Король-королевич

Старик сидел на перекосившейся скамейке у открытой двери сарая и сам с собой играл в шахматы. Он проигрывал.
Игра не ладилась – чёрные поставили своего второго ферзя прямо напротив белого короля и объявили гроссмейстеру матовый шах.
Старик решил продлить жизнь своему королю за счёт своего белого коня и перетащил на шахматной доске белую пуговицу от своих белых кальсон на три клетки вперёд и сдвинув её вправо – куда бы теперь этот чёрный ферзь с потерянным наголовником не двинулся он всё равно попадал под копыта белой конницы.
Кальсонная пуговица от такого манёвра на радости встала на дыбы и заржала.
Пешки выгнулись драконовой дугой.
Безголовый ферзь решительно шагнул и взял эту белую ржавшую лошадь под уздцы тем самым подставляя себя под явную гибель во имя большой и светлой цели одновременно освобождая собой путь своей же чёрной туре и своему же первому с наголовником вдовствующему чёрному ферзю для окончательного взятия в плен обречённого несчастного кособокого белого короля. Положение было безнадёжным. Белые проигрывали. Старик плакал – по щекам несчастного текли слёзы.
Жизнь явно складывалась не так, как он хотел. Старик оглядел вокруг себя местность. Местность вокруг него была всё та же, что и до начала битвы титанов.
Жить не хотелось. Белый король, сделанный из хлебного мякиша, со свистом исчез в траве, за ним ринулась его белая армия, пуговица от кальсон, две пробки от пивных бутылок заменяющие белые походные ладьи на шахматном поле брани, за этими пробками в траву устремилась вся эта чёртова чёрная нечисть с непонятным государственным политическим устройством.
Что было делать? Местность безмолвствовала.


- Лёша!
Нина стояла в проёме забора.
- Лёша! Куда ты пропал? Я места себе не нахожу.
Старик смотрел на свою сестру моргая мокрыми ресницами.
- Хорошо, что Тимофей сказал где ты.
- Тимофей? Я же ему сказал, чтобы он никому не говорил где я – возмутился старик.
- Да я схитрила, я сказала, что знаю где ты прячешься и он выдал мне, где тебя можно найти.
Старик раскачиваясь сидел на скамейке.
- Разве так можно? – сестра подошла и встала в ужасе опустив руки.
Старик заплакал.
- На кого ты похож?
Старик плакал.
- Тебе пятьдесят три года, а ты выглядишь как семидесятилетний бомж - небритый, нечёсаный, грязный, вонючий.
Старик плакал.
Нина села на скамейку.
- И не уговаривай – старик отодвинулся и закрутил головой - Я её видеть не могу, нос её видеть не могу, голос её слышать не могу.
- Она же твоя жена – не согласилась с братом Нина.
- Нет!
- Она же детей тебе родила.
- Кого?! Детей?! – старик вытянул петушиную шею – Каких детей?! Кирилла, который мне хамит на каждом шагу?!
- Так ты же пьёшь.
- А с тобой как он разговаривает с непьющей? А с самой Людкой как разговаривает? На кобыле своей женился! Ребёнка родил! Сам нигде не работает!
- Он студент.
- Какой год студент?! Восьмой? Девятый? И почему её в наш дом притащил жить?!
- Он на работу уже устроился. Второй день, как на работу ходит.
- Да что ты говоришь! – старик ударил руками по коленям - На работу устроился ходить?! Кем?!
- Вахтёром на водонапорную станцию.
- Вахтёром?! На водонапорную станцию?! Дед значит у него был директором завода, а внучек значит вахтёром пошел воду караулить?
- Так некем больше работать. Ты же знаешь, ты сам нигде не работаешь.
- Сам – это отдельно, это никого не касается!
- Людка на двух работах, как ломовая лошадь работает, чтобы вас всех прокормить.
- Она родилась ломовой лошадью – вот пусть и работает ею!
- Алексей! Что ты говоришь?
- А она что думала? На себе сынка директора завода женила и всё? Въехала в директорский дом на всё готовое из своего занюханного общежития и отрабатывать это не нужно? Пусть работает! Работает и не орёт на меня! Как она говорить со мной стала?! – вскипел старик - Пока отец был жив, так она слова приличные подбирала, а как отец умер?! Что это за слова?! «Жрать будешь?» Разве так говорят?! «Задницу свою с дивана подыми». Так говорят?
- Алексей!
- Алексей я! А Севка что?!
- А что Севка? Севку лечить нужно.
- Это не лечиться! Не доучился, школу даже не кончил! Это она так воспитала! Из дома всё тащит! Ты сама замок врезала в дверь, чтобы он не ходил через веранду на твою половину!
- Да! Врезала! А что мне оставалась делать? Я тебе не говорила - он у меня мельхиоровые ложки украл из маминого гарнитура.
- Какие ложки? – с ужасом услышал о ложках старик – Мамины мельхиоровые ложки?
- Мамины. А у Людки золотые серьги с рубинами позавчера из вазочки стащил.
- Мамины серьги с рубинами, что отец подарил ей за рождение Кирилла?!
- Да, мамины.
- Измордую гадёныша! – затряс кулаками старик. 
- Так ты уже Людку начал мордовать.
