
6. Работа разбивается на этапы.
7. Конфликты между наукой и промышленностью решаются на пленуме НТК.
8. Поощряется, если результаты исследований подтверждаются проведением экспериментальных работ или математическим моделированием.
9. Отчет должен полностью соответствовать тематической карточке. В нем указывается название, цель, содержание и выводы по работе.
10. Итоговый отчет выполняется в двух частях:
- 1-я часть (генеральская) должна содержать основные результаты, выводы и заключения по НИР, а также предложения по реализации. Объем его не более 60 листов.
- 2-я часть (основная) содержит результаты расчетных и экспериментальных работ.
11. Приемка НИР, то есть закрытие работы, проводится на основании заключения ведущего института (заказчика). Если такого заключения нет, то работа не закрыта. Затем комиссия составляет АКТ.
12. Планирование НИР производится два раза в год. Корректировка – в июне, только с разрешения соответствующего начальника.
Все это понятно и без такого детального перечисления работ. Но эта бюрократическая волокита необходима.
На одном из таких совещаний, которое проходило 10.12.80 года, я задал руководству несколько вопросов:
1. Существуют ли нормы и планируется ли обеспечение научно-исследовательских работ ученых младшим инженерно-техническим составом?
Ответ: Нет. Специально техников и инженеров выделять не будем.
2. Планируются ли выделения площадей помещений для работы ученых по проведению исследований на базе созданных ими стендов и установок?
Ответ: Нет. Комнат для НИР специально выделять не будем.
3. Планируется ли выделение дополнительных площадей для расширения преподавательских комнат, чтобы в них можно было бы поставить шкафы для книг?
Ответ: Нет. Кроме стола преподавателю выделить больше ничего не можем.
Преподаватели работают в перенаселенных комнатах. Так на соседней кафедре в большой комнате размещалось порядка 18 столов преподавателей.
Постоянно стоит шум от общения преподавателей друг с другом. Кто-то уходит на занятия, а кто-то с них возвращается. Обмениваются впечатлениями. Сколько ни пытались создать рабочую обстановку, то есть хотя бы поддерживать тишину. Невозможно. У каждого есть какие-то проблемы, которые необходимо обсудить.
Проблемные лаборатории в училище все же создавались как за счет штатного состава, так и из резерва Начальника войск ПВО Сухопутных войск. При этом выделалось не более 10-15 штатных единиц.
Первую проблемную лабораторию создал инженер-полковник профессор Варюхин Владимир Алексеевич. В ней разрабатывались вопросы по цифровым антенным решеткам.
Вторую лабораторию возглавил инженер-полковник профессор Варский Борис. В ней решались вопросы распознавания радиолокационных сигналов.
Приведу еще одни мои записи, которые я вел на совещании 28.12.82 года, проводимом полковником Алексеевым Николаем Алексеевичем из научно-технического комитета МО.
1. Ряд НИР выходит за рамки специализации. У их исполнителей нет четкого представления о требованиях ее. Им нужно уяснить свою роль и место в рамках специализации.
2. В работах ученых отсутствует системный подход к исследованиям. Обычно исследуется узкий вопрос вне связи с другими вопросами.
3. От ученых училища фундаментальных исследований не требуется. Необходимы только прикладные.
4. В научной среде все еще слабо знают вероятного противника. Необходимо следить за развитием его ПВО. Прежде всего, разрабатывать средства борьбы с воздушными наблюдателями типа АВАКС и ТОКАЙ. Обратить внимание на дистанционно-пилотируемые средства. Особое место в исследованиях, проводимых в училище, должна занимать живучесть вооружения.
Полагаю, что многие из этих положений актуальны и в настоящее время спустя четверть века.
Мне же хотелось разрабатывать элементы для радиооптоэлектроники будущего. Хотя это противоречило вышеприведенным указаниям. Рассуждал я так.
Поскольку у меня нет ни подчиненных, ни площадей, то помочь мне разработать большую систему некому, да и разместить ее негде. Тогда я должен создать такие небольшие по объему устройства, чтобы их можно было оценить как новое направление в науке. Для докторской диссертации именно это и требовалось.
Поэтому и были мною выбраны в качестве объекта исследования динамически-управляемые транспаранты на жидких кристаллах. Но такой узкий вопрос нельзя было провести через Совет училища. Необходимо было включить их в состав какой-то системы. В качестве нее была выбрана аппаратура большого экрана, которая должна была заменить планшет общей воздушной обстановки на Командном пункте ПВО. При этом естественно отпадала необходимость в планшетистах, ползающих с кисточкой, смоченной в белую краску, по оргстеклу планшета.
Вначале планировалось создать большой экран с аппаратурой проекционного типа, в которой вместо кинопленки использовался бы жидкокристаллический транспарант, на поверхности которого формировались бы изображения оптоэлектронным способом с помощью компьютера. Тогда более употребляемым названием последнего была цифровая вычислительная машина (ЦВМ).
Существовали в те годы экраны не проекционные, а матричные, тоже на жидких кристаллах или же на плазменных ячейках.
Большими экранами тогда интересовались разработчики автоматических систем управления (АСУ) как в промышленности (Шабалин и Ревенко), так и в КВИРТУ (Егоров Борис Михайлович). Над плазменными панелями работал на КВАНТе Данилов Владимир Григорьевич, с которым меня судьба свела еще в адъюнктуре. Он затем по ним защитил докторскую диссертацию.
Такой интерес к большим экранам коллективного пользования со стороны промышленности и науки говорил, что я, выбрав это направление для своей работы, нахожусь на правильном пути.
Собрал необходимые документы, представил их на Совет училища, где утвердили тему докторской диссертации без всяких проблем.
Конечно предварительно было обсуждено все это с ведущими специалистами, в частности, с Ревенко и Даниловым. На встречу с Ревенко я ездил в Москву. Он тогда работал в НИИ-5, в котором мною был написан дипломный проект. У него была издана книга по АСУ, в которой обсуждалась проблема большого экрана.
В 1973 году мною совместно с преподавателем инженер-майором Бараковским Бижаном Федоровичем и моим дипломником младшим сержантом Стоговым Владимиром Михайловичем был написан отчет по НИР "Отображение" общим объемом шесть печатных листов. В нем освещено состояние проблемы большого экрана и возможных перспектив его совершенствования. Планировалось заменить на Командном пункте ПВО планшет общей воздушной обстановки, на котором планшетисты кисточкой, смоченной в белой гуаши, рисовали трассы воздушных целей, на этот электронно-управляемый большой экран. Данная работа находила поддержку у руководства училища.
Сегодня 28.01.75 года решил письменно изложить свои сомнения. Куда идти дальше? Какое направление избрать для докторской диссертации?
Старое мое направление – ферритовое на мой взгляд идет на спад. Докторов много, а внедренных результатов мало. Вот неполный перечень докторов по ферритовой технике: Микаэлян, Никольский, Гуревич, Моносов(*), Фабриков(*), Вашковский(*), Богданов(*), Калина и наверное есть еще другие. Четырех из них я знаю лично (*). Кроме того, докторскую диссертацию пишет Бокринская А. А., что-то начал делать Слава Зотов.
Чтобы выяснить ситуацию, мы с моим адъюнктом Киселевым Валентином Ивановичем, пишущим диссертацию по ферритовым СВЧ детектором, написали серию заявок на изобретения. По всем ним идут отказы. Одна, последняя, еще окончательно не утверждена.
Ферриты имеют много достоинств, но видно недостатки (температурная нестабильность) достаточно весомые.
Вот и стоит вопрос: "Что делать?". Наработано по ферритам много. Завтра на кафедральной предзащите докладывает Валентин Киселев, но душа у меня к ферритам, если не охладела, то стала более трезвой.
Конечно – "феррит неисчерпаем, также как и электрон". Но все же в наших условиях, ставить исследования, близкие к опытно-конструкторским работам (ОКР) трудно.
Именно такими придется заниматься, если продолжить ферритовую тематику.
Видно вновь необходимо иметь мужество отказаться от уже сделанного.
Все же в науке дальше мне хотелось пойти своим путем, отказавшись от опеки Богданова и от того, что было уже наработано. Об этом думал давно, но прежде чем от чего-либо старого отказаться, нужно найти новое.
Новым в начале 1975 года был переход на оптический диапазон волн. Появились оптические элементы будущих вычислительных машин. Это прежде всего пространственно-временные преобразователи (транспаранты, диапозитивы). В них стали использоваться новые материалы жидкие кристаллы, магнитные пленки, ортоферриты. Они разрабатывались в городе Иваново и в Московском энергетическом институте.
Жидкокристаллической (ЖК) столицей в Советском Союзе был город Иваново. Там Чистяков Игорь Григорьевич начал в шестидесятых годах жидкокристаллическую эпопею.
Недавно познакомился с его ученицей доцентом Гусаковой Людмилой Александровной. У нее впервые увидел холестерический ЖК под поляризационным микроскопом. Очень красивая картина. Она похожа на картинку в детском калейдоскопе. Кристалл нагревается до аморфного состояния, а затем, охлаждаясь, проходит через фазу ЖК. В микроскопе наблюдался рост кристаллов. Изменялась их цветность. Очевидно менялись их параметры ЖК дифракционной решетки.
Людмила Александровна познакомила меня с историей развития ЖК направления в СССР. Рассказала о Чистякове.
Он из простой семьи, но очень талантливый и напористый. Сейчас работает в Институте кристаллографии в Москве и по совместительству в Ивановском государственном университете.
Сама Гусакова деловая дама. Она года на три старше меня. Муж у нее радиоинженер. Взрослая дочь-студентка. Очевидно в числе ее предков были и монголы. Правда монголоидные черты смягчены европейским типом лица.
Людмила Александровна очень сокрушалась, что переехала из Иваново в Киев, оставив там налаженную работу. Я пошутил, что и Киев пора сделать второй ЖК столицей. Так был установлен контакт с ведущими специалистами по ЖК.
В декабре 1974 года мы с моим дипломником Бабенко А. П. начали свои первые опыты по визуализации сверхвысокочастотных (СВЧ) излучений с помощью ЖК. Что нам принесут они?
Теперь хочется сделать запись о другом. Сегодня 28 января 1975 года закончились экзамены в моем подшефном учебном отделении. И вот наша опора заместитель командира взвода Билиневич умышленно получил три двойки. Хочет уйти из училища. Я с ним долго беседовал. Уходит от прямого ответа, но, когда я все же вызвал его на откровенность, то он заявил:
- Хочу быть человеком.
А мы все несущие военную службу не люди? Интересно. Что из него выйдет? Парень то он способный.
Да, наши условия не из лучших. После раздела училища на Училище и Филиал академии многое стало в училище хуже. Оголены лаборатории. Так, например, на два фундаментальных курса – радиоприемные устройства (РПрУ) и инфракрасная и лазерная техника (ИКЛТ) один начальник отделения и все. Рвем его на части. Да, и он не очень поворотливый. Расписываем по дням, где когда он должен работать. Разве это дело? Слушатели все это видят. Поэтому некоторые и хотят уволиться.
Вот и попробуй в таких условиях делать докторскую диссертацию.
КАФЕДРА № 7 "ТЕХНИКа СВЕРХВЫСОКИХ ЧАСТОТ"
Когда я собирался описать этот период своей жизни с середины 1974 по 1984 год, то столкнулся с таким явлением. Вначале ничего не мог вспомнить, как прошли эти годы. Как будто кто-то стер из моей памяти это время. Начал даже у бывших сослуживцев уточнять: когда сформировалась кафедра № 7 и когда она потом разделилась на 14-ю и 7-ю. Затем я нашел свои старые записи в тетрадях, то есть дневники, и все стало на свое место.
Удивительным свойством обладает наша голова – забывать! Вот опять забыл, что в этом 1973 году наше училище было переименовано в Киевское высшее зенитное ракетное инженерное училище (КВЗРИУ).
Списочный состав
кафедры №7 "Техника сверхвысоких частот" ( 1975 -1984 годы)
1. Начальник кафедры инженер-полковник Марчик Анатолий Васильевич, кандидат технических наук, доцент.
2. Заместитель начальника кафедры инженер-полковник Суслов Юрий Борисович.
3. Старший преподаватель инженер-полковник Тихомиров Виктор Николаевич.
4. Старший преподаватель инженер-полковник Андрющенко Федор Иванович, кандидат технических наук, доцент.
5. Старший преподаватель инженер-полковник Максимов Владимир Иванович, кандидат технических наук, доцент.
6. Преподаватель инженер-подполковник Дочкин Анатолий Григорьевич.
7. Преподаватель инженер-подполковник Бурков Юрий Георгиевич.
8. Старший преподаватель Тихомирова Людмила Леонидовна.
9. Старший преподаватель Корнеев Александр Герасимович.
10. Преподаватель инженер-майор Тищенко Василий Михайлович.
11. Преподаватель инженер-майор Андреев Борис Михайлович.
12. Преподаватель инженер-подполковник Бараковский Бижан Федорович.
13. Преподаватель инженер-подполковник Калашников Владимир Павлович.
14. Начальник лаборатории инженер-майор Изварин Виктор Федорович.
15. Начальник отделения инженер-капитан Гузачев Анатолий Григорьевич.
О многих из них я уже писал. По-разному складывались наши отношения.  В основном они были дружеские.
Вначале у меня с начальником кафедры Марчиком Анатолием Васильевичем тоже были дружественные отношения. Мы примерно в одни годы прошли адъюнктуру и хорошо знали друг друга по читальному залу, но вместе в одном коллективе не работали. Однако постепенно непонимание между нами накапливалось, об этом свидетельствуют записи в моем дневнике, которые я начал вести в те годы.
Читал я курс "Инфракрасная и лазерная техника (ИКиЛТ), куда были включены индикаторы радиолокаторов и телевидение. В общем все, что касалось оптического излучения. Позже этот курс несколько раз перетасовывался и переименовывался. Был даже разделом "Оптоэлектронные устройства" в курсе "Радиоприемные устройства".
На 7-ой кафедре оказались собраны представители четырех кафедр прежнего КВАИУ. Это передатчиков и приемников (34кафедра), импульсной техники (35-я кафедра), техники сверхвысоких частот (33-я кафедра) и радиолокации (36-я кафедра). Наше начальство любило перетасовывать кафедральные коллективы, как колоду карт.
Тогда Марчик вел себя спокойно. Не делал никаких резких движений. Очевидно потому, что на кафедре были старшие преподаватели, имевшие более высокий авторитет, чем он. Это Андрющенко, Корнеев и Тихомирова. Но его часто подзуживал заместитель Суслов – этакая хитрая, везде пролезающая лиса.
У меня продолжался поиск путей написания докторской диссертации. В то же время являлся научным руководителем  адъюнкта Киселева Валентина Ивановича. Мне даже совершенно без всяких проблем в 1976 году было присвоено воинское звание инженер-полковник.
Обмыли мы это звание в ресторане "Динамо", в котором я ранее обмыл все мои предыдущие воинские звания, начиная с капитана.
Проблемами создания ферритовых датчиков для систем автоконтроля я уже занимался более десяти лет, но интерес к ним у меня постепенно угасал. Последней статьей по ним, которая опубликована в 1975 году в союзном журнале "Радиотехника и электроника" совместно с адъюнктом Киселевым В.И., была статья под названием: "Импульсный СВЧ дискриминатор на ферритовых детекторных преобразователях". Именно этим устройствам была посвящена его диссертация, которую мой адъюнкт защитил в 1976 году.
В 1975 году меня утвердили научным руководителем нового адъюнкта инженер-капитана Четкарева Валерия Алексеевича. Я поручил ему продолжить работы по визуализации распределения интенсивности сверхвысокочастотных излучений на жидкокристаллических пленках, начатые мною в 1974 году совместно с моим дипломником Бабенко А.П.
В 1976 году мною с новым адъюнктом был написан отчет по НИР "Визуализатор " (КАЗРИУ) общим объемом примерно три с половиной печатных листа на тему: "Исследование возможностей интегрального контроля характеристик направленности антенн" и получено авторское свидетельство на изобретение "Устройство для визуализации сверхвысокочастотного поля".
Теперь мне хочется привести выдержки из моих дневниковых записей, которые были сделаны более тридцати лет назад.
20.02.76 года
Определившись с тем, что буду направлять свои усилия на разработку оптических элементов для будущих вычислительных машин, а именно управляемых транспарантов на жидких кристаллах, стал поднимать свой уровень по оптике.
Параллельно продолжал руководить адъюнктами Киселевым и Четкаревым. Первый спешит закончить диссертационную работу и торопит события, хотя теоретическая задача, поставленная перед ним, еще не до конца решена. Его можно понять. После окончания адъюнктуры он должен по распределению ехать в Ленинградское училище. Ему там над диссертацией работать не дадут. Сразу нагрузят проведением занятий со слушателями. Поэтому нужно по возможности сделать все здесь в Киеве. В этом отношении буду его поддерживать, но явной халтуры не пропущу. Хотя Валентин склонен к непроверенным выводам, от которых иногда попахивает ею.
Странное дело, когда начинаешь какую-либо работу, то кажется, что здесь сплошная целина, а через некоторое время оказывается, что она уже распахана была кем-то, а потом заросла травой на ряд лет. Так было и с визуализацией сверхвысокочастотных (СВЧ) колебаний.
До последнего времени в своем училище я был монополистом в области оптических систем и их использования, если не считать Бараковского Бижана Федоровича. Он занимался ими нецеленаправленно. Теперь начинают внедряться в мою "вотчину" другие. Так Зиновьев недавно подключил на эту тематику молодого адъюнкта Кондрашова. Видно почувствовал здесь перспективу. Как строить взаимоотношения с ними? Раскрываться или держать их на расстоянии?
Зиновьев Владимир Тихонович мне доверия не внушает. Не могу забыть случай с Виталием Сапегиным, который застрелился на дежурстве. Он ему оставил пустой конверт. В то же время другим сотрудникам написал пожелания. На что это был намек?
На кафедре уже было несколько стычек с заместителем начальника Сусловым Юрием Борисовичем и партайгеноссе - секретарем партийной организации Бурковым Юрием Георгиевичем. Конечно, им дают много заданий, но если выполнять все фантазии наших фюреров, то больше ни на что времени не остается. Кругом сплошная кампанейщина. Все делается методом мозгового штурма, а это, как известно, приводит или к гениальным открытиям, или просто дезорганизует всю работу подчиненных. Этот метод обходится очень дорого, но им любят пользоваться, все наши "вожди" от мала до велика. Так легче. Не нужно думать самому.
Думающий начальник кафедры должен демпфировать всю эту вышестоящую инициативу. Если не давать отпора, завалят всякими поручениями, не имеющими отношения ни к учебному процессу, ни к науке. Некоторые, учуяв то, что "вожди" любят, идут по пути наименьшего сопротивления, стараясь угадать их желание. На 32-ой кафедре такой был. Он своего достиг. Здесь на 7-ой кафедре есть такой же. Это Суслов, радуется, что не нужно писать кандидатскую диссертацию, так как получил отбой по заявке на изобретение. Теперь у него одна цель – "керувать"! Такая откровенность меня покоробила. Но я промолчал и потерял к нему всякое уважение. И вот он "керует". Следит за тем, чтобы все ходили на командирскую подготовку, распределяет нагрузку и тому подобное. Управление работой лабораторией стремится сделать многоступенчатым, то есть, чтобы мы преподаватели согласовывали свои заявки на работы с начальником лаборатории, а тот с начальниками отделений, в свою очередь, последние с исполнителями-лаборантами. Трижды нужно рассказывать одно и то же. Чушь какая-то, да и только.
Раньше мы непосредственно с начальниками отделений решали свои проблемы по подготовке лабораторных установок и технических средств обучения к занятиям.
03.02.77 года
Прошло более двух лет, как я прохожу службу на кафедре № 7 под руководством Марчика. Обстановка менялась периодически. То разряжалась, то сгущалась. Трудно все описать, сколько было всяких неприятностей. Нарушались элементарные нормы взаимоотношений между преподавателями и лаборантами, между начальниками и подчиненными.
Вина всему неправильное понимание этих взаимоотношений начальником кафедры Марчиком Анатолием Васильевичем, а может и умышленное вредительство его преподавателям. Он выходец из лаборатории, а поэтому всячески старается оберегать ее состав от претензий преподавателей. Хочет ею сам руководить, чтобы она делала то, что ему нужно. По его мнению, все должно идти по команде, но, как уже отмечалось раньше, это не получается и не выдерживает критики. Начальник с упорством обреченного настаивает на своем. Видно недавно, на совещании лаборантского состава он дал указание лаборантам принимать задания по команде, то  есть через начальников лаборатории и отделений. Это значит, что опять играем в испорченный телефон. Сегодня я наконец с уставом в руках убедил его в том, что так действовать неправильно.
Согласно уставу – два военнослужащих, выполняющих общую работу, делятся на старшего и младшего. Последний должен выполнять распоряжения первого независимо от штатной подчиненности.
Все это Марчик и раньше знал, но ему видно выгодно держать под собой лабораторию, чтобы та выполняла только его фантазии, а не слушала каких-то там "полковников без полков и людей". Вот и получается, что лаборанты порой болтаются без дела, а дать им задание не можешь. Они тебя вежливо отсылают к своему начальству, а его нет. Оно все время где-то в бегах. То на каком-то семинаре, то еще его что-то носит по городу. Начальник лаборатории майор Изварин фотограф. Он слуга вышестоящих начальников. Все кого-то фотографирует по их указаниям или что-то достает для них.
Сейчас у нас на кафедре стендомания. Как уже отмечалось выше, задача, поставленная Марчиком, состоит в том, чтобы завешать все стены в классах кафедры стендами. А то, что лабораторные установки устарели и не работают, это пустяки. Были бы на стенах стенды. "Ведь стены тоже учат!" Но чему? В лабораторных установках высокое начальство не разбирается, а стенды на стенах оно видит. Замечу, что стенды – это тоже плакаты, но нарисованные на фанере, обтянутой бумагой типа ватмана.
Вторая фантазия Марчика – это уставомания. За двадцать пять лет службы в Армии я не учил столько уставов, сколько за последние два месяца. Причем изучение их направлено не на понимание, а на запоминание, то есть это толмудизм. Например, вопросы ставятся так:
- "Что означает десять минут в уставе внутренней службы?"
Ответ:- "За десять минут поднимают сержантов перед подъемом".
Причем эта экзекуция, называемая зачетом, идет без всякого соблюдения субординации. В одном классе в одно и то же время опрашиваются лысый полковник и молодой старший лейтенант. Каково уважение будет у этого лейтенанта к полковнику, который, например, не ответил на вопрос: "- На сколько солдат в умывальнике должен быть один сосок?" Эту проблему изучают пять полковников, три доцента и пять кандидатов технических наук и еще несколько старших офицеров. Стыдно, да и только!
Этим самым снижается сама значимость устава. А начальник кафедры разыгрывает из себя этакого всезнайку.
Третья "идея фикс" Марчика это одинаковые столы, однообразно расставленные в классе. Мне для исследования расходимости луча лазера нужно поставить три стола в одну линию, чтобы можно было по ним перемещать экран, наблюдать расхождение луча и проводить с ним различные манипуляции. Начальник уперся и требовал, чтобы стояло только два стола.
В общем он занимается всякой ерундой. У него уровень мышления соответствует командиру взвода.
Недавно нам сообщили, что предстоит новая переделка программ. По одной программе больше двух лет не читаем. Причем каждая такая переделка сопровождается сокращением количества часов, отводимых на дисциплину (курс). Как надоело заниматься всей этой бумажной возней. Неужели для этого стоило заканчивать адъюнктуру, защищать диссертацию, становиться доцентом, чтобы теперь не иметь возможности заниматься наукой.
15.02.77 года
Странные взаимоотношения сложились у меня с моим вторым адъюнктом Четкаревым Валерием Алексеевичем. Он имеет неплохую работоспособность. Много перевернул литературы по поставленной мною проблеме. Однако это удивительно тяжелый человек. По национальности он мордвин. Видно над ним довлеет комплекс национальной неполноценности, ущербности. Прежде всего, нахал и рвач. Считает, что все должны ему, а он никому ничего не должен. Стремится со всех "выдоить" идеи. Так говорит сам. Потом преподносит их как свои, то есть ведет игру Шеленберга (смотри кинофильм "Семнадцать мгновений весны"), но только в худшем смысле. Так Четкарев "выдоил" поочередно всех на кафедре. Ко мне обращается только тогда, когда выслушает мнение всех. После этого убедить его в чем-либо уже невозможно.
Склонен к плагиату. Несколько раз приводил в своих рукописных статьях чужие формулы, утверждая, что он их сам придумал. Когда я его прижимал фактами, то оказывалось, что они где-то уже были приведены, но, где именно, говорить не хочет. После этого данные статьи бесследно исчезали.
Найденные новые работы других авторов от меня скрывает. Их я могу обнаружить у него только случайно. Экспериментальные данные тоже прячет. Все боится, чтобы его не обокрали. Думаю, проиграет от этого больше он, чем я.
Видно не напрасно кафедра мне его навязала. Ведь был дипломником Людмилы Леонидовны Тихомировой. Она кандидат технических наук и могла бы взять Четкарева к себе в адъюнкты, но не захотела. Второго адъюнкта Шевцова Тихомировы оставили себе, хотя он стремился работать у меня. Причем пошли по пути фиктивного руководства. Сейчас им фактически руководит не кандидат наук Тихомиров Виктор Николаевич.
Наглость у Четкарева проявляется по-разному. Например, однажды после довольно длинной и плодотворной беседы, я сказал ему:
- Вот видите как хорошо сегодня мы решили эти вопросы.
На что он мне ответил:
- Вы выполнили свой служебный долг.
Это не долг. Это тяжелое бремя. Зачем я его взял к себе в адъюнкты?
Да разве знаешь, где споткнешься.
Как-то при составлении нами с ним заявки на изобретение он настаивал включить материал, который имел некоторое отношение к предмету заявки, но был ранее разработан не нами и в принципе хорошо известен. Когда я ему заявил, что это не наше, он ответил:
- А может его никто не патентовал, тогда мы будем первыми.
После этого разговора я начал понимать, что он за человек.
Вывод: Четкарев склонен к плагиату. Если ему позволить, то он присвоит себе даже закон всемирного тяготения.
План диссертации составлял несколько месяцев. Тоже было и с планом экспериментальных работ.
13.04.77 года
Опять имел разговоры с начальником кафедры Марчиком. Он всячески мешает работать. Заставляет делать все, но только не то, что необходимо для преподавания и науки.
Например, плакаты, с которыми ходим на лекции, старые и рваные. Они изготовлены лет десять назад. Особенно стыдно с ними ходить к иностранцам. Вопреки всему у нас продолжается стендомания. Нарисовать новые плакаты лаборантам некогда.
Однажды начальник кафедры во всеуслышание заявил, что наука в училище не нужна. Адъюнктуру необходимо свернуть. Это отголосок того, что он в свое время заканчивал среднее училище. Вот у него и мышление на уровне техникума. По его словам главное это учебный процесс. Но это только на словах, а на деле у него главное – показуха. Он сосредоточил свое внимание на настенных стендах, частных методиках, технических средствах обучения (ТСО). Срыв лабораторных работ его не волнует. Он готов выполнить любое распоряжение начальства, не возражая ему. Оно приказало: "Отдать класс". "Есть отдать!" И все! Совершенно не борется за интересы кафедры. Сейчас у него идея- оборудовать 411 класс фризом любой ценой. Для него главное форма, а не содержание. Вот такое кредо нашего начальника.
Вместе с тем разбазаривает деньги, отпущенные на хозрасчетные научно-исследовательские работы. Закупает на них ТСО, а на саму научно-исследовательскую работу (НИР) они практически не тратятся.
Науку Марчик не любит настолько, что даже когда, обнаружив в моем классе блок, который он сам сделал для экспериментов по своей диссертации, приказал его немедленно уничтожить.
Таким образом, диссертацию Марчик писал не для науки, а как трамплин для прорыва к власти. Нам было известно, что он ее несколько раз докладывал на Совете НИИ, где защищался. Видно ему там хорошо давали за слабость работы.
- Мое амплуа – другое,- его слова.
Сам может ругать наше начальство, но, если ты что-либо скажешь такое, то тут же фиксирует и потом тебе об этом напомнит.
На Бараковского и Белоусова натравил своего заместителя Суслова. Тот следит за каждым их шагом. Не дает им жизни. Проверяет, когда они приходят и когда уходят. Тотальный шпионаж.
Меня считает плохим, так как я отстаиваю свои права. В этом году перегрузил учебными занятиями. Ни один старший преподаватель не вел 508 звонковых часов в год. Бараковского тоже перегрузил еще больше. Зато есть любимчики, которые среди семестра ездят на курорт.
Сам он читал тогда 304 звонковых часа. Другие тоже меньше, чем у меня: Андрущенко – 400 часов; Суслов – 340 часов; Тихомиров – 396 часов; Калашников – 452 часа.
Основное кредо Марчика – это приспособленчество, показуха, угадывание желания начальства, то есть конъюнктура.
Дошел и до такой низости. Перед моим отчетом на кафедре о состоянии дисциплины в моем подшефном учебном отделении пошел к командиру батареи спрашивать:" Работаю я или нет? Кто в отделении нарушитель? Кто отличник?" Все это для того, чтобы проверить:- знаю ли я положение дел в подшефном учебном отделении.
Политработников не любит. Однако заискивает перед ними.
Однажды обозвал обкомовцев – комендантами. Сделал это по поводу лозунга: "Народ и партия едины", который висит на воротах закрытого санатория. Конечно, это глупость какого-то партноменклатурщика, а с позиций сегодняшнего дня не исключено, что это было умышленное вредительство, чтобы подорвать авторитет коммунистической партии.
Начальника политотдела Марчик страшно боится. Старается выполнить все его распоряжения. Поэтому даже заставил нас переписывать пропущенные по уважительным причинам лекции по политподготовке. Чего раньше никогда не делалось. Конспектирование нами первоисточников взял под строгий контроль. Если ты даже семинар пропустил, то все равно требует представить ему на проверку лекцию и конспекты первоисточников по этому семинару.
Вот еще штрих к его портрету. Как-то он заявил следующее:
- Лишь бы на нашей кафедре не было троек по защите дипломных проектов, а то, что они будут на других кафедрах, мне все равно. Даже лучше, если они там будут.
В общем Марчик нагнетает обстановку на кафедре. Требует, чтобы сотрудники делали все, что ему нужно, но только не науке. Их авторитет должен быть ниже его авторитета! Он боится настоящих ученых или стремящихся стать ими. Думаю, что такая система сама себе сломает хребет.
Теперь несколько слов о других преподавателях нашей кафедры № 7.
Заместитель начальника кафедры Суслов Юрий Борисович. Подражает Марчику и повторяет все его высказывания. Копирует его повадки, буквально пересказывает его выступления. Та же безапелляционность и категоричность в суждениях. Та же нетерпимость и неуважение к чужому мнению, если оно не совпадает с его собственным. Обывательское отношение к науке и к оплате труда ученых.
Преподавательскую нагрузку распределяет нечестно. При этом игнорирует председателей предметно-методических комиссий. Они должны участвовать в распределении нагрузки. Открыто обманывает. Говорит, что нет никакой возможности подключить ко мне на проведение лабораторных работ Бараковского или кого-либо из преподавателей. Они все перегружены. Когда же вывешивается на листе бумаги распределение нагрузки, то выясняется, что некоторые совсем не нагружены.
Распределение нагрузки должно вестись коллегиально и гласно, с привлечением председателей предметно-методических комиссий, чтобы не было лишних кривотолков. "Звонковая" нагрузка должна распределяться равномерно. Это очень важно в связи с перегрузкой кафедры. В случаях значительного снижения "звонковой" нагрузки одному или нескольким преподавателям его необходимо обсудить на заседании кафедры и в решении отметить, с какой целью это сделано.
Другие виды учебной нагрузки должны распределяться тоже равномерно, то есть каждый преподаватель обязан вести курсовое и дипломное проектирование (не менее 2-х или 3-х дипломников).
Необходимо учитывать также руководство адъюнктами кафедры, а также консультирование таковых с других кафедр.
Старшие преподаватели Тихомировы, муж и жена. Виктор Николаевич этакой добродушный увалень. Знающий специалист. Читал технику сверхвысоких частот. Жена его Людмила Николаевна. Шустрая еврейка. Защитила диссертацию раньше своего мужа.
Дочкин Анатолий Григорьевич хороший педагог, но болтун несусветный. Когда мы собирались на коллективные вечеринки, то он часто не давал никому слова сказать. "Весь вечер на манеже Дочкин." Не сосредоточенный, но благодаря своим способностям все же защитил диссертацию.
Андреев Борис Михайлович является родственником начальника училища генерал-лейтенанта Высоцкого Бориса Арсентьевича. Немного заносчивый, но в общем контактный.
Бурков Юрий Георгиевич являлся секретарем партийной организации кафедры. Здоровый, как гора, толстый и неповоротливый. Пытался меня мирить с Марчиком. Вел душещипательные беседы. Диссертацию защитил через адъюнктуру.
Тищенко Василий Михайлович был хорошим спортсменом (бегун). Вышел из лаборатории.
Корнеев и Калашников хорошие преподаватели, но больше о них ничего сказать не могу. О Бараковском уже писал выше.
О проблеме доброжелательного климата в коллективе хорошо написал академик В. Гинзбург в своей статье, опубликованной в журнале "Наука и жизнь", №1, 1977 года на странице 62.
"Главный инструмент любого исследователя – это его мысль. И то, что мы называем словом "эффективность", в  итоге определяется такими хрупкими категориями, как вдохновение, раскованность, сосредоточенность, творческий подъем, рабочее настроение. Но может ли эффективно работать человек, если мысли его заняты проблемами недоброй конкуренции или выработкой стратегии и тактики наступления и обороны в каких-то бессмысленных личных или ведомственных взаимодействиях? Или, скажем, если он не может рассчитывать на доброжелательную критику, на поддержку при неудаче. Или, наоборот, если броня субординации закрывает его от объективных оценок, уводит в сторону от верной цели, превращая в рядовые мимолетные заблуждения в многолетнюю катастрофу.
Отвлечь, омрачить мысли человека умственного труда – это то же, что взять палку и с силой ударить по рукам токаря или музыканта…
- Аналогия очень точная. В жизни бывали случаи, когда несправедливые действия или даже недоброе слово делали тебя просто нетрудоспособным, впору было идти к врачу и просить больничный лист.
Не хочу быть понятым в  том смысле, что в научном коллективе должен царить дух какого-то всепрощения и сюсюкания. Моральное кондиционирование – это создание атмосферы доброжелательности, демократизма, порядочности, заботы раньше всего об интересах дела.
Все это категории не только нравственные, но и деловые: Моральный климат в огромной мере определяет ту продукцию, которую коллектив в итоге даст науке, стране.
Важно еще подчеркнуть, что здесь мало благих пожеланий, с которыми в общей форме все согласятся. Добиваться хорошего морального климата нужно сознательно, над этим необходимо упорно работать. И при этом известно, что добиться успеха возможно, о чем свидетельствует немало положительных примеров.
О бюрократизме в науке, например, о бессмысленной трате рабочего времени на самые разнообразные ненужные бумаги, не и говорить подробнее".

ПРОДОЛЖЕНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ ПО ОПТОЭЛЕКТРОНИКЕ
Все же работы по исследованию визуализаторов СВЧ полей потихоньку продвигались. В 1977 году нами с Четкаревым Р.А. написан отчет по НИР "Визуализатор-2"  общим объемом четыре печатных листа  и опубликована статья в союзном журнале "Приборы и техника эксперимента" на тему: "Термофотоиндикация распределения больших уровней потока сверхвысокочастотной мощности на жидких кристаллах". В 1978 году опубликована статья в союзном журнале "Известия ВУЗов" по разделу "Радиофизика" на тему "О нелинейности термофотоиндикации СВЧ поля на жидкокристаллических экранах" и написан отчет по НИР "Визуализатор-3" общим объемом три и восемь десятых печатного листа на тему "Исследование жидкокристаллических термоиндикаторов на СВЧ".
В 1979 году опубликована статья в союзном журнале "Приборы и техника эксперимента" на тему: "Исследование спектра рассеяния света СВЧ термоиндикаторами на холестерических жидких кристаллах".
В 1979 году мною с инженер-капитаном Буханцовым Николаем Ивановичем  была в союзном журнале "Зарубежная радиоэлектроника" издана обзорная статья на тему: "Жидкокристаллические визуализаторы невидимых полей".
Позже, в 1984 году, в союзном журнале "Метрология" вышла в свет наша с Четкаревым статья на тему: "Влияние конечного термофотоиндикатора на процесс визуализации СВЧ поля".
Была еще одна статья в союзном журнале "Радиотехника и электроника", изданная в 1985 году на тему: "Исследование двухслойных СВЧ-термофотоиндикаторов".
После окончания адъюнктуры Четкарев уехал по назначению в Оренбургское училище и пропал.
В 1977 году в адъюнктуру поступил мой дипломник инженер-капитан Кириченко Геннадий Борисович. Я стал его научным руководителем. Прежде всего, по проблеме большого экрана нами  было написано ряд отчетов по НИР:
1. "Отображение-2"  (1977 год) на тему: "Исследование вопросов отображения воздушной и наземной обстановки на большом экране", на 92 страницах.
2. "Альфа" (1978 год) на тему: "Исследование возможностей повышения эффективности системы разведки и управления войск ПВО СВ в условиях интенсивного электронного противодействия", на 156 страницах.
3. "Смерека" (1979 год) на тему: "Совершенствование системы оповещения войск и объектов фронта о воздушном противнике", на 137 страницах.
Результаты своих исследований по отображению радиолокационной информации на большом экране мы с Кириченко периодически докладывали на Военно-научных конференциях. Так, в 1978 году в трудах такой конференции описаны "Некоторые вопросы автоматизации процесса отображения динамической и статической обстановок на большом экране". Объем этой публикации порядка семи десятых печатного листа.
В союзном журнале "Зарубежная радиоэлектроника" в том же 1978 году издана большая по объему (полтора печатных листа) обзорная статья "Управляемые транспаранты на жидких кристаллах".
Затем пошли статьи, посвященные исследованиям отдельных частных вопросов по этим транспарантам.
В 1978 году в союзном журнале "Микроэлектроника" опубликована статья на тему: "Исследование изменения во времени проводимости жидкокристаллических модуляторов света", а в "Журнале технической физики" две статьи: 1) "Исследование электрооптических характеристик управляемых транспарантов на жидких кристаллах" и 2) "Исследование нелинейности жидкокристаллических электрооптических ячеек".
В 1980 году в союзном журнале "Оптика и спектроскопия" опубликована статья на тему "Экспериментальное исследование электрически управляемых цветных оптических фильтров на нематических жидких кристаллах".
В 1979 в адъюнктуру поступил инженер-капитан Гопко Анатолий Николаевич. Меня утвердили его научным руководителем. Теперь в написании отчетов по НИР наряду с Кириченко Г.Б. принимал участие и он.
В эти годы по данной тематике написано ряд отчетов по НИР "Смерека". В 1979 году объем материала в отчете составлял 5,1 печатных листа, в 1980 году – четыре печатных листа, в 1981 году – столько же, в 1982 году – 2 печатных листа, в 1983 году – 2,2 печатных листа, в 1984 – 4 печатных листа.
Шла интенсивная разработка вопросов автоматизации отображения информации на большом экране о наземной и воздушной обстановке.
Параллельно писались заявки на изобретения. В 1978 году мною с Кириченко Г.Б. получено авторское свидетельство на "Противоослепляющие очки", а в 1979 году – на "Управляемый транспарант на жидких кристаллах". Эти изобретения подтверждали новизну и полезность наших работ.
В материалах Юбилейной научно-практической конференции Смоленского военного зенитного ракетного инженерного училища (СВЗРИУ) в 1980 году был помещен наш доклад " Об автоматизации процесса отображения динамической и статической информации на большом экране".
Затем в союзном "Журнале технической физики" было опубликовано две статьи:  в 1980 году статья на тему: "Исследование жидкокристаллических ячеек в импульсном режиме" и в 1981 году статья на тему: "Исследование толщины и состава жидкого кристалла на величины пороговых напряжений и токов эффекта динамического рассеяния света".
Эффект динамического рассеяния света (ДРС) обусловлен хаотическим вращением молекул в слое жидкого кристалла, размещенного между двумя прозрачными электродами, на которые подается управляющее напряжение. Он возникает при достижении этим напряжением порогового значения и используется в черно-белых управляемых транспарантах.
В 1980 году мною с Гопко А.Н. опубликована в союзном журнале "Зарубежная радиоэлектроника" обзорная статья "Цветные управляемые транспаранты на жидких кристаллах" объемом в 1,2 печатных листа. Здесь использовался эффект вращения плоскости поляризации света в слое жидкого кристалла, размещенного между двумя поляроидами.
В 1982 году мы с Кириченко Г.Б. опубликовали в союзном журнале "Зарубежная радиоэлектроника" обзорную статью на тему: "Проекционные устройства отображения информации на управляемых транспарантах с жидкими кристаллами" объемом один печатный лист, а в 1984 году в журнале "Приборы и системы управления" – статью на тему: "Управляемый транспарант на жидких кристаллах для одновременной записи статической и динамической информации".
В 1982 году мною с Гопко А.Н. в союзном "Журнале технической физики" опубликована статья на тему: "Исследование режимов управления жидкокристаллических оптических фильтров", а в 1983 году в журнале "Оптико-механическая промышленность" – статья на тему: "Интерференционный оптический фильтр на основе жидкого кристалла".
В 1983 году также напечатано две статьи на специальную тему в Научно-методических материалах и материалах научно-технического семинара КВЗРИУ.
Все это делалось несмотря на страшное противодействие со стороны начальника кафедры Марчика А.В.
Такое подробное описание моих с адъюнктами научных трудов говорит о большой работе, которую проводили мы, стремясь поднять престиж нашего училища в научном мире.
Наряду с наукой я выполнял полную педагогическую нагрузку, а также еще опубликовал в 1981 году учебное пособие в издательстве Министерства обороны: "Оптические квантовые генераторы" (3,25 печатных листа) и "Модуляторы и сканеры оптического излучения" (2,2 печатных листа).
ПРОДОЛЖЕНИЕ БОРЬБЫ С МАРЧИКОМ
Все мытарства с моими начальниками Марчиком А. В. и Сусловым Ю. Б. вылились в стихи, им посвященные. Обычно стихи рождаются от сильных переживаний. Пришлось долго думать над тем: "Как поступить в сложившейся ситуации?"
Идти жаловаться высокому начальству мне не хотелось. Да и жалобы обычно результатов не дают. Вот я и решил выступить на партийном собрании о том, как начальником кафедры преступно расходуются потенциалы высококвалифицированных сотрудников. В своем выступлении я изложил все то, о чем писал в дневниковых записях, приведенных выше. Мое заявление было разрывом бомбы в училище. Одни меня поддерживали, другие – осуждали. Дескать, я нарушил принцип единоначалия и набрался храбрости критиковать своего непосредственного начальника. Вмешался даже политотдел. Были у меня беседы с его представителем. Однако все постепенно "спустили на тормозах". Свое отношение к Марчику и Суслову я изложил в стихах.
МАРЧИКУ А. В.
Полуротный, полувзводный -
Кафедральный командир.
Как ученый он бесплодный
Не поможет тут аир.
Но всегда в почете ходит
Кафедральный командир.
Всем работу он находит,
Загрузил бы ею мир.
А работа та такая,
Что дает наш командир,
В общем даже непростая,
Долго думал командир,
Бестолковая ж такая,
Удивился бы весь мир.
И вот этот-то чудак
В жизни гонит один брак.
Напридумал столько дел,
Что от них сам поседел.
Не переделать их всех нам,
Хоть ты тресни пополам.
Вот и топчемся на месте
Как буксует паровоз,
Шуму много, пару воз
И вращаются колеса
Без какого либо спроса.
Кругом скрежет, визг металла
И все ради только бала.
Чтоб начальство похвалило.
Да и в праздник не забыло.
И подарок подарило.
Ну пускай хотя бы мыло.
Пусть отмоется от грязи,
Что забрызгался он в связи,
Поливая ею их,
Подчиненных "дорогих".
И зачем такой полив?
Что к нему бы шел прилив.
Прилив славы и почета.
В том его лишь вся забота.
Октябрь 1982 года            город Киев

Из-за таких руководителей научных коллективов, как Марчик, наука в Советском Союзе стала отставать в восьмидесятые годы прошлого столетия от Западной науки.


СУСЛОВУ Ю.Б.
Хвалить себя он сильно любит,
А вот других всегда осудит.
Следить за всеми он готов
И видит в том свой новый зов.
Его бы хлебом не кормить,
А дай контроль бы проводить,
В суде б ему позаседать,
Свою собаку поласкать.
Он часто может повторять,
Что честный он, правдивый,
Такой хороший и трудолюбивый.
Но словно пес тот шелудивый,
Везде во все свой нос сует,
И все интриги он плетет.
Всем он хочет доказать
Свою порядочность опять.
Со временем своим он "не считается"
И потому по городу мотается
Не только в выходной и библиотечный день,
Но и в будни ездить ему тож не лень.
Вот так средь бела дня он исчезает,
По суткам где-то пропадает,
Видно, что-то выбивает или собирает.
Он самый ярый коллекционер,
Хотя еще не пенсионер.
Собирает он книги, марки, монеты,
Дарим для коллекции эти куплеты.
Вступил в кооперативный он гараж,
Но вот беда не выбил первый он этаж
И шум поднял на весь кооператив,
Увидев там один лишь негатив.
Квартиру сыну он купил,
Машину во время сменил,
Приобрел дачу-огород
О, все в один и тот же год.
В придачу орден получил
И был начальнику он мил.
Чтоб увеличить свои проценты,
Выбивает он доцента.
Опять он в грудь себе стучит
И ни минуты не молчит.
Кто о честности своей так много говорит,
Он видно здорово горит.
Что ж дал он для народа
И за что ему награда,
И за что такой почет?
Не простой ли тут просчет?
Да кто же он такой, лисица или грач?
Нет, он самый натуральный рвач.
Узнали ль Вы его портрет?
Да, да, наш будущий доцент.
Октябрь 1983 год                Киев

Примерно через полгода после моего выступления на партсобрании, чтобы я сильно больше не выступал, предложили сына моего Александра перевести из Белой Церкви в Киев к нам в училище. Что и было сделано. Тем самым заставили меня молчать.
В это же время летом 1983 года начался очередной передел учебных программ. Созданную мною дисциплину "Военное телевидение, инфракрасная и лазерная техника" (ВТИКЛТ) разорвали на два раздела и присоединили их к различным дисциплинам. Это тоже были козни Марчика.
Во ВТИКЛТ кроме разделов, перечисленных в самом названии, входил еще раздел "Индикаторные устройства радиолокаторов". Его присоединили к импульсным устройствам. Само же название ВТИКЛТ тоже заменили на оптоэлектронные устройства (ОЭУ). Они вошли разделом в дисциплину "Радиоприемные и оптоэлектронные устройства". Причем все эти перестановки проходили на уровне ученого отдела. Они там как хотели так и перекраивали программы не очень-то считаясь с мнением преподавателей кафедры, которым придется читать эти дисциплины.
Практически радиоприемные устройства и оптоэлектронные устройства оставались разными дисциплинами, имеющими отдельные предметно-методические комиссии(ПМК). На них обсуждались методические материалы, принимались рекомендации по методике проведения занятий.
Председателем предметно-методической комиссии по разделу оптоэлектронные устройства был назначен я. Кроме меня, в нее входили преподаватели, читающие этот раздел, подполковники-инженеры Лукьянец Павел Григорьевич и Кириченко Геннадий Борисович. С первым мы служили вместе на Кавказе, а второй – был моим адъюнктом, пока еще не защитившимся. С ними у меня проблем не было.
Марчик требовал, чтобы кроме планов работы ПМК, были еще протоколы их заседаний. Опять же формальные требования, поскольку этих особых заседаний не проводилось. Все решалось в рабочем порядке. Однако протоколы Геннадий Борисович писал исправно и регулярно. Я же составлял только планы работы ПМК-5 на каждый месяц.
Вот, например, типовые вопросы, которые включались в эти планы:
1) Анализ качества согласования дисциплины по разделу ОЭУ с обеспечивающими и обеспечиваемыми дисциплинами.
2) Обсуждение направлений совершенствования учебно-лабораторной базы по ОЭУ.
3) Разработка перечня контрольных вопросов и ответов к ним по разделу ОЭУ.
4) Обсуждение материалов по методике приема зачетов по ОЭУ.
5) Обсуждение текста лекций по применению лазеров в военной технике.
6) Обмен опытом реализации принципа проблемности в учебном процессе по ОЭУ.
7) Проведение инструкторско-методического совещания по практическому занятию на телевизионно-оптическом визире.
Порой эта работа у меня вызывала внутренний протест. Он выливался стихами.

НАЧИНАЮЩЕМУ ПРЕПОДАВАТЕЛЮ
Заседание кафедры идет.
Начальник нудным голосом "поет".
Сидим мы его слушаем.
Порой друг друга кушаем.
"Здоровый" наш коллектив
Делится на пассив и актив.
Пассивные больше помалкивают.
Активные часто позявкивают.
Выступать должны они обязательно
Ибо их не взлюбят основательно.
Чаще будешь выступать.
Чаще будут отмечать.
Может даже выдвигать.
Ну, а если мыслей нет,
Не насилуй свой портрет,
Повторяй ты слово в слово
Мысль начальника родного.
Поддержал его ты снова
Будет вновь тебе обнова.
Вот так толчем мы воду в ступе
И много лет сидим мы в купе.
Не ждем от друг друга радости,
Хоть как-то избежать гадости.
А она порой преподносится,
Так что кулак в ход просится,
С такими благими намерениями.
Нет, не прикрыть ее даже прениями.
Опять сидим мы на собраниях.
Порой молчим на заседаниях.
Грустим о потерянном времени.
Не избежать нам этого бремени.
Все пишем, пишем протоколы,
В работе же одни проколы.
Обучаемых на кафедре не видно,
Вот почему нам так обидно,
Проблема нас одна волнует.
Почему курсант наш и в ус не дует.
Сидит, куняет на занятиях
Не разбираясь даже в понятиях.
Декабрь 1983 года                Киев

Об обстоятельствах, складывающихся в высших учебных заведениях, хорошо пишет И. Грекова в своей повести "Кафедра", опубликованной в журнале "Новый мир", 1978 год, №9.
"Дважды в год мы участвуем в унизительной процедуре – слушаем доклад о ходе борьбы за успеваемость. Вычисляются проценты, доли процентов, строятся диаграммы… И как не стыдно такой ерундой отнимать время у занятых людей?
Мечта деканата - чтобы все студенты учились отлично. Явный абсурд, ибо само слово "отличный" значит отличающийся от других. Пятерка немыслима без фона. Это не эталон меры, хранящийся в палате мер и весов. Экзаменатор, ставя оценку, мерит знания студентов не по абсолютной, а по относительной шкале.
За долгие годы преподавания я пришел к странному убеждению: более или менее все равно, чему учить. Важно, как учить и кто учит. Увлеченность, любовь преподавателя к своему предмету воспитывает больше, чем любая, сообщаемая им информация. Слушая энтузиаста, ученик приобретает больше, чем из общения с любым эрудитом: высокий пример бескорыстной любви. Корыстолюбие несовместимо с личностью настоящего педагога. Педагог должен быть щедр, без оглядки тратить себя, время, душу. Этот труд – всегда подвижнический.
Процесс обучения сам по себе при всех своих недочетах высокоморален. "Сеять разумное, доброе, вечное" можно, преподавая любой предмет: автоматику, химию, теорию механизмов".
Несколько слов о методике чтения лекций. Меня всегда возмущает то, что в разговоре, выступлении, чтении лекций у некоторых лекторов нет конкретики. Говорят много и красиво, но ничего не скажут толкового. За это я не любил слишком говорливых преподавателей, у которых не речь, а словесный понос. Тоже самое можно сказать о некоторых политиках. За ними ничего толкового в конспект не запишешь.
Преподаватель должен говорить медленно и конкретно, чтобы студент (слушатель) мог успеть осмыслить сказанное и записать необходимые сведения в конспект. Порой доходя до диктовки. Здесь лектор не должен рисоваться, показывая какой он умный со своим быстрословием. Не все слушатели могут быстро воспринимать.
В отличие от учебной лекции популярная лекция, например, на тему: "Есть ли жизнь на Марсе", может читаться скороговоркой. Слушающим ее не потребуется выучивать материал, содержащийся в ней, для сдачи экзамена. Здесь лектор имеет возможность блеснуть своим красноречием.
Однако некоторые лекторы в наших училищах этих простых истин не понимали и мучили слушателей.
В январе 1984 года ушел на повышение Лукьянец П. Г. Мне в мою ПМК ввели нового молодого преподавателя инженер-майора Шляхова Ивана Семеновича. Пришлось его учить преподавательскому мастерству. Это было необходимо, поскольку он вышел из лаборатории и раньше занятий не проводил.
Слушатели, которые заинтересовались оптоэлекторнными устройствами, приходили ко мне писать курсовые и дипломные проекты. Обычно в один год у меня работало два-три дипломника. Некоторые из них потом становились моими адъюнктами, как, например, Кириченко Геннадий Борисович.
-  Наука начинается с переноски тяжестей, - так я говорил своим ученикам, таская вместе с ними приборы для наших экспериментальных установок.
Продолжал руководить большой НИР "Смерека", которая переходила из года в год. Так в 1983  году мною с соавторами Кириченко Г.Б. Лукьянец П.Г.  написан отчет по этой НИР "Смерека-1" на тему: "Исследование вопросов автоматизации отображения информации о воздушной и наземной обстановке на большом экране" на 67 страницах, а в 1984 году по этой же НИР был подготовлен заключительный отчет на 65 страницах. Иногда мои раздумья завершались стихами.
*   *   *
Мне надо думать.
Думать ль мне?
Потребность думать
Есть во мне.
Но как мне думать?
И о ком?
О ком мне думать
Перед сном?
О, думы трудные мои
Ко мне вернулись в эти дни.
А мысль как прежде бьет ключом.
И мне- то горе нипочем.
Но вновь сомнения мои
Меня одолевают.
И уходящие те дни
Тревогой напоминают.
И искренним хочу я быть.
Насколько это сложно.
И вновь любить, любить, любить!
Пока еще возможно.
апрель 1984 года                Киев

*   *   *
Мне хочется отдать Вам все,
Что заложили во мне предки,
И сверх способностей моих.
Пусть гении бывают редки.
Но что-то изнутри толкает их.
Толкает к творчеству простому,
Общедоступному, земному.
Все гениальное и просто, и изящно.
Не гений я, но есть во мне желанья
Оставить о себе воспоминанья
И след свой в жизни проложить.
Пусть он поможет людям жить.
Да, он не будет гениально прост и прям,
Но, может, проведет их мимо черных ям.
И в нашем деле, трудном, непростом
Пусть будет небольшим мостом
К дороге светлой и прямой,
Проложенной другой рукой.
            *   *   *
Сначала была мысль.
Мысль – это лишь серое тесто,
Что выпечь надо, превратив в слова,
А это не всегда бывает просто,
И оттого кружится голова.
Слова делами обернуться.
Придется здорово прогнуться.
Пусть окруженье будет дуться.
Когда-то же они проснутся
Друзья, любимые,
Сотрудники родные.
          24 августа 1984 года                Киев

КАФЕДРА № 7 "ПЕРЕДАТЧИКИ И ПРИЕМНИКИ РАДИОЛОКАТОРОВ"
Осенью 1984 года вновь прошли организационные мероприятия. Я со своим разделом ОЭУ воссоединился с дисциплиной радиоприемные устройства на кафедре № 7. Номер кафедры сохранился, но содержание ее коренным образом изменилось.
Списочный состав
Кафедры №7 "Передатчики и приемники радиолокаторов"
(1984-1988 годы)
1. Начальник кафедры доцент кандидат технических наук полковник-инженер Акименко Николай Иванович.
2. Заместитель начальника кафедры доцент кандидат технических наук полковник-инженер Катунин Владимир Владимирович.
3. Старший преподаватель доцент кандидат технических наук полковник-инженер Максимов Владимир Иванович.
4. Старший преподаватель подполковник-инженер Калашников Владимир Павлович.
5. Преподаватель подполковник-инженер Тищенко Василий Михайлович.
6. Преподаватель подполковник-инженер Филипенко Владимир Васильевич.
7. Преподаватель подполковник-инженер Кириченко Геннадий Борисович.
8. Преподаватель подполковник-инженер Мощевитин Александр Евгеньевич.
9. Старший преподаватель служащий СА Чекменев Виктор Николаевич.
10. Старший преподаватель служащий СА Голиков Константин Иванович.
11. Преподаватель майор-инженер Лапин Геннадий Сергеевич.
12. Преподаватель майор-инженер Шляхов Иван Семенович.
13. Начальник лаборатории майор-инженер Судин Геннадий Николаевич.
14. Инженер лаборатории капитан-инженер Юрченко Леонид Николаевич.
15. Инженер лаборатории капитан-инженер Гаран Евгений Михайлович.
16. Инженер лаборатории капитан-инженер Тыщкевич Александр Александрович.
Замечу, что теперь слово "инженер" в воинском звании переставили на второе место.
Начальник полковник-инженер Акименко Николай Васильевич вышел из когорты Колчерина, хотя диссертацию писал по распознаванию образов у Зиновьева. Образно говоря, мне "немного легче стало дышать". Я избавился от постоянной опеки Марчика– этого моего заклятого врага, который даже после моего выступления на партсобрании продолжал вмешиваться во все мои дела.
Он подрывал развитие науки в стране.
В это время руководство училища увлеклось автоматизированным контролем знаний слушателей по дисциплинам. Разрабатывались различные варианты осуществления такого контроля с применением специальных контролирующих машин, точнее устройств, и без них. Нами разрабатывались перечни вопросов и ответов для автоматизированного контроля. Лично я не был ярым сторонником его использования. Объективности при нем мало. Однако, если все подготовлено хорошо, то принять зачет у одного учебного отделения можно за два часа, которые запланированы в учебном плане. При устном и личном опросе слушателей времени у преподавателя уходило значительно больше. При этом мы на ПМК регулярно обсуждали и совершенствовали методику приема зачетов автоматизированным способом.
На ПМК обсуждались вопросы реализации принципов партийности и проблемности в учебном процессе. Об этом нам преподавателям постоянно напоминали руководители училища, особенно заместитель начальника училища по учебной и научной работе полковник Колчерин Сергей Демьянович, бывший ранее начальником нашей 32-ой кафедры. Чтобы там теперь не говорили, но нас преподавателей тоже постоянно учили. Приведу основные требования принципов партийности в обучении:
- Органически связывать изучаемый материал с жизнью нашей страны и задачами Советских Вооруженных сил;
- Сосредотачивать внимание слушателей (курсантов) на глубоком понимании идейного смысла и практического предназначения программного материала;
- Побуждать обучаемых к изучению программного материала с позиций марксистско-ленинской методологии, формировать у них диалектический подход к анализу теоретических и практических вопросов, умение видеть все явления и процессы во взаимной связи и зависимости, в состоянии развития;
- Развивать у обучаемых умение правильно оценивать новые факты, идеи, гипотезы науки;
- Показывать передовую роль советских и русских ученых в развитии науки и техники;
- Разоблачать буржуазную и ревизионистскую идеологию.
Преподаватели нашего ПМК-5 показывали на занятиях, какой вклад внесли советские и русские ученые в развитие телевидения, инфракрасной и лазерной техники.
Использование в обучении принципа проблемности позволит активизировать работу слушателей (курсантов) в процессе занятий. Поэтому нужно чаще ставить учебную проблему и совместно с обучаемыми ее решать.
Применялись также нами технические средства обучения (ТСО). В основном это были статистические средства проекции. На каждой лекции, каждом практическом занятии использовались 8-10 диапозитивов с графиками, структурными и функциональными схемами изучаемых устройств.
Мы проводили проверки ведения конспектов. Это связано с тем, что программы были специальные, по объему и содержанию отличающиеся от существующих учебников по дисциплине. Преподаватели старались читать лекции в относительно медленном темпе, чтобы обучаемые успевали записать основные их положения и даже сделать необходимые рисунки. Это давало свои результаты и успеваемость по нашему разделу ОЭУ была довольно высокая.
Большое внимание уделялось лабораторным занятиям. Всего по разделу ОЭУ было четыре лабораторные работы. Это:
1) "Изучение конструкции и исследование параметров, а также характеристик телевизионно-оптического визира";
2) "Исследование параметров и характеристик приемников лучистой энергии";
3) "Изучение конструкции и исследование характеристик электронно-оптических приборов ночного видения";
4) "Изучение конструкции и исследование оптических квантовых генераторов (лазеров)".
В основном все лабораторные установки работали исправно, но все же лазеры были самыми ненадежными приборами.
Слушатели (курсанты) после выполнения лабораторных работ оформляли отчеты, где приводили результаты своих исследований. Это дисциплинировало их работу и готовило к будущим работам над курсовыми и дипломными проектами. В процессе выполнения лабораторных работ мы стремились привить любовь у обучаемых к технике, в частности, бережно с ней обращаться. Особое внимание обращалось на сопоставление полученных экспериментальных результатов с теоретическими значениями.
Много труда преподавателями ПМК-5 ОЭУ было вложено в совершенствование и поддержание лабораторных установок. Особенно в условиях, когда лаборантский состав был сильно сокращен.
Продолжались написания учебных пособий, обеспечивающих лекции. В 1985 году я в издательстве Министерства обороны напечатал книгу "Применение лазеров в военной технике" объемом 1,5 печатных листа.
Жизнь кафедры № 7 передатчиков и приемников под руководством полковника Акименко Николая Васильевича шла спокойно и размеренно, без каких-либо дерганий.
Где-то в это время у нас из воинского звания убрали приставку "инженер". Очень ее не любили командиры. Сначала переставили на второе место, а потом вообще опустили.
Заместитель у него был полковник Катунин Владимир Владимирович. Спокойный, выдержанный офицер. Они однокашники по КВИРТУ, а поэтому понимали друг друга. Следует заметить, что коллективных встреч за столом стало меньше. Видно, все мы немного постарели. Особых скандалов за годы пребывания под началом Акименко не припомню. Просто он был нормальный человек.
Выдержанный, терпеливый, подтянутый, спортивный, умный. Ум у него аналитический (мою лекцию разложил когда-то на заре моей преподавательской деятельности по полочкам). Грамотный, почерк красивый. Сам он красивый. По типу лица его можно отнести к ближневосточным мужчинам. Волосы черные, седеющие, но жесткие. Дружил он с Барабашом Юрием Левановичем, тоже ближневосточного типа, но последний был заносчивый. Да и отчество его говорило само за себя.
Скромность Акименко  даже выразилась в том, что он полковник жил в двухкомнатной квартире в доме первой хрущевской постройки, в котором кухня и коридор были очень маленькие, даже настолько, что, когда умерла его жена Татьяна, то нельзя было вынести ее в гробу. Выносили тело на простынях и только на улице положили в гроб. Татьяна была симпатичной женщиной. Причем на коллективных встречах она часто сама приглашала меня на танец. Светлая ей память.
Осенью 1984 года отпраздновал свое пятидесятилетие в ресторане "Краков" с кафедрой и друзьями. От раздумий появились стихи.
Мне пятьдесят-
И я не свят.
Работник скромный от науки.
Пусть не открыл я термояд,
И не слышны фанфар тех звуки,
Но я служить всегда был рад.
Отдать ей голову и руки.
Она же стороной прошла,
Прекрасной, милой амазонкой.
И за собою позвала,
Обвив лишь паутиной тонкой.
А аромат ее манил
Меня, как запах девы милой,
Но я себя все ж разделил,
Отдавшись педагогике сварливой.
9 октября 1984 года Киев

ИЗОБРЕТАТЕЛЮ
Ты родословную ведешь
От любопытной обезьяны,
Что в голове искала вошь,
В руке ж нашла изъяны.
А как хотелось ей достать
Высоко висящие бананы.

Тогда-то палку взяла,
Над собою занесла
И сбила те бананы.
То было первое
Изобретение ее.
А дальше все.
Пошел прогресс
Аж до космических небес.

18 января 1985 года                Киев

Туманы клубились долинами,
Я ехал дорогой лесной.
И шли грибники все с корзинами,
С пустыми, как прежде, домой.
Но что погнало их в холодный
И мрачный осенний наш лес
На поиск такой же бесплодный!
Уж не попутал ли бес?
Но поиск! Всегда он прекрасен,
Хоть и бывает бесплодным.
Часто порою опасен,
Не назовешь его модным.
Пусть даже просто напрасен,
Все ж недоступен холодным.
сентябрь 1985года Броварской лес
Дела мои научные потихоньку продвигались. Мне заместитель начальника училища по учебной и научной работе полковник Ветров Владимир Иванович даже выделил в спецкорпусе отдельную комнату для моих исследовательских установок. Это было своеобразным признанием моих научных достижений. Мы перетащили в эту комнату свои лазерные установки и научная работа продолжалась. Но время было ранее упущено. Хотя наши заявки на изобретения все чаще признавались в Комитете по делам изобретений.
Работало у меня два адъюнкта – Кириченко и Гопко. Первый стал потом преподавателем нашей кафедры. Второй окончил адъюнктуру и уехал в другое училище по назначению преподавателем. К сожалению, оба они оказались не бойцами, хотя были исполнительными, трудолюбивыми, выдержанными офицерами, но у них не хватило инициативы и напористости.
Хочется еще раз отметить, что с сентября 1984 года мне служилось и работалось хорошо до самого моего увольнения из Армии в декабре 1988 года. Мне даже училищное начальство доверило ходить на подготовках к парадам дублером заместителя начальника училища. Тогда же удалось посмотреть парад со стороны. Когда наше училище двинулось маршем мимо трибуны, то в строй стали настоящие заместители начальника училища, а я и еще два дублера заместителей остались стоять вблизи трибуны. Неожиданно к нам подходит мужчина в штатском и требует, чтобы мы ушли со своего места. Но мы не отреагировали и он отстал. Удивляться приходилось наглости этих опричников. Мы же вышли из парадного строя. Причем все трое полковники.
В 1986 году взорвался 4-ый энергоблок Чернобыльской атомной электростанции (АЭС). Это был шок, особенно для киевлян. Некоторые бросились вывозить детей из города всякими способами. Но автотранспорт чаще всего задерживали на границах Киевской области, чтобы он колесами не развозил радиационные вещества по всей Украине. В эти дни у меня пошли стихи о Чернобыле. Так 28 апреля 1986 года я записал следующее:
Весть черная нас всех ошеломила.
С Чернобыля на Киев принеслась.
Жизнь нашу быстро изменила.
Атомная станция взорвалась.
(и далее)
Преступники о славе лишь мечтали.
Людей окрестностей в расчет не принимали.
Были еще какие-то строки, но они потерялись.
РАЗМЫШЛЕНИЯ
Что-то в жизни моей не идет.
Гасится скорость движения вперед.
Видно близок новый поворот,
А за ним лишь неизвестный брод.

Задуманная книга не пишется.
Начатый ремонт квартиры не делается.
Купленная дача не строится.
Машина и та плохо заводится.

В душе сумятица, смешение понятий.
Все видно от обилия занятий.
На службе неизвестность полная.
Хоть цель моя даже очень скромная.

Ее пока я не достиг.
Где же тот прекрасный миг?
Давно заявок на изобретения не посылал.
Идеи скудные лишь просто записал.

Статьи еще выходят –
Прошлых лет труды.
Да начал "глохнуть" я,
А что там впереди?!

Хочется забыться, закрыться.
Уйти от людей,
Только б не лишиться всех своих идей.

Уехать бы в гостиницу.
Побыть там одному.
О жизни там задуматься.
Приятно самому.

Но мест в той гостинице нет.
А в окнах погашен уж свет.
Куда же мне направиться?
Кто поведет меня?

Как трудно с проблемой справиться
Без поводыря.

