Маша и Миша 4. Студия

Получив, наконец, письмо от Миши, Машенька почувствовала, что что-то не так. Вроде бы и слова те же, тёплые, ласковые, но чего-то не хватает. Не хватает чего-то неопределимого, душевного, важного. С Мишей что-то случилось, он как-то изменился, изменился по отношению к ней! Машенька опять бросилась к письменному столу, схватила бумагу, ручку, но ... так и просидела над пустым листом. Женская интуиция ей подсказала не отвечать на письмо и посмотреть на Мишину реакцию – встревожится ли он. Правда, придётся мучительно ждать, точнее даже страдать, неделю, две, три ... Она выстоит, пройдёт через это, зато узнает, остался ли Миша ей любящим и нежным братом, братом? А сейчас себя нужно чем-то занять, отвлечься, как-то успокоиться. Девочка схватила коричневого плюшевого друга и крепко прижала к себе. Видать он и подсказал.

У них в школе вывесили объявление. При актёрском отделении областной консерватории открывается детско-юношеская драматическая студия. А Маша уже играла в школьных спектаклях далеко не последние роли. Получалось у неё замечательно, по крайней мере так утверждала учительница музыки. На отбор-пробу в консерваторию Машенька явилась в своём лучшем открытом бирюзовом платье с пояском. Мама сделала ей причёску «корзиночка с плетением», распушила и подкрасила ресницы, а потом сама долго умилялась дочкиной почти взрослой красоте.

Приёмная комиссия состояла из хореографа, вокалиста и специалиста по актёрскому мастерству. Последний оказался совсем молодым, высоким человеком со статью Кирка Дугласа и лицом Ален Делона.  К удивлению претендентов на места в студии, комиссию не заинтересовали домашние заготовки детей. Это из-за большого конкурса, более десяти человек на место. Поэтому отбор получился весьма жёстким. Машеньке попался произвольный танец на мелодию казачка. Акомпанирующая ей женщина-хореограф с удивлением наблюдала как изначально мужской танец исполняла девочка. Живой, задорный ритм в убыстряющемся темпе не делал из неё мальчугана-подростка, по пластике движений, грациозно танцевала будущая женщина. Поэтому и получила высшую оценку.

В свою очередь, женщина-вокалист, тоже решила усложнить задание. Вручила девочке текст романса «Вечерний звон», а сама села за фортепьяно. К удивлению всей комиссии Маша отказалась от текста и пожелала сама сесть за инструмент. Нарочито низкий детско-женский меццо-сопрано трогательно выводил:

                Вечерний звон, вечерний звон!
                Как много дум наводит он
                О юных днях в краю родном,
                Где я любил, где отчий дом ...

И это всё при безукоризненном музыкальном сопровождении. Вся комиссия аплодировала стоя. После чего «Ален», как его окрестила Машенька, заявил, что претендентка Линденблит не нуждается в проверке артистических способностей и он без оговорок принимает её на свой курс.

С этой поры два дня в неделю стали для Маши настоящим праздником – по вечерам, во вторник и четверг, занималась в театральной студии, проявляя большое желание и яркие способности. Основные предметы вёл Алексей Денисович Шмарин, которого за глаза все ученики так и называли «Ален». Он же и выделял Машеньку из общей массы, ставя другим в пример, обращая внимание обучаемых на её технику речи, постановку голоса, ритмику, мимику, грим, сценические упражнения. Особенно превозносил её выразительность, пластику движений и способность к перевоплощению. Маша от его похвал вся расцветала и смотрела на преподавателя как на верховное театральное божество. Даже предложила однокурсникам втихаря называть его Аполлоном, в тайне надеясь, что за ней закрепится прозвище Мельпомена – любимой музы владельца Парнаса. Но народ дружно проигнорировал это предложение, возможно из зависти, так как подавляющее большинство учащихся студии были девочками.

