Очередь

- Кащенко, это больно?
- Это навсегда...

   Сидя перед кабинетом психиатра, стараешься смотреть или в пол, или в стену напротив. Так нестыдно. Когда мы узнаём в толпе соседей из этой очереди, стараемся поскорее разойтись, делаем вид, что не знакомы. Мы здесь - каждый со своей бедой, и спокойно выдыхаем  лишь выйдя за порог, туда, где живут свободные от страхов люди.

   Неважно - пуст тоннель коридора или полон, там всегда эхо. Люди серыми тенями сидят и ждут повода проскользнуть, кто куда поскорее. Медсёстры с историями ментальных болезней монументальны в своём намерении убедить в своей непричастности к происходящему, но стук каблуков мечется от стены к стене шаровой молнией, выдавая их характер. Сердобольные как бы парят над полом, а стервы цокают, чертовки, так, словно вбивают набойки вместе с гвоздями вам в голову. Хочется заткнуть уши, но... не стоит привлекать к себе внимание. Лучше подумать о чём-то своём.

    Это произошло не так давно, чтобы я мог позабыть, но достаточно для того, чтобы мне не было стыдно рассказать об этом.

    Так бывает, когда ты не первый раз попадаешь в одно и тоже отделение, лежишь, любуешься потолком, похожим на стиральную доску, вывернутую наизнанку, как вдруг появляется в отделении знакомый тебе по прошлому залёту... Точнее, у нас, у психов, это называется заворотом. Охотники желают друг другу «Ни пуха, не пера». Наше пожелание скромнее: «Не заворачивайся больше», - напоминаем мы при прощании на выписке.
   Итак, отдыхаю я однажды на коечке, прикидываю, каких припасов достану из своего железного шкапчика к обеду, да как не замараться ворованным хлебосольством крысятника Кузьмича. (Про Михал Кузьмича я не зря, не подумайте чего, там же все, как на ладони, сразу видно, кто чего стоит.) И тут в палату входит старый знакомый, Ленин.
    Щуплый, вялый  парнишка отзывался на партийную кличку вождя Страны Советов охотно. Казалось, название его не обижало, не унижало, ну - не беспокоило, в общем, видимо никак. Ленин да Ленин.
Отобедали. Полежали, пофилософствовали. Под присмотром медсестры приволокли из столовой кастрюлю с ужином, получили карамелек, это мы так называем таблетки, и... тихий противный вечер.
В 22 часа прилёг, начинаю вязнуть в дремоте, и слышу истошный крик Ленина:
- Карпов выигрывает!!!
- Фу-ты, ну-ты...
А надо сказать, что шахматные болельщики в ту пору были не хуже футбольных. Ходили по коридорам с плакатами и скандировали: «Кар-пов! Кар-пов!».
И вот, через час с лишним, когда чемпионат по шахматам закончился, вваливается в палату Ленин, и радостно голосит:
- Карпов!!! Шах, мат! Клетки...
Я поднимаюсь с кровати, и тихо так, но грозно ему:
- Ленин, какого хрена... спят все!!! - ну и высказал всё, что думал и о Карпове, и о нём, Ленине. А когда, резонно заключив, что инцидент исчерпан, вознамерился было прилечь, тут-то Ленин меня и приложил, стулом. Нагнулся за ним, и с воплем:
- Ты меня ещё в прошлый раз достал! - кинул в меня. Я был парнем спортивным, уклонился, конечно, да и стул такой, нетяжёлый, из полых гнутых трубочек, но после этого расхотелось называть парня Лениным. А чего? Раз смог за себя постоять...

    Опять стук каблуков. На этот раз почти вежливый, даже слегка боязливый. То студентки. Приталенные белые халаты, дорогие часики, недорогие бриллианты. Волнуются, пришли сдавать зачёт по психологии. Переговариваются... Зачем, мол, им этот дурацкий предмет. Не выдерживаю:
- Девочки,- говорю,- не ленитесь, учите психологию. Вся жизнь, так или иначе, построена на её законах...
   Замолчали. Переглянулись. Правильно... Что с меня, психа, взять...