- Что?! – голова старика на полметра подскочила над плечами – Кого я измордовал?! Я?! Её?! Она орать на меня стала за отцовские марки! Руками на меня своими махать стала! «Деньги где за проданные марки? Деньги давай! Хоть воруй, а деньги приноси!» Такое говорит! Хамские такие слова говорит, когда со мной разговаривает! У нас в жизни такие слова в доме никогда никто не говорил! Я по рукам ей и дал, чтобы она знала, что такие слова говорить нельзя, и ручками своими не махать тут мне перед глазами! Это называется я её измордовал?!
- Она мне руки свои показывала после этого все в синяках и на боку у неё большая ссадина.
- Это она на пол от меня села после того, как я её оттолкнул!
- Лёша. Кончай с этим. Возвращайся домой. Ты не к ней, ты ко мне возвращайся. Людка злая ходит, обзывает тебя всякими словами. Сказала, что после такого твоего избиения она окончательно разводиться с тобой будет.
- Разводиться? Окончательно? Она? Со мной? Да я не против – старик во все свои голубые глаза смотрел на сестру - Я ей даже помогу в этом. Если она передумает, так я сам с ней разведусь!
- Разводись, но возвращайся домой.
- Разводиться? Так ты с ней дружишь против меня? – удивился старик.
- Какое дружишь? Я с ней просто в одном доме живу. А между вами двумя я тебя выбираю. Ты мне брат. Я на твоей стороне. Даже если ты не прав я всё равно на твоей стороне буду. Я сначала встану на твою сторону, а потом уже буду разбираться прав ты или нет.
Такого старик услышать никак не ожидал – он с удивлением повернулся к сестре.
- Я люблю тебя – у Нины в глазах дрожали слёзы - Я жалею тебя. У меня душа болит за тебя. Что я отцу и матери скажу, когда на том свете с ними встречусь?
- Да? Я не знал… Нина, ты не переживай, всё хорошо будет… Нина, я хороший.
- Я знаю, что ты хороший.
- И почему я такой несчастный? – старик накрыл руками свою голову - Почему в моей жизни всё так за здравие началось и всё так плохо закончилось?
- Ну, ты что? Как это закончилось? О чём ты говоришь? Пошли лучше домой.
Старик замотал головой.
- Пьянствуйте небось тут с Тимофеем?
- Пьянствуем – сознался брат - Знаешь, я чуть на днях тут не сдох. Тётка из магазина позвала нас машину разгрузить и водкой расплатилась. Мы напились. Тимофей куда-то делся, а у меня сердце схватило, да так, что дышать не мог. Лежал в сарае на дровах и понимал, что помереть могу. Молитв никаких не знаю, так только твердить стал «Боже спаси. Боже спаси. Боже спаси» Куда-то проваливался, потом приходил в себя и опять «Боже спаси. Боже спаси».
- Да у тебя инфаркт мог был! Помереть здесь мог, и никто бы ничего не знал! Лёша!
- Понял, что смертен.
- Понял?
- Понял. И что пил больше, чем нужно было понял. Два дня провалялся здесь не живой не мёртвый. Хорошо, что Тимофей пришел на следующий день, увидел меня, всё понял, домой к себе сбегал, на жену там наорал, убил её для порядка, аптечку у неё вырвал из рук и что-то под язык мне заставил положить, что-то выпить дал.
- Это мог быть инфаркт.
- Только вчера меня отпустило.
- Лёша…   
-  Лёша… Лёша-Лёша-Лёша – старик замер на месте -  А, ты знаешь, что я тут на днях Ольгу Белгородскую видел? На площади видел у нас в городе.
Нина молча смотрела на брата.
- Шел за деревьями, а она по площади идёт. Я шел ни на кого не глядел, а тут зачем-то на площадь смотреть стал, а там она совсем рядом за деревьями. Вальяжная такая. Рукой так волосы поправляет, и я такой красивый и не чёсанный к ней на перерез иду. Ну, я так резко развернулся и за дерево встал. Если бы не увидел – точно бы столкнулись с ней.
Старик выбил ногой землю у себя под скамейкой.
- Ты не знаешь - я, когда институт заканчивал я к ней заезжал. Сказал, что отец к себе на работу зовёт. Ждал, что она скажет. А она знаешь, что мне ответила? – Алексей с силой пнул носком ботинка по траве - Она сказала, что не советует мне ехать работать под крыло отца.
Сестра смотрела на брата.
- А? Как это? Она не советует мне к моему отцу ехать работать? Отец директор завода. Отец мне место подготовил для работы тёпленькое, а она мне видишь ли не советует идти работать к нему на завод. К отцу? К директору завода? Я тогда ничего не понял. Я ещё лет десять вспоминал её эти слова и никак понять не мог, почему она так сказала. Кто бы интересно от такого отца отказался и от такой работы?
- И ты не женился на ней. Ведь вы встречались.
- Женился… Она мне ещё сказала, что на моём месте она поискала бы работу в Питере. Она в Санкт-Петербурге собиралась остаться жить, а не ехать в провинцию. Я ей в провинции под крылом отца-директора был не интересен.
- Ах, вот как. Тебя это задело?
- Нет… Так… Царапнуло…
- А ты поговорил бы с ней тогда.
- Ей ещё три года в институте учиться нужно было.
- Ну и что?
- Она бы институт не бросила, а мне уезжать нужно было к отцу.
- Придумали бы что ни будь.
- Женщина должна подчиниться мужчине и ехать за ним!
- И она не поехала. А Людка поехала. Подчинилась тебе и поехала. Ты этим счастлив был?
Старик мотал головой.
- А Людке я так в шутку тогда сказал: «Будешь проездом в моих местах – заходи». Она и приехала.
Старик смотрел на выкопанную под собой яму.
