Глава 7. Наметившиеся трудности отношений

Мне выделили небольшую, по меркам местных жителей, комнатку,  на втором этаже, в  левом крыле особняка.
Но для меня, эта невзрачная, по мнению местных, комнатка, была просто верхом роскоши.

Камин, огромная кровать под балдахином, пушистый ковер на полу, мраморный пол, мозаичные стены, лепнина, расписанный  потолок, фрески на окнах, огромная люстра. Ванная и уборная в соседних комнатах. Софа, трельяж, пуфики, кресло, журнальный и письменный столы, диван. Пейзажные картины на стенах. Пара библиотечных стеллажей. Буфет. Гардеробная с огромным, резным шифоньером.  Все старинной работы. Шелковое постельное белье на кровати. Мягкие подушки и пушистое одеяло. Канделябры. Панорамное окно с выходом на балкон.

 Да для меня это был верхом уюта!

 А как пахли цветы  в этом ухоженном, огромном саду! Их запах пьянил и будоражил, разносясь по моей комнате с каждым дуновением ветерка. За окном было тепло и пели птицы.

 Хотя, правды ради, должна заметить, что эти, выделенные мне комнатки были самые маленькие и бедно отделанные, по меркам этого дома. Что находились они в самом дальнем уголке особняка. И что окна, выходили в самую заброшенную часть огромного сада, окружающего этот особняк.

Одним словом, мамочка Грх(-а), на правах старшей в этой семье, сделала все, что бы меня унизить, демонстрируя свое презрительное отношение к «поганой катанской дикарке, присутствие которой оскорбляет как ее достоинство, так и ее дом, который она запачкала своим присутствием. И более того, унижает весь их славный род, восходящий в своем генеалогическом древе аж к…» . Куда там восходит их род, мне дослушать не удалось, хотя и было интересно.

 Нет, меня конечно пытались оскорбить, но обращать внимание на такие мелочи, когда надо было собрать побольше сведений обо всем, я не собиралась. И сидела себе тихо и молча, на самом краешке пуфика, стоящего в самом дальнем и темном уголке гостиной, где собралось все это замечательное семейство, дабы перемыть мне косточки. Сидела, скромно сложив руки на коленях,  грея уши и наматывая на ус все то, что в запале вещала рассерженная мамаша.

Жаль, что не долго. В разговор резко вмешался Дрей, муж сестры Гарха, как я поняла из их беседы. Честно говоря, его вмешательство меня несколько расстроило, ибо, что может быть лучше того, когда аристократическая сдержанность улетучивается, как ее и не бывало,  и  ты за пару минут узнаешь столько, сколько не узнал бы и за год совместного проживания?

 Анализ данных, однако, не отменяет принятия мною  к сведению всех тех высказываний в мой адрес, что прозвучали в этом зале.
Но вмешательство Дрея их прервало, на самом пике, можно сказать. Мамаша то разошлась не на шутку, обличая меня, мою планету, мое происхождение и пеняя своим детям на неуважительное отношение к ее персоне.
Впрочем, я была на него не в обиде. Если бы не он меня или посадили бы на привязь, где-нибудь в лаборатории или отправили бы спать на придверной коврик у черного входа в дом.

Именно по его требованию Гарх доложил  Расширенному Совету Гаттилаи о моем присутствии на планете. Это сегодня. А завтра он должен был выступить перед его членами, видимо с объяснениями. Что явно нервировало и его, и членов его семьи.
Меня же ничего не нервировало. Мне все было интересно.  А еще хотелось побыть одной и свободы.
Последнее, впрочем, достаточно быстро сбылось, благодаря все тому же зятю истеричной хозяйки этого особняка.

После доклада Гарха Совету, он потребовал выделить мне комнату и настоял на своем, не смотря на вопли мамаши о «наличии у меня в волосах паразитов всех мастей и видов (наверняка), и о том, что я (несомненно) поубиваю тут их всех,  и прямо этой ночью, и начну.» Надо сказать, что с последним был согласен и мой Сосед, хотя относительно первого он что-то такое вякнул о пройденном мною карантине. Что правда нисколько не убедило его маман, но зато он вызвал новый приступ ее истерики тем, что посмел ей возразить.

