По зыбким ступеням памяти. Автобиографические очер

О РОДИТЕЛЯХ И РОДЕ ПАХОМОВЫХ

Первое знакомство моих родителей: Пахомова Дмитрия Дмитриевича (28.09.1930-01.08.2003) и Пахомовой (Пилюгиной) Нины Константиновны (12.06.1934-09.09.2015) – состоялось декабрьским морозным днем 1953 года в селе Нижние Халчи Фатежского района Курской области. И, как ни странно, состоялось оно в день сватовства, когда Дмитрий Пахомов – статный светлоглазый, русоволосый «купец», только что демобилизовавшийся из рядов Советской Армии, – форсисто поскрипывая хромовыми, начищенными до зеркального блеска сапогами, прибыл вместе со сватами-ходатаями присмотреть «красный товар» – стройную, черноглазую, со смоляной косой до пят Пилюгину Нину.
До этого момента ни жених о невесте, ни невеста о женихе и слыхом не слыхивали, не говоря уже о том, чтобы видели хотя бы издали. Однако подсуетилась судьба – дама капризная и насмешливая, но не сама по себе, а через разных дальних и ближних родственников да прочих знакомых будущей пары, что-то видевших, что-то слышавших, что-то знавших – и знакомство-сватовство состоялось.
Пара подобралась достойная друг друга: жених в три года от роду лишился матери и с четырех лет воспитывался мачехой; невеста с 1941 года оказалась без отца, мобилизованного на борьбу с фашистами и погибшего под Смоленском. Нужда, голод и холод, особенно в годы военного лихолетья и фашистской оккупации, пусть недолгой в нашем понимании, но страшной, жестокой и бесконечной в их видении, сопровождали обоих в их коротком и не очень радостном детстве. Жениху удалось окончить семь классов – тогдашний верхний предел сельской школы, невесте – только 4 класса начальной. Дальше – работа в колхозе по нарядам за трудодни, а у жениха еще и три года срочной воинской службы в горах Памира (города Хорог и Ош) на границе с Афганистаном. Иногда, во время советских и народных празднеств, случались и небольшие отдушины, которые были заполнены веселыми песнями и танцами под гармошку в сельском клубе или на уличном карагоде на каком-нибудь бугре или лужке.
Время было и холодное, и далеко не сытное – Курская область только-только справилась с послевоенной разрухой. Да, областной центр и районные города и поселки освободились от ран страшной войны, убрали с улиц щебень и хлам, что-то ремонтировали, а что-то и возводили заново, но на селе люди жили и бедновато, и трудновато. Техники почти никакой, даже лошадок – основной тягловой силы – и тех не хватает, везде сплошной ручной труд. Однако, несмотря на эти трудности, души людские были полны энтузиазма и созидательных устремлений.
В январе 1954 года с песнями и плясками, с гонками на лошадях, запряженных в сани-козыри и в сани-розвальни, битком набитые ближней и дальней родней, под звон бубенчиков и колокольчиков, прошла их свадьба. Жили скудно – без лишней копейки за душой, но в редкие минуты досуга и радоваться умели. А в морозную ночь с 10 на 11 декабря этого же года в небольшой, одноэтажной, плохо освещаемой керосиновыми лампами и чуть-чуть отапливаемой русскими, изрядно дымящими, грубками участковой больнице деревни Любимовка Фатежского района на белый свет появился я, огласив это событие громким криком новой жизни.
И хотя мои родители после свадьбы жили в селе Жигаево Конышевского района, на родине папы, родиться мне было суждено именно в Любимовской участковой больнице. От Жигаева она находилась далековато, километрах в двадцати пяти. Зато всего в пяти-шести километрах от Нижних Халчей, и оттуда до нее можно было дойти пешком всего лишь за час. Поэтому маму, чтобы она до родов и после оных ежедневно чувствовала моральную и материальную поддержку близких родственников, что в то непростое время было немаловажно, решили отвезти именно в эту больницу.
Но когда меня привезли в Жигаево и стали оформлять в сельсовете свидетельство о рождении, то местом моего рождения было указано село Жигаево, а датой рождения – 4 января 1955 года, а не фактическое 11 декабря 1954 года. Так моему папе, работавшему в то время (сразу же после демобилизации в ноябре 1953 года из рядов Советской Армии) секретарем сельсовета, посоветовали «бывалые» жигаевцы, пережившие военное лихолетье. И с тех пор я стал жить с двумя датами дня рождения – фактической (11 декабря) и официальной (4 января), то есть с некоторым раздвоением личности, у которой, к тому же, было «изъято» из жизни 24 дня. В детские годы мой день рождения отмечался исключительно по фактической дате, а во взрослой – по официальной, но редко, в юбилеи, да и то в дополнение к фактической. Впрочем, справлять празднества, связанные с днем рождения, я не любил и не люблю.
Как вспоминали, рассказывая каждый раз с некоторым чувством гордости, родители, ходить я начал рано – в 9 месяцев, а говорить – после года, когда был отнят от материнской груди и отдан на период адаптации (один месяц) к новым жизненным условиям многочисленным бабушкам и тетушкам в село Волково Конышевского района.
Первые четыре года жизни я прожил в селе Жигаево, протянувшемся на добрый десяток километров вдоль речки Жигаевки. Но этого я тогда, естественно, не знал, мой пространственный мир за пределами семьи и родового двора ограничивался шестью-семью соседскими дворами нашей улочки, которые я мог ежедневно видеть, выбегая из дома в сопровождении часто болевшего дедушки Дмитрия Григорьевича или бабушки Анны Никитичны. О той поре в памяти сохранился такой эпизод: дедушка смастерил для меня деревянную колясочку на четырех колесиках (тоже деревянных), и соседские мальчишки и девчонки лет по десять-двенадцать меня в ней катали по нашей небольшой улочке, называемой Пахомовкой. И всем было весело. (В селе были и другие улочки, например, Ёржинка, Хутор, Лысовка, Ластаковка, Тепловка, Трубецкая, но о них я узнал уже в годы учебы в школе.)

Еще из того далекого времени запомнился шумный, пестрый карагод, проходивший на чистом ровном бугре напротив дома нашего соседа и родственника, деда Миши – его сестра Ирина Ивановна была первой супругой моего дедушки и матерью моего отца. (Ныне этот бугор, как и все соседние, зарос бурьяном и крапивой.) Карагод – воспоминание яркое, праздничное. Но есть воспоминание и с горьковатым привкусом: однажды вечером, возвращаясь из стада, наша корова боднула меня рогом в область шеи, проколов кожу, и папа на руках отнес меня к местной медичке. Расстояние более километра он, как рассказывал позже, пробежал бегом и даже не почувствовал усталости – так сильно переживал за мою жизнь. Старая бабушка-медичка, медсестрой прошедшая войну, в своем доме – медпункта в селе тогда не было – при свете керосиновой лампы, обработав подручными средствами (зеленкой или йодом) рану, забинтовала шею и сделала укол от столбняка. «Бог даст – выживет…» – напутствовала она родителя, вновь на руках понесшего меня домой. И, точно, я выжил, но еще многие годы на правой стороне шеи, рядом с сонной артерией, оставался заметный шрамик от знакомства с коровьим рогом…
Таковы самые яркие воспоминания из моего жигаевского дошкольного детства. Возможно, не очень логичные и очень смутные…

Теперь несколько слов о родословных корнях папы. Его отец и мой дедушка Пахомов Дмитрий Григорьевич (08.11.1899-21.11.1960) был младшим сыном в многодетной семье прадеда Григория Яковлевича, по-уличному прозываемого Курчанином, так как его родовые корни были из Курска, жителей которого в селе по старинке еще величали курчанами. (У Григория Яковлевича и его супруги Ольги было пять сыновей и две дочери.) Дмитрий Григорьевич в первом браке был женат (1921 год) на Ирине Ивановне Пахомовой (?-1933) и от этого брака имел сына Григория (1922 года рождения), дочь Марию (1925 года рождения) и моего папу – Дмитрия. Во втором браке он был женат (в 1936 году) на Анне Никитичне (?-1978) из деревни Руда, ставшей мачехой папе. От этого брака у Дмитрия Григорьевича родилась дочь Ирина (1937-2018).
Вообще-то наш жигаевский род Пахомовых, как говорит семейное предание, произошел от отставного солдата Якова Евдокимовича, который до службы в царской армии жил в Курске и был младшим сыном курского купца Евдокима, занимавшегося не только торговлей, но и ремесленной деятельностью – сапожничеством. После службы Яков Евдокимович участия в своих старших братьях-курянах и, по-видимому, купцах, не нашел и был вынужден обустраиваться в Жигаеве, где у него, как подсказывает здравый смысл, были какие-то родственные связи с другими Пахомовыми-однодворцами, обжившимися тут раньше. Здесь он, согласно семейному преданию, «на склоне лет» женился и произвел на белый свет единственного сына Григория.
Что же касается курской ветви рода Пахомовых, то она уходит вглубь веков и может относиться к первой половине XVII века. В книге писателя-краеведа Анатолия Алексеевича Танкова (1856-1930) «Историческая летопись курского дворянства», изданной в Москве в 1913 году, в разделе «Состав дворянского военно-служилого сословия» среди городовых служивых людей Курской десятни за 1636 год упоминается некто Василий Федоров сын Похомов, которому в качестве вознаграждения за ратные труды было положено  200 чет (по-видимому, 200 четвертин земли). Кто знает, возможно, от Василия Похомова и пошел род курских Пахомовых, из которого затем выделилась ветвь и нашего рода в лице отставного солдата Якова Евдокимовича?..
Относясь к крестьянскому сословию, мой дедушка Дмитрий Григорьевич в то же время по семейной традиции был сельским сапожником и портным – тачал сапоги, ботинки, туфли, сандалии и шил полушубки. С появлением в 1930 году в Жигаеве колхозов – стал колхозником и справлял конскую упряжь. Впрочем, как и многие жигаевцы, не чурался и другой работы. Когда началась Великая Отечественная война, был призван в армию и отправлен на Дальний Восток, над которым страшной черной тучей нависала миллионная Квантунская армия японцев. В конце 1945 года демобилизован по состоянию здоровья.
Естественно, жизнь дедушки Дмитрия Григорьевича была до краев наполнена и радостями и горестями, но все-таки это была жизнь обыкновенного человека большого села того времени, занимавшегося определенным ремеслом. А вот жизнь его старших братьев Александра Григорьевича (1879-1961), Ивана Григорьевича (1884-28.08.1937) и Григория Григорьевича (1890-1970) обыкновенной не назовешь.
Александр получил офицерский чин в русской императорской армии, но после революции 1917 года вернулся в село и крестьянствовал, в том числе и в колхозе, до конца дней своих.
Иван, имевший 4 класса школьного образования, после срочной службы продолжил ее сверх срока в звании старшего унтер-офицера, участвовал в Первой мировой войне, имел ранения, был награжден четырьмя Георгиевскими крестами (полный Георгиевский кавалер), в 1916 году после обучения в школе младших офицеров в Тифлисе (Тбилиси) получил первый офицерский чин – прапорщика, а в 2017 году принял сторону Советов и уже в 1918 году ушел с Первым Курским революционным полком в качестве командира роты на фронт с белочехами, поднявшими мятеж в Поволжье. Вновь несколько раз был ранен. Подлечившись в Самаре, в 1919 году воевал уже с деникинцами и на Украине, и под Курском, и под Рыльском. Демобилизовался в 1921 году с должности командира полка Красной Армии. В 1937 году попал под бессмысленный и безжалостный сталинский репрессивный каток и был расстрелян.
Григорий окончил то ли учительскую семинарию, то ли гимназию, был женат на дочери известного курского священника Никольской церкви и до революции учительствовал в Курске. Как и Иван, он в 1917 году принял Советскую власть и в июне 1918 года стал одним из первых сотрудников только что образованной Курской губчека. В 1919 году побывал в плену у белых, был жестоко избит в деникинской контрразведке и приговорен к расстрелу. И лишь случайность – встреча с бывшим однокашником по гимназии, занимавшим у деникинцев важный чин  и вступившимся за него – спасла жизнь. Григорий Григорьевич смог вернуться к красным, но из ЧК вскоре ушел в народное образование и занимался преподавательской деятельностью до выхода на пенсию. Жил в поселке Глушково Курской области.
Кроме этих братьев, у моего дедушки был еще один брат – Егор и две сестры – Татьяна и Евдокия. Они свой век прожили в Жигаеве. (Более подробно о представителях рода Пахомовых написано в книгах «Пахомовы-Курчанины», «Жигаево и жигаевцы».)














О ДЕТСТВЕ В НИЖНИХ ХАЛЧАХ
   
После четырех лет жизнь моя проходила в селе Нижние Халчи, в доме бабушки Молы – Пилюгиной Маланьи Михайловны (1910-1988), работавшей в колхозе по нарядам (помню ее во время прополки сахарной свеклы, на которую ей иногда приходилось брать и меня – не оставлять же одного без присмотра). Муж Маланьи Михайловны и отец моей мамы – Пилюгин Константин Степанович,1913 года рождения, погиб во время Великой Отечественной войны, и она, вдовствуя, в одиночку подняла и поставила на ноги четырех детей. И вот ей, чтобы «не скучала», подбросили меня.
Когда я стал жить у бабушки, то тогда вместе с ней в двухкомнатной хатке с сенцами под соломенной крышей и палисадником с фасадной стороны проживали ее дети: Михаил, Зоя и Мария. Они уже были взрослыми и работали: дядька Миша – шофером в колхозе, тетка Зоя, окончившая ФЗУ, – на почте, тетка Мария – кем-то в правлении колхоза. Вскоре мои тетки вышли замуж за своих односельчан Виктора и Ивана Щетининых: сначала Зоя, затем Мария. И ушли жить в семьи к своим мужьям на Фотяновку.
Через какое-то время тетка Зоя с мужем Виктором Матвеевичем Щетининым переехала в Курск, а тетка Мария с мужем Иваном Михайловичем Щетининым осталась работать в колхозе. Дядя Миша, в отличие от своих младших сестер, долго оставался холостым и часто катал меня на автомобиле ГАЗ-51. С ним я неоднократно бывал на открытой стоянке машин (гаража как такового тогда не было). И до сих пор нет-нет да приносит память ни с чем не сравнимый едкий запах пропитанной бензином резины…
Из халчанской жизни в памяти остались многие события и факты. Среди них такие, как веселая свадьба тетки Зои, на которой меня заставляли танцевать, а я упирался изо всех сил – уже тогда не любил публичность. Еще походы с соседскими мальчишками за сусликами, которых из нор выливали водой. Помнятся также купленные мне дядькой красивые салазки с металлическими полозьями, ставшие завистью всех местных мальчишек, и большая книжка-раскладушка с цветными картинками. А еще помнятся походы в клуб, в кино на детские сеансы и незабываемый вкус ситро, покупаемого мне тетками в магазине, который располагался рядом с клубом. Памятен и случай, когда меня, упавшего с телеги, переехало заднее колесо. Телега была без груза, и кости мои, слава Богу, уцелели. Я и возница – сосед бабушки – отделались легким испугом.
Другим казусом той поры можно назвать матерные слова, которым меня обучили халчанские кузнецы. Дело в том, что рядом с домом бабушки – через дорогу, на пригорке – стояла сельская кузница, куда я любил забегать на веселый перезвон молотков – вот бородато-кудластые продолжатели дела Гефеста шутки ради и научили меня некоторым изыскам «великого и могучего». Бабушке и дядьке Мише пришлось немало повозиться со мной, чтобы отучить от матерных слов.
Запомнилась и небольшая бабушкина хатка, выбеленная известью и крытая потемневшей до серого землистого цвета соломой. Под застрехой едва ли не вдоль всей стены лепили гнезда деревенские ласточки, а в самой застрехе, проделав в соломе неглубокие норки, жили воробьи. В палисаднике росли кусты красной смородины, но царствовал все же тут большой куст сирени.
Еще запомнилось то, что именно в Н. Халчах я впервые попробовал мед. И произошло это в доме мужа тетки Марии. Ее свекор, дед Миша, имел небольшую пасеку и однажды угостил меня медом.   
Будучи мальчишкой, знал, что деревня Нижние Халчи состоит из Пилюгинки, где жила моя бабушка, и Фотьяновки, где жили родители мужей моих теток. От дома бабушки до домов теток было не менее полутора километров, но случалось, что я один, без сопровождения взрослых, в летнюю пору преодолевал это расстояние. И это, несмотря на то, что между Пилюгинкой и Фотьяновкой была болотистая лощина, густо поросшая лозняком. Да и расстояние имелось приличное – не менее полутора километров.

Естественно, в те годы о деревни Нижние Халчи, кроме того, что там есть Пилюгинка, Фотьяновка и речка, протекающая сразу же за бабушкиной бахчой (так называлась нижняя часть усадьбы в отличие от верхней, именовавшейся огородом), других сведений не имел. Когда находился возле магазина или клуба, то издали видел какие-то (и, возможно, даже там бывал с тетками или дядькой) строения на высоком бугре за речкой (они были метрах в трехстах напротив магазина), но что это – не ведал. Осенней порой в погожие дни с бабушкой ходил в Полевое за терном – мелкие, почти черного цвета плоды, терпкие и вязкие на вкус сушили в зиму для заварки чая. Вот и все мои познания о Нижних Халчах.
На топку печей и грубок жители села в летние жаркие дни рыли торф. Для этого за речкой на лугу, поросшем кустарником, глубиной до метра, а то и более, расчищался «карьер» метра три на пять-шесть и обнажившийся торфяной пласт начинали нарезать специальным резаком на «кирпичики», которые затем вынимали и выбрасывали специальной лопаточкой на бережок. Отсюда влажные, увесистые торфяные кирпичики на тачках и тележках вывозили на чистое место и складывали в «кубари» или «решетки» для сушки. Естественно, труд этот был тяжелый, и им занимались взрослые и подростки-школьники. 
Благодаря Интернету к этим крохам из моих детских воспоминаний можно приобщить новые сведения, которые значительно шире. Во-первых, деревня расположена в 14 километрах к юго-западу от районного центра – города (с 1779) Фатежа – на речке Халчи, притоке Усожи. Протяжённость деревни с севера на юг, вдоль этой реки, составляет более 4 км. Во-вторых, свое название деревня получила из-за расположения в Холчевской степи. А приставка «Нижние» возникла для отличия от села Верхние Халчи, расположенного выше по течению одноимённой речки.
Как установили краеведы, деревня Нижние Халчи существовала уже к началу XVIII века и в то время входила в состав Усожского стана Курского уезда. По данным 3-й ревизии 1762 года, Нижние Халчи были населены однодворцами – особым сословием, промежуточным между крестьянством и дворянством, сформировавшемся в начале XVIII века из бывших служилых людей по прибору (пушкарей, стрельцов и им подобных). Однодворцы крестьянствовали, имея земельные наделы, но сами, в отличие от помещиков, крепостными не владели и в крепостных никогда не состояли. Наиболее распространёнными фамилиями в то время здесь были Пилюгины и Лунины (по 5 дворов). Но надо иметь в виду, что семьи тогда были большие – по 10-11 человек – и в 10 дворах могло проживать свыше ста человек. Позднее из Нижних Халчей выделилась Пилюгинка и Фотьяновка.
С 1779 года деревня Нижние Халчи со всеми своими составными частями входила в состав новообразованного по указу императрицы Екатерины II Фатежского уезда. В XIX веке Нижние Халчи назывались также Пилюгинскими Халчами – по фамилии местных однодворцев, а иногда Масловкой – по фамилии помещика Маслова. В деревне сохранилась его усадьба с липовой аллеей и конюшней. По-видимому, именно ее мне доводилось видеть да и бывать в ней с дядькой-шофером в конце 50-х и начале 60-х годов…
К моменту отмены крепостного права в 1861 году крестьянами Нижних Халчей владела жена коллежского регистратора Елизавета Эдуардовна Маслова (104 души мужского пола). В 1862 году в деревне было 22 двора, проживало 318 человек (158 мужского пола и 160 женского).  С 1890-х годов в Нижних Халчах действовала церковноприходская школа. В 1897 году здесь проживало 492 человека (238 мужского пола и 254 женского). С 1861 года до 1920-х годов деревня входила в состав Фатежского уезда. 
Во время Великой Отечественной войны, с октября 1941 года по февраль 1943 года, деревня находилась в зоне немецко-фашистской оккупации. А после того как фашисты были изгнаны, то часто подвергалась налетам бандитских групп, состоявших из бывших полицаев, дезертиров из Красной Армии и прочей нечисти, скрывавшейся в местных лесах. Об этом мне со слезами на глазах рассказывала бабушка Маланья Михайловна.
С начала 1920-х годов и до 2010 года деревня была административным центром ныне упразднённого Нижнехалчанского сельсовета (теперь входит в состав Солдатского сельсовета). В 2012 году деревня была газифицирована.
Сколько населения было в Нижних Халчах в начале 1960-х годов, мне неизвестно, но в конце семидесятых там жило около 300 человек, а в настоящее время и того меньше – около 160.




















О ЖИГАЕВЕ

В 1959 году мои родители решили строить новый дом (на месте старого) и осенью стали закупать бревна, которые ночами полулегально привозили из Михайловского леса, где расчищали место под будущий рудник. К этому времени у меня было уже двое братьев: Александр, 1956 года рождения, и Григорий, 1958 года рождения. Чтобы еще облегчить свой жигаевский быт, в Нижние Халчи к бабушке Моле довеском ко мне папа и мама отправили брата Александра.
К весне 1960 года сруб силами отца, оставившего работу в сельсовете и перешедшего в колхозные бригадиры и даже в кузнецы, чтобы иметь больше свободного времени, и мастерством соседа-плотника деда Федора Петрова (у Федора фамилия Пахомов, а Петров – именовали по-уличному) под новый дом был готов. А летом он не только стоял на месте старого дома, но и радовал глаз домочадцев уже крышей, стенами, обмазанными глиной и выбеленными побелкой, печью в малой комнате и грубкой – в большой.
Тогда все делалось толокой: сходилось человек двенадцать-пятнадцать односельчан – и в один день разбирали по бревнышку старый дом, а на другой день на его место также по бревнышку переносили сруб, следующим днем – крыли крышу, последующим – обмазывали глиной стены изнутри, через сутки-другие – снаружи. Пока глина на стенах сохла, плотники уже вставляли в лутки рамы, двери и собирали из досок потолок, а печники, сложив печь и грубку, налаживали отопление, что ускоряло сушку стен. Следом шла их затирка и побелка. А через месяц новый дом уже так обживался, словно он тут стоял испокон веков. Правда, пока шло строительство, обитателям дома приходилось обретаться у соседей или вести по-цыгански бивуачную жизнь во дворе, благо, что лето было теплое да погожее… Но временные неудобства полностью компенсировались радостью обладания новым просторным домом.
Когда новый дом, крытый шифером, с большими светлыми окнами, выходившими на улицу и во двор, родителями был построен и немного обжит, меня и брата Александра из Халчей привезли домой.
В сентябре 1960 года мама на дому, но в присутствии медсестры, доставленной папой, родила сестру Олю. Суматоху, связанную с этими родами, я вместе с младшими братьями, загнанный отцом и Анной Никитичной на печку, хорошо помню. В конце ноября 1960 года умер Дмитрий Григорьевич, мой дедушка. После похорон деда мой брат Саша остался в Жигаеве, а я вновь отправился в очередную «командировку» к бабушке Моле в Нижние Халчи, где находился до лета 1961 года.
Смутно помню предновогодние разговоры взрослых – бабушки, дяди Миши и соседей – о денежной реформе этого года и об обнулении государственных займов: в качестве очередной забавы мне дали играться облигациями этих займов. Естественно, они пропали. Здесь же в апреле 1961 года услышал весть о полете в космос Юрия Гагарина. Услышал из большущей черной радиотарелки, висевшей в горнице на стене. (Компактный радиоприемник у бабушки появился позже.) Данной вести радовался вместе со взрослыми, хотя сути происходящего недопонимал.
А 1 сентября следующего 1962 года, когда мне исполнилось 7 лет 9 месяцев и 20 дней, я пошел в первый класс Жигаевской восьмилетней школы. Первой моей учительницей была Щербакова Валентина Васильевна. Мой 1-й класс оказался сдвоен с 4-м. Позже, когда я уже учился в 4-м классе,  спаренным классом  для нас был новый 1-й класс, в котором учился мой младший брат Григорий; и учила нас уже Щуклина Надежда Матвеевна.

Мои познания о селе Жигаево в школьные годы были довольно поверхностными и мало чем отличались от знаний о Нижних Халчах. Знал, что тянется село вдоль речки Жигаевки на добрый десяток километров (во многих местах –  по обоим ее берегам), что когда-то было волостным селом, что до революции в нем жила дворянская семья, представители которой вскоре оказались в структурах новой советской губернской власти. И жигаевцы тех огненных времен, по словам моего отца, все удивлялись: «Как же так: при царе – в господах, и при Советах – при власти, в начальниках?..» А те в ответ лишь усмехались.
Еще слышал от соседей легенду о том, что село получило свое название по имени разбойника Жигана, в стародавние времена орудовавшего с шайкой в районе Погибелки – глухого безлюдного болотистого места в нескольких километрах от села, где ранее якобы шумел густой лес. В 2010 году воссозданная мною легенда частично вошла в книгу «Легенды и предания Курского края», изданную Курским госуниверситетом. Можно встретить ее и на бескрайних просторах Интернета.
Ко времени написания этого очерка мои познания о селе Жигаево несколько увеличились, но, к сожалению, и исчерпывающими не стали. По-прежнему много «белых пятен», в том числе о времени установления Советской власти и первых годах коллективизации. Впрочем, поделюсь тем, что стало известно.
А известно то, что село Жигаево или, точнее, какая-то его часть уже существовало в XVII веке (но не исключено, что оно было и в начале XVI века, когда Курская земля освободилась от литовско-польской зависимости). В XVII-XVIII веках село входило в состав Усожского стана Курского уезда и называлось Покровское-на-Жигаеве. (Название Покровское образовано от наличия в селении церкви Покрова Пресвятой Богородицы, существовавшей, по-видимому, с XVII века.)
Если что такое «уезд» – более-менее понятно: какая-то административно-территориальная единица какого-то региона государства, то слово «стан», имеющее несколько определений (толкований), не совсем ясно. Отметим, что слово это древнее и на санскрите обозначает место, а на Руси еще конкретизовалось местом сбора (нахождения) вооруженных людей. В нашем же случае используется как территория, которая была обязана по законодательству того времени предоставить определенное количество мужчин для ведения военных действий. В уезд входило от двух до четырех станов. С 1838 года станами начали называть административно-полицейскую часть уезда, возглавляемую становым приставом. Таким образом, Усожский стан был одним из многих других на территории Курского края. 
В 3-й ревизии податного населения 1762 года в Усожском стане значатся два соседних населённых пункта: деревня Жигаевка и село Покровское-на-Жигаеве. Это говорит о том, что село как единый населенный пункт еще не было сформировано.

В 1708 году, в соответствии с указом Петра I от 18 декабря 1708 года,  при разделении России на 8 губерний Курский край вошёл в состав Киевской губернии. В 1719 году Киевская губерния была поделена на 4 провинции: Киевскую, Белгородскую, Севскую и Орловскую. При этом южная часть территории современной Курской области отошла к Белгородской провинции, а северная – к Севской. Стоит заметить, что провинции в свою очередь делились на дистрикты, которые по своим размерам были равны прежним уездам. Если во главе губернии стоял губернатор, то во главе провинции – воевода.
1 марта 1727 года создано Белгородское наместничество в составе одной Белгородской провинции. Но несколько позднее, в том же 1727 году, к Белгородскому наместничеству были присоединены Севская и Орловская провинции. В 1749 году Белгородское наместничество было преобразовано в Белгородскую губернию. Белгородская губерния просуществует до создания 23 мая 1779 года, в соответствии с «Учреждением о губерниях» императрицы Екатерины II от 1775 года, Курского наместничества, состоящего из 15 уездов.
В Курское наместничество вошли Белгородский, Богатенский, Дмитриевский, Корочанский, Курский, Льговский, Новооскольский, Обоянский, Путивльский, Рыльский, Старооскольский, Суджанский, Тимский, Фатежский, Щигровский уезды. Одновременно с учреждением уездов были образованы и города Богатый (из села Богатое), Дмитриев (из села Дмитриевское), Льгов (из слободы Льгов), Тим (из села Выгорное), Фатеж (из села Фатеж), Щигры (из села Троицкое). Первым наместником Курского наместничества был граф генерал-фельдмаршал Петр Александрович Румянцев-Задунайский (1725-1796).

По 5-й ревизии 1794 года владельцами земельных угодий села и крепостными крестьянами были помещики: Иван Иванович Андреев, Иван Иванович Афанасьев, Иван Ефимов Афанасьев, Дмитрий Иванов Афанасьев, Василий Иванов Афанасьев, Анна Акинфеевна Беседина, Александра Петровна Буговская, Иван Семенов Износков,  Александра Савична Левшина, Агафья Федоровна Ломанина, дипломат Василий Валентинович Мусин-Пушкин-Брюс, журналист Николай Иванович Новиков, Яков Афанасьевич Рышков, Петр Алексеевич Рышков, камергер Иван Дмитриевич Трубецкой, Николай Логвинович Шербачев.
Личности жигаевских помещиков-землевладельцев с фамилиями Андреев, Афанасьев, Беседин, Износков, Рышков и Шербачев мне лично ни о чем не говорят. Впрочем, носители этих фамилий могли быть потомками курских дворян и служивых людей, о которых пишет А.А. Танков в книге «Историческая летопись курского дворянства». Там в списках Курской десятни за 1636 год действительно упоминаются Офонасьевы, Беседины, Рыжковы… А вот личности Н.И. Новикова, В.В. Мусина-Пушкина и И.Д. Трубецкого не только носят звучные фамилии, но и являются весьма известными в отечественной истории.
Например, Новиков Николай Иванович (1744/1818) – русский просветитель, писатель, журналист, издатель. Выходец из семьи мелкого дворянина, Новиков учится в Московском университете, а затем поступает в гвардейский Измайловский полк, который участвует в перевороте 1762 года. Позже выступал с критикой крепостного права и недостаточной «просвещенности» Екатерины II в своих сатирических журналах «Трутень», «Живописец», «Кошелек». Как общественный деятель открывал типографии, библиотеки, школы, книжные лавки и магазины, издавал книги. Мало кто знает, но именно в его типографии увидели свет 30 томов сочинений курянина Ивана Ивановича Голикова «Деяния Петра Великого». В 1792 году был арестован и заключен в Шлиссельбургскую крепость. Освобожден Павлом I в 1796 году, но сломленный застенками, он удаляется от общественной деятельности.
Василий Валентинович Мусин-Пушкин-Брюс (1773-1836) – граф, действительный камергер (с 1803), тайный советник (с 1813), сын генерал-фельдмаршала графа Валентина Платоновича Мусина-Пушкина (1735-1804) от брака с княжной Прасковьей Васильевной Долгоруковой (1754-1826), дочерью генерал-фельдмаршала В.М. Долгорукова-Крымского. С 1792 учился в Геттингенском университете, с 1793 камергер при дворе вел. князя Александра Павловича. После женитьбы в 1793 на графине Екатерине Яковлевне Брюс (1776-1829), дочери московского генерал-губернатора Я.А. Брюса, получил разрешение присоединить к своей фамилии девичью фамилию жены. В 1795-1800 – посланник в Королевстве обеих Сицилий. С 1800 в отставке с оставлением при Коллегии иностранных дел, в которой служил до 1812.
В 1800-1820-х годах тесно связан с литературными и театральными кругами С.-Петербурга, был хорошо знаком с А.С. Пушкиным. Член репертуарного комитета при Дирекции Императорских театров. С 1835 был председателем Императорского общества поощрения художеств – первой и долгое время единственной в России негосударственной организации, опекавшей изобразительное искусство. Собирал коллекцию западноевропейской живописи, скульптуры и фарфора.

Иван Дмитриевич Трубецкой (1756-1827) – представитель литовско-русского княжеского рода Гедиминовичей по линии князя Дмитрия Ольгердовича Брянского, участника Калкинской битвы, был сыном князя Дмитрия Юрьевича Трубецкого, являлся двоюродным дедом Л.Н. Толстого и троюродным братом С.Л. Пушкина – отца Александра Пушкина.
Так как окраинная часть Верхнего (Вышнего) Жигаева носила да и носит название Трубецкая, хотя жигаевцев там с фамилией Трубецкие никогда не было, то это говорит нам о том, что некогда именно эта часть села находилась во владении И.Д. Трубецкого. Сам-то он, проживая в Москве и в подмосковных имениях, никогда в Жигаеве не бывал, поместья не создавал, но имел земли и крепостных крестьян.
В 1797 году, в соответствии с указом императора Павла I от 12 декабря 1796 года, Курское наместничество было преобразовано в Курскую губернию. И состояла она из 10 уездов (пять уездов – Богатенский, Дитриевский, Льговский, Новооскольский и Тимский были упразднены). Первым губернатором стал бывший наместник генерал-майор и тайный советник Степан Данилович Бурнашев (1743-1824).
В 1802 году император Александр I, ориентировавшийся в своей деятельности больше на деяния бабки Екатерины II, чем на деяния отца Павла I, количество уездов в Курской губернии вновь восстановил до 15.
Как отмечают краеведы, в XIX веке нынешнее село Жигаево состояло из 4-х частей: Нижнего Жигаева, Козмодемьянского (Жигаева), Вышнего Жигаева и Трубецкой. (Как видим, кануло в Лету Покровское-на-Жигаеве, зато название села Козмодемьянское отмечено на топографической карте того периода.) В то время часть крестьян села были владельческими (принадлежали помещикам), часть – казёнными (принадлежали государству). По-видимому, казенными крестьянами считались потомки однодворцев.

В 1859 году жигаевцы вместо одряхлевшего здания храма Покрова Пресвятой Богородицы построили новое деревянное здание (последнее дореволюционное). Строили, естественно, вскладчину, на добровольные пожертвования. Возможно, местные богатеи-купцы отвалили деньжат побольше…

К моменту отмены крепостного права в 1861 году крестьянами Жигаева владели: Азарий Беседин (14 душ мужского пола), Николай Беседин (10 д.м.п.), Ольга Гриневич (5 д.м.п.), Анна Иваненкова (23 д.м.п.), Варвара Иванина (36 д.м.п.), Марья Кругликова (154 д.м.п.), Александра Лазаревич (18 д.м.п.), Мария Локтионова (12 д.м.п.). В 1862 году в Жигаеве было 179 дворов, проживало 1812 человек (852 мужского пола и 960 женского), действовали 2 церкви (Покровская и Козмодемьянская) и училище. Если провести небольшой математический расчет, то увидим, что только 272 жигаевца мужского пола из 852 находилось в крепостной зависимости, а остальные были свободными. Поэтому жигаевцы всегда отличались не только высокой для сельской местности грамотностью, но и самостоятельностью, и… драчливостью. Не терпели ни обид, ни унижений. Стоит отметить, что в тот период времени объединенное Жигаево  входило в состав Ваблинской волости Дмитриевского уезда.
С середины XIX века в селе действовало училище, которое, по-видимому, кроме общего обучения грамоте, письму, счету и первоначальным арифметическим действиям, давало и некоторые практические ремесленные навыки. Во второй половине XIX века в Жигаеве была открыта церковноприходская школа, а в 1897 году – земская, четырехклассная. Для строительства здания земской школы местные жители на лошадях привозили строительный материал из Михайловского леса. Она состояла из 4 комнат, одна из которых была предназначена для проживания учителей. Здание зимой отапливали соломой. За каждого ученика надо было привезти воз соломы.

В 1901 году в селе проживало 2670 человек (1315 мужского пола и 1355 женского). Самыми распространенными фамилиями, как отмечали старожилы, были Алёхины, Власовы, Гладких, Зубовы, Костины, Кошелевы, Логачёвы, Лукьянчиковы, Малыхины, Пахомовы, Роговские, Тепловы, Худяковы, Черкасовы. Кроме сельскохозяйственной деятельности, многие жигаевцы занимались местными промыслами по выделке овчины, изготовлению телег и саней. Были свои печники, плотники, столяры, сапожники, шорники, мастера по изготовлению валенок, прях, ткацких станов.
Накануне же Первой мировой войны (1913-1914 год) в трех составных частях Жигаева, по данным книги дмитриевских педагогов П.Н. Дуракова, О.Н. Симиной и А.Г. Кривозубовой «Дмитриев», изданной в 2013 году, было около 2440 жителей, а в земской и церковно-приходской школах училось свыше 240 человек. Но мне видится, что данные о количестве жителей объединенного Жигаева в этой книге все же значительно занижены. Если в 1901 году было 2670, то как при положительной динамике демографии вдруг стало 2440 человек?.. Нестыковка.

С установлением Советской власти в крае в Жигаеве был создан Жигаевский сельсовет. А в период с 1923 по 1928 год село являлось административным центром Жигаевской волости укрупненного Льговского уезда.
К сожалению, о тех революционно-штормовых временах в жизни Жигаева мне ничего не известно. Не знаю ни фамилий первых секретарей и председателей сельсовета, ни их деяний. Не знаю также первых председателей колхозов, и только от родителей слышал, что наша соседка бабка Маша Пахомова в дни своей юности, в тридцатые годы, принимала участие в работе Жигаевского комбеда.
В 1928 году из территорий бывших Курской, Воронежской, Орловской и Тамбовской губерний была создана огромная по территории Центрально-Черноземная область (ЦЧО) с областным центром в Воронеже. Были также учреждены округа и районы. Село Жигаево, лишившись статуса волостного, вошло в состав вновь образованного Конышевского района Льговского округа. Оно оказалось на северо-восточной окраине района, в 30 км к северо-востоку от райцентра Конышевки, на границе с Дмитриевским и Фатежским районами.
В 1930 году округа были ликвидированы, но система районного деления осталась. В Жигаеве в этот год была учреждена семилетняя школа. Зданиями для школы-семилетки служили земская и конфискованный кирпичный дом купца Ивана Абрамовича. Церковноприходская школа использовалась как общежитие для учителей. А позже – как мастерская для проведения уроков труда. Дополнительно к школе-семилетке были построены Верхнежигаевская и Нижнежигаевская начальные школы. После окончания этих начальных школ дети приходили в центральную семилетнюю, в которой с 5-го по 7-й были параллельные классы. Примерно тогда же в центре села было построено еще новое деревянное здание школы в Людочкином саду. (По моим данным – на месте старой барской усадьбы.)
В ходе коллективизации в Жигаеве было создано 3 колхоза: «Красный Колос», имени Кирова и имени Куйбышева. Имелись и пострадавшие от коллективизации. Среди них братья Иван и Семен Малыхины, осужденные Льговским окружным судом к 3 годам лишения свободы. В 1936 году была закрыта церковь Покрова, но здание продолжало существовать до 1941 года.
В 1937 году в Жигаеве, согласно статистическим данным, было 459 дворов,  в которых проживало около  3-х тысяч человек. Данное количество населения, надо полагать, было наивысшим за весь период существования села. В ходе очередной волны сталинского террора 1937-1938 годов, по данным Книги Памяти, пострадало трое жигаевцев: мой двоюродный дед Иван Григорьевич Пахомов (расстрелян), а также Трофим Дмитриевич Власов (расстрелян) и Федор Евгеньевич Игнатов (2 года лагерей). Все ныне реабилитированы. И это вселяет надежду, что подобное больше не повторится…
Во время Великой Отечественной войны, с октября 1941 года по февраль 1943 года, село находилось в зоне немецко-фашистской оккупации. По воспоминаниям жигаевцев, оно вновь было объявлено волостным, и в нем находилось большое подразделение немецкой полевой жандармерии и большое количество полицаев. Но, несмотря на это, местные подростки старались причинить врагу вред: они находили линии полевой телефонной связи и в ночное время, отойдя подальше от села, вырезали из них по несколько десятков метров телефонного кабеля. Частично об этом мне рассказывал папа, которому в годы военного лихолетья было 12 лет, но еще больше поведал бывший педагог и председатель Жигаевского сельсовета Иван Никитич Лукьянчиков.
В активные боевые действия Жигаево не попало, поэтому дома селян и имевшиеся здания административно-культурного назначения сохранились. И здесь был открыт военный госпиталь. Но раненые бойцы Красной Армии были не только в госпитале, где в качестве санитарок трудились девушки 16-17 лет, но и в домишках жигаевцев. Причем не по одному, не по два, а до пяти-семи человек. Не все раненые бойцы выздоравливали. Умерших хоронили в братской могиле в центре села в школьном саду.
После окончания войны выяснилось, что около 250 жигаевцев не вернулось домой с полей сражений. Памятника павшим жигаевцам-воинам, к сожалению, поставлено не было, но на братской могиле в 1952 году был установлен обелиск, который в 60-е годы был заменен композицией из фигур склоненной над венком женщины и вставшего во весь рост солдата. Ныне от школьного сада ничего не осталось – время не пощадило старые яблоньки и груши, однако вокруг братской могилы выросли березки и другие деревья. И они, словно часовые, охраняют покой защитников Отечества, честно исполнивших свой солдатский долг.
К середине 50-х годов в селе оставалось два колхоза: имени Кирова (Среднее и Нижнее Жигаево) и имени Куйбышева (Верхнее Жигаево), которые обслуживала Ваблинская МТС. К началу 1960-х годов система МТС прекратила свое существование, их сельхозтехника была передана колхозам. И в это же время  два жигаевских колхоза были объединены в один – «Заветы Ильича». При этом долгое время сохранялось два тракторно-комбайных табора. А вот гараж (а точнее, открытая стоянка автомобилей) был единый, и располагался он в центре села, рядом с братской могилой.
Председателем колхоза «Заветы Ильича» в шестидесятые годы был Федорович Владимир Семенович, про которого до появления электрического освещения в селе местные голосистые девчата пели частушку:
Как у нашем да в колхозе
Свету не имеется –
Председатель Федорович
На луну надеется.
(После Федоровича, как подсказывает память, председателями колхоза в семидесятые и последующие годы были Рыжков Виктор Данилович, Безяев Александр Иванович, Бессонов Александр Фёдорович, Величкин Иван Емельянович.)
А вот председателем Жигаевского сельсовета в 60-е и 70-е годы был мой крестный отец Власов Александр Федорович. Он был ровесником моему отцу, жил с семьей недалеко от нашего дома и вечерами, возвращаясь с работы, иногда забегал к нам «переброситься в шахматишки». Когда мне исполнилось 10 лет, крестный подарил мне рубашку, и это запомнилось на всю жизнь.
В 1957-1958 годах семилетняя школа была преобразована в восьмилетнюю. И если мой отец в свое время окончил семилетку, то я и мои сверстники уже учились в восьмилетке.
Начало 60-х годов запомнилось песней «Куба – любовь моя!», которая доносилась не только из динамика радиоприемника, но и распевалась мальчишками, мечтавшими сражаться за остров Свободы против американских агрессоров. А еще, как подсказывает память, были тревожные вслушивания взрослых в сообщения из Москвы в период Карибского кризиса. Все ужасно боялись войны, понимая, что она будет ядерной, следовательно, пострашнее той, что была с фашистами. И облегченно вздохнули, когда кризис миновал.
Еще до начала занятий в школе папа купил мне портфель, букварь, пенал и несколько тетрадей. Я любил время от времени заглядывать в портфель и перебирать в нем книжки и тетрадки. Однажды чем-то измарал одну из страниц букваря и, опасаясь наказания, сбежал из дома и спрятался под горкой в кустарнике. Просидел там весь день и только поздно вечером отважился возвратиться. Получил словесную нахлобучку от матери за то, что «весь день шлялся не евши, где ни попадя». Об испорченной мной странице букваря ни слова, ни полслова – родители даже и не думали заглядывать в портфель. Но я сам, расхныкавшись, сознался в содеянном. Мама стала успокаивать, а папа, убедившись, что страничка букваря только испачкана, а не вырвана, заметил: «Это хорошо, что сам признался в своем неблаговидном деле. И всегда будь честным. А книги, запомни, надо беречь. Они предназначены для чтения и черпания из них знаний, а не для баловства». С того времени у меня каким-то образом сформировалось весьма бережное отношение к книгам. Никогда на них не писал и не рисовал, как часто это случается у детворы, даже страниц, на которых останавливался во время чтения, старался не заламывать – закладывал либо ленточкой, либо полоской газетной бумаги.
Вообще-то за детские шалости от мамы иногда доставалось – в сердцах могла и подзатыльник отвесить, и сложенным в несколько раз рушником либо иной какой тряпкой, попавшейся ей под руки, шлепнуть. Папа же никогда не прибегал к порке ремнем или шлепкам ладонью, обходился словесным внушением. Но его внушения были таковы, что порой хотелось, чтобы ремнем стеганул, чем словами до изъедающего душу и сердце стыда доводил. Он же и прививал любовь к чтению книг, видя в них один из самых действенных инструментов воспитания «настоящего человека». После работы (работал уже начальником Жигаевского отделения связи) и вечерних хлопот по домашнему хозяйству усаживал нас, пацанов, вокруг стола и читал сказки. Помню, как мы дружно плакали, слушая «Аленький цветочек» С.Т. Аксакова – было жалко и дочь купца, и чудище лесное.
В стремлении приобщить нас к чтению книг отец преуспел: и я, и мои братья, и наша сестра – все в пору учебы в школе запоем читали самые разные произведения, начиная от сказок и заканчивая военными и историческими романами. Кстати, это нисколько не мешало учебе – все были крепкими хорошистами даже в старших классах, когда начала проявляться леность, а в младших – вообще отличниками.












В ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ

С первого по четвертый класс я учился в «школе-завалюхе» – ветхом здании, оставшемся от церковного комплекса церкви Покрова Пресвятой Богородицы, снесенной в 1941 году.
Ранее в комплекс, кроме церкви, входили дом священника да церковноприходская школа, о которой говорилось выше. «Завалюха» отапливалась русской печкой, на которую иногда, тайком от учительницы, любили забираться самые проказливые ребята из спаренного старшего класса (4-го). (Вскоре эта «школа-завалюха» из-за ветхости и полной непригодности к функциональным обязанностям была снесена.)
С пятого по восьмой учился в основном здании школы-восьмилетки, построенной в тридцатых годах в Любочкином саду на месте старой барской усадьбы. (Ныне на этом месте находится двухэтажная кирпичная средняя школа, возведенная в 1975 году). Так как в шестидесятые годы в Жигаеве учеников было много, то, кроме «завалюхи», в младших классах они учились еще в двух начальных школах (в Верхнем и Нижнем Жигаеве), а в старших – в классных комнатах основного здания школы и здании бывшей земской школы.
Построенное в конце XIX столетия здание земской школы сильно обветшало, но тем не менее в нем находилось несколько классных комнат, школьная библиотека и два небольших помещения, в которых жили учителя (семья Каплиных и Валентина Федоровна Тихачева). Позже, когда в селе возвели кирпичный клуб «Спутник», под школу было отдано деревянное здание старого клуба и «земской школой» перестали пользоваться, отдав здание под общежитие для учителей. Старших же классов всегда было по два параллельных, проходивших под литерами «А» и «Б». При этом в каждом из них обучалось по 25 и более учеников. И в эти годы в селе проживало не менее 2000 человек. Массового оттока селян в города еще не было, он только намечался…
В 1963 году (в соответствии с указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 1 февраля 1963 года) в Курской области было проведено укрупнение районов (вместо 33 их стало 12) и Конышевский район был присоединен к Льговскому. Этот период запомнился тем, что в село из Льгова стал ходить автобус. Правда, регулярные рейсы были только летом и только в хорошие погожие дни. Иногда автобус появлялся и в зимние погожие дни по хорошо накатанной дороге. Но такие праздники случались редко.
В 1964 году, когда я учился в 3-м классе, произошли кардинальные изменения во властных структурах государства. Всех постов – политических и государственных – в результате «дворцового переворота» лишился земляк курян Никита Сергеевич Хрущев (1894-1971). А на вершину власти взошел Леонид Ильич Брежнев (1906-1982).
О Никите Сергеевиче Хрущеве было известно, что он родился в селе Калиновке Дмитриевского уезда (позже – Хомутовского района) Курской губернии (области) в крестьянской семье, что в детстве пас свиней богатого соседа, а потом вместе с родителями переехал на Донбасс. Возможно, говорилось и о том, что принимал участие в Великой Отечественной войне и что в 1954 году самовольно передал Крым Украине. Вот, пожалуй, и все.
О Леониде Ильиче Брежневе в семье разговоры велись довольно редко. Отмечали, что он не признает курских корней, хотя в юности учился в Курском землемерном техникуме. Позже, когда появились книги Брежнева «Малая земля», «Возрождение» и «Целина», поговаривали, что это написано не им самим, а коллективом журналистов и писателей. Порой добродушно, порой язвительно шутили на его звездной болезнью – стремлением как можно больше присвоить себе званий Героя Советского Союза. 
Каких-либо сожалений родителей по поводу смещения Хрущева не помню. Зато помню хлеб из кукурузовой муки, который черствел, едва оказавшись вне печного жара, и сетования мамы и соседских женщин по данному поводу. Но период кукурузной муки и женской муки по приготовлению из неё хлеба продолжался недолго.
Уже в конце 1964 года республиканские власти поняли, что с укрупнением районов ничего путного не вышло и дали отмашку на возврат к прежнему административному делению. (Указ ПВС РСФСР от 12 января 1965 года.) Поэтому в январе 1965 года Конышевский район вновь был образован в прежних административно-территориальных границах. Но автобус в село из райцентра больше уже не ходил ни зимой, ни летом…   
Еще в начальных классах я начал ходить в школьную и сельскую библиотеки за детскими книжками, а в старших наряду с классиками отечественной литературы – Пушкиным, Гоголем, Лермонтовым, Загоскиным, Лажечниковым, Толстыми,  Шолоховым, Фадеевым – уже читал Майн Рида, Александра Дюма, Жюля Верна, Вальтера Скотта, Фенимора Купера, Герберта Уэллса и Конан Дойля. Читал много, впрочем, не интересуясь стилем изложения и художественной сутью слова – важен был сюжет и приключения, происходившие с героями произведений. И, конечно, никакой системы чтения не соблюдал.
Помимо любви к чтению, папа прививал мне и моим братьям еще любовь к музыке и рисованию. Сам он хорошо играл на балалайке, гитаре и гармони, вот и в нас пытался развить эти навыки. А еще он, отслужив в армии радистом, владел азбукой Морзе и мыслил научить этому нас, смастерив не только радиоключ, но и какой-то зуммер, чтобы можно было слышать сигнал в наушниках. Но, видно, мне при рождении медведь на ухо наступил – и музыкальными инструментами не овладел, и Морзе не пошло, и пел плохо. А вот рисовать все-таки немного научился, особенно по клеточкам. Но больше всего любил выпиливать лобзиком разные поделки из фанеры. Одна из таких поделок для настенного календаря в виде жар-птицы с длинным вычурным хвостом долгие годы висела на стене в горнице. (Что же касается братьев, то младший, Григорий, и на гармошке играл, и рисовал не только карандашом, акварельными красками, но и масляными по холсту.)
Время от времени папа писал стихи на волнующие его темы сельской жизни, которые публиковал в районной газете «Знамя колхозника». И, видимо, подражая ему или же находясь под впечатлением от стихотворений Александра Сергеевича Пушкина, где-то в пятом или шестом классе в сумрачный зимний день, когда из-за метели не хотелось и носа высунуть из хаты, я умудрился сочинить несколько рифмованных строк. Среди них были такие:
Не прекрасен день – ненастен.
Воет вьюга. Во дворе
Нет ребят с румянцем ясным
В разгоревшейся игре.
Вьюга плачет, вьюга воет,
Снег пушистый землю кроет,
Все дороги замело,
Тонет в сумраке село.

Стихотворение показалось мне таким хорошеньким, что я, возгордившись, тут же переписал его начисто, чтобы отправить не в местную районную газету, а в «Пионерскую правду», которую папа для нас выписывал, а я всегда с удовольствием читал. Отыскав «Пионерку», выписал из нее на конверт (чистые конверты и открытки в нашем доме всегда имелись) адрес редакции, чтобы отправить туда только что состряпанный «с  пылу с жару» стишок.
То ли на следующий день, то ли через день, когда погода обладилась, я, не делясь своей задумкой даже с отцом, после занятий в школе отправился к почте и тайком опустил конверт с письмом и стихотворением в почтовый ящик, висевший на фасадной стороне здания. (Почта и сельский совет находились в одном деревянном здании, но были разделены маленьким коридорчиком.)
Через какое-то время пришел ответ из редакции газеты. В доброжелательном тоне мне сообщалось, что стихотворение не может быть опубликовано по таким-то и таким-то основаниям, и советовалось больше читать стихов русских классиков и заниматься стихотворством, пока не получатся «настоящие» стихи. После этого письма, хотя папа, войдя в курс моих поэтических проблем, и старался приободрить, охота к стихосложению пропала на несколько лет – до учебы в Рыльском педагогическом училище.
В школьные годы, как всякий деревенский мальчишка, я оказывал помощь родителям по домашнему хозяйству. Уже в начальных классах помогал поливать на огороде высаженную рассаду помидоров и капусты, грядки лука и редиса. Весной, когда выводились гусята и их вместе со старыми гусынями и гусаком выпускали на лужок, чтобы пощипали зеленую травку, приходилось приглядывать за ними: могли отбиться от стада, упасть в канавку и там пропасть или покалечиться, стать добычей коршуну, часто парившему над поймой речки Жигаевки. Осенью, когда колхозные поля ячменя и пшеницы были убраны, с другими мальчишками и девчонками под вечер выгонял подросших гусят пастись по стерне – там оставалось немало упавших на землю колосков и гуси ими лакомились. Летом за околицей села встречал «из стада» корову и в качестве почетного караула сопровождал до двора, чтобы ненароком не забрела на чужой огород или на колхозное поле и не «объелась» там невызревшей зеленью или не подавилась корнеплодом свеклы.
В старших классах к этому добавлялись новые заботы: помощь родителям во вскапывание под бахчу части огорода, посадка, прополка, окучивание и уборка картофеля, борьба с колорадским жуком – настоящим бичом крестьянских огородов; сев, прополка и уборка свеклы, сбор овощей; копка торфа, его сушка и доставка с болота под кров сарая. В середине шестидесятых родители меняли в доме земляной пол на деревянный, и мне уже приходилось помогать отцу в тщательной подгонке досок друг к другу с помощью скоб и клиньев, а также прибивать доски к балкам. Примерно в это же время шла замена шиферной крыши на железнолистовую. Вместо с братом Александром помогал родителю подтаскивать металлические листы к верстаку, на котором он формировал кровельные заготовки. Несколько позже перестраивали сарай – и тут я сначала помог отцу из Старого Бузца привезти дубовые бревна под столбы, а затем вместе с братьями участвовал в строительстве нового сарая под шиферной крышей. Приходилось заниматься и мелким ремонтом велосипедов и мопеда, выданного папе по линии почтового ведомства.
Помимо этого, начиная с пятого класса, помогал маме в прополке «пайки» сахарной свеклы (а пайка, будь она неладна, из года в год росла в размерах); приходилось участвовать в уборке трав на колхозных полях – в ту пору скошенные травы (в основном – сеновику) для просушки ворошили вручную, техники не хватало. Во время уборки зерновых – с одним или двумя сверстниками отвозил зерно от комбайнов на ток, где вручную выгружали его из кузова машины при помощи металлических ковшов или деревянных лопат. Доводилось отвозить зерно и в Конышевку, на элеватор, где не всегда и не всюду использовались авторазгрузчики. А однажды, во время летних каникул после шестого класса, на протяжении двух недель помогали районному агроному в обследовании жигаевских полей на предмет исследования состава почвы. Вместе с пятком других мальчишек-погодков со штыковой лопатой и мешочками под землицу исшагал все окрестные поля, побывав на административной границе села с Дмитриевским и Фатежским районами.
Районный агроном вывозил нас на дрожках к очередному дальнему полю, в очередной раз инструктировал, как и что делать, расставлял метров через 100 друг от друга, указывал ориентиры, которых мы должны были строго придерживаться – и вперед с песней! Через каждые 200 шагов надо было копать лунку, затем с пласта земли на полотне лопаты взять по щепотке земли в верхней части пласта, средней и нижней. Работали до седьмого пота, но не мухлевали, понимая важность порученного дела.
Естественно, были и иные «трудовые вахты» в сельхозработах колхоза «Заветы Ильича». На некоторые работы бригадиром выписывался наряд, и в конце месяца выплачивались кое-какие деньги, которые получала мама как главный бухгалтер и финансист семьи.
Словом, с подачи родителей уже в школьные годы имел навыки владения не только лопатой, граблями, вилами, косой, но и топором, и пилой, и молотком, и рубанком, и долотом, и щипцами, и шилом, и отверткой, и гаечными ключами. Впрочем, большинство моих сверстников всем этим владели не хуже меня, а возможно, и лучше… Такова уж судьба сельской ребятни познавать труд с самых ранних лет.
Неверным было бы остановиться только на детском труде (моем и всей деревенской детворы). Были и развлечения: купание в речке Жигаевке в летнюю пору, походы со сверстниками в ближайшие леса – Малашкин, Сосны или Дуброву – за ягодами, грибами и орехами (а это не менее 4-х километров, до Дубровы – вообще девять). Были массовые мальчишеские «набеги» на колхозный сад, охраняемый сторожем-старичком (школьный сад мальчишеским «набегам» по негласному табу не подвергался). Совершали набеги и на гороховое поле за молодыми стручками. И тут важно было не попасться на глаза объездчику, который мог стегануть кнутом.  Да-да, я захватил тот период, когда колхозные поля еще охранялись объездчиками. Но потом объездчиков убрали – и, странное дело, детвора прекратила набеги. По-видимому, пропал азарт: поймают – не поймают, стеганут – не стеганут...
А еще в седьмом и восьмом классах были походы в клуб «Спутник» в кино для взрослых и на танцы (в качестве зрителя), редкие поездки в райцентр Конышевку и город Дмитриев. В детском представлении Дмитриев казался большим городом и был заманчив своей городской таинственностью. Хотя, по большому счету, дома на улицах этого города даже в центре не превышали двух этажей, и отсутствовал городской транспорт. Но было несколько магазинов, киосков и вечно шумный базар.
Что же касается клуба «Спутник», то в его строительстве принимал участие сын папиной старшей сестры Марии Дмитриевны  и мой двоюродный брат Теплов Владимир Александрович. Это было где-то в 1966-1967 годах, так как уже в следующем он, проходя срочную службу в Советской Армии (служил в ГДР), оказался в мятежной Чехословакии. Мои родители откровенно переживали за него. Но все обошлось.
Примерно в это же время на братской могиле в Жигаеве был установлен новый памятник, составные части которого некоторое время находились в одном из помещений старого клуба, построенного еще в 50-е годы недалеко от братской могилы.
Среди мальчишеских игр в почете были клёпик, «двенадцать палочек», «знамя», городки, лапта и какие-то ее упрощенные разновидности, а также волейбол, футбол, хоккей и катание на лыжах с горок в зимний период времени. Правда, как и у большинства жигаевских «хоккеистов», коньки у меня были простые – «снегурки», крепившиеся к валенкам с помощью веревочек. (Хоккейные коньки с ботинками были редкостью и имелись у двух или трех моих сверстников.) А вот зимы в те годы были снежные и метельные. Иногда снегу за ночь наметало столько, что сугробы достигали крыш домов, не говоря уже о сараях, к которым приходилось прорывать туннели. Снежным обилием пользовалась ребятня, строя не только «надземные» снежные крепости, но и «подснежные» ходы под ними. После таких игр домой приходили мокрые до последней нитки, но никогда никакие хвори-простуды нас не брали. То ли экология тогда была лучше, то ли детишки физически крепче современных…
С четвертого по седьмой класс состоял в пионерах, в седьмом – принят в комсомол, а перед окончанием учебного года – избран секретарем школьной комсомольской ячейки и в этой «должности» пробыл до окончания 8-го класса. Каюсь, собрания проводил редко, да и то по указанию «старших товарищей», но членские взносы – 2 копейки – собирал регулярно и регулярно отправлял их в Конышевский райком комсомола. Быть комсомольским вожаком в школе, когда от тебя ничего не зависит, мне что-то не нравилось, и в дальнейшей своей жизни я от этого общественного обременения старался держаться подальше. Правда, удавалось это не всегда…
В 1966 году в Жигаево, протянувшееся на добрый десяток километров вдоль речки Жигаевки, довольно часто – по обоим ее берегам, впервые подали электричество, а в следующем году мои родители купили телевизор. Телевизор у нас в семье появился вторым или третьим на селе, и все ближайшие соседи в вечернее время, управившись с домашним хозяйством, приходили к нам смотреть телепередачи. Взрослые усаживались на стулья и принесенные с собой табуреты, а ребятня – на пол. Смотрели все подряд. Но особым уважением пользовались художественные фильмы, транслируемые из Москвы концерты, юмористические телеспектакли «Двенадцать стульев» и КВН. КВН настолько был популярным, что в каждой школе имелись клубы весёлых и находчивых, а потому игры-соревнования команд проходили довольно часто. Имели они место и в Жигаевской школе, как правило, между параллельными классами. В одном из них пришлось участвовать и мне.  В ходе игры (проходила в клубе «Спутник») устроители КВНа дают задание обеим командам выделить по одному участнику, чтобы они за пять-семь минут, выйдя на улицу, могли сочинить какую-нибудь байку. Естественно, интересную и с юмором. Из команды нашего класса почему-то вытолкнули меня. Пришлось, не одеваясь в теплую верхнюю одежду, в одном пиджачишке, легкой рысцой бежать через весь зал, забитый односельчанами, на открытый воздух и там попытаться что-то сочинить. В голове и так от мыслей не густо, а от испуга – ведь ни думал, ни гадал – и те, что были, замерзли. Но раз вытолкнули, то надо что-то делать… Выскочив на улицу, стал по сторонам головой крутить: за что бы зацепиться взглядом, с чего бы начать… Но ничего существенного, от чего можно было мысленно оттолкнуться и сочинить байку, на глаза не попадалось: только темь деревенская да насмешливо-колюче подмигивающие звездочки в недосягаемом небе… 
Дело было в декабре 1968 года, незадолго до начала зимних каникул. Каникулы приближались, а со снегом проблема – все нет и нет… Ни на лыжах не покататься, ни на санках… Вот это и надоумило меня подняться по чудом появившейся лестнице в небо к богу Саваофу и попросить у него снега. Словом, стартовая точка была найдена. Остальное я, озябший на морозном воздухе, домысливал при движении к сцене.
Моя байка понравилась не только жюри, но и зрителям в зале. Тема оказалась насущной: снега ждали все – потому аплодисменты были громкие и от души. К тому же я ввернул словцо о том, что бог был занят международными проблемами (в тот год войска стран Варшавского договора были введены в Чехословакию да и на границе с Китаем уже намечались проблемы), потому о снеге и подзабыл ненароком, но, мол, пообещал в ближайшие дни дело поправить. Мой соперник ничего лучше не придумал, как подтвердить то, что я действительно по веревочной лестнице поднимался на небо к богу, хватал его за бороду и требовал немедленно дать жигаевцам снега. В итоге за это задание победа была присуждена мне. Но триумф был недолог: на следующий день папа меня строго отчитал за то, что я будто бы позволил себе – пусть и на словах – фривольный тон и кощунство: таскать Создателя за бороду. Под таким вот ракурсом довели до него сочиненную мной байку. Папа хоть и был членом КПСС, но в Бога верил искренне, уважал православную веру и не запрещал нахождение в доме икон. Мне пришлось оправдываться…
1969 год проходил под знаком вооруженного пограничного конфликта из-за острова Даманского на реке Амуре (Дальний Восток) между КНР и СССР, начавшегося 2 марта с вторжения китайских военнослужащих и гибели советских пограничников и длившегося до 15 марта, до полного уничтожения неприятеля.
К концу 60-х годов отток сельчан из Жигаево был весьма заметным. Из выпускников школы почти никто в селе не оставался. Все разъезжались сначала на учебу, а потом и на постоянное место жительства по разным городам. Особенно много жигаевцев выехало в Железногорск, где трудились на ГОКе и в строительстве. Все чаще и чаще за отбывшими из села сыновьями и дочерями с родных мест снимались их родителя, бросая отчие очаги и домишки. И если в середине этого десятилетия численность жигаевцев превышала полторы тысячи, то к концу десятилетия едва достигала тысячи.
На демографии села сказывались не только усиливающиеся миграционные процессы, но и естественная убыль. Не многие жигаевские мужчины перешагивали порог шестидесятилетия. Так проявлялись «во всей красе» годы военного лихолетья, тяжелый сельский труд и. чего уж греха таить, пагубная привычка к спиртным напиткам, а точнее, к самогону. Дело в том, что, несмотря на борьбу с самогоноварением в стране, самогон гнали почти все, ибо он был на селе самой ходовой валютой. Им не только потчевали гостей, не только употребляли по праздникам сами, но и рассчитывались за любую работу, за любую помощь соседей. Вот некоторые мужики и усугубляли сверх всякой меры…

УЧЕБА В РЫЛЬСКЕ
   
В 1970 году я окончил Жигаевскую школу и по совету родителей решил поступить в Рыльское педагогическое училище. Родители, полной мерой познавшие и вкусившие все «прелести» сельской жизни, уже тогда имели планы: одного сына выучить на учителя, второго – на медика, третьего – на инженера. А из любимой ими дочери они мыслили сделать бухгалтера-экономиста. Наличие этих профессий подразумевало, что дети останутся в селе, но с престижными, по сельским меркам, профессиями. Процессы усиливающегося оттока населения из села ими во внимание, по-видимому, не брались…

Город Рыльск в ту пору для меня был «далеким», большим и незнакомым, поэтому на вступительные экзамены отправился в сопровождении папы. (В подобной ситуации только папа сопровождал моих братьев и сестру.) Возможно, от отца или же от кого-то из учителей в школе я слышал, что город Рыльск получил свое название в честь славянского солнечного весеннего божества Ярилы – символа силы, мощи и благополучия, – а потому  первоначально звался Ярильском. Но со временем, когда христианство укреплялось все больше и больше на Руси, это название постепенно трансформировалось в Рыльск и в таком виде дошло до наших дней. О других версиях названия города узнал значительно позже, как, кстати, и о существовании Рыльского княжества, возникшего около 1180 года и павшего под напором монголо-татарского нашествия и ига…
Кажется, в шестом классе мы проходили по литературе «Слово о полку Игореве», но у меня до сих пор стойкое ощущение того, что разъяснений о Всеволоде Святославиче Буй-туре, одном из главных героев этого произведения, как курском князе, не было. Как и не было разъяснений, что князь Святослав Рыльский доводился Игорю и Всеволоду родным племянником от их старшего брата Олега. Почему-то больше внимания обращали на плач Ярославны. И здесь, то ли меня подводит память, то ли вот так мы изучали литературу да и историю тоже, когда упоминаний о родном крае почему-то не делалось… Впрочем, эта метода, как заметил, выступая перед школьниками, практикуется и ныне – все о большой Родине и ни слова о малой.
Древний город встретил длинным мостом через широкий в том месте Сейм, брусчаткой улицы Энгельса, по которой автобус двигался к автостанции, городским кладбищем, завораживающей взор горой Ивана Рыльского, старинными торговыми рядами. А после того, как мы покинули автобус, – множеством опрятно одетой молодежи на улице Ленина и тенистым сквериком в центре города. В нем мы часто отдыхали после экзаменов.
Из трех выпускников Жигаевской восьмилетки, пытавшихся в тот год поступить в педучилище, а конкурс был немал – семь человек на одно место, – повезло только мне. Мои товарищи – Володя Пахомов и Александр Кофанов – возвратились в село. (Они окончили среднюю школу в соседнем Линце и разъехались по разным городам страны, а когда пишутся эти строки, их обоих, к моему глубокому прискорбию, уже нет на этом свете.)
Стоит также заметить, что я был не единственным жигаевцем, учившимся в Рыльском педучилище. И до меня, и после меня там учились наши парни и девчонки. Но так как мы были на разных курсах, то никакого общения между нами фактически не происходило, если не считать мимолетных встреч во время перемен, когда «Привет!» – «Привет!» – и снова разбежались по учебным аудиториям.
Вступительные экзамены запомнились еще тем, что иногда между ними мы посещали местный пляж, чтобы искупаться и немного позагорать. Видел, как по Сейму ходил небольшой белый пассажирский пароходик и толкал перед собой пузатую баржу, которая была раза в два больше его самого. Через два года этот пароходик уже по реке не ходил, а тихо ржавел на берегу вместе с баржей. Сейм прямо на глазах начал резко мелеть. Говорили, что сказывалось Курчатовское водохранилище, поглотившее его воды… Но, вернее всего, дело тут не в водохранилище при атомной электростанции, а в общем изменении климатических условий. Обмеление и «усыхание» Сейма – лишь отголосок неизбежных глобальных процессов, проходящих на всей планете под названием Земля. 

Учеба в педучилище легкой не была: «доставали» пение, музыка и немецкий язык, который в Жигаевской школе мне и моим одноклассникам преподавали только в пятом и шестом классах, а потом из-за отсутствия педагога, к нашей детской глупой радости, перестали преподавать. В конечном счете, это аукнулось многим жигаевцам… Эти предметы были для меня если не каторгой, то тяжким гнетом и мучением. Спасибо нашему классному руководителю Саницкому Константину Дмитриевичу и педагогам педучилища за их снисходительность к моей бесталантливости по этим дисциплинам – тянули, как могли… Правда, и я старался, потому за четыре года учебы только один семестр не получал стипендии.
Что же касается педучилища, то, поступая туда и обучаясь в нем, об его истории ничего не знал. Принимал как должное: есть – и слава Богу… И только много лет спустя выяснил, что Рыльское педагогическое училище было образовано в ноябре 1927 года по решению Курского ГубОНО из учащихся старших классов школы II ступени им. Г.И. Шелихова. Называлось тогда это учебное заведение педагогическим техникумом и имело два отделения: школьное и культурно-просветительное. Первыми преподавателями стали учителя местных школ, некогда окончившие Рыльские мужскую и женскую гимназии. Собственного здания не было, приходилось ютиться то в школе имени Шелихова, то в других общественных зданиях города. Тем не менее уже в 1929 году состоялся первый выпуск – 40 молодых педагогов.
В 1931 году под Рыльский педагогический техникум было отдано двухэтажное кирпичное здание на улице Дзержинского, 53, которое стало главным зданием техникума, а с 1943 года – педагогического училища. В 1932 году было открыто заочное отделение для учителей, не имеющих специального педагогического образования. Производственную практику будущие учителя проходили на базе школ № 3 и 5 города Рыльска.
В училище в это время существовали комсомольская и партийная организации. Была организована Коммуна, которая обеспечивала культурный досуг студентов и организовывала работу столовой. В училище было свое подсобное хозяйство, слесарная и столярная мастерские. Работали предметные кружки.
С началом Великой Отечественной войны почти все преподаватели и студенты ушли добровольцами на фронт и многие из них погибли, защищая Отечество. Среди погибших и выпускница 1938 года храбрая разведчица-партизанка Шура Зайцева, точнее Александра Андреевна Зайцева (1919-1942), секретарь Крупецкого РК ВЛКСМ с 1940 года.
Двое выпускников педучилища – Дмитрий Петрович Боенко (1918-1943) и Павел Михайлович Плотников (1917-2015) стали Героями Советского Союза.
Во время фашистской оккупации Рыльский педагогический техникум, естественно, не функционировал, но как только в конце августа 1943 года Рыльск был освобожден от немцев, то уже 5 сентября занятия в нем возобновились. Вновь открывшееся учебное заведение получило статус училища, в котором стали готовить учителей начальных классов.
В 1948 году директором училища стал Сергей Александрович Лихачев, усилиями которого в Рыльск были приглашены (и приехали) выпускники Ленинградского института физкультуры имени Лесгафта и было открыто физкультурное отделение. (Я застал С.А. Лихачева живым и в 1973 году, если не изменяет память, принимал участие в его похоронах.)
При Лихачеве в училище стали действовать хор, духовой оркестр, работали спортивные секции. Обязательными дисциплинами становятся уроки танцев, музыки и пения.
В 1958 году на базе училища открывается школьное отделение, выпускники которого имели право вести занятия в школе-восьмилетке. А вот физкультурное отделение почему-то закрывается. Возможно, предполагалось, что выпускники школьного отделения настолько подготовлены, что смогут запросто проводить и занятия физической подготовки.
С 1959 года на должность директора училища вступает Дмитрий Яковлевич Возгрин. При нем в 1963 году открываются двухгодичные педагогические курсы, готовящие учителей русского языка и литературы, математики, химии и биологии на базе 10 классов. Студенты после окончания этих курсов сдавали выпускные экзамены, которые были одновременно вступительными в Курский государственный педагогический институт. В это же время открывается и заочное отделение для учителей, не имеющих педагогического образования. А в 1968 году восстанавливается деятельность и физкультурного отделения.
В 1970 году, когда я поступил в Рыльское педагогическое училище, там действовали четырехгодичное школьное отделение, готовившее учителей начальных классов и старших пионервожатых, и трехгодичное физкультурное отделение, готовившее физруков. При этом школьное отделение на всех четырех курсах имело по три группы (класса), шедших под литерами «А», «Б» и «В», и состояло в основном из представительниц слабого пола, а физкультурное всегда было в гордом одиночестве и в нем главенствовали парни. Зато редкие сокурсницы этих парней были настоящими принцессами спортивной жизни училища.
При Дмитрии Яковлевиче Возгрине к основному зданию с восточной стороны (в сторону улицы Володарского) пристраивается крыло – актовый и спортивный зал одновременно, в глубине двора строится новое здание, в котором располагаются аудитории для музыкальных занятий и столовая. Помнится, оно было сдано в эксплуатацию в 1971 году.  С 1973 года началось строительство отдельного спортивного зала.

Сколько одновременно обучалось студентов в 70-е годы, мне трудно сказать, но принимая во внимание, что на школьном отделении в группах было в среднем по 30 человек, то только здесь на 4-х курсах обучалось не менее 360 человек да около сотни было еще и на физкультурном. Поэтому занятия велись в 2 смены и училище было заполнено студентами с 8 утра до 9 часов вечера.
В это время в училище студенты активно занимались в духовом оркестре, большом хоре, оркестре народных инструментов, участвовали в спортивных соревнованиях, различных фестивалях (города, района, области). Во время праздничных демонстраций колонна педучилища всегда отличалась оригинальностью оформления, и в этом была заслуга талантливого педагога и художника, преподавателя труда и ИЗО Половковой Алевтины Семеновны. Помню, как еще месяца за два до демонстраций она учила нас готовить всевозможные цветочки, которые крепились к веточкам – в массе же получался большой цветущий райский сад.
Оркестром народных инструментов в 70-е годы руководил Жаринов Николай Иванович, большой знаток анекдотов, а духовым оркестром – Найденов Николай Иванович, с которым мы не раз выезжали на «жмура», то есть на похороны, чтобы проводить покойника под траурные мелодии Шопена. Однажды, кажется это случилось, когда я уже учился на третьем курсе, при очередном таком выезде наш басист умудрился упасть в одну из свежевырытых могил и оттуда подавал тревожные низкие сигналы до тех пор, пока его под смех других музыкантов и глухую матерщину родственников покойного не вытащили оттуда. Конечно, этот факт не вошел в анналы истории училища, ибо был сокрыт нами и Найденовым от администрации училища, но вот в моей памяти сохранился.
А вот лично мне уроки музыки преподавал, а точнее, мучился со мной талантливый музыкант, виртуозно владевший многими музыкальными инструментами и руководивший одним из городских ВИА Борис Михайлович Глазыкин. По сравнению с другими преподавателями он был юн и близок студентам по духу молодости и их устремлениям.
Кинолетописцем училища был Григорий Иванович Ясырь, который преподавал нам фотодело, обязав всех купить фотоаппараты (очередная нагрузка на бюджет родителей) и вел кружок кинолюбителей. Когда я уже учился на четвертом курсе, то прошел слух, что Ясырь едва не попался милиции за изготовление карт с голыми девицами. Даже назывались имена некоторых студенток училища, позировавших ему обнаженными за кругленькие суммы, но, скорее всего, это были всего лишь досужие домыслы самих студентов, а не реальные факты…
Завучем в это время, как подсказывает память, работала Тамара Ивановна Чаплюк, которую одновременно любили и побаивались многие студенты – была высоким профессионалом-педагогом и требовательным человеком.
В 1973 году Д. Я. Возгрина на посту директора училища сменил Иван Антонович Болотов, при котором лучшие традиции Рыльского педагогического училища получили продолжение и развитие.

Из примечательного в рыльском периоде жизни следует отметить участие в КВН и в традиционных в ту пору студенческих сельхозработах, называемых трудовым семестром, – это сплачивало; первые любовные увлечения, переживания и разочарования; знакомство с местными литераторами – Василием Алехиным, Вениамином Саранских,  Михаилом Саницким – и занятия в литобъединении «Рыльские зори». Кстати, Вениамин Германович Саранских – начальник паспортного стола Рыльского РОВД – вручал мне по достижению шестнадцатилетнего возраста первый паспорт. Все было торжественно обставлено: полный зал студентов и преподавателей, бравурная музыка, туш, напутственные речи.
Сельхозработы на первом курсе запомнились тем, что нас, четырех мальчишек – меня, Федора Корякина, Валентина Ковалева и Алексея Титова – весь «мужской» состав группы, местные слободские жуликоватые кладовщик и бригадир попытались обвинить в краже сорокалитровой фляги с медом. Мол, это ваших рук дело. Но мы, хоть и были подростками, но насмехаться над собой не позволили, а вместе с секретарем комсомольской организации Олей Фолиной направились в Рыльский отдел милиции. Там нас выслушали, пообещали разобраться – и уже на следующий день кладовщик и бригадир в присутствии председателя колхоза и сотрудника милиции принесли нам официальные извинения. На этом дело тихо схлопнулось, но кормить нас стали сытнее – почувствовав нашу юную зубатость, стали меньше воровать мяса из нашего студенческого котла.
Трудовой семестр третьего курса стал памятным тем, что мы трое – я, Валентин и Федор – побывав в клубе села, где довелось нам трудиться, приударили за местными девчонками, словно однокурсниц нам было мало, что, естественно, возмутило сельских ребят, и они захотели нас проучить. И быть бы нам побитыми, если бы не вмешался Николай Иванович Жаринов, сопровождавший нашу группу в качестве руководителя. Он подозвал к себе самого взрослого из всей кодлы, пришедшей к нашему общежитию, и спокойно заявил, что если они нас тронут, то им всем сидеть в тюрьме, так как это будет расценено компетентными органами не только как бытовое хулиганство, но и как политический акт. Пацаны, хоть и имели на нас зуб, но понимали, что за сорванные по их вине сельхозработы, никого из них по головке не погладят, потому, пошушукавшись, решили разойтись мирно. А вскоре некоторые уже начали подбивать клинья к нашим сокурсницам. И тут возражений со стороны Жаринова не последовало, он лишь предупредил девушек, чтобы они, «дурехи», не «подзалетели», не забеременели раньше срока.
А во время сельскохозяйственных работ на четвертом, выпускном курсе (сентябрь 1973 года) в Чили произошел государственный переворот и был убит президент Сальвадор Альенде. Эти события вызвали жаркие дискуссии в кругу моих товарищей. Все отчаянно ненавидели хунту и американский империализм. По-видимому, в это время и появился анекдот: «В нейтральной стране встречаются бывшие сотрудники КГБ и ЦРУ. Кагэбэшник говорит цейрушнику: «Ну, дружище, как мы вас уделали на Кубе, в Египте и во Вьетнаме?» – «А мы вас – в Чили!» – не остался в долгу тот. «Напомни, когда это было? В какое время года?» – «Да в сентябре…» – «Вот, видишь, в сентябре… – не смутился кагэбэшник. – Мы же тогда находились в колхозах на уборке картошки и яблок, вот вы и воспользовались этим…» 

Что же касается занимательного из кавээновской деятельности, то, по-видимому, стоит рассказать о первом, в котором своеобразным героем стал Алексей Титов, паренек, в котором было много девичьего. По-видимому, он рос и воспитывался в семье, где были одни женщины. Даже в разговоре и в движении рук с отставленными в сторону ладошками напоминал манеры девчат. Обладая незаурядной памятью, мог прочесть страницу текста и тут же пересказать ее, поэтому немецкий язык и литература давались ему легко и непринужденно. Но с логическим мышлением дружбы не водил, был здесь откровенно слабоват, поэтому стоило остановить его во время пересказа выученного наизусть текста, как он тут же сбивался, скисал и долго не мог войти в нужную колею. Особенно явственно это было заметно, когда дело касалось математики. Впрочем, последнее к делу не относится…
Как я уже отмечал, КВНы в шестидесятых и начале семидесятых были популярны везде: в городах и селах, в вузах и школах. Не осталось в стороне от этой веселой игры и Рыльское педучилище. Уже на первом курсе был учрежден конкурс на лучшую команду КВН. Куратор или классный руководитель нашей группы (класса «Б») Константин Дмитриевич Саницкий, чтобы не возлагать на своих студентов, а точнее, на их родителей дополнительные расходы, предложил нам быть туристами. Ведь спортивные костюмы были у всех, поэтому ломать голову, где достать деньги на одинаковые костюмы, не приходилось.
Нарисовать же «задник» – большую тыльную заставку, на фоне которой будут разворачиваться события, – после занятий вызвался я, имевший кое-какие навыки рисования, и кто-то из девушек. Для этого под руководством Константина Дмитриевича при помощи проектора на большом полотне, склеенном из полос обоев, сделали набросок с какого-то рисунка, и раскрасили яркой гуашью. Остальные же подбирали песни, стихи, афоризмы, юморески, миниатюры, сценки и танцы – в качестве домашних заготовок.
Но вот наступил вечер, когда надо было провести полный прогон всему спектаклю уже в униформе, то есть в спортивных костюмах. Так как в нашем представлении было много музыкальных номеров, то кроме К.Д. Саницкого присутствовал с баяном Борис Глазыкин, у которого многие из нас должны были проходить музыкальное обучение.
То ли сюжет того требовал, то ли по какой иной причине, но все участники КВН, а это около двадцати человек, выстроились у стены с доской в две тесно прижатые друг к другу из-за общей тесноты шеренги. При этом все мальчишки оказались во второй шеренге, позади девчат. Если у мальчишек спортивные брюки гляделись просторными, великоватыми и сидели обвисло, то на девчатах они были подогнаны в обтяжечку, выгодно подчеркивая округлые формы их упругих попок.
Вот у Алексея от вида аппетитных девичьих округлостей, а возможно, и от касания с ними, и пришло в возбуждение его мужское естество, мирно дремавшее до сей поры. И не просто пришло в возбуждение, но и уперлось в ближайший девичий зад. Девица оглянулась, увидела остро топорщащиеся в определенном месте спортивные брюки, мгновенно все поняла и, отстраняясь от Алексея, громко ойкнула. Естественно, все забыли про тренировку и тут же взглянули на нее и ее соседа. Многие девчушки, зарумянившись, весело пискнули и начали делиться увиденным с подругами, мальчишки откровенно засмеялись, Саницкий улыбнулся, а Глазыкин не удержался от возгласа: «Вот ялда так ялда», – чем вызвал укоряющий взгляд Константина Дмитриевича. Алексей старался пригнуть любопытную плоть вниз, да куда там – стояла насмерть, как оловянный солдатик! Он от стыда покраснел как рак, затем заплакал и убежал. А все остальные еще долго не могли приступить к продолжению репетиции.
Урок не прошел впрок, и на все последующие репетиции все мальчишки группы приходили, вооружившись плавками. Но, тем не менее, некоторые бестии-девчата нет-нет да и глянут исподтишка, не топорщатся ли у кого из мальчишек спортивные брюки, да и улыбнутся лукаво. Что тут скажешь – женское начало неистребимо…
А вот на самом конкурсе клуба веселых и находчивых наша команда заняла почетное второе место, и мы этому откровенно радовались.
Другой конфузный случай с Алексеем произошел, когда мы учились на втором курсе и время от времени отдельными группками ходили в одну подшефную сельскую школу, расположенную от Рыльска довольно далеко – не менее пяти километров. Там декламировали стихи, небольшие отрывки художественной прозы, иногда пели хором. Словом, развлекали местных школьников как могли…
Дело было зимой. Очередная пятерка или же семерка, в которой был и Титов, отбарабанив положенные номера, возвращалась домой. День был ясный и морозный. Тропинка вилась по лугу вдоль озябшего и покрывшегося густым инеем леса.
Спокойно плывшее по небосклону, словно белый лебедь по голубому лону озера, солнышко, отражаясь лучами от снежного наста, слепила глаза, заставляя девушек-хохотушек, весело обсуждавших между собой итоги данного похода, невольно прищуриваться, смежая длинные ресницы. Оставалось меньше половины пути, и, казалось, ничего не предвещало неожиданностей…
Но вот Алексею, поддерживающему девичью сорочью трескотню, захотелось справить малую нужду. Извинившись и попросив однокурсниц идти помедленнее, он направился к ближайшему кусту. Но когда зашел за него и попытался расстегнуть ширинку, то обнаружил, что замерзшие на морозе пальцы рук его не слушаются и не могут извлечь пуговицы из мочек. Пришлось терпеть и гнаться за девушками, чтобы пожаловаться им на возникшую напасть. Те сначала не поверили и засмеялись, но когда увидели посиневшие от холода, скрюченные, не шевелящиеся Лешкины пальцы и то, что Лешка жалобно перебирает на одном месте ногами, подавляя естественное желание опорожниться, и чуть не плачет, оставили смех, но не знали, как помощь – стыдно было возиться в мужской ширинке. Со временем они, естественно, поднатореют и в этом, но тогда… Наконец самая смелая, Зойка Гавриленко – она была на год старше других, а потому поразбитнее и поопытнее остальных в житейско-бытовых вопросах – произнесла со смешком сакраментальное: «Все равно когда-то придется браться за это чудо-чудное…» – и полезла в корну к Титову. «Отвернитесь, девчонки, – попросила подруг, вынимая набухшего влагой виновника Лешкиной беды, – пусть пописает мальчонка».
Когда Алексей справил нужду и «чудо-чудное» вновь было возвращено на место, Зойка не забыла и застегнуть пуговицы на ширинке брюк. Затем взяла у кого-то из подруг теплые варежки и надела их на замерзшие ладони опростоволосившегося парня, едва, подобно ребенку, не помочившемуся в штаны. «Конечно, у кого-нибудь из нас за пазухой твои ладони быстрее бы согрелись, – съязвила она, – но это был бы перебор для одного дня, а потому отогревай варежками».
Девушки засмеялись и пообещали Алексею никому не рассказывать об этом конфузе. Возможно, они слово и сдержали, но только все педучилище уже на следующий день весело обсуждало это дорожное происшествие. Надо полагать, тут постарались сороки-белобоки, зорко наблюдавшие за происходящим и оповестившие об этом не только лесных обитателей, но и будущих преподавателей. Титов привычно смущался, а Зойка ходила с гордо поднятой головой – в глазах всего училища она была настоящей героиней. 

