Воровская труба

 
               
   У нас по улице местная власть меняет водонапорную магистраль. Старые металлические трубы выкапывают и увозят на металлолом. А вместо старого трубопровода укладывают новую нитку. Пластиковую. Вполне вероятно, что космическое удорожание питьевой воды вынудило коммунальные службы города устранять аварийные течи за счёт вынужденного обновления водяных сетей. Ибо старые металлические, от бесконечных протечек стали похожи на длиннющего ужа, исколотого деревянными чёпиками, забитыми в многочисленные свищи.

   Часть вырезанных трубных хлыстов, несмотря на чрезвычайные усилия работников коммунальной службы города по их вывозу на пункты металл сдачи, остались лежать на ночь в траншее. Для предприимчивого чувака, каким я себя не преминул в этих новых условиях жизни именовать, а также и моей новой подружки, с которой живу с некоторых пор в дружеской половой связке,  это был подарок к празднику святой Троицы.

 Желание сдать часть трубы в одном ряду с его законными владельцами (работниками горводоканала, такими же воровитыми, как и я) и на вырученные деньги приобщиться к божественному запаху и вкусу жареного шашлычка в святой день обуяла моё предпринимательское жало и пульсирующую жилку моей начинающей бизнес-вумен к определённым физическим телодвижениям.

Словом, решили мы на вечернем совете часть трубы разумно «подлохматить». Вспушить, так сказать, застоявшуюся почву коллективного предпринимательства. Сводилась она к крайне простому решению.
 
   Вооружившись электросварочным оборудованием, глубокой ночью скрытно подойти к объекту не лёгкой наживы. Обрезать часть подъёмной трубы электросваркой напротив  калитки в свою усадьбу и по возможности быстрой трусцой скрыться в своей вотчине, упиваясь мясными грёзами и сопровождающим их сладостным слюновыделением, капающим из разверзнутого рта.

   Как всегда, по установившейся традиции, сопровождающей её жизненный путь не одно десятилетие, Клава вызвалась мне ночью помогать. Я её активно отговаривал. Но попробуй её переубедить в том, что проросло в ней за долгие годы предыдущей, не угомонной жизни. Дух моего авантюризма неожиданно расколошматил и в её душе давно забытые с юности, флюиды лёгкого шухерства.

    Она вдова военного. И не просто военного. А настоящего полковника на генеральской должности в Генеральном штабе России. У него за плечами две академии и доклад на саммите НАТО в Брюсселе. Видать доклад был там красочный!  А может быть, сам докладчик впечатлил  избирательного генерального секретаря, но оценка  всей речи военного представителя России свелась в  рукопожатие с самим Соланой.

   Когда я написал «с самим Соланой» компьютер выдал ошибку в правописании на правильный слоган «с самой Соланой». Какой умный, многознающий компьютер! Он даже «голубизну» просматривает в руководящих структурах НАТО!

 
   Словом, предыдущий статус и закалка у вдовы такого военного босса ещё та! Её тогдашние обязанности жены высокопоставленного командира соответствовали высокому положению мужа. Сопроводить его на службу накормленным, отглаженным, выстиранным - её глухая обязанность! Если надо, то можно и  упасть вместе с ним на паркетный пол, отжаться от него тридцать раз на утренней гимнастике. Или пробежать всей семьёй пару километров до завтрака. Все эти телодвижения проросли глубокими корнями в её сознании.

  А тут, со мной банальное тырево  безхозной ржавой трубы, с желанием выручить пару  сотен гривняков,  которые так и просятся про рифмовать в силу того, что с каждым новым месяцем отмороженная укроповская власть обесценивает их до уровня банальных гомнюков.

   С вечера я подготовил всё необходимое для быстрого, успешного взаимодействия. Договорились о том, что встаём в 02-30 ночи. Быстро режем, пока все соседи и прохожие спят. Ненужные свидетели наших тайных дел нам ни к чему.

   Телефон прозвенел к назначенному ночному рандеву. Моя подельница, сонно потянувшись, перевернулась на бок и захрюкала дальше. Я встал. Оделся. Подумал, что так лучше будет. Я в одиночку привык промышлять для хлеба насущного, как и мой, покойный папа.

  Вышел я в тёмный двор. Открыл входную калитку и осмотрел улицу. Всё тихо. Ни души. Размотал силовые кабеля. Укрывшись с головой брезентом, чтоб не видны были в ночи отблески электросварки, приступил к резке трубы.

  Мимоходом подумал, укрываясь брезентом: "Хоть бы проходящая падла не огрела меня «слипенького» по моему «чайнику» дубиной, али великим каменьем." Ведь лёгкая нажива! Оставляй меня тёпленьким в траншее и наслаждайся плывущей в руки дармовой трубой и  халявным сварочным оборудованием.

    Очередной раз, откидывая брезент для того, чтобы взять очередной электрод с бруствера траншеи, с удивлением обнаружил, что Клава стоит на стрёме в проёме входной калитки и близоруко всматривается сквозь свои очки в близлежащую уличную степь… Бросилось сразу мне в глаза то, что вырядилась она на дело с соответствующим ей спонтанным порывом и естественным для неё маскировочным одеянием.  А именно, в белых пижамных штанах, белой ночной безрукавке и в домашних тапках, обутых на скорую масть на голые ступни.  Правда, ночной колпак она где то в суматохе по пути всё же потеряла…Словом, в её понимании, у неё вполне приличный рабочий прикид для воровских дел, не требующих иной маскировки… А что там,собственно, мелочится с ночным нательным французским бельём? Оботрётся о грязную ржавую трубу и сольётся с непролазной темнотой июньской ночи!

