Эпилог праздник в Фигерасе

Кроличий нос пошевелился, вдыхая воздух.

«М-м-м, знакомый запах подгоревшей душонки». – подумала Крольчиха, закрыв глаза от наслаждения.

Перед ней стояла стена пламени. Как и всегда, лишь иллюзия картины, этот огонь не может обжечь её. Проводница прошла сквозь огонь и направилась вглубь леса, скрывавшегося за ним. Как и всегда, лес был тих и спокоен. Лишь запах гари и пламя в зарослях нарушали идиллию.

А вот и вторая стена пламени. Вернее, кольцо. Да, пламя окружало лес кольцом снаружи, а второе такое кольцо находилось ближе к середине этой чащи. Огонь постепенно пожирал всё, что было между его двумя кольцами. Внутреннее кольцо со временем сжималось, как заметила Проводница.

«Ничему не учится, так и сгинет ведь. Всё там, всё такой же». – хихикнув, подумала Крольчиха.

Она с улыбкой прошла и через второе кольцо пламени, чтобы полюбоваться на одного из Осуждённых, которых она посещала время от времени.

Как и прежде, человек стоял на своей благоухающей опушке в свете солнечных лучей. И окружённый пламенем. На опушке летали бабочки, пели птицы, глаз радовали цветы, а слаще ягод, что росли здесь, говорят, не найти. Проводница даже ненадолго присела на корточки и погладила один из цветов. Увы, не сорвать и не положить в грудной кармашек пиджачка. А ведь её костюм неплохо бы смотрелся с небольшим цветочком! Может быть, в её силах это как-то сделать? Может, и носочки повеселей поискать? Но сейчас не об этом. Малиновые глазки с усмешкой бросили взгляд на Осуждённого.

Человек раскачивался на месте и дрожал. Стоял и смотрел на пламя перед ним. Он тяжело дышал, а по его лицу тёк пот.

В три прыжка с разворотом в воздухе Крольчиха подскочила к Осуждённому и, опираясь на трость перед собой, уставилась прямо в глаза героя картины. Столько страха, столько тревоги, столько напряжения. Проводница смотрела ему в глаза и улыбалась, даже начала насвистывать какую-то выдуманную мелодию.

— Какой кошмар. — полушёпотом произнёс человек.

— Хе-хе, браток, тут и не поспоришь. — игриво ответила Проводница, хотя она прекрасно знала, что с людьми из картин не поговорить, они не чувствуют прикосновений, с ними вообще невозможно взаимодействовать.

— Я не могу. Так не могу. Так нельзя. Я не принимаю. Я останусь здесь. Я не хочу видеть кошмар, я не хочу погружаться в кошмар, я не хочу в нём сгинуть, я не стану… — читал свою мантру Осуждённый.

— Ха-ха, а колечко-то сужается. Но земелька-то под ногами у тебя есть. И руки тебе не отрубал никто. Какой ты славный. Смешной какой. Даже не хочется, чтобы твоя картина опустела.

Крольчиха провела рукой по щеке Осуждённого.

— И правда такой хороший… — начала говорить Проводница. — Такая светлая душа. И какой мирок в этой глуши обустроил. Чудесный мир, только вот хрупковат да защитить некому. И неужто никто не придёт за тобой, неприкаянный? А сам ты делать, видимо, не собираешься ровным счётом ничего. Хотя б себя спаси. Да и изнутри ты всё равно этому месту ничем не поможешь.

Осуждённый, как ему было свойственно, протянул дрожащую руку к пламени и тут же, резко одёрнув, повалился на землю с криками боли.

— Ого. Чувствительный какой. Да как будто я впервые это наблюдаю. Но каждый раз умудряюсь поражаться. — рассуждала вслух обладательница малиновых хитрых глазок.

Она прилегла рядом и продолжала смотреть на скорчившегося Осуждённого.

— Не укрыть тебя мне и не забрать, что ещё тут можно сказать?
Положенье печально, хоть и необычайно,
не видать ли вдали героя случайно?
Аль сам судьбу возьмёшь в свои руки,
избавишь и мир, и себя от муки?
Снаружи на большее будешь способен,
спасёшь и мирок, и весь этот лес.
А знаешь? Ты ведь звёздам подобен.
Покажешь всем столько светлых чудес!

Крольчиха любила придаваться лирике наедине с Осуждёнными. Однако слова-то верные. Выйди он, прыгни через огонь – смог бы и подмогу найти, чтобы потушить это пламя, и весь лес сделать таким цветущим. А то и больше. А так и он сам сгорит, и этот райский островок.

Улыбаясь и поглаживая по плечу героя картины, Проводница смотрела ему в глаза и улыбалась.

Одна из бабочек летала слишком близко к пламени и сгорела, когда кольцо вновь стало слегка поменьше.

Хорошо, что Осуждённый этого не видел.