Литобъединение «Рыльские зори» существовало при редакции Рыльской районной газеты «За изобилие», а ввел меня туда товарищ по училищу – музыкант и начинающий поэт Вадим Шеховцов. (Ныне Вадим Михайлович Шеховцов член Союза писателей России и автор двух десятков поэтических сборников.) Огромное ему спасибо!
Были турпоходы и турпоездки, в том числе в Спасское-Лутовиново Орловской области и в Ясную Поляну Тульской – на родину писателей И. Тургенева и Л. Толстого. Были три смены работы в пионерском лагере «Чайка», полные всевозможных приключений. А еще были и публикации моих стихов в газете «За изобилие». Тут уж постарался Василий Семенович Алехин. В одном из стихотворений про осень говорилось, что
…улетели, улетели журавли
и на сильных крыльях
из степей ковыльных
счастье вместе с летом унесли.

Несмотря на загруженность – плотный учебный процесс в первой половине дня, общественные, спортивные, культурно-массовые мероприятия во второй и духовой оркестр в вечернее время (я играл на альте) – отдушина для чтения художественной литературы находилась. С подачи преподавателя литературы и русского языка Крапивной Валентины Сергеевны стал знакомиться с произведениями входивших в силу, но не значившихся в учебной программе современных авторов – Петра Проскурина, Бориса Васильева, Валентина Распутина, Евгения Носова, Виктора Астафьева. К прозе уже по собственной инициативе добавил стихи Демьяна Бедного, Владимира Маяковского, Александра Блока и Сергея Есенина.

Летние и зимние каникулы проводил, естественно, в родительском доме. Днем помогал родителям по хозяйству – в селе работа всегда найдется, а вечером отправлялся в клуб – место незатейливых развлечений и встреч с ровесниками и ровесницами. Часто встречи с девчонками затягивались до утра. Были крепкие до телесной дрожи объятья и жаркие сладко-дурманящие поцелуи, были и сцены ревности, и девичьи слезы… Было всякое, ибо юность полна безрассудства…
Все годы учебы в Рыльском педучилище проживал на частных квартирах. Сменил их по разным причинам четыре. Хозяйка первой, бухгалтер по профессии и мать двух взрослых дочерей, готовила завтраки и ужины, получая за это дополнительную плату. Хозяйки других квартир этого не делали, и питаться приходилось либо в городской столовой раз в день, либо вообще жить на бутербродах и бутылке молока или газировки. Правда, на третьем году учебы в педучилище была построена собственная столовая, в которой можно было на большой перемене съесть не только первое, второе и компот на третье, но и дополнительно побаловать себя полстаканом или даже стаканом сметаны и пирожком.   

…Но вот учеба в Рыльском педучилище окончена (1974 год), экзамены сданы, распределение утверждено. Можно перевести дыхание.
В торжественной обстановке под звонкую медь духового оркестра вручены дипломы. Во время выпускного однокурсница и землячка (она из Конышевского района) Саня Калинина прочла мое стихотворение, посвященное нашему выпуску. Оно так растрогало классного куратора Константина Дмитриевича Саницкого, участника ВОВ, фронтовика-орденоносца и заслуженного педагога, что он не сдержал скупых мужских слез. У меня это стихотворение, как, впрочем, и другие стихи, точнее стихотворные потуги того золотого студенческого времени, не сохранилось, зато его долгое время берегла и, возможно, ныне бережет другая моя однокурсница-землячка – Нина Панюкова.
 
…В 2014 году многие выпускники нашей группы провели встречу в Рыльске, в педколледже – так теперь с 2005 года называется наше училище – и Нина Панюкова по просьбе сотрудника функционирующего в колледже музея копию этого стихотворения оставила в музее. А я подарил музею несколько своих книг прозы. Надеюсь, не выбросили как ненужный хлам и не сдали на макулатуру…














В КОРОБКИНЕ

Согласно государственному распределению, местом моей работы стала Коробкинская школа-интернат для детей, отстающих в умственном развитии,  расположенная в поселке Правобережном Конышевского района (рядом с селом Коробкино). (Об этой школе до распределения и слыхом не слыхивал.) Прибыло нас, выпускников училища, трое: я, согрупник Валентин Ковалев и сокурсник Владимир Степанов из параллельной группы «А». В это же время из Обоянского педучилища дошкольного образования приехало не менее дюжины молоденьких и хорошеньких выпускниц, которым предстояло трудиться воспитателями. 
Была середина августа – жаркого от солнечного тепла и уборочных работ. Ознакомившись с обстановкой и выслушав наставления директора, уже в день прибытия отправились на рыбалку на озера-старицы огромного присеймского заливного луга, позаимствовав бредень у местных «старожилов». Поймали что-либо или же нет – уже не помню. Зато хорошо помню, как на следующий день, точнее субботним вечером, произошло знакомство с парнями из Коробкина – нас троих молодых учителей изрядно поколотили. Еще бы не поколотить, когда на нас троих их привалило человек тридцать, пришли даже те. Кто к родителям на выходные приехал из ближних городов. К тому же и Валентина с нами не было: он уже присмотрел молоденькую воспитательницу, только что закончившую Обоянское училище дошкольного образования и прогуливал ее под луной к недалекому убранному пшеничному полю, на котором стояли аккуратные стожки соломы, оставленные комбайнами и еще не свезенные в скирд. Видать, заранее присмотрел, где можно не только посидеть в затишке, но и покувыркаться при случае… Так что нам двоим «городским» перепало – будь здоров!..
Мне-то – ладно, шишек на голове и даже небольших шрамов от свинцового кастета заметно не было, правда, смеяться было больно, а вот Володьке каково: через неделю свадьба с поварихой из училищной столовой Анастасией, а у него здоровенный фингал под глазом. Такой никакими тональными кремами не «заштукатуришь», не замаскируешь, сквозь любую косметику посвечивать будет. И верно: в торжественный момент жизни восседал жених с синяком, принявшим фиолетово-коричневые оттенки, рядышком с улыбчивой молодкой.
Скандал в тихом Правобережном вышел громкий. Директор и приехавший из райцентра участковый милиционер наседали на том, чтобы мы написали заявление о привлечении к уголовной ответственности деревенских парней да медицинское освидетельствование прошли. Но мы с Володькой заявлений писать не стали, в Конышевскую райбольницу не поехали, доверив здоровье местной медсестре, пользующей нас мазями да примочками. Однако и участковый не растерялся: опросив местных «старожилов», он настрочил с десяток протоколов за мелкое хулиганство на коробкинских ребят, которые ему, видать, уже изрядно поднадоели своими выходками, и отправил их в суд. Там судья впаял им по десять-пятнадцать суток административного ареста и передал в распоряжение местной милиции, а милицейский начальник, недолго думая, направил их под конвоем трудиться на зерноприемный пункт и элеватор. Уборочная-то была в разгаре…
Словом, в накладе никто не остался: мы с Володькой, не оказавшись покалеченными, поступили по-мужски и этим были довольны, родители местных хулиганов радовались, что тех не посадили в тюрьму, участковый выполнил план по «мелким» на год вперед и тоже был доволен. И даже те коробкинцы, кто получил несколько суток ареста и общественных работ, осознав на досуге свое положение, радовались, что легко отделались, а не присели на тюремные нары лет этак на пяток… Поэтому, отбыв положенные сроки, пришли к нам с «мировой». Мы «мир» приняли – дело-то молодое, сговорчивое…
В ноябре Валентина и Володьку призвали на службу в армию, и я остался «один на один» с двумя десятками девушек-воспитателей, которые одна другой были краше и душой, и… телом. Судьба распорядилась так, что я оказался в бабьем царстве, точнее – в девичьем, ибо все представительницы прекрасного пола были незамужние. И хорошо, что они не были амазонками, которые, согласно легенде, попользовавшись мужчиной для продолжения рода, тут же убивали его. Впрочем, и гарема создать мне не довелось – дружил с одной-единственной голубоглазой красавицей.
Поселок Правобережный, в отличие от родного Жигаева, был близок не только к самой большой реке области – Сейму, но и к лесным массивам. На западе – присвапские урочища и сосновые боры. До ближайшего бора, в котором прячется хутор Барабан, – с километр, не более. На востоке – в сеймской петле, вершина которой упирается в Коробкино, Коробкинский бор. До него полтора километра. А на юго-западе, за пойменными лугами и Сеймом, сразу же за небольшим сельцом Зябкино, до которого километра три-четыре, вообще начинаются известные в крае Банищанские леса. Они, конечно, не Брянские, но территорию занимают немалую и заплутать в них довольно легко. (В преддверии оккупации Курской области немецко-фашистскими войсками было принято решение о создании в районах партизанских отрядов. Льговский партизанский отряд должен был базироваться в Банищанском лесу. Там, как пишет ученый В. Коровин, заложили отменную продовольственную базу, но боевого отряда так и не получилось, ибо пьянство и гульба возобладали над дисциплиной, организацией и патриотическими чувствами. Прискорбно, но что было, то было…)
Словом, Правобережный находился в чудесном и по ландшафту, и по природным особенностям месте. Раньше здесь располагался Ольговский (Льговский) Знаменский женский монастырь, построенный местной помещицей Булгаковой в 1914 году. Однако революция и Гражданская война внесли свои коррективы – монастыря не стало. В тридцатые годы на территории бывшего монастыря существовал детдом, а в послевоенные – детский дом для детей-сирот погибших в войну советских воинов и партизан.
(Кстати, школа-интернат просуществовала до конца семидесятых годов, в восьмидесятые здесь уже был пионерский лагерь, а с 2014 года – Железногорское епархиальное женское подворье.)
Ко времени моего прибытия в Правобережный от храма и колокольни остались лишь изрядно усеченные ободранные кирпичные скелеты без крыш и окон да пара или же тройка кирпичных строений, среди которых было и двухэтажное здание. От прежней монастырской роскоши частично сохранилась дубовая аллея.   
Время внесло не только разрушительные коррективы, но и созидательные: появилось много современных зданий. В итоге детишки жили и учились в новых кирпичных корпусах, преподаватели-старожилы – в отдельных домиках-коттеджах, а молодые учителя и воспитатели, к которым, естественно, относился и я, – в старом дореволюционной постройки здании, где прежде были кельи послушниц. Комнаты этого здания отапливались грубками. Проблемами отопления занимались сами жильцы, принося со склада дрова и уголь. Но старое здание настолько обветшало, что в зимнее время по комнатам гулял мороз, и все усилия по отоплению – «как мертвому припарки». Впрочем, холода не мешали ни мне, ни моим юным сверстницам-воспитателям влюбляться и быть любимыми…
Еще одной важной особенностью Правобережного было то, что в погожие дни сюда из Льгова дважды в сутки – утром и вечером – ходил рейсовый автобус. Почему из Льгова, а не из райцентра Конышевки, я тогда не задумывался, просто время от времени пользовался этим автотранспортом для поездки в город Льгов. Ныне же полагаю, это было сделано потому, что Льгов – большой железнодорожный узел, не чета Конышевке. Вот ему и отдали предпочтение.
Работая учителем начальных классов (вел второй класс), иногда баловался стишками. В конышевской районной газете «Знамя колхозника» опубликовал несколько стихотворений о природе. А также большую, почти что на целую газетную полосу, «Балладу о танкистах», защищавших в 1941 году переправу у города Рыльска от наступающих на него немцев. «Баллада» была начата еще в Рыльске, по-видимому, по подсказке Василия Алехина, не раз там читана отрывками на заседаниях литстудии и много критикована тем же Алехиным и Вениамином Саранских, но закончить ее довелось только в Правобережном. Как и многие стихи той поры, она утеряна. В памяти сохранились отдельные строки, в том числе вот такие пафосные:
…А танк опять у переправы
Напор стервятников держал
И гущи вражеской оравы
Огнем свинцовым поливал.

Правда, при публикации  «Баллады…» и других стихотворений в «Знаменке», как часто мы в быту называли Конышевскую районную газету, случился небольшой казус: под стихами перед моей фамилией шли не мои инициалы, а моего отца. По-видимому, в редакции не могли допустить мысли, что существуют два разных стихотворца с одинаковой фамилией. И по привычке все «лавры» отдавали уже известному. Отец возмущался, звонил редактору. Но меня это обстоятельство только забавляло. Напечатали – и на том спасибо!
В нагрузку к обязанностям учителя начальных классов директор и завуч «повесили» на меня обязанность школьного киномеханика: с помощью узкоплёночного кинопроектора показывал детишкам учебные и художественные фильмы, поставляемые из Конышевки по линии РОНО.
В этом же году окончил Льговское медучилище брат Александр, обучавшийся там с 1971 по 1974 год, и по распределению направился в один из медпунктов Советского района Курской области. Наш младший брат Григорий стал второкурсником Харьковского электротехнического техникума, а сестра Ольга перешла в восьмой класс, и родителям приходилось задумываться о ее дальнейшей судьбе в плане продолжения учебы.
(Как тянули лямку тяжелого груза нашего обучения родители, ума не приложу… Ноша непомерная.)



























СЛУЖБА В АРМИИ

В начале мая 1975 года я и мой брат Александр были призваны на службу в ряды Советской Армии. Проводы были шумными, родня съехалась отовсюду. Даже из Крыма приехала сестра отца – Ирина Дмитриевна. (Вот же было время – никакие расстояния не пугали и были по карману любому гражданину страны!..)
Такого понятия, как «откашивать» от службы в армии, тогда еще и слыхом не слыхивали. Зато существовала традиция провожать призывников всем селом с песнями и плясками. Вот и на наши проводы в армию сошлось полсела. Естественно, больше всего было молодежи – парней и девчат, но и взрослые – соседи, дядьки, тетки, крестные, друзья родителей – тоже пришли. Потому в нашем доме, надрываясь, гремела радиола, ей пыталась не уступать гармонь, и звенели песни, песни, песни…
(С этих проводов в моем семейном альбоме хранится несколько черно-белых фото, из которых радость того светлого, чудесного и созидательного времени хлещет до сих пор.)
И хотя меня с братом Александром призывали в один день – так постарались отец с крестным, убедив в этом районного военкома, служили мы в разных воинских частях и родах войск. Тут уж постарались сотрудники областного военкомата. Брат – сержантом-фельдшером в артиллерийском подразделении, дислоцировавшемся в Таджикистане, а я – сначала рядовым солдатом в учебной воинской части под Спасск-Рязанским, затем в боевой части под Ленинградом, где вскоре дослужился до младшего сержанта и командира отделения.
(Демобилизован в мае 1977 года в звании сержанта и в должности командира отделения радиоперехвата.)
Скажу честно – служба медом не казалась. Особенно в учебке. Муштровали так, что, будучи дневальным и стоя на посту у входа в казарму, в ночное время не раз слышал, как мои товарищи во сне вслух повторяли английские слова, термины и их алфавит…
Дело в том, что надо было срочно выучить специальную воинскую терминологию натовцев, чтобы следить за радиообменом их самолетов, кораблей, ракетных баз и штабов. Вот и зубрили не только в служебных классах, но и во сне. Хорошо было тем, кто в школе учил английский – они хоть алфавит знали и кое-что из гражданского репертуара. Куда как драматичнее приходилось тем, кто, как я, мучился с немецким… А еще ведь были бесконечные марш-броски, в том числе в противогазах, и, конечно же, строевая шагистика, когда не только гимнастерки были мокры от пота, но и в сапогах противно хлюпало.
Ничего примечательного за время нахождения в учебке не случилось, если не считать, что в Спасск-Рязанский, приезжали мой брат Григорий, невеста Люба из Коробкино и ее подружка Наташа (они обе участвовали в моих проводах на службу). Этот скоротечный рейд организовал Григорий, подбив на веселую авантюру девчат. Так как они приехали уже в середине дня, то командир воинской части дал мне увольнительную всего лишь на несколько часов. В итоге – одно лишь расстройство и головная боль…
Правда, один раз возили в Константиново, на родину поэта Сергея Есенина. Там побывали в его музее. А на обратном пути завернули к месту, где ранее стояла Рязанская крепость, разрушенная монголо-татарами. Вот и все радости.
Воинская часть, в которой мне довелось служить, находилась в глухом захолустье Гатчинского района Ленинградской области. Поэтому краткосрочных увольнительных вообще не было – не пойдешь же ты гулять по деревне Сяськилево, ближайшему населенному пункту, расположенному в пяти километрах от воинской части. По этой же причине не было у меня и самоволок, не было и отсидок на «губе». Правда, иногда случались массовые культпоходы в Ленинград. Но мне как-то не подфартило с этим: почему-то в такие дни всегда оказывался в наряде… И в моем дембельском альбоме оказались только фотографии друзей, стоявших у знаменитых фонтанов или на берегу Невы.
А потому  служба в боевой части – сплошная рутина солдатских будней с заметным привкусом дедовщины. Правда, один раз был в отпуске, да и то в связи с болезнью папы, перенесшего инфаркт. Отпуск пришелся на зимний период времени, и когда он закончился, то покидать родительский дом пришлось в сильную метель. Трасса Фатеж – Дмитриев была в сплошных сугробах, транспорт не ходил. И это приводило в слезы и уныние провожавшую меня маму. Но повезло: в сторону Дмитриева шла военная колонна. Могучие «Уралы» прогрызали путь в сугробах. Словом, военные меня, солдатика, подобрали и довезли до вокзала. В свою воинскую часть я прибыл без опоздания, о чем тут же сообщал в письме родителям.
За все время службы прочел только одну книгу – детектив «Джин Грин – неприкасаемый». И то – тайком от офицерского состава, во время ночных смен дежурства по радиоперехвату переговоров вероятного противника. Но стихи все же время от времени писал. (Записная книжка с этими стихами утеряна. Впрочем, жалеть не приходится – стихи были настолько слабые и пустоцветные, что беречь их и тем более читать – глупость несусветная.) Пробовал писать и небольшие заметки на тему солдатского житья-бытья. Одна даже была публикована в главной газете Ленинградского военного округа – о компактном киоске-автомате, торговавшем сигаретами, установленном в помещении роты, которым солдаты с удовольствием пользовались.
Между дежурствами (смена длилась 8 часов), занятия по боевой и политической подготовке, по физической и строевой подготовке, словно нам предстояло чеканить шаг по брусчатке на Красной площади столицы. А если вдруг образовывались свободные часы, то чтобы «солдатики не скучали», командиры тут же находили занятия – рыть траншеи для укладки кабелей. И вообще: круглое – носить, квадратное – катать!..
Таким образом, ничего примечательного я в службе не видел и не имел. Отдушиной всему были письма девушки, друзей, братьев и родителей. А вот папа о своей службе в армии любил вспоминать. Причем всегда в восторженно-эмоциональном ключе. Возможно, это потому, что в то время о дедовщине даже не слышали. Он даже написал ряд очерков о ней, где немало всевозможных приключений, порой весьма комических или драматических. В девяностые годы эти рукописные повествования я распечатал на печатной машинке и сшил в книжицу.
Среди папиных новелл была и такая, в которой речь шла о взаимоотношениях между офицерами и солдатами. И они, как мне казалось и кажется, были довольно теплыми и человеческими. Во время моей службы такого уже не происходило. Между офицерами и солдатами, словно в царской армии, пролегала полоса отчужденности, кастовая пропасть. Всего лишь один пример.
Оператор, сержант или же рядовой, при получении сигнала со стороны вероятного потивника, подпадающего под определение «Секретно», «Совершенно секретно» и наивысшей важности – «Зеро», обязан был в ту же секунду включить магнитофон, затребовать пеленг, оповестить дежурного офицера, вести запись переговоров в журнале. А еще попросить ближайшего товарища перейти на его частоту и продублировать все на магнитофоне. А дежурный офицер, убедившись в верности этого сигнала, тут же сообщить об этом в Москву. Часто все так и происходило.
Но однажды при сильных помехах и слабой слышимости сержант Петров (назовем его так) уловил код «Зеро» и поступил в точном соответствии с требованиями инструкции. Однако прибежавший на пост офицер, майор Кутко (имя и отчество, к сожалению, не помню), хороший знаток английского языка, внимательно прослушав магнитофонную запись, ничего не понял и засомневался в том, что прошла вражеская радиограмма категории «Зеро». Такое не часто, но время от времени случалось…
– Сержант, сотри эту белиберду, – потребовал он. – Ничего не разобрать. Одни помехи помехуют…
– Но, товарищ майор?.. – удивился сержант Петров. – По инструкции мы обязаны…
– Отставить! – резко и сердито оборвал майор подчиненного. – Делай, что говорят. Передавать в Москву ничего не будем. Я не хочу стать посмешищем для товарищей в столице. Еще в паникеры по твоей глупости запишут…
– Как прикажете, – подчинился сержант под глухое настороженное молчание сослуживцев, находившихся за соседними столами с приемной аппаратурой, и за пару секунд убрал с магнитной ленты своего магнитофона треклятую запись.
Убедившись, что записи больше нет, офицер торопливо удалился в свой кабинет продолжать прерванную дрему. Но долго дремать ему не довелось – из Москвы по секретной линии связи  пришла разносная радиограмма или «портянка», как ее величали на солдатском сленге. Разгром был за отсутствие доклада по вражеской «Зеро». Дело пахло керосином. Перетрусивший майор, злой и красноликий как рак, побывавший в кипятке, вновь прибежал в приемный зал и набросился с матами на сержанта Петрова:
– Что же ты, сукин сын, не убедил меня в том, что это «Зеро», а не хрень собачья, – зло метал слюну он. – Под суд пойдешь! Живым сгною!
Но сержант был не первогодок, а «дед», калач тертый, считавший дни до дембеля, и взять его на арапа голыми руками было не просто не только майору, но даже и самому генерал-майору, если бы таковой чудесным образом оказался тут.
– Извините, товарищ майор, – встав по стойке «смирно», спокойно парировал Петров, – я вас предупреждал и убеждал, но вы не вняли моему докладу. Это подтвердит вся смена. Верно, ребята? – обратился он в зал к сослуживцам.
– Угу! – глухо, но твердо до угрожающего тона прошелестело по залу.
Офицер, хоть и был взбешен, но единогласное и каменисто-твердое «угу» расслышал. Злобно зыркнул глазищами по залу, но смолчал.
– К тому же, товарищ майор, если дело дойдет до судебного разбирательства, то и запись радиограммы можно будет предоставить, – продолжил сержант тем же спокойным голосом. – Согласно инструкции, я попросил ближайших коллег подстраховать меня. Так что смотрите…
– Умный, вижу… – стал сбавлять обороты майор. – Только имей в виду, нам обоим несдобровать, если разбирательства начнутся.
Совесть взяла верх над амбициями, раздражением и озлобленностью майора.
Сержант промолчал, не желая разжигать конфликтную ситуацию, а офицер выматерившись трехэтажно, как умеют материться только армейские чинодралы, покинул приемный зал.
Был ли майор подвергнут дисциплинарному наказанию, или дело спустили «на тормозах»  – неизвестно, но для сержанта никаких неприятностей точно не последовало. А я тогда сделал парадоксальный вывод: пройди по эфиру громко и внятно слово «война», никто даже за ухом не почешется… Таков уж наш менталитет. И это страшно!

…В 1977 году, перед тем, как мне и брату Александру предстояло демобилизоваться и возвратиться в родные пенаты, на службу в Советскую Армию был призван наш младший брат Григорий. Служить ему довелось в танковых войсках на Дальнем Востоке. И когда в 1979 году произошел военный конфликт между Китаем и Вьетнамом, то было опасение, что СССР примет сторону своего союзника Вьетнама и направит войска ему на помощь. А откуда было ближе всего? Естественно, с Дальнего Востока. Вот родители, зная крутой Гришкин нрав, который мог запросто записаться в добровольцы, и переживали. Но эту беду пронесло мимо… судьбы брата и судьбы страны.
Кстати, родители в своем предположении не ошиблись: весь личный состав воинской части, в которой проходил службу брат Григорий, поголовно написал рапорта о направлении их добровольцами на вьетнамо-китайский фронт. Но командование воинской части, поблагодарив солдат и сержантов за патриотический порыв, успокоило всех фразой: «Будет приказ – все пойдем! А пока – осваивайте лучше воинскую профессию танкиста».
Патриотический порыв брата и его боевых товарищей одной единственной фразой, близкой к высказываниям царя Соломона, был пресечен в корне. И, слава Богу, приказа не последовало…




















СНОВА В ЖИГАЕВЕ

После объявления о демобилизации и торжественных проводов на плацу воинской части под величаво-торжественные звуки непременного в таких случаях марша «Прощание славянки», я, сержант СА, отправился домой. Это произошло в двадцатых числах веселого весеннего мая, благоухающего всепроникающими запахами сирени и черемухи, наполненного радостными трелями птиц. Правда, в промозглом Ленинграде, откуда отходил поезд в сторону родной Курщины, этого особо не чувствовалось. Зато в Подмосковье весна ощущалась явственно.
Многие дембеля-одногодки уже разукрашивали строгую парадную форму, как новогоднюю елку, всевозможными аксельбантами и прочей цветастой неуставной мишурой. Я этого не делал, ибо не хотел походить на иокогамского павлина.  А вот в душе, которой стандартная парадка не помеха, было весеннее настроение. Когда без приключений добрался до Жигаева, меня с радостным блеском в глазах и распростертыми объятиями встретили мои добрые родители и сестра Оля, заканчивающая учебу в Дмитриевском сельскохозяйственном училище. Праздник у родителей получился двойной: неделей раньше из армии возвратился сержант медицинской службы Александр, который уже отправился в Курск на поиск работы по профессии фельдшера. (Кстати, он устроился по специальности в 3-ю поликлинику.)
Побыв дома пару дней, проведав друзей и родственников, я метнулся в Правобережный к Любе, благо дни стояли теплые, сельские грунтовые дороги обсохли, и автотранспорт по ним ходил без перебоев. По письмам, приходившим от неё в последние пять-шесть месяцев службы, явно чувствовалось охлаждение «невестинских» чувств; вот и решил встретиться и расставить все точки над «i».
Добирался до Правобережного на попутном транспорте: сначала от Жагаева до Конышевки, затем от Конышевки до Шустова и Коробкина. И, к своему удивлению, добрался довольно быстро: во второй половине дня был уже на месте.
Встреча с Любой прошла по обоюдному согласию «на природе», прошла сухо, без прежних жарких объятий и поцелуев. Уже с первых слов приветствия и прохладного дежурного «товарищеского» поцелуя между нами возникла незримая стена отчужденности, возведенная Любой: два года службы не прошли даром, от нашей любви остались лишь воспоминания. Даже слепому было видно, что Люба стала чужой.
«Вижу, замуж собираешься, но не за меня», – довольно буднично и, к собственному удивлению, без эмоций и ревности констатировал я. «Да, – опустила она голубые, вдруг подернувшиеся влажной пленкой глаза к изумрудной травке-муравке, возможно, под уколом совести и воспоминаний о прежних временах. «И за кого, если не секрет?» – последовал мой очередной вопрос. «Не секрет, – нашла она в себе силы оторвать взгляд от нежно-зеленого травяного покрова. – За Славку Гусакова, сына нашего завуча… если помнишь».
Славку я знал, а потому вспомнил. Он был года на два старше меня, учился в Курске в СХИ и временами наезжал к родителям в Правобережный. От нашей шумной разношерстной интернатовской братии держался особняком.
«Что ж, выбор не плохой… – суховато заметил я, отмечая про себя прагматичный подход моей теперь уже бывшей подружки к выбору избранника: Славка был единственным сыном-наследником в богатенькой семье завуча. – Желаю вам счастья в семейной жизни и здоровых детей». – «Прости, – смахнула набежавшие слезинки Люба. – Так уж получилось… Ждала, но… не дождалась». – «Мне не за что тебя прощать, зато есть за что сказать спасибо, – проявил я великодушие. – Спасибо за моральную поддержку во время службы и… прощай».
Весьма распространено выражение, что служба в армия – это школа жизни. Однако когда начинаешь служить, то на ум приходят крамольные мысли, что хорошо бы эту школу пройти заочно. Поэтому, говоря «спасибо», я нисколько не кривил душой. Добрые, полные нежности и любви письма Любы действительно были мне большой поддержкой, особенно в учебке. Так почему не поблагодарить ее за это?
Мы расстались. Ссутулившись, Люба пошла к ближайшему спальному корпусу, где ее ждали дела, а я двинулся к автобусной остановке. И хотя внешне хорохорился, на душе кошки скребли. Потому почти не слышал радостного птичьего гомона, не обращал внимания на великолепие природы этого чудного места. Раньше тоже случались подобные расставания – жизнь есть жизнь, – но проходили они как-то мягче что ли, по крайней мере, для меня.
Встречаться с прежними знакомыми не хотелось, поэтому побрел в сторону дубовой аллеи, чтобы скоротать время. Там, оставшись наедине со своими мыслями, немного оттаял душой: ведь ничего иного, в принципе, я и не ожидал, так чего уж греть обиду и тем более кукситься… Вскоре подошел рейсовый автобус, и я отправился во Льгов, чтобы оттуда поездом добраться до Дмитриева и вернуться домой, если повезет, последним рейсовым автобусом, идущим на Курск.
На этот раз повезло – домой возвратился вечером и тут же отправился в клуб. Родителям ничего не объяснял, но они и без моих объяснений поняли, что с Любой, которую видели во время проводов на службу в армию и даже беседовали с ней, меня уже ничего не связывает. Надо полагать, им, как и многим другим родителям в подобной ситуации, было обидно за свое чадо, но они проявили тактичность и о несостоявшейся невестке с этого дня при мне не вспоминали, словно ее в моей жизни и не было вообще.
Что же касается молодежи в Жигаеве, то ее было мало – все разъехались по городам большой страны. И лишь на выходные из ближайших городов к родителям на побывку наезжали их парни и девчата, и тогда по вечерам в клубе «Спутник» вновь было шумно и весело, как в шестидесятые годы. Население же заметно старело и неудержимо сокращалось в своей численности, а потому на деревенских улочках не только окраин, но и уже в центре вместо домов все чаще и чаще появлялись грустные пустоты, быстро превращавшиеся в царство бурьяна, крапивы, репейника и прочей дурман-травы. Следовательно, если в селе осталось 900 человек, то это уже было хорошо… 
Отдохнув недельку-другую, стал подумывать о работе. Возвращаться в школу-интернат Правобережного поселка как-то не хотелось – встречи с бывшей любовью были ни к чему… Решил попытать счастья в родной школе. В этом нашел поддержку не только у родителей, но и у директора Валентины Григорьевны Величкиной, ранее преподававшей мне русский язык и литературу. Не возникло препятствий  и со стороны  Конышевского РОНО, а потому с середины августа 1977 года я уже работал в Жигаевской восьмилетней школе учителем русского языка и литературы (5-6 классы), рисования и трудового обучения. Правда, параллельно с этим поступил на заочное обучение в Курский пединститут на физмат и успешно «одолел» первую сессию. Физмат выбрал потому, что и в школе, и в педучилище по математике и физике (в отличие от химии) имел неплохие успехи. Но так как в школе не хватало преподавателей русского языка и литературы, то мне и поручили ведение этих уроков в пятом и шестом классах.

Как уже отмечалось выше, новое двухэтажное здание Жигаевской школы было построено в 1975 году. И, естественно, было современным, светлым, с отдельным высоким и просторным спортзалом и помещением для трудового обучения. В холодное время года отапливалось не грубками, как ранее, а централизованно – от котельной, построенной рядом со школой. Кстати, в котельной была душевая комната, которой в определенные дни недели пользовались учителя и их родственники. И в этом тоже был прогресс.
Словом, новая школа кардинально отличалась от той, в которой некогда учился сам. В значительной мере претерпел изменение и преподавательский состав по сравнению с тем, который был в конце 60-х годов. Да, директором по-прежнему была Валентина Григорьевна Величкина; да, историю преподавала Валентина Федоровна Тихачева, учившая меня с пятого по восьмой класс; да, еще работали учителя начальных классов Софья Николаевна Пахомова и Надежда Матвеевна Шуклина. Но физику и математику уже преподавал Иван Никитич Лукьянчиков, некогда окончивший Жигаевскую школу, а затем и Курский пединститут, завучем же была его супруга – Нина Егоровна, учившая русскому языку и литературе моего брата Григория и нашу сестру Ольгу. Были и другие новые учителя, в том числе учителем физкультуры стал Николай Михайлович Пахомов. Он, как и я, сначала учился в Жигаевской восьмилетней школе, но годом позже меня, затем в 1974 году окончил трехгодичное физкультурное отделение Рыльского педучилища и стал работать физруком в родной школе, в которую возвратился и после службы в армии.
Прежняя доармейская моя одежонка стала маловата, поэтому пришлось приобретать новую: и брюки, и рубашки, и костюм, и осеннее пальто. Финансировали покупки родители. Когда же я получил первую получку, то небольшую часть ее истратил на традиционный в таких случаях фуршет для коллег, а остальную отдал матери, ведавшей семейным бюджетом.
Во время преподавательской деятельности в Жигаевской школе вместе с физруком Николаем Пахомовым, в отличие от меня, хорошо игравшем на баяне, силами  учеников шестого класса подготовили несколько музыкально-литературных представлений. И с ними теплыми осенними днями выступали перед тружениками села (женщинами-свекловичницами) прямо на поле. Проходило это на фоне нескольких свекловичных буртов, автопогрузчика и прочей свеклоуборочной техники. Конечно, художественные номера были не ахти какие, но женщины всегда благодарили юных артистов дружными аплодисментами.
Кроме преподавательской деятельности, естественно, была и личная жизнь, которая, в конце концов, привела к тому, что в марте 1978 года я женился на односельчанке Раисе Николаевне Алфёровой, 1956 года рождения. Она после школы окончила Курский техникум советской торговли и трудилась в одном из курских магазинов продавцом, а в село приезжала на выходные к родителям. Вечерами посещала клуб, вот там я ее однажды и подхватил…
Свадьба, как и проводы в армию, была шумной и многочисленной. Мало того, что кроме близких и дальних родственников жениха и невесты пришли наши друзья-жигаевцы и некоторые учителя, в добавок к этому из столицы соловьиного края прибыло не менее дюжины Раиных подружек и знакомцев. 
До окончания учебного года с молодой супругой жили фактически раздельно: я – в Жигаеве, она – в Курске. Совместно были только в выходные дни: или я спешил в областной центр, или она приезжала в родное село. Над нами посмеивались, подтрунивали наши односельчане, но мы на это не обращали внимания. Когда учебный год закончился, то я уволился с работы и переехал к супруге в Курск. Надеялся, что мое нахождение в городе облегчит учебу в пединституте. Но вышло так, что, женившись и перебравшись в Курск, о продолжении учебы забыл напрочь. В результате – высшего педагогического образования так и не получил… Что тут скажешь – лодырь и… глупец.
Еще 1977 год запомнился тем, что шло завершение строительства асфальтированной дороги из Конышевки через Жигаево к автотрассе Дмитриев – Курск и проводились земляные работы для подведения асфальтированных путей к местным молочно-товарным фермам и свиноводческим комплексам, которых в селе было два – в Верхнем и Среднем Жигаеве.
С появлением всепогодной с твердым покрытием дороги заканчивались мучения моих односельчан при поездках как в райцентр, так и в Курск: начал ходить рейсовый автобус. И будь это сделано раньше, возможно, такого оттока жигаевцев из села не было бы…
Кроме того, в центре Жигаева был построен большой кирпичный магазин и усиленными темпами шло строительство одноэтажных кирпичных домов (на две семьи) для молодых специалистов. Под строительство был выделен участок колхозного сада, давно уже никем не охраняемого. Строил дома курский завод-шеф «Прибор». (Ныне в Жигаево целая улочка этих симпатичных домиков из силикатного кирпича.)
Пусть и мелкими шажками, но прогресс шел на село…  И вообще, как мне видится, семидесятые годы были годами наивысшего расцвета достижений СССР во всех сферах развития – общественных, внешнеполитических, социальных, культурных, технических, экономических и прочих.


















В КУРСКЕ.
РАБОЧИЙ ЗАВОДА РТИ

По приезду в Курск был прописан в частном доме на улице Осенней, а жил с супругой на съемной квартире на улице Ольшанского в доме № 45-Б. Супруга, как уже отмечалось выше, окончила Курский техникум советской торговли и работала старшим продавцом в овощном магазине на поселке КЗТЗ.  Я же начал работать на заводе РТИ транспортировщиком в цехе № 5, и с педагогикой с этого момента было покончено раз и навсегда. А вот со стихами имелось недолгое продолжение. Осенью все того же 1978 года направил в редакцию газеты «Молодая гвардия» подборку своих опусов, написанных от руки, и 7 ноября один из них – «На братской могиле» – увидел напечатанным. Начиналось стихотворение так:
Я вновь стою у этих серых плит,
Мне ночь садится черная на плечи.
Вверху листва печально шелестит,
Луна на плитах – что огонь тот вечный.

