Велосипед

В 12 лет у меня появился “Орленок”. Велосипеды эти выпускали на шауляйском заводе. Дедушка раздобыл мальчиковую модель с верхней рамой, и привез на крыше “запорожца”. Раз так получилось, на нем, наверное, стоило ездить в брюках. Но я любила пышные юбки с воланами, платья с цветочками, и садилась в седло исключительно в девичьих нарядах.
 
Дня два ушло, чтобы научиться держать равновесие. Больше трех – четырех метров проехать не получалось. Я измучилась, и собиралась отдать велосипед брату. Последняя, 125 попытка происходила в самое пустынное время – в душный полдень, на углу дома. Мешать некому, дорога свободна. Вот если сейчас не поедешь, проклятый, все, ты мне больше не нужен!
 
Булыжник я не заметила. Заднее колесо поднялось на дыбы. От страха прокатилась дальше, чем обычно. Странное дело, но с того дня велосипед стал меня слушаться. Сначала ездила до конца корпуса и обратно. Новички ведут себя прилично. Потом начала обгонять Алису и Кристину. Прошло еще немного времени и старушки-соседки начали проявлять недовольство:
- Ра цкнари бавшви ико, ра джандабад укидес эс велосипеди! (Какой спокойный ребенок был, какого черта ей купили этот велосипед! – перевод с грузинского).
 Это означало признание. Потому что по обыкновению они ругались вслед мальчишкам. Те не то, что ездили – со свистом проносились у них перед носом.
 
Я стала наглеть – вести велосипед одной рукой, без рук. “Орленок” все равно ехал прямо, на большой скорости. Юбка развевалась, душа пела от свободы и счастья.
 
И в этой радости у меня имелась единомышленница – соседка и подруга Линда. На три года младше, но мы прекрасно ладили. Из-за разницы в росте бабушка нас как-то окрестила “Пат и Паташон” (датский дуэт комиков времен немого кино). Каталась Линда так же отчаянно. В “казаков и разбойников” с другими детьми мы теперь играли только на велосипедах. Позади домов раньше не было садов, огородов и газовых труб. Никто ничего себе не огораживал. Мы нарезали круги вокруг корпусов.
 
Стали мечтать о большом путешествии на велосипедах. В Цхнети, Коджори, Бетания… Как только перепадали деньги (сдача от походов в магазин), приобреталось что-то полезное. Я начала собирать аптечку – йод, зеленка, бинт, вата, стрептоцид, цитрамон, анальгин, раунатин, викасол…. Эти названия я слышала от бабушки. Линда перечитывала список, спрашивая, что от чего. “Зачем нам викасол?”. “Вдруг пригодится”. В детстве у меня шла кровь из носа, под солнцем. Она добавила в список еще кое-что: витамин с (“эти желтые шарики и просто так приятно есть”), кальций в таблетках и “звездочку”. “Мы что будем болеть гриппом?” – удивлялась я при виде “звездочки”. Линда убеждала, что на большой скорости очень даже можно простудиться. Ветер в лицо.
 
На подаренные ко дню рождения деньги я купила маленькое красное радио. Для велика. На нем удавалось поймать несколько частот. “Где ж ты моя ненаглядная где? В Вологде-гдее, в Вологде – где…”. Тут что? “Ра икнеба шенс махлоблад мец вико ” (песня из к/ф “Веселый роман”).
 
Мы никому не одалживали свои велики. Исключение – дети из Чернобыля, которые тем летом поселились в нашем доме. Семья эта приехала к соседям. Дима, мальчик 11 лет, резко выделялся своей белой, не прожаренной кожей среди загорелых детей нашего двора. Он не просился в игры, наблюдая за всем со стороны. За “выбивалками”, футболом, “резинками” (деление на “арчевани” и “арадани” начиналось с раннего утра и завершалось  поздним вечером, пока икры прыгальщиц не сводили судороги). Но все считали своим долгом подбодрить Диму и его сестру Анечку, позвать их к себе. Нам тоже хотелось как-то отвлечь их, позаботиться о них, что ли. Отдавая велики, мы выражали дружелюбие и крайнее доверие.
 
