Глава 5. Шестиугольные каменоломни...

"Глава 5. Шестиугольные каменоломни – Жернова Сатурна" из произведения "Свидание с Евой или договор о тех, кто вспомнил своё имя"

                Стоим на земле, как  листы одной книги,
                Написанной чьей-то великой рукой,
                Однако считают все дети доныне
                Себя умнее родительских слов.
                Так важно увидеть, почувствовав сердцем,
                Где сложена ложь, а в чем истина есть –
                Познание ширит собой неизвестность
                Для тех, кто смотрит вокруг, а не вверх.

На последних ступенях уже начинал лежать снег, сковывая каждый мой шаг своим холодом.

Посмотри в календарь, ты увидишь, что это лишь очередная зима,
Вот прошел еще день, и забудем об этом, ничто не случается зря.
И за каждым окном есть божественный смысл, если там ищут правды Его.
Белый снег одеялом на землю ложится и этим ее бережет.

Продолжая подниматься, я вошел в просторный, освещаемый заходящим солнечным светом зал.

Ты почти все увидел,
Почти все узнал:
День бежит прочь от ночи,
Что сгорает дотла
Гонимая днем –
Это просто игра
Светотени картины.
Ну что, уловил?
Кто есть кисть?
Кто масла?
И размеры холста?
Почему иногда
Пришлось подправлять
Те фрагменты,
Что вышли не очень?
И какою она быть должна?
Ну, пойми же, движения нет,
Когда просто добавлен еще один цвет.
Но, смотри,
Чем он в ней отразится.

Над головой из-под пыли просматривались каменные изображения, между которыми, пытаясь крепко держаться своими корнями, росли нежные и, похоже, что очень ранимые цветы.
– За стеной непроходимого леса, под белым покрывалом мерзлоты, внутри каменной обители… –  с придыханием произнес я.

Как мало на поверхности,
Столь многое внутри:
Один и тот же плод взращен…
Глупец, кто, принимая плод,
Не видит, как его взрастили.
И пусть твердят обратное,
Ломая языки.
Вся мудрость в том заключена,
Чтобы среди отвесных стен
Суметь увидеть всю картину
И лики с кистью у холста
Над теми, кто считал, что пишет.

Ах, если бы нам не был дан
Миг просветления возможным,
То были бы видны нам звезды
И сердца музыка слышна?

Под ними располагалось небольшое окно, из которого шел едва заметный мерцающий свет.
Я еще раз осмотрелся по сторонам, после чего подошел к этой стене и начал взбираться наверх.

По пустыне в поисках моря
Шел уставший от упреков поэт.
Он давно свой корабль построил,
Но, где жил он все годы,
Увы, моря нет.
Так он шел, увлекаемый ношей,
С каждым шагом все глубже в песок.
На издевки случайных прохожих
Он с улыбкой смотрел,
Грязь сбивая с сапог.

Днем сгорал он от зноя и жажды,
По ночам мерз от холода звезд.
Вдалеке он увидел однажды
Волн срезающих скалы
Блистающий нож.
С ног сбиваемый ветром соленым
По воде он ладонью провел.
Успокоились седые волны,
Паруса закачались,
И корабль пошел.

Вновь крылатые сны-корабли
Унесут прочь от этой земли,
Грусть оставив на причалах.
Где дороги не знают стопы,
Где улыбкой возводят мосты,
Так легко начать сначала.