1986 год                Киев

ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ НАЧИНАЮЩЕГО НАУЧНОГО РАБОТНИКА
1. Никогда не беседовать с нужным человеком (начальником, подчиненным, товарищем, сослуживцем) иначе, как на избранном тобой месте в отсутствии третьих лиц и в выбранное тобой время.
2. Лучше беседовать с человеком утомленным (например, в конце рабочего дня), тогда легче от него добиться того, чего хочешь. Но не сильно возбужденным. Иначе разговора не получится и положительного решения вопроса не добьешься.
3. Не следует добиваться чего-то одного, ибо чаще всего люди будут препятствовать тебе в этом. Нужно брать то, что идет само, то есть, когда интересы твои и твоего окружения совпадают. В противном случае нужно менять окружение или под него подстраиваться. Все зависит от поставленных тобой целей.
4. Если хочешь что-то узнать, то не следует открыто этим интересоваться. Тогда тебе этого не скажут. Нужные сведения для тебя могут быть заключены в широко распространенном у нас "трепе", которого всегда много в нашей среде, и не высказывай особого интереса к тому, что тебя в действительности интересует.
5. О тебе сотрудники должны знать как можно меньше плохого и, по возможности, больше хорошего. Но не очень много (до поры, до времени), а то зависть может сделать свое черное дело.
6. Нужно чувствовать, понимать, знать конечные цели того лица, с кем имеешь дело (начальник, подчиненный, товарищ, сослуживец). Часто эти цели скрывают и говорят (с трибуны, в кулуарах, на банкетах и даже с глаза на глаз) совершенно противоположное.
7. Чтобы меньше знали о тебе того, чего не нужно, не следует разбрасывать свои вещи, оставлять развернутые тетради или записи с твоими сокровенными мыслями.
8. Чтобы меньше знали о твоих связях, не писать на отрывном календаре фамилий, телефонов и других сведений.
9. Записи с ненужными тебе сведениями, но и нежелательные для ознакомления других лиц уничтожить так, чтобы их нельзя было восстановить. Сжигание не всегда эффективно, да и видно для окружающих. Лучше такие бумажки спустить в канализацию (в унитаз с эврикой), предварительно разорвав.
10. При решении научных проблем не следует упираться в одну из них, очень часто неразрешимую. Нужно уметь выделить и оценить попутно подвернувшуюся идею или обнаруженный научный факт. Очень часто бывает так - пойдешь за одним, а наткнешься на другое. Нельзя упускать этого другого. Временно отложить работу над первым и посмотреть, что получится из второго.
11. Самые сложные вопросы нужно решать с утра. Это чтение новых статей при поиске информации. Это построение моделей, математическое описание их, выводы формул, разработка планов эксперимента. Написание статей, отчетов, книг.
12. После обеда заниматься вопросами попроще. Это сборка экспериментальной установки, поиск деталей к ней (наиболее дефицитные детали нужно хорошо хранить, лучше в сейфе), арифметические вычисления, выполнение различных поручений и другие мелкие работы.
13. Выбранная для решения задача должна быть решаема тобой. Этого кроме тебя никто оценить не сможет. Ибо никто не знает лучше твоих возможностей, чем ты сам. Кроме того, эта задача должна быть решаема в тех условиях, в которых ты находишься. Думаю, что само собой разумеется, что эта задача должна быть интересна для общества в целом и для твоего начальства, в частности. Эти интересы очень часто не совпадают. Для тебя важно решить первый вопрос ибо, если даже задача интересна и для общества и для начальства, но тобой не решима, то нечего на нее и тратить силы.
14. Если хочешь делать карьеру в русле своего начальства, то нужно уметь угадать его желание даже им не высказанное. Мой путь был иным. Я желания начальства не угадывал, а шел своей дорогой, а поэтому в большие начальники и не пробился. Моя дорога почему-то никогда не совпадала с дорогой моих начальников. Как на Кавказе, так и здесь.
15. Нужно уметь создать о себе определенную добрую славу, о том, что ты прежде всего хороший работник, то есть производить впечатление. Можешь выполнить работы определенной степени сложности и большое разнообразие поручений, но здесь есть опасность, что таковыми тебя завалят. Времени на выполнение основной своей задачи не останется. Поэтому нужно свои способности и возможности иногда скрывать. Как говорится: "Не высовываться!" К таковым можно отнести: хороший почерк, умение рисовать, в том числе и карты, умение работать топором, рубанком, чеканить, вырезать и другие оформительские работы, а иногда даже и умение подготовить какой-то материал, который нужен начальнику, но совершенно не нужен тебе в данный момент и в перспективе. Тут нужно действовать в зависимости от поставленных тобой себе целей. Для тебя хороший работник означает, что ты не болтаешься по коридорам, а сидишь на своем рабочем месте или в читальном зале или в другом укромном местечке и работаешь над собой. Готовишься и сдаешь кандидатские экзамены в соответствии с тобой же составленным планом, изучаешь литературу по выбранной тобой проблеме (учебники, монографии, диссертации, статьи советские и зарубежные, авторские свидетельства, отчеты по НИР и другие информационные документы).
16. При написании статей используй только то, что сам сделал (придумал схему, обнаружил эффект, получил экспериментально, вычислил, вывел формулы и т. п.).
17. Диссертация – это сборник твоих статей, объединенных одной общей идеей.
Диссертация это не учебное пособие и не учебник. Она пишется для подготовленного читателя.
Диссертация это не монография по какой-либо проблеме. Над одной проблемой могут работать многие исследователи. В диссертации об этом нужно указать кратко, но не опускаться до описания исследований, выполненных другими авторами по этой проблеме. Это одна из основных ошибок начинающих писать диссертацию. Не избежал ее и я. Нужно знать, что сделали другие, иметь материалы их исследований, но в диссертацию эти материалы не помещаются
18. Чтобы быть уверенным в диссертабельности твоих работ, нужно попасть в коллектив, занимающийся принципиально новыми разработками и среди его проблем выбирать себе направление для исследований.
В заключение "Правил поведения научного работника" приведу сказанное Павловым: "Что бы я хотел пожелать молодежи нашей Родины, посвятившей себя науке?
Прежде всего, последовательности… Приучите себя к сдержанности и терпению. Научитесь делать черновую работу в науке…
Второе – это скромность… Как бы высоко ни оценивали Вас, всегда имейте мужество сказать себе : "Я невежда".
Третье – это скромность. Помните, что наука требует от человека всей его жизни".
Вот что рекомендовал молодежи Сергей Королев:
"Если ты сделал быстро, но плохо, все скоро забудут, что ты сделал быстро, но зато долго будут помнить, что ты сделал плохо.
Если ты сделал что-то медленно, но хорошо, все скоро забудут, что ты работал медленно, и будут долго помнить, что сделал хорошо".
В статье "Я становлюсь изобретателем" О. Жолондковский иронизирует по поводу книги Т.Буша "Методика технического творчества", при этом выделяя методы его в следующем виде:
- психоэвристической активизации;
- сознательного использования случайностей;
- псевдоморфизации (например, изготовить зажигалку в виде пистолета);
- дробления традиционного объекта на мелкие однородные части (так Гуттенберг изобрел наборный шрифт);
- интропоморфизация;
- инверсия вредных сил;
- трансдикции (перенесение технического элемента с одного технического элемента на другой);
- метод прецедентов (аппарат газводы приспособить для торговли пивом);
- по аналогии с формой животных и растений;
- метод интеграции (объединение в комплексе элементов, имеющих самостоятельное значение).
Оценка деятельности научных работников проводится по сделанному ими. Для этого сейчас разработаны специальные методики. Первым такую методику составил Фарадей. Она была найдена в его записках и называлась "Шкала научных заслуг". Вот она:
1) Открытие нового факта 1) Открытие самого Фарадея – высшая ступень
2) Сведение его к известным принципам 2) Открытие Герцем электромагнитных волн – вторая ступень
3) Открытие факта, несводимого к известным принципам 3) Открытие  радиоактивности Беккерелем – третья ступень
4) Сведение всех фактов к еще более общим принципам 4) Заслуга Эйнштейна – четвертая, высшая ступень
ИНТУИЦИЯ КАК ИНЖЕНЕРНЫЙ МЕТОД ПОЗНАНИЯ
Вот, что пишет об интуиции Олег Куваев в романе "Территория". –Х: Прапор, 1981. -257 с.: "Логика – есть орудие доказательства. Интуиция – есть орудие открытия". Пуанкаре.
- "Интуиция есть лучшее обобщение опыта". Она является равноправным методом с прочими методами познания природы.
Фундаментом интуиции служат:
1. Личные способности человека к ней.
2. Первичный материал, груда фактов, которыми он располагает.
3. Сильное и длительное напряжение мозга.
Достоинства. Это прямой и безошибочный метод познания.
Недостатки. Проверить правильность интуитивной догадки можно лишь обычными методами.
Примечание. Интуицией пользуются в тех науках, где все зыбко и расплывчато. Например, в геологии. С помощью интуиции выбирается район поисков и их направление. Далее обычными методами.
О СТАТИСТИКЕ
"Статистика требует масштабного опыта. Она затемняет внутреннюю сущность предмета исследований".
Есть и другое мнение: "Статистика не затемняет, а выявляет внутренние закономерности".
О статистике, используемой в общественных науках, говорят: "Есть ложь. Сильная ложь. И есть статистика". Это обусловлено тем, что она может проводиться предвзято.
_______________ . _____________ . ________________

"Ученый сегодня не тот, кто много помнит, а тот, кто ищет и находит. Наука заметно помолодела. Теперь раньше начинают и раньше выходят в тираж, большая часть открытий делается молодыми людьми.
Постаревший учитель почти ничего не может дать, он сам  требует внимания. Общение с ним скорее долг, чем потребность.
Старый человек живет теми привязанностями, которые сложились в молодые годы, новые дружбы уже не завязываются, никто не хочет вкладывать душевный капитал в руины.
Ум стариков – мудрость. Мудрость – качество, нетождественное интеллекту, оно рождается где-то на стыке интеллекта, опыта и нравственного чувства.
О ЗАЩИТЕ ДИССЕРТАЦИЙ
Прежде, чем приступить к написанию диссертации научному работнику следует ознакомиться с "Положением о порядке присуждения ученых степеней и присвоения ученых званий", утвержденного Советом Министров СССР 29 декабря 1075 года.
Хочется отметить, что состоянию подготовки научно-педагогических кадров в Советском Союзе в 70-е и 80-е годы  большое внимание уделяла пресса. На страницах газет выступали видные учение, партийные работники и даже простые журналисты.
В газете "Комсомольская правда" от 18.03.1973 года лауреат Государственной премии, доктор технических наук М.Чупахин отвечает на вопросы корреспондента по проблеме эффективности науки и такой организации научного поиска, которая как можно скорее приносила бы желаемые результаты. Он предлагает постоянно менять тематику исследований даже процветающих лабораторий, постоянно обновлять их состав. Если ты мог работать в науке вчера, это не значит, что ты можешь решать сегодняшние задачи. Для постоянного движения вперед необходима постоянная замена исследователей. Из научно-исследовательских институтов выбывшие ученые должны направляться в высшие учебные заведения и там продолжать свою работу с молодежью.
В газете "Известия" от 21.01.1976 года заместитель председателя Высшей аттестационной комиссии при Совете Министров СССР профессор К. Гусев пишет о том, что какой должна быть диссертация. Она является квалификационной работой, свидетельствующей о личном вкладе автора в науку. В диссертации на соискание ученой степени доктора наук должны быть обоснованы научные положения, которые можно оценить как новое перспективное направление в науке, или осуществлено теоретическое обобщение и решение крупной научной проблемы, имеющей важное народнохозяйственное, политическое, социально-культурное значение.  Кандидатская диссертация должна давать новое решение актуальной научной задачи, имеющей важное значение для соответствующей отрасли знаний. Сама диссертация может быть представлена и в виде рукописи, и в форме опубликованной монографии, и как научный доклад. В частности, последняя форма может быть использована в тех случаях, когда основные научные положения и выводы соискателя содержатся в ранее опубликованных им работах, имеющих большое теоретическое и народнохозяйственное значение, и доклад обобщает результаты исследований, ранее проведенных соискателем. В основу диссертации могут быть положены изобретения и открытия, работы по созданию новых машин, приборов и технологических процессов, если они по своей значимости и научному уровню соответствуют требованиям, предъявляемым к диссертациям. Но, в любом случае, они должны обладать внутренним единством и отвечать задачам современного развития науки и практики.
Надо иметь в виду, что полезность работы и ее научная значимость – это  не одно и то же. Не каждая научная работа, имеющая определенную ценность, может рассматриваться как диссертация.
В газете "Неделя" в 1977 году заместитель председателя Высшей аттестационной комиссии (ВАК) при Совете Министров СССР профессор А. Ермаков  ответил на вопросы корреспондента по процедуре сдачи кандидатских экзаменов и защиты диссертаций, а также дальнейшего прохождения ее. Отмечается, что при ВАК создана Государственная инспекция, задача которой состоит в обеспечении неуклонного выполнения во всех звеньях и на всех этапах аттестации требований ВАК. Теперь советы могут принимать решения о возбуждении ходатайств о лишении научных и научно-педагогических работников ученых степеней и званий, если будет установлено, что они ошибочно присвоены людям, работы которых не имеют ценности для науки и производства, при обнаружении плагиата, в случаях научной недобросовестности соискателя, а также при совершении антипатриотических, аморальных поступков, несовместимых с почетным званием советского ученого.
Наконец, сам председатель Высшей аттестационной комиссии при Совете министров СССР В. Кирилов-Угрюмов в газете "Правда" от 03.11.1982 года опубликовал статью по проблеме использования всех  богатств диссертаций, их эффективности. Нельзя безразлично относиться к тому, какую тему предлагают аспиранту его научный руководитель или кафедра или выбирает себе в качестве квалификационной соискатель. Первым и главным критерием актуальности диссертационного исследования должна быть направленность на выполнение важнейших задач, поставленных партией, на реализацию целевых комплексных, отраслевых и региональных программ пятилетки, решение фундаментальных проблем науки. Особое внимание при этом необходимо уделять разработке принципиально новых технологических процессов как лучшей форме завершения фундаментальных исследований.
При этом В. Кирилов-Угрюмов отмечает, что у системы аттестации кадров высшее квалификации есть возможность активно влиять на ускорение научно-технического прогресса. В частности, на основе анализа массива диссертаций можно делать выводы и формировать предложения об управлении тематикой и качестваом исследований. Если в той или иной научной организации они не завершаются защитой диссертаций – это сигнал о недостаточном уровне научного поиска. Ведь, так называемая, недиссертабельность тематики, как правило, характеризует малозначимые исследования, не содержащие научной новизны.
Заведующий отделом науки и учебных заведений Днепропетровского обкома Компартии Украины Е. Казаков в своей статье "Требуется доктор наук…", опубликованной в газете "Правда Украины", поднимает вопрос о выращивании таких докторов в своих научных коллективах, так как эффективность научной деятельности приглашенных докторов нередко оказывается ниже, чем у тех, кто прошел в данном коллективе путь от аспиранта до доктора наук.
Здесь также отмечается, что докторами наук становятся примерно в 45 лет. В то же время период наиболее высоких творческих возможностей молодого ученого составляет 30-35 лет. Необходимо соискателям создавать такие условия для творческой деятельности, чтобы они становились докторами пораньше.
В заключение этого обзора газетных статей, посвященных проблемам подготовки научно-педагогических кадров, сделаем ссылку на статью М. Одинец, И. Шатуновского "Мысли напрокат", опубликованную в газете "Правда", в которой описывается процветание плагиата в научной и административной среде Украины.
Хочется порекомендовать молодому начинающему научному работнику, найти перечисленные выше статьи и познакомиться с их содержанием в полном объеме. Это позволит ему избежать ряда ошибок в процессе написания и защиты диссертации.

ПОСЛЕДНИЕ МОИ РАБОТЫ В КВЗРИУ
Далее продолжались работы по исследованию вопросов автоматизации отображения информации о воздушной и наземной обстановке на большом экране. Они отражены в двух отчетах по НИР "Смерека-85", выполненных в 1985 и 1987 годах, объемом по шесть печатных листов каждый. В них принимали участие Кириченко Б.Г., Коротышев А.Б. и Тышкевич А.А.
В этих последних отчетах по НИР "Смерека-85" исследовались пути совершенствования способов и средств отображения информации. При этом разрабатывались требования к радиолокационным индикаторам с цифровой обработкой информации. Оценивались возможности использования жидких кристаллов в индикаторах индивидуального пользования.
Тогда в радиолокаторах индикаторы были на электронно-лучевых трубках, громоздкие и объемные. Ставилась задача замены их плоскими жидкокристаллическими индикаторами.
Сделаны четыре доклада на специальные темы на научно-технических конференциях и семинарах в КВЗРИУ, а также Одесском и Житомирском военных училищах.
По итогам этих работ мною сделан доклад на Всесоюзной конференции "Применение лазеров в технологии и системах передачи и обработки информации" на тему "Многофункциональные оптически управляемые транспаранты на жидких кристаллах в лазерных системах обработки и отображения информации. Тезисы его опубликованы в издательстве РДЭНТП, Киев, 1991 год.
 
МОИ ДИПЛОМНИКИ
Под моим руководством по тематике, связанной с разработкой высокочастотных датчиков на основе монокристаллов феррита в режиме ферримагнитного резонанса, написали дипломные проекты следующие слушатели:
- старшие лейтенанты Светайло Л.П., Фирсов В.М., Захаров А.И., Ставицкий А., Палеев Л.В., Сердюк А., Ящук А., Руфов Ю.П.;
- капитаны Березов С.А., Савинцев Ю.П., Архипенко В.В.
Молодых слушателей без офицерских званий я направлял на разработку новых направлений в науке. В частности, визуализацией невидимых инфракрасных и сверхвысокочастотных излучений занимались младшие сержанты Бабенко А.П., Савастьянов А.Ф., Котелевский А., Пермяков. Недавно мне сообщили о том, что Пермяков стал доктором наук.
Разработку проблем большого экрана проводили Стогов В.М., Марков Н.А. и многие другие.  Всего дипломников у меня было более сорока человек. Запомнились мне первые.
;
АФОРИЗМЫ, ХОДИВШИЕ В НАШЕЙ ПРЕПОДАВАТЕЛЬСКОЙ СРЕДЕ:
- "Не говори о себе плохо. Об этом скажут твои товарищи".
- "Сказать "все" иногда ничем не лучше, чем сказать ничего".
- "Чем меньше люди знают о тебе, тем спокойней будет твой сон". Восточная мудрость.
- "Свой среди чужих, чужой среди своих".
- "Точка сидения определяет точку мышления". Максимов.
- "Кончен бал, загасла свечка". Кинофильм "Юркины рассветы".
- "Дни наши сочтены не нами". Максим Соколов.
- "Опыт приходит к нам со скоростью уходящих дней".
- "Кривая проведена по двум точкам, из которых одна точка зрения автора". Варюхин.
- "От работы не отказывайся. На работу не напрашивайся". Максимов.
- "Каждый думает сам за себя".
- "Он любил и страдал. Он любил деньги и страдал от их недостатка".
- "Жизнь наша полна неопределенностей". Максимов.
- "Произведение знаний на оптимизм есть величина постоянная " (З;О=Const). Канушин.
- "Ленин, Сталин и Загузов – классики военных ВУЗов". Загузов Иван Михайлович – старший преподаватель кафедры № 31, инженер-полковник, любящий изрекать афоризмы.
- "Сравнение еще не доказательство".
- "Всю жизнь в борьбе. До обеда с голодом. После обеда со сном".
- "Наука начинается с переноски тяжестей". Максимов.
- "Если ты поставишь двойку, то получишь головомойку". Максимов.
- "Все, сильно зарвавшиеся, подлежат уничтожению". Максимов.
- "Время всегда отделит фальшивое от настоящего (праведного). Подождем".
- "Великие идеи рождаются в свободном плавании". Максимов.
- "Заканчивай начатое". Максимов.
- "Заканчивай то, что ты начал". Гете.
- "Пусть будет так, как будет". Максимов.
- "Если долго разговариваешь, можешь быстро надоесть". Передача "Опять двадцать пять".
- "Ученым можешь ты не быть, но кандидатом наук быть обязан".
- "Главное – написание книги, а не ее издание". Максимов.
- "Он нашел свое место в науке, но оно оказалось приставным. Клуб "13 стульев".
- "Бороться и искать! Найти и перепрятать". Максимов.
- "Если хочешь быть счастливым, будь им". Козьма Прутков.
- "Прав тот, у кого больше прав".
- "Меня ругают – значит, я существую". Гаврила Увеков.
- "Сейчас чем выше ранг руководителя, тем большая он сволочь". Максимов.
- "На войне, как на войне! Все способы хороши".
- "Кадры решили! И все!". Имеется в виду отдел кадров.
- "Пусть идет так, как идет. Что сделано – то и хорошо". Максимов.
- "Тут докторскую диссертацию нужно писать, а в голове одни бабы". Максимов.
- "Каждый доволен своим умом и способностями и недоволен своим положением". Даниил Гранин.
- "Когда начался пожар, то не время проверять план противопожарных мероприятий". Даниил Гранин.
- "Теоретик… Фигура не столько для пользы, сколько для украшения". Даниил Гранин.
- "Привычка находить во всем только смешную сторону есть верный признак мелкой души, поскольку смешное лежит на поверхности". Даниил Гранин.
- "Успешная научная работа требует постоянного увеличения субсидий, что делает невозможным дальнейшие исследования". Закон Паркинсона.
В соответствие с этим законом большинство из нас кончают ролью административного деятеля.
- "Англичане говорят: Есть три вида лжи: 1) ложь, 2) сильная ложь и 3) статистика".
- "Попытка природы создать мыслящее существо явно не удалась". Макс Борн.
- "Решимость – все. Она из породы иглокожих". Томас Манн.
- "Встречаясь с человеком, никогда не говори всего, что думаешь. Не отдавай свое сердце целиком в чужие руки". Китайский поэт.
- "Жизнь человека слишком коротка, чтобы браться за безнадежные проблемы; память ограничена, и чем больше научного сора будет засорять голову, тем меньше останется места для великих мыслей ". Лев Ландау.
- "Из толстых книг нельзя узнать ничего нового. Толстые книги – это кладбища, где погребены идеи прошлого". Лев Ландау.
- "Отвергнутый проект не более бесполезен, чем те, которые они принимают. Оказывается, все дело в том, что Он пришел со своим планом. Если бы это был их план, Они нашли бы его блестящим.
Таким образом, сущность охоты за субсидиями заключается в том, чтобы убедить исполнительные власти фонда, будто это Они придумали данный проект исследований, будто от них исходит инициатива, а вы лишь исполнитель и соглашаетесь со всем.
Принцип безынициативности – вот первое следствие закона Паркинсона. Непрерывный рост субсидий – это второе следствие выведенного мною закона". С. Норткот Паркинсон.
- "Все знают, что это невозможно. Но вот приходит невежда, которому это неизвестно – он-то и делает открытие". Эйнштейн.
- "Чем дальше эксперимент от теории, тем ближе он к Нобелевской премии". Жолио-Кюри.
- "Недаром один великий физик не уставал говорить, что всякая физическая теория должна быть математически элегантной". Владимир Карцев.
- "Боишься жизнью рисковать – тебе успеха в ней не знать". Шиллер.
- "Жить – идти вперед". Сергей Жемайтис.
- "У случая бывают капризы, но не привычки". Жюль Верн.
- "Что вы здесь сидите – работать надо". Сергей Королев.
- "Само понятие разума означает способность постоянно искать новое, а это есть отрицание всего устоявшегося". Герберт Уэллс.
- "Какое зло приносит нам небрежное употребление слов". Герберт Уэллс.
- "Осторожность ценится высоко во все времена и у всех народов". Ал. Азаров и Вл. Кудрявцев.
- "Старое мудрое правило: выдай сомнения оппонента за свои сбственные и опровергни их", Ал. Азаров и Вл. Кудрявцев.
- "Руководящие указания может давать даже дрессированная шимпанзе". "Не хватайте меня за язык". "Терпение, мой друг, и Ваша щетина превратиться в золото". Кинофильм "17 мгновений весны".
- "Без паблисити нет просперити". Ильф и Петров.
- "Подвиг одного – это преступление другого". Михаил Жванецкий.
- "Человек бездонен, если он человек". Задонщина.
- " Это мной давно уже обещано. Это я обязан рассказать". Михаил Светлов.
"А вы на земле проживете,
Как черви земные живут,
И сказок о вас не расскажут,
И песен о вас не споют".
Максим Горький.
"Наш мир, может, несколько страшен,
И жизнь наша – без толку труд.
Все ж буду работать отважен.
Пускай меня глупым зовут".
Джеймс Кларк Максвелл.
"О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенный дух,
И опыт – сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг".
Александр Пушкин.
Это он сказал по поводу изобретения телеграфа Шилингом.
- "Да здравствуют трусы! Они умеют мыслить "логически". Александр Дюма.
- "Не в одной правде сила". Лион Фейхтвангер.
- "Откровенность – высшая субстанция цинизма". "Выдержка – обратная сторона стремительности". Кинофильм "17 мгновений весны".
- "Чем наглее ложь – тем народ легче в нее верит". "Ложь, повторенная тысячу раз, на тысячу первый становится правдой". Геббельс.
- "Хочешь кого-нибудь уничтожить – начинай подчеркнуто неумело его отстаивать". Татьяна Горбачева.
- "Древние греки говорили: "Все течет. Все изменяется".
- "История не прощает ошибок". Шопенгауэр.
- "Съедают тех, кого не переваривают".
- "Одни страдают сердечной недостаточностью. Другие – недостаточностью сердечности".
- "O tempora, o mores! О времена, о нравы!"
- "Самые опасные недруги – это бывшие друзья!"
- "Cum gremo salis! С особой осторожностью!"
- "Мои желания уже творят". Максимов.
- "Да! Жить мы не умеем. Живем не в удовольствие, а в необходимость". Максимов.
- "Человек, который хочет, - совсем другой человек, и он совсем по-другому может". Житейский опыт.
- "Исконно русская привычка – творить добро себе в ущерб".
- "Если бы я работал только руками, я всегда бы выполнял свои обязательства". Марк Твен.
- "Все тайное рано или поздно станет явным".
- "Опыт приходит к нам со скоростью уходящих дней".
- "Несправедливость не всегда связана с каким-нибудь действием: она часто состоит именно в бездействии". Марк Аврелий.
- "О человеке должно судить не по его высоким качествам, а по тому, как он их использует". Ф. Ларошфуко.
- "Быть добрым совсем не трудно, трудно быть справедливым". Виктор Гюго.
- "Лучший способ сохранить память добрых дел – повторять их". Ф. Бекон.
- "Порицая других, мы просто косвенно хвалим себя". Т. Эдвард.
-" Никогда не следует слишком пренебрегать мнением, отличным от Вашего". А. Граф.
- "Не забывайте, что гнев есть кратковременное безумие". Гораций.
- "Самая большая ошибка – полагать, что ты никогда не ошибаешься". Т. Карлейль.
- "С каждым днем мы живем дольше". Эрих Мария Ремарк.
- "Несмотря на все их недостатки, люди больше всего достойны любви". Гете.
- "Как лекарство не достигает цели, если доза слишком велика, так порицание и критика мало что дают, когда переходят меру справедливости". Шопенгауэр.
- "Нельзя дурачить всех все время. Свобода для волка не может быть свободой для ягненка". Линкольн.
- "Легче всего обмануть самого себя". Демосфен.
- "Я не разделяю Ваших взглядов, но я отдам жизнь за то, чтобы Вы могли их высказать". Вольтер.
- "Трудности существуют для того, чтобы их преодолевать". Передача "Здоровье" по ТV.
- "Ахиллесова пята каждого человека – казаться не тем, кем он есть, а чуточку выше". Шопенгауэр.
- "Течение времени делает великанами людей среднего роста и, бывает, лилипутами сегодняшних гигантов". Лев Успенский.
- "Выводы могут быть сделаны с достаточной степенью трезвости, осторожности и без "Энтузиазма со взломом". Академик М. Краснов.
- "Сегодня мы любим то, что возненавидим завтра". Даниэль Дефо.
- "Теперь я вижу, хотя слишком поздно, как безрассудно предпринимать какое-нибудь дело, не рассчитав все его издержки и не рассудив, по нашим ли оно силам". Даниэль Дефо.
- "Никогда не подсчитывай потерь. Подсчитывай то, что имеешь. В результате увидишь, какая щедрая к тебе жизнь". Амано Нерво.
- "Вчера было рано, завтра будет поздно". Ленин.
- "Многие, совершающие постыднейшие поступки, говорят прекрасные речи". Демокрит.
- "Если движение нельзя прекратить, его надо возглавить".
- "Чувствовать – это больше, чем знать". Александр Дюма.
- "Сначала нужно ввязаться в сражение, а затем посмотреть, что из этого вышло". Наполеон Великий.
- "О неудобных для себя проблемах писать кратко и неясно". Наполеон Великий.
- "Честность - это прекрасная вещь, когда вокруг тебя все честные, а ты один среди них жулик". Генрих Гейне.
- "Для корабля, который не знает, куда плыть, нет попутного ветра". Сенека.
- "Лишь только тот достоин счастья и свободы, кто каждый день идет за них на бой". Гете.
- "Убивать побежденных необходимо для спокойствия победителей". Чингиз Хан.
- "Специалист подобен флюсу, ибо полнота его односторонняя". Козьма Прутков.
- "Если Вы украдете яблоко, Вас посадят в тюрьму. Если же Вы украдете железную дорогу, Вас выберут в сенат".
- "Побеждают всегда те лидеры, которые умели повести за собой интеллигенцию. Без интеллигенции никто не может выиграть борьбу за власть". Павло Загребельный.
- "Серебро дешевле золота, а золото – дешевле моральных достоинств". Гораций.
- "Подумай, прежде чем подумать". Станислав Ежи Лец.
- "День сегодняшний есть следствие дня вчерашнего, а причина грядущего дня создается сегодня". О. Куваев.
- "Нужно развивать рациональное полушарие, не потеряв творческого", Михаил Задорнов.
- "Лучший вид защиты – это нападение".
- "Победитель сначала побеждает у себя в голове, а затем приходит на поле боя и побеждает врага". Китайская мудрость.
- "Кто ищет, тот всегда найдет!"
- "Никогда не сомневайся, если решение принято, но и никогда не принимай решения, если есть сомнения" Виктор Доценко.
Далее афоризмы от Олега Куваева:
- "Если ты неудачлив и слаб, ты – ничтожество".
- " Если ты удачлив и слаб, ты – все-таки личность".
- "Если ты силен и удачлив, ты личность вдвойне".
- "Проблема бывает даже не в том, что ищут неправильно или мало, а в том, что нет лидера. Нужен честолюбец, который будет идти до конца".
- Нужно знать истину, без которой не может быть командира, - грань, где кончается попустительство и стоит слово – "приказ".
- "… с начальством не разговаривают, а отвечают на вопросы".
- "Действовать, а не размышлять – вот лозунг мужчины".
- "Чем больше думаешь, тем страшнее!"
- "Без событий нет времени".
- "Лишенная движения мудрость бесполезна для ближних, а значит, служит обузой народу".
- "Только плебеи считают за счастье: лежать вверх задницей и ничего не делать".
- "В любом месте чувствовать себя, точно дома".
- "Если тебе быть вознесенным, тебя вознесут другие. Друзья, коллеги выберут тебя лидером. Но, если ты попытаешься взять лидерство сам, без заслуженного права на это, ты уже вычеркнут из списка своих".
- "Приобретатели всерьез собрались захватить мир. Теперь мир захватывают покупатели".
- "Сила пророков в их моральной уверенности".
- "Заурядность руководителя".
- "Если что-то требуется, оно должно быть обнаружено".
- "Вы получили задание с двойным дном. Догадайтесь об этом".
- "Делай или умри".
- "Верь себе и природе".
- "Ваша задача – иметь раскаленный мозг, вырабатывать идеи и тут же согласовывать их с принудительной силой реальности. Это есть мудрость".
- "Мы обречены на нашу работу!"
- "Настоящий долг сидит в существе человека".
- "Мир многолик и стопроцентная добродетель пока достигнута только в легендах".
- "Принцип дзю-до: падающего толкни, нападающего тяни".
- "Сравнение, еще не доказательство".
- "Мера всех вещей – это Труд, высшее счастье – Работа, сокровенное – Человек – хозяин своей жизни и своей страны".
- "Жизнь ради идеи – закон социального обновления".
- "Профессиональное прорастает в нравственное. Этим достигается истинность смысла и дела человека на земле".
- "Бытие определяет сознание". Диалектическая философия.
- "О праздность вольная – подруга размышления". Пушкин.
- "Хорошая мысля приходит опосля".
- "Будь больше, чем ты кажешься".
- "Индивидуализм – это зло". Максимов.
- "Мыслитель раздваивается при доказательстве: он сам себе противоречит, и лишь когда мысль испытана и преодолено это противоречие с самим собой, она оказывается доказанной… Мыслитель лишь постольку диалектик, поскольку он противник самого себя". Фейербах.
- "Вдохновение не любит посещать ленивых". Чайковский.
- "Как быть таланту среди злодеев и глупцов?"
- "Кто не дурак, тот вольнодумец и враг" Омар Хаям.
- "Никогда не говорите о себе дурно. Это сделают Ваши друзья". Андре Моруа.
- "В гении то прекрасно, что он похож на всех, а на него - никто". Бальзак.
- "Всякий разумный довод наносит обиду". Стендаль.
- "Если хотите нравиться другим, не надо говорить о том, что они любят и что их трогает, избегать споров о вещах, им безразличных, редко задавать вопросы и никогда не давать повода думать, что вы умнее". Мольер.
- "Хороший человек мыслит, как бы себя возвысить, плохой – как другого унизить, а корень один. Чего только люди ради чести не делают". Александр Корн.
- "Парадокс – истина не сразу распознаваемая. У парадокса есть могущественный антипод – софизм. Ложь, похожая на истину. Мы с легкостью проглатываем софизм, но настораживаемся, почуяв запах парадокса". Александр Корн.
- "Борьба между физиками и лириками закончилась победой сферы обслуживания". – Это сказал студент в беседе на телеэкране с академиком.
- "Чужое поражение – твоя победа". Никита Михалков.
- "Настоящие друзья должны понимать тебя, даже если ваши взгляды не совпадают". Максимов.
- "Каждый делает себя сам".
- "Как трудно бороться за свое бессмертие". Максимов.
;
ПЕРЕСТРОЙКА – НАШЕ НЕСЧАСТЬЕ
Назначение Горбачева на пост Генсека прошло обыденно. Наши политработники поснимали со стен портреты Черненко. Повесили портреты Горбачева. Началось изучение материалов апрельского 1985 года пленума ЦК КПСС. Никто не думал о том, к чему этот пленум в итоге приведет. На стенах появились плакаты, отражающие смысл "перестройки" в армии.
Вскоре политработники начали говорить о том, что возможно в стране будет введена многопартийная система.
Я считал, что это правильно. Человеческое общество – это самосовершенствующаяся система автоматического регулирования и, если в ней не будет отрицательной обратной связи, то она пойдет вразнос. Роль отрицательной обратной связи в обществе выполняют оппозиционные партии. Вот такие мысли я высказывал своим товарищам. Они называли меня в шутку: "Техницист в политике".
Затем началась кампания по борьбе с алкоголизмом.
Прекратились наши выпивки на кафедрах по праздникам и в ресторанах тоже.
Негласно разрешалось устраивать пьянки только дома, да и то "тише-тишее – чтоб никто не знал". Но товарищи по службе получали звания и должности. Их по-прежнему обмывали. Хотя с некоторой опаской.
Интересно само начало борьбы с алкоголизмом. Неожиданно на кафедрах стали распространяться материалы, напечатанные на ротапринте. Они выдавались и читались как бы подпольно. Дескать, кто-то в Новосибирске в Академгородке собрал эти данные о вреде пьянства и алкоголизма на здоровье и мораль общества. Теперь подпольно борется с этими пагубными явлениями. Позже выяснилось, что все это проводилось под руководством Горбачева и Лигачева прямо из политбюро ЦК КПСС.
Для чего потребовалась такая таинственность? Очевидно, чтобы подогреть интерес у обывателя, то есть у нас, к этим проблемам.
Как уже писалось, я наконец добился для своей лазерной лаборатории отдельной комнаты в спецкорпусе (бывшая царская конюшня) на антресолях, куда вела крутая железная лестница. Я пригласил Колю Акименко, тогда моего начальника кафедры, осмотреть помещение. Обсудив возможности этой комнаты под крышей, предложил выпить по рюмке коньяку и закусить его шоколадной конфетой. Коля сначала отказывался, а потом согласился выпить за мое новоселье. Ведь это была моя первая изолированная комната за всю тридцатитрехлетнюю службу в Вооруженных силах СССР. Тогда я был уже много лет полковником, но мой стол стоял в преподавательской, в которой сидело еще больше десятка полковников, подполковников и майоров. А тут отдельная комната. Хоть почти на чердаке конюшни, но все же отдельная. Мы выпили за новоселье, несмотря на запрет партийных руководителей.
На борьбу коммунистической партии с алкоголизмом в Советском Союзе народ чаще всего откликался фольклором, да еще с юмором. Так, когда при Брежневе увеличили цены на алкогольные напитки, подпольно стали распространяться следующие стишки:
Водка раньше стоила пять,
А теперь же стала восемь.
Все равно мы пить не бросим.
Передайте Ильичу
Нам червонец по плечу.
Ну, а если будет больше,
Будет то, что теперь в Польше.
Когда станет двадцать пять,
Будем Кремль, как Зимний брать.
Наши курсанты тоже не отставали в подобном юморном фольклоре:
Если сын Ваш склонен к спирту,
Отдавайте его в КВИРТУ.
Если водку пьет как пиво,
Отдавайте в КВЗРИУ.
Если полный идиот,
В КВОКУ будет замкомзвод.
В годы борьбы с алкоголизмом широко распространилась юморная выдержка из служебной характеристики на офицера:
"В пьянке не замечен, но по утрам часто и большими глотками пил холодную воду".
Приведу еще притчу, ходившую в годы Горбачевской перестройки социализма в капитализм.
"Все учатся – но никто ничего не знает.
Никто ничего не знает – но все работают.
Все работают – но никто ничего не делает.
Никто ничего не делает – но план перевыполняют.
План перевыполняют – но в магазинах ничего нет.
В магазинах ничего нет – но у людей все есть.
У людей все есть – но люди недовольны.
Люди недовольны – но все они "за".
Да, здесь многое утрировано, но то, что в магазинах искусственно создавался криминальными торговцами дефицит, несомненно. Это они делали, чтобы самим нажиться на спекуляции товарами первой необходимости и одновременно вызвать недовольство у народа социализмом.
Если взглянуть на фотографии тех лет, то можно увидеть, как хорошо мы одеты и сыты. Хотя в магазинах ничего не было, но все продавалось с черного хода по завышенным ценам. В то же время нам давали такие оклады, что мы эти цены могли оплатить. Да еще и часть денег положить на сберегательную книжку.
УВОЛЬНЕНИЕ ИЗ АРМИИ
Сразу после окончания весеннего семестра, то есть летом 1988 года, меня вызывают к начальнику училища генерал-майору Парафейникову Борису Дмитриевичу. Он мне сообщает буквально следующее:
- Максимов! Есть приказ Министра Обороны  о том, чтобы отец и сын в одной части не служили. Выбирайте, или мы Вашего сына переводим в войска, или вы увольняетесь из армии.
- Товарищ генерал! Я увольняюсь. Только дайте мне квартиру.
В том 1988 году мы со второй моей женой Татьяной, ее сыном от первого брака Евгением (15 лет) и двумя моими детьми Анкой и Станиславом, родившимися в 1987 году, жили в двухкомнатной моей квартире на  Бульваре Перова. После рождения моих детей меня взяли на очередь в училище по улучшению жилищных условий.
- Тогда будем готовить документы на Ваше увольнение. Квартиру получите в ближайшее время. Это я обещаю.
В том же году мне дали трехкомнатную квартиру на Троещине. Борис Дмитриевич сдержал свое обещание. Другое дело, что сын мой, Александр, не оценил этой моей жертвы. Я еще мог бы пару лет служить в армии. Может быть и дальнейшая судьба моя сложилась иначе. Но дело было сделано и мне на новый осенний семестр 1988 года учебную нагрузку уже не планировали.
Наступила осень. Прошли сентябрь и октябрь, а приказа об увольнении нет. Тогда начальник моей кафедры №7 "Передатчики и приемники" полковник Акименко Николай Васильевич говорит мне:
- Владимир Иванович! Приказа об увольнении нет. Включайся в работу. Будешь читать свой курс.
- Хорошо, - согласился я.
Но буквально на следующий день пришел приказ о моем увольнении из вооруженных сил.
Думаю, что мое увольнение связано с тем, что кому-то потребовалась моя полковничья должность старшего преподавателя, чтобы получить звание полковника или, более того, быть переведенным с периферии на службу в Киев и здесь получить квартиру.
Мое увольнение из Советской армии состоялось в день моего рождения
9 октября 1988 года. Именно в этот день зачитали приказ о нем. Мне исполнилось ровно 54 года. Затем я съездил в отпуск на Дальний Восток, где посетил родственников моей первой жены Люси, и 9 декабря 1988 года был исключен из списков части, то есть училища. Это произошло на год раньше, чем положено. По основному приказу о прохождении службы офицерами я должен быть уволен из армии только в 1989 году.
Поскольку мои отношения к тому времени со второй женой Татьяной были натянуты, то я обратился к семье академика Гришко Николая Николаевича с просьбой провести прощальный банкет для коллег по кафедре в их большой квартире, что тогда была на улице Толстого. Дочь академика Галя и его внучка Ольга взяли на себя труд по организации стола, ну а выпивку мы доставили сами.
Товарищи мои остались довольны. Большинство из них не бывали в столь больших квартирах. Жили в "хрущевках".
Когда мы остались с Олей вдвоем, она меня стала упрекать за то, что я женился не на ней. Говорила, что сама родила бы мне детей. Расстались мы, как и прежде, друзьями.
К сожалению, судьба ее трагична. Она любила выпить и курила. Как-то, надев нейлоновую рубашку, она закурила. Пепел упал на нейлон, и тот вспыхнул, как порох. Большая часть Ольги была обожжена. Спасти ее не удалось.
ИТОГИ МОЕЙ НАУЧНО-ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В КВЗРИУ ЗА ПЕРИОД С МАРТА 1962 ГОДА ПО НОЯБРЬ 1988 ГОДА
Успешно закончил адъюнктуру и в 1968 году защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата технических наук по проблеме разработки свехвысокочастотных ферритовых измерительных преобразователей, используемых для автоконтроля параметров зондирующих радиолокационных сигналов.
В дальнейшем руководил научно-исследовательскими работами по этому направлению, а также по визуализации невидимых инфракрасных и сверхвысокочастотных полей. Впоследствии работал над проблемой внедрения жидких кристаллов в технику отображения и обработки информации.
В этих работах принимали участие сорок дипломников и пять адъюнктов, научной работой которых осуществлял руководство.
Достигнутые результаты регулярно публиковались:
1. Отчеты по НИР – 26, объемом 43 печатных листа.
2. Доклады на НТК и НТС – 20. Их тезисы объемом 1,5 печатных листа.
3. Авторские свидетельства – 6, объемом 0,7 печатных листа.
4. Научные статьи – 40, объемом 11,58 печатных листа.
Из них:
- в центральных журналах – 25, объемом 5,13 печатных листа;
- в трудах училища – 12, объемом 5,8 печатных листа;
- депонированных – 3, объемом 0,65 печатных листа.
5. Брошюры КДНТП – 2, объемом 3,1 печатных листа.
Итого общий объем научных трудов составляет 60,88 печатных листов. Кроме того, еще одна монография зарегистрирована в Украинском агентстве авторских и смежных прав.
Проводил все виды занятий по следующим дисциплинам:
1. Радиоизмерения, объемом 60 и 200 часов.
2. Расчет и конструирование радиоизмерительных приборов, объемом 164 часа. Впервые поставил в училище.
3. Устройство РЛС обнаружения целей, объемом 20 и 40 часов.
4. Теоретические основы радиолокации, объемом 130 часов.
5. Военное телевидение, индикаторы РЛС, инфракрасная и лазерная техники, объемом 80 часов.
6. Оптоэлектронные устройства, объемом 50 часов.
Разрабатывал программы по этим дисциплинам. Раздел "Лазерная техника" был впервые поставлен в училище. Разрабатывал руководства к лабораторным работам. Участвовал в написании учебника по РЛС обнаружения целей, объем моего помещенного в нем материала 1,2 печатных листа. Издал 10 учебных пособий, общим объемом 16,67 печатных листа. Из них 3 учебных пособия по лазерной технике.
За педагогическую и методическую работу в 1971 году присвоили ученое звание "доцент".
Руководил учебной секцией "Радиоизмерения" 7 лет с 1965 по 1972 год.
Был секретарем Совета Третьего Радиотехнического факультета 4 года с 1970 по 1974 год.
Председатель предметно-методической комиссии "Военное телевидение и оптоэлектронные устройства" 14 лет с 1974 по 1988 год.
Избирался членом партийного бюро на 32 и 7 кафедрах.
Председатель училищного Совета научно-технического общества радиотехники, электроники и связи имени А.С. Попова 10 лет с 1974 по
1984 год.
Таковы итоги моей научно-педагогической деятельности за 26 лет пребывания в КВЗРИУ.