- И ты на Ольге не женился, и замуж Людку позвал.
- Да… Вот... Приехал сюда и позвал … Проходу мне не давала, бегала за мной всюду.
- Тебе это льстило?
- Мне это льстило – сознался старик – Отец где-то рядом со мной её увидел. «О, да ты с девушкой встречаешься. Пора-пора о женитьбе подумать. На такой должности, как у тебя солидно быть женатым человеком». Ну, что делать? Я и подумал – провинция, жизнь скучная, постная - никто так за мной бегать не будет.
- Да, Людмила попроще, не Оленька Белгородская с её норовом.
- Не Оленька Белгородская – согласился брат – Я и решил, что женюсь, ребёнок будет, дети там, на шифоньер копить будем.
- На какой шифоньер?
- На мебельный. Ты живёшь совсем рядом со мной и ничего про меня не знаешь.
Старик замолчал – больное и навсегда ушедшее прошлое стояло у него сейчас перед глазами.
- На свадьбе ты выглядел счастливым – напомнила ему сестра.
- На свадьбе я был женихом и выглядел, как должен был выглядеть жених.
Старик поддел носком ботинка чёрную шахматную пешку и ногой с силой вогнал её в землю. 
- А что мне оставалось делать? Приехал я тогда после института, а по дому Маргарита ходит. И года не прошло, как мама умерла, а отец свою старую пассию в дом привёл. Студенческая первая любовь это видишь ли его. Я в своём доме, как чужой ходил. Ты же этого ничего не видела, тебя не было здесь.
- Я на Маргариту сразу стала, как на соседку смотреть. Я отделилась – свои комнаты заняла, и сама себе готовить стала. Так, в гости к ним выходила, когда отец звал, а так нет. Она ко мне не совалась.
- И ты ещё в институт уезжала учиться.
- Уезжала.
- А я здесь был! С работы приду, а она с обедом своего мужа ждёт, и я ей посторонний человек. Сосед я её по дому.  Тарелку супа мне не предложит. Я наверху у себя на электрической плитке чтобы никто не видел яичницу жарил, слипшиеся пельмени раздирал и варил. Знаешь, как обидно мне тогда было?
Нога у старика уже свободно болталась в воздухе над выкопанной ямой.
- Два года проработал – не нарушая последовательность продолжал старик - Отец главного с повышением в Петрозаводск отправил, и я в двадцать шесть лет сел на его место главным инженером. Отец так сделал. Он директор завода и я главный инженер. Весь завод под нами тогда был.
Нина, опустив голову разглядывала свои туфли.
- На златом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич – тихо одними губами произнесла она.
Старик услышал и повернул голову к сестре.
- Ну и что, что королевич? Мне от этого отказываться? Кто от этого откажется? Кто из моих однокурсников в двадцать шесть лет главным инженером стал? Свой отдельный кабинет, если нужно - машина с шофером… секретарша…
- Секретарша – Нина повернула голову к брату.
- Ну, секретарша – отмахнулся от её взгляда старик - Не всё помнить нужно.
- А знаешь, как тогда Людка в доме на стенки кидалась от твоей секретарши?
- Не в общежитии своём кидалась, а в нашем директорском доме кидалась. А она о чём думала? За ровню замуж не пошла, в дом директора завода захотела въехать? Вот и въехала, вот и получила.
Нина смотрела на брата.
- А отец через десять лет на пенсию вышел – старик остановиться уже не мог – И на заводе госзаказы кончились. А у работяг на заводе знаешь какие зарплаты были? Маленькие – старик показал пальцами толщину маленькой зарплаты – Зато каждый месяц прогрессивка была в полтора раза больше зарплаты и получались нормальные деньги. Госзаказы кончились, и прогрессивка кончилась. Работы нет. Что сделал наш новоиспечённый директор завода после такой зарплаты? Вел трёхдневную рабочую неделю! Работяги что стали получать? Четверть от того, что было при отце. Знаешь, как на меня работяги стали смотреть? А я что? Я главный инженер, я не директор. Он, директор должен работу выбивать для завода! Ты на заводе не работала, ты этого ничего не знаешь.
Воспоминания рвали душу.
- Один там на заводе – «Это твой отец довёл завод до такого состояния» А, что отец? При отце и госзаказы были и прогрессивка. «Кончилась ваша мафия» Какая мафия? Когда отец был директором, так всё «Сергей Михайлович, Сергей Михайлович», и я сын Сергея Михайловича и всегда смотрели на нас нельзя приятнее, а ту мимо них проходишь, поздороваешься – отец всегда говорил, что нужно быть с ними вежливым, а они не здороваются. А один там раз громко так плюнул мне в след, харкнул прямо. Я изо всех сил сделал вид, что нечего не заметил. Какого мне было? Что я для них плохого сделал? Ты не работала на заводе. Я тогда эти слова Ольги вспомнил. Совершенно по-другому в них въехал. Как она девчонка двадцати лет могла всё это так сказать? Десять лет пока был жив отец всё было хорошо. За спиной отца что – недовольные были? Она что – что-то слышала? Я ничего не понимал, что происходит… В цеху блок поменять нужно было – я работяг вызвал, они меня выслушали, трёхэтажным меня обложили, повернулись и ушли и ничего делать не стали. Как это? Это работа называется? Слова Ольги так и стояли у меня тогда в ушах. Ты на заводе не работала...
Нина на заводе не работала.