В июне наша семья собралась в Кикети. Дедушка привязал “Орленка” к крыше “запорожца” и мы отчалили. Дача эта полагалась с маминой работы. В деревне Кикети мы считались ранними пташками, как и семья Арсенидзе, так как намного опережали других дачников. С нашим приездом кикетская живность начисто теряла покой. Курицы, утки, гуси, свиньи бежали от нас, сломя голову. И правильно делали. Эти городские, весь год заточенные в свои блочные многоквартирные дома, совершенно дичают, дорвавшись до свежего воздуха и простора. Придумывают странные забавы.
 
Одна из них – запереть ворота большого дачного двора, когда к нам по рассеянности или из любопытства забредет выводок поросят. Дать им от души порыться в земле, попробовать желудей (двор тенистый, с многовековыми дубами). Потом устроить облаву. Мы гонялись за поросятами по всему двору. Те истошно визжали, бегая вкруговую, вдоль ограды. Тыкались в ворота, не находили выход, и сходили с ума. Кидались нам под ноги, выскальзывали, неслись через двор наперерез. Снаружи за них страшно переживала мама – свинья. Звала, кричала, проклинала нас, называя последними свиньями. 
 
Мы спасали лесных птенчиков и устраивали им гораздо лучшую жизнь, чем их родители. Мы создавали комфортные условия для ящериц. Конечно же, это невероятное везение и почет для любой ящерицы жить в коробке, устланной бархатными зелеными листьями и цветами, до отвала питаться кузнечиками, дождевыми червями, фруктами, которые подносятся как на блюдечке. Номер - люкс.
 
Так же активно мы изучали флору. Благодаря Чабрец – бабушке. То есть, официально бабушку Резо, конечно, звали по-другому – Антонина Михайловна. Но про себя я ее назвала Чабрец – бабушкой. Так как она открыла для нас эту замечательную травку, из которой получался ароматный лесной чай. Мы безошибочно находили и собирали эти сиреневые цветочки. Чабрец – бабушка шла за нами, опираясь на палку, и согласно кивала головой. Меня восхищало ее умение распознавать десятки разных трав – шалфей, зверобой, бузину, горец птичий, душицу, тысячелистник и др. Кое-что я тоже узнавала, начитавшись журнала “Здоровье”. Там на развороте, на плотной бумаге каждый месяц печатали какое-то лекарственное растение. И если вырезать его, наклеить в тетрадь биологии и прочитать, как доклад, полагалась хорошая оценка. Такую непыльную пятерку мне принес “девясил высокий”.
 
Вечером на рейсовом автобусе приезжала из города мама, и мы пили чай под дубовым деревом. Из чабреца.
 
Что и говорить, дети из семьи Арсенидзе разделяли все авантюрные предложения (и предлагали сами), интересы и увлечения. Вместе с Резо, моим ровесником, на дачу приезжали его двоюродные брат и сестра – 8-летний Дато и 6-летняя Ниночка. Дато имел стихийную энергию. И если внезапно с конца деревни или из строящегося коттеджа доносился чей-то вопль, ругань и шум, там стоило искать Дато. Значит, он уже влез с руками и ногами в бочку с краской, разбил чье-то окно или банки с мацони, довел до исступления индюков. Ниночка, внешне очень милая – соломенные волосы, пшеничная кожа, большие карие глаза – на самом деле отличалась вредностью. Вот и в этом году ничего не изменилось. Не успели мы обняться по очереди друг с другом, как Ниночка прямодушно констатировала:
- У тебя выросла грудь.
- До чего же ты противная, Ниночка.
- Мама говорит, что это от капусты. Ты, наверное, любишь капусту?
- Малышня, прикуси свой язык.
- Любишь? – не унималась Ниночка.