МОЕ ОТНОШЕНИЕ К "ПЕРЕСТРОЙКЕ СОЦИАЛИЗМА В КАПИТАЛИЗМ"
Вскоре после моего увольнения из армии в стране произошли события, на которых нельзя не остановиться. То, что сверху "вожди" партии развалят Советский Союз и "перестроят" социализм в капитализм, простые люди не ожидали. Они верили своей коммунистической партии. Думали, что она ведет их к коммунизму. Вожди же ее их предали.
Почему потерпел поражение социализм в Советском Союзе? Ответ на этот вопрос многими дается по-разному в зависимости от их убеждений. Предлагаю ознакомиться с ответом коммуниста, то есть меня.
Граждане России до Октябрьской Социалистической революции в своем большинстве имели какое-то богатство. В городе мастерские, магазинчики. В деревне - земля у зажиточных крестьян (кулаков). Это была мелкая буржуазия. Рабочий класс в городе и беднейшее крестьянство (батраки) составляли меньшинство.
Эта буржуазия могла дать образование своим детям, но не была в состоянии обеспечить их материально. Поэтому вначале поддержала Социалистическую революцию. Но когда начался перевод в государственную собственность мелких предприятий в городе и особенно коллективизация в селе - она стала в оппозицию к рабоче-крестьянской власти.
Дети мелкой буржуазии были более грамотными и имели лучшие знания, чем дети рабочих и бедных крестьян. Родители первых могли им помочь не только материально, но и словесно, подсказав, например, как пишется то или иное слово.
Таким образом, потомки мелкой буржуазии оказались лучше подготовленными к жизни, чем дети рабочих и батраков. После революции последние вернулись к станкам и к земле. Первые устремились в высшие учебные заведения и впоследствии стали инженерами, агрономами, врачами, педагогами и артистами, то есть составили костяк будущей творческой интеллигенции. Однако подсознательно они оставались мелкими собственниками, то есть мелкой буржуазией. Они слушали рассказы старших в домашнем кругу о былом богатстве их предков, о земле, забранной у них при коллективизации, и потихоньку ненавидели социализм.
Большинство из них работало честно, но были и такие, которые вредили. Их отлавливали соответствующие органы и они высылались в места не столь отдаленные. Так продолжалась классовая борьба рабочих и колхозников с мелкой буржуазией, особенно кулаками. То, что теперь называют репрессиями, было не чем иным, как тихой гражданской войной. А на войне, как на войне - все средства хороши. Они то и применялись с обеих сторон.
После поражения кулаков в деревне их дети двинулись в города. Они всякими правдами и неправдами пробирались на руководящие должности в партийные и государственные органы. Этому способствовала их хорошая подготовка. Моральных тормозов у них не было.
Кроме того, даже деятели, имеющие рабочее происхождение, постепенно различными способами перекрашивались. То жену ему подсунут мещанку или кулачку. То в уши внесут информацию, направленную против социализма, и тому подобное. Распространялись тихонько различные прибаутки: "Все вокруг колхозное. Все вокруг мое". Это означало: "Воруй и тебе ничего не будет".
Тезис Хрущева о "материальной заинтересованности" окончательно подорвал социализм. Он был понят так: "Партийные работники обогащайтесь!".
Брежнев Леонид Ильич был генеральным секретарем ЦК КПСС, то есть практически правителем Советского Союза, с 1964 по 1982 годы. При всех его странностях, а он любил женщин и побрякушки, на мой взгляд, является самым хорошим правителем в течение всей моей жизни. Сам жил и давал народу возможность жить хорошо. Что бы на него не говорили демократы, лучшего вождя я до сих пор не вижу.
В Днепропетровске мы жили в двух кварталах от его дома. Я учился в 8-м классе 23-ей школы вместе с его сыном, старшем меня на год. Кстати, на отца он не похож.
За период правления Брежнева парт-номенклатура накопила огромные финансовые состояния. Они тоже требовали своего применения. Тогда они были в подполье, а ими нужно было пользоваться, то есть покупать дачи, машины, ездить за кордон.
Вот так функционеры социализма, даже выходцы из среды рабочих и бедных крестьян, постепенно превратились в мелкую буржуазию.
Мало того, в стране умышленно была создана оппозиция в лице творческой интеллигенции. Партия оттолкнула от себя ее, ограничив прием творческих работников в свои ряды. Членом партии мог стать любой рабочий и крестьянин, а из числа интеллигенции в партию принимали только ее представителей по определенному лимиту.
Финалом было то, что генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза Горбачев Михаил Сергеевич запретил свою же партию. Функционеры социализма совершили в 1991 году переворот во главе с внуком кулака.
Его дед был действительно таковым. По телевизору показывали дом деда, построенный еще до революции.  Такой дом не каждый дворянин имел. Когда началась коллективизация, он добровольно вошел в колхоз и тем самым избежал репрессий.
Кстати. В теории Марксизма-Ленинизма нет ответа на вопрос:
- Как предотвратить обуржуазивание руководителей строительства социализма?
В настоящее время бывшая парт-номенклатура быстрыми темпами строит капитализм, вернее его реставрирует. Помогают им комсомольские деятели времен "перестройки".
Таким образом, в классовой борьбе рабочих и буржуазии победа сейчас на стороне последней. Демократия – это диктатура буржуазии. Власть денежных мешков. Они купят все и всех. Выборы ничего для простого народа не дадут. Ему с их помощью к власти не прорваться. Только социалистическая революция под руководством коммунистов спасет его от эксплуатации человека человеком.
Интеллигенция опять в своем большинстве оказалась обманутой. Она сейчас бедствует, особенно техническая, но в силу своего происхождения не может отказаться от иллюзий, которыми был насыщен контрреволюционный переворот сверху. Во всем винит бывших коммунистических функционеров, называя их коммуняками. Этим оскорбляет и честных коммунистов, отдававших всего себя делу строительства социализма.
Все дело в алчности человеческой природы. В стремлении к непосильному обогащению, особенно непроизводственным путем - "навариванием" денег через коммерческие банки. Этот процесс для общества непосредственно не виден, а поэтому банковская буржуазия им широко пользуется.
Банки в угоду западному капиталу остановили и разрушили производственные предприятия тем, что установили за кредиты очень большие проценты. Когда же в 2009 году наступил кризис и банки начали лопаться, буржуазное правительство взяло кредит у Международного валютного фонда и покрыло долги банков.
Сейчас все строители капитализма и в первую очередь "народные" демократы на всех перекрестках кричат, что строят правовое государство. Однако известно, что Римское право - это право материально сильного потому, что оно было властное право. Его теперь берут за основу наши законодатели, загоняя народ в ярмо к капиталистам. Спрашивается. Какие законы могут принять законодатели в Верховной Раде Украины, если в ней среди народных депутатов триста миллионеров, то есть больше, чем две трети. Ответ напрашивается сам собой. Они примут законы, направленные против народа, то есть рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции.
Враги социализма любят повторять, что он просуществовал целых семьдесят лет и потерпел крах.
Да, оно так и было в Советском Союзе. Однако еще остался Китай и другие социалистические страны. Следует напомнить, что социализм, то есть общество без эксплуатации человека человеком, просуществовал всего лишь семьдесят лет. В то время как эксплуататорские общества (рабовладельческое, феодальное, капиталистическое) существуют многие тысячи лет. Они накопили огромный опыт по способам угнетения трудящихся и удержании их в повиновении. Не может быть стабильным общество, в котором один владеет миллиардами, а другой еле-еле сводит концы с концами от зарплаты до зарплаты.
Сейчас многие молодые люди думают, что они станут миллионерами. Поэтому поддерживают "демократов" "оранжистов", то есть ржавых. Но все миллионерами быть не могут. Они разочаруются в демократии для "денежных мешков", то есть капитализме, и вновь совершат социалистическую революцию. Когда это произойдет? Трудно сказать. Народ должен хорош наесться капитализма. А сейчас "наш путь во мраке". Нет идеи, за которую стоило бороться. Вернее, идея то есть - это коммунизм, но она настолько опорочена демократами, что за ней простые недальновидные люди не идут.
При "перестройке" социализма в капитализм сработал эффект ненависти народа к любой власти. Он думал, что при новой власти жить ему будет лучше. Поэтому и не препятствовал "перестройке". На самом деле люди потеряли действительно народную власть, свою власть, а простому народу стало жить значительно хуже, чем это было при социализме.
Основные каноны капитализма сводятся к следующим:
1. Человек человеку - волк.
2. Обмани ближнего ибо он обманет тебя и возрадуется.
3. Прежде всего моя личная выгода. Она на первом месте.
4. В бизнесе товарищей нет, есть партнеры.
Чтобы народные массы не восставали, эти каноны пытается сглаживать религия.
Наш народ все еще никак не поймет, что все партии, кроме коммунистической и прогрессивной социалистической партии Витренко, есть по определению буржуазные. Они отстаивают интересы различных групп класса капиталистов. Одни олигархи борются за сферы влияния и контроль над денежными потоками с другими такими же олигархами. Ющенко, Янукович, Тимошенко, а теперь еще  Яценюк и Тегипко- это одна и та же компания, заботящаяся только о собственных интересах. Мороз болтается между ними, примыкая то к одному, то к другому клану.
Чтобы сбить людей с толку, буржуазия свои партии теперь называет блоками по имени их "вождей". Народ всегда мечтал иметь доброго царя. Вот он и мечется между этими "вождями".
Хочу еще раз отметить, что, к сожалению, коммунисты сейчас у обывателя, особенно молодого, не в почете. Их не видно на экранах телевизоров и не слышно по радиоточке. Они только издают газету, которой в продаже нет. Молодежь, как известно, газет не читает. Нужно добиться, чтобы хотя бы один канал телевидения стал коммунистическим. Необходимо вернуть собственность коммунистической партии.
Отмечу еще раз, что "перестройку" Горбачев начал в интересах своего класса, состоящего из руководителей (партийных, советских и производственных), а также их поддерживающей крупной богемы (преуспевающих артистов и писателей), то есть тогда уже богатых людей. Им нужна была свобода для денежных операций и свобода слова, чтобы достигать своих целей путем обворовывания (причем законного) рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции, то есть производителей товаров и услуг.
Законы издавались такие, которые позволяли правящему классу разворовывать народное добро. Опять же на законных основаниях. Этот процесс назвали приватизацией.
Чтобы простой народ молчал, ему позволили приватизировать то имущество, которым люди и так уже владели, то есть квартиры, гаражи, дачи, а также якобы часть всенародной собственности с помощью "Ваучеров".
Что теперь имеем? Известно всем. Ваучеры оказались пустой бумажкой. В то же время Горбачев стал президентом фонда своего имени, то есть крупным банкиром. Его сподвижники тоже получили свою долю. Теперь они миллионеры или даже миллиардеры.
Несколько слов о причинах развала Советского Союза. Главной ошибкой национальной политики Ленина и Сталина было то, что они, создавая Советский Союз, разделили Россию по национальному признаку. Тем самым вырастили в союзных республиках национальную буржуазию. В лице центральных комитетов национальных компартий, правительств республик и других руководящих организаций. Ибо националисты всегда буржуа. Кроме того, признавали право наций на самоопределение, вплоть до полного отделения. Такое союзное государство долго существовать не может. Как только сняли запреты, националисты вылезли, как поганки после дождя.
Отцы нации, строившие Соединенные штаты Америки, поступили мудрее. Они территорию разделили только административно, не давая никому никакой автономии. А ведь западные штаты США заселены мексиканцами, то есть испанцами, а не англичанами - как на востоке. Первые могли требовать самоопределения и автономии.
В результате развала Советского Союза на национальные государства Россия потеряла много территорий и населения. Кроме того, за пределами Российской Федерации осталось десятки миллионов этнических русских. Такого удара ей не наносил ни один враг ни в какой войне, который нанесли Горбачев, Ельцин, Кравчук и Шушкевич. Сейчас русские в бывших союзных республиках находятся в угнетенном положении, а в Прибалтике даже лишены гражданских прав, то есть не могут избирать и быть избранными в органы власти.
Национализм - это всегда война. Он несет беды трудовому народу. На Украине все делается под флагом - возрождения украинского языка. Но этот язык, как и другие национальные языки, должен отмерить и полностью выйти из употребления. Таков объективный закон развития человечества.
Еще до революционного переворота в 1991 года в Украине началась кампания по поднятию статуса украинского языка. Сначала в Законе "О языках в Украинской ССР" принятом в октябре 1989 года его объявили языком межнационального общения в СССР.
После переворота украинские националисты (укрнаци) стали требовать "дерусификацию городов". Сюда входили запреты рекламы на русском языке, обучение в украинских ВУЗах и школах только на украинском языке, запрет на занятие руководящей должности без знания украинского языка. Требовали писать отчеты по научно-исследовательским работам на этом языке. Дошли даже до запрета разговаривать на русском языке в общественных местах, в частности, на перерывах в школе.
Некоторые наиболее рьяные укрнаци до сих пор все еще мечтают выселить всех русскоговорящих с Украины. Они даже придумали афоризм: "Чемодан, вокзал, Россия!" Вся эта насильственная украинизация во мне вызывали протест. Он выразился в стихах, обращенных к русскому народу, к Украине и к чернобровым украинкам (анти Шевченко).

К НАРОДУ РУССКОМУ
Вставайте, русские, проснитесь!
От сна скорее пробудитесь!
Державу Вашу рушат.
Вас пропагандой душат.

Вы в шоке пребываете.
О чем теперь мечтаете?
Вас предали "вожди" свободы.
Вас предали "друзья" народы.

Теперь Вы нацменьшинства.
Не сыщешь больше свинства.
Вы русская диаспора
В республиках Союза,
Порою прав лишенная,
Для многих лишь обуза.

Сейчас Вы все обречены
На прозябанье жалкое.
Причины здесь обнажены.
Нужно лишь сердце жаркое.

Ведь госязыковый закон
Лишил Вас языка родного.
А сколько будет перепон
Для парня молодого.

Останется ему одно –
С лопатою на стройку.
Так он опустится на дно,
Кляня ту перестройку.

Народ великий и могучий,
Неужто будешь просто кучей
Разобщенных областей?
Не стыдно ль пращуров костей?
1991 год                Киев

УКРАИНЕ
Родина моя, земля дорогая.
Не хочу, чтоб стала для меня чужая.
Пусть сейчас зовешься просто Украиною,
С Севера прикрывшись братскою Россиею.

Кто тебе такое название придумал?
Видно не о тебе он при этом думал.
Почему ты стала в очереди крайней?
Не придумать более названия печальней.
Мало, что печальней. Унизительней.
Последней называться оскорбительно.
Скифия, Таврида, Киевская Русь.
Не хочу быть крайним. Я к тебе вернусь.
К тебе изначальной – Киевской Руси.
Почему печальной? Ты меня спроси.

Я тебе отвечу с горечью и болью.
Что совсем не время шумному застолью.
Предательство зреет на твоей земле.
Кто из нас сумеет выстоять в борьбе.

Сколько предавали тебя твои "вожди".
Татар, поляков, шведов допускали.
С немцами играли. Блудные сыны.

Будьте бдительны сейчас, люди Украины.
Речи новых тех "вождей" совсем небезвинны.
Хотят они свободно нами править.
А посему не могут все как есть оставить.
Каждый хочет власти для себя урвать.
Все вместе от России оторвать.
Вся эта борьба за их свободу
Дорого обойдется нашему народу.
7 ноября 1991 года                Киев

АНТИ ШЕВЧЕНКО
Кохайтеся, чорноброві, також з москалями.
Бо москаль іде до Криму і там він загине,
Захищая Україну від татар і турок,
Бо п‘яндики козаченькі на це не спроможні,
Вони вміють грабувати і все пропивати.
Не було спокою на Вкраїні милій,
Поки наші москалі нас не захистили.
А як почали будувати "вільну" Україну.
Гімн у Польщі ми вже вкрали.
На лиху годину.
Ну і що то за держава – орденів немає.
Так позичим їх у німців.
І таке буває.
Захотілося нам мати і свою валюту.
Друкували у Канаді. Возили по світу.
На кордоні вагон валюти вкрали на свою еліту.
Хай еліта роз'їжджає тільки в мерседесах,
Народ в ярма заганяє на м‘яких колесах.
Розпродали Україну малими шматками.
Татар, німців напустили цілими родами.
А Хрещатик весь без бою здали американцям.
Інші вулиці здамо всі другим поганцям.
1 мая 1992 года     Киев

МОЯ НАУЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПОСЛЕ УВОЛЬНЕНИЯ ИЗ АРМИИ
Как писалось выше, в декабре 1988 года я был уволен по выслуге лет из Вооруженных Сил СССР в запас. После этого прошел конкурс на замещение должности научного сотрудника кафедры общей и теоретической физики Киевского политехнического института (КПИ).
В связи с сокращением научного сектора в КПИ в октябре 1989 года переведен на должность старшего инженера, а затем - инженера ІІ и І категорий на кафедре.
На кафедре открылась вакансия должности доцента. Заведующий кафедрой профессор Тронько Владимир Дмитриевич предложил мне занять ее и читать лекции по общей физике. Тем более, что я имею звание доцента. Однако я отказался по причине того, что с одной стороны нужно было поднять большой курс, а с другой - память стала уже не та. Особенно ухудшилась оперативная память. Студенты ждать не будут, пока я буду вспоминать.
В 1991 году был ученым секретарем Всесоюзной конференции "Применение лазеров в технологии и системах передачи и обработки информации", проводимой Республиканским домом экономической, научной и технической пропаганды совместно с КПИ.
В апреле 1992 года назначен на должность заведующего лабораториями кафедры общей и теоретической физики КПИ.
На декабрь 1993 года результатами моей методической и научной работы являются 106 трудов. Из них: 29 отчетов по научно-исследовательским работам (в 16 из них был научным руководителем); 17 докладов на научно-технических конференциях и семинарах; 6 авторских свидетельств на изобретения; 25 научных статей в центральных журналах; 12 научных статей в трудах училища; 3 научных статьи депонированы; 1 научная статья в сборнике института; 2 брошюры КДНТП; 1 учебник; 10 учебных пособий.
В январе 1996 года перешел на должность начальника лаборатории в научно-исследовательский институт новых физических и прикладных проблем (НИИ НФПП). В связи с прекращением финансирования лаборатории в августе 1996 года переведен на должность ведущего научного сотрудника НИИ НФПП. После реорганизации последнего института в новый Центральный научно-исследовательский институт навигации и управления в июне 2002 года переведен на должность ведущего инженера.
За время работы в НИИ НФПП принимал участие в написании 12 отчетов по научно-исследовательским работам. В ЦНИИ НиУ подготовлено 3 отчета по патентным исследованиям.
В связи с состоянием здоровья 03 мая 2008 года уволен из ЦНИИ НиУ по собственному желанию. Сейчас мой трудовой стаж составляет почти 56 лет.
После увольнения из армии жизнь моя пошла "наперекосяк". Теперь, где бы я не работал, вел дневник. Так собрался материал на книги:
1. Дневник научного сотрудника Киевского политехнического института. - Киев, 2003 - 403 с.
2. Дневник ведущего научного сотрудника Научно-исследовательского института новых физических и прикладных проблем. - Киев, 2002 – 355 c.
3. Дневник ведущего инженера Центрального научно-исследовательского института навигации и управления. - Киев, 2006. - 567 с.
4. История болезни моей. - Киев, 2010. – 307 c.
В этих дневниках описан процесс гибели ВУЗовской науки, а также прикладной науки институтов Министерства промышленной политики Украины в период "перестройки" и "незалежности", то есть  с 1988 года по 2008 год. Показан ход разбазаривания научного оборудования. Отражено поведение сотрудников в условиях "перестройки", их выживание и моральный облик, вплоть до полной деградации некоторых из них.
Показано, каким унижениям были подвергнуты научные сотрудники, что заставило их уволиться. Отражено поведение руководства институтов по отношению к своим подчиненным. Финансовое банкротство института даже стало одной из причин смерти директора.
Основной целью этих дневников было исследовать среду разработчиков радиоаппаратуры изнутри, то есть из их комнат, кабинетов и коридоров институтов, в условиях рыночной экономики.
В книге "История болезни моей" освещена современная ситуация в сфере медицинского обслуживания, особенно на стационарах. Отмечается вымогательство у больных денег врачами и медицинским персоналом - сестрами и санитарками. Показан кризис бесплатной медицины.
В эти годы собрал все стихи, написанные ранее, и издал небольшую книжицу под названием: "Вторая молодость моя", Киев, 2000,- 60 с. Все эти стихи написаны в зрелом возрасте. Они отражают мои переживания при общении с женщинами. Воспевая вечную любовь, не забывал о философии жизни, природе, друзьях и сотрудниках.
Играй в любовь,
Но не играй любовью.
Она не повторится вновь.
И ты не смоешь
Даже своей кровью
Нахлынувшую на тебя любовь.
9 января 1998 года, Киев