И хотя из стихотворения были «выброшены», как мне тогда казалось, лучшие поэтические строки:
Они упали, шаг не добежав
И синеглазую свою не долюбив,
Они упали, лето в кулак сжав,
Собой страну под Курском защитив.
Они упали, чтобы я подрос,
Чтоб вырос ты и он, и все они,
И чтобы больше никогда берез
Не жгли войны безжалостной огни, –
все равно было радостно видеть его напечатанным в областной молодежной газете. (Позже, когда составлял сборник папиных стихотворений, это стихотворение поместил в нем. Не думал, что когда-нибудь и сам займусь сочинительством и издам книги.)
Примечательным здесь можно назвать то, что в данном выпуске «Зарниц» рядом с моим «стишонком» были произведения Исаака Баскевича, Юрия Першина, Владимира Деткова и других курских литераторов. А еще здесь имелось небольшое поздравление редколлегии в адрес Деткова и Першина с принятием их в Союз писателей СССР. Конечно, я тогда еще не знал ни самих триумфаторов, них их литературного творчества, ни того, каких трудов и нервного напряжения стоило им вступление в Союз писателей.
Через полгода работы на РТИ был избран секретарем комсомольской организации цеха и стал кандидатом в члены КПСС. А еще через год – членом партии. (Заводской комсомол тогда возглавляли Сергей Петрович Пономарев, который позже станет первым секретарем Промышленного райкома КПСС, а партком – Инна Феофановна Марковская, участник Великой Отечественной войны.)
В качестве общественной нагрузки участвовал в работе Добровольной народной дружины (ДНД) завода по охране общественного порядка на поселке резинщиков. Кроме того, вместе с другими рабочими цеха систематически выезжал на сельхозработы в подшефный колхоз и участвовал в спортивных и культурно-массовых мероприятиях цеха и завода. Как-то было не до стихов.
Что же касается истории Курского завода резинотехнических изделий (РТИ), то начиналась она еще в годы второй пятилетки, а точнее – летом 1936 года. Именно тогда советским правительством было принято решение  о строительстве завода  синтетического каучука (СК-6) в Засеймье, недалеко от железнодорожной станции Рышково на землях пригородного колхоза «3-й год пятилетки» Рышковского сельсовета Стрелецкого района. Под заводскую площадку отводилось 30 гектаров. Ныне это всем известный Льговский поворот, имеющий развилку дорог на Обоянь и Льгов. А ближе к реке Сейму, в полутора километрах от заводской площадки, предполагалось строительство жилого микрорайона.
К лету 1941 года значительная часть строительных работ по возведению главного корпуса и механических мастерских была выполнена. Были построены и первые четырехэтажные жилые здания для ИТР и рабочих, получившие в народе название «белые дома».
Но началась война, и работы по строительству завода были прекращены. А с приближением фронта к Курску оборудование СК-6 вместе с рабочим персоналом было эвакуировано в Саратов. 
Новый этап в строительстве завода РТИ начался в победном 1945 году. 21 декабря 1945 года правительством было принято решение о поддержании промышленного потенциала разрушенного в годы войны Курска. И уже в январе 1946 года были осуществлены первые строительные мероприятия по вновь утвержденному плану. Для этого были задействованы не только жители города и пригородных сел, но и военнопленные немцы, жившие в бараках, построенных в районе Льговского поворота. Кстати, там же был построен и клуб для проведения досуга рабочих завода.
На строительстве завода работали ударно, и уже в сентябре 1948 года был выпущен первый клиновой ремень, а в следующем году завод начал выпускать маты, бытовые дорожки и автомобильные коврики. В 1951 году введен в эксплуатацию цех гуммирования валов и химаппаратуры.
За период с 1950 по 1955 год заводом были освоены совершенно новые технологии в производствах транспортерной ленты и вентиляторных ремней. Продолжалось и строительство. Например, в 1975 году был открыт цех по пропитке синтетических тканей. Площадь предприятия увеличилась до 120 га. Постоянно росла численность рабочих.
Так что ко времени моего появления на заводе численность работников превысила 10 000 человек. Ежегодный прирост производственных мощностей увеличивался более чем на 10 %. А микрорайон, в котором проживали резинщики, разросся настолько, что составлял несколько кварталов, разделяемых улицами Харьковской, Обоянской, Белгородской, Краснополянской, Народной, Дружбы, Парковой, Резиновой, Элеваторной и другими. И проживало здесь не менее 75 тысяч человек.
На поселке резинщиков, или просто поселке РТИ, действовали Дворец культуры и сквер (рядом с на площадью имени К.К. Рокоссовского), клуб строителей «Монолит», горбольница и поликлиника № 3, занимавшие добрых полквартала. Здесь также были почтовое отделение связи (№ 18), две библиотеки, два пункта проката спортинвентаря и прочей бытовой техники, две общеобразовательные школы и две вечерние, два СПТУ – № 3 и № 6, пять или шесть детских садиков. Имелось несколько магазинов, в том числе «Культтовары» и «Промтовары», кафе «Бригантина», детское кафе «Буратино», рабочая столовая на улице Краснополянской, пельменная на улице Харьковской, баня. Был и ряд других общественных, культурных, социальных объектов, учреждений и организаций. Действовал опорный пункт милиции, а на берегу Сейма нашлось место и для зоны отдыха.
Стоит заметить, что большинство культурно-социальных объектов, в том числе ДК РТИ, поликлиника, появились в семидесятые годы. Планировалось и строительство спортивного комплекса на улице Черняховского. Даже фундамент был заложен. Но дело застопорилось из-за отсутствия должного финансирования… (Спорткомплекс не был возведен, на его месте в восьмидесятые годы будут возведены детский сад, школа № 53 и несколько многоэтажных жилых домов.)
В апреле 1979 года у меня с супругой родилась дочь Ангелина. (Повзрослев, дочь училась в школе № 43, а затем – заочно в КПИ-ЮЗГУ. Ныне она – кандидат исторических наук, доцент и… бесконечный объект моей гордости и любви.)
В декабре этого года по просьбе афганского правительства ограниченный контингент советских войск был введен в Афганистан. Лично у меня это известие положительных эмоций не вызвало: понимал, что страна вляпалась в крупные неприятности, что нашей армии не миновать человеческих потерь. Чувствовал, что наши извечные недруги – США, европейские страны НАТО, Пакистан и социалистический Китай – обязательно будут вставлять палки в колеса. И, к сожалению, не ошибся: они не только науськивали и вооружали душманов (талибов) современным оружием, в том числе зенитно-ракетными комплексами, но и объявили бойкот Московской Олимпиады. (В бойкоте участвовало 50 стран мира. СССР и его союзники – 13 стран – ответили бойкотом Олимпийских игр в Лос-Анджелесе 1984 года.)
Помнится, куряне испытывали радостное волнение, когда курские спортсмены проносили через Курск олимпийский огонь. Магистральные улицы, по которым проносили огонь, были заполнены людскими толпами: людское любопытство не знает границ, а сами люди во все времена жадны до зрелищ… 
Но вот пришла осень 1980 года, и партком завода РТИ настоятельно рекомендовал меня на работу в органы милиции. (Тогда на уровне государственной политики  было модно «укреплять» милицейские кадры представителями трудовых коллективов.) На службу в милицию, если честно, не рвался, но к мнению коллектива и руководства парткома прислушался. К тому же обещали дать квартиру… А квартира, пусть и государственная, должен заметить, дело великое и наиважнейшее, особенно для человека семейного… Проживание  на съемной квартире уже тяготило, хотелось обрести свой угол, а не жить на курьих правах…
(О том, как происходил разговор со мной в парткоме завода и как я пришел на работу в органы милиции, рассказано в моей книге «Антиподы, или Промышленный РОВД на страже порядка». Курск, 2003.)


УЧАСТКОВЫЙ УПОЛНОМОЧЕННЫЙ
ПРОМЫШЛЕННОГО РОВД

Так уж распорядилась судьба, что мое вступление на стезю участкового уполномоченного Промышленного РОВД города Курска произошло именно в день советской милиции – 10 ноября 1980 года.  А до этого были собеседования, прохождение медицинской комиссии и приказ о назначении.
И здесь надо сказать, что если в столице Российской империи милиции была образована на третий день после Великой Октябрьской революции – 10 ноября 1917 года, то в Курской губернии – только 5 или 6 июня 1918 года, а уж Промышленный районный отдел внутренних дел Курского облисполкома появился только в 1962 году. Как, кстати, и сам Промышленный район города Курска. И двухэтажное здание райотдела находилось на Льговском повороте. 
Начальником УВД Курского облисполкома был тогда генерал-майор Вячеслав Кириллович Панкин, начальником Промышленного РОВД – полковник милиции Михаил Егорович Воробьев (до 1984 г.), его замами – майор, а затем и подполковник Иван Иванович Конев – по оперативной работе и майор Виктор Федорович Евдокимов – по общим вопросам и работе со службами профилактики, к одной из которых относились и участковые инспектора. Следствие возглавлял подполковник Леонард Григорьевич Крутиков, а службу участковых – старший лейтенант милиции Валентин Яковлевич Озеров. Первым же непосредственным начальником являлся старший участковый майор Виталий Васильевич Минаев (до осени 1981 года).
Самые добрые воспоминания остались о них всех, а также о начальнике ОБХСС Валентине Андриановиче Москалеве, ибо каждый поделился со мной, начинающим сотрудником органов правопорядка, своими знаниями и опытом – бесценным багажом каждого профессионала.
Не могу не сказать благодарственных слов и о начальнике ДНД завода РТИ Владимире Павловиче Подушкине и председателе Совета общественности Василии Ивановиче Клепикове, майоре в отставке, ветеране МВД, с которыми мне пришлось взаимодействовать с первых же дней моей работы участковым и у которых многому учиться.
По-доброму вспоминаю и о подчиненных мне участковых Владимире Ивановиче Сидорове и Михаиле Ивановиче Астахове, и внештатных сотрудниках милиции Викторе Ладыгине, Викторе Гукове и Сергее Плохих. К тому же Виктор Ладыгин, настоящий фанат ДНД и борец с несправедливостью и нарушителями порядка, на два месяца стал моим «гидом». Именно он показал мне все улочки и переулки обслуживаемой территории и познакомил с подучетным «элементом», проживающим в государственных и частных домах на этих улочках и переулках с проездами.
Не знаю, по какой уж причине, но судьба благоволила ко мне хорошими людьми, окружающими меня. Это было в школьные годы, это происходило во время учебы в Рыльском педучилище, это наблюдалось и во время срочной службы в рядах Советской Армии, это продолжалось и во время службы в милиции. Так что сетовать на судьбу в этом плане мне грех…
 Так уж вышло, что обслуживаемой территорией у меня стал поселок резинщиков, причем не только государственный жилой сектор, о котором говорилось выше, но и частный – улицы Прилужная, Арматурная, Утренняя, Охотничья и другие, среди которых только Краснополянских переулков было семь. А к этому стоит добавить две дюжины промышленных предприятий, включая и завод РТИ. В итоге – «хозяйство» огромное, требовавшее внимания и днем, и ночью.
Живя жизнью обычного горожанина и даже участвуя в работе ДНД, никогда не ощущал того, что кроме нормальных людей еще немало и ненормальных, так или иначе не ладивших с законом, уголовным или административным кодексом. К сожалению, это оказалось именно так: едва не в каждом многоквартирном доме проживали поднадзорные, ранее судимые, пьяницы, тунеядцы, семейные дебоширы, неблагополучные семьи и малолетние правонарушители.
Это было не только неожиданным открытием, но и стало моей повседневной деятельностью, частью жизни, длившейся с 8 утра и до 23 часов вечера. Работа отнимала все время, причем, если на участке случались преступления, то приходилось работать сутками без сна и отдыха. Семья отошла на второй план, семейные дела и заботы, в том числе и по воспитанию дочери, в большей степени легли на плечи моей доброй супруги.
Руководство парткома и завода РТИ слово сдержало – в апреле 1982 года моя семья переехала со съемной квартиры на поселке КЗТЗ в собственную двухкомнатную, правда с подселением, на улице Элеваторной. Позже улица Элеваторная была переименована в улицу имени И.Д. Черняховского – полководца Великой Отечественной войны и Героя Советского Союза. Да и вся трехкомнатная квартира после смерти в больнице нашего подселенца, страдавшего на почве пьянства эпилепсией и другими недугами, перешла в распоряжение моей семьи. И нам пришлось делать большой ремонт, включавший смену сантехники и прогнивших полов на кухне и в коридоре.
Не сочтите за похвальбу, но в должности участкового инспектора (так стала именоваться моя должность с 1981 года) работал я добросовестно, что было отмечено руководством отдела, ибо уже летом 1982 года после перевода майора Минаева в другое подразделение был назначен на должность старшего участкового инспектора. И это при том, что звание у меня было только младший лейтенант милиции.
Проживая в Курске и работая сначала на заводе РТИ, а затем и в милиции, не забывал и родное Жигаево. Вместе с супругой старались помогать родителям в севе картошки и в ее уборке, проводили в селе отпуска. Это стало традицией не только в нашей семье, но и у многих наших ровесников – новоиспеченных горожан.
А село, между прочим, продолжало меняться в своем облике. Например, чистая от кустов и деревьев пойма речки Жигаевки в центре села, ранее пестревшая остатками копаней для мочки снопов конопли, весенними паводками настолько заилилась и выровнялась в шестидесятые годы, что служила нам футбольным полем. Но в конце семидесятых она заросла лозняком, ракитником и американским кленом настолько плотно, что превратилась в настоящий лесной массив, протянувшийся извилистой полосой на пару километров вдоль русла Жигаевки. И неудивительно, что стала не только обживаться лисицами, воровавшими кур, уток и гусей у селян, но и бобрами, невесть откуда и какими путями добравшимися до этих мест и начавшими строить свои плотины по руслу речки.
Бытует мнение, что в местах, где обитают раки и бобры, хорошая экология. Насколько верно это утверждение, судить не берусь, но то, что заросшая кустарниками и деревьями пойма Жигаевки стала обиталищем разной дикой живности, так это имело место.
А еще лесные заросли стали местом добычи жигаевцами топлива на зиму, которое, кстати, и заготавливалось зимой же, когда нарубленные дровишки и поленья целиком можно было вывезти на санках по льду речки. У многих необходимость в копании торфа на болоте, как происходило это в пятидесятые и шестидесятые годы, отпала если не напрочь, то в значительной мере.
Прошли изменения и в системе школьного образования: в Верхнем и Нижнем Жигаеве были упразднены начальные школы, а Жигаевская восьмилетняя школа получила статус средней общеобразовательной, то есть десятилетки. Но училось в ней все меньше и меньше учеников… А откуда им было браться, когда представители моего поколения жигаевцев, то есть парни и девушки, родившиеся в пятидесятых и шестидесятых годах, поголовно покинули село, и их дети уже обживали города соловьиного края. Впрочем, не только соловьиного, но и других регионов Советского Союза. В самом же селе, словно в щербатом рту, все больше и больше становилось гнилых прогалин от покинутых, заброшенных, разрушавшихся или уже разрушенных домишек. Как ни грустно об этом говорить, но что было, то было…
Много лет спустя, изучая творчество курских писателей, я обнаружил, что вопросы миграции юных селян в города не остались вне поля их внимания. Они искренне переживали гибель русских сел и деревень, а потому художественным словом пытались повлиять на негативные процессы в плане их исправления. Так флагман курского писательского сообщества Евгений Иванович Носов посвятил этой проблеме замечательный рассказ – «На дальней станции сойду…», а поэт Иван Федотович Зиборов написал ряд стихотворений. Но только историю вспять не повернуть, процессы миграции селян в города из-за «забитости и забытости» села властями, из-за отсутствия к нему должно внимания на протяжении многих десятилетий уже было не остановить…
Если отклониться немного от основной темы повествования и обратиться к историческому фону бытия страны, на котором разворачивались события, связанные с моей работой старшим участковым милиции, то нетрудно заметить, что, начиная с ноября 1982 года, она проходила в эпоху, которую падкие до смачных выражений журналисты окрестили  «пятилеткой пышных похорон». 
Действительно, 10 ноября 1982 года, когда сотрудники Промышленного РОВД, не задействованные на службе, весело отмечали профессиональный праздник в одном из городских кафе, в Москве умер  Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев (1905-1982), участник Великой Отечественной войны, четырежды Герой Советского Союза, Герой Социалистического Труда, орденоносец. 
У руля СССР он находился 18 лет, став к концу жизни героем многочисленных анекдотов и частушек типа:
Брови черные, густые,
Речи длинные, пустые,
Ни конфет, ни мяса нет –
На хрена такой нам дед.

Именно при нем, вопреки последующему расхожему мнению о «брежневском застое», навешенному продажными журналистами и подхваченному политологами и недобросовестными историками, наша страна достигла наивысшего могущества: мы были второй экономикой в мире после США, выдавая до 22% мирового валового продукта, и в военном плане ничем не уступали США и странам НАТО. Именно при правлении Брежнева наши села были электрифицированы и к ним протянулись асфальтированные дороги, началась газификация. Именно при правлении Брежнева большинство населения страны гордилось своим государством, его достижениями в науке и культуре, его мощью и силой, его авторитетом на планете по имени Земля. Да, мы немного отставали в электронике, но и тут, как показали исследования, наша страна занимала второе место в мире после Японии. Зато в авиационной и космической промышленности, в атомной энергетике и некоторых других отраслях народного хозяйства первенство было за нами. И многие страны видели это и набивались к нам в друзья. Правда, этих «друзей», в ущерб себе, нам приходилось кормить, одевать, обувать и вооружать… Но тут ничего не поделаешь – такова участь всех лидеров! 
Во время похорон Брежнева, которые транслировались в прямом телеэфире, случился казус: когда гроб с телом генсека опускали в могилу у Кремлевской стены, то его едва не уронили. Испуганно ахнули не только те, что стояли у могилы, но и те, кто смотрел телевизор – дурная примета. А вскоре по стране загулял, возможно, последний анекдот об этом жадном до наград и почестей, но в то же время вполне добродушном руководителе страны. А анекдот таков: якобы Брежнев завещал ближайшим соратникам похоронить его попой кверху. «Почему?» – удивленно спрашивают царедворцы. «А чтобы целовать в задницу  было легче, –  отвечает с ехидной усмешкой, – когда вспоминать будете добрые времена моего правления».
Да, Леонид Ильич Брежнев, в отличие от Никиты Сергеевича Хрущева, не считал себя земляком курян, хотя его корни происходили из деревни Брежнево, где жили его дед и бабка и, возможно, оба родителя. По крайней мере, так об этом пишет писатель и краевед Юрий Бугров. А сам Леонид Ильич с 1921 по 1923 год жил в Курске и работал на Курском маслобойном заводе. Здесь же он в 1923 году вступил в комсомол и здесь же с 1923 по 1927 год учился в Курском землеустроительно-мелиоративном техникуме и даже публиковался в местных газетах. Юрий Бугров «раскопал» одно его стихотворение, напечатанное в 1927 году в курской газете «Комсомолец»:
Смело вперед! Разорвите оковы,
Сбросьте кровавые цепи царей,
Юным порывом, огнистой волною
К новому счастью – смелей!
К жизни, к прекрасному солнцу свободы,
К светлым идеям великих творцов
Смело шагайте, юные взводы,
Помня заветы отцов!

Кроме того, из курского периода его жизни знаменателен и другой факт биографии: именно в Курске в 1925 году он познакомился с будущей женой Викторией Петровной Денисовой, уроженкой города Белгорода Курской губернии и учащейся Курского медицинского техникума. Знакомство состоялось в общежитии медицинского техникума на танцах. В 1927 году они поженились и уехали на Урал. А дальше… Впрочем, это уже иной коленкор и иной разговор.

Сменивший Брежнева на партийном и государственном посту Юрий Владимирович Андропов (1914-1984) героем частушек не стал, но запомнился россиянам попыткой наведения порядка и трудовой дисциплины, в том числе и в высших эшелонах власти.
Помню, как начали вешаться руководители курских предприятий, из-за алчности и личной наживы не ладившие с законом; помню, как местные алкоголики и тунеядцы, годами увиливавшие от трудовой деятельности, завидев за квартал участкового милиционера, не прятались, как раньше, а бежали галопом к нему, чтобы показать справку о своем трудоустройстве.
Должен заметить, что бытовая и уличная преступность в городе в 1983 году резко пошла на убыль. Правда, участковым инспекторам милиции вместе с народными дружинниками и общественностью приходилось проводить рейды по магазинам и кинотеатрам с целью выявления лиц, самовольно покинувших рабочие места ради зрелищ и покупок. Кстати, представителей рабочего класса задерживалось мало, зато клерков и мелких служащих обоих полов из различных учреждений, организаций, в том числе культуры, соцобеспечения и здравоохранения, было куда больше. А это, как ни смотри, представители интеллигенции… 
Возможно, Андропову что-то бы и удалось в плане укрепления общественной и трудовой дисциплины, ибо простой народ его в этом поддерживал полностью – всем до колик в печенке надоели появившиеся в последние годы во многих сферах жизни благодушие, порой переходящее в откровенное разгильдяйство и безалаберность, сменившие энтузиазм и созидательность. Но в феврале 1984 года вновь из всех радиоприемников и со всех телеэкранов Советского Союза звучала траурная музыка Шопена – Юрия Владимировича не стало.

А в марте 1985 года траурная музыка звучала уже и по преемнику Андропова – Константину Устиновичу Черненко (1911-1985). Этот партийный старец побыл у руля партии и государства еще меньше. Да и не был, честно говоря, а только значился, ибо не выходил из кремлевской больницы. Живой труп правил огромным государством – абсурд, да и только!..
 
Преждевременный уход из жизни Юрия Владимировича Андропова лично у меня вызвал глубокое сожаление, к смерти кремлевского старца Черненко отнесся намного спокойнее.
Нельзя не отметить, что к середине восьмидесятых годов страна крепко подустала от старперов на вершине партийной и государственной власти и ждала омолаживания властной верхушки и перемен к лучшему во всех областях хозяйственной, культурной, научной и технологической деятельности. А потому приход пятидесятичетырехлетнего Михаила Сергеевича Горбачева встретила с откровенным оптимизмом, тем более что он сразу же повел речь о перестройке, гласности и движении вперед. А кому, скажите, такое не понравится? Разве что откровенным циникам и нигилистам. Вот многие и поверили…
Признаюсь, вначале поверил и я, восприняв появление Горбачева на Олимпе власти весьма положительно, особенно зауважал, когда он стал выступать без «бумажки». Правда, вскоре заметил, что, войдя в раж, он нес такое «мышление», от которого у многих филологов глаза бы на лоб полезли. По-видимому, именно таких краснобаев и имел в виду царь Петр I, когда издал указ, чтобы его министры держали речи не по написанному, а по своему разумению, «дабы дурь каждого была бы видна».
Горбачев, конечно, таких архаизмов, как указы Петра Великого, не читал; скорее всего, считал, что его голова – ума палата, а уж с головой любимой супруги Раисы Максимовны, его главного поводыря по жизни и в политике – вообще академия наук.
Дурь генсека-краснобая, восторженно затараторившего сорокой о перестройке и начавшего ее борьбой с пьянством, при которой начали уничтожать виноградники и закрывать винно-водочные отделы и специализированные магазины, что тут же повлекло огромные драчливые очереди у оставшихся, положительных у меня эмоций уже не вызывала. А ежедневное дежурство одного из моих участковых, шедшее в разрез с исполнением его непосредственных обязанностей, возле оставшегося на девятом квартале (в обиходе – «девятке») магазина, вызывало негативное отношение к генсеку и тихое чертыхание. К тому же я уже давно заметил, что кто много и слащаво говорит, тот, как правило, мало делает полезного. И ждать от таких краснобаев и пустобрехов созидания – пустые хлопоты. Живым примером был наш замполит, получивший у сотрудников прозвище Ква-ква. Он не задержал ни одного мелкого хулигана, не успокоил ни одного семейного дебошира, не раскрыл ни одного преступления, не составил ни одного протокола и не направил в суд ни одного уголовного дела, зато как пел соловьем о борьбе с преступностью на партийных и служебных совещаниях, как распинался о соблюдении социалистической законности, как призывал к активизации работы по «всем фронтам»…

Я, конечно, звезд с неба не рвал, как это делали наши опера уголовного розыска, чтившие и выполнявшие наказ Петра Великого о сыске – «ремесле окаянном», для которого «потребны люди здоровьем крепкие, духом твердые, нравом лихие, но зла не творящие». Однако и в отстающих никогда не хаживал, честно и без нытья отрабатывая свой хлеб сотрудника советской милиции. Да, приходилось натужно тащить лямку служивого человека, но, как говорится, «взялся за гуж, так не говори, что не дюж». Случалось, раскрывал неочевидные преступления как личным сыском, так и работая в крепкой и тесной связке с операми или внештатными сотрудниками милиции. Но больше всего приходилось укалывать на поприще профилактики преступлений в быту.

Вместе с начальником ДНД Владимиром Павловичем Подушкиным и председателем Совета общественности Василием Ивановичем Клепиковым добились расширения помещения опорного пункта, закрытия входа в него из подъезда, как было ранее, и устройства отдельного входа с торца дома, со стороны улицы Парковой. Еще обновили наглядную агитацию и собственными руками изготовили большой макет поселка, напичкав его мигающими электросхемами, обозначающими маршруты движения групп ДНД. ОПОП микрорайона завода РТИ стал лучшим в городе.
Работая, с грустью замечал, что объявленная Горбачевым и рьяно подхваченная всеми журналистами страны перестройка буксует, что нет толку и от гласности, умело оседланной антисоветчиками и русофобами всех мастей и оттенков, что дисциплина и порядок в стране падают. Все чаще и чаще государственные планы предприятиями не выполнялись, и, странное дело, за это никто не нес ни малейшей ответственности. Все вязло и тонуло в общей болтовне, как в топи болотной…
Так было в 1985 году, так продолжилось и в следующем. Даже Чернобыльская трагедия, произошедшая, по моему мнению, 26 апреля 1986 года на почве горбачевского пустозвонства и всеобщей безответственности, не подтолкнула к смене губительного курса политики Михаила Сергеевича.
«Что он творит? – сетовали довольно часто мы, участковые инспектора, на опорном пункте милиции в минуты досуга, видя сплошное пустозвонство и отсутствие реальных дел. – Неужели не понимает, что его словесный понос, беспрестанно льющийся со страниц газет, из динамиков радио и с экранов телевизоров, ничего хорошего не сулит, до добра не доведет?..»
Нам, участковым, как никому иному, было отчетливо видно, что даже объявленная Горбачевым борьба с пьянством и алкоголизмом привела лишь к росту самогоноварения да спекуляции водкой, к скандалам и дракам в «водочных» очередях, огромными удавами тянувшихся по тротуару вдоль целого квартала. Население пило намного больше, чем при Брежневе, не говоря уже об Андропове, хотя при них водка была и дешевле, и в явной доступности.
«Да, наш «минеральный секретарь» чудит «по-взрослому», – неодобрительно хмыкал бывший воздушный десантник Володька Сидоров, первым услышавший где-то новую «должность» Горбачева, активно добавившуюся к прежней кликухе – Меченый. – Порой кажется, что чудит похлестче, чем наши подопечные – все эти судимые, поднадзорные, тунеядцы и хулиганы… Но страшно не это, а то, что конца да края его чудачеству не видать…»
«В Библии сказано, что когда Господь хочет наказать какой-нибудь народ, то лишает разума его правителей, – подхватывал реплику Михаил Астахов, некогда служивший в разведбате и во время армейских учений бравший «в плен» полковника из «вражеского» штаба. – Я не знаю, в чем провинился перед Всевышним советский народ, сломивший хребет фашистской Германии в годы Великой Отечественной войны, но разума Горбачева он явно лишил».
«И не только германскому фашизму, – вносил уточнение смуглолиций, похожий на цыгана начальник ДНД Владимир Павлович Подушкин, – но и всей Европе – от Португалии и Испании до Болгарии и Финляндии, – воевавшей против нашей страны».
Уточнение было существенным, поэтому принималось без споров и дискуссий. В конце же разговора все приходили к единому выводу, что добра от пустобрехства «минерального секретаря» ждать не приходится, что все может плачевно закончиться для нашей страны. Да, мы, простые участковые милиционеры, маленькие винтики в огромной государственной машине, понимали всю гибельность глупого токованья Горбачева, но ничего поделать с этим не могли. Нам, как и многим другим гражданам, оставалось лишь повторять куплеты язвительной, порхавшей по стране быстрокрылой птицей песенки, в которой были такие слова:
По России мчится тройка:
Мишка, Райка, перестройка…

В 1987 году всем стало ясно, что помпезно объявленная Михаилом Горбачевым перестройка – попытка соединения социализма с западной демократией – буксует на всех направлениях. Не появилось реальных подвижек в общественной, социальной, экономической, культурной, государственной, духовной, нравственной и прочих сферах жизни. Особенно это было заметно в сфере экономики. Кругом сплошная говорильня, сплошное «бла, бла, бла».
Да, Горбачев сменил престарелого премьер-министра Н.А. Тихонова на амбициозного Н.И. Рыжкова, председателя Госплана Н.К. Байбакова – на более молодого и расторопного Н.В. Талызина. А к главным идеологам и прорабам перестройки А.Н. Яковлеву и В.А. Медведеву добавил еще одного говоруна – вывезенного из Свердловска первого секретаря тамошнего обкома КПСС Бориса Ельцина, поставленного сначала на Московский горком КПСС, а вскоре подготовленного и кандидатом в члены Политбюро.
Как подсчитали историки, к началу 1987 года в стране было заменено 70% членов Политбюро, 60% секретарей обкомов и 40% членов ЦК КПСС. Отбор шел по принципу: кто поречистей да поговорливей – тот наш, тот подходит, ведь он за перестройку…

Не минула сия доля и Курскую область. В январе 1988 года первого секретаря Курского обкома партии Александра Федоровича Гудкова, «комиссарившего» в области более семнадцати лет, сменил Александр Иванович Селезнев, а прежнего председателя облисполкома Николая Ильича Журкина, представлявшего Советскую власть в области с 1976 года, – Геннадий Алексеевич Березников (в декабре 1988).
Александр Федорович Гудков (1930-1992) и Николай Ильич Журкин (1931-2002) ангелами, естественно, не были, но и хапугами – тоже. При них была построена и введена в эксплуатацию Курская АЭС, обеспечившая область относительно дешевой, по сравнению с другими регионами страны, электроэнергией на многие годы вперед. А в Курске при Александре Гудкове в период с 1971 по 1976 год были введены в действие городская больница № 2, картодром (один из лучших в СССР), государственный цирк на площади Советов и памятная стела «Слава борцам за Советскую власть», профилакторий завода КЗТЗ, Дом быта, памятник комсомольцам-курянам, героически сражавшимся в годы Великой Отечественной войны. Были достижения в промышленном и культурном развитии области. В период же с 1976 по 1988 год, когда оба находились у власти, в Курске в эксплуатацию были введены хлебозавод № 3, Зоринский водозабор, поликлиники № 6 и № 7, здание госархива Курской области, проведена реконструкция трамвайных путей, введены новые маршруты троллейбусной линии.   

Между тем отряд болтунов в стране рос как на дрожжах, не по дням, а по часам, словно русский богатырь из народных сказок. Вскормленные на болтологии в недрах комсомольских аппаратов и всевозможных инструкциях, спускаемых «сверху», научившиеся бодро рапортовать и ничего практически не делать, поднаторевшие в этом на партаппаратной работе райкомов и обкомов, они пришли в высшие структуры государственной власти и КГБ, подтачивая их изнутри своим бездельем и разгильдяйством, разъедая словесной болтовней, как кислотой.
К главным блудословам – Горбачеву, Яковлеву, Медведеву, Ельцину и прочим столичным «звездам» телепередач – добавились целые сообщества: красноярский «Союз в поддержку перестройки», ленинградский «Диалектик» и, конечно же, московские – «Перестройка», «Община», «Фонд социальных инициатив». Естественно, они ничего не производили, не выращивали, не строили, не создавали – лишь пустозвонили.
Всеобщая болтология и безответственность привели к тому, что контроль над выполнением государственного плана снижался, трудовая дисциплина падала, и уже в январе 1987 года наступил общий значительный спад производства. В стране начинался экономический кризис, подогреваемый дефицитом товаров, в том числе примитивного ширпотреба, не требующего космических технологий, – мыла, стирального порошка, одеколона, зубной пасты и прочей мелочевки. Покупательная способность рубля падала прямо на глазах, и рубль, ранее стабильный и шедший вровень с долларом США, стал стремительно обесцениваться.
Не обходилось, по-видимому, без саботажа и вредительства во всех сферах нашего народного хозяйства… Ныне появились телепрограммы, на которых политологи и журналисты стали говорить об этом, отмечая, что производства работали, выпускали продукцию и… запирали ее на складах, не направляя в магазины. Или же просто-напросто гноили…
 
Как уже отмечалось выше, в эти годы я работал старшим участковым Промышленного РОВД города Курска, обслуживал жилой поселок резинщиков и территорию завода РТИ. И однажды, накануне субботника перед 1-м Мая, мне поступила информация, что  на заводской свалке, недалеко от цеха № 5, в котором я работал до поступления в милицию, закопано много мяса.
Всякое успел повидать, но чтобы такое… Не верилось. Решил с внештатными сотрудниками, работавшими на заводе, провести негласную проверку информации. Не ставя в известность руководство завода, ночью прошли на территорию и, подсвечивая себе фонариками, принялись за раскопки. Примерно через час наткнулись на туши телят и поросят. Нашлись тут и тушки птицы – кур и гусей…
Утром, после большого скандала с заместителем директора завода и некоторыми его покровителями из силовых структур области, с помощью заводской техники и рабочих завода, вышедших на субботник, схрон на свалке был вскрыт и в нем обнаружено несколько тонн нормального мяса, вывезенного из заводских столовых и с мясного склада. Несколько человек, творивших это деяние, пошли под суд.
Кроме того, от коллег из Курского РОВД слышал, что в окрестностях Курска, в одном из оврагов было обнаружено несколько тонн колбасы разных сортов. В магазинах было пусто, а в оврагах очень густо…

Словом, без вредительства не обходилось. Не думаю, что команду на вредительство подавал сам Горбачев или кто-то из его окружения, скорее всего это шло от тех же самых людей, которые учреждали «Память», «Гражданское достоинство», «Демократический союз» на денежки, поступавшие из-за рубежа. Вот и действовали по лекалам пресловутого Алена Даллеса, присланным им оттуда же. А там было написано просто и доходчиво: «…Мы бросим все, что имеем: все золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей! Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой России. <…>
В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху, – развивал свои антисоветские и антирусские мысли Даллес далее.  – Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, процветанию взяточничества и беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов – прежде всего ненависть к русскому народу, – все мы будем ловко и незаметно культивировать. Все это расцветет махровым цветом.
И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, сумеем оболгать и объявить отбросами общества».

План А. Даллеса, американских и западноевропейских спецслужб попал на благодатную почву значительной части чиновничества, махровой партийной номенклатуры союзных и автономных республик, либеральствующей интеллигенции. Причем без длительного многолетнего взращивания. Так сказать, опережающими темпами. И вот уже окраины СССР бурлили. Русских, как того стремился добиться Даллес, везде уже ненавидели и называли оккупантами. Да и в самой РСФСР – России зашевелилось Северное Прикавказье, ставшее на долгие годы национальным бедствием.
А Горбачев вместе с ближайшим окружением все блажил о перестройке, гласности, ценностях западного мира. В стране между тем появились первые кооперативы, тут же взрыхлившие почву для фактически изжитых из легального производства спекулятивных сделок и махрового мошенничества. Из глубокого подполья и тени на белый свет стали выползать цеховики. Вслед за ними начал оживать и организованный криминал, о котором в начале восьмидесятых даже слышно не было.
Московская окололитературная интеллигенция создала общество «Память» и группу «Гражданское достоинство». Обе структуры – с ярким антисоветским уклоном. Открыто ругали пока что «проклятый сталинизм», но исподтишка «пощипывали» и социализм.
На почве общей болтологии и горбачевской «гласности» все активней стали проявлять себя национал-патриотические  группировки и объединения. Особенно заметно это было видно в союзных республиках Прибалтики и Закавказья. Многоголовый смрадно-ядовитый, словно Змей-Горыныч, сепаратизм поднимал голову, жаждая власти, денег и крови. В апреле 1988 года в Эстонии появился «народный фронт». Летом этого года подобные «народные фронты» появились в Москве, Латвии, Молдавии и других регионах. Мало того, уже в мае 1988 года ярая антисоветчица и русофобка Валерия Новодворская вместе с такой же подругой Евгенией Дебрянской, брюзжа  и брызгая ядовитой слюной, создает оппозиционный «Демократический союз», в который тут же хлынула столичная диссидентствующая и фрондирующая интеллигенция, как правило, еврейской национальности. Вся эта антирусская и антисоветская нечисть объявляет себя реформаторами и на основе критики сталинизма и массовых репрессий начинает массированную атаку на советскую систему и ее политическое ядро – КПСС. Стало перепадать и КГБ – Комитету госбезопасности страны, некогда довольно суровой организации, но в последние годы сильно засорившей свои кадры выходцами из комсомольской номенклатуры. Пошел «наезд» и на артистов, режиссеров и писателей, особенно на тех, кто придерживался державных, государственных, национал-патриотических взглядов и объединялся вокруг редакции журнала «Наш современник» и газеты «Советская Россия».
Естественно, в реформаторы записал себя и Борис Ельцин – прожженный демагог и политический прохиндей, перешерстивший Московский горком партии и снискавший славу борца с партийной номенклатурой. При этом все старались не видеть его пьянок и пьяных похождений.
Оголтелый сепаратизм и национализм, выпестованные горбачевской «перестройкой», «гласностью», «новым мышлением», «консенсусом» и прочей громкоголосой лабудой обалдевшего от власти и собственной значимости генсека, уже давал кровавые всходы. В 1988 году  этнические столкновения, сопровождающиеся человеческими жертвами, произошли в Нагорном Карабахе, Фергане, Сумгаите, Новом Узене и других «горячих точках». Милиция с бесчинством толп, науськанных националистическими политиканами, не справлялась. Пришлось подключать армию – внутренние войска.
Армию, брошенную на подавление бандитских этнических выступлений, тут же московские «демократы» и «либералы» всех оттенков и мастей обвинили в «непропорциональном» применении силы и жестокости. На армию и ее становой хребет – офицерский корпус – полились потоки лжи и клеветы. Примерно такие потоки, какие ныне льются из «цивилизованных» стран объединенного Запада на Россию. Кстати, и тогда лицемерный Запад тоже подливал масло в огонь. Правда, не в такой мере, как сегодня, и не так нагло, но подливал…
В России армия всегда считалась защитником Отечества и была уважаема народом. Но либералы, захватившие ключевые посты в СМИ, в том числе на ТВ, так начали клеймить ее позором, что появились сомнения не только у отдельной части населения, но и среди офицеров и солдат в правильности их действий. К тому же никакого окрика на клеветников со стороны высшей партийной и государственной власти не было. Появилась неуверенность. А неуверенность и сомнения – это рак военного организма. Злокачественные клетки начали уничтожать здоровые…
Больно было это видеть, а еще больней – понимать, что страна, отметившая тысячелетие своего крещения, под управлением либерального коммуниста Горбачева катится к неизбежному краху. Даже передача высшей государственной власти от КПСС, насчитывающей в своих рядах около 19 миллионов человек, Съезду народных депутатов, состоящему из 2250 депутатов, одна треть которых должна была избираться от общественных организаций, оптимизма лично мне не придавала. Ведь большинство из них – все те же горбачевцы, болтуны и демагоги. Все последующие события показали, что и тут был провал горбачевской политики «перестройки», «гласности» и «нового мышления» – все «правильные» задумки тут же тонули в болтовне генсека и бездействии властей всех уровней…
Известна истина, что «слово – лечит» или «словом лечат». Да, это так. Но когда слова, даже правильные, льются неудержимо, как понос, то они из лекарства превращаются в отраву, в яд. Ведь любое лекарство, принимаемое пусть и по назначению, но в больших дозах, смертельно. А тут лилось в таких дозах, причем часто не по назначению, что у людей мутилось сознание и «шла кругом голова».
К положительным моментам жизни страны в 1988 году можно, пожалуй, отнести лишь начало массовой реабилитации жертв политических репрессий 30-х и 40-х годов. Да, возможно, начавшийся вывод советских войск из раздираемого гражданской войной Афганистана.

В этот период стихов уже не писал, но время от времени (очень редко) печатал небольшие заметки и статьи на правовые темы в многотиражке «Вперед» завода РТИ. Редактор газеты Ештокин Александр Федорович был ко мне благосклонен и всячески поддерживал мои начинания, печатая принесенные ему опусы почти без правки. Ныне этой газеты, к сожалению, уже нет. Рыночная экономика не желает лишних трат, а на рост духовности в обществе ей глубоко плевать. Да и сам завод, некогда флагман областной нефтехимической промышленности, переживает не лучшие времена…
О некоторых моментах моей службы участковым и старшим участковым можно прочесть в моих книгах о курской милиции «В зоне закона», «Промышленный РОВД», «Секс и смерть», «Весенний синдром», «Криминальный дуплет» и других.


В ТИПОГРАФИИ «КУРСКОЙ ПРАВДЫ»

В марте 1989 года, отбарабанив участковым более восьми лет, я, уставший и опустошенный духовно, разуверившийся в справедливом устройстве мира, уволился из органов внутренних дел по собственному желанию. Осточертели вечно хныкающие женщины, их мужья – пьяницы и семейные дебоширы, которых может только исправить могила, а не участковый милиционер, надоели и их дебиловатые детки, встававшие или уже вставшие на скользкий путь правонарушений и преступлений.
Моя супруга, достигшая к этому времени должности директора овощного магазина на поселке КЗТЗ, но подставленная своим заместителем под уголовное разбирательство, а потому оставившая торговлю и перешедшая на Курский кондитерский комбинат рабочей, не только не возражала, но и приветствовала это решение. Надеялась, что хоть какая-то помощь в семейных делах, в том числе и в воспитании дочери-школьницы, будет от меня, пропадавшего на прежней работе почти сутками и приходившего домой только ночевать – так тогда работали в милиции… 
Начал трудиться бригадиром бригады грузчиков в типографии газеты «Курская правда», с 1973 года расположенной по улице Энгельса, 109. (Правда, склады под бумагу были еще и на улице Агрегатной, и туда приходилось время от времени выезжать – разгружать вагоны, загружать автомашины, выполнять другие более мелкие производственные дела.)
Освоил профессию автокарщика, без которой как без рук… Платили хорошо, намного больше, чем в милиции. Да, приходилось уставать физически, дважды в неделю загружая книгами для всеядной Москвы по две-три двадцатитонные фуры, но с первыми струями душа от усталости и следа не оставалось, улетучивалась как летний утренний туман.
В свободное от работы время много читал, в том числе исторические произведения Дмитрия Балашова, Семена Скляренко, Валентина Иванова, Валентина Костылева, Валерия Язвицкого, Павла Загребельного, Николая Задонского, Алексея Константиновича и Алексея Николаевича Толстых, Михаила Волконского, Даниила Мордовцева, Всеволода Крестовского, Бориса Васильева и многих других.
По выходным – ходил на книжную толкучку в ДК КЗТЗ, менял и покупал книги, формировал домашнюю библиотеку, налегая не только на отечественную и зарубежную классику, но и на детективную и приключенческую литературу, полюбившуюся мне еще со школьной поры. Но тогда, в условиях сельской жизни, приобрести этот дефицитный товар не было возможности. Теперь же возможности появились, и я, пользуясь благосклонностью супруги, без устали наверстывал упущенное.

1989 год облегчения ни стране, ни людям, в ней проживающим, не принес. Наметившийся в 1987 году спад производства лишь набирал обороты, повсеместно рос дефицит отечественных товаров, рубль дешевел… Экономика, пущенная правительством Горбачева на самотек, трещала по швам.
С нарастающей силой штормил сепаратизм, продолжались кровавые этнические конфликты. Они прошли в Баку, Душанбе, Сухуми и Тбилиси. Только по официальным данным, в феврале в Сумгаите в результате резни на этнической почве погибло 32 человека. Снова понадобился ввод войск в неспокойные анклавы страны. При этом 9 апреля при вытеснении бандитствующих формирований националистов с площади перед Домом правительства в Тбилиси погибло 16 человек. Вновь из-за преступного поведения Горбачева, не проявившего твердости в этом вопросе, виноватой стала Советская Армия, на которую обрушились потоки лжи и клеветы не только зарубежных СМИ, но и доморощенных, прибираемых к рукам так называемыми либералами.
Национализм и сепаратизм уже не просто проявлялись в союзных республиках среди властных элит и интеллигенции, но приобретал массовый характер. При этом во всех грехах и промахах национальных руководителей винили русских. Не лучше вели себя и столичные либеральствующие деятели, в большинстве своем откровенные русофобы и демагоги.
В марте прошли выборы народных депутатов, а 25 мая в Москве начал работу Первый Съезд нардепов, на котором, словно по басне И.А. Крылова «Лебедь, Щука и Рак», все представители народных фронтов тянули воз государственной политики в свою сторону, расшатывая его до основания. Особенно старались «межрегионалы», лидерами которых стали А.Д. Сахаров, Ю.Н. Афанасьев, Б.Н. Ельцин, Г.Х. Попов, А.А. Собчак, Г.В. Старовойтова и некоторые другие «политически продвинутые столичные деятели», объявившие себя демократами и яростно критиковавшие «сталинский режим», «брежневский застой» и весь период советской власти.

