Детство и дедство

                Почувствуй, что свободен!

   После физкультуры ребёнок вышел в вестибюль мокрым.
  - Деда, смотри, какой я потный! – Помотал он головой, обрызгав меня бесспорными доказательствами.
  - Никаких сладостей!
  - Да я не для этого. Я думал, ты обрадуешься.
  - А… Ну, я обрадовался: ты серьёзно поработал на физкультуре. Молодец. Ладно уж, всё равно минут двадцать обсыхать, на вот тебе на пиццу.
   Через пять минут заяц вернулся из буфета с улыбочкой до ушей и двумя булочками с шоколадной глазурью в руках.
  - Пиццы не было. Это ровно одна пицца по деньгам. Я подумал, чего им зря пропадать? – Предварил он возможный поток нудных нравоучений из меня.
  - Ешь уже… Хитруля и сладкоежка.
  - Не возражаю.
   Умял. Оделся. Вышли. На дворе - последождевая сырость. Ребёнок глубоко вдохнул воздух вместе с растворённой в нём влагой.
  - Картина называется дневная свежесть. Деда, дыши, пока можешь.
  - Не понял: мы же с тобой договорились, что смогу ещё лет сорок!
  - Я имею в виду, пока свежесть не кончилась.
  - Так бы сразу и сказал.
  - А я и говорю: дыши глубже, наслаждайся, почувствуй себя свободным.
  - Да я и так свободен.
  - Значит, ещё больше почувствуй, что свободен, что можешь позволить себе всё, что хочешь…
  - А в основном, что карман позволяет…
  - Ну, это тоже, да. Нет, ты только понюхай, какой запашок!
   Я рассмеялся:
  - Ребёнок, слово запашок употребляется, когда шутливо-иронически говорят о неприятном запахе.
  - Да? Приму к сведению. Конечно, я не то имел в виду.
  - Да понял я, понял.
   Надышались в ожидании трамвая, почувствовали себя настолько свободными, что даже чуть не пошли пешком. Но тут ни с того ни с сего как назло приплёлся трамвай. Обломал нам всё удовольствие и доставил до нашей остановки за считанные минуты.
  - Деда, а ты обратил внимание на странного человека в трамвае?
  - Нет, я же следил за тем, чтобы ты не шмякнулся, когда трамвай совершит резкие рывки, повороты или торможения, а тебя снова перевесит твой рюкзак, и попутно объяснял тёте, что вы ещё малы для гуляний на масленицу и никто вас пораньше с занятий не отпускал - у вас просто по пятницам укороченные уроки, потому мы так рано и едем. А чем он странный?
  - Подозрительный он…
  - Чем?
  - Опасный он…
  - С чего ты решил?
  - Ну, он худощавый такой…
  - То есть, для тебя теперь все худощавые опасные? Это уже прямо-таки… Похоже на установку тайного общества пузатиков. Ты, случайно, не состоишь в тайном обществе пузатиков? Заяц, по-моему, ты перегибаешь. Я же тоже не толстый.
  - Ты не опасный.
  - Вот видишь, для тебя не опасный, а для кого-нибудь такого, как ты, получается, опасный… Так и он, наверное.
  - Но это ещё не всё!
  - А что ещё?
  - Он весь в чёрном. Даже почти в очках…
   Почти в чёрных очках – это, конечно, сильно. Аргументов, чтобы перебить его доказательство, у меня сразу и не нашлось. Немного опомнившись, я продолжил не соглашаться:
  - Я тоже люблю надевать всё или почти всё чёрное.
  - Странный выбор. А я не люблю. Но ты у меня вне подозрений.
   На том и сошлись. Заглянули в магазин. Там сразу после входа справа прилавок бытовой химии и всякой мелочёвки - хозяйство, которым рулят муж, жена и тёща. Семейный бизнес, так сказать. Утром, когда я возвращался после сопровождения зайца в школу, за прилавком была жена. Я с ней поздоровался. А днём, когда мы с зайцем осчастливили магазин своим визитом, за ним уже стоял муж. Я не знал, что они поменялись и прошлёпал к хлебному отделу, не глядя по сторонам.
   Заяц сначала с тоской смотрел на всякие шоколадки и мурлыкал нечто новогоднее. А потом:
  - Эх, прошёл Новый год. Какая жалость… А ты почему не поздоровался с дядей Юрой?
  - С дядей Юрой? Вот же, а я и не заметил, что сейчас он работает. Утром там была его жена и я с ней здоровался. Думал, и сейчас она.
  - Внимательней нужно быть…
  - Сейчас поздороваемся. Юра, привет.
  - Дядя Юра, здравствуйте.
  - Здравствуйте, здравствуйте.
   Чтоб вы знали, дядя Юра по весу никак не тянет даже на четверых наших зайцев. Хотя по виду и не скажешь.
  - Я и не заметил тебя, а заяц воспитывает. Говорит, внимательней нужно быть. – Попытался оправдать своё поведение я, обхватив за плечи и прижимая к себе довольного хихикающего ребятёныша.
  - Ничего страшного, я тоже не заметил…
   Ну, нас-то не заметить, всё же, я бы сказал, попроще…
  - Деда, а вот у меня есть двоюродные братья. Кем я буду приходиться их детям, когда они появятся?
  - Ээээ… Дай прикину… Двоюродным дядей.
  - Ха! Мелкий дядя.
  - А что, твои питерские двоюродные братья уже взрослые?
  - Ну, одному, кажется, уже лет восемнадцать. И у него есть девушка.
  - Это ничего не значит. Вполне возможно, что детей он заимеет годам к двадцати пяти, то есть, через семь лет, и ты уже сам будешь достаточно взрослый, а не мелкий. А бывает, что дядя или тётя моложе своих племянников.
  - Как это?
   Объяснил, как. Пока объяснял, добрались домой. Еле затащил его к нам на пять минут – похвастаться пятёрками перед бабушкой Т. Ребёнок заверил, что очень устал и сил едва хватит на то, чтобы обняться с бабушкой, а уж на похвальбу откуда им взяться. Не знаю… Обнял так, что у бабушки дыхание перехватило:
  - Солнышко, раздавишь меня! Ты такой сильный!
   Сильное солнышко довольно хмыкнуло, расправило уставшие плечи и в моём сопровождении почимчиковало в свой дом – поближе к компьютеру. Открыл ему дверь, но обниматься на прощанье не рискнул: вдруг бабушка Т. не шутила?..