Вне планов своих институтов продолжал собирать материал по жидкокристаллическим управляемым транспарантам. При этом подготовил к изданию свою книгу, которую начал еще писать в Киевском высшем зенитном ракетном инженерном училище:
Максимов В. И. Жидкокристаллические управляемые транспаранты. Часть 1. Жидкокристаллические мониторы. Киев, 2003,- 331 с.
В этой книге рассматриваются назначения, классификация, принципы действия, методы и способы управления, устройство, работа, расчеты, характеристики, параметры и применения жидкокристаллических управляемых транспарантов, обеспечивающих пространственно-временную модуляцию когерентных и некогерентных световых потоков в оптических вычислителях и мониторах. Раскрываются способы адресации элементов в управляющих матрицах компьютерных и телевизионных жидкокристаллических экранах. Приводятся конкретные варианты их построения. Даются общие сведения о выпускаемых промышленностью жидкокристаллических экранах.
В промежутках между пребываниями в больницах собрал все свои стихи, написанные в разные годы и ранее не публиковавшиеся в сборник "Мои размышления", Киев, 2009,- 48 с. Они имеют различную тематику: от общественно-политической до лирической. В стихах описаны мои взаимоотношения с начальниками, сослуживцами, друзьями и подругами. Приводятся впечатления от различных местностей и городов. Уделено внимание размышлениям о жизненных ситуациях и поэтическом творчестве.
ВСТРЕЧИ ВЕТЕРАНОВ КВЗРИУ
23.03.04 года
В воскресенье 21.03.04.года мы ветераны Киевского высшего зенитного ракетного инженерного училища (КВЗРИУ) собрались в актовом зале нашего главного корпуса. Теперь в этом здании Академия министерства обороны Украины. Собрал наш Начальник училища генерал-лейтенант Парафейников Борис Дмитриевич.
Повестка дня встречи ветеранов:
1. Доклад начальника училища.
2. Выступления современных хозяев здания и гостей.
3. Концерт Ансамбля песни и пляски Министерства обороны Украины.
4. Фуршет (выпивка и закусывание стоя под тосты).
Встретили нас хорошо. Без всяких формальностей все ветераны прошли на территорию теперь уже Академии.
Шли мы по дорожке к главному входу, рассматривая нововведения современного руководства.
Нет уже бетонного флага на входе у ворот, на котором бронзовыми буквами размером порядка 20 сантиметров было написано название нашего училища.
Исчез бюст Ленина, который стоял между проходной и главным корпусом. Его вылепил скульптор - выпускник нашего училища. На месте бюста громадная в несколько тонн глыба красного необработанного гранита.
Вход в главное здание, над которым расположен балкон, где мы отдыхали от работы в читальном зале, перекрашен из привычного серо-цементного цвета в розово-желтый неприятный цвет. Тогда это крыльцо выглядело солидно по столичному, а сейчас по-деревенскому. В общем, по сельскому.
Справа и слева на столбах крыльца вывески на английском и украинском языках. Причем ближе к проходной на английском. Неужели новую Академию так часто посещают англичане или американцы. Это пахнет мелким подхалимажем Западу, то есть нашим бывшим вероятным противникам:
- Видите, какие мы хорошие по отношению к Вам, что даже на входе название нашей Академии написали на английском языке.
Здание главного корпуса нашего училища (у меня не поворачивается язык сказать "бывшего") построено перед началом Первой мировой войны. В нем тогда располагалось Николаевское юнкерское училище. Оно всегда мне напоминало крепость с закругленными углами, напоминающими башни. Интересна кирпичная кладка его стен. В ней промежутки между кирпичами на внешней стороне заполнены раствором где-то на две трети ширины кирпича. Это создает впечатление, что каждый кирпичик как бы парит в воздухе. Издалека промежутки между кирпичами выглядят в виде темных полосок на терракотовом фоне кирпичей.
В фойе, куда мы с моим однокашником по адъюнктуре Бескровным Анатолием Михайловичем вошли, тоже было как-то не по родному. Бросилось в глаза отсутствие раздевалки.
Раньше справа и слева за невысокими барьерами из полированного коричневого дерева между колоннами были раздевалки. Тогда за барьерами стояли сотрудницы, как правило, уже пожилые женщины, принимали верхнюю одежду. У нас шинели.
Теперь промежутки между колоннами заполнены простенками, выкрашенными в голубой деревенский цвет. Опять село. Вида никакого. Чтобы попасть в раздевалку, надо было обойти эту голубую стену.
Это нововведение тоже неприятно резало глаз. Да вот еще что, колонны Коринфского ордена  раньше были раскрашены под бежевый мрамор. Теперь они тоже голубые и я их не узнавал. Видно нет сейчас мастеров, способных создать рисунок мрамора на колонне. В общем, столичный дворец превратили в хату.
По всему по этому фойе главного корпуса выглядело каким-то чужим. Мы разделись. Вокруг было полно наших сослуживцев. Начались встречи.
Здесь же в фойе проводилась регистрация прибывших на встречу ветеранов. Дежурные с повязками на рукаве предлагали скорее проходить в зал. Здесь в толпе я потерял Анатолия и так больше с ним не встретился.
Актовый зал был уже почти заполнен, но впереди было три ряда кресел почти незаполненных. Видно их держали для почетных гостей. Пришлось занять место в третьем ряду с левой стороны посередине. Вокруг меня моих ближайших сослуживцев никого не оказалось. Осмотревшись, я увидел Юрова Григория Наумовича. Когда я начал свою преподавательскую деятельность, он был начальником отделения радиоизмерений лаборатории нашей кафедры. Готовил лабораторные установки для демонстраций моих на лекциях и для проведения лабораторных занятий.
Мои пожелания он выполнял четко. Сам он не имел высшего образования. Хотя был уже майором и учился в нашем училище на заочном факультете. Чтобы получить диплом инженера, ему нужно было поработать на инженерной должности. Я тогда был молодым капитаном, но мои лекции были насыщены демонстрациями из области радиоизмерений.
Особый восторг у слушателей (слушатель - это должность обучаемого, ими могли быть и офицеры, и курсанты), вызывали фигуры Лиссажу, формируемые на экране осциллографа электронным лучом.
Юров был в украинской форме. Но я так и не понял: то ли он по-прежнему майор или генерал-майор. Он меня тоже увидел и мы раскланялись. Я пересел поближе и началась обычная для таких встреч беседа:
 - Ты где?
 - А ты?
- Я в администрации президента Украины главным консультантом, - сказал он и вынул из кармана визитку.
В ответ я тоже представился, назвал свою должность и институт.
- Да вот рекомендовали надеть форму,- продолжал он, покачав головой,- но в форме почти никого нет.
- Да, сейчас форма не в почете. Особенно наша, советская,- согласился я.
- А где мы с тобой работали? - продолжал он, пытаясь вспомнить, кто я. Видно сильно я изменился. Или он не хотел вспоминать, когда носил для меня приборы.
- Да вместе вели курс радиоизмерений,- напомнил я.
- А…,- протянул он.
- Как семья? - поинтересовался я.
- Все живы и здоровы,- ответил он.
Когда-то в Доме учителя, а он тогда был на Крещатике, я встречался с Юровым. И даже танцевал с его женой.
В это время на трибуне появился полковник Тузов. С ним у меня тоже были встречи. Мы меняли друг друга на посту дежурного по училищу. С тех пор здоровались, но близких отношений не было. Тузов объявил об открытии нашего собрания и предоставил слово начальнику училища генерал-лейтенанту Парафейникову Борису Дмитриевичу. Он был моим последним начальником. После него был еще один начальник училища, но я его не знал.
Парафейников изложил боевой путь училища. Посокрушался о том, что новые власти Украины его разрушили. Привел положительный пример России, где в Смоленске есть еще одно высшее зенитное ракетное инженерное училище, которое комплектовалось нашими выпускниками и широко перенимало наш опыт, так как было значительно моложе нашего училища.
Сейчас Смоленское училище готовит кадры для Противовоздушной обороны не только стран Содружества независимых государств, но и для всего восточного региона. На этом оно зарабатывает неплохие деньги.
Затем Борис Дмитриевич представил наиболее преуспевших в Украине наших выпускников после развала Советского Союза. Это полковник Игорь Бинько стал ученым мирового уровня, служит в Институте стратегических исследований при Совете национальной безопасности и обороны Украины. Профессор генерал-полковник Игорь Смешко возглавляет Службу безопасности Украины (СБУ). Он поднялся в первом ряду и повернулся в сторону зала. Потом мои товарищи по кафедре говорили, что он оплатил фуршет.
Главное управление военной разведки тоже возглавляет наш выпускник Галака А. И.
Лично я их не помню. Конечно, возможно они и слушали мои лекции, но как-то не отпечатались в моей памяти.
Затем стали награждать наиболее отличившихся. В основном это те, кто работает сейчас вместе с Парафейниковым в Совете ветеранов училища. Запомнился интересный факт. Представитель городского головы Омельченко вручал нашим товарищам значки. Оказывается с этим значком можно без пропуска ходить в горсовет Киева. Кого-то наградили даже часами! Во!
Торжественная часть закончилась гимном Украины "Ще не вмерла…"
Затем состоялся концерт Ансамбля Министерства обороны Украины. Концерт был хорошим во всех отношениях. На таких концертах я бывал еще во времена Союза. Теперь же все концерты смотрю по телевизору.
Участники хора и оркестра были одеты в светло-серую парадную форму. Мне она понравилась. Хорошо пели. Отличные голоса. Можно сказать, не уступающие оперным. Особенно мужские. Но все они нам мало известны. Пляски были разные от украинских, канкана (девочки высоко поднимали ножки), до танца с саблями из балета Хачатуряна "Гайане". От последнего я получил истинное наслаждение. Особенно, когда на руках выносили Гайане, как царицу.
В перерывах между номерами я продолжал рассматривать окружающих. И вот в рядом со мной сидящем пожилом мужчине узнал Виктора Молкова. Одного из братьев ракетчиков, о которых в свое время писала газета "Красная Звезда". С ними я вместе учился в адъюнктуре. Они были на командном факультете, а я на инженерном.
После окончания адъюнктуры они немного преподавали, но больше служили в войсках. Были начальниками войсковой ПВО Киевского и Белорусского округов. Дослужились до генерал-лейтенантов. Ближе знаком я был с Игорем. Поэтому, поздоровавшись с сидящим возле меня Малковым, спросил:
- А где Игорь? Почему он не пришел?
- Игорь давно в могиле,- был ответ.
Вот так мы теряем своих сослуживцев. У меня уже есть целый список, кого нет в живых.
После окончания концерта все двинулись на центральную лестничную клетку, что соединяет второй и третий этажи. Здесь, напротив знамени училища Парафейников организовал фотографирование. Может, будут карточки.
В перерыве я стал искать своих сослуживцев по кафедрам, где я работал. Всего это четыре кафедры. Сначала 32-я кафедра начальник кафедры Колчерин Сергей Демьянович. Затем вторая - 36-я кафедра начальник Варюхин Владимир Алексеевич. Потом после разделения училища на филиал академии ПВО и училище я остался в училище на кафедре №35, а потом на кафедре № 7 - начальник Марчик Анатолий Васильевич. Вскоре опять была проведена реорганизация и моим начальником на той же 7-й кафедре стал Акименко Николай Васильевич.
Колчерин уже умер в Москве. Варюхин еще живой, но сильно болеет. Портрет его висит на доске лучших преподавателей настоящей Академии. Марчика видел затем в толпе, но далеко. Акименко исчезал и появлялся, сейчас у меня сведений о нем нет.
На площадке перед входом в зал встретил Стеканова Владимира Ильича. Мы с ним читали радиоизмерения на 32-й кафедре.
- Как я рад, что ты живой, родной и любимый Владимир Ильич! Хорошо, что ты не в бронзе.
Мы немного поговорили как обычно обо всем и не о чем. Тут подошел Романцов Олег Ефимович, преподаватель 7-ой кафедры и отвлек мое внимание от Ильича.
- Где-то здесь Паша Лукьянец,- сказал он.
- Нужно его поискать,- согласился я и мы пошли в зал посмотреть, нет ли Лукьянца там. По дороге Олег потерялся. С кем-то зацепился в толпе. Когда я вышел из зала, его уже не было. Смотрю, все устремились на третий этаж. Раньше здесь был танцзал. На вечерах мы танцевали тут с женами и подругами. Сейчас здесь были накрыты столы для фуршета. Я оказался в числе последних, кто занимал места за столами. Стал искать знакомые лица. Увидел преподавателя кафедры 5 Жука Олега. Мы с ним вместе не работали, но бывали на днях рождения подруги моей жены. Звали ее Эмма. Они вместе приехали с Дальнего Востока учиться в Киев. С Олегом мы встречались и, как говорят, в неформальной обстановке, поэтому я примкнул к нему.
Вспомнили молодость. Поговорили немного об Эмме. Поругали националистов и тому  подобное.
По микрофону руководство наше начало говорить тосты, но в зале стоял невообразимый шум. Все друг с другом говорили о своем. Поэтому даже Парафейникова с его громогласным голосом да еще усиленным электроникой тоже не было слышно.
Вскоре появился Романцов Олег и увел меня за другой стол, где я наконец встретился с Пашей Лукьянцом.
Мы были рады встрече. Обнялись, расцеловались. Ведь мы с перерывами дружили с молодости. Встретились в Богодуховском учебном центре по переподготовке зенитчиков на зенитные ракетные комплексы, где-то в 1958 году. В общежитии койки наши были рядом. О многом тогда переговорили вечерами. Он украинец с примесью татарской или турецкой крови. "Незалежность" принял с радостью. Это несколько оттолкнуло меня от него.
Сейчас мы встречаемся только на подобных мероприятиях.
Паша заговорил укрмовою. Я ему ответил тоже на украинском. Он был страшно рад. Подошел Миронченко начальник отдела кадров училища. Включился в нашу компанию. Когда Миронченко отошел, Паша и Олег начали его ругать. Он им палки в колеса ставил при продвижении по служебной лестнице. Особенно в вопросе получения звания полковник.
Выпивки на столах было предостаточно, да и закуски тоже. Тут была и водка, и вино, и лимонад, а также пепси-кола. Закуски были холодные, мясо, колбаса, рыба, сыр. Овощи, помидоры, огурцы, очень мелко нарезанная капуста вилась, как нитки.
Вначале я выпил пару рюмок водки, а затем пил сухое вино. Но оно вскоре закончилось, а водку я пить не хотел. Она у меня плохо идет. Паша, зная это мое свойство, налил мне в бокал пепси и чуть-чуть водки. В таком варианте она пошла.
Вскоре народ начал расходиться. Мы же последними пришли и последние ушли.
Чувствовали мы себя хорошо, приподнято. Поэтому решили пешком прогуляться до Вокзала. Отмечали нововведения.
По дороге я сказал, что институт, в котором я работаю, дышит на ладан. Олег предложил Паше взять меня к себе. Он где-то заведует не то кафедрой, не то сектором. Поскольку у Паши ученой степени нет, то его подразделение называется сектором. Читает он "мытную службу". Что это такое? Черт его знает. Но читать можно все.
Паша по-прежнему говорил на укрмове, я тоже ему отвечал на украинском, но, когда обращался к Олегу, то переходил на русский язык. Так разговаривая, мы дошли до железнодорожного вокзала.
Здесь Паша распрощался и пошел на свой автобус, а мы в метро. Олег начал изливать свою душу. Они вместе создали фирму по торговле металлом. Паша был директором, а Олег его заместителем. Помогала им Пашина жена Тамара, но она и мешала. Паша хороший исполнитель, но идеолог бизнеса из него плохой. Тогда они, правда, заработали на операциях с металлом хорошо.
Планировали создать новую фирму совместную с болгарами. Но здесь уже директором должен был быть Олег. Однако, когда болгары уезжали, Тамара им сказала, что директором будет Паша. Те уехали и все заглохло. Они видно не хотели иметь директором Пашу.
Олег во всем этом винил Тамару.
- Ему бы коня да шашку наголо и вперед. А куда? Там посмотрим,- это он о Паше.
Однако при всех этих перипетиях Олег преуспел в этот период неразберихи. Он сколотил капитал. Положил его в банк. Теперь живет на проценты. Получая их по две тысячи гривен в месяц.
Дети у него пристроены. Одна в Швейцарии, другой в Москве. Живет он в свое удовольствие. Вот так!
Но это не все. Олегу хотелось выговориться. Поэтому, когда мы приехали на Оболонь, он потащил меня в кафе. Взял две чашечки кофе. Здесь, сидя за столиком, он уже подробнее рассказал, как проходил процесс его выдвижения на должность старшего преподавателя. Эта должность позволяла получить ему полковника.
Представление Ромонцова на должность старшего преподавателя было отправлено в Москву на утверждение. Олег был включен членом комиссии по набору курсантов в училище из гражданской молодежи. Ему был дан список людей, кому он должен поставить пятерки. Чтобы эти люди обязательно поступили в училище учиться. Но чтобы эти пятерки сработали, нужно кому-то поставить двойки из чужих ребят, самостоятельно пробивающихся на учебу.
Так вот. Попался ему один абитуриент, который не поступил в училище в прошлом году. У него тогда было две пятерки и одна двойка. В этом году у него опять две пятерки и сейчас на экзамене Олег должен ему поставить опять двойку. Увидев такую вопиющую несправедливость, Олег поставил этому абитуриенту пятерку и таким образом нарушил распоряжение руководства. Кто конкретно давал такое распоряжение, Олег мне не сказал. На следующий день его представление на должность старшего преподавателя было отозвано из Москвы. Это сделал Миронченко. По чей-то указке или по своему решению не известно, но Олег невзлюбил его.
Пришлось Романцову включить все имеющиеся у него рычаги, чтобы представление вновь ушло в Москву.
Подобная ситуация сложилась у него с защитой диссертации. Он должен был защищаться у наших соседей в Авиационном училище. Вот тогда, когда он уже прошел предварительную защиту, пытались отозвать его диссертацию из Совета. Однако председатель Ученого совета Авиационного училища не позволил это сделать и Олег успешно защитился. Вот это все он хотел мне рассказать.
Осталось рассчитаться за кофе. Две маленькие чашечки стоили 8 гривен. В то время как стограммовая банка кофе стоит в районе 7 гривен. Здесь хозяин кафе увеличил цену чашечки кофе раз в десять. Я оглянулся в зал, он был почти пустой. За одним столиком сидело трое посетителей так же, как и мы беседующих о чем-то.
- Олег, - обратился я к нему,- а у тебя серьезная недвижимость в Киеве есть.
- Нет,- был ответ,- это очень хлопотное дело. Да, и мне оно ни к чему у меня дети за границей. Меня приглашала партия социал-демократов (объеднанные) на работу. Они хотели, чтобы я им раскрутил одно дело. Но мне это ни к чему. Возраст мой не позволит мне серьезно продвинуться, а это значит, что я просто буду работать на дядю.
- Умею работать,- продолжал Романцев,- я не ворую, но я могу так поставить дело, что получаю солидный доход.
Так мы вышли из кафе и пошли в сторону метро "Оболонь".
- Где ты живешь? - спросил я.
- Возле кинотеатра Братислава,- был ответ.
Ранее мы обменялись телефонами и договорились перезваниваться. Пожав друг другу руки, мы распрощались. Олег пошел в сторону подземного перехода, а я взял левее. Оглянувшись увидел, что он спускается по ступенькам в подземный переход, глядя себе под ноги. Увижу ли его еще когда-нибудь? Да, еще одну деталь упустил я. Когда мы сидели в кафе, дважды по мобильному телефону звонила его жена. Он сказал ей, что беседует со мной. Видно, она почему-то волновалась.
Вот так мы и живем, не зная, что с нами будет завтра.
19.03.06 года состоялась встреча ветеранов КВЗРИУ. На ней присутствовали:
- Кафедра № 31 - Встриков Александр Кузьмич, Клишевич Михаил Яковлевич, Матвеев Анатолий Михайлович, Марков Никита Алексеевич, Дубас Владислав Никитович, Насонов Геннадий, Олейников Владимир, Банькин, Гурьев, Ильченко, Федченко.
- Кафедра № 32 - Стеканов Владимир Ильич, Копнов Михаил Александрович, Бескровный Анатолий Михайлович.
- Кафедра № 35 - Газин Николай Дмитриевич.
- Кафедра № 7 - Максимов Владимир Иванович, Тищенко Василий Михайлович, Романцов Олег Ефимович.
- Кафедра № 4 - Волотковский.
В первой части собрания начальник училища генерал-лейтенант Парафейников Борис Дмитриевич сделал доклад. Затем был показан кинофильм об истории училища. Выступили бывшие слушатели - немец, кубинец, а также редактор газеты "Киевский вестник".
Кинофильм уже заезжен. Требует реставрации. На экране увидел Колчерина Сергея Демьяновича. Хорошо на русском языке говорил немец. Выступала какая-то женщина от Горсовета, но слышимость была плохая. Главное встретился со своими однополчанами. Смотришь на них и думаешь: "Что с людьми делает время". Не узнал даже Васю Тищенко. У него полный рот золотых зубов. Миша Копнов очень худой. Кости черепа буквально обтянуты шкурой.
Вторая часть - банкет в гостинице "Затышок". Его организовал Парафейников. Стоимость стола для одного человека составляла 70 гривен. Выступили все. В том числе и я. Говорили в основном о хорошем. Но многих однополчан по фамилиям забыл. Приходилось напрягать память или спрашивать у кого-либо под разным предлогом.
В своем выступлении Востриков пожаловался, что в его бытность начальником кафедры кто-то написал анонимку. Раньше я об этом не знал. Видно он дисциплину держал твердо, так как бывший адъюнкт его кафедры Насонов Геннадий окрестил ее дисбатом (дисциплинарным батальоном).
Мой дипломник Марков Никита был у Вострикова адъюнктом. На 35-ю кафедру он поступать в адъюнктуру не стал потому, что Марчик брал своего дипломника. Сейчас Никита занимается изготовлением полиэтиленовых пленок.
Выступления были все чинными. Без какой-либо лести перед начальством. Хотя Вострикова немного хвалили.
Больше всего говорил Насонов. Сейчас он возглавляет охранную фирму. Хвастун и позер. Пришел со своим коньяком и подливал его сидящему с ним рядом немцу. Последний ни слова ему не сказал. Геннадий хвастался, что охраняет даже кукольный театр, что в парке.
Дубас читал свои поэтические стихи. Договорились с ним встретиться и обменяться своими сборниками стихов.
Пили за выступающих, за отцов, за детей, за Армию, которой нет. Хотелось выяснить, что сталось со столетними дубами, которые раньше росли на территории нашего училища. Однако никто ничего по этому вопросу сказать не мог.
Потихоньку все разошлись в свои стороны. Когда мы с Дубасом и Матвеевым переходили улицу Богдановскую, направляясь к железнодорожному вокзалу, Насонов позвонил по мобильному телефону и сказал, что сейчас за нами пришлет машину. Мы с Матвеевым не стали их дожидаться и пошли дальше, обсуждая политические вопросы.
Вчера, 16.10.06 года, наконец дозвонился до моего товарища по службе в Закавказье и в Киевском высшем зенитном ракетном инженерном училище Лукьянца Павла Григорьевича. На Кавказе он был Пидтилком, то есть какого-то его далекого предка нашли под теленком.
Приехав в Киев, он сменил фамилию и стал служить у нас в училище. Перетянули его сюда связи жены Тамары. Ее брат работал в Центральном комитете коммунистической партии Украины.
Мы с Пашей сблизились, когда проходили переобучение на зенитную ракетную технику в богодуховском центре. Он любил холить свое тело. Утреннюю гимнастику делал с гантелями. Память у него была хорошая, но серьезно расти в научном плане он не хотел.
В Закавказье наша служба проходила бок о бок. Я был начальником второй группы, а затем командиром радиотехнической батареи зенитного ракетного комплекса С-75. Он же старшим офицером огневой батареи того же комплекса. Мне с ним тогда всегда было приятно поговорить и мы немного даже дружили.
Еще большего сближения достигли наши отношения, когда он после длительной службы в войсках прибыл в наше училище преподавателем. Тогда я уже был полковником, а он подполковником.
После моего увольнения из армии пути наши разошлись. Правда, мы иногда виделись на встречах бывших сослуживцев училища. При этом наши беседы были приятными, несмотря на то, что он после провозглашения "незалежности" Украины стал говорить на украинском языке. Раньше такого не замечалось.
Такова предистория нашего разговора по телефону. Звонил ему я с целью познакомить его со знакомой женщиной, у которой недавно умер муж. Он же как опытный ловелас первым делом спросил меня:
- Какой у нее возраст, рост и вес?
Когда же я сообщил, что ей пятьдесят семь лет, его интерес, несмотря на то, что ему самому в районе семидесяти, к ней пропал.
- Мэни потрибна жинка сорока трьох рокив,- сказал категорично он, перейдя на украинский язык.
В свою очередь я пытался вразумить, сообщив, что эта женщина молодо выглядит и красива.
Он же нервничал и упирался. Начал цепляться ко мне, почему я с ним разговариваю на русском языке, а затем спросил:
- Хто ты такый? Якойи национальности? Чому доси нэ вывчыв украинську мову?
- Отец в меня русский. Дед по маме Регульский поляк, а бабушка Кушнерова, украинка с примесью армянской и немецкой кровей. В общем, интернационал. Родился я в Глухове Сумской области. Всю жизнь практически прожил на Украине. Укрмову вчыв ще в школи и по ний у менэ пятирка,- отбил его выпад я, перейдя на украинский язык.
Он вновь спросил:
- Так чому жэ ты нэ розмовляешь на ридний мови?
- Мне хочется говорить так, как удобно. Ты же меня прекрасно понимаешь,- ответил я.
Тут его понесло. Посыпались проклятия в адрес москалив. Кто они и какие они. Меня это стало раздражать. Я решил подразнить его и в тон ему сказал:
- Не хочу разговаривать на малороссийском наречии. "Я рожден в Советском Союзе. Сделан я в СССР". Так поет Гамзатов. Я же предрекаю, что Союз вновь восстанет из пепла.
Теперь он взорвался. Посыпался мат и другое сквернословие.
- Я еще когда служил в армии, тоже был за незалежнисть. Случись, что повернул бы оружие,- разоткровенничался он.
- Как ты можешь так говорить? Ведь ты давал присягу, - спросил я.
- Кому там я клялся… Твоя Москва это вообще деревня, основанная нашим князем Юрием Долгоруким… и дальше понеслось.
- Ладно, Паша, хватит. Поговорили, если захочешь поговорить, найдешь меня через Олега Романцова.
Затем мы сказали друг другу "пока" и положили трубки. Этот разговор с Пашей и однозвучные с ним разговоры на экране телевизора других украинских националистов, типа Тягныбока, заставили меня задуматься:
- Почему укрнационалисты так озлоблены? Чего им не хватает? Казалось, они достигли того, чего хотели. Но теперь они видят, что народ, проживающий на Украине, особенно в городах не воспринимает их украинскую идеологию вместе с укрмовою. Для большинства нашего населения эта "незалэжнисть" обернулась бедностью, нищетой, а некоторые вообще бомжами стали. Жирует только буржуазия, так называемые новые украинцы, за счет американских подачек. Но сколько можно жить за счет кого-то и прятаться за чужую спину, того же дяди Сэма?
Все беды Украины, то есть Киевской Руси, от предательства, которое глубоко укоренилось в этом народе. Ради сейминутной выгоды они готовы предать кого угодно - друга, князя, царя, партию, Родину. Примерами предательств пестрит вся украинская история. Это очень необязательный народ. Недаром даже пословицы об этом говорят. Например, "Там, где два украинца. Там три гетьмана".
Украинцы заражены гнилой демократией и не могут собой править. Им для этого нужны варяги, поляки, немцы или русские.
Недавно прочитал книгу Олеся Бузины "Тайная история Украины-Руси". Киев. "АРИЙ".2010. -384 с. В ней все это хорошо объективно описано.
Сейчас превозносят украинских казаков. Плохо они воевали, если не смогли отстоять независимость Украины, и нечего им петь гимны.
Их нужно петь русскому солдату (москалю), который собрал все земли Украины.
К сожалению и в моих жилах течет кровь с примесью украинской.
Украина должна быть рассудительной семейной женщиной. Отдаться в объятия России и наслаждаться в них жизнью. Все другие варианты - это горе для ее народа.
Такое положение сложилось в результате того, что со времен Киевской Руси эта земля не имела своей государственности. Верхушка народа всегда стремилась отделиться от России, чтобы самой грабить свой народ бесконтрольно. Что сейчас и происходит. Сам же народ всегда был за дружбу с Россией.
УКРНАЦИОНАЛИСТЫ, ОСТАНОВИТЕСЬ!
Все потуги Ваши напрасны,
Ничего не дадут.
Только силы народные
Зря в землю уйдут.
Жили вместе всегда.
Также будем мы жить.
Украинец вовек
Будет с русским дружить.

ОБ УВОЛЬНЕНИИ ВЕРТИГЕЛА
06.08.08 года
Вчера, возвращаясь с дачи в автобусе Рожны-Киев встретил Володю Саенко. Он меня сразу не узнал, пока ему не напомнил: кто я есть. Однажды и раньше видел его издалека в том же автобусе, но идущем из Киева в Рожны. Тогда Володя заскочил последним после того, как водитель собрал уже деньги за проезд, и тихонько прошел в конец автобуса. Тем самым он сэкономил 7 гривен 50 копеек за проезд. Хотя нас должны возить бесплатно.
С Саенко мы вместе служили в Киевском высшем зенитном ракетном училище на 36-й кафедре, где начальником был доктор технических наук полковник Варюхин Владимир Алексеевич. Я был старшим преподавателем, а Володя начальником отделения лаборатории. Он помнит, как после прибытия на кафедру под предлогом моего дня рождения, был устроен у меня дома банкет для всех сотрудников.
Внешне Саенко хорошо сохранился, но только поседел. Раньше был у него чубчик черный, а теперь седой. Он перенес операцию в Институте Шалимова на мочевом пузыре. Причем в ране ему зашили случайно катетер, трубочка которого через некоторое время стала выпирать из живота, образуя бугорок. После обнаружения этого трубочку вынули из полости. Все обошлось.
Вторым несчастьем у Володи была гибель сына в Египте, где тот работал. Его арабы зарезали в автобусе. Тогда вырезали всех пассажиров в качестве мести за действия нашего правительства.
После того, как я рассказал о своих болячках, мы перешли к воспоминаниям. Заговорили о сотрудниках, которых оба помнили.
Наиболее колоритным было сообщение Володи о полковнике Вертигеле Гавриле Дмитриевиче. Последний являлся заместителем начальника нашего 3-го факультета. Когда его начальник инженер-полковник Лысцов Владимир Сергеевич уволился, то Вертигел надеялся, что поставят на освободившуюся должность именно его. Однако командование училища решило иначе и прислало к нам начальником факультета инженер-полковника Кузнецова Александра Федоровича, ранее служившего на полигоне.
В это время училище готовилось к параду на Крещатике. Нашему факультету было доверено нести знамя. Знаменосцем был уже высокий парень капитан Диденко, а его ассистенты еще не были назначены. Руководитель тренировок позвонил Кузнецову и попросил того назначить двух офицеров в качестве ассистентов знаменосца. Александр Федорович еще не успел ознакомиться с личным составом и обратился к Вертигелу, предложив тому назначить этих ассистентов. Гаврил Дмитриевич шутки ради дал фамилии Дубровина и Петрова. Оба эти офицеры были радикулитчиками и ходили косо боком. Разразился скандал ибо руководитель тренировок знал их. Они явно не годились для ассистентов знаменосцу. Вертигел получил втык и вскоре был уволен из армии. Вот как стоила ему его шутка.
Этой своей выходкой Вертигел хотел показать, что нельзя ставить начальником факультета человека, не знающего состояние дел на факультете и в первую очередь его личного состава.
У Саенко дача в Рожнах, на ней он в отличие от меня, выращивает овощи, но полив у него все еще ведрами. Любит он также рыбалку. Сейчас везет домой щуку.
Автобус прибыл к станции метро "Лесовая". Мы вышли из него и пошли в сторону метро, зашли в вагон и тут только Володя схватился, что с ним нет ведра с овощами, которые он везет больной жене в Киев. Попрощавшись, он выскочил из вагона. Так мы и расстались. Как потом сообщил мне, это злополучное ведро он нашел на остановке автобуса.
РАЗГОВОР С РОМАНЦОВЫМ О ЛУКЬЯНЦЕ
08.08.09 года
Сегодня рано утром в 9.30 позвонил мне мой бывший сослуживец по КВЗРИУ полковник Романцов Олег Ефимович. У него видно возникла необходимость выговориться. Мы проговорили почти час. Правда, в основном говорил он, а я лишь иногда вставлял свои небольшие ремарки.
Сначала Олег сообщил, что заканчивает ремонт в своей квартире, который длится уже два месяца. Сильно от него устал. Объединил ванную, туалет и кладовку в одну комнату. Сейчас так некоторые богатенькие делают. Мне лично непонятно, зачем все это.
Затем рассказал мне о Паше Лукьянец-Пидтилок. Сильно возмущался тем, что последний продал хороший оборудованный дом в Яготине (120 км от Киева) и квартиру на Березняках. Сейчас достраивает дом под Васильковом (60 км от Киева). Причем о продаже квартиры и покупке дома он даже не сообщил ему, Романцову, как ближайшему другу.
Дом в Яготине был построен еще при жизни его жены Тамары, которая являлась крупным партийным работником. В этом доме есть все удобства. Он обставлен красивой мебелью. Однако поскольку находится на большом расстоянии от Киева, то им пользоваться Паша постоянно не мог. Он держал там охрану – семью. Платил ей все те деньги, которые зарабатывал своей педагогической деятельностью. Этот дом продавался с участием его сына Юры. Видно тот потребовал отдать долю, доставшуюся ему от покойной матери.
Квартиру на Березняках в Киеве Паша продал втайне от сына. Она довольно большая, трехкомнатная, 70 квадратных метров.
Олег называл суммы стоимости дома и квартиры, но я их не запомнил.
Дом под Васильковом еще строится. Обошелся Паше он в 92 тысячи, а вот чего долларов или гривень, тоже не помню. Он расположен в коттеджном поселке. Сейчас там стоят четыре дома и нет еще ничего, ни магазинов, ни других служб и даже транспорта. Ездить туда можно только на своей машине. Правда, Лукьянец наездник хороший. Помню, как он возил меня в Чернигов. Но Олег смотрит дальше:
- А что, если будет зимой сильный снегопад. Как из этого коттеджного поселка выехать на легковой машине на работу? Туда даже скорую помощь вызвать нельзя. Как быть с пропиской, которая необходима для получения пенсии? Вопросов у него теперь масса. Сейчас там клеятся обои, то есть жить в доме еще нельзя. Будет готов к заселению где-то до ноября . Пока Паша спит на полу в проданной квартире, но скоро его новый хозяин попросит оттуда.
- Видно Лукьянца к этим шагам толкнули родственники, - предположил я.
- Да нет. У него просто "крыша поехала". Мало того, он недавно еще зарегистрировал брак со своей любовницей, которой сейчас сорок пять лет, а ему уже семьдесят три. Он с ней общается уже двенадцать лет,- еще одну новость сообщил Олег.
- Вот видно она его и толкнула на все эти "подвиги", - предположил я.
- Может быть. Мы с женой были у них на так называемой свадьбе, когда они просто расписались, а затем пошли в кафе, где даже выпивки не было. Пришлось нам с Пашей сходить в магазин за коньяком. Видно у него с деньгами сейчас трудно. Пенсия всего лишь 2 300 гривень. У его жены трехкомнатная квартира, в которой с ней живут взрослый сын и дочь-студентка, - закончил свой рассказ о Паше Олег.
Затем он перешел к политике. Как полагается сейчас, ругал всех политиков. Особенно сильно досталось еврею Яценюку, развернувшему свою пропагандистскую работу во всех регионах Украины на американские деньги.
По-прежнему Романцов симпатизирует Грищенко, который, по его мнению, не замешан в коррупции.
Когда мне предоставилась  возможность говорить, я сказал:
- В каком-то милицейском издании в Петербурге сказано, что Советский Союз не смог победить Гитлер, но его развалил сионизм. По этому поводу в России был сильнейший скандал.
- Россия сейчас укрепляется. Жизнь в ней налаживается. Медведев и Путин ведут ее по правильному пути. Хотя между ними тоже уже есть трения. Путин самый богатый человек в стране. Ему нужна стабильность. В Белоруссии Лукашенко тоже ведет правильную независимую политику. Он не дает развернуться оппозиции, живущей на американские деньги. Вот они на него и лают, - пояснил Олег.
- С Минском у меня всегда связаны теплые воспоминания. Там я защитил диссертацию. Меня очень хорошо принимали, - вспомнил я приятное.
ВСТРЕЧИ ВЕТЕРАНОВ КВИРТУ
25.04.05 года
В субботу 23.04.05.года состоялась встреча квиртуанцев, то есть всех тех, кто проходил военную службу, работал или обучался в Киевском высшем инженерном радиотехническом училище (КВИРТУ) Противовоздушной обороны (ПВО) страны имени маршала авиации Покрышкина А. И. КВИРТУ я закончил в 1956 году, а в 1963-65 годы здесь же проходил адъюнктскую подготовку под руководством Богданова Георгия Бруновича.
Эту встречу организовала Международная общественная организация "Ассоциация КВИРТУ ПВО". Наше училище, к сожалению, новой властью ликвидировано и на его территории размещается Управление тюрем, а поэтому нас туда не пускают. Место встречи назначено в сквере у памятника Котляревскому в 10 часов утра.
Проезжая на троллейбусе мимо этого памятника, увидел группу мужчин, стоящих вблизи его. Подойдя к ним, стал искать знакомые лица, но никого не нашел. Разговорился с рядом стоящим квиртуанцем. Оказалось, что после сбора на этом месте необходимо будет пройти мимо КВИРТУ в Клуб мотоциклетного завода, где будут проходить основные мероприятия. В этом видно состояла задумка организаторов. Появился кинооператор с видеокамерой и стал нас снимать со всех сторон. Наконец стали появляться знакомые. Первым был Слава Зотов, мой однокашник по учебе в КВИРТУ и сотрудник научно-исследовательской лаборатории, в которой я проходил адъюнктскую подготовку. За этим пришел Тоценко Виталий Георгиевич, доктор технических наук, профессор. С ним мы встречались в КВИРТУ на конференциях и беседовали о путях развития науки.
Мне запомнились слова Виталия о докторской диссертации, сказанные в те теперь уже далекие годы в ответ на мой вопрос:
- Что такое докторская диссертация?
- Это, когда ты идешь по склону горы, то тебе не видно, что за горой. Наконец, ты взобрался на ее вершину и теперь хорошо видно во все стороны. Написать докторскую диссертацию - значит взобраться на вершину горы.
Сравнение очень образное. Поэтому оно мне хорошо запомнилось.
Вскоре подошел мой однокашник Ручкин. Я подарил ему свою книжечку "Вторая молодость моя". Стоя под сенью памятника Котляревскому мы вспомнили "былые дни". Постепенно квиртуанцев становилось все больше и больше. Наконец была дана команда выдвигаться в сторону КВИРТУ. Когда мы проходили мимо родных стен, в груди что-то трепетало. Остановились и сфотографировались возле памятной гранитной доски, на которой были высечены слова о том, что когда-то в этом здании было КВИРТУ. Между прочим очень скромной.
Весь этот отрезок пути мы прошли вместе со Славой Зотовым. Вот уже и Клуб мотоциклетного завода. Славе нужно было позвонить и он от меня ушел. Войдя в зал, я долго не мог найти знакомых. Наконец увидел Тоценко и мы вместе заняли места. За нами сел Ручкин, а Славу я так больше и не увидел.
У меня еще были экземпляры "Второй молодости моей" и я один из них подарил Виталию. Он почитал мои стихи и сказал:
- У тебя слог Пушкина.
- У него учился,- согласился я.
Понравились ему и такие мои строчки:
- Играй в любовь,
Но не играй с любовью!
Листая странички, Тоценко обнаружил, что стихи мои посвящены различным женщинам и сказал:
- Ты развратник. В одной книге собрал свои признания многим женщинам.
- Дай своим родным и знакомым женщинам их почитать. Интересно, что они скажут,- предложил я.
Наконец, на сцене президиум занял свои места. Оркестр заиграл марш, под который мы ходили на парадах:
"Мы рождены, чтоб сказку сделать былью.
Преодолеть пространство и простор."
В зале было уже человек двести пятьдесят-триста. Председательствующий объявил об открытии собрания. Оркестр заиграл гимн: "Ще не вмерла…"
Все медленно как-то нехотя встали под эту некогда чуждую нам музыку, теперь являющуюся гимном Украины.
Затем все пошло по накатанному сценарию:
- Доклад президента Ассоциации Прокофьева Вадима Павловича, доктора технических наук, профессора, полковника, заслуженного деятеля науки и техники Украины.
- Выступления. Поздравления. Вручение памятных знаков.
Бурные аплодисменты вызвало упоминание о том, что в президиуме находится заведующая кафедрой иностранных языков Пашехонова. В толпе квиртуанцев я видел эту женщину со знакомым мне лицом, но забыл, кем она была в КВИРТУ.
Запомнилось выступление профессора, академика Новикова. Он сказал о том, почему мы не можем собираться в родных стенах, так как лучшего применения зданию высшего учебного заведения не нашли, чем отдать его под Управление тюрем.
Был зачитан и такой печальный список тех квиртуанцев, кто за последний год ушел в "лучший мир". Среди них неожиданно для меня оказался Воронов Юрий Константинович. С ним мы вместе писали свои диссертации под руководством Богданова Георгия Бруновича. Помимо воли у меня навернулись слезы на глазах. Сосед справа сообщил мне, что это произошло совсем недавно.
На данной неделе уже второе известие о смерти близких мне людей. Приглашая Бескровного Анатолия Михайловича на собрание в КВИРТУ, я узнал, что у него умерла жена Надя, которую я хорошо знал. В молодости мы неоднократно бывали за одним столом. Толя тоже выпускник КВИРТУ.
Эти печальные известия несколько омрачили нашу встречу. От городских властей выступила президент фонда Марии Бубнова Анна Васильевна. Говорила на укрмове, но красиво и складно, речь ее просто лилась. Правда запомнить что-либо, кроме благодарностей, мне не удалось.
Познакомился я также с шефом-редактором Издательского дома "РУМБ" Конычевым Анатолием Александровичем. Он контр-адмирал (в отставке), кандидат технических наук. Обещал посодействовать изданию моей книги по жидкокристаллическим дисплеям.
Вот еще, что забыл я отметить. На собрание нашей Ассоциации было доставлено Красное знамя нашего училища, под которым мы ходили на парады. Это было приятно и вызывало трепет в груди.
Уходя из зала, я подарил свою книжечку "Вторая молодость моя" Президенту Ассоциации Прокофьеву В. П. Своими задачами наша Ассоциация ставит воссоздание музея училища, издание Энциклопедии КВИРТУ ПВО, участие в работе военно-патриотических объединений молодежи.
В транспорте по дороге домой у меня не выходило из головы сообщение о том, что Юры Воронова уже нет. Отправляясь на эту встречу квиртуанцев, я думал, что увижусь с ним и подарю ему "Вторую молодость мою". Последний раз видел его на прошлогодней встрече квиртуанцев, но только издалека. Мне пообщаться с ним не удалось, отвлекли однокашники. Кто тогда думал, что больше не увидимся.