По кикетской проселочной дороге мы ездили с Резо наперегонки, до маленькой речушки. Ниночка просилась ко мне в пассажирки (я сажала ее впереди), и потом орала всю дорогу: “Останови, я боюсь!”. Из-за этого я несколько раз проигрывала Резо. Он уезжал вперед, махая рукой.
 
Решила больше ее с собой не брать. Хоть у нее начисто выветривался испуг к утру следующего дня. “В последний раз, прошу” – ныла Ниночка. “Нет”. “Не буду кричать”. “Сегодня мы будем ездить по-взрослому, очень быстро”. Маленькая паршивка показала язык и ушла дуться. Пускай идет. Покатаемся без нытиков. Она медленно тащилась и оборачивалась, думая, что я не вижу. Наконец маленький голубой сарафан исчез из виду.
 
Мы двинулись со старта почти одновременно. Я успела набрать скорость, как вдруг резкий толчок выбил меня из седла. Я видела только свой отъезжающий велосипед и себя на земле. Как, почему? Колени в крови, рассеченная левая ладонь, а правая… Кисть правой руки вздувалась на глазах, нестерпимо горела и пульсировала.
 
Было ясно, что я влипла. Но насколько, стало понятно в кабинете травматолога железнодорожной больницы, куда меня отвез дедушка. Рентген перечеркнул мой июль. Перелом. 20 дней в гипсе. Я оплакивала рухнувшие планы. До свиданья, море. Сказано – держать руку в одном положении, избегать контакта с водой. До свидания, большое путешествие на велосипедах. Что я скажу Линде. Я представляла, как фиксирующая повязка для руки сильно испортит мой внешний вид, и лила горючие слезы. На фоне гипса меркли все летние наряды – зеленая юбка с воланами, сшитая мамой, две новые майки, купленные у спекулянтки Сузанны, морковный комбинезон, сарафаны. Масштаб бедствия открывался постепенно, обнаруживались новые “нельзя”. Дедушка и травматолог улыбались, утешали: “до свадьбы заживет”. Мне очень не хотелось появляться во дворе, в Тбилиси не отдохнувшей, а покалеченной. Повязку с шеи можно будет снять, а руку с гипсом спрятать в сумку. Как будто там что-то ищу. И никто ничего не заметит. Быстро заскочить в подъезд.
 
- Пока мама на работе, такое творишь – разговаривал со мной дедушка на обратном пути в Кикети. - Могло быть и хуже.
 Он даже не представлял, насколько был прав. При мысли о Ниночке, я вздохнула со спокойной совестью. Хоть что-то умное я сделала в этот день. Страшно подумать, что могло бы случиться, посади я ее впереди себя… С этой точки зрения сломанная рука выглядела не самой большой неприятностью.
 
Отдых в Кикети пришлось свернуть раньше времени. Все-таки дачные дома с рукомойником не приспособлены для потерпевших. Перед отъездом мы с Резо и Ниночкой пошли на место происшествия. Резо в своей панамке ходил с видом эксперта. “Вот на этом месте песок, потому твой велосипед и занесло. Покрышки не лысые, я смотрел. Только эта причина”.
-Наверное, как злишься на свой велосипед – предположила Ниночка.
Резо походил еще немного и сделал вывод:
-Не девчонское дело на такой скорости ездить. Я бы не переживал из-за синяков и руки. А ты переживаешь.
 
Мой добрый дедушка отвез нас в Минводы. На фотографиях из Железноводска и Кисловодска я везде прячусь за брата или в жакете и руки за спиной. Хорошо еще, раньше с курортов делали по одной – две фотографии…
 “Орленок” надолго оказался не у дел. Когда я по нему скучала, подходила и звонила в велосипедный звонок. Этот задорный звон так и остался моей лазейкой в детство.