Многие годы, особенно во времена правления Ельцина, они считались чуть ли не светочем российской демократии и свободы, но время показало, что большинство из них, за исключением, пожалуй, одряхлевшего академика Сахарова, жаждало лишь власти и личного обогащения. А все остальное, в том числе и речи о демократии и народовластии – лишь дымовая завеса и демагогия. Впрочем, и тогда находились люди, которые не боялись показать их настоящую суть – сообщество лжецов, хапуг и лицемеров. Одним из них был курский краевед, журналист и писатель Юрий Александрович Бугров, который в журнале «Молодая гвардия» опубликовал статью «Несколько портретов демократов и нардепов». В ней он показывает истинные лица Б. Ельцина, К. Прунскине, Г. Старовойтовой, Ю. Афанасьева, Н. Травкина и прочих собчаков, станкевичей, поповых, адамовичей, яковлевых, коротичей, заславских, корягиных, кичившихся своими академическими званиями и прочими должностями и в угоду личным неуемным амбициям и собственной корысти целенаправленно рушивших великую страну.
Бесы брали верх. Народ нищал, от систематического безденежья и стремительного роста цен бастовали шахтеры Кузбасса, Воркуты, Донбасса, Караганды, страна стремительно летела к своему распаду, а ее лидер, Михаил Горбачев, словно не видя и не слыша ничего, кроме супруги Раисы, продолжал токовать и пустозвонить.

Воспользовавшись его пустозвонством и преступным бездействием, в августе 1989 года специальная комиссия Верховного Совета Литовской ССР объявила, что в 1940 году произошла аннексия и оккупация государств Прибалтики Советским Союзом, что, по сути, незаконно и антинародно. Тут бы Горбачеву и его Политбюро, а также подчиненному ему правительству принять действенные меры вплоть до ареста всех этих националистов-провокаторов, но он по-прежнему словоблудил да «консенсус» искал. А еще совершал вояжи в страны Запада. Естественно, с Раисой Максимовной, его указующим перстом. Там ему обещали горы золотые, а на деле обманывали на каждом шагу. Да и как такого не охмурять, когда он «обманываться рад»…
В Германии Горбачев договорился о выводе советских войск до конца 1994 года с территории ГДР, даже не озаботившись о заключении полновесного договора, а понадеявшись на «честное слово» руководства Германии, что выплатят 15 млн. немецких марок за вывод. А ведь надо было вывести сотни тысяч солдат и офицеров, около 115 тысяч единиц боевой техники, более 660 тысяч тонн боеприпасов. А еще в Германии было 777 военных городков и более 36 тысяч зданий. Имущество, принадлежащее СССР, оценивалось более 28 млрд. долларов. Страна, впавшая в политический, социальный, этнический и экономический кризис, подготовиться к нормальному планомерному выводу войск в столь сжатый срок не могла. Да и на обещанную компенсацию особо надеяться не стоило. Даже младенец понимал, что прижимистые немцы точно на это не пойдут, обманут да еще и посмеются. Но наполнившийся либерализмом коммунист Горбачев, или Горби, как его называли на Западе, об этом не думал. Он, как мне виделось в то время, вообще мало о чем думал, находясь под каблуком у Раисы Максимовны и под «колпаком» западных спецслужб. Те им вертели, как хотели.
А когда в марте 1990 года внеочередной Третий Съезд народных депутатов, где задавали тон нардепы-межрегионалы Б. Ельцин, Г. Старовойтова, Ю. Афанасьев,  А. Собчак, Г. Попов и прочие, транслировавшийся в прямом эфире, словно шоу, отменил 6-ю статью Конституции – стержневую основу советской системы, – то партии и партийки вообще посыпались, как горох из прорванного мешка. Стоит лишь назвать самые крупные: ЛДПР во главе с В. Жириновским, Демократическая партия Н. Травкина и Г. Каспарова, Крестьянская партия России. Следом на обломках КПСС образовались «Аграрный союз», «Демократическая Россия», «Коммунисты России», «Левый центр – сотрудничество», «Отчизна», «Радикальные демократы» и ряд других с не менее пышными и демократическо-патриотическими названиями. И пошло-поехало – каждый до хрипоты в горле тянул в свою сторону, обещая «златые горы, молочные реки и кисельные берега», от чего у простого обывателя глаза на лоб лезли.

А что же КПСС – боевой отряд пролетариата? Да ничего путного не делала. Выродилась. Выхолостилась.
Коммунистическая партия, состоящая из 19 миллионов человек, возглавляемая болтуном, подкаблучником и предателем Горбачевым, теряла престиж. Рядовые члены КПСС от происходящего в стране находились в растерянности, а то и в прострации. А те, что были поговорливей, особенно из руководящего звена, и всегда держали нос по ветру, уже начали перебегать в оппозиционные партии, которые с конца 1989 года стали появляться, как грибы-поганки по осени.

Внеочередной Третий Съезд нардепов, вызвавший волну пересудов у населения, учредил в СССР высшую государственную должность – президента страны. 15 марта 1990 года 60% депутатов, скорее по привычке и старой партийной традиции, чем по разумению и здравомыслию, президентом СССР избрали Михаила Горбачева, рохлю и предателя. Лично у меня данный факт положительных эмоций не вызывал.
Казалось бы, тебе даны огромные полномочия, воспользуйся ими и наведи порядок. Но Горбачев, став президентом, продолжал токовать то ли тетеревом, то ли глухарем. А разрушители единства великой страны, страны, свернувшей шею европейскому фашизму и нацизму, продолжали свое черное дело. Под лозунгами о демократии, правах человека и суверенизации они рвали страну на части. И существенную роль в этом черном деле играли российские либералы и реформаторы, точнее лжелибералы и лжереформаторы, избравшие своим флагманом Бориса Ельцина – «символа перемен», а на деле – демагога, вруна и выпивоху. 29 мая он стал Председателем Верховного Совета пока еще РСФСР. Но уже 12 июня 1990 года в ходе работы первого Съезда российских нардепов РСФСР была переименована в Российскую Федерацию, от имени которой была принята Декларация о государственном суверенитете России.
Коллектив ученых, издавших в 2006 году под патронажем и редакцией А. Сахарова «Историю России с древнейших времен до начала XXI века», этот факт аккуратно назвал «рубежом как в развитии Российской Федерации, так и всего Советского Союза, который мог существовать только до тех пор, пока Россия существовала как объединяющее начало». Мудрено сказано! Почти как в речах Горбачева, когда из пустого в порожнее… о всем и ни о чем…

И вот кучка обалдевших от словесной трескотни, зомбированных собственными речами о демократии и народовластии нардепов во главе с Борисом Ельциным, а вместе с ними и компартия России, объявили о суверенитете себя от себя же. Казуистика – да и только! Но какие страшные последствия!..
Следом за Российской Федерацией о своем суверенитете так же бездумно  и с такой же глупой радостью заявили Украина, Белоруссия и другие союзные республики. Дурной пример заразителен. И теперь, когда наши политологи и прочие участники многочисленных телешоу сетуют на действия украинских нациков, подмявших под себя власть и народ, безбожно уничтожающих советскую символику – памятники Ленину, мемориалы воинам Великой Отечественной войны, названия городов и прочее, – прежде чем клеймить их позором, стоило бы вспомнить своих российских ниспровергателей, подавших в этом пример. И, вспомнив, сначала их заклеймить, а потом уже браться за украинцев, а также поляков и прочих прибалтов, идущих по той же грязной стежке-дорожке антисоветчины и русофобии…
Ныне 12 июня – государственный праздник России, который раньше назывался Днем независимости. Независимости от кого? От себя самой, построившей потом и кровью своих сограждан великое государство?.. И может ли быть торжественной датой, праздником день массового безумства российских нардепов, день национального позора и предательства кучкой алчущих власти людишек интересов большой страны, ибо СССР – это и была Россия, большая, могучая, многонациональная, тысячелетняя, повидавшая немало завоевателей, но так и никем не победимая. И надо было быть совсем идиотами, чтобы этого не понимать…
Не хочу говорить за всех россиян, скажу за себя. Мне видится, что пока мы будем отмечать сомнительные праздники, в которых заложены сакральные смыслы, никогда нам и нашей стране не жить достойно и процветающе. Над нами всегда будет нависать грех того предательства и позора, который был совершен нардепами в июне 1990 года, и с которым мы, россияне, тогда смирились. Ведь на грехах, как показывает история, никогда и ничего светлого не построить…
   
А что же Горбачев? А он ради эфемерного имиджа «миротворца», как пишет в своей книге «О нас и о себе» А.В. Руцкой, вместе с его верным другом Эдуардом Шеварднадзе сократил количество танков с 41580 до 20725, артиллерийских систем  с 42400 до 13938, боевых машин пехоты (БМП) с 45000 до 29890. Мало того, под «сокращения» попала и тактическая ракета среднего радиуса действия «Ока» СС-23, дальностью полета до двух тысяч километров. А еще Красноярская РЛС, на создание которой ушли сотни миллиардов народных рублей. Не свои – не жалко. А что народные, так не велика беда: народные – понятие растяжимое и неконкретное...
Тщеславного и не очень умного «прораба перестройки» распирало от похвалы лидеров западных стран. Примерно так, как Ворону из басни Крылова, у которой от льстивых слов Лисы «в зобу дыханье сперло»… У Вороны кусок сыра выпал, а у Горбачева из рук ускользала страна! Впрочем, у одного ли Горбачева ускользала великая страна? Она ускользала у миллионов советских граждан. И ускользала не только по дури Михаила Горбачева, но и по предательству. И, конечно, ускользала и по неуемной жажде неограниченной власти национальных лидеров союзных республик, новоявленных князьков, особенно Бориса Ельцина, с которого все остальные брали пример. Дурной же пример, как известно, заразителен…
Новую порцию душевной боли мне принес 1991 год, давший старт последнему десятилетию двадцатого века.
Страну штормило. В январе армейский и милицейский спецназ занял ряд административных зданий в Вильнюсе. И как аккуратно пишут историки, «в ходе последующих событий имели место человеческие жертвы – 14 человек было убито, 200 ранено». Почему такая осторожность? Да потому, что потом появились данные: жертвы – это дело не рук спецназовцев, а литовских же провокаторов-националистов. Им требовались ритуальные агнцы, чтобы еще больше раскачать обстановку и вызвать недовольство народа. (Позже та же тактика, но с большим числом жертв, будет продемонстрирована и в Киеве украинскими нациками во время государственного переворота в феврале 2014 года.)
Провокация литовских националистов удалась. Мало того, что «возмутилась и слезно завыла» «демократическая Европа», сподличал и председатель Верховного Совета России Борис Ельцин, который 13 января подписал с руководителями прибалтийских республик Соглашение о взаимной безопасности. И, конечно же, на все лады затявкали либеральные СМИ, осуждая жестокость армейских и милицейских подразделений.
Изрядно струхнувший перед западными кураторами Горбачев заявил, что он приказа армии и милиции не отдавал. Те, мол, самовольно… и вообще, моя хата с краю – ничего не знаю. Преданному главой государства, оплеванному и опороченному либеральными СМИ спецназу пришлось отступить и стать козлом отпущения в политической игре так называемых национальных лидеров страны, а по сути – предателей и разрушителей.

Уступки Горбачева и его команды «перестроечников» западным странам по всей линии международных отношений, предательство национальных интересов страны стали повсеместными. Гласность вылилась не в критику правительства и проводимую им экономическую политику, а в очернительство страны, социального строя, своей истории. Причем больше всех в этом преуспевали и «громче других кричали», по определению Александра Руцкого, «предатели Отечества – Попов, Старовойтова, Якунин, Афанасьев, Собчак, Юшенков, Новодворская, Боннэр».
Продолжая расшатывать СССР, 19 февраля Борис Ельцин выступил по телевидению и обвинил Горбачева в попустительстве  диктатуре, использовании армии в меж-этнических конфликтах и в развале экономики. Еще он предложил Горбачеву добровольно оставить пост президента СССР. Но тот, естественно, с властью расставаться не хотел. И они оба, болтуны и демагоги, подлые, алчные до власти, словно соревнуясь между собой, гробили великую страну.
С болью в сердце я осознавал, как неумная политика генсека КПСС и президента СССР Михаила Сергеевича Горбачева, ежедневно и систематически исходящего пустословием – словесной диареей, – ведет Советский Союз к гибели. Осознавая все это, понимал и собственное бессилие что-то изменить. Это удручало.
Уяснив окончательно и бесповоротно, что партии хороши для их руководителей и бесполезны для рядовых членов, без сожаления расстался с партийным билетом в 1991 году, презирая всю партийную верхушку СССР и России, предавшую гуманистические коммунистические идеалы. Бориса Николаевича Ельцина, пьяницу, демагога и лжеца, рвавшегося к власти в России, откровенно ненавидел и много спорил с теми (даже с собственным отцом), кто поначалу в нем видел спасителя России и не замечал предателя и разрушителя великой страны. К сожалению, я оказался прав…
17 марта 1991 года, как и большинство населения СССР, принял участие в общенародном референдуме. Голосовал за сохранение Советского Союза, но уже не верил, что правители союзных республик, ставшие к тому времени президентами, к мнению народа прислушаются. Не стану скрывать, что с образованием ГКЧП 19 августа 1991 года появилась небольшая надежда, что порядок в стране будет восстановлен. Но эта надежда рухнула уже через день – верхушка власти оказалась трусоватой и непригодной к государственным делам, требующим жесткости и твердости в принятии решений…
И хотя более 76 % населения СССР во время общенародного референдума проголосовало за сохранение единой страны – Советского Союза, 7 декабря 1991 года три главных предателя и разрушителя нашего многовекового единства – Б. Ельцин, Л. Кравчук и С. Шушкевич, – собравшись в Беловежской пуще и изрядно «заложив за воротник», объявили о денонсации СССР. Тем самым они наплевали на волю своих народов, бесстыже поправ и растоптав ее под демагогические лозунги о демократии, свободе личности и прочей словесной пурге о правах человека и гражданина. А Ельцин вообще повел себя как вышколенный лакей: первым по-холуйски бросившись докладывать американскому президенту Дж. Бушу (старшему), что великий и могучий СССР упразднен. Господи, какое безумство…
Если с украинской элитой было понятно: у них вероломство и предательство в крови. Вспомним хотя бы того же Богдана Хмельницкого. Не успела состояться Переяславская рада (1654 год), провозгласившая единство и братство русских и украинцев на веки вечные, как Хмельницкий в 1657 году стал поглядывать в сторону Венгрии и Швеции. И только наступившая вскоре смерть помешала ему довести измену до реального факта. Но уже его сын Юрий, став гетманом, тут же переметнулся на сторону Польши. После него так поступали многие: то служа России, то Польше, то Швеции, то Турции.
Наиболее известный из них Степан Мазепа. Обласканный сначала Софьей Алексеевной, а затем и царем Петром I, он во время Полтавской битвы предал царя и бежал к шведскому королю Карлу XII. Русской Православной церковью был предан анафеме. Но это – дела «давно минувших дней».
Впрочем, есть примеры и более свежие. После февральской революции 1917 года всплыл на поверхность мутных революционных вод Симон Петлюра, ярый украинский буржуазный националист и откровенный враг молодой Советской России, яростно сражавшийся против нее как самостоятельно, так и на стороне Польши.
Не лучше повел себя и бывший генерал-лейтенант русской императорской армии Павел Скоропадский, став в одночасье «гетманом Украинской державы». А Центральная Рада Украины, заключив союз с кайзеровской Германией, фактически подарила ей в 1918 году Крым. И только революционные события, начавшиеся в Германии, положили этому конец. А уж про Степана Бандеру и говорить не стоит – законченная националистическая мразь, служившая Гитлеру. 
Словом, предательство в крови украинской элиты. И тут Леонида Кравчука, шедшего по стопам своих предшественников, и винить особо не стоит. С ним все понятно… А вот Борис Ельцин? У этого гниль откуда? Вроде бы русский… Впрочем, русский-то русский, но с душонкой мелкой да умишком узким. К тому и окружение, видать, было еще то… Всем в буржуины очень хотелось. Вот и подталкивали…

…А дела в типографии тем временем шли в духе перестроечного времени: производство расширялось – стали выпускать простенькие обои, которые из-за их дефицита шли на ура, – а зарплату стали задерживать. Начал процветать бартер. Появились кооперативы. Естественно, с участием руководства типографии. Не стало не только партийной организации, но и профсоюзной, растворившейся тихой сапой под шумок о демократии и рыночной экономике.
Рабочим происходящее не нравилось, но что они, разобщенные, могли поделать?.. Приходилось помалкивать, чтобы не попасть в число сокращенных… Безработицы еще не существовало, но ее миазмы уже витали в воздухе…



ВНОВЬ В ОРГАНАХ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ

В июле 1992 года после небольшого конфликта с заместителем директора типографии я уволился оттуда и устроился на КТК сотрудником РОСМ (рабочие отряды содействия милиции, сменившие ДНД). Помогли товарищи по работе в Промышленном РОВД, особенно Михаил Иванович Астахов, старший участковый и майор милиции, обслуживающий поселок КТК и сам комбинат. (Вскоре Астахов стал одним из руководителей службы участковых уполномоченных Промышленного РОВД, с 1988 года располагавшегося на улице Элеваторной, 2, рядом с райнарсудом.)
Росмовцы получали хорошую зарплату, раза в два больше, чем сотрудники милиции. А работа? Работа – не бей лежачего: поход с участковым на разбор семейных конфликтов, проверка подучетного элемента – судимых, семейных дебоширов, неблагополучных подростков. (Тунеядцев как таковых среди подучетного элемента уже не было – требование либерального времени.) В целом – работа не напряжная, а главное, никакой ответственности… Это у участковых – ответственность и напряг, а у росмовцев – приятное времяпрепровождение в хорошей компании с участковыми, за которое к тому же неплохие деньги платят…
Но уже с сентября этого года я, почувствовав какими-то таинственными фибрами души, что такая лафа продолжится недолго, восстановился в органах внутренних дел. И… приступил к работе участкового, а вскоре – и старшего участкового уполномоченного Промышленного РОВД города Курска.
Общественный пункт охраны порядка, или в просторечии – опорный пункт милиции, а то и просто ОПОП, на котором мне предстояло работать,. находился на территории нового жилого микрорайона завода РТИ, где раньше планировалось строительство спортивного комплекса. Ныне здесь были детский сад, школа № 53, профилакторий и несколько жилых кварталов, заселенных резинщиками. И величался этот опорный пункт милиции как ОПОП № 2 поселка РТИ. Числился в отстающих. Мне, как откровенно выразилось руководство отдела, предстояло вывести его «в люди».
Добровольных народных дружин, известных в Курске с 1963 года, уже не было. Это общественное формирование – продукт советского времени – вместе с другими общественными и социальными организациями канули в Лету. Ельцинской России, под лозунгами о демократии и правах человека встававшей на капиталистический путь развития, пережитки советской эпохи – народные дружины, комсомольские оперативные отряды – были не нужны. Помощь оказывал один сотрудник РОСМ от завода «Спецэлеватормельмаш» и по совместительству внештатный сотрудник милиции Валерий Ярошенко. Впрочем, он был настолько привержен правопорядку, что вполне мог заменить десяток дружинников…
Через полгода наш ОПОП или уже участковый пункт милиции, как стали его называть в свете новых веяний, стал уже числиться среди крепких середнячков. Правда, участковые, ставшие моими подчиненными, сначала были недовольны: с моим появлением их лафа прекратилась, теперь им приходилось работать с полной нагрузкой. Впрочем, через какое-то время они втянулись в предложенный ритм работы и уже сами радовались собственным успехам.
Имидж участкового инспектора милиции, сложившийся по фильмам и книгам, когда участковый изображается недалеким формалистом-придиралой, а порой – вообще туповатым блюстителем порядка, не совсем верен. Участковый – это в первую очередь психолог. Причем семейный психолог. Ведь больше всего конфликтов происходит в семье и только лишь малая толика – в быту среди соседей. И совсем мизер – в трудовых коллективах. Вот участковому милиционеру и приходится подбирать «ключики» к сторонам конфликта, чтобы помирить эти стороны, а не слепо наказывать одну из них хотя бы через штраф или административный арест.
Впрочем, при выезде на семейные конфликты случается разное: и на нож в руках пьяного, разъяренного семейного дебошира можно напороться, и на топор, и на ружье. Редко, но случалось… В первые годы своей милицейской работы, подзадориваемый молодостью и буйством чувств, в подобных ситуациях нередко пер на рожон, спеша угомонить буяна. Причем пер, даже не будучи вооруженным табельным оружием – его тогда вообще не выдавали. Потом жизнь обтерла своими каменными жерновами действительности – поспокойнел. Начал меньше проявлять ненужной и… глупой бравады храбростью, а больше шевелить мозгами. Восстановившись же в милиции и имея немалый опыт прошлых лет, работал уверенно и спокойно. Впрочем, не в ущерб интересам службы и делу охраны правопорядка.
Но, воспользовавшись общей политической и социальной ситуацией в стране, преступность выскользнула из прежних стальных тисков и стала расти не по дням, а по часам, как тесто на дрожжах. И летом 1993 года из-за разгула преступности и нехватки следственных кадров я был переведен в следователи и начал расследовать уголовные дела. (Позже о первом расследованном мною уголовном деле о краже и злостном уклонении  от алиментов вышла повесть «Следствием установлено…».) 
Россия тем временем вошла в очередной политический кризис. Дело в том, что к  концу 1992 года раскол между президентом Ельциным с его младореформаторами во главе с Егором Гайдаром, наводнившими все правительственные структуры американскими советниками, многие из которых были сотрудниками ЦРУ (это признает даже Владимир Путин),  и Верховным  Советом России, возглавляемым Р. Хасбулатовым, стал очевидным. Причем нарастал и углублялся  с каждым днем, а к марту 1993 года вообще был уже необратим.
В апреле 1993 года Александр Руцкой выступил перед народными депутатами с речью, в которой он обвинил ельцинских и черномырдинских министров в коррупции. В ответ Ельцин, прикрывая коррупционеров, освобождает его от должности и изгоняет из Кремля. Опальный вице-президент находит прибежище в стенах российского парламента.
21 сентября Ельцин, провоцируя Верховный Совет, издает откровенно антиконституционный  указ № 1400, которым вместе с его заявлением по телевидению отменял «осуществление законодательной, распорядительной и контрольной функции Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации». Конституционный суд, собравшийся на внеочередное заседание, объявил ельцинский указ антиконституционным. Парламент не подчинился и выразил недоверие президенту.
Противостояние парламента и президента Ельцина закончилось в октябре 1993 года тем, что министр обороны П. Грачев по приказу Ельцина ввел в Москву войска и расстрелял Белый дом, в котором находились народные депутаты, из танковых орудий. Белый дом запылал и стал Черным домом – символом ельцинского правления. Лжедемократ Ельцин, в отличие от аморфного и трусоватого ГКЧП, крови, как видим, не боялся, а лидеры западных стран, так радевшие ранее о правах человека и демократии, не только закрыли глаза на происходящее, но и, радужно улыбаясь, аплодировали узурпатору.
По данным Александра Руцкого, под обстрелом погибло не менее 2 тысяч человек. Сам же Руцкой, Хасбулатов, народные депутаты и уцелевшие защитники Белого дома были арестованы, и вскоре Руцкой оказался узником Лефортовской тюрьмы, где не только давал показания во время допросов, но и писал книги.
Естественно, я переживал за гибель людей – защитников Белого дома, среди которых был и мой троюродный брат Юрий Николаевич Гранкин, какими-то неведомыми для меня путями оказавшийся тогда в личной охране Руцкого. Но самих депутатов Верховного Совета, приложивших вместе с Ельциным руку к развалу СССР, жалко не было. Да они и уцелели, как всегда прикрывшись народом… Издревле известно, в том числе и на Руси, что дерьмо не тонет, вот и не тонули…
С последним оплотом Советской власти было покончено под радостные возгласы так называемых демократов и либералов. Была запрещена деятельность и компартии России. Правда, Геннадию Зюганову через суд вскоре удалось зарегистрировать КПРФ, в которой оказалось всего 600 тысяч членов.
Население Курской области такому повороту дел не радовалось. Как и многие курские депутаты, в те дни поддержавшие Верховный Совет, они критически отнеслись к действиям Ельцина. И… попали в ельцинский список областей «красного пояса».

С весны 1994 года, после очередной и весьма значимой реорганизации в структуре курской милиции, уже в звании капитана, а затем и майора юстиции, я работал старшим следователем следственного отделения (СО) отдела милиции (ОМ) № 6 УВД города Курска. (ОМ-6 в 1994-1996 годах обслуживал пос. Магистральный.) Естественно, расследовал сложные дела, связанные с миллионными хищениями на умирающих предприятиях, раздрабаниваемых под шумок приватизации и акционеризации их директорами. Были и дела, связанные с грабежами, разбоями, причинением тяжкого и особо тяжкого вреда здоровью. Приходилось вести и дела, связанные с убийством, хотя они относились к компетенции прокуратуры. Но прокурорские любили получать из милиции дела на заключительной стадии, перед направлением в суд. Предъявил обвинение по убийству, ознакомил стороны с материалами дела – и направил в суд. Любо-дорого!..
После развала Советского Союза и перехода воровато-коррумпированной ельцинской России на новые политические, социальные и экономические рельсы работать в милиции было сложно. Особенно в следствии. Нагрузка была страшная – по тридцать дел на следака. К тому же старые законодательные акты теряли свою силу, а новые московские демократы еще не наштамповали. Кое-как заштопали УК РСФСР, заменив несколько статей, в том числе и в разделе о хищениях, убрав оттуда понятие «хищение социалистической собственности», за которое имелась и высшая мера наказания. А УПК РСФСР продолжал действовать. То есть была страна Россия, или Российская Федерация, а действовали законы несуществующей РСФСР. Нонсенс…
Как известно, в декабре 1994 года «гарант Конституции» Борис Ельцин, вопреки мнению некоторых министров его же карманного правительства, ввел не подготовленные ни физически, ни психологически российские войска в мятежную дудаевскую Чечню. Началась кровопролитная война. А вскоре из-за ряда терактов, проведенных чеченскими боевиками в городах России, Курск ощетинился блокпостами. Вместе с другими сотрудниками дежурил на блокпостах и я.
Преступность в России в целом и Курской области в частности в середине 90-х годов подскочила едва ли на порядок. Если в 1985 году в Курске было зарегистрировано 6872 преступления, то в 1996 году – 251162. И это при значительном сокращении населения в Курске: с 420 тысяч человек в 1989 году до 412 тысяч к концу девяностых годов. Народ, выбитый из привычной жизненной колеи и потрясенный гайдаровской «шоковой терапией», чубайсовской преступной мошеннической приватизацией, ельцинской лжедемократией, вымирал. (В стране, согласно статистическим данным, ежегодно умирало около миллиона человек.)
К тому же в 1995 и 1996 годах зарплату милиционерам на «земле» не выплачивали по пять-шесть месяцев, ибо не было денег. А те денежки, что появлялись, тут же прокручивались многочисленными начальниками в «дружеских» им банках… Колхозы и совхозы уже не существовали, фермерство находилось в зародыше. Промышленность, угробленная ельцинскими гайдарами и чубайсами по «дружеской» подсказке их советников из МВФ и Госдепа США, а также в связи с их преступной приватизацией-прихватизацией и маниакальным стремлением разом покончить с коммунистическим наследием, не позволяла обеспечивать ни работой, ни зарплатами. Существовал так называемый бартер – натуральный, как при феодализме, обмен товаров. И это в конце 2-го тысячелетия!..
В таких условиях приходилось не жить, а выживать… Не зря же девяностые годы, особенно их середина, в историю страны вошли как криминальные, бандитские, «лихие девяностые».
Многие сотрудники милиции, особенно молодые, видя такое отношение ельцинских властей, уходили из милиции в набиравшие силу коммерческие структуры. Оставались самые стойкие.
Да, государству и властям всех уровней на народ было начхать. Но самое интересное было то, что в 1996 году прошли президентские выборы, и на них, со второй попытки, победу одержал Борис Ельцин, имевший до выборов рейтинг от 3 до 5 процентов. Не Россия, а поле чудес!..
Чубайс и его команда банкиров-олигархов так запугали население России «коммунистическим реваншем и красным террором», что зомбированный избиратель во втором туре проголосовал за Ельцина, развязавшего войну на Кавказе, в которой погибли десятки тысяч русских парней, и позорно проигравшего эту кампанию. (В конце августа было  заключено унизительное для России Хасавюртовское мирное соглашение.)
Прошли выборы главы и в Курской области. И тут, как ни старались сторонники В. Шутеева, в дни октябрьского противостояния Ельцина и Верховного Совета державшего «твердый нейтралитет», оставить его на второй срок, победа оказалась за Александром Владимировичем Руцким, триумфально покинувшим в 1994 году Лефортово и возглавлявшим уже социал-патриотическое движение «Держава». Куряне – в пику Ельцину – дружно (около 77%) проголосовали за Руцкого. Они то ли забыли, то ли простили земляку то, что именно он немало сделал для прихода Ельцина к вершинам власти в 1991 году. Впрочем, в традиции русского человека (а куряне – самые что ни на есть русские по духу люди) оказывать помощь всем, кого обидели власти. Над Руцким, кроме ореола славы воина-афганца, лучезарно сиял и ореол мученика ельцинского режима – и как такому, скажите, не помочь?! Вот и помогли…
 
Что же касается моих литературных занятий, то за весь вышеобозначенный период времени я написал одно-единственное, но большое (в смысле текстового объема – на трех страницах) стихотворение, посвященное родителям. В нем имеются такие строки:
…Я долго не писал стихов. Прокол!
И рифмы дружбу прежнюю забыли…
Все больше приходилось протокол
Строчить.
          И то – в сухом казённом стиле.

Когда папа прочел это стихотворение в первый раз, то прослезился – так оно его тронуло. Об этом я узнал во время одного из ставших редкими наездов в село.
За жизнью Курской писательской организации, скажу честно, не следил, произведений курских авторов не читал, как, прочем, и других – на чтение не было времени. Работа, когда у тебя на руках не менее тридцати дел и пять из них надо – кровь из носу – направить в суд, отнимала и время, и физические силы, и душевные порывы. Тут уж не то что до высокой поэзии, но и не до грешной прозы… Правда, в 1997 году мне удалось приобрести для личной библиотеки только что изданный краеведческий словарь-справочник «Курск». Замечательная вещь!




НАЧАЛЬНИК СЛЕДСТВЕННОГО ОТДЕЛА

Летом 1997 года в структуре курской милиции, а точнее в структуре УВД по городу Курску произошла очередная реорганизация: были упразднены три отдела. Их личный состав влился в оставшиеся. Поэтому с лета 1997 по начало 2000 года я – майор юстиции и начальник следственного отдела (СО) ОМ-3 УВД по городу Курску. Этот отдел милиции находился в жилом доме № 11 по улице Красного Октября, и добираться до него приходилось почти через весь город. 
Быть начальником «на земле», особенно в следственном подразделении – не мед, крест тяжкий: приходилось отвечать не только за себя, но и за подчиненных… А подчиненные, как известно, народ разный… Поэтому в начальники СО не рвался и как мог отбивался от этой обузы. Только куда денешься «с подводной лодки», когда вопрос поставлен просто и ясно: или в начальники идешь, или увольняйся с работы! Пришлось, не имея высшего юридического образования, а только многолетний милицейский опыт, честное имя служаки и трехмесячные курсы следственной подготовки, пойти. Бремя было тяжкое, зато реальных материалов с лихо закрученными сюжетами в условиях полнейшей неочевидности на десятки, если не сотни детективных рассказов и повестей… Впрочем, как заметил некогда прозорливый литературный персонаж Козьма Прутков, нельзя объять необъятное…

Отдел милиции № 3 лихорадило: почти весь личный состав уголовного розыска отдела находился под следствием. Было странно наблюдать: находившиеся под следствием проводят оперативно-розыскные мероприятия и ждут… когда самих посадят на скамью подсудимых. Такое нигде, кроме ельцинской России, не могло происходить, даже в далеких от цивилизации странах Центральной Африки. А здесь – пожалуйста!..
Не лучше обстояли дела и в следственном отделении, которое довольно часто поругивали на служебных совещаниях. Следователи отдела под следствием, слава Богу, не находились, но энтузиазмом на службе не горели, звезд с неба не хватали и каблуков на ходу не рвали.
Известно, что постоянное ворчание начальства, а тем более – ругань, упреки, придирки, – коллектив не сплачивают, а только делают сотрудников равнодушными и мало восприимчивыми к порицаниям и наказаниям. Руководство отдела и УВД беснуется, из себя выходит, а «униженные и оскорбленные» сотрудники и на них, и на себя уже рукой махнули и плывут по течению – куда вынесет…
Пришлось опять, как раньше на ОПОП № 2 поселка РТИ, ломать этот психологический негатив в коллективе и настраивать следователей на продуктивную работу. Честно скажу, поддержали не все следователи. Но те, кто остался и поверил в свои силы, вскоре стали получать поощрения  в виде благодарностей по службе, почетных грамот и небольших подарков. А через полгода наше отделение уже не шпыняли на совещаниях, а нет-нет да и приводили в пример другим..
 Жизнь и служба налаживались. И в 1999 году руководство СУ при УВД РФ по Курской области в лице полковника юстиции В.В. Черкашина и его заместителя – полковника юстиции В.Р. Киршенмана (прошу извинить за тавтологию в аббревиатурах и специальных званиях) вышло на начальника УВД РФ по Курской области генерал-майора милиции А.Н. Волкова с ходатайством о присвоении мне звания подполковник юстиции. Причем не в соответствии с занимаемой должностью, а сверх должностного «потолка». Для этого кадровики пошли на небольшую хитрость, известную в организациях, где носят погоны: временно перевели меня по бумагам-документам на подполковничью должность в аппарат следственного управления. Генерал-майор А.Н. Волков, как ни странно, поддержал ходатайство, и я, неожиданно для самого себя, стал подполковником юстиции.
Кстати, о начальниках УВД. Как отмечалось выше, в милицию я пришел при В.К. Панкине. В 1984 году Панкина сменил генерал-майор милиции Алексей Петрович Комов. В 1988 году, в самый разгар горбачевской перестройки, Комов застрелился (причина неизвестна), и начальником УВД стал генерал майор милиции Юрий Викторович Егоров.
В 1991 году начальником УВД Курской области был назначен Владимир Васильевич Пронин. Пронин – земляк курян. Он родился в 1948 году в деревне Большое Анненково Фатежского района. Службу в милиции начинал в 1971 году инспектором ДПС. Затем работал инспектором спецкомендатуры, частковым инспектором милиции, заместителем начальника и начальником ОВД Железногорского горисполкома. С 1983 года – на должности начальника отдела УР УВД Курского облисполкома. А вскоре – заместитель начальника УВД Курской области. В 1989 году (после окончания Академии МВД СССР) назначен на должность первого заместителя начальника УВД, начальника службы криминальной милиции УВД Курской области.
В 1996 году В.В. Пронин был переведен в Москву, а начальником УВД стал генерал-майор милиции Алексей Николаевич Волков, переведенный из Амурской области. В Курск он прибыл со своей командой, представители которой тут же были расставлены им на важных руководящих постах.
Как опять же было сказано выше, в 1993 году было образовано УВД города Курска (позже – по городу Курску). Первым начальником его стал полковник милиции Михаил Николаевич Колаев. С 1997 года это УВД возглавил прибывший с А.Н. Волковым полковник милиции Вадим Фридрихович Окель. Позже (с июня 2002 года) его сменит полковник милиции Николай Митрофанович Миненков, некогда, как и я, начинавший службу в Промышленном РОВД.
Говоря о начальниках УВД города Курска, следует отметить, что все они от подчиненных требовали честности и порядочности, безукоснительного соблюдения законности, но сами – Колаев и Окель – оказались не в ладах с совестью и законом, предстали перед следствием и судом и понесли наказание. Окель к тому же и умер в тюрьме. Позже их путь повторил и полковник Зайцев.
Что же касается истории курского предварительного следствия при органах внутренних дел, то она начинается с 1963 года, когда в системе МВД СССР было образовано такое подразделение.
Первым руководителем СО УВД Курского облисполкома был полковник милиции Павел Иванович Борисов, находившийся на этой должности с 1965 по 1983 год. В 1983 году его на этом посту сменил полковник милиции Виталий Владимирович Бондаревский – живая легенда следственной работы. А с 1989 по 2001 год эту должность занимал полковник юстиции Виктор Васильевич Черкашин, которому я очень и очень благодарен. Его на этой должности сменит Валентин Робертович Киршенман, а Киршенмана – бывший начальник СО Железногорского ГУВД полковник юстиции Андреев Сергей Григорьевич. 
 
Так уж вышло, что я, как и миллионы россиян, стал свидетелем таких важных политических и экономических моментов в жизни России, как деноминация рубля 1997 года и дефолт 1998 года.
Дело в том, что начавшаяся еще при Горбачеве и усилившаяся при Ельцине стагнация в экономике, культуре, нравственности и многих других сферах жизни российского общества и государства не только продолжалась, но и достигла своего апогея. Как уже в изрядно подзабытые годы революционной поры, россияне стали обладателями зарплат, исчислявшихся миллионами рублей, но при этом были бедны как церковные мыши. И чтобы хоть как-то «приободрить» опустившийся в миллионные значения рубль, в 1997 году была проведена деноминация, срезавшая три последних нуля, когда 10000 рублей стали просто 10 рублями. По замыслу ельцинского правительства, возглавляемого В. Черномырдиным, 6 деноминированных рублей должны были быть эквивалентны одному доллару США. Но это длилось недолго – рубль вновь пополз вниз.
В марте 1998 Ельцин освобождает от должности премьер-министра Черномырдина и назначает на его место 35-летнего выдвиженца Б. Немцова Сергея Кириенко. Не успел Кириенко освоиться в правительстве, как в августе произошел дефолт – российский рубль, отправленный в свободное плавание, по отношению к доллару обесценился в несколько раз. И к 1 января 1999 года за один доллар уже требовали более 20 рублей.
Впрочем, большинство населения России это особо не беспокоило: как жила половина народа за порогом бедности и нищеты, так и продолжала там находиться. А вот богатые россияне, так называемые «новые русские», прибравшие к своим рукам самые важные предприятия и недра страны, стали еще богаче…
Потом была чехарда с премьер-министрами, когда вместо бесславно ушедшего Кириенко пришел Евгений Примаков, а его на короткое время сменил С. Степашин, уступивший все в том же 1999 году пост В.В. Путину.
Естественно, это не радовало. Понимал, что агония преследует не только самого серьезно больного физически и душевно Бориса Ельцина, но и созданное им на почве предательства, алчности и крови тысяч людей государство. Понимал и то, что лично я никак не могу повлиять на происходящее и что моя доля, как и доля миллионов честных людей, лишь скорбеть и надеяться на лучшее. Осознавая это, старался честно и добросовестно выполнять свои служебные обязанности.   
Работая начальником СО ОМ № 3, я литературной деятельностью не занимался, хотя различных приключений, которые могли бы лечь в основу сюжета очерков и рассказов, было немало. В том числе и с применением оружия преступниками и правоохранителями. Как-то о литературных потугах не думалось – работа стояла на первом, втором и всех остальных местах…
Двигаясь по зыбким ступеням памяти, хоть и с большим опозданием, отчетливо понимаю, как мало помогал и семье, сутками пропадая на работе.  Взять хотя бы дочь, которая в 1996 году окончила среднюю школу № 34, знаменитую юнармейскими и поисковыми делами, и без какой-либо поддержки с моей стороны поступила в Курский политехнический институт на экономический факультет. Правда, на вечернее отделение. Учась же на четвертом курсе, она опять же по собственному почину поступила на заочное отделение юрфака этого же института.
Параллельно с учебой дочь работала техническим секретарем диссертационного совета при кафедре «История Отечества». Это помогло ей при завершении обучения на факультете экономики и юрфаке поступить в аспирантуру и успешно ее окончить.
 
С весны 2000 года по июль 2003 года я – подполковник юстиции и начальник СО при ОМ-7 УВД  города Курска. Откуда начинал, туда и вернулся, правда, в ином качестве и звании. Произошло, как говорится, возвращение «на круги своя».
К этому времени, как известно, чеченские боевики и международные экстремисты всех мастей и оттенков провели ряд терактов в городах России, а премьер-министр Владимир Путин публично поклялся «мочить их даже в сортире». Так началась вторая Чеченская война в конце ХХ столетия, а Курск и райцентры Курской области вновь, как и при первой Чеченской войне, ощетинились блокпостами.
Затем в декабре 1999 года, перед самым Новым годом, «гарант Конституции» неожиданно для всех объявил о своем уходе с поста президента и передаче президентских полномочий В.В. Путину, успешно «мочившему» чеченских боевиков и прочих террористов в Дагестане и Чечне. Вскоре (в 2000 году) Владимир Путин во время очередных выборов из исполняющего обязанности президента стал Президентом Российской Федерации. И хотя он был ставленником Ельцина, но сразу же заявил о себе как о государственнике. И простые люди, поверив ему, вздохнули с облегчением. У них появилась надежда на улучшение жизни.
Осенью 2000 года произошли изменения и в руководстве Курской области. В ходе ноябрьских выборов в государственные и муниципальные органы власти со скандалом после ряда уголовных дел, возбужденных в отношении ближайшего окружения, ушел губернатор Александр Владимирович Руцкой, или курский Александр I, а в губернаторское кресло воссел Александр Николаевич Михайлов, или Александр II, как окрестили его столичные журналисты.
Бывший комсомолец и коммунист, бывший депутат Государственной Думы нескольких созывов Александр Михайлов на выборы губернатора шел под красными знаменами КПРФ, но став губернатором, тут же примкнул к проправительственной партии «Единая Россия». Но Бог ему судья в его политических пристрастиях. Сельское хозяйство области он все же начал выводить из «черной дыры». Обратил внимание на дорожное строительство. Да и в области развития культуры края появились некоторые подвижки.