29.04.05 года
В среду 27.04.05 года встречался со своими однокашниками по КВИРТУ. Собрались мы в кафе "Дионис", что на пересечении улицы Вышгородской с проспектом Правды. Владельцами этого кафе являются дочь и зять моего товарища по КВИРТУ Трайбмана Игоря (Изи) Фабовича. Он уволился из армии подполковником с должности заместителя командира радиотехнического полка. Уволился давно. С тех пор работал в райисполкомах, что позволило ему получить в собственность это кафе. В прошлом году мы впервые побывали у него в гостях, но за стол расплачивались сами. Кафе имеет три зала. Два из них обычные (со столиками), а третий - бильярдный. Посетителей было немного. В основном сидели по двое, чаще две девочки. Нас Игорь принимал в небольшой комнатке. За столом могло разместиться человек восемь, но нас было только шесть. Из них пять человек из Академии тыла и снабжения, а шестой - из Академии бронетанковых войск.
Им был Зотов Владислав.  Слава уволился с должности преподавателя КВИРТУ в звании подполковника. Он был у Богданова в докторантуре, поступив тогда с должности старшего преподавателя, но что-то у него с шефом не сложилось, и после окончания срока докторантуры вернулся на должность преподавателя. Поэтому полковника не получил. Докторскую диссертацию тоже не защитил. Сейчас работает в Институте нейрохирургии. Заведует отделом автоматических систем управления. Говорливый и шустрый.
Приехали мы в кафе вдвоем с Антюховым Виктором Кузьмичем, предварительно об этом договорившись по телефону. Витя уволился из армии давно в звании подполковника. Работал в райисполкомах, но ничего от этой работы не имел. Одно время ему даже не платили денег. Спокойный, рассудительный и осторожный. Когда мы с ним вошли в кафе и направились в известную нам комнатку, то увидели, что там уже сидит Игорь Трайбман с каким-то гладко причесанным мужиком. Когда я присмотрелся, то узнал в нем Курбатова Владимира, с которым я был близок, когда мы учились в Академии тыла и снабжения и особенно сблизились в КВИРТУ. Как-то вместе встречали Новый год с девочками из университета, где училась его будущая жена Алла. Однако потом разошлись по разным компаниям. Будучи еще на военной службе, он окончил юридический факультет. Теперь любит блеснуть своими познаниями в этой области. Хороший рассказчик. У него всегда есть в запасе какая-нибудь история о чем-то из ряда вон выходящем, часто ругается матом. Причем не в сердцах, а просто так - для связки слов. За вечер я по этому поводу несколько раз его одергивал. Предложил ему писать мемуары. Он отмахнулся. Был во Вьетнаме, но почему-то его не причислили к участникам боевых действий. Много рассказывал, как выбивал у правительства положенную ему пенсию. До чего мы дожили. Теперь нужно судиться с правительством, доказывая, какая тебе пенсия полагается. Некоторые для этого нанимают адвокатов. Вожди придумали еще одну кормушку для своих родственников, ибо именно их дети учатся на юристов. Простому человеку сейчас в юристы не пробиться. Все эти пересчеты пенсии должны делать обычные сотрудники военкоматов, а не адвокаты, услуги которых достигают сотен долларов. К этой теме мы возвращались несколько раз в течение вечера.
Последним пришел на наше собрание Латыпов Илья. Он приехал поступать в Академию тыла и снабжения из Ташкента. Узбек, но всю жизнь прожил в Киеве. Сначала был офицером лаборатории. Тогда я его встречал, будучи в КВИРТУ. Затем стал преподавателем. Эта должность позволила ему получить воинское звание подполковник. После увольнения работает преподавателем в каком-то новом институте связи. Спокойный, выдержанный, немногословный. Говорит медленно, но с чувством собственного достоинства. Когда речь зашла о его лекциях, я спросил, на каком языке он их читает. - "На русском",- был ответ. Это несколько удивило меня и мы заговорили об украинизации обучения. Данная тема очень болезненна для преподавателей. Переучиваться в возрасте очень сложно. Главное непонятно, зачем менять международный язык на региональный. Однако эта тема развития в нашей дискуссии не получила. Ее не поддержали наши национальные меньшинства: Игорь (еврей) и Илья (узбек). Видно у них тоже щемит что-то из-за того, что русский язык доминировал на территории всего Советского Союза.
В процессе каждый рассказал о своих бедах и победах. Народ пожилой. У каждого есть свои болячки. Игорь принес альбом фотографий, сделанный к нашему выпуску в 1956 году и много мелких и больших фотографий за период совместного обучения. Рассматривали всех. Рассказывали, кто о ком чего знал. Примерно половина моих однокашников уже в "лучшем мире". Это печально слышать, как взлетали по карьерной лестнице (Боря Алисов) и как быстро уходили в никуда.
Вечер подходил к концу. Уже все было выпито и съедено. Мне захотелось домой. Однако Слава Зотов все о чем-то рассказывал. Ему вторил Володя Курбатов. Наступало время, когда нужно было разбегаться. Они же не хотели этого и всякими способами оттягивали расставание. Наконец Игорь вышел к официанту. Тот посчитал, сколько мы должны. Оказалось по 32 гривны с каждого. Деньги быстро собрали. Все, продолжая беседовать, вышли на улицу. Возле дверей тоже поговорили, но уже недолго. Игорь предложил поехать на машине его зятя до метро "Минская", что мы с Витей и сделали. Остальные ушли на троллейбусную остановку. Хороший вечер закончился.
09.10.06 года
В субботу 07.10.06 года состоялась встреча выпускников Киевского высшего инженерного радиотехнического училища (КВИРТУ). Она проводилась в связи с пятидесятилетием первого выпуска из него военных инженеров по радиолокации. Поскольку этого нашего училища уже нет (демократы его ликвидировали), то собирались мы возле памятника Котляревскому на стрелке улиц Мельникова и Герцена. Это практически постоянное место наших встреч.
Организационные вопросы по этому мероприятию взял на себя наш выпускник Слава Зотов. Он составил список известных ему наших однокашников и обзвонил большинство из них.
На место встречи пришло порядка двадцати пяти человек. Выпустилось же в 1956 году четыреста. Очень много уже нет наших ребят. Время делает свое черное дело. Несмотря на это, приятно было увидеть знакомые лица, хотя поседевшие и полысевшие, обменяться новостями, обговорить события последних дней.
Застолье организовал Игорь Кушелевский (то есть Изя Трайбман) в кафе, принадлежащим его дочери. Там накрыли столы на двадцать человек, но, когда собрались ехать туда, то оказалось, что могут быть только одиннадцать человек. Остальные постепенно разошлись под разными предлогами. В большей части по состоянию здоровья. Например, Игорь Бобров жаловался, что у него плохо с сердцем и возможно предстоит операция по его шунтированию. (В 2009 году он умер). У других были тоже свои проблемы. Игорь Кушелевский расстроился. Ему пришлось звонить по мобильному телефону и отменять часть заказанных блюд. Было немного неприятно, что заранее не договорились о том, кто идет на банкет. Это конечно промах Славы Зотова как организатора.
На фоне памятника Котляревскому много раз фотографировались, а приехавший из Москвы Толя Кундин даже снял нас миниатюрной телекамерой. В кафе за столом сидели слева направо от Зотова - Сазонов, Шантырь, Кушелевский, Латыпов, Кундин, Антюхов, Максимов, Курбатов. Заказ был сделан без выпивки. Ее принесли с собой. Я тоже взял один литр своего вина. Его мы выпили с Володей Курбатовым. Остальные хлопцы, кроме Вити Антюхова, пили водку. Витя ограничился минеральной.
Открыл застолье на правах организатора Слава Зотов и хотел было уже произнести какой-то хвалебный тост, но его перебил Игорь Кушелевский и предложил выпить за тех, кого уже нет в этом мире. Что и было сделано. Затем пошло все вперемешку. Каждый говорил о наболевшем. Я затронул проблемы, возникшие у русскоязычного населения после развала СССР. Это не понравилось почему-то Толе Кундину. Он пытался перебить меня, но я все же свой тост "за дружбу народов" договорил. Присутствовали правда в основном русские, но с нами были также еврей Игорь Кушелевский и узбек Илья Латыпов. Так что мой тост был в основном поддержан. Кроме того, начались обсуждения моей книги стихов, которую я раздал у памятника Котляревскому. Стихи мои были посвящены женщинам, с которыми меня сводила судьба.
- А сколько у тебя было жен? - спросил Слава Зотов.
- Официальных жен было три, а любовниц около тридцати,- ответил я.
- Как же так? Ведь ты был коммунистом,- не унимался Зотов.
- Не только был, но и теперь остаюсь им, хотя в партийную организацию не вхожу,- ответил я и добавил:
- У магометан разрешается иметь четыре жены одновременно и неограниченное количество наложниц. Сколько прокормишь. В этом залог выживания популяции. Поскольку мужчин с годами становится меньше, чем женщин. Первых больше убивают в войнах, да и умирают они раньше, то такое положение позволяет быть практически всем женщинам не обделенными мужской лаской. Да и мужчины не мучаются от плотских позывов, пока одна из их жен беременна, а занимаются любовью с другой женой. У христиан в быту происходит то же самое, но у них мужчинам приходиться удовлетворять свои половые потребности, то с тайными любовницами или еще того хуже с проститутками. В этом плане мораль христиан неискренняя, даже можно сказать циничная.
Монахов я вообще не воспринимаю. Как это здоровые мужики отказываются от половой жизни с женщинами? Это неестественно. Или они больные, или скрывают свои связи с лучшей половиной человечества. Ведь это очень тяжело здоровому мужчине быть без женщины. Тебя по ночам между ног буквально распирает.
Вообще христианство религия женская. Христа объявили воскресшим женщины во главе с Марией Магдалиной. Эта религия хочет защитить женские права, но на самом деле защищенными оказываются только замужние женщины. А сколько незамужних страдают из-за отсутствия у них мужчин? Им ведь тоже хочется того же, что имеют замужние.
Ислам религия мужская. Ее придумал Магомет. Вполне реальное историческое лицо. Она направлена прежде всего на выживание популяции, а не отдельно - или мужчин, или женщин.
Вот и такие разговоры велись у нас за столом. Однако некоторые, в частности Кундин, стремились свести нашу встречу только к воспоминаниям о курсантской нашей жизни в Академии и слушательской - в КВИРТУ.
В молодости я был довольно далек от Анатолия, точнее не стремился к сближению с ним. Мне, прежде всего, не нравилась его нахрапистость, даже нахальство. Он никогда не выслушивал собеседника, не давая ему сказать ни слова. Слушал всегда только себя. Сейчас хочу более подробно остановиться на его портрете.
Рост его ниже среднего. Можно даже сказать, что он низкорослый. Ну не совсем конечно коротышка, но возле этого. Обычно такие люди этот недостаток хотят компенсировать чем-то другим. Вспомните Наполеона. Глаза Толи сверлящие. Нос с горбинкой, но не с кавказской, а с северорусской. Шатен. Даже сейчас практически не поседел. Я спросил его:
- Ты, что красишь волосы?
Ответ был:
- Да.
Конечно это шутка, но в каждой шутке есть доля правды.
Шеи у него практически нет. Голова как-то сидит на плечах. Был одет в многоцветный свитер, не первой свежести. Особенно это было заметно на животе. Анатолий отличается самоуверенностью, безапелляционностью в своих суждениях, агрессивной нетерпимостью к чужому мнению, даже просто бестактностью. При этом стремится унизить собеседника, переходя на унизительный тон в разговоре, вплоть до оскорблений. Он может оборвать на полуслове и, благодаря своей хорошей памяти, не дать сказать ему ни слова.
В наше политизированное время мне совершенно непонятно его категоричное нежелание говорить о политике самому и не дать сказать ни слова собеседнику.
Во время службы в армии постоянно стремился уволиться из нее, но дослужился до подполковника. Однако как только стало возможным уволился даже будучи сотрудником военного научно-исследовательского института в Москве. Казалось бы: Что ему еще нужно? Все это он сделал несмотря на то, что является потомственным военным. Отец его окончил когда-то нашу Академию тыла и снабжения Советской армии.
В заключение отмечу, что он необязательный. Обещал отвезти в Москву несколько экземпляров моей тоненькой книжки стихов "Вторая молодость моя" и там раздать нашим однокашникам. Но уехал даже не простившись. При этом "главное", что он повез в Москву - это водку. Она там в три раза дороже по его словам. Он ушел от Вити Антюхова, у которого останавливался, сказав, что идет за продуктами. Только перед отъездом позвонил им с площади Победы.
Вспомнились мне другие москвичи - солдаты из батареи, которой я командовал на Кавказе. Из-за их пьянок было много недоразумений. В общем москвичи служили плохо. Также служили и грузины, которые постоянно бегали в самоволки.
Относительно пьянства я задумался: А не склонен ли Анатолий к нему? Когда мы зашли в магазин "Перекресток", что на Оболони возле метро "Минская", то он первым долгом потянул нас к полкам с водкой.
После его отъезда при встрече с Виктором Антюховым я спросил:
- А не склонен ли Толя к алкоголизму?
- Нет. Что ты. Это он просто набрал водки с собой потому, что она там дороже. Ему нужна водка для подарков.
Дальше я не стал развивать эту тему, но в моем сознании осталось это подозрение.
12.10.06 года
Вчера позвонил Антюхову Виктору Кузьмичу. Он лежит дома после операции. Поинтересовался его здоровьем. По его словам - дело идет на поправку. Для описания портрета Кундина Анатолия хотел бы знать цвет его глаз, но ни Витя, ни его жена Аня не смогли дать мне вразумительного ответа.
- Кажется, серые,- сказала Аня.
- Не помню,- был ответ Вити. - Но он очень хороший и умный человек. С ним считаются на работе. При этом добрый и отзывчивый.
По всему чувствовалось, что Витя Толю любит. "Любовь же, как известно, зла. Полюбишь и козла".

23.10.06 года
В пятницу 20.10.06 года мне позвонил домой Слава Зотов и попросил меня помочь с установкой сеточного забора на его даче в Нижних садах. Встретились мы в субботу в 12 часов на станции метро "Славутич". Третьим у нас был Кожарин Игорь Дмитриевич. Он также, как мы когда-то написал и защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата технических наук под руководством Богданова Георгия Бруновича.
Минут десять езды на маршрутном такси и мы уже на Славиной даче. Здесь нас встретила его жена Алла. Дача им досталась от родителей Аллы. Она деревянная, но цокольный этаж обшит и там все службы. Сад заросший. Недавно был еще весь в цветах. Это любовь Аллы. Деревьев натыкано очень много. Они друг другу мешают. Приходится ходить все время, нагибаясь и уклоняясь от веток.
Наша задача состояла в том, чтобы снять деревянный штахетник, отделяющий дачу от улицы. На железные короткие столбики надеть цементные трубы. На них натянуть вверху проволоку и на нее повесить оцинкованную железную сетку, правда, уже бывшую в употреблении. Не буду описывать подробности этого процесса. Скажу лишь, что сетка висела к пяти часам вечера.
Хозяева накрыли стол, и здесь за рюмкой вина пошла беседа. Сначала о жизни вообще. Наконец о прошлом.
Слава уволился из армии в звании подполковника, несмотря на то, что довольно долго был на полковничьей должности старшего преподавателя. Его подвел одни из подчиненных ему офицеров не исключено, что с подачи руководства.
Зотов защитил кандидатскую диссертацию, перешел на преподавательскую работу на кафедре Богданова. Продолжал заниматься наукой и с должности старшего преподавателя был зачислен в докторантуру. Он работал в области распознавания постановщиков помех. При этом была проведена большая экспериментальная работа по регистрации спектров сигналов постановщиков помех. Она позволила Славе разработать методику выделения их на фоне других целей. Он со своей группой сотрудников много ездил в командировки по различным полигонам, типа Эмбинского, для проведения работ по регистрации названных выше сигналов. Материала у него было достаточно для докторской диссертации. Совместно с Богдановым и начальником училища Линником они издали книгу по этим материалам.
Последние исследования в 1976 году проводились на Черноморском побережье. Причем было создано две группы. Одна из них работала в Адлере. В нее входил сам Богданов. Вторая находилась недалеко от Лазаревской. В ней старшим был Зотов.
Так вот один из сотрудников первой группы приезжает из Адлера к Зотову и просит у него разрешения съездить к родственникам в Нальчик. Зотов ему отказывает, сославшись на то, что в Адлеровской группе старшим является Богданов и у него тому нужно спрашивать разрешения. Однако этот сотрудник все же самовольно уезжает на неделю и мало того увозит с собой пистолет. Это тогда было большим происшествием. Пистолеты очень строго контролировались и выдавались только для несения внутренней, караульной или патрульной службы.
Помню, что после окончания патрулирования по городу Киеву в 23 часа, мы ехали в комендатуру, сдавали там список задержанных военнослужащих, а затем ехали в училище и там сдавали пистолет. Домой я добирался где-то в час ночи.
После возвращения в Киев у Зотова был неприятный разговор с начальником училища в присутствии Богданова. Последний не защитил Славу и наоборот обрушился на него с незаслуженными обвинениями в том плане, что Зотов был старшим над обеими группами. Таким образом, крайним оказался он. Ему был объявлен выговор за плохую дисциплину сотрудников в его группах.
Подошел срок окончания докторантуры. Теперь его не поставили на полковничью должность старшего преподавателя. Он оказался на должности преподавателя, с которой и уволился, не получив звания полковника.
Казалось бы глупая ситуация. Нарушителем дисциплины был не он. Однако руководство уперлось, и его не вернули на полковничью должность. В этом деле он винит, прежде всего, Богданова. Не знаю, был ли им как организатором Георгий Брунович приглашен на празднование пятидесятилетия нашего выпуска, но его среди нас не было.
Таким образом, Зотов из армии ушел обиженным. Его заслуги не были оценены по достоинству. Защитить докторскую диссертацию ему после выговора не дали.
ПЫТАЮСЬ ИЗДАТЬ КНИГУ
20.12.2006 года
У меня по-прежнему остается нерешенным вопрос об издании моей книги "Жидкокристаллические управляемые транспаранты", часть 1. "Жидкокристаллические мониторы". Киев, 2003. – 331 с. Ее я начал писать еще в КВЗРИУ. Мои обращения по этому поводу в Киевские издательства успеха не принесли. Все они требуют деньги. В издательстве "Румб" с меня запросили примерно 35 тысяч гривен. Расчет вел сам редактор Конычев Анатолий Александрович. Естественно денег таких у меня нет.
Некоторые мои знакомые советуют мне продаться, то есть найти спонсора, который в обмен на соавторство оплатил бы расходы по издательству. Говорят, что такие варианты уже имели место. Некоторым власть и деньги имущим хочется иметь еще и ученые звания, а для этого нужны научные труды. Однако даже такой спонсор на горизонте не просматривается.
Листая свою записную книжку, наткнулся на своего бывшего сотрудника по кафедре общей и теоретической физики КПИ профессора Снарского Андрея Александровича. Отношения у меня с ним были хорошими. Решил ему позвонить. Он обрадовался звонку и на мой вопрос об издании книги сразу заявил:
- В Украине техническую книгу не издашь. Нужно ехать в. Москву.
- А в какое издательство лучше обратиться? - спросил я.
- Мне удалось сдать свою книгу по гидродинамике в издательство "URSS". Есть еще издательство "OZON.RU". А вообще войди в интернет-магазин и там получишь все сведения о российских издательствах. Хочу тебя предупредить, что все они отправляют рукопись на рецензию. В случае положительного решения ее издают тиражом в 500 экземпляров. Если они будут распроданы, то тогда еще издают и уж из таких денег от продажи нового тиража платят тебе гонорар.
Послал компакт-диск с электронной записью в Москву. Там указал, что в этой книге рассматриваются назначения, классификация, принципы действия, методы и способы управления, устройство, работа, расчеты, характеристики, параметры и применения жидкокристаллических управляемых транспарантов, обеспечивающих пространственно-временную модуляцию когерентных и некогерентных световых потоков в оптических вычислителях и мониторах. Раскрываются способы адресации элементов в управляющих матрицах компьютерных и телевизионных жидкокристаллических экранах. Приводятся конкретные варианты их построения. Даются общие сведения о выпускаемых промышленностью жидкокристаллических экранах.
Издать эту книгу пока не удалось. Все издатели требуют денег. Она даже была в плане издательства "Техника", но из-за отсутствия средств ее не издали.
В начале девяностых годов за ее издание "Техника" стала требовать: сначала 5 тысяч рублей, а затем даже 15 тысяч рублей. Тогда еще рубль практически был равен доллару. У меня таких денег не было и пришлось отложить это дело до лучших времен.
Затем пытался подключить к этому процессу заведующего кафедрой электроники КПИ Синекопа. Он даже брал на себя изготовление первого, отпечатанного на машинке экземпляра. За это включался в мои соавторы. Однако машинистки заломили с него такую сумму денег, что он отказался от совместной работы над книгой.
Ходил я также на прием к проректору КПИ Якименко. У меня тогда книга была даже напечатана на компьютере и переплетена. Но у него тоже поддержки не нашел.
В декабре 2006 года созвонился с директором издательства "Техніка" Кострицей Юрием Ефимовичем и спросил у него:
- Сколько стоит издать эту книгу теперь?
- Заочно не могу Вам сказать ничего. Приезжайте и покажите книгу. Тогда сделаем калькуляцию и все будет ясно,- был его ответ.
За прошедшие пятнадцать лет даже забыл, где это издательство находится. Оказалось, что оно по старому адресу: улица Обсерваторная, дом 25.
Вот я уже в кабинете директора. Встретил он меня хорошо, но тут же перешел на укрмову. Я тоже стал отвечать ему на ней.
Оказалось, что для издания моей книги требуется порядка 50 тысяч гривень. У меня естественно таких денег нет.
Мои впечатления о директоре. Он по внешнему виду напоминал мне нашего умершего директора Научно-исследовательского института навигации и управления  Кошевого. Такой же позер. Высокий, подтянутый, обходительный. В его кабинете все шкафы и сервант заставлены всякими украинскими прибамбасами. Например, возле меня на столе стоял литый бронзовый поднос, заполненный маленькими тыквочками. Много обожженных глиняных горшков. (Играет под Ющенко). Всевозможные игрушки вплоть до мягких. Естественно, портрет Шевченко, но он как-то потонул во всех этих игрушках. Вот такой, не наигравшийся в детстве ребенок, определяет техническую политику Украины.
- Как Вы смотрите на то, чтобы спонсор стал моим соавтором? - спросил его я.
- Это вполне допустимо,- был его ответ.
- А нельзя ли просто без всякой редакции представленный мною компьютерный набор книги на формате А4 уменьшить в два раза и распечатать необходимое количество экземпляров? - стал выяснять возможные варианты издания.
- Нет, нельзя. Мы несем ответственность за качество книги. В ней не должно быть ошибок и пропусков на страницах, каковые имеются в Вашем варианте,- разъяснил директор.
Да. Еще спросил у него о частных изданиях, но он о них даже не захотел говорить. На этом мы с ним и распрощались.
Обращался также в фирмы, торгующие жидкокристаллическими мониторами для компьютеров. В одной из них мне даже пообещали дать 3 тысячи гривен, если на обложке моей книги будут размещены фотографии их монитора.
Вот и все мои действия, которые были направлены на издание книги "Жидкокристаллические управляемые транспаранты". Но главное не издание, а написание книги.
В промежутках между пребываниями в больницах собрал все свои стихи, написанные в разные годы и ранее не публиковавшиеся в сборник "Мои размышления", Киев, 2009,- 48 с. Они имеют различную тематику: от общественно-политической до лирической. В стихах описаны мои взаимоотношения с начальниками, сослуживцами, друзьями и подругами. Приводятся впечатления от различных местностей и городов. Уделено внимание размышлениям о жизненных ситуациях и поэтическом творчестве.
Некоторые из стихов этого сборника привожу ниже.
На распутьи
Опять стоишь ты на распутьи.
Не знаешь вновь, куда идти.
Хотел одни ты сбросить путы.
Обрел ты новые в пути.

Совсем не ясно, что же лучше?
Одна идея иль другая.
От них себя оберегая,
Живешь, не ожидая рая,
А просто тихо выживая.

Так большинство живет сейчас,
Замкнувшись в своем малом мире.
Все собирая прозапас,
Не отдавая себя лире.

А лира дремлет где-то рядом.
Ее не приглашают на дом.
Ее забыли, обошли.
Она осталася в пыли.

И рукопись уже не продается.
Издатель покупается порой.
Как сильно у поэта сердце бьется,
Когда он видит своих мыслей строй.

Построившись, стоят они рядами
Печатных букв на белом том плацу.
Их командиры всегда с нами.
Строчка – шеренга на боевом посту.

Прямолинейность – вот удел поэтов,
За что наказывали их не раз.
Пусть будут все они согреты
Теплом народа в этот смутный час.
Киев                2000 год 
*   *   *
Прославим же себя делами,
А может даже и стихами.
Стихи – это душа поэта,
Любовью вечною согрета.

Она летает все вокруг
И на лист ложится вдруг.
Строкою ровной как стрела,
Что поразила там орла.

Но каждый все же помнит,
Порою думая в тиши,
Духовность есть, но нет души,
И никуда она не отлетает,
Когда дыханье замирает.
Никто еще того не знает.

Душу сознанье заменяет.
Его не стало, нет души.
Она тотчас же умирает.
Тогда уж больше не спеши.

Отцы святые говорят,
Что смерть побеждена.
Везде о том они твердят.
Лишь ты поверь сполна.

Но почему же люди мрут?
От нас уходят навсегда.
Неужто первые нам врут,
Надеждой на бессмертие маня?

У них задача – удержать
Народ в повиновении
И наказаньем запугать,
Не дав душе сомненья.

Веками все тонко продумано
В системе устрашения:
Будешь хорошим – попадешь в рай,
Плохим – в ад. Выбирай.

Но что означает хороший?
Каким должен быть плохой?
За этим туманом с порошей,
Нам неизвестно порой.

Все относительно в мире
И недоступно даже лире.
Критерии часто неопределенны.
У всех лишь глаза воспалены.

А тот, кто их установил,
С нами посоветоваться забыл.
Вот и живем мы во мраке.
Часто решаем все в драке.

Киев                2001 год

      КУДА УХОДИТ ВРЕМЯ
Победа над смертью одержана
В легендах, сказках, сказаниях.
Она там красиво повержена
Героями в их славных деяниях.

Человек со своим воображением
Много чего понавыдумывал.
Полет в небесах с воскрешанием,
Чудесных свершений вал.

А время хоть и вечно,
Для нас небесконечно.
Оно при жизни лишь течет,
А дальше вовсе не пойдет.

Но тратим мы его легко.
Особенно в младую пору.
Как медленно оно тогда текло,
Не подчиняясь нашему задору.

Вот бесконечно долго тянется урок.
И хочется скорей на перемену.
Но время не заготовишь впрок.
Оно же не простит тебе измену.

Куда время уходит навсегда?
Никто того не знает.
Ему б задуматься тогда,
А он все забывает.

Киев                2001 год
Моим сослуживцам
                Есть такая профессия – Родину защищать.
                Кинофильм "Офицеры".

Инженеры военные – нашей армии цвет.
Высоко Вы держали свой авторитет.
Всегда защищали делу нужный проект.
Не боялись сказать Вы начальникам нет.

Вы ночами не спали – проводили ремонт.
Утром точно сдавали Вы в полет самолет.

И локатор крутился только Вашим умом.
А ракета летела после пуска потом.
Направлялась она на воздушную цель,
Поражая ее после многих петель.

Даже пушка порой не стреляла без Вас.
Всем Вы показали свой высокий класс.
Вы учили людей, все во имя идей,
С ними Вы проводили много дней и ночей.

Но начальство порой забывало о Вас.
Оставались в тени Вы бравых командос.
Оно их отмечало орденами притом.
Вам же доставались лишь медали потом.

Вы не унывали от неблагодарности.
Были и у Вас свои радости.
В памяти остался поиск неисправности,
Что мучила Вас тогда без жалости.

Вы всегда учились жить, творить по-новому,
Отдавая дань времени веселому.
Время это было юности Вашей.
Бурного расцвета страны нашей.
Киев                17.02.02 года
* * *
Научные работники – прогресса толкачи.
Вы о науке думали порою и в ночи.
Ей ум свой отдавали ну просто за гроши.
Вперед ее толкали всей силою души.

Она ж не подавалась, все ставя перепоны,
Но все же выводила на новые перроны.
А радость доставляли пусть малые успехи,
Порою достигали их просто для потехи.

Обзоры, предисловия и также рефераты,
Они Вас направляли на новые затраты.
Они Вам помогали прорваться через пущу
Чужих идей и помыслов, что было еще гуще.

Журналы, книжки толстые и тонкие тоже
Сводили Вас с ума, на что ж это похоже.
Статьи, заявки первые – родные Ваши дети
Порою Вас затягивали в прочные клети.

Проверкою работы были эксперименты.
Здесь Вы испытали прекрасные моменты,
Когда реализовали свои идеи тоже
И просто наблюдали, на что они похожи.

А серости бездумные – научные пираты
Все силы направляли они на плагиаты,
А Вам напоминали, что Вы в тиски зажаты,
Порою оставляли Вас даже без зарплаты.


Но Вы не унывали – линию держали
Того, что Вы хотели, с нею достигали.
Она ж прямою не была, ломалась иногда
И была частью нужного Вашего труда.

Киев                21.02.02 года
* * *
Ленинграду – Петербургу
На свете много городов,
Себя покрывших вечной славой,
Проживших тысячи годов
В истории той величавой.
Но этот город молодой,

Что над широкою Невой
Раскинул стройные кварталы,
Не знал еще былой опалы
Как Киев, Новгород, Москва.

Нога врага здесь не ступала
С дня основания его.
Под стенами она стояла
И отступила от него.

Здесь духа русского величье
На каждом чувствуешь шагу.
Прекрасное твое обличье.
Его забыть я не могу.

Здесь строки Пушкина
Преследуют меня
И я, как верный сын Авроры,
Ее одну в душе любя,

Твержу их сам, помимо воли.
"Люблю тебя Петра творенье".

Ленинград,
Теплоход "Юрий Долгорукий"        Июль 1986 года

* * *
Моя исповедь

Исповедь мне хотелось написать стихами, но не все мои мысли рифмуются. Поэтому скомпоную их вперемежку, выразив стихами и прозой.
Зачем пишу я? Сам не знаю.
Потребность в этом ощущаю.
Познал и испытал я на себе
Все то, что двигает поэтом
И сообщаю Вам при этом
Так откровенно на земле.
Прежде всего, это неудовлетворенные возвышенные чувства:
Любовь неразделенная. Любовь незавершенная. Любовь бескорыстная. Стремление помочь людям. Предостеречь их от необдуманных поступков. Указать им путь движения вперед. Это и низменные чувства: обида, злость, ненависть,  зависть, гнев, но только не безразличие.
Тщеславие. Стремление обеспечить себе бессмертие. Чтобы о тебе помнили потомки.
Порой просто занять чем-то свой мозг в период вынужденного безделья.
Наличие свободного времени – обязательное условие рождения стихов.
Наконец, попытка заработать денег. Хотя на поэзии много не заработаешь.

Хотелось мне свободным быть.
Все отрицательные факты
На пользу людям обратить.
Пусть небольшие будут акты,
Но их по-прежнему творить.
Из планов юности шальной
И сверх способностей моих,
Что заложили во мне предки.
Пусть гении бывают редки,
И сам ты их не понимаешь.
Но, а куплеты ты слагаешь.
Итак, не гений я. А жаль!
Тогда б с тобой умчался вдаль.
Но мне так хочется порой
Себя частичку здесь оставить.
Я нехороший. Я плохой.
С своей прогнившею душой.
Какой народ, таков и я –
Так говорю я Вам друзья.
Известно всем давным-давно,
Что сок прогнивший есть вино.
А если душа наша не гниет,
То значит, она и не живет.
Должна бродить моя душа.
Тогда она лишь хороша,
И выпускать стихи в наш мир.
И будешь ты тогда кумир
Для тех, кто за тобой идет.
Она их к действию зовет.
Итак, хочу свой след оставить.
Пусть здесь на земле.
Для тех, кто будет тогда править.
Пусть вспоминают обо мне.
Я не артист. Конечно, нет.
Поэтом стать пытался,
На этом и попался.
Другого выхода мне нет.
Отдать свои творения
Читают пусть меня, не гения.
Любовь в крови нашей живет.
Когда мы любим, все страдаем
И к творчеству себя толкаем,
Как будто кто-то нас зовет.
Поэт всегда интеллигент.
Он все теряет свой момент.
Хапуга вмиг его поймал
И тут-то куш себе сорвал.
От тоски и безделья при наличии свободного времени рождаются стихи.
Тоска! Зеленая тоска!
И жизнь моя, что та доска
Шершавая, вся плоская
Тихо плывет, неброская.
Какими чертами должны обладать стихи? Прежде всего, нести в себе какую-то мысль, идею, содержание.
Быть звучными. Певучими. Чтобы их строки рифмовались и легко читались. Быть краткими.
Краткость - сестра таланта.
Все талантливое – просто.
Но как достигнуть простоты?
Для смертного всегда непросто.
Чтоб быть достойным красоты
И жить себе лет под сто.

И как когда-то сам Христос,
Я предан был учениками.
Но до него я не дорос.
Решил – пусть мучаются сами.
Ученья тоже не создал.
Хотя и был на то запал.
Куда я растратил дивные годы?
Они унеслись как вешние воды.
Мне очень жаль, что все так получилось.
Но жизнь моя считаю, что сложилась.
Советскому Союзу я хорошо служил.
И службой той, при этом, дорожил.
Хотя и недолюбливал порой.
Но за Отчизну был готов идти на бой.
Сейчас прогнило наше общество.
В верхах одна лишь мразь.
Семейное сообщество
Втоптало знамя в грязь.

Киев                Февраль 2009 года
Дочери Карла Маркса попросили его ответить на вопросы игры под названием "Исповедь". Ему тогда было около пятидесяти лет. Ответы представляют интерес для характеристики его как человека. Я попытался ответить на эти вопросы тоже.

Вопросы "Исповеди" Ответы Маркса Ответы мои
1) Достоинства, которые Вы больше всего цените:
- в людях Простота Целеустремленность
- в мужчине Сила Стойкость
- в женщине Слабость Красота, мягкость, нежность
2) Ваша отличительная черта Единство цели Стремление к познанию и творчеству
3) Ваше представление о счастье Борьба Оставить свое имя в науке
4) Ваше представление о несчастье Подчинение Быть непризнанным
5) Недостаток, который Вы скорее всего склонны извинить Легковерие Медлительность
6) Недостаток, который внушает Вам наиболь-шее отвращение Угодничество Предательство, надменность, зазнайство
7) Ваша антипатия Мартин Таппер Яворивский
8) Ваше любимое занятие Рыться в книгах Писать мемуары
9) Ваши любимые поэты Шекспир, Эсхилл, Гете Пушкин, Лермонтов, Маяковский
10) Ваш любимый прозаик Дидро Теодор Драйзер
11) Ваш любимый герой Спартак, Кеплер Павка Корчагин
12) Ваша любимая героиня Гретхен Даша (Алексея Толстого)
13) Ваш любимый цветок Лавр Пион
14) Ваш любимый цвет Красный Красный
15) Ваше любимое имя Лаура, Женни Нилори, Максим
16) Ваше любимое блюдо Рыба Шашлык свиной
17) Ваше любимое изречение Ничто человеческое мне не чуждо Если хочешь быть счастливым, будь им
18) Ваш любимый девиз Подвергай все сомнению Пусть будет все, как будет


СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

Мы жили в прекрасной и доброй стране.
Каждый путь свой выбирал со всеми наравне.
Но самым почетным был труд на народ.
Общество смело шагало вперед.
Поднимались заводы. Колосились поля.
Расцветала наша родная земля.
Жизнь улучшалась из года в год.
Все богаче и богаче становился народ.
Все служили тебе, наш Советский Союз.
С тобой связаны были сотнями уз.
Тогда к коммунизму стремились мы,
Веря в него даже средь снежной зимы.
Враг пришел изнутри, где не ждали того,
Развалил наш Союз, уничтожил его.
Нас вожди не позвали на защиту Союза,
Видно перевертыщам не нужна была эта обуза.
Потекло время вспять. В средевековье, назад.
И не ходим теперь на любимый парад.
Пропаганда врагов давила везде.
Стали чувствовать себя словно в узде.
Ругая коммунистов, хуля коммунизм
И восхваляя западный капитализм,
Тогда нам обещали "вожди-демократы",
Что только с ними все мы будем богаты.
Потом оскорбили всех нас. Дали подлый навет.
Удалили с погон даже красный просвет.
Обманули народ. Обокрали его.
Сами ж "вожди" разбогатели. Все от того.
Вставай, народ! Проснись! Не пой!
Вновь поднимись на правый бой!
Верни себе свое добро
И уничтожь буржуев заодно.
Киев                07 ноября 2009 года
 