- Ну, а потом второй цех штурмом взял заводоуправление и нас всех турнули оттуда. Полиция для порядка стеклянные двери дубинками побила и всё... Аж по телевизору нас всех показывали всем в назидание. Я ушел, а это директор-дурак с ними разговаривать ещё остался, думал поговорит, они его обратно в кабинет пустят, и он опять начнёт по телефонам звонить и этими звонками завод спасать.
- И ты запил.
- А что делать? Этот дурак в автомастерские потом пошел работать наладчиком. Был директором завода, а стал наладчиком в автомастерских. Смех, да и только. А мне кем нужно было пойти работать? Сторожем на молокозавод? Или улицы в городе метлой мести? Другой работы в городе не было. Заводские, когда завод посыпался подобрали все места.
- Лёша, уже пятнадцать лет с тех пор прошла. Пора всё это забыть.
- Забыть? По улице идёшь, а на тебя все смотрят. Помнят чей я сын, кем я работал, как меня турнули с отцовского блатного места. Этот новый Захарченко мог бы со мной поговорить, на работу позвать – я же десять лет главным инженером проработал и каждый винтик на заводе знаю.
- Ты же пил беспробудно всё это время.
- Ну и что с того, что я пил? Я мог и бросить. Отец почти тридцать лет на заводе отпахал, подымая его из нерентабельности. Уважать это можно было?
- Лёша, пошли домой.
- Нет!
- Я скажу Кириллу, чтобы он освободил на верху одну из комнат для тебя. Мы двери между комнатами закроем на ключ и шкаф там поставим. У тебя будет отдельная своя комната и ты будешь через меня к себе наверх ходить. Хочешь так сделаем? Чего ты хочешь?
Старик смотрел вниз – там к железнодорожной насыпи шли сплошные заборы.
За заборами зеленела между рейками штакетника картошка.
Серая насыпь со шпалами шла от вокзала вдоль озера.
Неясный берег на той стороне ели угадывался где-то в далёкой дымке.
Старик сидел и смотрел на это на всё.
Прошла электричка и старик глазами проводил электричку пока она не скрылась за деревьями.
В Петербург поехала электричка и это правильно – нечего ей здесь в провинции делать.
- Я бы хотел нырнуть сейчас в озеро, проплыть под водой далеко-далеко сколько смог бы, вынырнуть, а вокруг чтобы была совсем другая жизнь. Мама чтобы была жива – старик плакал – Отец чтобы был жив, бабушка и мы на веранде чай пьём и дверь на веранде открыта настежь, а там за дверью мамой посаженные цветы кругом. Цветы, цветы, цветы, цветы…
- А ты знаешь – улыбнулась Нина - Юля на днях мне звонила и тоже про наши чаепития на веранде вспоминала.
- Полонез Огинского свой не вспоминала? Как она нас им мучала?
Нина рассмеялась.
 - Нет, не вспоминала. На зятя своего жаловалась, что он всё на деньги переводит. Дочка ему вторит. Внуки выросли и не слушаются.
- Понятно.
- К нам хочет переехать жить.
- Путь переезжает.
Товарный поезд прошел по рельсам, что-то в Петербург повёз – старик смотрел на поезд.
Всё в Петербург везут, всё в Петербург везут – ничего в провинции не оставляют.
- Домой пойдёшь? Я Кирилла со второго этажа выгоню.
- Как ты его выгонишь? Они там с ребёнком. Представляю, как он орать на тебя будет.
- А при чём здесь орать на меня? Женился - значит взрослый мужчина. Строй своё гнездо для своей семьи, но не в гнезде своего родителя! Дом то чей?
- Наш.
- Наш. Дом отец наш получил, когда директором завода был назначен. На шестерых дали дом – на отца, мать, бабушку и на нас троих их детей – меня, тебя и Юлю. Бабушка умерла, мама умерла, отца нет. Дом при отце приватизирован. Правильно? Чей значит дом? Твой, мой и Юлин в равных долях и больше ничей.
- Да-а-а-а – старик развернулся к сестре – В голову это как-то мне не приходило. Наш значит дом?
- Наш и больше ничей. Треть дома моя – то есть мои две комнаты и кухонька. Твоя треть дома – это две комнаты наверху. Это же треть дома будет? И треть дома у Юли – те две комнаты и кухня, что Людмила сейчас твоя занимает с младшеньким твоим, что ложки и серьги у нас ворует и не знает, что ещё у нас украсть можно.
- И веранда общая – напомнил ей брат.
- И веранда общая – подтвердила Нина.
- Ну, мой верх – согласился старик - Я согласен. Или я могу Юльке верх отдать, а сам низ занять.
- У Юльки артроз или артрит с ногами и ей в январе шестьдесят лет стукнет.
- А, по лестнице ей ходить трудно. Ладно, пусть у меня верх будет, а она рядом с тобой живёт. А с Людкой я разведусь и пусть она уматывается из моего дома куда хочет.
- Как это? – не поняла сестра - А куда она пойдёт? Она двадцать пять лет в нашем доме живёт.
- Куда хочет уходит! Я жить с ней не могу! Ты это понимаешь?! Я слышать её голос не могу! Я сдохну если останусь с ней жить в одном доме! Назад в своё общежитие пусть уматывается!
- Общежитие этого уже больше не существует!
- Меня это не интересует! Я её видеть не могу! Я с ней под одной крышей жить не могу! На двух работах говоришь она работает? Значит у неё есть деньги! Пусть ипотеку берёт и квартиру покупает! Пусть снимает у кого ни будь жильё!
- Лёшка!