   Короче! Начинаю выволакивать трубу из траншеи. Трудолюбивая Клава тут как тут. Словно пёс мой Сёма, когда жрать хочет, об ноги трётся, как бы вопрошая: «Чего изволите дать?» Только Клавуся не Сёма!  У неё другие пристрастия! Хотя, некоторое её поведение, не лишено  некоторого угодничества, сравнимым с повадками хозяйского пса. Зачастую в семьях военных это закономерная черта преданных жен. Это качество, конечно же, не очень-то вписывается в реалии сегодняшнего дня и воспринимается многими людьми, как анахронизм прошлого. Но для таких, как она, служение настоящему мужчине- добытчику, преданность семье, забота о ближних, доходит порой до крайней степени самопожертвования. И это самопожертвование толкает её на различные амбразуры. В данном случае это труба, которую нужно срочно отгрызть от чересчур активных конкурентов. Она, конечно, осознаёт, что она близорука! И в ближайшую даль не очень-то досматривает! Зато желание, во что бы то ни стало подмогнуть мне в делах моих суетных, прёт у неё через допустимый край.

  Решил я эту трубу оттащить в гараж самостоятельно. Мысленно подпоясался ремнём упорства, чтоб не выпадала моя геморройная шишка от непомерной тяжести, взвалил на плечо и стараясь не шуметь в предрассветной тишине, попёр её, вожделенную, к себе во двор. Отнёс метров пять от калитки, положил её наземь отдыхать. Начинаю собирать инструмент, чтоб отнести в гараж. Клавдия со своей любезной угодливостью тут, как тут. Мол, давай подмогну! Хватает всё подряд, не задумываясь о том, как она всё это барахло потащит одна. Свободных мест в её руках уже нет. Но она ещё добирает. Хотя, там уже разместились силовые кабеля от электросварки, сварочный щиток, пара рукавиц, пачка электродов с маскировочным брезентом… Ко всему прочему она намеревается ещё прихватить электросварочный аппарат для равновесия. Но я его в последний момент отстоял.

   Пытается всё это нести. Но вдруг электроды из пачки начинают сыпаться оземь, создавая своеобразный шум поутру. Клавуся меня упорно успокаивает:

   - Слава Богу! Все спят!

    За моим забором, завитым диким виноградом, по улице слышны чьи-то размеренные шаги. Может быть ранний прохожий, а может быть рыболов, спещащий в такую рань к морю. Слышится его приглушённое ворчание:

   - Во, бля! В такую рань уже вошкаются... Дня им не хватает!

   Начинаю повторно грузить трубу себе на холку. Но упорный трудоголик, щадя мои многотрудные закостенелые позвонки, которые сама же вечерами и разбивает на моей спине деревянной киянкой, встала на моём пути, словно не объездной железнодорожный шлагбаум. Сопротивляться её напору не было сил и условий. Махнул рукой, чертыхнувшись про себя. Дескать, цепляйся за конец. Неси! Может, не упадёшь в движении. Но тут же уточнил скоро спешно, видя её активное желание тут же прихватить искомое. Не за мой, дурёха! Не время сейчас!  За трубный хватай!

   Повторно взвалил я свою ношу так, чтобы тащить её самому, но дать моей ведомой ощущение, что и она волочит. Осторожно так несём, обходя многочисленные препятствия двора: повороты, цветники, ступени, собачью конуру с досматривающим в ней свой предутренний сон кавказцем Сёмой. И конечно кота Тишку! Куда ж без него! По утру уже голодного, отдавшего свои последние калории соседским мяукающим простихвосткам. И по этой причине мечущегося между наших ног.Продуктов питания требует!Мурчит! Словом, все предпосылки, причитающиеся для изменения нашего плавного хода, с грузом на согнувшихся плечах, в предутренних условиях гробовой тишины, оказались налицо.

   То ли Тишка под суетился не кстати под её лапоть! То ли тапок соскочил с голой ноги и ей стало холодно! То ли чего-то в предутренних сумерках она не досмотрела под ногами своим, когда-то орлиным, всевидящим оком! Но продвижение вперёд резко застопорилось. Вернее сказать, катастрофически изменилось к ужасному… Моя трудолюбивая подруга, с громким душераздирающим матом поскользнулась и падая, потянула и меня с трубой к месту своего приземления. Каким-то чудом падая, я успел оттолкнуть трубу от себя в сторону. Чем, собственно и её избавил от сотрясения уже сотрясённых мозгов. От ужасающего грохота трубы, ударившейся о бетон садовой дорожки, суетливый Тишка вмиг заскочил на дерево. Спросонья амбал Сёма наложил кучу дерьма прям в своей  собачьей конуре. Соседские собаки подняли такой вой в округе моего дома, что голодная волчья стая позавидовала бы такому долгому усердию.

   Итог падения был такой. У Клавуси ушиблена худосочная часть  её тазобедренного сустава. Если б был там жирок, было бы не так больно… После недавней смерти её мужа, мясцо на костяшках её попки ещё не наросло. Поэтому кости и бьются в хлам! Но ей повезло, как и мне с минимальными потерями. Содранная кожа на локтях и костяшках рук в счёт не идут. Но удивительно то, что первым делом после мата она осведомилась у меня. Не ушибся ли я? Во-вторых констатировала  тот факт, что, слава богу, очки её дорогие не разбиты. И самое шокирующее для меня утешение прозвучало в её устах шёпотом:

  - Ничего страшного, милый! Никто ничего не слышит! Соседи все спят!

    И это всё  было сказано при таком невообразимом собачьем гвалте. Явном предвестнике всеобщего соседского подъёма!

                Виктор Велью
               
                21 июня 2017г.