ВСТЕЧА ОДНОКАШНИКОВ КВИРТУ
14.09.09 года
На прошлой неделе ко мне неожиданно позвонил Володя Курбатов, с которым мы были близки, учась в Академии тыла и снабжения в городе Калинине и в КВИРТУ. Он сообщил, что есть предложение встретиться за столом на даче Игоря Кушеловского, нашего однокашника. При этом он перечислил наших ребят, желающих принять участие в этом мероприятии. Дата встречи еще не была окончательно согласована, а поэтому через несколько дней последовал его второй звонок. Теперь он сказал, что встреча назначается на субботу 12.09.09 года. Сбор всех возле станции метро "Героев Днепра" в 11 часов. Мне же поручалось доставить туда Витю Антюхова. О после операции плохо себя чувствует, да и память у него уже плохая. Может что-то перепутать и приехать не туда, куда надо.
На мой звонок Вите ответила его жена Аня. Она была рада тому, что мне поручено его сопровождать на встречу по той же причине. Да, память наша начинает отказывать. Мы договорились встретиться возле памятника Михаилу Архангелу, что возле станции метро "Минская" в 10 часов 40 минут. Когда я пришел туда, то там еще кроме Вити, был и Валера Шантырь. Он сильно изменился за последнее время. В городе бы его не узнал. Мы пошли в метро и доехали до станции "Героев Днепра".
Там мы встретили Илью Латыпова, и вскоре подошел Володя Курбатов. При этом он шутливо нас приветствовал на немецкий манер. Я ответил ему тем же, но вставил при этом имя Сталина, под руководством которого мы начинали свою взрослую жизнь.
После этого мы заговорили о репрессиях, связываемых с нашим вождем. Я изложил свое видение этого процесса. Вот оно.
По-моему, в марксистско-ленинской теории (литературе) нет достаточно четкого разъяснения того, что происходило в тридцатые годы прошлого столетия. Это позволяет спекулировать теперешним правителям на тех событиях.
Так называемые репрессии тридцатых годов – это не что иное как гражданская война пролетарского государства рабочих и колхозников с мелкой буржуазией – торгашами в городе и кулаками в деревне. В ней убивали как с одной, так и с другой стороны. Начали ее кулаки, которые стали убивать колхозных активистов, поджигать колхозные строения, закапывать хлеб в землю и гноить его. Они вызвали голод и были агрессорами, а поэтому потерпели поражение в этой гражданской войне. Обо всем об этом мне рассказывал отец, который был участником процесса коллективизации, хотя тогда еще был студентом сельскохозяйственного института.
Массовость репрессий была организована самой мелкой буржуазией, которая проникла в карательные органы. Этим она хотела вызвать недовольство пролетарской властью со стороны народа.
 Не думаю, что Сталину нужны были столь массовые репрессии среди простого народа. И еще вопрос: "Насколько массовыми они на самом деле были?" Другое дело, в генералитете против него зрел заговор, и он расправился с заговорщиками. Массовость репрессий создавалась на местах людьми, ненавидевшими власть коммунистической партии, хотя и числящимися коммунистами.
За всю свою жизнь, а мне идет уже семьдесят пятый год, ни в моей семье, ни в моем дворе в детстве, в различных учреждениях, где я работал, не встречал ни одного человека, который был бы подвергнут репрессиям.   Так что насчет их массовости у меня глубокие сомнения.
Ребята стали мне возражать. Оказывается, у Ильи Латыпова был репрессирован дядя, а у Володи Курбатова его тесть, которого он никогда не видел. Причем, когда он женился на Алле, то его вызывали к представителю КГБ в КВИРТУ, который не рекомендовал ему вступать в брак с этой девушкой. Видно об этом раньше немногие рассказывали.
В это  время к нам подошел Игорь Кушеловский и мы эту тему закрыли. Он повел нас остановке автобуса, который должен был довезти до его дачи. Пройти туда было проблемой.
Мы стояли почти в центре круглой ямы, в которую упирается Оболонский проспект. Более бестолкового решения транспортной развязки трудно придумать.
В эту яму выходят два входа и два выхода из метро. Пройти к нужной нам остановке автобуса можно лишь через базар. Я боялся потерять на нем Витю Актюхина, но потерялся Илья Латыпов, побежавший купить дыню. Он, как истинный узбек, без дыни за стол сесть не мог. Пришлось его подождать.
Наконец  мы на остановке. Вскоре подошел автобус, и вот я уже из его окна рассматриваю местность.
Вначале автобус развернулся и поехал назад в сторону метро "Минская". Затем он повернул направо и выехал на улицу Богатырскую. Вскоре справа появился дачный поселок, похожий на наш рожнянский, а слева пробегают коттеджи новой буржуазии. Это, как  правило, трехэтажные дома, построенные со всякими прибамбасами, но стоят они так близко друг от друга, что кажется можно протянуть руку из своего окна в окно соседа.
Спросил у Игоря:
- А где у Вас тут вода для купания?
- Да вот, за коттеджами, под лесом озеро.
Это значит, чтобы ему попасть на пляж, нужно перейти хорошо нагруженную автомобилями улицу Богатырскую.
Тем временем мы подъехали к его остановке. Прошли немного назад вдоль улицы Богатырской и вот уже проходная его садового кооператива. Не заасфальтированная дорожка привела нас к его участку. На нем стоит обычный садовый домик, сложенный из кирпича.  Он установлен на довольно высоком цоколе. На первом этаже две комнаты и веранда. В комнатах все оборудовано. Даже водяное отопление на антифризе, бак которого расположен в камине, где он нагревается электричеством. На втором этаже под крышей комната для детей. Веранда предназначена для приема гостей. На ней стоит довольно длинный стол, за которым может разместиться до десяти человек. Нас же было семеро. Великолепная семерка!
Пока Игорь готовил то, что нужно выставить на стол, мы рассматривали старые фотографии. Была среди них и та, на которой сняты Игорь, я и Володя Бондарь в моем саду в Днепропетровске. Причем снят там в одних трусах. Затем на столе появился наш выпускной альбом. На нем зафиксированы и преподаватели, а также командиры КВИРТУ 1956 года. Полились воспоминания. Кто, что, где и как? Каждый рассказывал запомнившиеся ему эпизоды из той слушательской жизни. Было интересно.
Потом Володя Курбатов достал книжку, в которой описаны войска противовоздушной обороны (ПВО) станы. В ней приводятся биографии командования и наиболее отличившихся военнослужащих этого рода войск. Среди них я обнаружил только одного знакомого  мне – Виталия Доценко. Он попал в эту книгу благодаря тому, что стал доктором технических наук. В то же время моего руководителя диссертации доктора технических наук Богданова Георгия Бруновича в ней не было. Слава Зотов видел его недавно. Он сильно растолстел и узнать его трудно. В годы, когда я с ним общался, был подтянутым, спортивным офицером. Любил играть в волейбол. Сейчас Богданов принес в институт нейрохирургии, где работает Слава, свою новую книгу, чтобы подарить ее директору. Георгий Брунович хочет пробиться в академики.
У него было много адъюнктов и аспирантов. Первым из них – Юра Воронов, а вторым – я.
Затем Володя Курбатов и Игорь Кушеловский стали обсуждать своих бывших начальников и связанные с ними эпизоды. В отличие от нас остальных они всю службу прошли в ПВО страны. Поэтому такое обсуждение им было интересно. Витя Антюхов служил в войсках специального назначения, то есть прослушивал, что военнослужащие говорят по проводной и радиолиниям связи. Слава Зотов, Илья Латыпов и Валера Шантырь провели свою службу в основном в КВИРТУ. Я же служил в ПВО сухопутных войск и в Киевском высшем зенитном ракетном инженерном училище (КВЗРИУ). Поэтому нам слушать рассказы о неизвестных командирах было малоинтересно.
На нашу встречу я принес несколько экземпляров своего сборника стихов "Мои размышления". Потихоньку начал их раздавать ребятам. Все обещали его почитать.
Наконец на столе стали появляться закуски, приготовленные женой Игоря. Ее самой среди нас не было.
Илья Латыпов предложил собрать деньги для оплаты стола. Те,  кто собирался пить коньяк, должны были заплатить по пятьдесят гривень, а кто будет пить вино – по тридцать. Володя Курбатов и я принесли с собой по бутылке вина. Причем у меня оно было домашнее. На мои предложения отведать его ребята отказывались, а Илья Латыпов назвал его компотом. Однако, когда у них кончился коньяк, они попробовали и мое вино.
За столом воспоминания продолжались. Обсуждалась и теперешняя обстановка в Украине. Все отрицательно отзывались о ее правителях.
Один прекрасный тост сменялся еще более красочным вторым. Все  выступали по порядку, установленному Ильей Латыповым. Он взял на себя роль тамады. Игорь предложил мне почитать свои стихи. Прочел я два стихотворения – "Инженерные войска" и "Научные работники". Ребята были довольны. В этих стихах описана их жизнь. Затем прочитал стихи, адресованные Украине. После этого заговорили о всех наболевших проблемах русскоязычного населения Украины. Все поддержали идею о том, что русский язык должен быть государственным. Украинизация противоестественна русской культуре. Украинские националисты (укрнаци) хотят всех проживающих на Украине сделать украинцами. Заставить их говорить на украинском языке. Они себя называют чистокровными украинцами. Но ведь чистокровными могут быть только породистые лошади. За этим следят ветеринары. У людей не уследишь: кто с кем, где и когда был.
Возле меня за столом сидел узбек Илья Латыпов. Я вспомнил, что меня в первый класс в школу в 1942 году в городе Чимкенте отвела пионерка, которая была узбечкой.
Положив руку на плечо Илье, рассказал об этом и спросил его:
- Илья! Так была в Советском Союзе дружба народов или нет, как утверждают укрнаци?
Все согласились со мной, что тогда мы не делили людей по национальному признаку, хотя в паспортах национальность указывалась.
Затем Володя Курбатов рассказал, как он переезжал из Челябинска в Киев, где жила его теща. Окончив военную службу там, он решил переехать сюда. Однако его дочь вышла замуж и не хотела ехать в Киев. Ему нужно было обеспечить ей жилплощадь в Челябинске. Пришлось походить по кабинетам военных бюрократов, среди которых были и его бывшие сослуживцы, но они не хотели идти навстречу.
Некоторым свойственно забывать то, что для них было сделано хорошего. Особенно этим страдают украинцы. Они народ неблагодарный. Это один из их национальных признаков. Примеров здесь тьма.
Шевченко русские выкупили из неволи (рабства) у немца Энгельгарда. Он же в "благодарность" охаял русских как только мог.
Лукьяненко пошел по стопам последнего. Ему, парню из какого-то никому не известного украинского села дали возможность закончить Московский государственный университет. Он тут же после окончания его начал работать против русских, создав украинский рабочее-крестьянский союз. Теперь пропагандирует лозунг укрнаци "Украина для украинцев" и предлагает: "А ще краще було б виселити їх (неукраинцев) з України в порядку міжнародного обміну". (Смотрите: Лук‘яненко Л.Г. Національна ідея і національна воля. – К., 2006. -288 с ISBN 966-608-309-4, сторінка 34).
Ребята отрицательно отозвались об этом украинском злом политике с усами словно сопли вытекающими из ноздрей.
Затем я спросил:
- Кто из Вас знает, в чем состоит русская идея?
Однако никто из них мне на этот вопрос толково не ответил. Когда мы учились, она не пропагандировалась в процессе обучения.
- Русская идея состоит в том, чтобы обеспечить мирное сосуществование малых и больших народов под эгидой русского народа, русского государства, которое обеспечивает этот мир. Это прообраз Организации объединенных наций. Под этим знаменем создавалась Российская империя. Слово империя означает превыше всего. В таком сообществе народы не будут воевать друг с другом. Замечу, что в правительстве России всегда было много нерусских.
Это имеет место и сейчас в Российской федерации. Посмотрите, кто там министр внутренних дел (Нургалиев), министр чрезвычайных ситуаций (Шойгу) и так далее. Правда, порой в настоящее время и в России проявляются националистические тенденции, насаждаемые прозападными агентами влияния, за которыми идет незрелая молодежь с лозунгами "Россия для русских". Эти лозунги как "Украина для украинцев", так и "Россия для русских" очень опасны. Они сталкивают народы, одновременно проживающие на одной территории. Это порой приводит к развалу государств (Советский Союз и Югославия) и к кровопролитной войне между братскими людьми. Необходимо вернуться к Русской идее на Украине.
Однако вернемся к Володе Курбатову. Ему как полковнику во времена Союза полагалось в течение трех месяцев получить в Киеве квартиру, поскольку в Челябинске он ее сдал. Чиновники прямо сказали, что этого не будет, и предложили поработать  Горсовете бесплатно. Он согласился. Работал на рассмотрении писем граждан в течение года, пока ему не дали квартиру. Чего он только не начитался в этих письмах. Одна женщина написала письмо на пятидесяти страницах. У Володи голова пухла от таких фолиантов.
Под конец нашего сидения за столом, когда уже почти все было выпито и съедено, Игорь предложил спеть нашу училищную песню "Сапог". Он хотел, чтобы ее запел я. Согласившись, поступил опрометчиво. У меня из головы (образно говоря) выпала первая строка песни. Не мог долго ее вспомнить. Наконец прорезалось:
"Давным давно.
Вам все равно…"
Все дружно подхватили это начало, и мы успешно допели "Сапога". Затем спели песню "Что-то сердце загрустило", с которой мы ходили курсантами в строю мимо Калининского педагогического института. Его студентки высовывались в окна и махали нам руками. Это песни нашей молодости.
Общение наше было в основном культурное. Правда, иногда у Володи Курбатова прорывалось сквернословие, но я его тут же одергивал и он переставал ругаться. Это привычка бывает у некоторых, кто много лет прослужил в войсках, то есть в чисто мужских коллективах. Ему же я тогда говорил:
- Посмотри, на соседнем участке ходит женщина. Что она завтра скажет Игорю? Она его упрекнет: "Кого это ты привел к себе на дачу? Почему он так ругался?"
При этом моем напоминании Володя замолкал, но не извинялся.
Давно уже пора было расходиться, но все еще находились какие-то вопросы для обсуждения. Коньяки, заготовленные к нашему столу, уже были выпиты. Некоторые горячие головы предлагали сбегать в магазин. Я, как мог, их удерживал от этого. Игорь даже вынес еще одну недопитую бутылку коньяка. Пошло в ход и мое вино, которого тогда оставалось почти пол-литра. Наконец было решено закончить "сабантуй". От хорошо сервированного стола еды на нем почти не осталось. Здесь же были и кальмары, и селедка, маслины, помидоры, огурцы, салат "Оливье" (до сих пор не знаю, почему он так называется). На горячее Игорь подавал отбивные из телятины, тут же в саду на мангале при нас обжаренные. Кстати, очень вкусное мягкое мясо, которое мы съели с хорошо отваренной картошкой. В общем, жена Игоря Люба постаралась. За это мы в своих тостах ее благодарили.
Наконец все дружно собрались и вышли на улицу. Игорь закрыл ворота на дачу и пошел нас проводить до остановки автобуса. Его долго не было. Мы стояли несколько в стороне от остановки и продолжали обсуждать наши проблемы. У меня начала болеть изрезанная моя правая нога и я, извинившись, отошел от ребят и сел на лавочку на остановке. Вот и пришел автобус. Мы дружно в него вошли и поехали. Только теперь я увидел, что Игоря с нами нет. Он вернулся на дачу. Я же с ним не попрощался.
Автобус доехал до конечной, что находится в Вышгороде, развернулся и поехал в Киев. Выйдя из него, мы разбились на группы. Со мной оказался Слава Зотов. Почему-то мы заговорили о развале Советского Союза. Слава сказал, что в нем принял большое участие сионизм. Как-то это было обсуждать неловко, поскольку мы только что были в гостях у еврея. Но, с другой стороны, не нужно путать сионизм с евреями. Я вспомнил, что в Ленинграде недавно был скандал по этому же поводу. В какой-то официальной брошюре, предназначенной для обучения милиции, было сказано буквально следующее: "То, что с Советским Союзом не смог сделать Гитлер, сделал сионизм".
Затем все дружно вошли в метро "Героев Днепра". Проехав одну остановку до "Минской", вышли с Витей Антюховым. Остальные поехали дальше.
Выполняя наказ жены Вити Ани, я проводил его до подъезда дома. Здесь мы и распрощались. Закончился еще один хороший день в моей жизни.
Дома решил собрать вместе сведения о материальном положении моих однокашников по КВИРТУ, прослуживших в армии десятки лет. Эти данные волей или неволей всплывали в процессе наших бесед.
1. Полковник Курбатов имеет двухкомнатную квартиру, где проживает только с женой. Дачи и машины у него нет.
2. Пополковник Антюхов живет с женой и сыном в двухкомнатной квартире. Дачи и машины у него нет.
3. Подполковник Шантырь проживает в двухкомнатной квартире с женой и внучкой. Дачу построил в Клавдиево своими руками. Машины нет.
4. Подполковник Кушелевский проживает в двухкомнатной квартире только с женой. Имеет дачу, а машины нет.
5. Подполковник Зотов живет в трехкомнатной квартире только с женой. Дачу унаследовал от родителей. Машины у него нет.
6. Подполковник Латыпов проживает с женой и внучкой в двухкомнатной квартире.
7. Полковник Максимов имеет однокомнатную квартиру, где прописан один, недостроенную дачу, машину "Жигули" и гараж.
Все это мы заработали при коммунистах. При демократах-демокрадах я же не добавил к этому ничего. Даже дачу достроить не смог.
ВСТРЕЧИ С ВОЛОДЕЙ КУРБАТОВЫМ
Мне давно хотелось, чтобы кто-то из друзей или знакомых почитал написанную мной книгу "Жизнь моя". Все мои ребята, кто еще работает, мне в этом отказали. Володя Курбатов уже не работает. Он согласился почитать мое творение.  Чтобы передать ему его, я встретился с ним на Главпочтамте. Мы сели в фойе под светильник. Володя стал листать книгу и задавать вопросы. Как мог, отвечал на них.
Затем к нам подошел его знакомый и наша беседа оборвалась. Попрощавшись с ним, сказал, что позвоню ему.
04.11.09 года
Сегодня позвонил Володе Курбатову. Он читает мою книгу "Жизнь моя", которую дал ему пять дней назад.
Сначала он обрушился на меня, обозвав сексуальным маньяком. Все от того, что в книге этой много описаний моих взаимоотношений с женами и подругами, а их было в моей жизни много. Затем сообщил мне, что прочитал уже половину книги.
- Скажи, пожалуйста, интересно ли было тебе читать мою книгу? – спросил я его.
- Да. Мне это было интересно. Мы с тобой оба прожили жизнь в погонах. Не знаю, будет ли это интересно другим,  гражданским, людям. Например, фармацевтам.
- Но ведь я пишу не только о военных, а о жизни вообще, - парировал я его выпад.
- Есть у тебя неточности в описании нашего перевода из Академии тыла в КВИРТУ, то есть переезда из Калинина в Киев. Никто не требовал, чтобы я написал рапорт о переводе в Киев. Тогда еще была альтернатива переезда в Гомель, где тоже создавалось высшее училище. Я не хотел ехать туда, а поэтому сразу согласился на переезд в Киев. Ты вспомни: нам начальник курса подполковник Шидловский представил двух полковников – одного летчика, другого – артиллериста.  Первый был из Киева, а второй – из Гомеля, - напомнил Володя.
- Да. Ты прав. Теперь я вспомнил о Гомеле. Однако тогда не хотел уезжать из Академии тыла в эти вновь создаваемые училища, а поэтому видно меня вызывали к начальнику факультета полковнику Жуковскому и требовали, чтобы я написал рапорт о моем согласии на переезд в Киев.
- Теперь о твоей книге "Жизнь моя".  Скажи, пожалуйста, для чего ты ее написал? Кто читать будет твое творение? Зачем оно нужно? – стал задавать вопросы Володя.
- Во-первых, о жизни таких как мы с тобой практически ничего не написано. Мы остались в тени Гагарина и ему подобных. Наша жизнь тоже имеет свои особенности, и о них должны знать наши потомки. Во-вторых, читать ее будут, по всей вероятности, мои внуки и правнуки. Дети мои, как и все теперешние молодые люди (термин условный) читать ее не будут. Они развращены этой проклятой "перестройкой социализма в капитализм". Им не понять нас, строителей коммунизма, к которым я отношу и себя, хотя почти всю жизнь служил в армии. В-третьих, на вопрос, зачем я написал эту книгу, отвечу так – для самовыражения. Мне хотелось рассказать о себе лично. Как это получилось, ты теперь имеешь возможность увидеть. Кстати, многие великие писатели писали о себе. Свое детство, в частности, описали и Толстой, и Горький, - так ответил я на его вопросы.
- А ты знаешь, что страшнее глупости? – спросил Курбатов.
- Нет, - был мой ответ.
- Страшнее глупости – наивность. Ты наивный человек, если думаешь, что твои потомки будут читать твою книгу, - настаивал на своем Володя.
- Думаю, что те, кто будет изучать наше время, все же мою книгу почитают, ибо я поднимаю в ней такие вопросы, которые не освещаются в современной литературе, зациклившейся на детективах с убийствами и расследованиями. Я в ней описал жизнь нормального человека. Меня уже тошнит от современного кинематографа. Такое впечатление, что обычной жизни в нашем обществе нет. Все направлено на спецэффекты. Чем больше огня, тем лучше. Но ведь в жизни это не так, - продолжал разъяснение я.
Мне еще хотелось ему сказать, что когда описываю события, то чувствую себя летописцем. Летопись моя должна быть по возможности объективной. Но воздержался от этого. Курбатов пообещал свои замечания представить мне в письменном виде. Предложил ему начать писать мемуары.
- Я ленивый, а поэтому их писать не буду, - сказал в заключение он.
Недели через две созвонился с ним вновь, и мы немного поговорили. Он нашел несколько неточностей в описании нашей жизни в Академии тыла и снабжения, а также в КИРТУ. Попросил все замечания записать на листке бумаги.
Еще недели через две в телефонном разговоре Володя сказал, что книгу "Жизнь моя" прочитал и готов мне ее вернуть.
Мы встретились опять же на Главпочтамте. Он вручил мне листок, на котором кратко фиксировались недостатки книги. Вот они:
1. Слишком большое количество слов. Особенно много мелких подробностей.
2. Излишняя патетика. (Что он под этим имеет в виду?)
3. Много описаний эротических сцен.
4. Натурализм. (Это о моих медицинских проблемах).
5. Анализ достоинств и физических недостатков моих подруг.
6. Почему я подчеркиваю принадлежность того или иного моего знакомого к евреям?
На этот вопрос ответил, что на моем жизненном пути встречались и хорошие, и плохие евреи. Тут Курбатов развил целую теорию о том, что главное, чтобы человек был хороший, а не его национальность. Согласен с ним полностью. Но хочу заметить, что в радиотехнических подразделениях Советской Армии среди офицеров было много евреев. Тут требовались хорошие знания.
Заметил также мое отношение к украинским националистам (укрнаци). Несколько раз меня спрашивал:
- Куда их девать?
Непонятно ему и такое:
- Почему украинский язык должен отмереть?
Задал ему встречный вопрос:
- А где языки скифов, сарматов и других народов, живших на этой территории? Они вышли из употребления, так как не имели спроса. Все, что не востребовано, умирает. То же самое будет с украинским языком. Он имеет только местное значение, да и то не на всей Украине. Украинцы не завоевали для него большой территории, как это сделали русские.
- А что? Возможно и умрет, - согласился Володя.
- Население Украины потеряло свое величие в 1240 году, когда не дало отпора татаро-монгольским ордам Батыя. Теперь по заданию укрнаци-вождей некоторые ученые пытаются доказать, что культура здесь была уже в седьмом тысячелетии до Новой эры, то есть она гораздо старше, чем у шумеров, египтян, греков и римлян. Укрнаци доказывают на основе черепков из Триполья, что с этой территории пошло расселение всех культурных народов. Во! Какие умные украинцы! – разъяснил ему свою позицию.
Непонятно Курбатову, зачем сейчас вводить двуязычие. Говори и пиши на русском языке. Всем будет понятно.
- Сейчас это необходимо, чтобы процесс ассимиляции украинцев не вызвал каких-либо восстаний. Они же одержимы в своем стремлении сохранить укрмову. Так что двуязычие – это полумера постепенного полного возврата к употреблению  русского языка во всех сферах деятельности на всей теперешней украинской территории, - так я изложил ему перспективу в этом вопросе.
Володя же еще раз повторил свой тезис о том, что для него национальность не имеет значения. Лишь бы человек был хороший.
Затем он сам занялся воспоминаниями о своей службе на Севере, о взаимоотношениях с начальниками, о подлости близких к нему людей и тому подобное.
Еще раз посоветовал ему обо все этом написать воспоминания.
- Нет. Писать не буду. Я ленивый, хотя и имею два высших образования – инженерное и юридическое, - сказал он.
Давно замечал за ним, что он любит анализировать выступления "народных" депутатов в Верховной Раде. Многих из них знает и даже общался иногда с ними.
- Если у тебя высшее юридическое образование, то ты можешь работать адвокатом, - предположил я.
- Нет. Только юридическим консультантом. Чтобы вести адвокатскую деятельность, нужно входить в коллегию адвокатов, - разъяснил он.
Затем мы опять вернулись к обсуждению проблем Украины.
- В теперешних границах Украину собрали русские и советские войска. Под руководством Сталина к ней присоединили Западную Украину – Галичину, Буковину, Закарпатье и Волынь. Хрущев же буквально подарил Крым. Украинцы должны поставить памятники этим двум генсекам, - сказал я.
К концу нашей встречи попросил его прочитать еще одну мою книгу "Дневник ведущего инженера института навигации". Он согласился и забрал ее к себе в сумку.
В это время подошли его друзья. Он представил меня как писателя. Хотя, какой я писатель. Скорее летописец. Мне уже пора было уходить, поэтому попрощался и покинул их, стоящими на входе в Главпочтамт.
Когда же потом спросил у Володи, что это за ребята, он уклонился от прямого ответа, дескать, тебе они не нужны.
31.01.10 года
Вчера мы опять встретились с Володей Курбатовым на Главпочтамте. Он теперь вернул прочитанную им мою книгу "Дневник ведущего инженера Центрального института навигации и управления" со своими замечаниями:
1. Для чего и кого писалась эта книга, определяет ее содержание и стиль, то есть значит, что и как писать.
2. Есть повторы, длинноты, очень много личных бездоказательных впечатлений.
3. Много натурализма, физиологии или секса. Похоже на современные детективные эротические романы.
4. Очень подробные описания событий и людей. Надо меньше слов.
5. Как по мне (то есть по Курбатову), очень много раз упоминаются национальности людей.
Вывод: надо знать сущность человека, а потом уже коммунизм, социализм, капитализм. Что он понимает под сущностью человека?
Однако на этой встрече мы замечания его практически не обсуждали, а сосредоточились на политике. Но он порой уклонялся от прямых ответов на мои вопросы. Точь в точь как это теперь делают наши кандидаты в президенты. За кого Володя голосовал в первом туре, я так и не узнал. Знаю только, что не за коммуниста Симоненка Петра Николаевича, которому был отдан мой голос. Меня это удивило. Ведь Курбатов всю жизнь был коммунистом и даже активным, руководящим товарищем.
Вот что сделали с нами эти проклятые демократы. Они так дискредитировали коммунистов, что даже их естественные сторонники за них голосовать не хотят.
В нашей беседе пытался выяснить его позицию в этом вопросе, но Володя уклонялся от прямого ответа. Он все время твердил о какой-то гипотетической сущности человека. Требовал, чтобы политики учитывали ее. Насколько я понял из его отдельных фраз, сущность человека состоит в его стяжательстве. В том, что он, в отличие от курицы, все гребет под себя. Это его свойство прежде всего должны учитывать политики.
Больше того, Курбатов заявлял, что ему все равно, кто там будет наверху – капиталисты-демократы или коммунисты. Все равно он ими управлять не сможет. Его же я отношу к трудовой интеллигенции, которая в отличие от творческой, крутящейся сейчас в шоу-бизнесе, ничего себе не заработала. Живет Володя с женой Аллой в двухкомнатной квартире и больше ничего у него нет – ни машины, ни гаража, ни дачи, ни своего предприятия. Он пролетарий, который все равно не хочет голосовать за своих защитников – коммунистов. Почему? Этого я так из той беседы не уяснил.
Мой однокашник потянул меня на улицу. Ему захотелось выпить чаю. Это, по его словам, можно сделать на углу улиц Прорезной и Пушкинской. Он и раньше любил все эти забегаловки. Меня же от них тошнило тогда, в дни нашей молодости, а теперь по ним вообще не хожу. Мы с ним прошли по Крещатику и Прорезной, но его "точка" оказалась закрытой. Я даже был этому рад. Вернувшись в фойе Главпочтамта, мы сели под светильником и продолжили нашу беседу, но ей помешал знакомый Володи, который подошел и стал слушать, о чем мы разговариваем,  а затем даже включился в наш разговор, заявив о том, как плохо живется на Украине, причем на укрмови.
- Украинцы-правители получили возможность править своим народом, но они не умеют это делать, так как веками здесь правили иноземцы – варяги, татары, литовцы, поляки. Только при русских украинцы пытались организоваться как народ, - заявил я.
- Да, нам нужен Сталин,- сказал знакомый Володи.
Мне не захотелось поддерживать эту беседу, поэтому попрощался и ушел.
Еще ранее заметил, что вокруг Курбатова на Главпочтамте собираются пожилые люди, которые ведут беседы на политические темы. Когда я его спросил: "Кто они?" - он уклонился от ответа, заявив только, что общается с ними уже пять лет.
Теперь хочется сказать несколько слов о его замечаниях по моей книге. На первое из них я уже ответил ранее. Относительно "бездоказательных впечатлений" могу сказать, что они действительно личные и доказательства не требуют. Замечу, что от "натурализма" нам никуда не уйти. Мы с ним живем, иначе станем роботами. Теперь о "подробных описаниях" скажу лишь, что меня никто не ограничивал в объеме книги, а кроме того, они позволяют увидеть колорит нашей жизни, какова она была у научных работников. Относительно частого упоминания национальностей наших сотрудников, хочу этим подчеркнуть многонациональный состав наших коллективов, который пытаются теперь украинизировать укрнаци.
ВСТРЕЧА ВЕТЕРАНОВ КВЗРИУ В 2010 ГОДУ
На прошлой неделе мне позвонил мой товарищ по адъюнктуре на 32-ой кафедре Бескровный Анатолий Михайлович и сообщил, что в воскресенье 21.03.2010 года с 10 часов на территории Военной академии Министерства обороны Украины будет проходить встреча ветеранов КВЗРИУ.
По дороге туда на остановке троллейбуса, что возле Владимирского собора, встретил своих товарищей Микуленка Олега Марковича и Кононова Юрия Леонидовича. С первым я знаком еще по учебе в Богодуховском центре переподготовки зенитчиков на ракетную технику, а со вторым в Киевском политехническом институте заведовали лабораториями физики.
Пока ожидали троллейбус обменялись новостями. Я подарил им свои сборники стихов "Вторая молодость моя" и "Мои размышления". Подошел троллейбус №8 и мы поехали в наше училище. Вышли на остановке "Улица Курская". Возле центральной проходной, что  на Воздухофлотском проспекте, уже толпились наши ветераны. Мы подошли к ним и Микуленок возглавил наше движение к проходной, но там нас задержали. Дежурный по ней сказал, что позвонит дежурному по академии и выяснит, можно ли нас пропустить на территорию.
Тут неожиданно появляется наша лаборантка Алла Гродзинская. Я встречаю ее возгласом, обращаясь к ветеранам:
- Расступитесь. Идет супер-вумен Алла.
Так мы называли ее в старые добрые времена.
- Почему не проходите на территорию? – спрашивает она.
- Да вот, еще не пускают, - говорит кто-то из наших.
- Сейчас я с ними разберусь, - заявляет Алла, подходит к окошку дежурного по проходной, что-то говорит ему, и нас тут же пропускают. Все в восторге: то, что не смог сделать полковник Микуленок, сделала супер-вумен Алла. Я ей здесь же подарил сборники своих стихов. Она в знак благодарности подставила мне щеку для поцелуя, что и было сделано. Мы всей толпой пошли дальше по территории училища.
Потом выяснилось, что сбор назначен не в Главном старинном корпусе, а в конференц-зале здания Военной медицинской академии, построенном после того, как я уволился из армии. Оно располагается сразу за Главным корпусом. Здесь и начались встречи с ветеранами. Было интересно смотреть, как кто изменился. Свои сборники я подарил Горбунову Павлу Никитовичу. Он, когда я был холостяком, знакомил меня со своей свахой, но она мне не понравилась, и наше знакомство не развилось.
Подошли мои коллеги по кафедрам Андреев Борис Михайлович, Романцов Олег Ефимович. Их тоже одарил своими сборниками. Затем того же удостоились Насонов Геннадий Иванович, президент группы компаний "Атлант" и Леонов Анатолий Борисович, президент Всеукраинской организации инвалидов "Взаємодопомога".  Последний является автором книги "90 лет КВАИУ-КВЗРИУ". Я ее читал, и она мне понравилась. О чем выразил ему свое восхищение. Анатолий был с костылем. Ему даже разрешили приехать на территорию на своей машине.
Кто-то показал мне одного из группы подготовки истории училища к печати Быцко.
Я предложил ему списать с моего компакт-диска запись книги "Жизнь моя", в которой много внимания уделено прохождению моей службы в училище. Мы пошли с ним в конференц-зал Медицинской академии, где готовился к показу кинофильм об училище. Перезаписать мою книгу Быцко сразу не смог. Более того, объявили сбор на фотографирование, и мне пришлось покинуть конференц-зал. Оно проходило на ступеньках у входа нового главного корпуса нашего училища, построенного еще при мне. Замечу, что они были сильно поломаны, и поэтому приходилось выбирать место, где стать.
Тут я увидел начальника училища генерал-лейтенанта Парафейникова Бориса Дмитриевича. Он призывал ветеранов строиться быстрее и даже сам руководил этим построением. Ему я подарил свои сборники стихов. Мне удалось занять место в первом ряду.
Фотографировал нас член группы по подготовке к изданию книги по истории училища (ее редактор) Быхун Виктор Юрьевич, но о том, что это именно он, я узнал позже. Сейчас же я разыскивал Жукова Виктора Михайловича, являющегося хозяином сайта "KVZRIU.оrg" в интернете. Мне его показали, но он был сильно занят и дал мне только номер своего мобильного телефона. Предложил позже созвониться. Ему тоже подарил свои сборники стихов, сказав при этом, что в них есть стихи о военных инженерах.
Затем все дружно весело направились в конференц-зал Медицинской академии. Конечно, нам приятнее было бы проводить это мероприятие в актовом зале Главного старинного корпуса училища, где прошла наша юность, в котором теперь Военная академия Министерства обороны, но нас туда не пригласили. В этом зале на экране уже светились кадры из кинофильма об истории училища. В полумраке отыскал своих кафедральных товарищей в четвертом раду справа и сел возле своего бывшего адъюнкта Кириченко Геннадия Борисовичаю
Открыл собрание, опять же в полумраке, Парафейников и объявил повестку дня:
1. Отчет правления ассоциации "Однополчане КВЗРИУ".
2. О книге про училище.
3. О сайте ассоциации.
4. О подготовке к 65-ой годовщине Победы в Великой Отечественной войне (ВОВ).
5. Разное.
По первому вопросу доложил сам Парафейников. К сожалению, доклад проходил в полумраке, и мне записать его содержание не удалось. Запомнилось только, что издана книга Леонова А.Б. "90 лет КВАИУ-КВЗРИУ" и изготовлены значки тоже к тому же юбилею.
О подготовке к изданию книги по истории училища доложил ее редактор Быхун Виктор Юрьевич. Он просил ветеранов представить свои воспоминания. Позже обнаружилось, что в книге этой совершенно не уделяется внимания дивизиону обеспечения учебного процесса.
По третьему вопросу о сайте "KVZRIU.оrg" доложил Жуков Виктор Михайлович. Этот сайт официальный для нашей Ассоциации "Однополчане". В нем имеются страницы: "Книга", "Новости", "Статьи", "Фотоальбомы", "Общение", "Поиск людей", "Форум". В последнем проводится регистрация с почтовым ящиком. В него направлять средства на издание книги об училище.
Мне, не пользующимся интернетом, пришлось попросить:
- Сообщите обычный почтовый адрес.
Тут вмешался Парафейников и назвал свой домашний адрес и телефон.
О подготовке к празднованию 65-ой годовщины Победы в ВОВ сообщил Борис Дмитриевич. Он поставил задачи отыскать участников ВОВ, поздравить их и всем, по возможности, принять участие в этом мероприятии. Возложить цветы к могилам бывших начальников училища Полянского, Высоцкого и Ялового.
Затем объявил о намеченных мероприятиях:
1. На День Победы 9 мая 2010 года едем на автобусе на демонстрацию. Он будет ожидать ветеранов возле дома №40 на Воздухофлотском проспекте.
2. В парке Островского на 15 часов назначено гуляние.
3. В Доме офицеров 11 мая 2010 года концерт.
После чего в разделе "Разное" выступили Леонов Анатолий Борисович,  Дубас Владислав Никитович и Олейников Владимир Алексеевич. Первый поблагодарил  Парафейникова за то, что он уже 30 лет возглавляет нас. Второй читал свои стихи. Третий говорил о новых значках к 100-летнему юбилею училища. Предложил присылать рисунки с возможными их вариантами.
Закрыл наше собрание Борис Дмитриевич и предупредил, чтобы на территории училища выпивок не было. Теперь нам оставалось просмотреть новый кинофильм об училище. Его насытили дореволюционными кадрами, да еще каким-то хоральным пением на непонятном языке. В общем, мне он не понравился. Из него почти исчезла наша жизнь.
Когда демонстрировался кинофильм, я увидел на противоположной стороне зала Быцко, держащего в руках мой компакт-диск. Подошел к нему и он мне диск вернул. Мы немного поговорили, но я даже не догадался спросить, как его зовут, и не взял его координаты. Был сильно перевозбужден происходящим. Фильм закончился и все стали выходить. Тут я потерял своих кафедральных товарищей, но встретил Клишевича Михаила Яковлевича, полковника, кандидата технических наук, доцента и даже профессора, тоже увлекающегося стихосложением. Мне было известно, что он в стихах написал свою биографию.
- Ты книгу свою издал? – спросил я у него.
- Да, - был его ответ. Миша вынул из портфеля книгу свою под названием "Испытатель" и подарил ее мне. Мы немного поговорили и распрощались.
Выходя из зала, встретил Толю Бескровного, который пригласил меня на это собрание. Он сказал, что встретимся на выходе из здания, и убежал,  а я потихоньку спустился в фойе. Там увидел Волотковского Володю, мужа нашей лаборантки Риммы Константиновны, которая так хорошо когда-то изготовила чертежи для моей защиты диссертации. После взаимных приветствий спросил:
- Как Римма?
- Да ничего. Все в порядке.
- Передавай ей привет.
- Хорошо. Спасибо.
- А ты тоже уже с палочкой, как и я, - сказал я, увидев в его руках трость.
Он только развел руками, и мы распрощались.
На выходе из здания меня уже ждал Толя Бескровный. Тут же находились его коллеги. Из них никого я ранее не знал. Они собрались идти в кафе. Пришлось примкнуть к ним. Сначала зашли в кафе на правой стороне улицы Курской, но там долго не было буфетчицы, и пришлось перейти через улицу в Грузинское кафе. Оно было оформлено в соответствующем стиле, но официанты парень и девушка были белобрысые. Это снижало грузинский колорит. Мы заняли небольшую комнатку без окон. В ней был стол человек на десять. Это нас устраивало. Ребята заказали еду. Она обошлась по 80 гривень на человека. Замечу, что не была очень обильной. Картошка с говядиной и совсем немного овощей – по четвертушке небольшого огурчика, строганные капуста и морковь. Пили все, кроме меня, водку. Ее принесли с собой. Я принес литр своего домашнего вина "Изабелла" и пил только его. Под занавес, когда кончилась водка, ребята попробовали и мое вино. Высоко его оценили.
Начались тосты. Каждый говорил то, что ему приходило в голову. Обстановка была непринужденной. Я произнес тост о творчестве. Призывал их писать мемуары. Выпили и за женщин стоя. Постепенно, присмотревшись, узнал среди них двоих хорошо мне известных по службе в училище Нестерова и Авдиенко. Первый работал на кафедрах, а второй был курсовым офицером.
Кто-то завел разговор о пасхе и напомнил, что в этом году православная и католическая пасхи совпадают. Тут вмешался Толя Бескровный и добавил:
- С нашей пасхой совпадает и еврейская.
Это меня насторожило. Откуда он это знает? Ведь числится украинцем, причем, даже, по-моему, из кубанских казаков. Незаметно стал рассматривать его. Рядом со мной сидел немолодой типичный еврей. Его выдавали нос крючком и оскал. Все же видно у Толи эта кровь течет в его жилах.
Среди ребят один не стал есть мяса, а заказал себе овощное рагу. При этом сказал, что он вегетарианец. Может он религиозный и просто придерживается поста.
Ребята ударились в воспоминания. Но из их рассказов я ничего не запомнил. Наконец все было выпито и съедено. Пора было уходить. Мы с Толей вышли первыми. Попрощались и пошли вверх по улице Курской. Сначала Толя шел быстро, но потом видно вспомнил о моей больной ноге и притормозил.
По дороге вели разговоры на семейные темы. Я спросил его:
- Толя, а почему ты разошелся с Людмилой, с которой через мою Клаву познакомился?
- Знаешь, Володя, она вымогательница. Если мы с ней заходили в Супермаркет, то пока она не вытянет из меня все деньги на покупки, то из магазина не выйдет, - был его ответ.
Затем он рассказал, что живет с женщиной, которая к нему иногда приходит, точнее в его квартиру, полученную еще в училище, что на улице Шолом Алейхема. Причем он несколько раз подчеркнул название этой улицы. Видно, что оно приятно ему. Дети у него живут в Москве. Сын – крупный банковский служащий.
- Толя, а в Озерщину ты часто ездишь?
- Летом да, а в этом году еще не был.
- Свозил бы меня туда на денек. Хочется посмотреть, что Вы там с Мишкой Копновым понастроили, - попросил я.
- Хорошо, пусть только потеплеет.
Так, разговаривая, мы дошли до остановки троллейбуса.
- Володя! Я тебя посажу на троллейбус, а сам быстро побегу на железнодорожный вокзал, - предложил Толя.
- Хорошо, - согласился я. Видно он куда-то торопился.
Так мы и разбежались, пообещав друг другу позванивать.
Теперь назад домой ехал по Воздухофлотскому проспекту и рассматривал родные "Пенаты". Подумалось:
- Какой молодец Парафейников, что периодически собирает нас.
Перечитывая написанное выше о встрече ветеранов КВЗРИУ в 2010 году вспомнил еще один факт, который сообщил Андреев Борис Михайлович. Оказывается, мой последний начальник кафедры №7 "Передатчики и приемники" кандидат технических наук доцент полковник Акименко Николай Васильевич уехал на постоянное место жительства в Англию. Там у него живет сын. Когда в последний раз Коля приезжал сюда, он продал квартиру и закрыл все свои дела в Киеве.
Тогда я забыл спросить у Бори, как он там получает пенсию.
Вот так наши кадры расползаются по всему миру. Даже украинцы покидают Украину.
ВСТРЕЧА ВЕТЕРАНОВ КВИРТУ В 2010 ГОДУ
28.04.2010 года
В субботу 24.04.2010 года состоялась встреча ветеранов КВИРТУ. Она проходила в скверике возле памятника Котляревскому, что на стрелке улиц Мельникова и Герцена. Мы здесь вынуждены проводить свои встречи из-за  того, что в наше здание, где раньше располагалось КВИРТУ, нас, его ветеранов, не пускают. Теперь там украинские демократы разместили Управление тюрем Украины. Тюремщики очень подходящие для высшего учебного заведения наследники.
Проводит наши встречи Международная общественная организация "Ассоциация КВИРТУ ПВО". В президиум ее входит наш однокашник по первому выпуску радиоинженеров в 1956 году подполковник Зотов Владислав Владимирович. После того, как на президиуме принимается решение о проведении нашей встречи, Слава обзванивает всех тех, кого помнит и с кем общается. Вначале встреча была назначена на 12 часов, но затем ее перенесли на 10.30.
Примерно в это время я проезжал на троллейбусе №16 мимо памятника Котляревскому и увидел стоящих возле него два десятка наших ветеранов. Пока шел к месту встречи от остановки троллейбуса, число их заметно увеличилось. К началу митинга оно достигало порядка двухсот человек. Подойдя к стоящим ветеранам, стал искать своих однокашников, но их еще не было. Позже подошли Слава Зотов, Илья Латыпов, Володя Курбатов и Слава Сазонов. Практически это все из тех четырехсот человек, которых выпустили из КВИРТУ в войска радиоинженерами в 1956 году.
Открыл наше собрание первый вице-президент "Ассоциации КВИРТУ ПВО" полковник Маслов Борис Степанович. Он предложил ветеранам построиться на ровной аллее, идущей вдоль улицы Мельникова. Построение это было каким-то вялым. Многие стояли группами и разговаривали между собой. Наконец была подана команда "становись", а за ней "равняйсь", "смирно". После этого мимо строя пронесли знамя КВИРТУ. Его несли трое курсантов. Затем  оно было установлено в центре сквера возле стола. Строй распустили и предложили всем ветеранам ближе подойти к этому столу. Начались выступления бывших руководящих товарищей, начиная от генерала Кравцова до адмирала Тарасова, но их мало кто слушал. Каждый говорил о своем со своими товарищами.
В заключение наш вице-президент вручил "Медали КВИРТУ" почетным членам ассоциации, и на этом официальная часть закончилась. Здесь же можно было купить эти медали и сборник видеоматериалов КВИРТУ ПВО под названием "Тот самый ВУЗ…". Последний стоил 35 гривень, и я купил его. Он записан на компакт-диске, и на тыльной стороне коробочки, в которой размещен последний, приведены краткие сведения о нашем училище. Вот они:
"КВИРТУ ПВО – Киевское высшее инженерное радиотехническое училище ПВО страны имени А.И. Покрышкина было создано согласно  Постановления Совета Министров СССР №27 от 01 февраля 1953 года, директива Министра обороны СССР от 03 февраля 1953 года и Генерального штаба ВС СССР от 27 февраля 1953 года.
Формирование КВИРТУ ПВО было поручено штабу Киевского района противовоздушной обороны. Училище размещалось в городе Киеве, столице УССР, по адресу: улица Мельникова, дом 81.  Оно было полностью сформировано 25 апреля 1953 года. Эта дата является днем рождения и ежегодным праздником этого высшего Военного Учебного Заведения (ВВУЗа). Многие выпускники КВИРТУ стали известными учеными, военоначальниками, были отмечены высокими наградами Родины.
В 1999 году по решению правительства Украины оно было расформировано.
Время стирает следы большой творческой работы коллектива училища, который дал высшее инженерное образование и путевку в жизнь более 20 тысячам молодых людей.
Наша задача сохранить память о преподавателях и их воспитанниках одного из лучших военно-учебных заведений страны. Это дань ВВУЗу, который больше не существует…".
Однако и после окончания официальной части встречи ветераны не расходились. Они общались друг с другом, и это было главным во всем. Именно для этого мы собрались. Я встретил Сашу Тихановского и подарил ему свои сборники стихов. То же самое сделал Вите Ширяеву. Он сфотографировал меня рядом со знаменем училища. Мы обменялись телефонами. Настроение у него было хорошее, и выглядел он неплохо. Правда его обычная моложавость уже покрылась морщинами. С ним нас судьба сводила дважды. Первый раз в Закавказье, а второй – здесь в Киеве в КВЗРИУ. Тогда мы даже пытались работать по одной теме, связанной с контролем фазированной антенной решетки, но вскоре Витя ушел на повышение в Киевское Высшее Военное инженерное училище связи и мы потерялись на много лет.
Встретился я также с Ивановым. Мы с ним вместе работали в Научно-исследовательском институте новых физических и прикладных проблем, в котором он был начальником отдела, а я начальником лаборатории. Правда наши интересы по работе не пересекались, и мне даже пришлось попросить его назвать свою фамилию, так как она забылась. Мы вспомнили бывших сотрудников этого института и как-то скоро разошлись. Не было вопросов для обсуждения.
Вскоре ветераны стали группами уходить в разные стороны. Собрались и мы с однокашниками по первому выпуску из КВИРТУ. Нас было пятеро, но к нам еще примкнули двое – знакомый Славы Зотова Коваленко Иван Михайлович и его друг Евгений.
Сначала хотели найти поблизости кафе, где можно было бы "посидеть", как обычно в таких случаях говориться, но не нашли подходящего места. Тогда Слава Зотов пригласил нас к себе на работу в Институт нейрохирургии, где он возглавляет отдел автоматических систем управления. У него там есть кабинет, где можно было бы "посидеть" за его столом. Была суббота, и сотрудников в институте не было.
Тогда наша группа разделилась. Четверо пошли покупать выпивку и закуску, а трое – я, Коваленко и Евгений сели на лавочку, ожидая первых. Постепенно разговорились о политике.
Неожиданно для меня, учитывая наш военный контингент, Коваленко заявил, что если бы не Октябрьская революция, то Россия уже давно жила лучше Запада. Дескать, у нее перед этой революцией были хорошие показатели. Это он повторил известный тезис демократов, и мне пришлось ему возразить:
- Скажите, ради чего наши деды поднялись с оружием в руках на царя, а затем и на буржуазию?
- Их подбили большевики во главе с Лениным, - был его ответ.
- Ну, что касается Ленина, то его в Февральскую революцию в России вообще не было. Он пребывал за границей, - возразил я.
Тут в разговор вмешался Евгений. Он стал "поливать" Ленина всякими грязными словами. Договорился до того, что тот вообще еврей, и памятники ему нужно все снять.
- Ну и что? Карл Маркс тоже еврей, - возразил я.
Затем Коваленко переключился на коллективизацию деревни и голод тридцатых годов. Он буквально сыпал фразами из лексикона демократов. Мне же приходилось как-то вежливо ввести его в лояльную дискуссию, но он не унимался. К нам даже приблизился какой-то мужчина с соседней лавочки и пытался тоже заговорить на эту тему, но Иван Михайлович ему не дал сказать ни слова. В перерыве между его тирадами мне удалось спросить:
- Скажите, пожалуйста, а кто были Ваши родители?
- Они были зажиточными. Имели землю. Хорошо на ней работали. Брат и сейчас за границей хорошо живет. У него три коровы, свиньи, индюки. Да и я родился в Бухаресте, - был его ответ.
- Все ясно. В Вас говорит мелкий собственник, мелкий сельский буржуа, то есть кулак, - подвел итог нашей беседы я.
В это время к нам подошли наши ребята с кульками, в которых была выпивка и закуска, и мы пошли дружно весело в сторону Института нейрохирургии.
В рабочем кабинете Славы Зотова был расчищен от бумаг его стол и на нем мы разместили выпивку и закуску. У меня было свое домашнее вино, но его, кроме меня и Сазонова, никто не пил. Все пили водку. При этом быстро хмелели и языки развязывались.
Больше всех говорил Коваленко. Выяснилось, что когда отец привез его на Украину, то изменил ему фамилию и имя. Так он из румына превратился в украинца. Теперь, несмотря на то, что практически всю жизнь провел в армии, у него ностальгия по жизни его предков. Сам же настроен против социализма и против компартии.
По внешнему виду он высокий, где-то под метр восемьдесят. Волосы на голове сохранились, но уже седеющие по всей ее поверхности. Нос ровный. Лицо приятное. Услужливый.  Помогал мне отломать кусок хлеба. Одет прилично. В сером костюме.
Но за нашим столом он захватил власть и стал нам навязывать свои взгляды. Нахал. Прет, как танк. Никому не давал сказать ни слова. Поддерживал Юлю Тимошенко. Сейчас ругает Януковича за то, что тот начал "закручивать гайки". Коваленко не поддерживает его дружбу с Россией. Общался с высокопоставленными руководителями армии. Скрыл от комитета госбезопасности (КГБ), что у него родственники за границей. Жена его работала в первом (секретном) отделе воинской части. КГБешник узнал об этих родственниках, вышел на нее и предложил ей уволиться оттуда. Каким-то образом ему удалось издать свои мемуары.
Поменяйся сейчас власть с демократов на коммунистов, такие как Коваленко (румыны) опять будут наверху. Они перевертыши. Правда, он меня хвалил за то, что я сохранил в себе коммунистическую идеологию и остался верным социализму. В ответ я ему сказал:
- В холуях никогда не ходил. Всегда был верен идее.
Из всей этой говорильни еще запомнилось, что Сазонов бывал на квартире у академика Берга. Его удивило, что она всего лишь двухкомнатная. Это говорит о скромности академика.
От обилия выпитой водки ребята быстро хмелели. Интересных разговоров больше не получалось. Поэтому я попрощался и тихо покинул это застолье.
ВСТРЕЧА ОДНОКАШНИКОВ КВИРТУ В 2010 ГОДУ
В субботу 04.09.10 года состоялась традиционная встреча выпускников КВИРТУ 1956 года. Она проходила на даче у Игоря Кушелевского (Изи Трайбмана). На ней присутствовало всего пять человек: Максимов, Зотов, Курбатов, Шантырь и хозяин дачи Трайбман. Обычно на эти встречи приходили еще Антюхов и Латыпов. Оба они заболели. Причем первый болен серьезно. Его жена уже не выпускает из дома.
Наша пятерка в 12 часов дня собралась возле станции метро "Героев Днепра". Правда Слава Зотов немного опоздал. Затем мы сели на городской автобус №41 и поехали на дачу. По дороге я обратил внимание на хорошо отремонтированное шоссе. Оказывается, это дорога, по которой ездит президент Янукович к себе на дачу под Вышгородом. Асфальт на дороге был полностью обновлен и укатан исключительно ровно. Разделяющие встречные потоки бордюры изготовлены из оцинкованного железа. Навесы на остановках покрашены и отремонтированы. Все сделано для того, чтобы в дороге это радовало глаз президента.
На даче стол накрыли, как и раньше, на веранде. В отличие от предыдущих встреч в этот раз основную выпивку и закуску каждый принес по своему вкусу. Игорь приготовил только горячие блюда. Я захватил из дома литровую бутылку своего домашнего вина, примерно килограмм копченого мяса и с полкило сыра.
Начали мы наше застолье где-то около двух часов дня, а закончили почти в восемь вечера. В общем, пили, ели, болтали и пели. Пение, как прежде, начал я песней "Фронтова застольная". После чего выпили за Сталина и "за тех, кто не пьет". Затем по ходу пьесы я читал свои новые стихи "Кохайтеся, чорноброви…", "Украине", "Светлой памяти Советского Союза" и другие. Ребята эти стихи восприняли нормально. Правда Шантырь Валера после того, как были прочитаны стихи о Союзе, попросил у меня листочек с текстом этих стихов и уточнил в одном месте рифму.
Затем традиционно спели песни нашей молодости: "Сапог", "Сердце", "Нам электричество…" и другие. Все они воспринимались хорошо. Однако, когда я запел "Марш энтузиастов", Игорь высказал свое недовольство и предложил лучше еще раз спеть о "Сердце солдата". Но я все же марш допел. Вот он:
МАРШ ЭНТУЗИАСТОВ
В буднях великих строек,
В веселом грохоте огня и звона,
Здравствуй, страна героев,
Страна мечтателей, страна ученых.
Ты по степи, ты по лесу,
Ты к тропикам, ты к полюсу
Легла родимая, необозримая,
Несокрушимая моя.
Припев:
Нам нет преград ни в море, ни на суше.
Нам не страшны ни льды, ни облака.
Пламя души своей, знамя страны моей
Мы пронесем через миры и века.
Создан наш мир на славу,
За годы сделаны дела столетий.
Труд наш даем по праву
И жарко любим, и поем, как дети.
И звезды наши алые сверкают небывалые
Над всеми странами над океанами
Осуществленною мечтой.
Припев:
Нам ли стоять на месте?
В своих дерзаниях всегда мы правы.
Труд наш – есть дело чести,
Есть подвиг доблести и подвиг славы.
К станку ли ты склоняешься,
В скалу ли ты врубаешься
Мечта прекрасная, еще не ясная
Уже зовет тебя вперед.
Припев:
После того, как Игорь предложил не петь больше советских патриотических песен, мне показалось, что он боится соседей, которые могут на него настучать из-за этого. Однако позже в разговоре он разуверил меня, сказав, что они нормальные люди.
В этот раз на нашей встрече щекотливых тем не затрагивалось. Слава Зотов говорил, что он собирается заняться изучением сканирующих движений глаза. Володя Курбатов все просвещал нас в правильной постановке юридических вопросов. Валера Шантырь все больше говорил о своем огороде на даче. Видно там так наработался, что даже дремал за столом. Меня же интересовали проблемы издания моих книг. Однако в этом вопросе мне ребята посоветовать ничего не могли. Они далеки от этого процесса.
В восьмом часу мы с Володей Курбатовым стали собираться домой. Но Зотов и Шантырь не хотели еще уходить, и они остались. Кстати, Слава опять немного перебрал спиртного. Поблагодарив Игоря и всех ребят, мы покинули дачу и пошли в сторону остановки автобуса №41. Он вскоре подошел. Поехали сначала дальше "на круг", а затем в сторону Киева к метро "Героев Днепра". Закончился хороший день моей жизни. Хотя ничем особенным не был отмечен.
ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР С ВОЛОДЕЙ КУРБАТОВЫМ
Позвонил Володе 14.10.10 года с целью  узнать, готов ли он читать мою новую книжку под названием "История болезни моей". Вначале разговор зашел о его поездке в Россию с посещением Челябинска, Твери и Москвы. Восторгался тамошними порядками, договорился до того, что Киев по сравнению с Челябинском помойка.
В нашем разговоре почему-то затронули порядки при социализме. Тут Володю понесло. Я даже не знал, что он по своим убеждениям является ярым антикоммунистом.
- Как же ты со своими убеждениями мог состоять  коммунистической партии, когда был в армии? – спросил у него.
- Меня туда втянули. Я уже был командиром зенитноракетного дивизиона, когда партработники начали меня методично обхаживать. На них не действовали мои отговорки. Тогда мне открытым текстом сказали, что дальнейший мой рост по службе будет ограничен, - разъяснил он.
- Правильно. Как же ты, не коммунист, мог присутствовать на собраниях коммунистов твоего дивизиона? – сказал я.
- Меня приглашали туда. Мы там нормально решали вопросы по улучшению боевой готовности дивизиона. Настроен же против коммунистов был потому, что они людей без суда и следствия забирали  тюрьму. Так поступили с отцом моей жены, а когда я на ней женился, то  меня даже вызывали в КГБ. Сталин Тухачевского приказал расстрелять через два часа после суда над ним, - не успокаивался Володя.
- Тухачевский организовал заговор против Сталина. А тебе, видно, хотелось бы, чтобы он ввел войска в Москву и там воевал с КГБ. То была скрытая война в верхушке нашей партии. Они там дрались за власть, как пауки в банке, - стал анализировать ситуацию я.
- Народ коммунистическую партию возненавидел. Когда ее запретили, никто не выступил на ее защиту. Она довела страну "до ручки", - гнул свою линию Володя. При этом его речь в телефонную трубку сопровождалась матерщиной.
- Тут ты прав. Да, выступлений в ее защиту не было, но на то есть свои причины. Кликой Горбачева методично были  расставлены и затем куплены все руководители партии, вплоть до секретарей первичных организаций. Весь аппарат что-то да получил от этой проклятой перестройки. А люди без вождей – это толпа, причем, неуправляемая, - продолжил анализ я.
- Ты ничего не понимаешь. Все страны, где коммунисты были у власти, отказались от социализма, - продолжал настаивать он.
- Вовсе не все. Коммунистическими остались Китай, Вьетнам и Северная Корея. А сейчас даже Южная Америка полевела. Многие страны там идут к социализму. Рано или поздно он вернется и к нам. Молодежь наестся капитализма вдоволь, и когда из-за безмерной эксплуатации народа самими буржуями в стране будет создана революционная ситуация, вновь грянет Социалистическая революция, - стал предсказывать ему. В ответ послышалась брань. Володя не выбирал слова. Он любил материться и раньше.
- Никогда этого не будет. Люди не хотят вернуться к пустым прилавкам, - успокоившись, продолжал на меня напирать.
- Пустые прилавки не коммунистами организовывались, а торгашами, которые уже тогда умышленно создавали дефицит. На прилавках ничего нет, а в подсобке все можно было купить за повышенную цену. Именно эти гады переросли в современную буржуазию. Однако народ все это скоро поймет. Он не согласится с таким положением, когда одни купаются в богатстве, владея миллиардами, а другие еле-еле сводят концы с концами. Причем вторых гораздо больше, чем первых. Они их сметут. Это будет море крови, - сделал вывод я.
Володя озверел. Он стал ругаться самыми последними словами. Связанной речи у него уже не было. Меня заинтересовало, из какой среды он происходил, и поэтому спросил:
- Где ты родился? Где родились твои родители?
Немного успокоившись, он ответил:
- Я родился в Москве, а родители родились в деревне.
- Все ясно, в  тебе заговорил мелкий буржуй, хотя сейчас ты пролетарий, - сказал я и повесил трубку.
Володю знаю с 1952 года. В 1956 году мы расстались, разъехавшись в разные концы Союза. Встретились на собрании ветеранов КВИРТУ в 2005 году. С тех пор встречались почти каждый год. Но вот только сегодня узнал его идеологическую сущность.
Он ярый антикоммунист.
ВСТРЕЧА С ВОЛОДЕЙ КУРБАТОВЫМ НА ГЛАВПОЧТАМТЕ
Вчера 28.10.10 года позвонил Курбатову. Обменялись новостями.  Оказывается, он вновь ездил в Тверь хоронить тетю. В разговоре опять зацепил тему "плохого" коммунизма. Но мне как-то удалось его от нее отвести. Хочу ему дать почитать свою книгу "История болезни моей". После некоторых препирательств он согласился. И мы договорились встретиться на главпочтамте.
Сегодня перед обедом он позвонил мне, и мы уточнили время встречи: в пять часов вечера.
В операционном зале главпочтамта я увидел его, беседующим с каким-то мужчиной, у которого на стойке перед ним были разложены различные бумаги со штампами. Разговор их быстро окончился, и мы с Володей, поздоровавшись, пошли сели в центре зала в мягкие кресла.
Вначале был традиционный обмен новостями, но он как-то нервничал и наконец сказал:
- Ну, давай твою книгу. О чем она?
- О том, как я в течение трех лет лечился в различных больницах города Киева. О том, что мне пришлось пережить в условиях, когда медицина стала бизнесом. Причем, в худшем смысле этого слова, - пояснил я и отдал ему свою книгу.
Услышав это слово, он тут же переключился на охаивание коммунизма. Я пытался защищать последний. Просил его не слишком кричать в зале, чтобы не привлечь внимание окружающих. Курбатов же все более распалялся. На него слово "коммунист" действует, как красный цвет на быка. Я его пытался успокоить, но все было бесполезно, он продолжал давить, вспоминал опять Тухачевского, репрессии.
- Мой дядя десять лет провел в ГУЛАГЕ. В Советском Союзе никто не имел права иметь своего мнения. В нормальном государстве такого быть не должно.
- А что в Германии тогда Гитлер расстреливал миллионы евреев? Это нормально? – спросил я.
- О Германии я не говорил, - сказал он. Затем опять понес всякую ахинею про коммунистов.
- Володя! Ну как ты можешь такое говорить. Ведь ты сам был коммунистом, пытаюсь остановить его.
- Я был  членом коммунистической партии по необходимости. Коммунистом не был, - наконец откровенно сознался он. Затем встал и пошел на выход из зала. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
По дороге Курбатов продолжал ругать коммунистов, вспомнил и Горбачева.
- Так последний не был в душе коммунистом так же, как и ты. Он предал партию, - пытаюсь между его тирадами вставить свое мнение.
- На защиту компартии, когда ее запретили, никто не выступил. В той стране другого мнения не могло быть, - не унимался Володя.
- Ты ведь тоже не хочешь выслушать чужого мнения, - сказал я, а сам себе подумал, что было бы, если бы Курбатов был вождем.
К нам подошел какой-то мужчина. Они обменялись несколькими ничего не значащими фразами. Немного поговорив, Володя попрощался с ним, подал руку мне, молча ушел в подземный переход.
Когда мы с ним встречаемся на главпочтамте, то почти каждый раз к нам подходят его знакомые мужчины. Однажды я у него спросил: "Кто они?" – "Тебе этого знать не нужно", - был его ответ. Мне не хотелось настаивать, но какой-то нехороший осадок в душе остался. Володя со мной неискренен.
Эти разговоры с Курбатовым еще раз убедили меня в этом, что в коммунистической партии в последние годы ее правления было много врагов. Они лезли в партию, чтобы занять командные должности. Тихо, не афишируя свою деятельность, подрывали ее изнутри. Таких примеров набирается уже много, начиная с Горбачева. Среди моих сослуживцев антикоммунист Володя второй. Первым был Лукьянец-Пидтилок, который заявил, что будь у него возможность, он бы тогда повернул оружие против Советской власти. Теперь это ярый укрнаци.
Из всего этого следует, что эта гнилая демократическая пропаганда настолько глубоко въелась в народ, что даже люди, честно служившие верой и правдой Советскому Союзу и отдававшие свой труд строительству коммунизма, теперь могли оказаться предателями. Пример тому два моих ближайших сослуживца по Советской Армии, причем оба полковники – один из них украинец, второй – русский.
Вывод: Предательство приводит к гибели империй. Именно оно погубило нашу светлую, добрую, хорошую страну – Советский Союз. Светлая ему память!