- Я согласен – у меня на втором этаже будет одна комната, а вторую комнату пацаны занимают, но первый этаж пусть освобождает для Юльки.
- Что ты знаешь? Кирилл тут народу нагнал на нашу веранду. Накурили. Орали пьяные на весь дом дикими голосами. Я не выдержала и в двенадцать их выгнала. Приятели то его ушли, а он знаешь с какими матами и кулаками на меня пошёл. Он де молодой, жизнь для таких, как он существует, а мы старики должны в сторону отойти и не мешать им жить.
- Выгнать его к чёртовой матери из всех двух комнат!
- А ты вернёшься?
Старик молчал - он устал, он никого видеть не хотел, он хотел тишины, хотел, чтобы его никто не трогал, не видел, хотел покоя.
- Я освобожу обе комнаты для тебя – Нина с сочувствием смотрела на брата.
- Я на работу не пойду – старик, не поворачиваясь смотрел в некуда - Какой ни будь мальчишка надо мной начальником будет, командовать надо мной будет, смотреть на меня и знать, что я главным инженером был и меня турнули с завода, что мой отец директором был, а он отчитывать меня за что ни будь будет, смеяться надо мной в душе будет.
Нина смотрела на брата.
- Я знаешь, что придумал? Я кроликов разводить буду.
Нина смотрела на брата.
- Я в библиотеке брошюру возьму про кроликов. Там, наверное, чертёж клетки для них есть. Я клеток наделаю и за гаражом их поставлю. С улицы будет не видно. Я на нашем участке работать буду – меня никто видеть не будет, и я никого видеть не буду. Я ночью какую ни будь машину разгружу и на деньги крольчат куплю – старик вздохнул - Они траву едят. На еду им денег тратить не надо и мясо будет бесплатное своё.
- А зимой?
- А зимой они сено едят.
Нина смотрела на брата.
- Есть такая порода кроликов – «Русский великан». Громадные кролики такие. Мясо у него много, как у гуся. Его неделю есть можно. Ещё курочек можно развести.
Нина смотрела на брата.
- Курица в день даёт одно яйцо. Десять куриц – десять яиц в день будет. Они пшено клюют. Я машину ночью какую ни будь разгружу и на целый год пшена им куплю. Яичница утром будет. А вы с Юлькой цветы у дома посадите, чтобы было как у мамы.
- Мамины лилии вымерзли.
- Так ты спроси у кого ни будь, чтобы посадить.
- Таких лилий ни у кого больше не было.
- Посадите другие.
Старик смотрел в открытую дверь веранды и видел мамину цветущую клумбу.
- Клумбу сделайте, где она была раньше у мамы, а я за клумбой до забора землю перекапаю, и мы там картошку посадим. Будет своя картошка круглый год, мясо своё будет, курочки. Можно суп куриный из своей курицы сварить.
- Тимофей твой где? – отвлекла от мечтаний брата Нина.
- Пока его жена на работе он пошел её грабить. Макароны там поищет, что ни будь ещё к ним.
- У вас денег нет?
- Нам их и не надо.
- Как вы макароны сварите? У вас даже электричества здесь нет.
-  Не сварим, так сухими сгрызём.
Алексей смотрел на выкопанную под ногами яму.
- Я сейчас никуда не пойду.
- А завтра?
- А куда завтра? На раскладушку в коридор?
- Людка тебе раскладушку на ночь в коридоре ставит?
- А ты что - не знала?
- Выгоню их всех к чёртовой матери из нашего дома.
- Тогда я вернусь.
- А завтра ты здесь будешь?
- Здесь.
- Тебе деньги оставить? Ты их не пропьёшь?
- Не пропью, и не оставляй.
- Я завтра приду.
- Приходи.
- А что тебе принести?
- Одежду – показал на себя Алексей – А пить я не буду.
- Не пей и побрейся – ты же ещё молодой мужчина, а выглядишь, как старый бомж.
- Побреюсь и пить не буду.
Нина встала.
- А, Юлька пусть приезжает. Я её полонез Огинского потерплю.
Нина посмотрела на брата, отошла на два шага и обернулась.
- Я завтра приду.
- Приходи.
Нина прошла к проёму в заборе, встала и ещё раз оглянулась на брата – тот сидел, отвернувшись к сараю.

Тимофей пришел минут через сорок с прижатой к груди стеклянной литровой банкой.
- Я у своей гречку нашел. Подумал, что нам с ней здесь мучится – пересыпал её в банку и залил кипятком. Вот, пока нёс она, наверное, уже сварилась.
Тимофей поставил банку на скамейку.
Он вытащил из-под руки чёрный хлеб и перочинным ножичком на весу крупно нарезал буханку.
- Я на счётчике квитанцию на электроэнергию обнаружил, и сверху деньги лежали. Я и умыкнул у неё эти деньги. Пусть поорёт без меня, а мы с хлебом и килечкой в томате гречку сейчас поедим.
Тимофей перочинным ножиком вскрыл железную банку с килькой, алюминиевой ложкой выскоблил содержимое банки в стеклянную с разбухшей гречкой и всё перемешал.
- Готово. Сейчас есть будем.
Тимофей сбегал в картофельные заросли тёткиного огорода и зная, что и где там растёт принёс пучок щавеля.
- Начинаем – он протянул Алексею тёплую банку с ужином.
Алексей ложкой черпанул гречку с килькой и закусил чёрным хлебом.
- Вкуснота – констатировал он.
- Вкуснота. Щавель с чёрным хлебом - это божественно.