Я же в период службы начальником СО при ОМ-7 УВД по городу Курску (время внесло и такие корректировки в официальное название подразделения) продолжал добросовестно исполнять свои служебные обязанности. Впрочем, того же требовал от своих подчиненных (их было 11 человек), и вскоре наше отделение стало одним из лучших не только в городе Курске, но и в области. (Этот факт нашел отражение в книге «Призвание – служить закону», изданной в 2003 году УВД Курской области под общей редакцией начальника СУ при УВД Курской области В.Р. Киршенмана.)
Кроме профессиональной деятельности, в эти годы я опубликовал в газете «Вперед» несколько статей о работе органов милиции в целом и следственного отделения в частности. А еще в апреле 2003 года издал в областной типографии, где до этого работал сам, первую книжку очерков о сотрудниках курской милиции и их бескомпромиссной борьбе с преступностью  «Антиподы, или Промышленный РОВД на страже порядка».
Причиной для написания очерков стало то обстоятельство, что «лихие девяностые» свели в могилу многих из тех, кто помогал мне стать настоящим милиционером и с кем я работал не один год. Не стало майора Минаева и полковника Крутикова, ушли из жизни майор Москалев и майор Черняев, покинули земную юдоль и некоторые другие. Причем многие не дожив до пенсионного возраста – 60 лет. Вот и захотелось оставить память о них и отдать таким образом им дань уважения.

Книжка вышла небольшая – всего 224 страницы в мягкой обложке с «ментовской» и криминальной символикой, тираж – 500 экземпляров. Но и такая она вызывала во мне чувство радости и гордости – я смог это сделать!
Денежные средства на ее издание выделили из личных «заначек» сотрудники милиции ОМ-7, работники прокуратуры Сеймского административного округа (бывшего Промышленного района) и некоторые адвокаты, ранее служившие в милиции. Рукопись же готовил на стареньком домашнем компьютере, купленном по случаю через знакомого дочери, преподававшей в КПИ-ЮЗГУ.
Так уж случилось, что появление этой небольшой книжицы, когда телеэкран оказался забит фильмами о ментах с «Улиц разбитых фонарей», было замечено курскими журналистами и вызвало их одобрительные отклики. (Это газета «Вперед» – автор А. Александров, газета «Регион 46» – Федор Соколов, «Курский вестник» – Павел Назаров, «Комсомольская правда» – Наталья Рождественская.)
Появился отклик на мою книжку и в брошюре «Один год из жизни следственного управления», изданной в 2004 году. Здесь даже и обложка моей книги была продемонстрирована, причем в цветном изображении.
Чтобы не быть голословным, приведу небольшую выдержку из статьи Александрова из газеты «Вперед»: «…Книга состоит из нескольких глав, само название которых красноречиво говорит о содержании – “Новый участ¬ковый", “Убийство на улице Харьковс-кой”, “Бей!”, “Черняев и другие", “Рас¬крытие преступлений”.
  Рассказы написаны хорошим литературным языком, с увлекательной фабулой, с интересным, захватыва¬ющим сюжетом. К сожалению, “Ан¬типоды” изданы очень малым – всего 500 экземпляров – тиражом.
Хочется пожелать Николаю Дмитриевичу новых творческих успехов в дальнейшем нелегком литератур¬ном труде. Ведь у подполковника юс¬тиции, имеющего большой жизненный и профессиональный опыт, сюжетов не на одну книгу…»
Примерно в таком же духе были и отзывы других авторов.

Что же касается жизни страны, то Путин слово сдержал: чеченский и международный терроризм был сведен к нулю. Да и либеральные продажные СМИ, ранее с издевкой называвшие наши войска федералами, поприкусили свой ядовитый язычок. Россия стала подниматься с колен, на которые была поставлена Ельциным и его присными. Это радовало, вселяло надежду…







ПЕНСИОНЕР МВД

1 августа 2003 года я уволился из органов внутренних дел (с 3-й группой инвалидности – барахлило сердце, да и вся сердечно-сосудистая система в целом), а в селе Жигаево в этот день умер мой отец Дмитрий Дмитриевич Пахомов, бесспорная честь и совесть села, сельский интеллигент, народный поэт, друг и наставник. Вечная ему память!
Хоронили папу на кладбище в Жигаеве (в котором, кстати, по переписи 2002 года числилось 444 жителя). На его похороны пришли многие односельчане – папа пользовался авторитетом не только у ближайших соседей, но и многих жителей некогда большущего села. Вот и пришли земляки отдать дань уважения и проводить его в последний путь. Гроб с телом папы, несмотря на то, что из Курска была пригнана специальная автомашина, несли до кладбища на руках около полутора километров.
После похорон папы я планировал жить в селе и даже пару месяцев там обретался. Однако вскоре понял, что к сельской жизни уже полностью непригоден. И не только потому, что стал слаб здоровьем, а без физической силы на селе делать нечего, но и потому еще, что лишить жизни домашнюю живность – курицу или гуся – не мог: всего было жалко. Пришлось отказаться от прежних планов и возвращаться в Курск. 
С уходом из жизни отца что-то светлое и доброе, постоянно подпитывающее меня в обыденной жизни и помогавшее в трудную минуту, оборвалось в душе, и она заполнилась какой-то гнетущей тоской, ноющей пустотой и осознанием вины: не дослушал, не договорил, в чем-то недопонял…
Чтобы как-то заглушить душевные терзания, располагая свободным временем, стал помогать замужней дочери, окончившей в 2002 году экономический факультет, в 2004 – юридический КГТИ (ЮЗГУ), а теперь – преподавателю и аспиранту этого института, в подборе материалов для ее работ и диссертации. Список необходимой литературы подготавливала дочь, а мне требовалось установить, есть ли нужные книги в областной библиотеке имени Н. Асеева или же отсутствуют и их придется искать в других библиотеках, в том числе и в златоглавой Москве…
Поисковая работа не только отвлекла от грустных мыслей, но и заставила пристально взглянуть на проблему отражения истории Курской области в научных и научно-публицистических трудах. И тут, к собственному удивления, выяснил, что если в научном плане о городе Курске и Курском крае, например, о средневековье что-то говорится, то в художественном – почти нет ничего. А ведь было Курское княжество и были курские князья… Это как-то задело за душу, но пока без последствий. 
Зато появилось желание написать что-нибудь новое о моей службе в органах внутренних дел. Засевши за компьютер, настрочил, а затем и опубликовал в частных типографиях (на собственные средства) небольшими тиражами (по 100 экз.)  книги на основе реальных фактов из жизни сотрудников милиции Курского УВД: «В зоне закона» (Курск, 2006) и «Секс и смерть» (Курск, 2006).
При этом я не стал менять фамилии главных героев своих произведений – Астахова, Сидорова, Черняева, Озерова, Конева, Воробьева и других. Ни им, ни мне за службу в милиции стесняться нечего – работали на совесть, не считаясь ни с личным временем, ни с семейными делами и обстоятельствами. Потому и хотелось оставить память о них – людях, преданных своему делу…
Хотя книжки были в мягких обложках, зато с цветными рисунками на лицевой стороне, что, естественно, привлекало внимание читателей. К тому же в них было много новых произведений – новелл и очерков о жизни Промышленного РОВД. Это также вызывало интерес у тех любителей художественного слова, которые уделяли внимание не только детективной стороне дела, но и вопросам развития курской милиции.
(Среди новых работ были рассказ «Милицейские будни», повесть «Секс и смерть», цикл новелл – «Подстрел Ваки», «Бомж Жучка», «Конев и другие», «Опера и участковые», «Не все операм удача», «И снова слово об участковых», «Внештатники», «Будни Промышленного РОВД» и другие.)
С подачи моего товарища по работе в Промышленном РОВД Михаила Астахова, продолжавшего трудиться в милиции, но уже в качестве одного из руководителей УВД Курской области, эти книги быстро разошлись по рукам действующих сотрудников внутренних дел. Им было интересно взглянуть на свою работу и на работу старших товарищей как бы со стороны…
Супруга мое новое увлечение приняла равнодушно: мол, «чем бы дитя не тешилось, лишь бы под ногами не мешалось…», книг моих не читала, но по-прежнему оставалась надежным тылом, освобождая меня от забот по дому и хозяйству.
Дочь же, окончившая в 2005 году аспирантуру и ставшая кандидатом исторических наук, обрадовалась и даже немного загордилась: не у каждого индивида папа – литератор. Но, занятая своими научными и преподавательскими делами и проблемами в университете (ЮЗГУ), моих книг тоже не читала. А я и не настаивал:  каждому – своя ноша, каждому – свой крест.
Зато искренне радовался тому, что приобщил дочь к совместному написанию исторических очерков и художественных произведений о курских стародавних временах, что понудил ее написать и издать книгу историко-биографических очерков научно-популярного плана о всех курских и рыльских князьях, которая увидела свет в 2-х частях в 2010 году. Кстати, я и сегодня очень рад за свое чадо, вложившее в дело краеведения и истории соловьиного края посильную лепту.
Не пропали даром и мои бдения в библиотеках города Курска. В период с 2005 по 2006 год мною были написаны и изданы в частном порядке книги на тему исторического прошлого Курского края: повесть «Святослав – князь курский» (Курск, 2006) (в соавторстве с дочерью, консультировавшей меня по многим вопросам права Древней Руси) и роман-трилогия «Святославичи» (Курск, 2006). В трилогию вошли книги «Святославичи», «Курский стол» и «Червленые щиты». Вот так, в конце концов, «выстрелила» моя поисковая и исследовательская работа, так отозвалось мое многодневное и многочасовое сидение в библиотеках города…
Повесть, а затем и роман «Святослав – князь курский» рассказывают о четвертом курском удельном князе Святославе Олеговиче (ок. 1096-1164), сыне князя Олега Святославича (Гориславича) и Осолуковны, дочери половецкого хана Осолука. В отечественной истории Святослав Олегович, младший брат великих князей Всеволода и Игоря Олеговичей, больше известен как князь новгородский (с 1136 по 1139 год) и князь черниговский (с 1158 по 1164), а также как ближайший сподвижник князя Юрия Долгорукова. Именно в их переписке впервые появилось упоминание о Москве (под 1147 год) и городе Рыльске (под 1152 год). Но он был и законотворцем, и нарушителем христианских традиций, когда при наличии жены-половчанки женился еще раз на дочери новгородского посадника Марии. А еще он был храбрый воин и дипломат. И вообще ему в летописях посвящены многие страницы, словно великому князю.
Трилогия «Святославичи» – о сыновьях Святослава Олеговича Курского и Черниговского – Олеге (ок. 1133-1179/80), Игоре (1151-1212), главном герое «Слова», и Всеволоде Буй-Туре (ок. 1153-1196), прославившем курян на все века своим «…А мои-то куряне – опытные воины: под трубами повиты, под шеломами взлелеяны…» и т.д. А также об их взрослении и становлении воинами, об их взаимодействии с другими русскими князьями и их борьбе с половцами. 
В трилогии, кроме всего прочего, отражена моя версия, что автором бессмертного «Слова…» был ученый монах, занимавшийся обучением Игоря и Всеволода грамоте и книжной премудрости.
Как и книги о работе курских милиционеров, книги с историческими произведениями вышли в мягких обложках. И это обстоятельство несколько приглушало радость их появления. Впрочем, сотрудники библиотек, которым я дарил эти книги, принимали их без каких-либо снисходительных улыбок. Наоборот, выяснив некоторые подробности, они тут же проявляли к ним заинтересованность и обещали рассказать о реакции читателей. Так мои «первенцы» появились во многих библиотеках города.
Цикл исторических повествований о курских удельных князьях я завершил в 2007 году повестью «Олег Курский – князь хоробрый», рассказывающей о курском князе Олеге, участвовавшем в несчастливой для нашего Отечества Калкинской битве и вошедшем в анналы русских летописных сводов. Родовая принадлежность этого князя учеными до конца не выяснена. Существует три версии, какой из ветвей потомков Олега Гориславича он принадлежит. Мне ближе та, что он сын Игоря Святославича Путивльского и супруги его Ефросинии Ярославны.
Параллельно с этим печатал публицистические материалы, в том числе и на темы краеведения, в газете «Вперед» (иногда в соавторстве с дочерью Ангелиной). Однажды редактор этой многотиражки Александр Федорович Ештокин посоветовал обратиться с произведениями на историческую тему к известному курскому журналисту Павлу Васильевичу Зуеву, много лет работавшему редактором «Городских известий», но вышедшему на пенсию и издававшему небольшой еженедельный  журнал «Соловьиная провинция».
Прислушавшись к доброму совету, я направил стопы к Павлу Зуеву, обретавшемуся тогда при городской типографии (ул. Ленина, 77-б). И вскоре (в октябре 2006 года) на страницах этого журнала появились мои публикации (некоторые, как, например, «Кто был первым летописцем Руси», – в соавторстве с дочерью). Но, к сожалению, журнал вскоре прекратил свое существование – иссякли средства на его издание. А в 2008 году не стало и самого Павла Васильевича Зуева – замечательного человека и талантливого журналиста, часто проявлявшего заботу о начинающих журналистах и литераторах.
Надо отметить, что довольно много в вопросах истории Отечества меня консультировала дочь. Но и сам не сидел сложа руки: пусть «не от корки и до корки», но в значительной мере я прочел «Повесть временных лет», Лаврентьевскую, Ипатьевскую, Тверскую, Новгородскую (старшего и младшего извода) и некоторые другие русские летописи. Без устали штудировал исторические труды В.Н. Татищева, М.В. Ломоносова, императрицы Екатерины Великой, Н.М. Карамзина, С.Ф. Платонова, С.М. Соловьева, Д.И. Иловайского, В.О. Ключевского, Н.И. Костомарова, А.Д. Нечволодова, Л.Н. Гумилева, Б.А. Рыбакова, Б.Д. Грекова и многих других. Кроме того, познакомился с работами современных писателей и историков, интересовавшихся древней и средневековой историей Руси, в том числе таких, как А.И. Асов, В.Н. Демин, С.В. Перевезенцев.
В работе над историческими произведениями нередко сравнивал трактовку того или иного события (а также и даты его свершения) как разными летописями, так и разными учеными-историками. Это было не только увлекательно, но и познавательно, и поучительно, и в творческой деятельности полезно.
Вскоре же наступил момент, когда пришло понимание того, что, занимаясь литературной деятельностью, я, как ни грустно осознавать это, но «варюсь-то в собственном соку». А это ни есть хорошо… Потому все чаще и чаще на ум стали приходить мысли, что пора идти в писательское сообщество, где меня, возможно, и не очень-то ждут… (Примером этому был неудачный опыт моего отца, пытавшегося завязать отношения с известными советскими поэтами, которым он посылал по почте свои стихи и письма.)
Возможный «поворот от ворот» сдерживал меня, и «вариться в собственном соку» уже не было ни сил, ни желания. И однажды я все-таки решился пойти в писательскую организацию… (Этот факт найдет отражение в моих очерках о курских писателях, в том числе о Владимире Павловиче Деткове.)
Должен заметить, что хотя меня встретили довольно приветливо, но интереса к своему творчеству я что-то не заметил. Зато обнаружил, что таких, как я – пруд пруди! И все с амбициями. К тому же многие посещают литстудию уже несколько лет. Это открытие оптимизма не прибавило, но, как говорится, раз «взялся за гуж, то не говори, что не дюж…»
Важным моментом жизни этого периода времени стало то, что к нам в Курск – ко мне и моей замужней сестре Ольге – в 2004 году перебралась мама. Вскоре в Курск из Прибалтики возвратился с семьей и мой брат-моряк Александр, многие годы служивший на кораблях Северного и Балтийского флотов. И только младший мой братишка Григорий со своей семьей оставался на Украине, удивившей весь мир третьим туром избирательной кампании и уже, как я понимал, взявшей курс на удаление от матушки-России и на сближение с лицемерным Западом.
«Чудят хохлы», – все чаще и чаще повторяла жена. «То ли еще будет, – хмурился я. – Предательство Ельцина, Кравчука и Шушкевича нам всем еще аукнется…»










ЛИТОБЪЕДИНЕНИЕ

С лета 2007 года я начал систематически посещать литобъединение при Курской областной писательской организации, которым руководил ответственный секретарь писательской организации Владимир Павлович Детков (1937-2009). (О своем знакомстве с Детковым я написал несколько очерков, а также книгу «Свет и тень эпохи».) Здесь познакомился с литераторами – поэтессами Аллой Федоровной Пехлецкой, Натальей Николаевной Прокофьевой, баснописцем Иваном Зарецким, поэтами Владимиром Рябининым, Александром Грачевым и писателями – Алексеем Шитиковым, Юрием Першиным, Юрием Асмоловым, Леонидом Звягинцевым, довольно часто посещавшими заседания студийцев. Посещая лит-объединение, я даже не подозревал, что оно называется «Курские вечера». Ибо это никогда и никем не произносилось, вот и не довелось. И только значительно позже случайно это выяснил.
Во время одного из таких «литературных общений» вновь встретился с Шеховцовым Вадимом Михайловичем, с которым не виделся практически с 1973 года, когда он окончил учебу в Рыльском педучилище. Естественно, искренне обрадовался. От него узнал, что в Рыльске отец и сын Саранских – Вениамин Германович и Олег Вениаминович – издают литературные альманахи «Междуречье» и «Славянские колокола». Решил «попытать счастья» на публикацию своих работ в этих альманахах. Через Вадима Михайловича, довольно часто посещавшего Рыльск, передал несколько материалов. И в 2007 году в «Междуречье» появились первые публикации рассказа «Бомж Жучка» и очерка «Версии» (в соавторстве с А.Н. Пахомовой).
Тем временем на появление книг о сотрудниках курской милиции и книг историко-краеведческой направленности обратили внимание известные в Курске журналисты А. Александров (Ештокин) и Василий Гурьевич Воробьев. Первый опубликовал 24 ноября 2007 года в газете «Вперед» очерк «Открыватель истории», а второй 15 января 2008 года напечатал в «Городских известиях» под рубрикой «Человек года» статью «От Святослава до Промышленного РОВД». В статье была дана довольно лестная оценка всем моим книгам и творческому начинанию. Это придало сил и уверенности в правильности действий…
Другим важным событием этого года стало мое знакомство с журналистом, поэтом, прозаиком, краеведом и ученым-историком Юрием Александровичем Бугровым (1934-2017). По его инициативе в 2008 году я был принят в Курское областное краеведческое общество (членский билет № 102) и написал ряд краеведческих материалов для издаваемого им журнала «Курский край». Узнав Юрия Александровича, кстати, ровесника-одногодка моей мамы, поближе, я был поражен его эрудицией и многогранностью знаний, его талантом рассказчика и исследователя. И ныне, когда его не стало с нами, горжусь знакомством с ним.

Если 2008 год в жизни страны ознаменовался в целом таким важным событием, как выборами нового президента: государственника Путина сменил его же ставленник, но молодой либерал Дмитрий Анатольевич Медведев, то сентябрь этого года отличился тем, что в ходе грузинской агрессии в Южной Осетии погибли российские миротворцы. И Россия, несмотря на откровенную поддержку Грузии американцами, была вынуждена принять меры военного характера, чтобы поставить агрессора на место. В течение пяти дней конфликт был исчерпан полным поражением Грузии.
«Самые демократичные», а на деле – самые лживые и лицемерные в мире – западные СМИ, громоподобно поющие по указке из Вашингтона, тут же поспешили обвинить Россию во всех тяжких грехах, но промахнулись. Факты были столь очевидны, что западная ложь на этот раз не прошла. Вранье западных СМИ, конечно, задевало. Но, по большому счету, мне на них было наплевать. Угнетало другое: в боях с грузинскими агрессорами гибли наши русские ребята-солдаты. И хотя потери были незначительны и ни в какое сравнение не шли с периодом первой чеченской военной кампании, бездумно начатой Ельциным и им же бездарно проигранной, тем не менее они имелись. К тому же вновь не обходилось без дуроломства отцов-командиров: стал известен факт, когда в бой был брошен тактический бомбардировщик без прикрытия истребителей. Бомбардировщик был сбит, и его экипажу, нашим летчикам, только чудом удалось спастись… Это и угнетало, и возмущало до глубины души: «Ну, сколько же можно наступать на одни и те же грабли?..»

Что же касается моих литературных занятий, то в 2008 году мне удалось опубликовать в различных изданиях несколько произведений, в том числе очерки «История Промышленного РОВД» (газета «Вперед») и  «Перед Феодосием мы в долгу» (газета  «Курская правда»).
Впрочем, более весомым стало то, что в международном литературно-художественном альманахе «Междуречье» увидел свет очерк «Слово о «Слове» и «Гимне» (в соавторстве с А.Н. Пахомовой). А в альманахе «Славянские колокола» был опубликован отрывок из повести «Олег Курский – князь хоробрый».
Эти альманахи, издаваемые семейством поэтов Саранских, выходили тысячными экземплярами, поэтому была надежда, что с моим творчеством познакомятся не десятки и сотни читателей, а тысячная аудитория.
Кроме того, небольшими тиражами (от 50 до 150 экз.) были опубликованы книги: сборник очерков  на исторические и краеведческие темы «А мои-то куряне…» (в соавторстве с А.Н. Пахомовой) и «Мы – куряне», а также детективный роман «Дурная примета». В основу романа положены действительные события, имевшие место в городе Курске в «шальные» девяностые.
Еще в этом году совместно с поэтами В.М. Шеховцовым и А.Ф. Пехлецкой удалось издать (тиражом 50 экз.) книгу историко-поэтических произведений «О, Русская земля!», в которой были мои стихотворные повествования «Рождение истории Руси» (под редакцией Аллы Пехлецкой, которую я записал в соавторы) и «Князь Святослав и княгиня Мария». Причиной моего возвращения к стихам стало участие в работе литературного объединения и тесное общение с поэтами, в том числе с А.Ф. Пехлецкой, В.Н. Рябининым и В.М. Шеховцовым.
Стоит заметить, что все эти книжки вышли в мягких черно-белых обложках, большого резонанса не получили, как, кстати, и многие другие, но их можно найти в Курском литературном музее, в областной научной библиотеке имени Н.Н. Асеева и в ряде других городских библиотек.

Следующий 2009 год ознаменовался тем, что началось мое сотрудничество с редакцией газеты «Курская новость», издававшейся при поддержке УВД по Курской области. Здесь были напечатаны очерк «Будни уголовного розыска ОМ-7…» и отрывки из книги «Антиподы». В этом же году началось мое сотрудничество и с литературным альманахом «Сеймская сторона», издаваемым Ю.А. Бугровым. Здесь прошел «обкатку» рассказ «Химловушка». А в альманахе «Междуречье» увидели свет очерк «Курские удельные князья на великом киевском столе» (в соавторстве с А.Н. Пахомовой) и рассказ «Сексот Сапа».
Параллельно с этим отдельными книгами, но малыми тиражами вышли историко-приключенческий роман «Время Бусово» (в двух книгах), детективная повесть «Следствием установлено» и историческое повествование в стихах «Под игом» – о событиях, имевших место на Курской земле в 80-х годах XIII века. Тогда курские князья Олег Рыльский и Святослав Липовечский вступили в неравную схватку с монголо-татарскими завоевателями и их баскаком Ахматом.
На появление моих новых произведений откликнулись курские журналисты. Так, 8 мая 2009 года в областной газете «Курская правда» увидел свет очерк Н. Кержакова (Безрукова) «Романтика курской старины», в котором в теплых тонах говорилось о моих исторических произведениях. А 14 ноября этого же года «Курская правда» обратила внимание на повесть «Следствием установлено», опубликовав редакционную заметку «Милицейские будни. О книге Н. Пахомова «Следствием установлено».
Важно отметить, что в 2009 году Курская писательская организация, о которой я, к своему стыду, знал неоправданно мало, понесла большую потерю – в ночь с 4 на 5 сентября умер В.П. Детков. После похорон Деткова руководителем писательской организации был избран Николай Иванович Гребнев. Но литобъединение почти на год  перестало функционировать – шли тяжбы за Домлит между писательской организацией и коммерческими структурами, пытавшимися оттяпать его у писателей.
Литераторы перебазировались в «Асеевку» – Курскую областную научную библиотеку имени Н.Н. Асеева, где несколько лет уже действовала «Школа-студия стиха» под руководством поэта Анатолия Афанасьева. Отправился туда и я, ибо литературная жизнь все больше и больше захватывала и увлекала меня.
На первых занятиях был в роли слушателя, потом прочел несколько отрывков из своих стихотворных повествований. Как показалось, приняли прохладно… Впрочем, было не привыкать: теплого приема и у писателей я поначалу не сыскал, хотя, конечно, глубоко в душе таил надежду на это…
Освоившись в «Школе-студии стиха», предложил студийцам на собственные средства издать сборник поэтических произведений. Многие, особенно Вадим Шеховцов, Алла Пехлецкая, Александр Грачев и Иван Зарецкий, поддержали мою инициативу. Так появился литературный альманах «Перекрёсток», который вскоре (с шестого выпуска) по предложению поэта Владимира Рябинина был переименован в «Курские перекрестки». (Так уж вышло, что я стал почти единственным составителем этого альманаха, а альманах «проложил» дорогу к авторским книгам многим литераторам, в том числе и юным, города Курска. Впрочем, не только Курска…)
Осенью 2009 года в Курске, на площади Перекальского, перед входом в Парк пионеров, недалеко от здания филармонии был установлен памятник писателю-земляку Константину Дмитриевичу Воробьеву (1919-1975) и открыт Литературный музей (как филиал Курского областного краеведческого).
На торжественном мероприятии по случаю открытия Литературного музея (9 ноября) присутствовало много курских писателей. Пользуясь случаем, через посредничество Вадима Шеховцова познакомился с прозаиками Борисом Агеевым и Михаилом Еськовым, подарил им свои книги о курских князьях. Чего уж темнить – питал некоторую надежду, что, возможно, в отличие от В.П. Деткова, на досуге прочтут… Подарил книги и музею. Здесь никаких надежд не питал. Приняли – и ладно…














В СОЮЗЕ КУРСКИХ ЛИТЕРАТОРОВ

В 2010 году я продолжал заниматься литературной деятельностью. Кроме того, не забывал и об издательской. При поддержке коллег было издано три выпуска «Перекрестков» (два – в ЮМЭКСе и один – в МЭБИКе).
В двух первых были опубликованы мои стихотворные опусы «Феодосий Печерский», «О древнем Курске», «Сказ о Бояне» и прозаическое произведение «Сказание о северянах». Не стоит быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что эти произведения появились благодаря моему упорству в изучении истории Отечества и Курского края.
Вместе с моими работами в этих альманахах были произведения таких литераторов, как Александр Грачев, Владимир Рябинин, Михаил Петухов, Алла Пехлецкая, Иван Зарецкий, Людмила Зарецкая, Вадим Шеховцов, Борис Останков и многих других.
Третий выпуск альманаха кардинально отличался от своих предшественников не только типографским исполнением, но и тем, что посвящался годовщине ухода из жизни В.П. Деткова. А еще в нем приняло участие большее число литераторов, предоставивших свои поэтические и прозаические (публицистические) материалы. К тому же на наш призыв откликнулась молодая писательница Тамара Кравец, только что принятая в СПР.
Что же касается моих работ, то в альманахе было мое стихотворение, посвященное Деткову, и несколько очерков о литераторах и писателях. Среди них – «О Бояне», «Одержимые созиданием» (о курских писателях), «Счастливый человек» (о журналисте и литераторе В.Г. Воробьеве), «Светлой души человек» (о В.П. Деткове), «Ваятельница духовного памятника» (о литературоведе и сотруднике Литературного музея Е.Д. Спасской), «Сытины» нашего времени» (о писателях и издателях Вениамине Германовиче и Олеге Вениаминовиче Саранских), «Историк и историограф Курского края» (о Ю.А. Бугрове).
Не трудно догадаться, что меня все больше и больше интересовала тема курского писательства. И в этом направлении были сделаны первые робкие шажки.
В этом же году в Международном литературном альманахе «Славянские колокола» был опубликован отрывок из моего повествования в стихах «Под игом» – «Вече в Рыльске». (В данном произведении речь идет о событиях, имевших место на Руси в 1283-1285 годах, когда в Курске был баскак Ахмат. Впервые о них упоминают Воскресенская и Никоновская летописи.) 
А Курским госуниверситетом в 2010 году был издан замечательный сборник «Легенды и предания Курского края», в котором нашлось место и моей работе по легенде о селе Жигаеве – «Жиган». Поучаствовать в этом сборнике меня «подбил» Вадим Шеховцов, также представивший для него ряд своих работ. В том числе «Лебедев колодец». Среди других знакомых мне авторов был Юрий Александрович Бугров, опубликовавший в сборнике пяток своих материалов.
Первый тираж сборника был небольшой – 300 экземпляров. Зато полиграфия – отменная: твердый цветной переплет, лощеная бумага, подарочный формат.
Кроме того, в 2010 году отдельными книжками вышли историческая повесть «Данный Богом» – о Феодосии Печерском и повествования в стихах – «Витязи земли Русской».

Особенностью этого года в жизни курского писательского сообщества стало то, что летом после ремонта открылся Дом литератора. И новый руководитель Курской писательской организации Николай Иванович Гребнев провел в нем Фестиваль литературы и искусства Центрального федерального округа под девизом «Нам дороги эти позабыть нельзя…», посвященный 65-й годовщине Великой Победы. На фестивале присутствовали гости из Москвы, в том числе Председатель СПР В.Н. Ганичев, из Орла, Воронежа, Белгорода, Брянска, а также из Украины и Белоруссии. Было и руководство Курской области – губернатор А.Н. Михайлов. А вот мне побыть там по какой-то причине не удалось, о чем немного сожалею…
 После фестиваля пишущая братия вновь устремилась в Домлит. Поспешил туда и я. Домлит сиял белизной подвесных потолков и изумрудными стенами отремонтированных помещений. И в нем уже не было молочной кухни, имевшейся при Деткове. Новизна старого помещения (дом построен в 1937 году) радовала. Но еще больше радовало то, что теперь в Домлит можно было приходить хоть каждый день (кроме выходных – субботы и воскресенья), а не как прежде – только в день занятий литобъединения (вечером во вторую пятницу месяца).
Здесь познакомился поближе с председателем правления КРО СПР, прозаиком Николаем Гребневым, который оказался моим земляком-конышевцем и который уже загорелся идеей создания Союза курских литераторов. Здесь же участились встречи с Михаилом Николаевичем Еськовым и Борисом Петровичем Агеевым – мастерами художественного слова. Осмелился вновь обоим подарить по книжке прозы о Феодосии Печерском. Чего греха таить: несмотря на то, что их реакции на первые книги не последовало, все же надеялся, что эти прочтут и дадут профессиональные отзывы. Надоело продолжать «вариться в собственном соку»…
А еще в этом году мой «продвинутый» в компьютерно-интернетных делах племянник Юрий Александрович Пахомов выложил на страничках сайта «Проза.ру» до десятка моих произведений о курских милиционерах и о курских удельных князьях. Спасибо ему огромное за понимание. К настоящему времени на этом сайте значится около шести с половиной десятков моих книг и произведений и более 37 тысяч лиц, читающих на этом сайте мои работы. Возможно, не всегда читающих, а только заглядывающих…
Как известно, в 2010 году была проведена очередная перепись населения России. Согласно ее данным, в селе Жигаево, которое мы посещали время от времени, проживало только 258 человек. Грустно осознавать, что родное село, в связи с пресловутой «оптимизацией» лишившееся сельсовета, продолжало неуклонно вымирать…

2011 год стал знаковым в моей литературной судьбе. Уже 15 января у могилы Евгения Носова, где собрались писатели и литераторы по поводу дня рождения Мастера, Михаил Николаевич Еськов, отозвав в сторонку, сказал, что прочел мои исторические произведения, что они ему понравились и что он будет ходатайствовать перед коллегами о принятии меня в Союз писателей России. Я был оглоушен: не ожидал ничего подобного от признанного мэтра. К тому же знал, что многие литераторы – «ветераны» литобъединения «Курские вечера» А. Пехлецкая, И. Зарецкий, Л. Зарецкая, А. Грачев, В. Рябинин, В. Шеховцов, В. Шумаков и другие – еще до меня долгие годы «обивали» порог писательской организации, но пока подобного предложения не получали.
В марте прошло общее собрание членов Курского городского отделения Союза курских литераторов (КГО СКЛ), на котором (с подачи Н.И. Гребнева – земляка и покровителя) меня избрали руководителем этого отделения.
Вешать ярмо «руководителя» пусть и общественной организации на свою шею, честно говоря, не хотелось. Как ни крути, а это – ограничение личных действий, личной свободы. Но Николай Гребнев, Михаил Еськов, Юрий Першин и Борис Агеев так насели, что деваться было некуда. К тому же Агеев взялся редактировать историческую повесть о Феодосии Печерском под названием «Богоданный» для новой книги, чтобы с ее выходом в свет можно было ставить вопрос о моем членстве в Союзе писателей России. (По самиздату в СПР не принимали и не принимают.)
Первоначально в состав КГО СКЛ вошли не менее 40 литераторов, с большинством из которых я уже был знаком. Это поэты Анатолий Афанасьев, Иван Афанасьев, Виталий Березовский, Раиса Герасимова, Александр Грачев, Владимир Екимов, Вячеслав Еськов, Иван Зарецкий, Людмила Зарецкая, Сергей Князев, Александр Костиков, Роза Машнина, Борис Останков, Галина Парманина, Алла Пехлецкая, Наталья Прокофьева, Михаил Разаев, Лидия Ракитская, Наталья Скользнева, Татьяна Страхова, Галина Ураева, Александр Филимонов, Вадим Шеховцов и Вячеслав Шумаков. (При этом Иван Зарецкий, Борис Останков, Михаил Разаев, Татьяна Страхова и некоторые другие занимались и прозой.)  Это прозаики и публицисты Николай Абрамов, Валентин Барышев, Николай Гальчун, Игорь Забелин, Сергей Кустов, Сергей Малютин, Петр Михин, Анатолий Овчаренко, Яков Солодкин, Эмма Филатова и Савелий Чернышев. Это известные в Курске краеведы Павел Апухтин, Николай Борисов, Иван Монастырев и Владимир Степанов. При этом некоторые из них, как, например, Михин или Барышев, уже имели по две-три изданные книги.
Принимали их в торжественной обстановке члены правления КРО СПР – Николай Гребнев, Борис Агеев, Михаил Еськов, а также поэты Юрий Першин и Леонид Звягинцев. Интересовались творческими достижениями и знанием Положения о СКЛ, разработанного правлением КРО СПР с участием меня и ученого историка и правозащитника, поэта Александра Грачева. Нас пригласили потому, что мы имели некоторое отношение к юриспруденции.
По горячим следам попытался наладить отношения с отделом культуры городской администрации. Наивно полагал, что помогут финансами в издательстве литературного альманаха. Но мои хлопоты оказались напрасными. В очередной раз убедился, что чиновникам от культуры нет дела до литературы как части культуры, у них свои заботы и проблемы, за которые им держать ответ перед вышестоящими инстанциями. А поэты и прозаики? Так ведь как-то жили без их забот и дальше жить будут… И с тех пор в их высокие кабинеты ни ногой… Ибо пустая трата времени и нервов.

Не дожидаясь появления в издательстве «Славянка» книги «Богоданный», я продолжал публиковать свои произведения в курских альманахах. Так, в 4-м выпуске «Перекрёстка», заинтересовавшего Николая Гребнева и по его инициативе обретшего полиграфические формы и дизайн, а также свое место под сенью Издательского дома «Славянка» и Союза курских литераторов,  увидели свет «Легенда» и очерк о поэте А.А. Фете «Слово об Афанасии Фете – Курской земли поэте». В 5-м выпуске «Перекрестка» был опубликован очерк о Сильвестре Медведеве «Трудник слова», а в 6-м – очерк «Слово о «Слове» и «Гимне» и очерк «О Бояне».
Кроме того, благодаря содружеству с писателем и краеведом Юрием Бугровым, в научно-художественном журнале «Курский край» (№ 5), редактируемом и издаваемом им, увидел свет очерк «А.В. Домбровский – флотоводец и литератор». Очерк о земляке курян из города Рыльска, которому удалось выжить в Цусимском сражении, затем в 1908 году участвовать в спасении итальянцев во время землетрясения в Мессине, за что получил награду от правительства Италии. Спасательная операция российских моряков в Мессине легла в основу написанной им книжки «Русские моряки в Мессине в 1908 году», получившей премию имени С.А. Строганова. Затем была Первая мировая война и активное участие морского офицера А.В. Домбровского в морских битвах на Балтике.
Революционные события 1917 года поставили перед Алексеем Владимировичем выбор: с кем быть? Выбрал сторону новой советской власти, которая вскоре сделала его начальником штаба Балтфлота и Морских сил Черного и Азовского морей.
После Гражданской войны – начальник Морского штаба республики и помощник начальника Военно-Морской академии СССР.
Не минули его и сталинские репрессии конца 30-х годов. В 1938 году был арестован и осужден на 5 лет ссылки в Якутию. Но выжил и в 1943 году прибыл в освобожденный от фашистов Курск, где принял участие в восстановлении городов области. В 1948 году переехал в Ленинград, в котором и упокоился в 1952 году.
Личность легендарная, достойная большого исторического романа.
А еще в этом году у меня небольшими тиражами вышли историко-детективные повести «Золото гуннов» и «Меч князя Буй-тура», сборники очерков «Мы – куряне» и «Первые писатели Курского края».
Если сюжеты историко-детективных повестей были навеяны отголосками моей прежней работы в милиции и изучением древней и средневековой истории России, то в публицистических сборниках речь шла о земляках-курянах – писателях, ученых, архитекторах, военачальниках. В качестве примера стоит привести хотя бы некоторые название очерков из книги «Первые писатели Курского края»: «Феодосий Печерский – первый курянин-писатель», «Сильвестр Медведев. Трудник слова», «Карион Истомин. Стезей просвещения», «Голиков Иван Иванович. Певец деяний Петра I», «Шелихов Григорий Иванович. Колумб Российский», «Первый профессиональный поэт в Курской губернии» (о поэте И.Ф. Богдановиче).
И здесь необходимо отметить тот факт, что на книгу «Золото гуннов» хоть и со значительным опозданием, но все же отозвался журналист и литератор Игорь Забелин.  19 февраля 2013 года в газете «Друг для друга» он опубликовал небольшую заметку «Курянин написал про золото гуннов».
Еще в 2011 году мне удалось повторно переработать и переиздать в МЭБИКе бывшую повесть «Святослав – князь курский», значительно расширив ее сюжетные линии и текстовой объем. Теперь это историческое произведение вышло в двух книгах как роман. Правда, тираж романа был небольшой – всего 50 экземпляров.
А вскоре увидела свет и книга «Богоданный», изданная гребневской «Славянкой», но опять же на мои денежки, изъятые из семейного бюджета. Ее тираж планировался в 500 экземпляров, но цены на бумагу и прочие полиграфические расходные материалы постоянно росли, поэтому в конечном варианте было напечатано 200 книг в мягкой обложке и столько же в твердой. В любом случае книг хватало, чтобы одарить ими многих писателей и литераторов. Редактировал книгу Борис Агеев. Чистил ее от литературного шлака со знанием дела… и под себя.  Удовольствия такая редактура не доставляла, да куда деться, коли сам не мастак…
Горьковатая пилюля от редактора была подслащена благожелательным отзывом на книгу со стороны патриарха писательской организации Александра Александровича Харитановского, который сказал мне: «Когда начал читать, думал, что очередная слащавая хрень на тему о вере в Бога, а продолжив, увидел, что это об истории нашего края. Хорошо. Молодец».
Похвала патриарха писательской организации придала сил и… заставила задуматься о пути, пройденном Курской писательской организацией, о творчестве курских мастеров художественного слова разных поколений. И тут мне на помощь подоспела книга Юрия Бугрова «Литературные хроники Курского края», только что выпущенная Издательским домом «Славянка». В ней, кстати, на 311-й странице имелась небольшая биографическая справочка и обо мне.
Вскоре я стал обладателем биобиблиографического справочника «Писатели Курского края», но этого мне показалось мало, и я опять зачастил в «Асеевку» – занялся сбором материалов о курских писателях. 