;
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Хотелось еще несколько слов сказать о себе. Возможно, повторюсь немного. К сожалению, у моего аналитического мозга низкое быстродействие, то есть он инерционен. Поэтому часто в полемике я не могу быстро найти ответ на выпад противника-собеседника.
Учился в школе, академии, училище в основном хорошо, но при этом вкладывал большой труд. Все же мне учеба доставляла удовольствие. В общем, трудиться люблю. У меня есть большое желание и стремление чего-то достигать, а это заставляет меня путем многократного рассмотрения запомнить требуемую информацию и выработать на ее основе правильное решение. Другими словами, мне нужно хорошо подумать, прежде чем что-то сказать или решить.
Кроме того, меня легко сбить с мысли, которая сформировалась в моем мозгу. Не могу умственно работать, когда в комнате стоит шум. Особенно, если кто-то разговаривает на высоких тонах или даже просто ведется полемика. Мешает мне также работающий телевизор. Мне нужна для умственной работы тишина.
Поэтому для меня предпочтительней быть ученым или литератором, а не политиком или публичным руководителем. От последних требуются порой мгновенные решения.
У меня мышление аналоговое, а не дискретное, ступенчатое, цифровое. Трудно запоминаю цифры. В своей научной работе всегда стремился к решению сложных задач и успешно решал их аналоговыми способами. При этом мне хотелось проникнуть вглубь изучаемого предмета. Меня всегда угнетала широта, обилие вопросов, подлежащих рассмотрению. В таких случаях я считал, что не смогу добиться каких-то новых результатов. Поэтому в кандидатской диссертации моей рассматриваются маленькие датчики, но достаточно глубоко. За обилием изучаемых предметов обычно кроется поверхностная их проработка.
После защиты диссертации по ферритовым датчикам стал кандидатом технических наук, а дальше в науке пошел своим путем. Сначала увлекся лазерами, а затем жидкими кристаллами. Меня всегда тянуло к чему-то необычному. Последнюю тематику до логического конца (защитить докторскую диссертацию) мне помешала довести эта проклятая "перестройка" социализма в капитализм, погубившая вузовскую науку.
Служба в Армии для меня была священной обязанностью. В ней оставил свои лучшие 36 лет. Дослужился до полковника. Еще раз приведу свои стихи, сочиненные по этому поводу.
Советскому Союзу я хорошо служил
И службой той при этом дорожил.
Хотя и недолюбливал порой,
Но за Отчизну был готов идти на бой.
 Оценивая сейчас условия для работы над докторской диссертацией, пришел к выводу, что они у меня существенно ухудшились со времени увольнения из армии за последние 20 лет работы в гражданских учреждениях.
Педагогикой занимался более чем четверть века. Читал лекции по теоретическим курсам - радиолокации и электрорадиоизмерениям, проводил практические занятия и лабораторные работы, принимал зачеты и экзамены. Разрабатывал новые курсы по инфракрасной и лазерной технике. Работа эта доставляла мне удовольствие. Стал доцентом. Однако двадцать лет назад я педагогикой перестал заниматься. Сейчас наша молодежь разложена. Ей средства массовой информации, выполняющие заказ западных спецслужб, вбили в головы, что мы, их отцы, не так работали и не так жили, строя социализм. Теперь нужно очень много потратить сил, чтобы переубедить современного молодого человека. Говорить с ними стало очень трудно. Поэтому педагогикой я решил больше не заниматься. Их научит сама жизнь. Когда они "наедятся" капитализма вдоволь, то вновь сделают социалистическую революцию.
Националистов не воспринимаю. Национализм это всегда война. Народы на одной территории живут разные. Нельзя отдавать предпочтение одному из них. Будущее человечества во Всемирной империи, прообразом которой может послужить Организация объединенных наций. Этот тезис поддерживается русской идеей совместного проживания народов. Двуязычье на Украине обязательное условие мирного сосуществования русских и украинцев. При всей теперешней поддержке национальных языков малых народов нужно четко понимать, что они будут отмирать и никуда от этого не денешься. Это объективный процесс. В мире останутся языки больших народов китайский, английский, арабский, русский и еще может французский. Остальные уйдут в небытие, как ушли языки скифов, хазаров и прочих племен.
Характер украинцев сейчас интенсивно изучается. Так доктор наук Пантюхов И.И. дает описание его в этнопсихологических очерках, называя его при этом то "Киевским характером, то "Киевским типом личности".
"Основной чертой психики киевских славян (украинцев) всегда было необыкновенно развитое чувство личности. Личность каждого была так самостоятельна, что не могла подчиниться никакому режиму. Вследствие этого разбитые на враждующие друг с другом племена – киевские славяне никогда по собственной инициативе не могли сплотиться в государство, но и подчиняясь кому случиться, нравственно не порабощались, как некоторые западные славяне, а сохраняли внутреннюю свободу.
Относясь с добродушною насмешкою или презрительной иронией ко всяким, и своим, и чужим властям и видя во всех них только хищников и взяточников, киевские славяне уходили в мечты и песни, но, несмотря на иногда испытываемый ими тяжелый гнет, сохранили присущие типу духовную независимость, прямоту,  настойчивость и свойственные силе деликатность и человечность" (см. Макаров А.Н. Малая энциклопедия Киевской старины. Киев. 2-е издание. "Довіра". -2005.-558 с).
Именно из-за своего характера украинцы столетиями не имели своей государственности. Формирование характера индивидуалистов у здешнего населения способствовала сама природа. На богатых землях Украины может самостоятельно выжить отдельная семья без помощи других людей. В лесах и болотах северной соседки России выживали общинами, а поэтому россиянам более присуще чувство единения.
Теперешняя спекуляция вокруг украинского языка нужна только буржуазным украинским националистическим "вождям", чтобы обосновать свое отделение от России. Тогда они могут безнаказанно грабить свой народ и никто сверху им ничего не скажет. Что собственно сейчас и происходит на Украине. Конечно продавшихся Америке за тридцать три серебряника украинских националистов (укрнаци) ничем не проймешь. Им нужно эти деньги отрабатывать. Они сами хотят править здешним населением. Однако нормальных любителей украинского языка можно успокоить, включив его в русский язык. Для этого необходимо провести объединительную реформу этих языков. Например, используя украинские слова в качестве синонимов русских. Такие русские понятия, как "дом", "изба" можно дополнить соответственно "будынок", "хата". Кроме того, отказаться в русском языке от ничем не обоснованного удвоения согласных, как это сделано в украинском. Можно еще  найти  тысячи подобных вариантов, чтобы удовлетворить чувства украинцев.
Еще немного о себе. Люблю писать мемуары, дневники и даже стихи. Сам процесс написания их мне доставляет удовольствие, хотя я, по определению, дилетант. Мне нравится работа над ними. По этому поводу Дороти Паркер отмечает: "Писать, располагать красиво одно слово подле другого. Какое счастье! Какой благословенный покой!... Это величайшее счастье. Единственное счастье Писать".
Теперь осмысливаю все то, что было пережито мною за эти годы. Во многом считаю, что решения принимал правильные. Хотелось бы все это повторить сначала, но увы… Это сделают другие.
;
ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ 3
ВВЕДЕНИЕ 6
ДЕТСТВО ДО ВОЙНЫ 8
ВОЙНА. ЭВАКУАЦИЯ 13
ДЕТСТВО В ДНЕПРОПЕТРОВСКЕ 18
ДВУЯЗЫЧЬЕ В ШКОЛЕ 26
ОТРОЧЕСТВО 27
ЮНОСТЬ В ДНЕПРОПЕТРОВСКЕ 32
ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА В КИЕВ 33
ШКОЛЬНАЯ ЮНОСТЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ 36
ВЫБОР ПУТИ МОЕЙ ЖИЗНИ 40
АКАДЕМИЯ В КАЛИНИНЕ 44
КИЕВСКОЕ ВЫСШЕЕ ИНЖЕНЕРНОЕ РАДИОТЕХНИЧЕСКОЕ УЧИЛИЩЕ 55
ДНЕПРОПЕТРОВСК. ЗАВОДСКАЯ ПРАКТИКА 65
ОТПУСК В СОЧИ 65
ЖИЗНЬ НА КВАРТИРАХ 66
ЖЕНИТЬБА 68
ПОЛИГОННАЯ ПРАКТИКА 68
ГОРЬКИЙ. ВТОРАЯ ЗАВОДСКАЯ ПРАКТИКА 70
ХЕРСОН. ВОЙСКОВАЯ СТАЖИРОВКА 70
МОСКВА. ДИПЛОМНОЕ ПРОЕКТИРОВАНИЕ 72
МОСКВА. РАСПРЕДЕЛЕНИЕ НА СЛУЖБУ 73
ЗАКАВКАЗЬЕ. ТБИЛИСИ 75
ЛАГОДЕХИ 77
ОЧАМЧИРЕ 86
ВНОВЬ ЛАГОДЕХИ 91
КИЕВ. КВАИУ 92
ОПЯТЬ ЛАГОДЕХИ 93
ЦИТЕЛИ ЦКАРО 95
УКРАИНА. БОГОДУХОВ 96
КАПУСТИН ЯР 100
ОПЯТЬ ЦИТЕЛИ ЦКАРО 101
ВНОВЬ БОГОДУХОВ 103
ВНОВЬ ЦИТЕЛИ ЦКАРО 105
ПОСТУПЛЕНИЕ В АДЪЮНКТУРУ 117
ОПИСАНИЕ КИЕВСКОГО ВЫСШЕГО АРТИЛЛЕРИЙСКОГО ИНЖЕНЕРНОГО УЧИЛИЩА 126
АДЪЮНКТУРА 130
МОЛОДОЙ ПРЕПОДАВАТЕЛЬ 155
ЗАЩИТА ДИССЕРТАЦИИ 163
ДОЦЕНТ 172
НОВЫЕ НАУЧНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ 173
ВНЕДРЯЕМ ЛАЗЕРЫ 175
ЖИЗНЬ КАФЕДРЫ №32 177
ПРОВЕРКА СТАЖИРОВКИ СЛУШАТЕЛЕЙ В КАЛИНИНГРАДЕ 181
ВТОРАЯ КВАРТИРА НА ВОСКРЕСЕНКЕ 183
МОЯ СТАЖИРОВКА ВО ЛЬВОВЕ 184
БОРЬБА ЗА ДОЛЖНОСТЬ СТАРШЕГО ПРЕПОДАВАТЕЛЯ 189
СОВЕТ ТРЕТЬЕГО РАДИОТЕХНИЕСКОГО ФАКУЛЬТЕТА 191
КАФЕДРА № 36 "РАДИОЛОКАЦИЯ" 194
КАФЕДРА № 35 "ИМПУЛЬСНЫЕ УСТРОЙСТВА" 197
ПОИСК ПУТИ НАПИСАНИЯ ДОКТОРСКОЙ ДИССЕРТАЦИИ 201
КАФЕДРА № 7 "ТЕХНИКа СВЕРХВЫСОКИХ ЧАСТОТ" 209
ПРОДОЛЖЕНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ ПО ОПТОЭЛЕКТРОНИКЕ 223
ПРОДОЛЖЕНИЕ БОРЬБЫ С МАРЧИКОМ 227
КАФЕДРА № 7 "ПЕРЕДАТЧИКИ И ПРИЕМНИКИ РАДИОЛОКАТОРОВ" 237
ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ НАЧИНАЮЩЕГО НАУЧНОГО РАБОТНИКА 247
ИНТУИЦИЯ КАК ИНЖЕНЕРНЫЙ МЕТОД ПОЗНАНИЯ 251
О СТАТИСТИКЕ 252
О ЗАЩИТЕ ДИССЕРТАЦИЙ 253
ПОСЛЕДНИЕ МОИ РАБОТЫ В КВЗРИУ 256
МОИ ДИПЛОМНИКИ 257
АФОРИЗМЫ, ХОДИВШИЕ В НАШЕЙ ПРЕПОДАВАТЕЛЬСКОЙ СРЕДЕ: 259
ПЕРЕСТРОЙКА – НАШЕ НЕСЧАСТЬЕ 269
УВОЛЬНЕНИЕ ИЗ АРМИИ 271
ИТОГИ МОЕЙ НАУЧНО-ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В КВЗРИУ ЗА ПЕРИОД С МАРТА 1962 ГОДА ПО НОЯБРЬ 1988 ГОДА 273
МОЕ ОТНОШЕНИЕ К "ПЕРЕСТРОЙКЕ СОЦИАЛИЗМА В КАПИТАЛИЗМ" 275
МОЯ НАУЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПОСЛЕ УВОЛЬНЕНИЯ ИЗ АРМИИ 286
ВСТРЕЧИ ВЕТЕРАНОВ КВЗРИУ 289
ОБ УВОЛЬНЕНИИ ВЕРТИГЕЛА 305
РАЗГОВОР С РОМАНЦОВЫМ О ЛУКЬЯНЦЕ 307
ВСТРЕЧИ ВЕТЕРАНОВ КВИРТУ 309
ПЫТАЮСЬ ИЗДАТЬ КНИГУ 322
ВСТЕЧА ОДНОКАШНИКОВ КВИРТУ 339
ВСТРЕЧИ С ВОЛОДЕЙ КУРБАТОВЫМ 348
ВСТРЕЧА ВЕТЕРАНОВ КВЗРИУ В 2010 ГОДУ 356
ВСТРЕЧА ВЕТЕРАНОВ КВИРТУ В 2010 ГОДУ 363
ВСТРЕЧА ОДНОКАШНИКОВ КВИРТУ В 2010 ГОДУ 368
ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР С ВОЛОДЕЙ КУРБАТОВЫМ 371
ВСТРЕЧА С ВОЛОДЕЙ КУРБАТОВЫМ НА ГЛАВПОЧТАМТЕ 373
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 376