- А гречка с килечкой?
- Царская еда.
Тимофей достал из кармана своего пиджака бутылку пива и подцепил крышку о скамейку.
Алексей проследил - крышка от бутылки полетела в траву к открытой двери сарая.
Ну вот – ещё одна ладья нашлась для белых.
А почему нужно играть в шахматы обязательно по старым правилам, а не устанавливать свои?
Вот он выставит перед своим чёрным противником три ладьи поставив их в центре своей пехоты и откроет по противнику шквальный огонь – посмотрим тогда, как эти чёрные устоят.
Тимофей протянул бутылку Алексею и взял от него банку.
В глубине гречневой ямы лежал большой шмат рыбы.
Тимофей углубил яму в банке ложкой.
Алексей глотнул пиво.
Тимофей передал банку - на Алексея из глубины банки смотрела голова кильки.
Ну чтож – голова кильки тоже еда.
Тимофей запил свой шмат рыбы пивом.
Гречка, хвосты томатной кильки, щавель с хлебом, пивко - царскую трапезу была бесподобна.
День заканчивался.
Тимофей запустил пустую бутылку в чей-то огород.
- На пляж сходим?
Алексей встал – они спустились вдоль заборов вниз, перешли железнодорожную насыпь и по берегу озера дошли до пляжа.
Август не пляжный сезон и поэтому на пляже никого естественно не было.
Холодная там вода была в озере или нет их это не интересовало.
Они прошли к камням в дальний конец пляжа и разделись.
- Мыло взял?
Тимофей достал из кармана чёрный обмылок хозяйственного мыла и протянул его Алексею.
Алексей с обмылком пошел в воду.
Он окунулся, намылил волосы, помассировал голову, залез мизинцами в уши и нырнул.
Тимофей последовал его примеру.
Алексей намылил свою майку и ею, как мочалкой намылился.
Тимофей потёр ему спину и намылился сам.
- Бритву взял?
Тимофей тупой одноразовой бритвой заскрёб с лица щетину.
Алексей последовал его примеру.
Обмылок ещё оставался приличным куском мыла, и Тимофей взял в руки свою белую рубашку для размышления.
Ну кто от жены уходит в белой рубашке?
Ворот и манжеты были чёрными от двухнедельной носки.
Тимофей намылил рубашку.
Дело на хитрое – Алексей тоже взялся за свою рубашку.
Манжеты от носки были у рубашки фанерными, воротник лоснился от грязи, впереди у карманов в начёсе застряли какие-то крошки и пятна.
Не жалея обмылка Алексей натёр свою рубашку мылом.
Тимофей, который в мирное время смотрел когда-то дома телевизор, а поскольку из шестидесяти каналов смотреть по телевизору было нечего, то он обычно смотрел документальные фильмы о культурной жизни разных народов мира и потому хорошо помнил, что в документальном фильме про Индию мужик там стоял по колено в воде бил изо всех сил мокрое бельё по камню – так он там стирал порученное ему бельё.
Многовековой полезный опыт.
И Тимофей хлестнул своей белой рубашкой по ближайшему камню.
Алексей так же сразу всё про Индию вспомнил и изо всех сил прихлопнул белую Тимофееву рубашку своей синей в клетку рубашкой.
Сверху легла майка.
И прачечный день по импортной технологии начался.
Бельё с камня сдёрнули и заново огрели камень синей рубашкой, майкой, белой рубашкой.
И пошло – белая рубашка, синя, майка – синяя, майка, белая – белая, майка, синяя – рубашка, рубашка, майка – рубашка, рубашка, порванная какая-то тряпка и ещё одна рубашка без пуговиц.
Смеркалось...
Два пожилых мужика на пустынном пляже в звенящей тишине и потемневшем воздухе почти голые остервенело хлестали камень своим измыленным бельём - белая рубашка, синяя, правая половинка майки, левая половинка майки – синяя в клеточку рубашка, левая тряпка, белая рубашка, правая часть чего-то белого – белая рубашка, откуда-то взявшиеся тряпки в сторону, синяя рубашка…
Выстиранное бельё прополоскали в холодной озерной воде и до треска ткани отжали.
Обмылок мыла ещё продолжал выглядел мылом, и Тимофей взялся за свои носки.
Таким большим количеством озера вокруг себя преступно было бы не воспользоваться.
Алексей, глядя на Тимофея взялся за свои носки – приятно же помывшись носить чистые носки.
Носки выстирали.
Обмылок всё ещё оставался мылом, и они сняли с себя то бельё, которое обычно снимают только в крайних случаях.
Почти намылили трусы, но обмылок неожиданно выскользнул из рук и чёрной рыбкой ушел под камни.
Всё, стирка закончилась.
Любители импортной технологии растерянно проследили за белёсым следом обмылка в воде, посмотрели друг на друга и повернули головы к берегу – по недомыслию они выстирали всё, что им попалось под руки и теперь из сухого белья на песке остались лежали только их стоптанные ботинки и вытянутые в коленях тренинги.
Тренинги натянули на голое тело, мокрые ноги вбили в ботинке, забрали своё бельё с отполированного камня и направились в обратный путь.
Тропинка вдоль берега, железнодорожная насыпь, дрезина на путях, заборы огородов и долгожданный сарай.
Избитое бельё развесили по штакетнику – понятно, что оно за ночь не высохнет, но что делать?
Стуча зубами Тимофей достал из сарая свой пиджак и накинул его на плечи.