Внезапно, мне показалось, что я услышал шорох, идущий из слабо освещаемой части зала.
– У тебя все еще есть силы бежать? – послышалось мне из темноты.
– Я прохожу свой путь. Кто ты? – спросил я, остановившись.
– Внутри там камни затаили разговоров суть – безмолвные всей жизни созерцатели, прямые потомки космической пыли! Никто оттуда до сих пор не возвращался! Но только там у древа есть девичьи руки, что теплотой укроют твое сердце! Вернись! Без тебя поезд не сдвинуть с места!
Обернувшись, я увидел, что это был именно тот, кого я когда-то провел к нашему поезду. Он едва ли мог стоять на своих покрытых множеством порезов ногах, тяжело опираясь на одну из колонн багровой от высохшей крови рукой.
– Ладони их здесь камни греть готовы! В нас чувства, счастье испытать, душевное – невидимые струны! И пусть никто не сможет понимать всех слов, ведь всем давно известно, что научились лгать! Но музыка, что между строк сокрыта, нам дарит образы! Ее не прочитать, а только лишь услышать сердцем, что душой, как струнами прошито! Все станет видно, терпимым быть, и семя слов само себя раскроет! – воскликнул я и продолжил подниматься.
– Терпеть, все радостное пропуская мимо? Остановись, ведь разве ты не радости хотел!? Кто пробовал плоды, тот знает, что каждый из мужчин – соперник, и женщина любая любовницею может быть!
Я остановился, когда до окна оставалось совсем недалеко, и, снова обернувшись, посмотрев ему прямо в глаза, ответил:
– Что будет радостью, когда дорога заведет в тупик, когда окажется, что за спиною пропасть: тревожный поиск, разговор в полголоса под тенью тех, кто также ищет сладость?! Не нагота, а наши собственные мысли о ней порочны, и в жертву им приносим мы свою любовь, что нам дана, как и дышать возможность! Кто говорит, что с первых дней нам сладок вкус любви, что страха перед нею нет, и горький, но лечебный вкус отсутствует, не покрывая рек глубинных, внутри которые гораздо слаще меда, тот и не знает ее истинной природы! Соперники в борьбе друг с другом перестают мечтать и различать на небе звезды от огней! Я – свой единственный соперник, и над собой я буду совершать победы. Всем остальным желаю счастья я познать, поскольку жизни их не зрею, и на пути их встречу с уважением, ведь раз блаженные с преступниками, которые пусть совершают зло в одних лишь только мыслях, ходят по одной земле, то значит общее в них есть. Сегодня же мы властвовать хотим над тем, что поняли всецело! Но все ли до конца мы осознали? Что, если это только часть?!
– Куда пойдешь? В чьи руки собираешься попасть? Пасемся здесь мы, словно чьи-то овцы и шерсть стрижет незримая рука. Но, уходя, ты раньше всех задумал на праздничном столе стать главным блюдом? Будь здесь, иначе всех раскроешь!
– Не думай, что о нас не знает тот, кто должен! Мы ходим на одной ладони! Мы на виду! И тот, кто состригает шерсть, об этом знает, поэтому на кожу не поставит клейм, но удивленно наблюдает, как это делают с собою сами овцы. 
На что он громко рассмеялся, и смех его мгновенно разлетелся бесконечно повторяющимся эхом.

Не говорите больше лжи,
Прошу, не надо,
Однако – жалят языки
И наполняют своим ядом.
Произрастают иглы жал,
Сквозь кожу попадая в кровь,
Спешат к нетронутым мечтам,
К тому, чего в них нет,
Спешат.
Что ж, это участь языков –
Себя насытить на обед,
Где разрываемые жадно
Бездушием своих господ,
В желудках язвенных и грязных
Пожнут свой ядовитый плод.

А здесь у моря воздух свеж,
Порывом нагоняет волны,
И трупный яд уходит в воду
Из ран, что мы несем в себе.
Так все вернется постепенно,
Как утро из-за горизонта,
Сменив свободное падение
На твердые шаги свободы.

– Ты все равно отсюда выведешь меня! – воскликнул он, и на глазах его проступили слезы исступления. – Не говори, что в глубине души ты не желал своею жизнью править сам, свободным быть и обладать всем знанием, способным проходить любое расстояние и быть вне времени! Я только этого желал, а стал безликой тенью. Ну, что ты ждешь? Сними с меня оковы: убей меня, оставив здесь! Убей меня, в меня мой бросив камень!
Он упал на каменный пол. Похоже, что у него совсем не оставалось сил, поскольку он больше не мог произнести ни одного связного слова, издавая всхлипы и что-то похожее на мычание. Затем он перевернулся и начал ползти в моем направлении, царапая живот и волоча за собой ноги.
– Кем бы ты ни был, я не стану поступать, как ты, – произнес я, а затем спустился к нему. Сняв часть своей одежды, я сделал цельный кусок ткани, в который уложил его, а потом забросил себе за спину и перевязал на груди, так, что обе руки оставались свободными, чтобы подниматься. Оставаясь у меня за спиной, он лишь изредка мычал, и практически не шевелился.
Приложив невероятные усилия и сделав несколько рывков, в конце концов, я оказался внутри этого небольшого окна.

Один не значит одинок,
Знай в деле толк, слова –  пусты,
Как ото лжи и знаний ум,
Столь дивный – попираем в пропасть.
Так звон цепей не станет песней,
А холод стен, как отчий дом,
С начитанными, но без чести,
Со всеми, но не об одном.

Оно было началом коридора, стены которого обладали слабым сиянием от вбирающих в себя небольшие количества попадающего сюда света цветов.
Я медленно шел, чувствуя легкие порывы теплого и влажного воздуха, словно совсем недалеко был источник, у которого я мог бы утолить свою жажду. Спустя некоторое время, я услышал нечто похожее на шум реки и начал идти быстрее. Впереди показалась слегка приоткрытая дверь, со стороны которой доносился звук бегущей воды, и я вошел внутрь.
Взору открылись бесчисленные песчаные холмы, обдуваемые на своих вершинах порывами ветра. Сразу за ними стояли невысокие скалы, отделенные рекой. А с берега которой шел мост, скрываемый в нависшем над ней туманном облаке. По этой реке проплывали широкие, желтеющие листья.
Я глубоко вдохнул теплый воздух и начал идти, слегка обжигая ступни ног.