Новое сильное увлечение, а особенно признание способностей, здорово отвлекали Машу от дум по брату. Его письма уже не казались сухими и формальными, да и то, что они стали приходить вдвое реже, тоже её не расстраивало. Она продолжала в письмах делиться всеми новостями с Мишей, не забывая о театральной студии, своих успехах на этом поприще и о своём основном наставнике, которого вовсю идеализировала.

Заканчивался первый год обучения в драматической студии. Маша блистала во всех учебных постановках настолько, что Алексей Денисович обещал показать её главному режиссёру драматического театра, с целью попробоваться на большой сцене. Она уже по росту, формам и модуляции голоса не отличалась от зрелой девушки, поэтому могла играть даже взрослых женщин. Показаться на большой сцене, перед сотнями искушённых зрителей – что может быть заманчивей для четырнадцатилетней девчушки, мнящей себя будущей театральной дивой. Пётр Ильич, убелённый сединами главреж, был приятно удивлён, и как он позже признался, поражён способностями Маши, и даже обещал подумать о роли прекрасной танцовщицы в сказочном спектакле «Стойкий оловянный солдатик».

Это время совпало с окончательным возвращением Миши из армии. Как и в прошлый раз, поехали на вокзал встречать его всей семьёй Линденблит-Смирновых. Несомненно Маша желала встречи с братом, но совершенно не так как в прошлый его приезд. Тем не менее решила его удивить своей взрослостью. Распустила вьющиеся волосы, облеклась в обтягивающее короткое платье с глубоким декольте, надела лакированные туфли на высоком каблуке, а главное навела умелый макияж, граничащий с гримом. Элеонора и Ольга удивились перевоплощению дочери, но только переглянулись и понимающе кивнули друг другу.

В тамбуре вагона подъезжающего поезда, перед открытой дверью, в парадной форме украшенной дембельскими прибамбасами, стоял ефрейтор с несколько озадаченным лицом. На приближающемся перроне, среди прочего люда, явно просматривалась четвёрка родных и близких ему людей. Но его Машеньки нигде не наблюдалось. Не дожидаясь окончательной остановки поезда, с лёгким чемоданом в руке, Миша выпрыгнул из вагона и тут же оказался в объятиях родных. Когда закончились женские охи-ахи-вздохи и мужские крепкие объятия, он поинтересовался: «Где же Машенька?» На что ему мама Нора ответила: «Оглянись вокруг пристальней». Миша обвёл взглядом окружающих галдящих на перроне людей, и в трёх метрах от себя заметил яркую, зрелую фигуристую красавицу, снисходительно на него поглядывающую. Он робко подошёл и несмело пролепетал: «Машенька?» Красавица сделала строгое лицо и высокопарно произнесла:

- Мария Евгеньевна, - и, выдержав паузу добавила, - Линденблит!

После чего широко улыбнулась, сделала шаг навстречу, обняла и чмокнула в щёку, оставив след губной помады. В свою очередь Миша неумело ткнулся губами в район уха красавицы, заодно отметив для себя, что они оказались одного роста. Уже дома, сидя за столом со специально приготовленными к его приезду яствами, Миша продолжал с удивлением посматривать на сидящую рядом прекрасную Марию. Его мужское сознание никак не хотело в младшей сестрёнке-девчушке, видеть взрослую красавицу. Да этого и не могло быть, ей же всего четырнадцать! Или ... уже четырнадцать?

Закончив трапезу, родители переместились на лоджию с чашками кофе в руках. Машенька предложила брату пройти в её комнату пообщаться, и вышла из-за стола. Миша шёл вслед и не переставал удивляться её женственности, подчёркиваемой плавностью движений, безукоризненными юными формами и соблазнительной походкой. Левая рука в свободном полёте, правая чуть согнута в локте, вертикальное покачивание бёдер и горизонтальное ягодиц, осиная талия, лебединая шейка, идеально точёные ноги, в меру покатые плечи, царственная осанка ... Всё вместе не позволяет оторвать взора от этой феерии единения  девичьего тела и женского движения, их общего совершенства.