Алексей был не так умён и ушел от жены без пиджака – он стянул с наваленных в сарае поленьев старое клокастое помоечное ватное одеяло, служившее им матрасом и закутавшись в него сел на скамейку.
Тимофей достал из нагрудного кармана пиджака пачку сигарет, вынул одну, тряханул пачку в воздухе и одна из сигарет выскочила для Алексея.
Тимофей протянул пачку.
Алексей посмотрел на Тимофея, перевёл взгляд на сигарету, посмотрел на неё и опять перевёл взгляд на Тимофея.
Ну, как хочет – Тимофей засунул пачку обратно в нагрудный карман.
Закурил… затянулся… покосился на Алексея и протянул ему свою дымящую сигарету.
Алексей посмотрел на сигарету, взял её, затянулся, надолго задержал дым внутри себя и затем медленно выдул его через ноздри.
Затянулся ещё раз, посидел, подумал и вернул сигарету Тимофею сделав рукой, чтобы он больше её не предлагал.
Тимофей достал ещё одну бутылку пива из сарая.      
Закон жизни есть закон жизни – день то был банный.
Тимофей о скамейку откупорил бутылку - пробка от бутылки белой ладьёй полетела в траву -  хорошо, ведь четыре ладьи на шахматном поле всё лучше, чем три.
Алексей глотнул пиво.
Перед ними вниз уходили в темноту огороды.
По железнодорожной насыпи проехала вся в огнях электричка, в электричке были люди.
Электричка ехала от Петербурга к вокзалу – значит и из Петербурга едут сюда, и значит провинция на что-то ещё годится если люди сюда едут.
Алексей косолапыми ногами стал закапывать под собой выкопанную им яму.
Темнело и первые звёзды редким горохом показались над озером.
Белёсая, крупная, слегка тронутая инеем луна близко метров этак в пяти повисла у сарая.
Алексей взглянул на луну и не узнал её.
Тимофей глотнул пиво, в душе его всё ещё клокотала сора с женой.
Обида копилась, по мере его дум обида увеличилась в размере и уже не помещалась внутри.
- Я всем плох! – взорвался он - Она всех мне в пример ставит! Колька из второго подъезда ковёр вынес выбивать, так она сразу на меня орать стала, что я ковры не выбиваю! Можно подумать, что у нас по всем стенам ковры весят! А кто в квартире дверь перевесил?! А кто в форточку стекло вставил? А полки? Она хоть одно доброе слово мне по этому поводу сказала? А это Колька между прочим к этой из булочной бегает. Чего это она мне в пример не ставит? При маме она так на меня не орала.
Алексей понимающе кивал головой.
- А Кожин с сыном на рыбалку пошел! Так она знаешь, как взвилась! Я оказывается с сыном совсем не занимаюсь и совсем его не воспитываю и у него сейчас круглая безотцовщина! И всё денег, денег у неё нет, и я в этом виноват! Ты это понимаешь?
Алексей это понимал – он посмотрел на Тимофея, подумал с минуту и подняв руку потыкал пальцем в луну.
-  А, ты знаешь, что луна к нам всегда повёрнута только одной своей стороной и другую сторону она не показывает.
Тимофей этого не знал.
- Земля крутится вокруг своей оси, а луна не крутится.
Тимофей поднял голову к луне и стал её рассматривать.
- Я не знал, что она не крутится – честно сознался он – Но я замечал, что рисунок на ней всегда один и тот же.
- Не крутиться и мы никогда обратную сторону луны не видим.
- Фантастика – согласился Тимофей.
- А, ты знаешь, что вот те люди, которые живут на той невидимой стороне луны – Алексей протянул руку и согнутым пальцем потыкал на обратную сторону луны – Там эти люди живут наверняка неглупые. Они, наверняка, изучают космос, как мы смотрят на звёзды. А звёзды там такие же, как и здесь. Луна не так уж далеко от Земли летает, а звёзды далеко от нас находятся и поэтому никакой разницы на небе между ними нет – что с Земли на звёзды смотреть, что с Луны. На Большую Медведицу наверняка смотрят.
Друзья поискали глазами Большую Медведицу на небе, нашли её и стали на неё смотреть.
- На Полярную звезду тоже наверняка смотрят.
Они нашли и Полярную звезду на небе и тоже и на неё посмотрели.
- На Млечный путь.
Млечного пути они не нашли.
- Наверняка они изучали там разные протуберанцы на небе. С Луны они даже лучше видны так как они ближе к ним находятся. Изучают там всякие чёрные дыры и маленьких карликов и не только маленьких, а вот что там у них за спиной Земля находится они не знают. Они её с той стороны не видно. Представляешь это?
Тимофей не представлял.
- Далёкие звёзды изучают, а о Земле не имеют никакого представления. А Земля ведь совсем рядом от них. Плюнь с Луны на Землю, так плевой до Земли долетит. И смотри какая Луна большая.
Тимофей смотрел.
- Её ведь всегда на небе заметить можно.
- Да, даже через тучи – уточнил Тимофей.
- А Земля намного больше Луны. Ты не знаешь насколько она больше?
Тимофей не знал.
Алексей протянул свои руки к Луне и стал их потихоньку разводить в стороны определяя насколько Земля по отношению к Луне больше.
Он разводил руки, разводил, определял размеры Земли, определял и наконец определил.
- Такое небесное тело, как Земля без труда можно заметить на небе – разведя широко руки уверенно констатировал Алексей.
- А если они подойдут к краю Луны и из-за диска выглянут сюда и увидят нас? – сделал дерзкое предположение Тимофей - Из любопытства выглянут.