В СОЮЗЕ ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ

Осенью 2011 года состоялось собрание курских писателей, на котором меня почти единогласно (воздержался только Давыдков В.И.) приняли в Союз писателей России. Рекомендации мне дали прозаик Михаил Николаевич Еськов, поэт Юрий Петрович Першин и писатель-краевед Юрий Александрович Бугров – самые известные в области мастера художественного слова в своих жанрах. Конечно, данный факт радовал, но надо было ждать решения Правления СПР. (Кстати, вместе со мной тогда в Союз писателей России были приняты прозаик Сергей Дмитриевич Малютин из Курска и поэт Алексей Иванович Тимонов из Щигров. В отличие от меня, они, изрядно потрудившиеся журналистами в курских газетах, хорошо были известны в литературно-писательском сообществе. Ныне, когда я пишу эти строки, их обоих, к сожалению, уже нет на этом свете. Сначала не стало Тимонова в 2016 году, а в 2018 – и Малютина.)
Не менее знаковым в моей жизни стал и 2012 год. Во-первых, кроме работы с городским отделением СКЛ, пришлось участвовать вместе с Н.И. Гребневым, М.Н. Еськовым, Ю.П. Першиным, Б.П. Агеевым и А.А. Грачевым в разработке проектов литературных конкурсов имени А. Фета, К. Воробьева, А. Гайдара, В. Алехина, Г. Шелихова и П. Сальникова. (Большинство этих конкурсов прижилось, и есть лауреаты.) Не успели закончить работу над положениями об этих конкурсах, как началась подготовка к проведению 1-го съезда курских литераторов. Конечно, основная тяжесть забот и хлопот легла на плечи Николая Гребнева – инициатора всех мероприятий, – но и мне вместе с А. Грачевым, В. Шеховцовым, В. Рябининым, Ю. Першиным, Мариной Домашевой и другими писателями, литераторами и сотрудниками Издательского дома «Славянка» пришлось изрядно «попотеть». Провели конференцию, на которой избрали делегатов от городского отделения СКЛ, участвовали в подготовке проектов нормативных документов, в сборе материалов для спецвыпуска журнала «Толока». Словом, помогали как могли.
Съезд прошел в первых числах августа, вызвав горячие отклики в местной прессе и на телевидении. На съезде известным московским писателем и земляком курян Иваном Тертычным мне был вручен членский билет СПР № 8944. Журналистка и писательница Тамара Кравец о данном факте «тискнула» несколько слов в статье «В Союзе литераторов – новый подъем», опубликованной в «Городских известиях».
К съезду был приурочен выпуск журнала «Толока», который стал своеобразным подарком всем участникам этого форума – делегатам и гостям из Москвы, Брянска, Белгорода, Орла, из Украины и Белоруссии. В «Толоке» были опубликованы произведения нескольких десятков курских литераторов. Из моих работ в журнал вошли отрывок из повести «Богоданный», рассказ «Жигаевская легенда» и стихотворное повествование «Вече в Рыльске» (отрывок из сказа «Под игом»). Кроме этого солидного издания, увидели свет и новые выпуски «Перекрестка», которые, как уже говорилось, с шестого выпуска именовались уже «Курскими перекрёстками».
Несмотря на то, что общественная работа отнимала много времени, мне удавалось заниматься и собственными литературными делами. В  трех выпусках «Курских перекрестков» (№ 7, 8, 9) были опубликованы очерки – «Даешь тысячелетие Курску!», «Подводя итоги…», «Первый удельный курский князь», а также отрывки из стихотворных сказов и из романа «Время Бусово». В литературно-художественном альманахе «Курский край» (№ 1) был напечатан очерк об архитекторе В.И. Пилявском – «Певец «музыки в камне», а в коллективном сборнике «О Курске и преподобном Феодосии Печерском» – очерки «Феодосий Печерский – первый знаменитый земляк курян» (в соавторстве с А.Н. Пахомовой) и «Феодосий Печерский – первый курянин-писатель». В этом же году Курским ЮЗГУ был выпущен сборник научных статей, посвященных Отечественной войне 1812 года, в котором был опубликован мой очерк «Владимир Раевский – воин, поэт, публицист, первый декабрист». Не трудно догадаться, что очерк об очередном земляке курян. Причем таком земляке, который хорошо знал А.С. Пушкина и даже был предупрежден им о готовящемся аресте.
Помимо публикаций в альманахах и сборниках, в этом благодатном году небольшими тиражами в издательстве «МЭБИК» увидели свет книги: «Первый генералиссимус России» – историческая повесть о первом российском генералиссимусе А.С. Шеине, в 1683 году бывшем воеводой в Курске,  и «Ратная доблесть курян» – очерки о курских князьях, воеводах и видных военачальниках.
Чтобы хоть как-то ориентироваться в том, какие очерки вошли в книгу «Ратная доблесть курян», приведу хотя бы названия некоторых очерков: «Первый удельный курский князь Изяслав Владимирович», «Сыновья Олега Святославича», «Святославичи и Курское княжение. Олег Святославич», «Всеволод Святославич», «И сотворили радость дьяволу…», «Последний удельный князь Руси», «Первые полководцы из Курска», «Воевода Ю.И. Татищев и оборона Курской крепости в 1612 году», «Воевода И.В. Волынский и оборона Курска в 1616 году», «Князья Ромодановские на курском воеводстве», «Воевода из Курска – первый генералиссимус России», «Принадлежу только одному Богу», «Генерал-фельдмаршал П.А. Румянцев – первый курский наместник», «П.И. Багратион и Курский край», «Владимир Федосеевич Раевский – воин, поэт, первый декабрист», «Земляк курян и победитель Шамиля – генерал-фельдмаршал А.И. Барятинский», «А.В. Домбровский – флотоводец и литератор». (Предисловие к этой книге было написано дочерью, кандидатом исторических наук А.Н. Пахомовой.)
В этом же году были перетасованы, переработаны и дополнены очерки, рассказы и повести о курских милиционерах, которые затем вышли отдельными книгами по 240 страниц каждая – «Антиподы», «Будни Промышленного РОВД», «Весенний синдром», «Криминальный дуплет», «Ловушка для опера». Тиражи этих книг невелики – не более 10-20 экземпляров, – но их хватило, чтобы подарить по комплекту в библиотеки: Курскую областную имени Н.Н. Асеева, центральную городскую имени Ф.А. Семенова и некоторые районные, в том числе Конышевскую, а также в Литературный музей, Конышевский районный краеведческий и музей УМВД по Курской области.
В июне принимал участие в Пушкинских чтениях, проходивших в Курске на Театральной площади (у памятника великому поэту), а в начале июля участвовал в Фетовских чтениях, проводимых в деревне Воробьевке, в усадьбе А.А. Фета. (Кстати, в этом году был впервые проведен литературный конкурс имени Фета, победителями которого стали не только признанные поэты, но и литераторы.)
Еще в 2012 году я стал лауреатом литературного конкурса УМВД России по Курской области «Доброе слово» (Диплом за 1 место в номинации «Роман» от 9.06.2012 г.). А в первом номере журнала «Вестник кадровой политики МВД России» был опубликован очерк о моем творчестве «Неравнодушный ко всему на свете». Таким был итог моего многолетнего сотрудничества с подразделением культуры и досуга курской милиции.

В 2013 году исполнялось 70 лет Победы советского народа и нашей армии в Курской битве и 55 лет Курской писательской организации. Курским городским отделением СКЛ к этим знаменательным датам было подготовлено и издано два выпуска альманаха «Курские перекрестки» (№ 10 и 11), а всего в этом году вышло четыре выпуска. В большинстве из них имелись и мои прозаические и стихотворные работы, в том числе  очерк «Витязи чести и слова» – о курских фронтовиках-литераторах В.С. Барышеве, Н.А. Гальчуне, П.А. Михине и С.И. Чернышеве, повествование в стихах «Предки власть не любили» и очерки о курских писателях – «Уже не боги, но волшебники», «На светлый лад и откровение…», «Пишите по-доброму…». Стоит отметить, что в очерках о курских писателях выплеснулись мои многочасовые бдения над книгами и материалами о героях этих произведений, проведенные в «Асеевке». А еще эти произведения литературоведческого толка были моей данью уважения курским писателям, давшим мне путевку в большую литературу. (Позже эти очерки лягут в основу книг о В.П. Деткове, Б.П. Агееве, Ю.П. Першине и М.Н. Еськове.)
К празднованию победы на Курской дуге Издательский дом «Славянка» выпустил сборник произведений курских авторов «Зарницы Огненной дуги». В нем Марина Домашева, являясь составителем сборника, поместила и мой очерк «Витязи слова» – о курских литераторах-фронтовиках С. Чернышеве, П. Михине и Н. Гальчуне. А в «Толоке» (№ 64) был опубликован очерк о писателе Ю.П. Першине – «По отцовскому слову».
Еще в 2013 году исполнялось 50 лет предварительному следствию в органах внутренних дел. В память о данном событии СУ при УМВД по Курской области издан сборник (подарочного формата) «Золотые страницы курского следствия», в котором были напечатаны мои очерки «Школа Крутикова» и «В зоне закона», а также стихотворение «Следователям МВД…». Возможно, что именно это обстоятельство повлияло на то, что я в очередной раз стал лауреатом литературного конкурса «Доброе слово», традиционно проводимого УМВД по Курской области. (Диплом Гран-при от 2.08.2013 г.)
В Издательском доме «Славянка» вновь небольшими тиражами (от 30 до 50 экземпляров) вышли книги: «Деяний Петровых сказитель» – историческая повесть о Голикове Иване Ивановиче, сыне курского купца и авторе 30-томного собрания сочинений о деяниях Петра Великого, «Ратная доблесть курян» (уточненное и дополненное издание) и «Шемячич» – историко-детективный роман о рыльском князе Василии Ивановиче Шемячиче, возвратившем российской короне земли Северского и Рыльского княжеств. И в этом же 2013 году, в конце декабря, в ЮЗГУ вышел сборник научных статей «История и краеведение», главным редактором которого был Ю.А. Бугров, а составителем – моя дочь Ангелина Пахомова. По их настойчивой просьбе в этом сборнике имелась и моя работа – «Птенец гнезда Петрова, или Воевода из Курска – первый генералиссимус России», очерк об А.С. Шеине.
Что же касается жизни КРО СПР, то в 2013 году были проведены  литературные  конкурсы  имени В. Алехина, А. Гайдара, Г. Шелихова, П. Сальникова, А. Фета. (Кстати, первыми лауреатами премии имени П.Г. Сальникова стали писатель Юрий Першин и литератор Раиса Герасимова.) А ряды писательской организации пополнились такими членами Союза курских литераторов, как Ольга Аленкина из Железногорска, Лев Шадрин и Евгений Карпук из Курска. Аленкина издала несколько книг для детей, сын большого курского писателя Николая Шадрина Лев Николаевич получил известность как автор детективных романов, а Евгений Карпук покорил сердца читателей своими книгами о прошлом Курского края.
Помимо прочего, ноябрь и декабрь 2013 года запомнились событиями в Киеве, где начался всеукраинский майдан – справедливые требования украинцев о пресечении коррупции во властных структурах, вскоре переросший в антисоветский и антироссийский шабаш потомков недобитых нашими дедами бандеровцев. Прибывшие из западных областей Украины молодые нацики не только плясали свои ритуальные танцы под кричалки: «Кто не пляшет, тот москаль» или «Москаляку – на гиляку» (т.е. на виселицу), не только жегшие автомобильные шины на улицах и площадях, но и начавшие забрасывать украинских омоновцев камнями и бутылками с «коктейлями Молотова».
Событиям, начавшимся на Украине, я удивлен не был. Этого стоило ожидать, причем – давно. И не только потому, что незалежная Украина – горький политический продукт великого предательства Горбачева, Ельцина, Кравчука и Шушкевича, но еще и потому, что большинство щирых украинцев – халявщики. Причем халявщики со стажем. Ведь все Северное Причерноморье им досталось после побед русских солдат над татарами и турками в ходе походов Румянцева-Задунайского и Суворова. После революции и Гражданской войны в состав Украины правительством В.И. Ленина были переданы не только огромные территории Северного Причерноморья с жемчужиной – Одессой, но и Сумская, Донецкая, Луганская, Харьковская, Полтавская и ряд других областей – практически все Левобережье Днепра. Даже от Курской губернии в 1926 году был отщипнут существенный кусок – Путивльский уезд. Халявским приобретением для них стал и Крым, бездумно переданный Н.С. Хрущевым в 1954 году.
Предав Россию в 1991 году – этого определения стесняться нечего, это так и есть – лидеры незалежной Украины продолжали на халяву получать от России газ и электроэнергию. Правда, иногда плакались, что слишком высоки цены… вот если бы совсем бесплатно… А сами в это же время лелеяли и взращивали националистов – ярых ненавистников всего русского. И вот взлелеяли, выпестовали…
 
Так уж вышло, что 2014 год в жизни курского литературного сообщества проходил под девизом «Курские писатели – малой родине». И, действительно, многие курские писатели и литераторы посетили родные места, провели встречи со школьниками и односельчанами. Побывал в Жигаеве и я, причем вместе с поэтом Владимиром Рябининым. Подарили книги школьной библиотеке. (Отзыв об этом событии можно найти в Интернете – постарались жигаевские учителя.)
Среди подаренных мной книг были книги о Конышевском районе, селе Жигаеве и его жителях – «Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края» и «Жигаево и жигаевцы», – написанные в соавторстве с дочерью Ангелиной. (Тиражи этих книг не превышали 10 экземпляров).
В этом году вышло всего два номера «Курских перекрестков» (№ 14 и 15), и в каждом были мои очерки о курских писателях и их творчестве. Это «Совесть – главный цензор» – о Бугрове, «На светлый лад и откровение…» – о Деткове, «Открытое небо» закрытого человека» – об Агееве, «Случайности не случайны…» – о Гребневе, «Пишите по-доброму и про добро» – о Еськове и «По отцовскому слову» – о Першине.
Данная тема все больше и больше увлекала меня. Дело в том, что эти писатели не только проявили ко мне пристальное и доброе внимание, но, на мой взгляд, внесли существенную лепту в развитие литературы и культуры Курского края, что значительно важнее. Хотелось выразить хотя бы малую толику дани уважения и благодарности, которого они все заслуживают. Именно поэтому мой очерк «По отцовскому слову» вновь появился в книге «Современная поэзия и проза Соловьиного края», изданной «Славянкой». И именно поэтому малюсенькими тиражами и на правах рукописи вышли в «Славянке» книжки-брошюрки «Совесть – главный цензор», «Открытое небо» закрытого человека», «По отцовскому слову» и «Пишите по-доброму и про добро».
Эти книжечки (от 20 до 40 страничек каждая) в первую очередь были подарены самим писателям в их юбилеи, а во вторую – переданы в Литературный музей, областную библиотеку имени Н. Асеева и центральную городскую имени Ф. Семенова. А еще был очерк о Валентине Ткачевой, поэтессе, прозаике, фотографе, писателе-натуралисте – «А все-таки слово первично…», напечатанный в альманахе «Родник» (№ 4). Кроме того, были и главы из романа «Первый генералиссимус России» под общим названием «На засечной черте», опубликованные в декабрьском выпуске журнала «Пограничник» и принесшие мне небольшой гонорар.
Повторными изданиями небольшими тиражами при традиционной малотиражности из-за хронического безденежья вновь увидели свет роман «Дурная примета» и сборник историко-краеведческих очерков «Ратная доблесть курян» (это было уже 3-е издание). Книги, как правило, дарились друзьям и библиотекам. Денежных дивидендов от них никогда не имел.
Как и многие россияне, я с одобрением воспринял не только проходившие в Сочи 22-е Зимние Олимпийские игры, на которых наши спортсмены выступили блестяще, но и возвращение Крыма в лоно России, или, как часто определяют журналисты – «в родную гавань».
События, произошедшие на Украине, приведшие с одобрения лидеров стран Европы и США к государственному перевороту в февральские дни 2014 года, заставили крымчан это сделать во избежание глумления нациков над ними. А нацики, дорвавшись до власти, глумились не только над украинскими милиционерами и омоновцами, но и над всем русским и советским прошлым. Вымещали злобу за проигрыш своих дедов-бандеровцев в годы Великой Отечественной войны. И откровенно сожалел, что одним замахом к России не были присоединены восточные и южные области Украины, в которых традиционно преобладало русскоязычное население. Санкции от стран «объединенного Запада» были бы такими же, которые они ввели за Крым, но крови на Донбассе пролилось намного бы меньше. А возможно, ее бы не было совсем…
Когда я работал в органах внутренних дел, то у нас существовало негласное правило: «Попусту ствол не обнажай, а если вынул, то стреляй без лишних размышлений». Но правители России (президентом с 2012 года вновь был Путин, а премьер-министром – Медведев), по-видимому, не знали или же не помнили такой важной аксиомы и поступили так, как поступили… Потому русскоязычная Одесса пылала в огне, а русский по духу Донбасс и доныне харкает кровью.
Украинские события побудили меня вновь обратиться к детективному жанру. Появилась повесть «Первое дело», которая вошла в переработанную и переизданную книгу «Следствием установлено». А повести «Труп в ковре» и «Тревожный ноябрь 2014 года», рассказы «Один день опера», «Служба дни и ночи» и «По горячим следам» приобрели жизнь в книге с одноименным названием – «По горячим следам».

В 2014 году в Союз писателей России из рядов КГО СКЛ были приняты Владимир Кулагин, известный в России журналист и соавтор пяти-шести альбомов и книг о Курском крае. Кроме него, членами СПР в этот год стали Ольга Климова из Курска, покинувшая Союз российских писателей, в котором находилась с 1998 года, Анна Галанжина из Рыльска и Валентина Ткачева из Глушкова. Пополнение, на мой взгляд, стало достойным… А еще в этом году был учрежден Литературный лицей при КРО СПР и впервые были подведены итоги литературного конкурса имени А.П. Гайдара. Среди победителей (лауреатов) был прозаик и краевед Михаил Лагутич, с которым у меня сложились хорошие отношения.
По итогам 2014 года Правление КРО СПР признало курское городское отделение СКЛ лучшим в области среди городских отделений. Я же, если верить небольшой заметке И. Забелина «В Курске назвали лучшего прозаика 2014 года» в газете «Друг для друга», был признан лучшим прозаиком года (20.02.2015 г.) и стал лауреатом литературной премии имени Пимена Карпова, учрежденной еще в 2010 году. Тут постарались мои тезки – Николай Гребнев и Николай Шатохин, – которые решили таким образом отметить мои потуги в исследовании жизни и творчества земляков.


В ГОД ЛИТЕРАТУРЫ

2015 год в стране был объявлен президентом Путиным Годом литературы. Правда, в отличие от предшествующих Года кино и Года театра, денежных средств писателям не выделялось: мол, писательских союзов в России много, а единого нет, поэтому, чтобы никого не обидеть, денег никому не дадим. И вообще у нас ныне в стране рыночная экономика, сплошная коммерциализация, вот пусть сами и зарабатывают. Что тут скажешь – Соломоново решение, да и только…
В Курске этот год еще проходил под знаком празднования 90-летия со дня рождения Евгения Ивановича Носова и подготовки к проведению 2-го съезда курских литераторов. Имелись и другие знаковые даты и события, как, например, традиционные литературные конкурсы, которые должны были быть проведены в спланированное время, а их победители отмечены благодарственными письмами КРО СПР.
А еще Николай Иванович Гребнев вместе с членами правления КРО СПР предпринял немало усилий для того, чтобы в Курской области был учрежден новый региональный литературный конкурс «Курская битва», подобный «Прохоровскому полю», практикуемому на Белгородчине. И это ему удалось. Губернатор Александр Николаевич Михайлов, к удивлению многих писателей и литераторов, снизошел до нужд курского писательства. И в дополнение к уже имеющимся творческим конкурсам имени В.В. Овечкина (с 1973 года), имени К.Д. Воробьева (с 2000), которые почему-то «приватизировали» журналисты, а также литературного конкурса имени Е.И. Носова (с 2003) учредил конкурс «Курская битва».
(Первыми лауреатами «Курской битвы» стали почетный литератор, участник Великой Отечественной войны С.И. Чернышев (за книгу воспоминаний «На переднем крае») и писатели В.И. Давыдков (за книгу «Анализ Курской битвы»), Н.И. Шадрин (за документально-художественную повесть «Я чайка».)
Естественно, мне, ставшему к этому времени членом правления КРО СПР (по волевому решению Николая Гребнева), вместе с литературным активом приходилось участвовать во многих мероприятиях. Однако, участвуя, я не забывал и о собственной литературной деятельности, и об издании «Курских перекрестков».
В 2015 году их вышло восемь номеров (с № 16, посвященного жизни и творчеству Е.И. Носова, по № 23, посвященного итогам 2-го съезда курских литераторов). В этих выпусках были опубликованы очерки «Воинские судьбы» – о моих родственниках, «Даритель света и добра» – о М. Еськове, «Династия» – о поэтах отце и сыне Корнеевых, «Мотивы «Слова…» в творчестве курских писателей», «Певец деяний Петра Великого» – об И.И. Голикове, «Стезей просвещения» – о Карионе Истомине, «Сытины нашего времени» – об отце и сыне Саранских, поэтах, прозаиках и издателях, и «Человек чести и пользы» – о писателе В. Волжине, родившемся во Льговском уезде, жившем и творившем во второй половине XIX – начале ХХ века.
Эти и некоторые другие очерки о писателях-земляках вышли отдельными книжечками-брошюрами в этом же богатом на литературные события году. Среди них «Династия», «Неизвестный писатель из Шустова» – о писателе А.М. Горбачеве, родившемся в Конышевском районе Курской области, воевавшем, а затем занимавшемся литературой на Украине и в Оренбуржье. А также «Любите нас живыми» – о писателе-прозаике М. Еськове, «Неуёмность» – о поэте и художнике Л. Наливайко и «Человек чести и пользы» – о прозаике, современнике Льва Толстого, юристе высокого ранга В.А. Волжине, авторе трех романов, десятка повестей и восьмидесяти рассказов и очерков.
Таким образом, было положено начало литературно-краеведческого цикла «Литературная нива Курского края». Название подсказал Н.И. Гребнев, и он же оказывал моральную поддержку в издании этих книжек «Славянкой». Над дизайном обложки трудились Марина Домашева и Виталий Федяев. Естественно, смущала малотиражность, но до адресатов и главных библиотек экземпляры книг доходили. Гонораром же для меня было осознание доброго дела, сделанного мной по велению сердца, и искреннее «Спасибо!» коллег.
Помимо этих книжек-брошюр, в «Славянке»  небольшим тиражом удалось издать сборник эссе и очерков о курских писателях «Литературные традиции Курского края». В него вошли «Феодосий Печерский – первый курянин-писатель», «Сильвестр Медведев – трудник слова», «Карион Истомин», «Голиков Иван Иванович – певец деяний Петра I», «Шелихов Григорий Иванович – Колумб российский», «Богданович – первый профессиональный поэт в Курской губернии», «Слово об Афанасии Фете – Курской земли поэте», «Первые знакомства», «На светлый лад и откровение…», «Открытое небо закрытого человека», «Случайности не случайны…», «Пишите по-доброму и про добро…», «По отцовскому слову», «Совесть – лучший цензор», «Обличитель «сяв» и «голем» – о творчестве Н.И. Дорошенко, «Перекличка через века» – о поэте Ю.Н. Асмолове, «Династия»  – о поэтах Николае и Вадиме Корнеевых.
Увидело свет и 2-е издание сборника эссе и очерков «Мы – куряне». Он был дополнен новыми произведениями, в том числе такими, как «Побольше бы таких книг…» – о повести В. Крюкова «Лучник», «Литературный бенефис Дмитрия Жукова», «Сплав души, добра и света» – о творчестве курской поэтессы Н. Прокофьевой, «Дерзание» – о первых успехах юного литератора Дианы Смирновой, «Русскость – стиль жизни и творчества»  – о поэте С. Князеве. А в «Толоке» (№ 65) нашел свое место очерк «Воинские судьбы».
9 сентября в Курске на Театральной площади проходила первая книжная ярмарка-выставка, где я должен был принимать непосредственное участие, но в этот день умерла моя мама – и, естественно, мне стало не до книжной ярмарки и литературы. Если папа был примером интеллигентности, отзывчивости, честности и ответственности, то мама – трудолюбия и хозяйственности. До самой старости (ей было за 80 лет), даже живя в городе, она находила себе дела: то за правнучкой присмотрит, то завтраки, обеды и ужины приготовит, то зимних теплых носков на всех внуков и правнуков, не говоря уже о собственных детях, навяжет, то «генеральную» уборку в квартире затеет…
Замечательные были у меня родители!.. Вечная им память!

2015 год был юбилейным не только для флагмана курского писательства – Евгения Носова, но и для других курских писателей-фронтовиков, в том числе Николая Корнеева и Василия Алехина. (Исполнялось 100 лет со дня рождения Н.Ю. Корнеева и 90 лет со дня рождения В.С. Алехина.) В курских библиотеках, носящих их имена, прошли мероприятия, посвященные этим мастерам художественного слова. Принял посильное участие в обоих, в том числе с выездом в город Рыльск, с которым у Николая Корнеева связаны детские годы, а у Алехина – время литературного становления и подвижничества.
(Кстати, в Рыльск вместе со мной ездили поэты Владимир Рябинин и Вадим Шеховцов.)
В октябре вместе с писателями Леонидом Наливайко и Николаем Гребневым, уроженцами Конышевского района, побывали в Конышевке. Провели встречи с читателями в Доме культуры и районном краеведческом музее. Подарили районной библиотеке книги. Среди книг, подаренных мной, был пятитомник «Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края» (каждый том по 240 страниц), «Жигаево и жигаевцы» и сборник произведений земляков-конышевцев – Николая Гребнева, Леонида Наливайко, Николая Коняева, Дмитрия Пахомова и моих – который естественным образом стал шестым томом истории (в данном случае – литературной) Конышевского района. Видно, подошло время не только разбрасывать камни, но и собирать их, а также отдавать дань любви и уважения малой родине…
Десант курских писателей на малую родину не только был одобрительно принят земляками, но и нашел свое отражение в статье директора районного краеведческого музея С. Челенкова «В рамках Года литературы», опубликованной 16.10.2015 г. в конышевской районной газете «Трибуна». (Ныне эту статью можно отыскать в Интернете на официальном сайте газеты.)

Второй съезд курских литераторов проходил с 20 по 21 ноября, «угодив» на день рождения писателя Михаила Николаевича Еськова, которому исполнилось 80 лет. Тут уж постарался Николай Гребнев, сделав подарок юбиляру. И правильно поступил. Надо привечать ведущих мастеров слова при жизни, чтобы они могли порадоваться этому вместе со всеми. Не зря же Михаил Николаевич на многих встречах с читателями повторял: «Любите нас живыми!».
На этом съезде литераторов губернатором области А.Н. Михайловым мне был вручен почетный памятный нагрудный знак «За труды и Отечество». Опять постарался Николай Гребнев, побеспокоившись обо мне и включив в список награждаемых, среди которых были такие известные писатели, как курянин Б.П. Агеев и москвичка С.В. Вьюгина (супруга нашего земляка-писателя Ивана Тертычного).
Кроме наград, врученных писателям и литераторам, на 2-м съезде было объявлено, что Курская писательская организация стала лучшей в России, а ее руководитель Николай Гребнев признан лучшим руководителем среди региональных писательских организаций.
Правлением Союза писателей России был награжден и губернатор Курской области А.Н. Михайлов, которого писательское сообщество страны признало «самым литературным губернатором России». Естественно, такое отношение писателей было приятно Александру Николаевичу, и он публично пообещал дальнейшее плодотворное сотрудничество с Союзом курских литераторов.
Членами СПР в этом году никто из курских литераторов не стал, зато многие стали лауреатами конкурса имени А.А. Фета. О новых лауреатах своей премии «Дорога к дому» объявил и Михаил Николаевич Еськов, назвав сразу двух прозаиков – Ирину Отдельнову и Ольгу Конореву.

А жизнь России, названной Западом, напялившим на себя одежды прокуроров и судьей, страной-агрессором, так как без их ведома и разрешения присоединила Крым и не позволила украинским националистам потопить в крови восставший Донбасс, теперь проходила под все новыми и новыми санкциями. Насквозь лживая и лицемерная политика лидеров западных стран, дурачивших мир призывами к демократии и толерантности, в конце 80-х годов взятая на вооружение либералами ельцинского разлива, проявилась в полной мере. Мало того, что традиционно захлебывались госдеповцы США и привычно ядовито подлаивали им Англия, Франция и Германия, начали тявкать Польша и бывшие республики Советской Прибалтики – Литва, Латвия и Эстония. А уж как брехали лидеры и СМИ Украины – ни словами сказать, ни пером описать, лишь только диву даваться!.. Сбили индонезийский пассажирский самолет, возможно, даже по подсказке из Вашингтона, а вину за это возложили на Россию и Путина; начали нацики бомбить Донецк и Луганск – опять вину возложили на Россию и Путина.
В советское время иногда можно было услышать поговорки: «Где хохол побывал, там еврею делать уже нечего» и «Где хохол ни ступнёт, обязательно сбрехнёт». Тогда это воспринималось с ироничной улыбкой, мол, шутки, теперь – как голая правда-реальность. Сплошные многослойные, как кремовый пирог, потоки лжи и клеветы.
Обнаженной реальностью стало и то, что «объединенный» Запад с удовольствием верил любой украинской брехне, даже если эта брехня была грубо состряпана и «шита белыми нитками». Воистину: «рыбак рыбака видит издалека»…
В ответ на экономические санкции правительство России ввело эмбарго на товары из стран Европы и Америки. Конечно, европейцы поморщились – не хотели иметь убытки из-за прекращения поставок в Россию агропродукции, кстати, полностью угробивших наше собственное сельскохозяйственное производство. Европейцы морщились, а наше село буквально на глазах стало оживать: вышло из анабиоза растениеводство, в том числе зерновые культуры и сахарная свекла, начало развиваться птицеводство, наметились положительные сдвиги в животноводстве и садоводстве. Воистину: «не было бы счастья, да несчастье помогло»… 
Но наши антисанкции, на мой взгляд, были бы куда действеннее, если бы либералы-ельцинисты в «лихие девяностые» не уничтожили в угоду американским кураторам из Госдепа свою промышленность – краеугольный камень всей отечественной экономики. Мало того, что  Ельциным и Чубайсом была проведена нечестная, несправедливая приватизация, породившая в стране олигархат, ворюг-бизнесменов, так еще под плач и крокодильи слезы о неэффективности и неконкурентоспособности  все угробили, или, как выразился однажды президент Путин, – «раздрабанили»! Не только гражданскую раздрабанили, но и военную промышленность – признанный двигатель всей российской промышленности. Эту – под либеральным «соусом» о конверсии, когда на заводах, выпускавших ракеты и самолеты, попытались делать кастрюли и сковородки. В результате – ни самолетов и ракет, ни танков и БТР, ни кораблей и подлодок, ни приснопамятных кастрюль и сковородок, которые стали закупать в Европе и Китае, развивая их производство и укрепляя их экономику в ущерб собственной.
Словом, ельцинские «младореформаторы» и их последыши постарались на совесть и до сих пор за свое безрассудство никак не ответили… Да, их несколько отодвинули от кормила власти, но они, нахапав вдоволь народного достояния, по-прежнему чувствуют себя превосходно, ходят с задранными вверх носами.
Не надо быть и семи пядей во лбу, чтобы, говоря о экономической независимости, не опираться на собственную промышленность, сельское хозяйство, энергетику, на собственный научный, культурный и военный потенциал. А это значит, что надо у себя в стране производить всю линейку товаров – от гвоздя, иголки и детских памперсов до тракторов, кораблей, самолетов и стратегических ракет. Всю, без малейшего исключения как для внутреннего пользования, так и для торговли с зарубежными странами (кроме ракет, естественно). А еще не забывать развивать собственное станкостроение и собственные наукоемкие технологии. И тут, возможно, стоит взять на вооружение пример Китая, в сжатые сроки освоившего многие новейшие мировые технологии и из технически отсталой страны вырвавшегося в лидеры, ставшего второй экономикой мира.
Ведя торговые отношения с зарубежными партнерами, надо поставить дело таким образом, чтобы, приобретая у кого-то какой-то товар, например, те же чайники или сковородки, этому кому-то или кому-либо иному продавать собственные, пусть даже и по более низкой цене при довольно равном качестве. Торгово-экономический баланс при этом если и возникнет, то его легко можно нивелировать за счет внутреннего потребления, для чего необходимо развивать покупательную способность населения за счет увеличения зарплат и пенсионного обеспечения.
Кстати, этому собственный пример имеется: мы же не бросили изготавливать автомобили, хотя наши отечественные – чего уж греха таить – уступают зарубежным, а в постнулевые годы худо-бедно, но возвратились и к производству сельхозтехники. И теперь на наших полях можно видеть не только немецкие трактора и комбайны, как было это в девяностые годы, но и отечественные. Остается добиться того, чтобы и на германских полях появились наши комбайны и трактора, подобно тому, как полки их магазинов давно и устойчиво занимает наша водка.
Если же какой-то свой товар и не удастся продать за рубежом – не страшно: на внутреннем рынке найдет себе сбыт. Главное, будет полная производственная независимость от внешних факторов, при которой большинство санкций, вводимых враждебным нам Западом, станет бессмысленным делом. А чтобы независимость была полной, стоит подумать и об уходе с «нефтяных и газовых» долларов – основе действующей экономики современной России. Это ненормально, когда такая зависимость страны от нефтедолларов! Невозобновляемые природные ресурсы не должны быть главной статьей доходов государства. Побочной – да, но не главной.
Стоит подумать и о перенастройке российской банковско-финансовой системы, которая до сих пор плодит жуликов, обворовывающих Отечество на миллиарды рублей. Вспомним хотя бы бывшего председателя правления банка «Москва» господина Пугачева, обретающегося ныне в странах «цивилизованного» Запада! Ох, немало подобных ему пугачевцев еще пребывают на бескрайних просторах Российской Федерации и обворовывает ее и весь народ. Ох, немало…
На фоне указанного негатива не стоит забывать, что эта система с поганых ельцинских времени находится под пятой американского доллара, особенно во внешнеторговых отношениях, и что американцы этим умело пользуются, перекрывая то одни, то другие краники в денежных потоках. Отрадно, что российское правительство, наконец, это осознало и стало принимать хоть какие-то меры ухода во внешних расчетах от доллара.
Американский доллар, на который страну «подсадили» либералы-рыночники ельцинского призыва по подсказке же из США, которым это весьма выгодно, до 2014 года стоивший от 30 до 35 рублей, теперь обрушился до 60 и более. Естественно, жизнь простых россиян усложнилась: и так многие миллионы россиян жили у черты бедности, теперь же скатились за эту черту, ведь ни зарплаты, ни пенсии в два раза не увеличились. (По разным оценочным данным более 20% россиян вновь оказались за чертой бедности.) И что бы не пели нам некоторые экономисты и статисты о повышении благосостояния жизни населения, этого нет. Да и быть не может, пока не заработает в полную мощь отечественная промышленность, пока не будут построены новые заводы и фабрики, пока, наконец, отечественные бизнесмены не перестанут быть вороватыми да алчными и не вспомнят о национальной гордости росса.
Да, под незаконные санкции обнаглевших вконец америкосов подпали и некоторые олигархи, открыто поддерживающие Путина; впрочем, не умерли, не погибли, по-прежнему «на плаву», даже некоторые, более сознательные, в чем-то помогают президенту поддерживать экономическую стабильность. Другие же как смотрели на Россию «через губу», как вывозили «грины» за рубеж, так и продолжали вывозить. Им, бессовестным и бесстыжим хапугам, на проблемы своей страны глубоко плевать. А потому, к сожалению, социальная пропасть между богатыми и бедными россиянами лишь растет и углубляется. И хорошим этот разрыв, как мне видится, не закончится… Ведь пример уже был. Причем не так давно, всего лишь сто лет назад…
Бесконечные же разговоры, что рынок все уладит и что ВТО поддержит нужные нам производства – от лукавого. Это даже не в пользу бедных, как любят говорить все те же либералы, а в пользу наших экономических и политических соперников. Введенные против нашей страны санкции это отчетливо показали. И только упертые либералы, продолжающие обивать пороги телестудий и нести бесконечную словесную пургу про эффективную частную собственность и всесилие рыночных отношений, приводя в пример Америку, этого все никак не возьмут в толк. А пора бы…
Вспомним: худо-бедно, но экономика СССР, как уже отмечалось выше, была второй в мире и давала не менее 22% валовой продукции, а вот экономика рыночной России после ее многолетнего раздрабанивания олигархами и горе-бизнесменами, антинационально ориентированными и настроенными, вывозившими сотни миллиардов долларов за границу, и 2% не давала. Вот и оказалось, что в борьбе с санкциями враждебных нам стран, которые по-прежнему на официальном уровне дипломатично назывались «партнерами», России весьма непросто противостоять. Соперничество явно не в нашу пользу. А все потому, что либералы реальный сектор экономики в 90-е годы по указке из Вашингтона под корень уничтожили и не понесли за это никакой ответственности.
Тут бы правительству взять на вооружение пример Норвегии, Швеции или той же Франции, где богатые за счет прогрессивного налогообложения, пусть и добровольно-принудительно, но поддерживают социальную стабильность. Но нет, не берет,  все по ельцинской колее ползет, все олигархическому капитализму, самому что ни на есть дрянному,  угождает, все о буржуинстве печется, а не о простом народе…
Но, не дай Бог, коснись что… то буржуинство, как тараканы, по зарубежным щелям разбежится, поближе к наворованным и вывезенным за границу капиталам попрячется, а Родину защищать станет бескапитальный, живущий в многолетней бедности, но честный и совестливый трудовой русский народ. Ему бежать некуда!








НОВЫЙ ПОВОРОТ В ТВОРЧЕСТВЕ

Новый 2016 год в плане широкомасштабных литературных и общекультурных мероприятий был тише предыдущего, тем не менее литературная жизнь застойной, в отличие от нашей промышленности, не была. Николай Иванович Гребнев вместе с писательским активом без устали продолжал атаковывать кабинеты больших городских и областных начальников. В результате добился того, что была создана Губернаторская библиотека, нашедшая приют в Белом доме, в приемной губернатора, и стал решаться вопрос о создании Совета по литературе при администрации области. Кроме того, губернатор А.Н. Михайлов подписал распоряжение о проведении в Курске единого Дня литератора 15 января – в день рождения Е.И. Носова – и учреждении ежегодного литературного конкурса и премии 50 тысяч рублей «Литератор года». (Областная Дума это распоряжение оформила в качестве законодательного акта.) Так впервые в России в Курской области появился праздник литераторов – День литератора. Словом, литературная жизнь в соловьином крае на месте не стояла, потихоньку двигалась вперед.
Лично для меня этот год начался с того, что в первых числах января в Доме журналистов были подведены итоги творческого конкурса имени Константина Воробьева за 2015 год и я стал одним из лауреатов этого конкурса, представив на него книгу очерков «Ратная доблесть курян».
В этом году мной было составлено и издано «Славянкой» семь выпусков альманаха «Курские перекрестки» (с № 24 по № 30). В каждом их этих выпусков имелись и мои работы – очерки и отрывки из романов или повестей. Среди них – «Неизвестный писатель из Шустова», «Воскрешение памяти», «Сёмка» – отрывок из романа «Первый генералиссимус России», «Неуёмность», «Стихоирония» – о конышевском литераторе Николае Коняеве, рассказ «Один день опера» и «Тиун Радимша» – отрывок из повести «Богоданный».
Но главным итогом всей моей литературной деятельности этого года стали книжки и сборники очерков (от 10 до 150 экземпляров) о курских писателях из серии «Литературная нива Курского края», увидевшие свет и получившие путевку в жизнь в Издательском доме «Славянка». Это «Посреди эпохи непогожей» – о поэте-лирике, поэте-патриоте Ю.Н. Асмолове (40 с.) и «Жизнь – постоянный поиск» – о поэте, прозаике, краеведе и ученом Ю.А. Бугрове (120 с.). Это «Все начиналось в Курске» – о современнике А.С. Пушкина, издателе его произведений и даже в некоторой степени его друге – поэте, прозаике, журналисте, переводчике, исследователе «Слова о полку Игореве» Н.А. Полевом (120 с.). Это «Несгибаемость» – о «курском Островском», поэте и прозаике В.С. Алехине, одним из первых обратившемся к теме о курских подпольщиках и партизанах (120 с.). Это «Одиссеи и пристани» – о замечательном прозаике Б.П. Агееве (96 с.) и «Правда жизни – творческий стиль» – о прозаике и краеведе М.С. Лагутиче (136 с.). Оба – уроженцы Льговского района. Это «Мастер короткого рассказа» – о журналисте и писателе-прозаике из Хомутовки Н.А. Шатохине (100 с.) и «На светлый лад и откровение…» – о прозаике-лирике В.П. Деткове (80 с.). Это «Народный поэт» – о деревенском народном поэте и моем родном отце Д.Д. Пахомове (40 с.) и «Стихоирония» – о конышевском поэте Н.И. Коняеве (40 с.). Это «Новое измерение» – о замечательном поэте и прозаике Ю.П. Першине (200 с.) и «Проза, как сама жизнь» – о талантливом прозаике, лауреате премии имени В. Шукшина М.Н. Еськове (200 с.). Это «Восторженность – творческий стиль» – о журналисте, поэте и прозаике из Курчатова И.Ф. Зиборове (200 с.) и «Лучезарие» – о курской поэтессе В.М. Коркиной (200 с.). Это «Зов слова» – о прозаике, критике и ученом-филологе И.З. Баскевиче, первооткрывателе версии, что автором бессмертного «Слова…» мог быть курянин (200 с.). Кстати, Юрий Першин, Михаил Еськов, Владимир Детков, Иван Зиборов и Валентина Коркина принадлежат к категории писателей из поколения «дети войны».
В конце этого же года небольшими тиражами в гребневской «Славянке» были изданы сборники (по 240 страниц каждый), включавшие в себя произведения о курских писателях. Это  «У истоков» – о первых писателях Курского края, «Многозвучие» – о писателях-конышевцах с приложением их произведений, «Восторг и мастерство» – о Зиборове, Шатохине и Валентине Ткачевой, «Горение» – об Алехине и Бугрове, «Литературные одиссеи и правда жизни» – об уроженцах Льговского района Борисе Агееве и Михаиле Лагутиче, «На светлый лад…» – о Владимире Деткове, Николае Дорошенко, поэтах Корнеевых, поэтах и издателях Саранских и поэтессе Наталье Прокофьевой.
Кроме того, были написаны и опубликованы очерк о В. Ткачевой «Окрыленность» и предисловия «Писатель, который вошел в мое сердце» к книге Н. Шатохина «Приходите в мой дом…» (Курск, 2016) и «Увлекательное путешествие вглубь веков» к книге В.А. Носова «Скифский курган» (Курск, 2016).
А стихотворное повествование с длинным рифмованным названием «Об уроках демократии, западной плутократии, российских либералах и мировых скандалах» стало очередным моим хулиганством на поприще стихосложения. Сорокастраничный текст этого хулиганства выкладывался в Интернет, но был убран оттуда провайдерами за нелестные отзывы о президенте США Обаме и президенте Украины Порошенко.
В конце все того же 2016 года журналист и литератор Олег Качмарский в газете «Курск» опубликовал интервью «Николай Пахомов: по душе, когда добро побеждает», в котором шла речь о моем творчестве, о моих исторических повестях и романах, о произведениях детективной направленности и о цикле очерковедческих сборников «Литературная нива Курского края». Ныне это интервью гуляет по просторам Интернета под названием «Николай Пахомов: из Курска с любовью».

