Казахстан мамины воспоминания ч. 18

После нашего отъезда из Ленинграда моя мама, привыкнув к внуку, очень скучала о нём, посылала нам посылки с  манной крупой, сахарным песком и другими продуктами, так как Серёжу мы уже начали прикармливать, и вместо сахара в кашу клали конфеты – подушечки с вареньем, которые в Семипалатинске продавались в магазине, и мы ими пользовались вместо сахара, который купить было невозможно. Очень беспокоилась, что мальчик болел скарлатиной. Звала настойчиво приехать в Ленинград на лето.
Когда Серёже исполнился год, мы стали его отучать от груди. Он уже всё хорошо ел. Решили, что Серёжу увезёт весной Хаир один, а я поеду за ним осенью, использовав свой отпуск. Когда Серёже исполнилось один год и двадцать дней, в июне, Хаир полетел с ним на Самолёте в Ленинград. Долетели хорошо. В дороге все пассажиры Хаиру помогали, удивлялись, что мальчик совершенно спокойно реагировал на поездку, не капризничал. Хаир уехал сразу же обратно, а Серёжа всё лето оставался в Ленинграде у бабушки.
В сентябре 1950 года я поехала за ним и привезла вместе с мамой. Летом 1950 года мне пришлось много ездить в командировки по районам области. Цель была  - провести инструктаж по туберкулёзу с врачами районов. В основном приходилось добираться до районных центров на самолёте. Помню, в первый свой полёт я летела с большим интересом. Самолёт маленький двухместный. За кабиной пилота два места для пассажиров, которые должны были сидеть друг против друга, почти касаясь ногами. Сзади в хвосте было оборудовано лежачее место для носилок, если такова будет необходимость куда-то переправлять больного. Моим первым попутчиком оказался милиционер, который, узнав, что я лечу впервые, очень волновался, что меня укачает. Поэтому он не давал мне смотреть вниз и отвлекал, предлагая лучше читать газету. Но мне было интересно смотреть вниз. Летели мы невысоко и все селения были как на ладони. Но, несмотря на то, что очень часто во время полёта мы будто проваливались куда-то, как в яму, и я сначала как-то реагировала, замирая на эти провалы. Но потом освоилась, и в общем-то всегда переносила полёты хорошо. Хотя в диспансере к этому времени появились два новых молодых врача Картавина Тамара Алексеевна и Столярова Марианна Зиновьевна, но в основном ездила в командировки я. Тамара Алексеевна совершенно не переносила самолёт, её так сильно укачивало, что она и после окончания полёта долго не могла придти в норму. Столярову не помню почему тоже не очень посылали. Я же летала даже с удовольствием. Мне было интересно знакомиться с новыми местами, с природой, которая отличалась от наших северных мест. За лето 1950 года и следующего 1951 года, когда Серёженька тоже летом находился в Ленинграде, я посетила несколько районов Семипалатинской области и была поражена различием ландшафта в разных районах одной только Семипалатинской области. Бородулинский район с райцентром село Бородулиха – это типичное русское село с деревенскими избами, с берёзами вокруг, такой же вид имела и Ново-Покровка Новопокровского района. А вот Маканчинский район поразил меня своими бескрайними степями с очень высокой травой, в которой росли просто раскошные цветы. Мы ехали в высокой бричке вместе с областным педиатром поставить туберкулёзные пробы детям детдома, которые в это время находились в летнем оздоровительном лагере. Ехали очень долго, я любовалась цветами, пробовала считать, сколько же видов их растёт в этой степи и сбилась, помню, со счёта. Различные колоски, душистый горошек были таких размеров, что напоминали мне известные садовые цветы. Встретилось по дороге нам поле, где были посеяны подсолнухи. Это была неописуемая красота, высокие сильные стебли, большие жёлтые корзинки цветов, поворачивающих свои головки к солнцу, когда мы ехали туда, солнце было с одной стороны неба и головки смотрели туда же, когда возвращались, солнце было с другой стороны и головки повернулись туда же. Цветущая трава была настолько высокой, что скрывала и лошадь и тележку, срывать цветы я могла просто сидя в высокой бричке, протянув руку.
Когда я летала в Аксуатский район, то увидела совсем другую степь – голая, выжженная солнцем почти без всякой травы, тоже бескрайняя степь, на которой росли кочками жёсткие травы. Обычно в районах не было каких-то специальных посадочных площадок, но самолёт встречали, для этого пилот, пролетая под районным центром. Как-то по - особому махая крыльями, сделав круг. Так вот в этом районе меня встретил на мотоцикле какой-то молодой парень, поздоровался со мной, но не представился. Помог пилоту, закрутив ему при взлёте пропеллер. Пока мы ждали приезда человека с мотоциклом, побеседовали с пилотом, и я оперлась спиной на самолёт,  и сдвинула его с места. Такой оказывается он лёгкий. А когда мы садились в кабину по крыльям, то пилоты всегда предупреждали, чтобы шли строго по настилу, а то проломим крылья.