В комнате, как и бывало, Миша устроился в кресле, а Машенька, подобрав ноги под себя, на диване. Оба пока молчали, разглядывая друг друга. Миша с настороженностью, а Маша с интересом и лёгкой улыбкой. Вдруг её лицо просветлело, улыбка стала ещё шире: «Я сейчас, Мишенька», проворковала она выскользнув за дверь. Оставшись в одиночестве Миша задумался. Изменения произошли не только в ней, и он стал иным. Раньше у них не было секретов друг от друга, и это делало их очень близкими людьми, практически родными. А сейчас он не может рассказать ей об Азалии, о том, доселе неведомом, сверхвосхитительном блаженстве, которым она его осчастливила. О том, что сейчас, возвращаясь из армии, пытался её отыскать, но тщетно. Выяснил только её фамилию - Багитова, и что та уволилась с железной дороги, отбыв в неизвестном направлении.

Дверь опять открылась и вошла ... Машенька, почти прежняя девочка. На ногах, вместо модельных туфлей-шпилек, пушистые домашние тапочки. Вьющиеся волосы убраны в трогательный хвостик. Вместо обтягивающего, на грани вульгарности платья – скромный, просторный домашний сарафан. Но главное – на лице никакой косметики, ничего лишнего, что делало её взрослой и не узнаваемой.

- Машка! – вскочил Миша и притянул к себе почти прежнюю сестрёнку.

Та покорно и радостно приникла к нему. Но это была уже не она, не девочка-ребёнок. Он обнимает женщину, с развитой упругой грудью, округлыми формами и какой-то внутренней чувственностью, которую воспринимают его руки, тело, да и вся мужская плоть. Чем-то подобным, противоположным, прониклась и она. Внутренне устыдившись новых ощущений, расселись по своим обычным местам.

- Расскажи о себе, - прервал молчание он, - ты писала про свою театральную студию, свои успехи в этом деле, про талантливого, замечательного педагога ... забыл, как его зовут.
- Да, конечно, - воодушевилась она, - это необычайный человек во всём, зовут его Алексей Денисович. Он сам замечательный актёр, играющий в драматическом театре первые роли. А ещё необыкновенно талантливый педагог. Нам всем кажется, что он может научить сценическому мастерству даже самого закомплексованного и неуверенного в себе человека. Потом он необычайно красив, похож на Ален Делона, у него удивительные глаза, понимающие и одновременно ласковые. Все наши девчонки безумно в него влюблены. Но выделяет из всех он только меня. В наших студийных постановках я на всех главных женских ролях. А через два месяца мне дадут роль на большой сцене, в спектакле, где моим партнёром по сюжету будет он. В заключительной сцене постановки мы оба сгораем в камине: оловянный солдатик и картонная танцовщица. Своё единение в вечности мы скрепляем прощальным поцелуем. Эту сцену мы ещё не репетировали, но ... целоваться придётся по настоящему, это же спектакль на большой сцене драматического театра. Вот наши девчонки с ума сойдут от зависти! Ты за меня рад?

От этого признания у Миши почему-то заскребли на сердце кошки. Какой-то посторонний мужик будет целовать его любимую сестру ... или не сестру? Всё равно его любимую Машеньку! За что такое наказание? Да, только за Азалию мог его Бог наказать. Это справедливо, но если бы ситуация повторилась, он без раздумий пошёл на этот грех. Да и сейчас его организм подспудно требует тела Азалии. Всё это мгновенно пронеслось у него в голове, а взгляд не отрывался от лица Маши. В её глазах застыл вопрос, но и что-то ещё - чуть ехидное и чуть коварное. Вот что: она ждёт его реакции на сообщение о предстоящем поцелуе. Показать свою ревность он не может ни по каким канонам, да ещё к тому же сам грешен.

- Я конечно же рад за тебя, Машенька, и обязательно приду на твою премьеру. А сколько лет этому Алексею Денисовичу?
- Он совсем зрелый мужчина, ему уже двадцать пять минуло.

Вильнюс, 28 февраля 2020 года.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2020/02/28/2035