Радовало душу и то, что из рядов КГО СКЛ в ряды КРО СПР был принят поэт-лирик Владимир Николаевич Рябинин, издавший к этому времени два поэтических сборника. Кроме Рябинина, членом СПР стал и прозаик из Курчатова Дмитрий Жуков, автор повестей о первопечатнике Иоганне Гуттенберге и актере Михаиле Щепкине.
Немало было и лауреатов премии имени А.А. Фета. Среди них поэты Юрий Асмолов и Василий Золоторев, Анатолий Афанасьев и Иван Зиборов.
Кроме всего прочего, 2016 год для Курского городского отделения Союза курских литераторов был еще и юбилейным – исполнялось 5 лет его существованию и деятельности. Когда подвели итоги этой «пятилетки», то выяснилось, что в СПР было принято 6 человек, а издано книг – десятки и десятки. Многие литераторы, особенно стихотворцы, издали в «Славянке» не по одной-две, а по три-четыре книги. Да, о гонорарах речь не шла, но положительных эмоций сколько!..
А ударом для всего литературно-писательского сообщества края стала смерть известного поэта-патриота Алексея Федосеевича Шитикова (30 декабря). И до его смерти приходилось участвовать в траурных мероприятиях по погребению курских писателей В.Н. Конорева (2014), Е.А. Шанина (2015), В.Д. Чемальского-Мухи (27.01.2016), А.И. Тимонова (30.07.2016) и скорбеть о них, но кончина Шитикова, тронувшегося умом от напряженной работы над поэмой о курянах, стала потрясением. Не все любили Алексея Федосеевича из-за его чрезмерной критики и придирчивости к начинающим поэтам, из-за отрицательного отношения к Союзу курских литераторов, но как профессионала его уважали и ценили многие.



РАДОСТИ И ПЕЧАЛИ 2017 ГОДА

2017 год также начался с того, что я стал лауреатом литературной премии имени П.Г. Сальникова. Во-первых, за результативную работу с «подшефным» литератором Дианой Смирновой, опубликовавшей в «Славянке» книгу прозы и «засветившейся» на страницах центральных издательств своими отзывами о деятельности Литературного лицея. Во-вторых, за цикл книг о курских писателях. Позаботились же обо мне Николай Гребнев и Марина Пронская (Домашева). Именно по их инициативе я стал лауреатом данной премии после Юрия Першина (2013) и Тамары Антипенко (2015).
Диплом о лауреатстве мне вручался во время торжественного проведения Дня литератора в библиотеке имени Н.Н. Асеева – 15 января.
Что же касается жизни курского литературно-писательского сообщества, то 2017 год ознаменовался целым рядом невосполнимых потерь: 1 января похоронили поэта Алексея Федосеевича Шитикова (15.11.1939-31.12.2016), в январе же не стало поэта, прозаика, краеведа и издателя Юрия Александровича Бугрова (1.09.1934-18.01.2017), журналиста и литератора Федора Емельяновича Панова (8.06.1930-21.01.2017), краеведа Владимира Борисовича Степанова (21.06.1934-24.01.2017). Каждый – личность в литературе, общественной и культурной жизни Курской области, каждый – автор десятка, а то и нескольких сборников поэзии или прозы.
Кроме того, в январе в Железногорске умер поэт Владимир Иванович Шилов (1937-2017), член СПР с 2007 года, а в середине лета (9 июля) – поэт Лев Николаевич Боченков (1933-2017). В начале осени не стало прозаика Александра Александровича Харитановского (30.09.1923-08.09.2017), патриарха курского писательского сообщества, а в ноябре – поэта Леонида Михайловича Звягинцева (15.02.1937-07.11.2017).
В 2017 году после долгих размышлений и сомнений: стоит ли приступать к работе над книгой о такой писательской глыбе отечественного и мирового значения, как Мастер – Евгений Иванович Носов (15.01.1925-12.06.2002), я все-таки принялся за очерки о нем. Правда, принялся после того, как в этом начинании обрел моральную поддержку у его сына Евгения Евгеньевича, а еще и у лиц, хорошо знавших Мастера: писателей Михаила Еськова и Юрия Першина и научного сотрудника Литературного музея Евгении Дмитриевны Спасской. Первые в 70-е годы ХХ века входили в ближайшее окружение Мастера и даже величались с подачи Виктора Астафьева «шлемоносовцами»; вторая является пламенным почитателем таланта писателя, а в прошлом – ближайший друг и помощник.
О Мастере написано столько, что простое перечисление работ и их авторов займет десятки книжных страниц, поэтому приступать к очеркам о нем и его творчестве было боязно, а уж торопиться с окончанием новой книги вообще не стоит. У поэта Юрия Першина есть замечательные строки: «Что не боги горшки обжигают, / Это видно по горшкам…». Вот и надо, чтобы мой «обжиг» хоть в какой-то мере соответствовал предмету исследования и вылился во что-то цельное и теплое, а не стал кучкой холодных бесформенных «черепушек» – нелепыми осколками литературного горшка.
В жизни литературно-писательского сообщества Курского края 2017 год ознаменовался тем, что лауреатами 5-й Носовской премии, после внутренних дрязг, затеянных писателем В.И. Давыдковым, стали поэты Юрий Асмолов и Владимир Молчанов (Белгород), а также прозаик Николай Гребнев – председатель КРО СПР. А лауреатом губернаторской премии «Литератор года» – поэт, прозаик-публицист, ученый-историк и общественный деятель Александр Грачев. (Кстати, тут тоже не обошлось без окололитературной грязи – волну, которая коснулась непосредственно и меня, как председательствующего члена жюри конкурса, поднял поэт Ю.А. Сухов, член Российского союза писателей, отделение которого появилось в Курске в 2016 году.)
Зато без лишних споров прошел очередной конкурс имени А.А. Фета и вновь учрежденный КРО СПР конкурс «Малая родина – соловьиный край», победителями которого стали члены КГО СКЛ Галина Гатилова-Янкова и Михаил Каньшин.
В августе состоялось первое заседание Совета по литературе при губернаторе области, в который меня «втиснул» Николай Гребнев. По меткому выражению прозаика Бориса Агеева, Гребнев сам на себя несколько хомутов надел и на друзей хомуты надевает… Словом, Гребнев сам покоя не ведает и другим жить спокойно не дает. Одно хорошо: на Совете пообещали похлопотать о выделении денег на следующий год для КРО СПР и СКЛ и поддержали нашу инициативу об учреждении литературного конкурса имени Юрия Бугрова. (А вот другая инициатива – о присвоении имени Бугрова одной из Курских городских библиотек – не нашла поддержки.)
А еще в этом году в Издательском доме «Славянка» вышли два больших сборника: «Современная поэзия и проза Соловьиного края» и «Любимый город – в сердце моем!» (последний – в моем редактировании). В них находились мои произведения, соответственно, предисловие «Живая связь поколений», рассказ «И дипломат, и ствол, и бомжара Жучка» (в редакции Бориса Агеева) и очерки о курских князьях – «Курские удельные князья». Это было приятно.
Впрочем, радовался я больше не за себя, а потому, что в обоих сборниках были произведения моих коллег по КГО СКЛ. Например, в «Современной поэзии и прозе Соловьиного края» – работы Людмилы Коломиец, Ольги Коноревой, Петра Михина, Владимира Носова, Натальи Прокофьевой, Лидии Ракитской, Татьяны Страховой, Александра Грачева, Олега Качмарского, Марины Масловой, Евгении Лесниковой, Галины Гатиловой-Янковой, Марины Пронской (Домашевой), Вадима Шеховцова и других. А в сборнике «Любимый город – в сердце моем!» – произведения Ирины Аникановой, Анатолия Афанасьева, Ларисы Гостевой, Александра Грачева, Ивана Зарецкого, Михаила Каньшина, Олега Качмарского, Олега Лузанова, Розы Машниной, Бориса Останкова, Натальи Прокофьевой, Лидии Ракитской, Татьяны Страховой, Ларисы Фроловой и других, весьма окрепших за годы действия КГО СКЛ.
Кроме того, в обоих этих солидных сборниках были произведения школьников и студентов Курска – Сережи Грешилова, Кати Бондаренко, Насти Гостевой, Майи Трубниковой, Дианы Смирновой и других юных поэтов и прозаиков. Естественно, это не могло не радовать, ибо ранее произведения начинающих авторов публиковались в основном только в альманахе «Курские перекрестки» да отдельных тематических детских сборничках. Теперь же – вместе со взрослыми, вместе с известными курскими писателями под рубрикой «Проба пера», чего раньше никогда не было. И хотя юные дарования, как и все остальные, гонораров не получали и довольствовались только одним бесплатным экземпляром сборника, радовались они этому событию искренне и заслуженно гордились своими успехами. Радовались за них и их наставники – писатели и литераторы Вадим Шеховцов, Лидия Ракитская, Борис Останков, Татьяна Страхова, Эмма Филатова, Галина Конева, Александр Грачев.
Был доволен и «виновник» всех этих литературных нововведений и дел – Николай Иванович Гребнев, не на словах и в декларациях, а на практике поддерживающий и осуществляющий принципы непрерывности связи поколений. Именно по его инициативе, как уже говорилось выше, в 2014 году был учрежден Литературный лицей при КРО СПР и СКЛ, а в мае 2017 года  – Курский студенческий союз литераторов и открыт Дом молодых литераторов «Алые паруса» при Домлите. Планируется издание журналов «Родничок» – для младших школьников, «Класс» – для среднего и старшего возраста и «Алые паруса» – для студентов-литераторов. Будут – я в этом не сомневаюсь – и мастер-классы не только курских писателей, но и гостей из Москвы и других городов России, и консультации наставников, и семинары, и творческие мастерские, и конкурсы, и фестивали, и книжные ярмарки.
Основой же Курского студенческого союза литераторов стали бывшие выпускники Литературного лицея студент ЮЗГУ Владимир Шведюк (он был избран президентом КССЛ), студентки КГУ Диана Смирнова и Марина Куликова, студентка КГМУ Майя Трубникова и некоторые другие.
Продолжая речь об издательской деятельности КРО СПР и СКЛ, необходимо отметить, что в 2017 году увидел свет и первый том Антологии произведений лауреатов премии имени Евгения Носова «Школа Мастера», в котором были работы первых лауреатов (2005 год) Василия Алёхина, Бориса Агеева и Михаила Еськова. Это очередная идея и инициатива Николая Гребнева, которая многим пришлась по душе, в связи с чем было принято решение продолжить издание «Антологии…» на постоянной основе.

В 2017 году, согласно сложившейся традиции, вышли очередные выпуска альманаха «Курские перекрестки», один из которых (№ 34) посвящен 985-летию города Курска. В этих альманахах были мои работы: очерк «Светлой души человек» (№ 33), отрывок из повести «Оборона Курска» (№ 34), очерк «Курские князья» (№ 35), очерк «О поэте Е.И. Полянском» и небольшой рассказ «Прощай, милиция!» (№ 36), отрывок из книги «О Валентине Коркиной» (№ 37), рассказ «Служба дни и ночи» (№ 38), стихотворение «Осень» и очерк «Князь Всеволод Святославич» (№ 39), стихотворение «Зима», глава из повести «Неожиданная находка» и отрывок из книги «Свет и тени родословной Е.И. Носова» (№ 40).
Кроме книги о Носове, занимался очерками о творчестве литератора Александра Грачева, о котором в серии «Литературная нива Курского края» издал в «Славянке» книжку «Кредо – личность» (40 страниц). Вообще-то Александру Грачеву, человеку с активной гражданской позицией, лирико-эпическому поэту, на мой взгляд, давно пора быть в Союзе писателей России…
В «Славянке» же небольшим тиражом опубликовал книгу очерков о журналисте, писателе, издателе и общественном деятеле Николае Ивановиче Гребневе «Созидание – стиль жизни» (160 страниц). Работал над книгой очерков о журналисте и писателе Владимире Кулагине «На литературных перекрестках» и написал предисловие «Свирели его любви» к книге В. Рябинина «Чумаки». Еще одно предисловие – «Курск и куряне глазами Юрия Бугрова» было написано к книге Ю.А. Бугрова  «Улицы и лица города Курска», опубликованной Издательским домом «Славянка» в 2018 году. За подготовку к изданию этой книги, а также за серию книг о курских писателях стал лауреатом литературного конкурса имени Ю.А. Бугрова.
Радостным событием для меня в 2017 году стал прием в Союз писателей России старого товарища по Рыльскому педагогическому училищу поэта Вадима Михайловича Шеховцова, автора дюжины, если не больше, поэтических сборников. (В конце этого года в СПР были также приняты Марина Ивановна Маслова из Курска и Анатолий Максимович Зубков из Фатежа.)
Доброй вестью было также то, что Курская писательская организация признана лучшей в СПР. И в этом, считаю, есть малая доля моего вклада и вклада Курского городского отделения СКЛ, ряды которого расширились до 80 человек.









НОВЫЕ ВЕХИ

2018 год в жизни Курской писательской организации традиционно начался с проведения 15 января Дня литератора. КРО СПР вновь была признана лучшей в России. Уже в третий раз. Многие курские писатели и литераторы получили награды из рук губернатора, председателя Курской областной Думы и главы города Курска. Это, естественно, радовало…
Впрочем, вот как об этом весьма обстоятельно писали курские СМИ, в том числе и электронные: «В торжественном собрании, посвященном Дню литератора в Курской области, приняли участие руководители органов власти Курской области: губернатор Курской области Александр Николаевич Михайлов, руководитель Общественного совета при Администрации Курской области по вопросам литературы, заместитель губернатора Владимир Викторович Проскурин, председатель Курской областной Думы Николай Иванович Жеребилов, председатель комитета по культуре Курской области Валерий Вячеславович Рудской, заместитель главы города Курска Марина Николаевна Сойникова; представители общественных организаций, члены творческих литературных объединений Курской области, г. Москвы (С.И. Котькало, Н.И. Дорошенко) и соседних регионов (В.Е. Молчанов (Белгород), Т.И. Грибанова (Орёл)), работники учреждений культуры и образования. Вниманию гостей были представлены книжная выставка, посвященная творчеству писателя Е.И. Носова «Слова, идущие от сердца», а также выставки «Губернаторская библиотека» и «Курские литераторы – в дар «Асеевке», на которой представлены книги с дарственными надписями авторов.
Торжественное собрание в честь Дня литератора открыл председатель правления Курского отделения Союза писателей России Николай Иванович Гребнев. Он вручил билеты членов Союза курских литераторов Олегу Лузанову, Наталье Колычевой, лицеистам Анастасии Чуйковой и Юлии Мишиной.
С приветственным словом к литераторам обратился губернатор Курской области. В своем выступлении Александр Николаевич дал высокую оценку деятельности писательского сообщества региона. Он также отметил, что Курская область по факту стала экспериментальной площадкой по отработке современных форм и методов сотрудничества органов власти с литературным сообществом. Такое взаимодействие хорошо налажено не только в областном центре, но и во многих городах и районах области: Курске и Фатеже, Льгове и Курчатове, Глушковском, Касторенском районах и пр. В Курске работает областной Дом литератора – один из лучших в России, создан Литературный лицей. Между администрацией области и Союзом курских литераторов подписано соглашение, по которому реализуется проект «Губернаторская библиотека». Кроме того, при губернаторе Курской области создан Общественный совет по вопросам литературы (руководитель В.В. Проскурин).
Александр Николаевич Михайлов на торжественном собрании вручил премию «Литератор года» Светлане Александровне Купавых (удостоена также премии писателя М.Н. Еськова «Дорога к дому») и Благодарственные письма Николаю Дмитриевичу Пахомову, Валентине Ивановне Ткачевой, Марине Геннадиевне Пронской.
На торжественном собрании состоялось вручение членских билетов писателям и литераторам и свидетельств о зачислении в Литературный лицей.
Председатель Курской областной Думы Николай Иванович Жеребилов вручил награды литераторам и библиотечным работникам городов и районов области – победителям конкурсов «Библиотекарь курской книги» (Прокофьева Наталья Николаевна, Бекетова Любовь Викторовна), «Учитель родной литературы» (Барышникова Ольга Олеговна), «Лучшая библиотека имени курского писателя» (Самойлова Ольга Владимировна, Курская библиотека слепых им. В.С. Алехина). Званий «Библиотекарь курской книги» в городе Курске удостоена Лидия Сергеевна Шумакова (библиотека им. А. Фета), «Литератор года» – поэт Сергей Георгиевич Князь, звания «Учитель родной литературы» – педагог Дома пионеров и школьников города Курска Ольга Николаевна Гусарова. Звание «Лучшая библиотека имени курского писателя» получил Культурный центр семейного чтения и досуга имени А.П. Гайдара. «Самой читающей семьей» стала семья Поляковых – читатели Центральной городской детской библиотеки Централизованной системы библиотек города Курска. Награды победителям вручила заместитель главы города Курска Марина Николаевна Сойникова.
Секретарь правления Союза писателей России Сергей Иванович Котькало вручил премию «Имперская культура» им. Эдуарда Володина Андрею Владимировичу Курцеву, которой писатель был удостоен в 2017 году за роман «Император иллюзий» (Курск, 2007). Также С.И. Котькало вручил членские билеты Союза писателей России литературному критику, кандидату филологических наук, члену КГО СКЛ Марине Ивановне Масловой и руководителю литературного объединения «Вдохновение» Фатежского района, заслуженному работнику сельского хозяйства Анатолию Максимовичу Зубкову.
На торжественном собрании состоялось подведение итогов 2017 года с вручением наград и дипломов победителей конкурсов. Лучшим городским отделением Союза курских литераторов признано отделение города Курчатова, а лучшим городским отделением Литературного лицея – филиал «Вдохновение» (рук. А. А. Грачев). Лучшей книгой прозы лицеиста стали  книга Анастасии Гостевой «Подарок судьбы» (филиал «Яркая полоса», рук. Т.И. Страхова) и книга Анастасии Чуйковой «От чистого истока» (Курчатовский филиал «Радуга», рук. М.В. Малец). Лучшими книгами поэзии лицеиста стали книга Анны Соболевой «Без малого не бывает великого» (филиал «Вдохновение», рук. А. А. Грачев) и книга Максима Воловикова «Маг времени» (Глушковский филиал «Роднички», рук. В. И. Ткачева). Поэтом года признан педагог Алексей Анатольевич Гусев из Пристени, прозаиком года – Иван Федотович Зиборов, краеведом года – Виктор Петрович Козлов из г. Железногорска, а публицистами –  Владимир Васильевич Зайцев и Надежда Георгиевна Быкова, автором года – Юрий Анатольевич Сухов (премия Издательского дома «Славянка»).
Писательницы из Медвенского района Наталья Викторовна и Ольга Викторовна Артёмовы стали в 2017 году обладателями Всероссийской литературной премии «Левша» им. Н.С. Лескова, а лауреатом премии им. Святых равноапостольных Бориса и Глеба стал кавалер медали им. С.Я. Надсона поэт из Курска Борис Леонидович Останков. Звания лауреата Избы-читальни за 2017 год (премия Художественного совета) удостоен Александр Дмитриевич Балашов, премии им. Юрия Александровича Бугрова – Николай Дмитриевич Пахомов. Премия имени П.Г. Сальникова была вручена Сергею Дмитриевичу Малютину и Ирине Марковне Отдельновой за совместную работу над книгой «Мои одуванчики».
Важно отметить, что в рамках Дня литератора в Курской области состоялись заседания литераторов по секциям: «Проза», «Поэзия», «Авторы, пишущие для детей и юношества», «Молодежная секция», «Краеведы, публицисты, литературоведы», «Авторы православной тематики».
А завершился День литератора в Курской области межрегиональной конференцией «Литература и современность. Региональный аспект».
Вот так подробно и обстоятельно освещали курские СМИ празднование Дня литератора в Курске. К этому стоит добавить, что лауреатом премии имени А.А. Фета стала литератор КГО СКЛ Татьяна Страхова, лауреатами премии имени Пимена Карпова – Михаил Лагутич и Яков Солодкин, а среди лауреатов конкурса имени В.С. Алехина оказалась прозаик из поселка Прямицыно Любовь Убоженко. (Убоженко также состоит в КГО СКЛ.)
В дальнейшем этот год в жизни курских подвижников художественного слова проходил под знаком празднования 75-летия победы Красной Армии и советского народа в Курской битве и 60-летия образования Курской писательской организации. В Издательском доме «Славянка» готовились к выходу в свет буклет «Курские писатели», очередной коллективный сборник «Современная поэзия и проза» и второй том Антологии произведений лауреатов премии имени Евгения Носова «Школа Мастера» – Ю.Н. Асмолова, В.Е. Молчанова и Н.И. Гребнева.
Важным моментом в жизни курских писателей (впрочем, и всех писателей России) стал проходивший в Москве 15 февраля 2018 года XV съезд Союза писателей России, делегатом которого был Николай Иванович Гребнев. В ходе работы съезда произошла смена председателя СПР. Валерия Ганичева на этом посту сменил прозаик Николай Федорович Иванов, 8 июня 1956 года рождения.
Иванов – выпускник факультета журналистики Львовского высшего военно-политического училища, участник Афганской  и Чеченской войн, автор романов и повестей. В том числе таких, как «Шторм» начать раньше», «Черные береты», «Без права на славу», «Брянская повесть», «Спецназ, который не вернется», «Белый танец», «Зачистка» и других.

Что же касается моей литературной и общественной деятельности, то в 2018 году в Издательском доме «Славянка» небольшими тиражами я опубликовал книги очерков из серии «Литературная нива Курского края»: о писателе-публицисте Владимире Кулагине «На литературных перекрестках» (120 страниц), о поэте Вадиме Корнееве «Поэт и одичалое время» (200 страниц), о поэте и прозаике Валентине Ткачевой «Окрыленность» (216 страниц) и о поэте Вячеславе Нарыкове «На поэтическом посту» (160 страниц). В «Славянке» же издал небольшим тиражом художественно-документальную повесть о конышевском партизане-комсомольце Василии Акимовиче Лазареве «Уходили в поход партизаны…» (200 страниц). А еще переработал и дополнил, доведя до 160 страниц, книги очерков о Василии Алехине – «Несгибаемость», Николае Шатохине – «Мастер короткого рассказа», Михаиле Лагутиче – «Правда жизни…» и Николае Полевом – «Все начиналось в Курске». 
В литературных альманахах «Курские перекрестки» в 2018 году были опубликованы мои работы – главы и отрывки из книг, очерки, статьи, заметки, стихи.  Среди них: «На литературных перекрестках» (№ 41), «8 марта» (№ 42), «Первый бой» и «Не стало еще одного писателя» (№ 43), «В Малахово за хлебом» (№ 44), «Этапы литературного пути» и стихи «Друзьям» (№ 45), «Зов слова» и «В прифронтовой полосе» (№ 47), «Неожиданная находка», «Слово о генерале В.К. Панкине», «Слово о полковнике М.Е. Воробьеве» и стихотворный сказ «О бедном менте да замолвлю словечко»  (№ 48).
Замечу, что 44-й  выпуск альманаха «Курские перекрестки» посвящался 75-й годовщине победы в Курской битве, 45-й – 60-летию Курской писательской организации, а 48-й – 100-летию со дня образования комсомола, курской милиции и курской ГубЧК. Возможно, что только мы, курские писатели и литераторы, об этих событиях в истории страны и Курского края и вспомнили, и оставили след для будущих поколений… Что-то о других изданиях с подобными темами слышно не было.
Кроме того, 41-й выпуск альманаха посвящен писателю-прозаику Владимиру Кулагину, который отмечал юбилей – 80-летие со дня рождения. Такому же юбиляру, но поэту, прозаику и художнику Леониду Наливайко посвящался 49-й выпуск, в котором были мои очерк «Неуемность» и стихотворный сказ «Об уроках демократии».
К 100-летию со дня рождения ученого-филолога, литературоведа и критика, писателя-прозаика, автора книг краеведческой направленности «Курские вечера» и «А мои те куряне – опытные воины…» Исаака Зельмановича Баскевича был посвящен 47-й выпуск «Курских перекрестков». А к 70-летию поэта Вадима Корнеева был издан 46-й выпуск литературного альманаха «Курские перекрестки», в котором был мой очерк «Династия». А другой очерк о В.Н. Корнееве «Когда поэзия – жизнь, когда жизнь – поэзия» был 13 сентября 2018 года в газете «Курская правда» (стр. 20-21).
Заключительный, 50-й выпуск альманаха этого года был посвящен 115-й годовщине со дня рождения писателя-земляка Аркадия Петровича Гайдара (Голикова). И здесь были мои произведения – «Еще раз о Гайдаре» и «Партизаны».
В 2018 году мне пришлось быть редактором не только коллективного сборника «Современная поэзия и проза Соловьиного края», но и книг прозы литераторов КГО СКЛ – О.Н. Лузанова «Разнообразно об обычном» и В.В. Зайцева «Войнушка? Нет – война!», изданных «Славянкой». К первому сборнику мной написано предисловие «О парадоксах и фактах Олега Лузанова», ко второму – «Честь имею!». В этих работах я постарался дать объективную оценку редактируемым книгам и творческим особенностям их авторов.
Что же касается коллективного сборника «Современная поэзия и проза Соловьиного края», как-то незаметно вытеснившего «Толоку» и ставшего уже ежегодным, то он посвящался 60-летию Курской писательской организации. Естественно, в нем были опубликованы произведения всех курских писателей, а также литераторов, победителей (или финалистов) региональных конкурсов – «Курская битва», «Наследники Победы», «Малая родина – Соловьиный край», «Истоки духовности», «Курский соловей», имени Пимена Карпова, имени Афанасия Фета, имени Аркадия Гайдара, имени Петра Сальникова, имени Юрия Бугрова и другие. И как итог – опубликованные произведения литераторов Ирины Аникановой, Татьяны Страховой, Олега Лузанова, Владимира Зайцева, Ивана Зарецкого, Эммы Филатовой, Владимира Носова, Ларисы Фроловой, Любови Убоженко, Александра Грачева, Бориса Останкова и еще доброго десятка поэтов и прозаиков.

А о моем творчестве в этом же году написал патриарх курского писательского сообщества, поэт и прозаик Юрий Петрович Першин, редактировавший книгу «Окрыленность». Он поместил в ней вступительную статью «Исторические параллели», в которой дал отзыв как о самой книге, так и об ее авторе. Признаюсь честно – отзыв такого мастера поэтического и художественного прозаического слова читать было лестно. Спасибо, Юрий Петрович!
Еще в этом году писатель-публицист В.В. Кулагин издал сборник очерков «Долголетие – дар Божий», в котором в качестве заключительной части поместил мою книгу очерков о нем «На литературных перекрестках», назвав ее по-своему – «Жизнь как откровение» (Курск: Полстар. – С. 305-412).

24 октября в «Асеевке» проходила презентация моей книги «Зов слова», приуроченная к важному юбилею – 100-летию со дня рождения писателя Исаака Баскевича. Знаменательно то, что участвовали самые известные писатели соловьиного края – Юрий Першин и Вадим Корнеев, а также мои товарищи по КГО СКЛ Вадим Шеховцов, Яков Солодкин и Владимир Носов. Позже, когда в Интернете появились телесъемки с презентации, произошло мое знакомство с дочерью писателя – Рязанцевой Татьяной Исааковной и внучкой – Рязанцевой Ириной Александровной.
Не скрою: был рад, что удалось расшевелить угасавшую память о таком человеке, как Баскевич, участнике Великой Отечественной войны, писателе, критике, написавшем сотни положительных отзывов и рецензий на книги и произведения курских авторов. Смущало лишь то, что не было никакой реакции со стороны профессорско-преподавательского состава Курского государственного университета, в котором Исаак Зельманович проработал не менее 40 лет. Почему-то все разом оглохли и онемели… Жаль.

С 26 по 27 октября в Курске (Домлит, Литмузей и «Асеевка») проходили праздничные мероприятия, посвященные 60-летию Курской писательской организации, в которых приняли участие гости из Москвы, Владимира, Ростова-на-Дону, Орла, в том числе председатель Правления Союза писателей России Н.Ф. Иванов. Прошло выездное заседание секретариата СПР, на котором в Союз писателей были приняты Марина Геннадиевна Домашева (в замужестве – Пронская) – прозаик и директор Дома литератора, Галина Владимировна Гатилова-Янкова (в замужестве – Баркалова) – поэтесса и директор Литературного лицея, Валерий Вячеславович Рудской – прозаик и председатель комитета по культуре Курской области.
Не всеми курскими писателями и литераторами однозначно был воспринят такой факт. Кто-то скептически улыбался, кто-то нудно брюзжал, как осенняя муха, бившаяся о стекло окна. А я был доволен этим действием Николая Гребнева и решением выездного заседания секретариата СПР, утвердившим инициативу Гребнева. Особенно радовался за Марину Домашеву – трудоголика и фанатика деятельности КРО СПР и СКЛ, всеми признанного ангела-хранителя Домлита, его душу и красу. Да, ей, загруженной «выше крыши» делами КРО м СКЛ, мало удается заниматься личным творчеством, писать и опубликовывать свои произведения, тем не менее она это делает, время от времени помещая свои очерки, интервью, миниатюры и «балабайки» в «Курские перекрестки» и коллективные сборники «Современная поэзия и проза Соловьиного края». На подходе и выход сборника ее «балабаек». А если говорить о наших личностных взаимоотношениях, сложившихся за годы общения, то они самые добрые и теплые. Ни с кем из писателей и литераторов, кроме, пожалуй, Вадима Шеховцова, Юрия Першина и Михаила Лагутича, таких дружеских отношений у меня не было и нет. Так что я искренне рад за Марину Геннадиевну.   
 9 ноября в нескольких выпусках хомутовской газеты «Районные новости» благодаря моим добрым отношениям с главным редактором и писателем Николаем Шатохиным прошли публикации отдельных глав и отрывков из повести «Уходили в поход партизаны…».
В ноябре и 5 декабря 2018 года принимал участие в творческих вечерах моего друга-поэта Вадима Шеховцова. А 6 декабря участвовал в мероприятиях «Курская книга», проводимых сотрудниками Курской областной научной библиотеки имени Н.Н. Асеева, находящейся под опекой комитета по культуре Курской области, и здесь узнал, что Курская писательская организация в третий раз стала лучшей в Союзе писателей России (2015, 2017, 2018).

В 2018 году ушли из жизни писатели Сергей Дмитриевич Малютин (11.09.1950-31.03.2018), автор четырех сборников прозы; прозаик Николай Иванович Шадрин (01.05.1947-03.09.2018), автор десятка сборников художественной прозы, известный не только в России, но и за ее пределами, и Юрий Николаевич Асмолов (03.02.1961-17.10.2018), один из самых любимых поэтов Соловьиного края, издавший свыше дюжины поэтических сборников.
Вместе с писателями и литераторами скорбел по безвременно ушедшим коллегам. Но жизнь продолжалась, и надо было принимать посильное участие в запланированных мероприятиях, в конкурсах, работать в жюри. А в этом году по инициативе Николая Ивановича Гребнева, наконец-то добившегося президентского гранта, конкурсов оказалось не менее двух десятков. Это и «Курская битва», и «Наследники Победы», и «Литератор года», и «Малая родина», и традиционные – имени А. Фета, Пимена Карпова, П. Сальникова, А. Гайдара, Ю. Бугрова. А еще были «Праздник курской книги» с ярмаркой-продажей и «Бессмертный книжный полк», на которых также подводились промежуточные итоги работы КРО СПР и СКЛ с обязательным награждением лучших поэтов, прозаиков и краеведов.
Кстати, лауреатами губернаторской премии «Курская битва» стали участник Великой Отечественной войны, участник Курской битвы, орденоносец, подполковник-артиллерист в отставке, педагог и почетный литератор Петр Алексеевич Михин за книгу воспоминаний «Внукам о войне», прозаик Михаил Николаевич Еськов за книгу рассказов о военном детстве «Жил-был Герасим Лукич» и поэт Вадим Николаевич Корнеев за поэтический сборник «Отцам-фронтовикам».
Не все члены жюри поддержали этих лауреатов. Так, А. Филимонов и Т. Погорелова были категорически против Михина и Еськова. И только позиция курских ученых-филологов, членов жюри и преподавателей МГУ – С.С. Романова и В.Н. Криволапова – позволила восторжествовать справедливости.
В этом году победителями и финалистами литературного конкурса «Наследники Победы» стали члены КГО СКЛ Николай Абрамов, Ирина Аниканова, Алексей Борозняк, Лариса Гостева, Владимир Зайцев, Иван Зарецкий, Татьяна Страхова, Олег Лузанов, Владимир Носов, Лидия Ракитская, Михаил Разаев, Яков Солодкин, Любовь Убоженко, Эмма Филатова, Лариса Фролова (Береза).
Лауреатами конкурса «Малая родина – соловьиный край» объявлены Людмила Казакова, Борис Останков и Александр Грачев.
Среди лауреатов конкурса «Истоки духовности» были Людмила Коломиец и Валентина Королева.
А лауреатами литературного конкурса имени А.А. Фета «Курский соловей» стали поэты Ирина Карнаухова из Белоруссии, Татьяна Грибанова из Орла и члены КГО СКЛ Радислав Ефимов, Сергей Князь, Василий Косинов, и Борис Останков. Рад за всех. Достойные литераторы.
Заключительным аккордом года стало празднование 60-летия Курской писательской организации. Многие писатели получили достойные награды за свой подвижнический труд. Среди награжденных юбилейной медалью «75 лет Курской битвы» оказался и я.





























ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

2019 год начался с того, что 15 января состоялось празднование Дня литератора, омраченное тем, что на нем впервые не было Николая Ивановича Гребнева (находился на лечении в областной больнице). Не было и «самого литературного» губернатора Александра Николаевича Михайлова, в конце 2018 года ушедшего в отставку. Не пожелал почтить литераторов своим присутствием и врио губернатора – Роман Владимирович Старовойт, уроженец города Курска (20.01.1972), кандидат педагогических наук (2012), прошедший ряд коммерческих и правительственных структур, путинский «птенец» из управленческого резерва Высшей школы государственного управления (ВШГУ) РАНХиГС. Почему-то Р.В. Старовойт не нашел времени и прислал своего зама Ирину Григорьевну Хмелевскую. Она только-только была назначенную на эту должность вместо В. Проскурина, ранее курировавшего взаимодействие областной власти и Союза курских литераторов.  И мне показалось, что со сменой губернатора во властных структурах области наметилось откровенное охлаждение к литературному и писательскому сообществу, что чревато новым безденежьем… Но спланированные мероприятия, в том числе и награждение лучших литераторов состоялись. Кстати, лауреатом премии «Литератор года» стала поэтесса из Курчатова и моя землячка (родилась в деревне Павловке Конышевского района) Марина Малец, а лауреатом премии М.Н. Еськова «Дорога к дому» – прозаик из поселка Искра Курского района Валентина Манойлова, автор книги очерков о военном лихолетье 1941-1943 годов.
Член СПР и директор Дома литератора Марина Домашева (Пронская), отвечавшая за блок мероприятий с писателями Курска и литераторами КГО СКЛ, справилась с ролью ведущего блестяще. Чувствовалась школа Гребнева! Знал, кому доверить дело.
Стоит отметить, что в этом году лауреатами премии имени П.Г. Сальникова стали Борис Останков (редактор) и Береза (Фролова) Лариса Львовна. Лауреатами премии имени Ю.А. Бугрова – поэт и прозаик Александр Грачев. Литератором года признан Владимир Зайцев, наставником молодых литераторов – Вадим Шеховцов, поэтом года – Михаил Каньшин, прозаиком года – Людмила Казакова, краеведом года – Алексей Гусев из Пристени, публицистом года – Александр Башкатов. В конкурсе «Литературная династия» победу одержали представители семьи поэта, баснописца и прозаика Ивана Арсентьевича Зарецкого, автора нескольких сборников. Лауреатами литературного конкурса имени А.П. Гайдара в различных номинациях стали члены КГО СКЛ Татьяна Страхова, Надежда Винокурова, Валентина Королева и Галина Конева. Кроме того, юбилейной медалью «75 лет Курской битвы» были награждены литераторы Ирина Аниканова, Анатолий Афанасьев, Владимир Зайцев, Людмила Коломиец, Валентина Королева, Роза Машнина, Яков Солодкин и Эмма Филатова.
В 2018 году я подготовил, а в 2019 в серии «Литературная нива Курского края» издал небольшим тиражом очередную книгу о писателе Юрии Александровиче Бугрове – «Лидер». Кроме того, малыми тиражами опубликовал книги о прозаике Владимире Деткове «Свет и тени эпохи» и о безвременно ушедшем из жизни поэте Юрии Асмолове – «С любовью к людям и стране». В каждой из этих книг постарался рассказать как можно шире об их жизни и творческой деятельности, а еще о времени, в котором они жили и трудились на ниве литературы, о взаимоотношениях в литературно-писательской среде послевоенного периода. Период же этот был не прост: имелись годы, когда главенствовал Валентин Овечкин, но была и целая эпоха, когда безоговорочно лидерствовал и доминировал Евгений Носов. А куда деть эпоху ельцинского бесправия и безнравия?.. Тоже была.
Еще в 2019 году составил и подготовил к изданию двенадцать номеров (с 51 по 62) литературного альманаха «Курские перекрестки», большинство из которых посвящались курским писателям-юбилярам – Н. Асееву, К. Воробьеву, И. Зиборову, Н. Гребневу, Ю. Бугрову, Ю. Першину, А. Шитикову и другим. Естественно, в каждом номере были мои произведения, в том числе литературоведческие статьи и очерки о юбилярах и их творчестве. Но самое главное заключалось в том, что наш альманах, а это непериодическое издание произведений разных авторов и разных жанров, начиная с 2015 года, становится все больше и больше похожим на журнал – периодическое издание.
В июле в Воробьевке, осененной талантами Афанасия Фета и Евгения Носова, прошел очередной литературно-патриотический фестиваль «Радуга», в рамках которого проходили Фетовские чтения и подведение итогов конкурсов. Лауреатами конкурса имени А. Фета стали поэты Ирина Аниканова, Людмила Коломиец, Галина Конева и некоторые другие представители Курского городского отделения Союза Курских литераторов. Среди лауреатов Малой Носовской премии «Малая родина – Соловьиный край» оказался и литератор-прозаик из Курска Олег Лузанов.
Это радовало. Значит, не перевелись на курской земле способные представители пишущей братии.
А буквально через день, 9 июля, курские писатели и литераторы принимали активное участие в мероприятиях, посвященных 130-летию со дня рождения поэта Николая Асеева. По итогам Асеевских чтений сотрудниками областной научной библиотеки был издан сборник материалов, в который попала и моя статья «Сын Руси». Отрадно и то, что в этот сборник попали произведения моих товарищей – отрывок из поэмы «Асеев» Владимира Рябинина и стихотворение «Памяти Н. Асеева» Ирины Аникановой.
9 августа лидеру курского писательства Николаю Гребневу исполнилось 75 лет. Сотрудниками областной научной библиотеки была подготовлена выставка его произведений в газетах, журналах, сборниках и книгах, а а силами литераторов организован и проведен в скверике Домлита большой концерт. Посильное участие в этих мероприятиях принял и я, подготовив к юбилею спецвыпуск альманаха «Курские перекрестки» с произведениями Гребнева и коллег-литераторов о нем.
Следующим важным моментом в моей жизни стала подготовка и редактирование материалов для первого тома «Библиотеки тысячелетия» – книги «Великое «Слово…» в творчестве курских авторов». Данный проект задуман Николаем Гребневым, а его реализация возлегла на плечи сотрудников Домлита и Издательского дома «Славянка» – Елены Морозовой, Виталия Федяева, Марины Пронской, Юлии Стрелковой.
Инициатором проекта мне отведена роль составителя и главного редактора «первенца». Для этого сборника я собрал известные мне работы поэтического и прозаического характера курских авторов – от «Богатырской поэмы» Н.Асеева, литературоведческих работ И. Баскевича, Б. Агеева, Ю. Бугрова и других до собственных стихотворных сказов и отрывков из исторического романа «Червленые щиты». Совсем недавно довелось увидеть сигнальный экземпляр. Понравился. Но что станет с тиражом сборника – большой вопрос. Денег-то, насколько мне известно, нет. И в ближайшем будущем их не предвидится…
Весна, лето и осень в жизни курского писательско-литературного сообщества прошли под знаком празднования 100-летия писателя-земляка Константина Дмитриевича Воробьева. Приходилось принимать участие в пяти (как минимум) мероприятиях.
В сентябре прошел 3-ий съезд курских литераторов, подведший итоги работы СКЛ за четыре года и утвердивший планы работы на следующий период. Губернатора Р.В. Старовойта на этом форме писателей и литераторов вновь не было.  Мои опасения, что писатели для губернатора-спортсмена «по барабану», усиливаются.
Среди важных решений съезда стало учреждение Лиги курских писателей, вобравшей в себя лучших поэтов и прозаиков области из числа наиболее способных членов СКЛ. На мой взгляд, новая литературная структура – весьма важный элемент в жизни курского литературного сообщества – статус писателя не только говорит о многом, но и обязывает ко многому.   
Ноябрь прошел в волнениях по поводу выхода очередного сборника «Современная поэзия и проза Соловьиного края»: мне пришлось быть и составителем и главным редактором. Сроки поджимали нещадно, пришлось изрядно поволноваться. Но вроде бы успели уложиться…
9 декабря – в «Асеевке» очередной праздник «Курской книги». Вместе с литераторами и писателями города принял в нем участие.
11 декабря – мне 65 лет. Не по документам, а фактически. Неужели дожил?.. Не верится. Жена трижды спасала от смерти. По-видимому, весь лимит «спасений» уже исчерпан…
Однако мне ли роптать на судьбу?! Имел прекрасных родителей; живу в согласии с братьями и сестрой, имею добрую жену, образованную дочь и симпатичную внучку-почемучку, нередко ставящую всех в тупик своими вопросами. Всю трудовую жизнь везло с коллегами по работе – и в школе, и на заводе РТИ, и во время службы в милиции. А в зрелом возрасте нежданно-негаданно обрел себя в писательском сообществе. И пусть здесь звезд с неба не хватал, но малую толику доброго и светлого о себе, надеюсь, все же оставлю. Следовательно, родился и жил не напрасно. Если и еще что-то удастся сделать полезного – вообще прекрасно, если же – нет, то «на «нет» и суда, как говорится, нет»…


Рецензии