Любовь-нелюбовь. Глава 9. Вечер встречи

Вечер встречи начался уже ближе к ночи. После пикничка мужчины были расслаблены и любвеобильны, особенно Игорь. Он явно пить был не приучен, и пара рюмочек коньяка на морозе превратили его в рыцаря прекрасного образа. Он зачесал пятерней волосы назад, выпучил томные глаза и явно чувствовал себя покорителем Севера и женщин. Не отводя от Машки глаз, он кружил вокруг, сужая траекторию и уже явно был готов приземлиться. За этим кружением вприщур наблюдал Зам, он чуть побледнел – видимо возраст и не очень крепкое здоровье давали о себе знать – на морозище спиртное вызывает спазм, это Машка знала еще по медицинской практике в институте. Все вообще были какие-то непохожие на себя. Тамара – злая, как фурия, носилась вокруг стола, швыряя тарелки и вилки, Ольга томно переглядывалась с Петром. Наконец, на столе появились, кое-как нарезанные закуски, колбаса, сморщенные апельсины, сыр, задымилась картошка. Здоровенная бутыль со спиртом, хитро наведенным с аскорбинкой и вторая – с той же субстанцией, смешанной с яблочным магазинным соком – венчали натюрморт.

Все сели! Осталось дождаться гостей.

И вот, открылась дверь! В дверь вошла Рыба. Рыба посмотрела на компанию и сказала: "Освободите стол, пожалуйста". Сказала прокуренным хриплым голосом и остановилась в дверях. Зам указующе махнул рукой, Ольга с Машкой засуетились, освобождая место.

Рыба легла на стол, заняв его полностью, и при ближайшем рассмотрении оказалась малосольной семгой. Она пришла не одна. Она привела с собой троих суровых северных мужиков. Мужики были в телогрейках, с темными, почти черными лицами. Два – высоких, худощавых и один - мелкий и кудрявый. Этот мелкий держал здоровенный жбан. Машка узнала Председателя и помощника. А этот, третий – похоже был тот – завхоз. Она его видела только мельком.

Мужики молча разделись. Председатель, сняв замызганную телогрейку, оказался в джинсах и широком вязаном, совершенно белом, даже белоснежном, свитере. Помощник был в костюме, висевшем на нем, как уцененка на вешалке в дальнем углу сельпо. Маленький телогрейку, почему-то не снял. Он стащил валенки и надел тапки, которые жестом фокусника вытащил из кармана. Жбан взгромоздил на стол и сдернул крышку. Запахло ананасами. Морошка пахла ананасами, только подумать - сладко, ярко и немного обморочно.

Когда Машка с Ольгой закончили возиться с рыбой (а каждый ее кусок горел оранжевым пламенем и просвечивал насквозь), все сели, наконец, за стол.

Мужики, в общем -то, если не считать Игоря, пить умели. Поэтому коньячок в соснах уже явно ослабил свое действие и все закрутилось по новой. Первый тост прозвучал в стихах. Председатель встал и прочел обалденные стихи. Машка раззявила рот и подумала - нефига! Она вообще уже жутко устала, у нее слипались глаза и все плыло от спиртного, перегара и табачища. Сидя рядом с Семеном Исааковичем, она уже даже не замечала, что навалилась на его плечо и дремлет. И что он крепко обнимает ее за талию, прижимая к себе и чуть поглаживает – там, где тоненькая полоска тела проглядывала между поясом джинсов и задравшимся свитером.

Шла ночь, лился спирт. Часа в три ночи, Машка открыла глаза… За разгромленным и опустевшим столом никого не было. Тамара с Ольгой спали на своих кроватях, отвернувшись к стене. Жутко стучало в голове и хотелось морошки…

Кряхтя, отдирая свинцовую голову от подушки, Машка попыталась встать. Рядом, на табуреточке, сложив руки на коленях, сидел Председатель. Он смотрел на Машку абсолютно трезвыми глазами. «Ты похожа на принцессу на горошине» - сказал он ей - «Хочешь, я расскажу тебе сказку?

Машка сказок не хотела, поэтому, она, тупо посмотрев на Председателя, тоже повернулась к стене, накрылась с головой одеялом и провалилась в сон.

Утро снова ворвалось в номер острыми солнечными лучами. Машка с трудом продрала глаза. «Надо же», - медленно ползли в ее голове ленивые мысли,- «В жизни бы не подумала, что на Севере столько солнца. Аж в нос щекочет». Она встала, натянула джинсы и свитер, с трудом приходя в себя поплелась в туалет.

Таких туалетов, типа сортир, Машка не видела никогда в жизни. Очко, каким-то малопонятным образом пронизывало два этажа – проходило насквозь. «Труба там, что-ли, какая-то» - подумала она с опаской, но заглянуть не решилась. В туалете пахло хлоркой и можжевельником. Причем – так, конкретно - можжевельником. Дорогой этот аромат ей очень нравился – лимон, кедр, можжевельник, табак и хорошее мыло – одеколон Зама был стоек и не убиваем. «Слава Богу, я Семена не застала,» - подумала Машка вдруг, - «Что-то как-то в сортире я не готова встретить мужчину мечты». И от этой мысли ей стало, почему-то смешно. И легко.

Когда Машка вернулась в номер, все уже снова были там. Легкий завтрак, от мысли о котором подташнивало, соорудила Тамара. Она по-прежнему зло смотрела, кривила яркие губы и была похожа на разъярённую рыбу. Машка не понимала, что случилось, вернее, она догадывалась. Но сказать себе этого – не могла. Ведь признаться даже себе в том, что Тамара ревнует – означало признаться, что она – именно та, к кому женщина ревнует Семена Исааковича. А этого было делать нельзя.

Быстро собравшись, все снова высыпали на крыльцо. Теперь их уже ждали не снегоходы, у гостиницы стоял старенький крытый грузовик. До цеха надо было ехать минут пятнадцать – по гладко накатанной и сияющей, как зеркало дороге, ведущей через покрывало заснеженной тундры – туда к берегу Белого моря.

Семен Исаакович легко, несмотря на полноту, вспрыгнул в кузов, втащил за руки женщин, и, задержав Машку, усадил около себя. И когда машина тронулась, развернул ее лицом, посмотрел в глаза и чуть погладил по щеке горячей ладонью.