Приехавший на мотоцикле человек предложил мне сесть сзади него на сиденье, покрепче держаться за него и мы помчались прямо по кочкам к районному центру. Потрясло меня помню изрядно. Оказалось, встречал меня сам заведующий больницей.
В этом районе у меня была встреча с уже знакомым мне заведующим райздравом. Он узнал меня и напомнил, смеясь, что вот я и попала в район, куда была когда-то назначена.
Дважды мне пришлось летать в Абралинский район. Родной район Хаира. Там в то время жила его сестра Анель с мужем. Они оба работали в школе. Остановилась я у них, хотя врачи района приготовили мне место, но я по наказу Хаира остановилась у родных, чтобы не обидеть их. По совету Анель и Кенжебека я навестила мачеху Хаира и Анель, старую казашку, с которой жил его отец после смерти своей второй жены, которая растила и Хаира, и Анель, так как их родная мать умерла очень рано. Я считала своим долгом отдать дань памяти отцу Хаира и попросила Анель и Кенжебека проводить меня на его могилу. Они встретили моё предложение как-то неуверенно. У них не принято навещать могилы. Повёл меня на место, где похоронен отец Хаира Кенжебек один без Анель. Захоронение меня тоже поразило. Сама могила состояла из сложенных друг на друга мелких плоских камней, а вокруг неё на довольно значительном расстоянии была сделана каменная ограда на высоту до метра из неровных плоских камней.
В первый мой приезд в этот Абралинский район у меня была цель провести инструктаж по выявлению туберкулёза с врачами и фельдшерами участков района. Поэтому времени у меня было очень мало.
А вот когда я прилетела в район второй раз, и мне пришлось там пробыть долго, я летела по специальному заданию – отвезти специфический препарат для лечения туберкулёза – ПАСК. Лекарство предназначалось для родственника какого-то важного начальства – старика давно болевшего туберкулёзом. Лекарства, действующие на туберкулёзную палочку, ещё только-только появились, и первое время распределялись они специальной комиссией.
Началась эта командировка не очень удачно. Когда я приехала на аэродром, который был на другом берегу Иртыша в Жана-Семей, то оказалось, что погода нелётная и меня поместили в гостиницу на аэродроме ожидать улучшения погоды. Хотя погода не улучшилась, по - прежнему дул очень сильный ветер, но «высокое» начальство теребило поспешить выслать врача с лекарством и за мной пришли. Шли по полю к самолёту еле-еле, преодолевая сопротивление ветра. Пилот и техники, идущие впереди меня, ворчали: «Как вы согласились лететь в такую погоду, мы же не взлетим».
А я им в ответ, как они согласились. Мол, я не знаю их правила. Помню, что ещё возмущались моим малым весом и загрузили в хвост какой-то балласт. Но тем не менее мы взлетели, правда, на этот раз два техника с обеих сторон долго бежали, держась на крылья самолёта, чтобы его не сносило ветром с взлётной полосы.
В то время у меня не возникло никакой мысли о бессмысленности этой спешки. Я тоже считала, что ПАСК может помочь больному. Это я позднее узнала, что это был самый малоэффективный препарат, он потом стал применяться только как вспомогательное средство к основным противотуберкулёзным препаратам – стрептомицину и группе фтивоид…
Как началась эта командировка, так и продолжалась она не очень удачно.
Погода оставалась нелётной в течении нескольких дней, поэтому самолёт за мной не высылали и бедный заведующий райздравом просто не знал, чем мне помочь. А я не знала, чем себя занять. Кроме того, меня очень угнетало, что я стеснила своим присутствием своих родных, хотя сестра Хаира Анель и её муж Кенжебек были ко мне очень радушны и внимательны. Но и им, наверное, тоже было беспокойно от постоянных гостей, так как принять меня и угостить по обычаю казахов считали не только ближайшие родственники, которые жили рядом, но не успевали мы вернуться из одних гостей, как нас звали к себе уже другие. Анель и Кенжебек меня всюду сопровождали, и, видя, что я просто устала от этого, даже пытались меня как-то прятать, но и они не хотели обижать тех, кто приходил, чтобы позвать нас в гости. Ритуал был довольно утомительный. Сначала встречали чаем и пили его долго, наливая в косяшки понемногу, залив молоко. А после этого приносили баранину – «бишбармак» - с кусочками теста. Баранина варилась очень долго, так что мясо было очень мягкое. Пробыла я в этот раз в командировке чуть ли не пять дней, и не дождавшись прилёта самолёта, я согласилась на предложение отправить меня попутной машиной. Но эта поездка оказалась для меня поистине мучительной.
Машина была грузовая. В кузове сидели, прижавшись к бортам и друг другу какие-то люди, которым было необходимо ехать в Семипалатинск, с тюками, соответствующе одетые, так как дул сильный ветер с пылью. А меня пристроили в кабину шофёров, а их было двое. Меня в целях безопасности, чтобы не вывалилась при повороте, посадили между ними. Тесно не было. Кабина довольно просторная, но оба шофёра всю дорогу нещадно курили.
В результате я приехала еле живая, вот тут - то меня действительно укачало.