И в этих бесконечных лабиринтах,
Чтобы встречать друзей и обрести любовь,
Не жаль ни струн, ни голоса, ни слов.

Чем ближе я подходил к реке, тем ярче становилась ее противоположная скалистая сторона, медленно выплывая из нависшего тумана.
За мостом стояли деревья: скрученные, с опадающими листьями, словно исподлобья, они смотрели вверх.
Я увидел, как недалеко от меня по мосту шло странное существо, ноги которого были скованы цепью, соединявшейся с камнем, что оно волочило за собой. Существо было высокое, сгорбленное и, похоже, очень уставшее.
Дальше идти я не стал, продолжая наблюдать за тем, как оно постепенно исчезает на другой стороне.

В сердце у каждого – место для сада,
Где дух сокровенный мечты бережет.
И, бросив их в землю с любовью, с отрадой,
Подносит к ним чистую воду и ждет.
Постепенно появятся первые стебли,
Приоткроются небу их лепестки.
Покрывая цветением влажные земли,
 Прорастут до кончиков пальцев руки.
И опять в том саду поют райские птицы,
Зеленеет трава и шумит водопад,
Детский голос звенит и спешит вереница
Звуков трепетных, нежных, войти в этот сад.
А порою весь день может лить ливень серый,
Холод ветра и сырость наводят тоску,
И, теряя снаружи в сомнениях веру,
 Мы находим внутри него жизненный путь.

Спустившись к реке, я зачерпнул воду, однако до того, как я поднес ладони к своим губам, на них оставался лишь золотистый песок. Тогда я припал к бегущей воде губами, и на зубах заскрежетали песчинки.
– Я уже и не помню, когда в последний раз утолял свою жажду, – послышался чей-то голос.
На другом берегу среди деревьев я увидел то самое существо, за которым совсем недавно наблюдал.
– Вода здесь такая грязная. Возможно, что нам следует идти к ее источнику,– начал говорить я, стряхивая песок со своих рук.
–  Там, где сейчас стоишь ты, было уже много путников и каждый из них говорил об источнике, несмотря на то, что перед ними, как и перед тобой расходилась эта река, – отвечало оно, пристально глядя в мои глаза. – Ты можешь идти на все стороны и так далеко, насколько хватит твоих сил.
– И куда я приду? – с недоумением спросил я.
– Куда бы ты ни пришел, ты не будешь там раньше времени.
Я развернулся и начал идти назад. За несколько шагов до двери, я услышал ревущие порывы ветра, которые проникали через имеющиеся в ней щели. Открыв ее, я замер на месте: передо мной открылось бескрайнее бушующее море, чьи волны, поднимаясь невероятно высоко, неистово обрушивались и с треском ломали опрокинувшиеся в нем суда.

Расплескалось сине море –
                Исчезает всё земное.

Еще я увидел то, как одна из огромных волн быстро поднималась в мою сторону, и, закрыв дверь, я побежал обратно к реке.
– Ну же, раньше какого времени?! – пытаясь отдышаться, воскликнул я.
Позади меня раздался сильный удар, и через отверстие от выбитой двери хлынула вода.
– Времени своего осознания, – спокойно произнесло существо, стоя на том же самом месте.
– Почему там все погибает? Разве там не было ничего прекрасного?
– Ты хочешь, чтобы эти семена множились? Что ж, теперь у них достаточно воды для роста! И что ты знаешь о красоте? Для бабочек прекрасны цветы и их запах, а для мух нет милее запаха гнили. Но не цветы ли часто растут над могилами? Если бы ты знал все об этом Мире, ты бы не шел, куда глаза глядят, а, значит, и не ранил бы себя и других. Вера от страха перед неизбежным и вера от любви к неизбежному имеют один корень, но питаются разным и дадут разные плоды. Хочет ли дитя покидать уютное чрево матери?
– Я не знаю, но как их спасти? – с отчаянием прокричал я. – Ведь должен быть выход!
– Он там, где ты, и где есть каждый, кто задает себе этот вопрос, – сказало оно, усаживаясь и перебирая в руках массивную цепь, идущую от усталых ног, а затем, взяв лежащий неподалеку камень, стало не торопясь, один за другим, выбивать осколки от своей глыбы. – Поднимаясь на гору, будь готов оказаться на ее вершине, представляющей собой спуск во всех направлениях.
– Но если на эту гору ведут самые светлые и чистые чувства?
– Даже белый дым оставляет тень.