Тут мне уже просто стало смешно. И я сидела, еле сдерживаясь, что бы не расхохататься в голос, поскольку прекрасно понимала, что это уже будет полным оскорблением сих спесивцев. А мне - то еще с ними жить, как-то надо будет, какое – то время.
Спасла ситуацию Гианея, как я обозвала про себя сестру Гарха. Нет, я бы могла произносить их имена и без гласных, но мне так было удобнее, плюс, это не расходилось с их представлениями о моей безграничной тупости, что давало мне некоторые преимущества по жизни. Если тебя не считают за равного себе, это всегда дает тебе  преимущества, позволяя оставаться в тени. И не твоя вина, что тебя недооценивают.

Кто не питал иллюзий относительно моей врожденной тупости, так это похоже Дрей. Уж больно острые, колющие словно игла, незаметные и одновременно цепкие, задумчивые взгляды он на меня кидал из-под полу опущенных век.

Если остальные члены семейства вскакивали со своих мест, нервно ходили по комнате, Гианея даже всплакнула, то он сидел расслабленно откинувшись на спинку старинного кресла, вытянув ноги на пуф, сцепив пальцы на животе и полу прикрыв глаза. И подавая голос только в самые пиковые моменты истерики родни.  Когда нервоз совсем уж выходил за рамки приличия,  он чуть шире открывал один глаз и резко, хотя и очень спокойным тоном, обрывал  не на шутку расходившихся  членов семьи.
Его рубленные фразы звучали словно удар хлыста. Прекращая оскорбления, споры, выяснение отношений и подводя им итог. Да и споров то, по сути, никаких не было, как я понимала. Были принятые им решения.  Судя по всему, самолично и сразу. И они не подлежали сомнениям. Остальное… Он просто давал возможность остальным выпустить пар.
Что они успешно и проделывали битый час, пока ему это не надоело.

Тогда он просто встал, приказав выделить для меня комнату, в которой я и буду жить. И направился к выходу, жестом остановив жену, поднявшуюся вслед за ним со своего кресла.

Полу обернувшись в дверях, он с легкой усмешкой, сообщил ей:
- А ты, дорогая, останешься здесь. И проследишь, что бы ребенка, не обижали. Что бы кормили,  поили и одевали наравне с остальными членами семьи. И что бы она пользовалась такой же свободой.
Дрей сделал акцент на последнем предложении, увидев, что Гарх открыл было рот, что бы возразить ему.
И тот, покраснев, лишь молча склонил голову в знак подчинения.

Лицо Дрея оставалось непроницаемо, когда, вновь переведя взгляд на жену, он продолжил:
- И она должна социализироваться, помни об этом. А если я узнаю о том, что ее как-то ущемляют в правах, ограничивают в свободе или оскорбляют, то вспомню об Уголовном Кодексе. И не просто вспомню, а применю.
С этими словами он широко улыбнулся и отвесив легкий поклон, вышел за дверь.
Его походка была легкой, упругой и совсем бесшумной.
«Хищник. - подумала я. – Умный. Опасный. Сильный.»
При этом, внутреннее чутье подсказывало мне, что это еще не самые точные эпитеты, относительно этой персоны.

Я подняла глаза на стоящую рядом со мной женщину.
- Пойдем, решим, в какой комнате ты будешь жить. – тихо произнесла Гианея.
Вид у нее был слегка потерянный, а голос грустный.

- Отведи ее как можно дальше! Я не желаю обитать с ней в соседних комнатах! – взвизгнула ее мать, крепко сжав подлокотники кресла.
Гианея чуть побледнела, собираясь что-то возразить, но я не дала ей это сделать:
- Не надо. – спокойно произнесла я, глядя ей в глаза и поднимаясь с низенького пуфа.- В данном случае наши желания совпадают. Я тоже хочу быть от нее подальше.
Хозяйка дома аж содрогнулась от возмущения. Гримаса презрения перекосила ее лицо.
« Видимо мысль, о том, что не все мечтают о близости к ее персоне, так бьет по ее самолюбию» - решила я, улыбаясь про себя во все тридцать три зуба.

Мы вышли из комнаты, сопровождаемые пристальным и неприязненным взглядами, оставшихся в ней обитателей этого особняка.

Так я и оказалась в своей комнате. Тихой, уютной, красивой. И подальше от  членов этого семейства.