- Одного любопытства мало. Нужно ещё и ум к любопытству иметь. Человек видит то, что знает, а если он чего-то не знает, он этого не видит. Каждый человек думает, что он умный. Даже дурак думает, что он умный, а умный он или нет он сам определить не может. Это только со стороны видно. Вот умный он видит, что этот человек дурак, а этот немного умнее, но не до конца. Ум у него не проснувшийся. Умный их так и оставляет в покое. А что делать? Чего дурака уму учить? Это всё равно, как слепому объяснить, что такое радуга. Не объяснить это, и дурака не научишь быть умным. А дурак? Он видит, что вокруг него все дураки, а он истина в последней инстанции – он и начинает не соглашаться со всеми, ругаться со всеми и впихивает свои мысли в головы другим. Ты разницу между умным и дураком понимаешь?
Тимофей понимал.
- Вот, и Нина меня понимает – Алексей не сводил глаз с луны.
- Ну, Нина. Нина человек – согласился Тимофей.
- Да, Нина человек.
Бутылка пива была выпита, и Тимофей размахнувшись зафинтил её вниз к дороге.
Вечер кончился, все дела были переделаны, приятели встали, и пошли в сарай.
Они закрылись изнутри на щепочку, в темноте уровняли поленницу колотых дров, разложили на ней пиджак Тимофея, легли на него спина к спине и закрылись с головой старым клокастым ватным одеялом.
Они надышали под одеялом и тёплый воздух согрел их неуспокоенные души.
Был удивительно тихий вечер.
Тихо, чтобы никого не побеспокоить из-за края диска луны осторожно с той невидимой стороны высунулся человек.
Высунулся и замер, и с испугом и удивлением стал оглядывать впервые увиденное им небо.
Увидел и небо, и Землю и не поверил своим глазам.
Не поверил своим глазам и осторожно уполз назад.
Диск луны постоял так ровно, потом нервно дрогнул, потускнел и принял горизонтальное положение.
Вспыхнул яркий свет, погас, опять вспыхнул и опять погас.
На краю диска зажглась лампочка и лучик от неё побежал по кругу.
Непонятный Летающий Объект просмотрел огороды, собрал все разбежавшиеся сказанные тут слова, просканировал сарай.
Тарелка дрогнула, как-бут-то спотыкнулась обо что-то, и отошла в сторону.
Она постояла там какое-то время, а затем осторожно вернулась к сараю.
На своём научно-техническом оборудовании содержимое сарая вновь было тщательно просмотрено.
Там были обнаружены: поленница колотых берёзовых чурок, распластанный по ним серый ношенный пиджак, два немолодых почти голых мужика лежащих в позах эмбриона спина к спине под старым ватным одеялом.
Мысли мужиков не успели ещё покинуть сарай, и тарелка с интересом изучила их.
Сны пришедшие к мужикам ясности не добавили.
Летающий диск отошел в сторону, развернулся и заскользил к магазину – там уже пили водку и у пришедших чертей выясняли в чём смысл жизни.
Черти вопроса не понимали – спрашивающие ответа не знали.
Ось Земли ржаво скрипнула, и планета с сараем ещё дальше сдвинулась к ночи.
Мышь в траве нашла белого кособокого шахматного короля и сгрызла его.
И правильно сделала!
Что это за король?!
На один шаг в одну сторону ходит, на один шаг в другую, да ещё по очереди ходит, когда ему разрешат, после хода чёрных ходит!
Это что – поведение военачальника?
Во главе армии должен стоять полководец!
Ах, да – этот никчёмный король ещё рокировку умеет делать – поменяется с турой местами и встанет, уткнувшись носом в угол – мол воюйте без меня!
Арабы придумали эти шахматы в стародавние времена, прогресс после этого ушел далеко вперёд, а ты играй в эти шахматы по придуманным когда-то правилам и не вноси своих изменений?!
Как будто на дворе девятнадцатый век!
Чёрные же республику объявили на своём поле, скинули своего короля и двух ферзей поставили!
Канцлера и вице-канцлера без наголовника!
И выигрывают всё это время!
Так - впереди ставятся четыре пивные пробки – это ладьи.
Две правые ладьи бьют вперёд и по диагонали направо, две левые бьют прямо и по диагонали налево.
Кто устоит под таким шквалом?!
По бокам встанет в два ряда белая пехота!
Король не годиться - во главе армии нужен полководец, который сам решает, как ему ходить, когда и сколькими ходами, не спрашивая ходов у чёрных!
Наполеона нужно поставить во главе белых и больше никого!
Будет и по прямой ходить, и по диагонали, а если на коне, то и с конём – три клетки вперёд и две вбок, а если нужно, то без остановки ещё раз три клетки вперёд и две вбок и можно сразу по диагонали.
Он Наполеон!
Будет ходить по шахматному полю, как захочет!
И не только по шахматному полю, но и за его приделами!
Тимофей под одеялом перестал храпеть и как щенок заскулил во сне.
Алексей вытянул ноги – воздух обжёг его холодом и влажностью – он дёрнул ногами и поспешно втянул их обратно.
Ось Земли опять ржаво скрипнула и планета с сараем ещё дальше ушла в тень. 
Часы пробили полночь.
Перезвон курантов раскатился по окрестности и прошедший день стал вчерашним.
Часы смолкли, замерев постояли в тишине, а затем торопясь добавили миру ещё сорок восемь минут жизни и остановились.
До наступления нового дня оставалась целая вечность.