Если будет вопрос, то найдется ответ,
У окна наблюдай за природой,
В этом доме и стены в твоей голове,
И ключи от дверей на свободу.

Я попытался схватить один из проплывающих мимо листьев, но он быстро начал тонуть, стоило мне только поставить на него ногу.
– Почему бы тебе его не оставить? – спросило существо, указывая на человека за моей спиной. – Разве без него тебе не легче идти?
– Если я оставлю его одного в том состоянии, в котором он находится сейчас, то чем я стану лучше хладнокровного, безжалостного зверя? Оставляя его, когда он не может идти и почти окончательно потерял от истощения свой разум, я поступлю отвратительнее того, что он совершил.
В очередной раз я зачерпнул воду и увидел свое расплывчатое отражение, которое быстро исчезало вместе с просачивающимся сквозь пальцы песком.
Бросив его последние остатки в реку вместе с плетенным из сорванных цветов браслетом, который давным-давно завял на моей руке, я посмотрел в глаза странного собеседника, а потом снова на воду, сказав:
– Ничто не делает воду слаще, чем ее отсутствие, однако, у всего имеющего разум, не обязательно найдется понимание. У кого есть сердце, тот не всегда способен полюбить. А тот, кто чувством наделен, не в силах однозначно распознать о том, где смех от радости, а где печаль таится; где пустота в словах, которых слаще нет, а где любовь за разрушающею бранью, которая становится нам благом… и все от невозможности проникнуться душой. Рекою быть не значит быть глубокой, но благодарен я, что в ней себя увидел.
Когда я произнес последние слова, то увидел – как воды в реке становилось больше, делая ее более прозрачной. Внезапно, рядом со мной остановился, уткнувшись в берег, лист.
– Течение одной реки соединяет противоположные берега! Их одинаково водой она питает, – произнесло существо, указывая жестом на то, чтобы я перешел на остановившийся лист, который, постепенно ускоряясь, двинулся вперед, как только я оттолкнулся от берега. – Много тех, кто может выловить рыбу в когда-то уже открытой реке, но немногие отойдут от нее, чтобы открыть новую. Тех, кому даны на это силы, иногда приходится подтолкнуть, ведь не совсем осознают они, что для нужд множества они идут к ней.

Великая, она дана от Бога,
И полнит наше сердце сверх краев.
Однако же, по-прежнему,
По миру одиноко
Скитается Великая любовь.
Она наш дар, наш свет во тьме бездушной,
Но мы спешим закрыть ее в чужих,
Обманчивых и неглубоких чувствах,
Сжимая и обтягивая жизнь.

Поначалу, сидя на этом, как мне показалось, хрупком листе, я чувствовал себя неуверенно, но потом – просто присел и стал наблюдать по сторонам.
Вокруг по-прежнему было пустынно. Только иногда я видел стоящие вдоль реки деревья, на высохших ветках которых, медленно покачиваясь на цепях висели вскрытые тела, чьи веки, губы и кончики пальцев ещё слегка подергивались. Если бы они с самого начала осознали, что уже вскрыты, будучи ещё на своих ногах, то возможно они бы могли идти в том направлении, которое бы указало им на связь с той рекой, в которой на замутненной воде было их отражение. Возможно они бы иначе воспользовались своим временем и множили сад, а не пустыню. Возможно они не одевали бы на себя цепи. Возможно.
– Оставь меня здесь, – чуть слышно произнес человек за моей спиной. – Суди меня моим судом. Суди по мере мной содеянного.
– А, где та мера? Я сам виновник своей жизни, куда мне до суда других. И суд твой не является судом, ведь ты вершил расправу. Река по-прежнему ведет нас, а потому нам надобно идти, и может, там наш суд.
Со временем на горизонте показалась макушка медленно вырастающей скалы, в которую река словно бы упиралась. И только значительно приблизившись можно было увидеть, что русло реки входит в едва заметную снаружи, но обширную внутри пещеру, где вдалеке яркой точкой горел свет.
И я снова заметил, что вода явно прибывала, потому что вход, через который я попал внутрь, исчез, а каменный, едва ли освещаемый светом потолок становился все ближе. Река шла в направлении этого света, постепенно выходя на одну линию с ним. Когда пещера закончилась, то я уже мог достать до потолка вытянутой рукой.

– Мне, увы, сейчас не видно
Звезды то или картины.
И стоит кто рядом с ними
На космических глубинах.

Счастья вкус или горя,
           уготовило море?
…

– Синеглазое море держит плот на ладони…
 Каждый шаг – это гвоздь, слово – доски твои,
   Строй свой плот, если хочешь спастись и спасти.