Девушка и самолёт

Самолёты я переносила плохо с детства. Нет, это не было аэрофобией, вестибулярный аппарат подводил. Мне становилось плохо сразу при входе в сам самолёт от специфического в нём запаха. В самом том месте, где приветливые стюардессы дарили ослепительные улыбки. После ответа на приветствие я начинала просить крафтовый пакет на всякий случай.

«Всякий случай» наступал сразу после взлёта самолёта где-бы я не сидела в салоне: в первых рядах или в хвосте. Меня выворачивало наизнанку на взлёте и на посадке каждый полёт. За несколько лет я перепробовала все возможные комбинации. Летала на голодный желудок и после сытного обеда, с легким перекусом и фрукты с собой, чтобы заедать кислым (цитрусовыми). Результат был всегда один и тот же, всегда.

Мне советовали то одни лекарства, то другие. Витамины и конфеты. Всё было тщетно, а летала я часто. С родителями или без, но отвлекающие моменты и личные медитации не работали от слова «совсем». Из самолета выходила вымученная, зелёная, на дрожащих от слабости ногах. По этой причине на семейный отдых частенько ездили поездом, но вот в студенчестве приходилось летать раз восемь за год.


Дедушка решил как-то мне помочь и перед вылетом протянул маленький кулёчек с мягкими шариками и сказал, что это совсем новое средство, которое поможет. Наверняка! На самом деле это были хлебные мякиши, в которые он присыпал сахарный песок, скатал их вручную и сложил в пакетик. Дедуля мой был уверен, что шарики возымеют эффект плацебо и сработают на психологическом уровне.

Все, все были уверенны (как я понимаю теперь), что это психосоматика и можно перебить впечатлениями, отвлечь и залечить лекарствами понарошку.
Но и шарики не помогли... Правда дедушке я не сказала.


Однажды мы летели с бабулей из южного города в Москву, к моим родителям. При входе в самолёт встречали особенно торжественно одетые стюардессы. Они были не в синей форме, как обычно, а в ярко красной, видимо парадной. И что особенно меня впечатлило — белоснежные перчатки, элегантные пилотки, яркие шейные платки.

Места у нас были роскошные. Первый ряд сразу после кабины пилоты, где четыре кресла по два напротив друг друга и столик. Нас с бабулей посадили спиной к салону, кресла напротив были свободны.

Всё было с особым пиететом, но я вся в своих переживаниях и не особенно поняла, что к чему. Настал момент приветствия экипажа корабля и тут я слышу, что командир корабля заслуженных лётчик республики и называют фамилию моего дяди, дедушкиного племянника.

Участник Великой Отечественной Войны он стал министром Авиации Республики (в то время это была одна из пятнадцати республик страны по имени СССР). Иногда он садился за штурвал, чтобы не потерять профессиональные навыки отличного пилота. И это был тот самый день, когда заслуженный пилот и главный начальник вёл самолёт сам лично.

Через какое-то время дядя вышел в салон передохнуть и подсел к нам с бабулей, видимо самолётом рулил второй пилот. Девушки в красных пилотках и белоснежных перчатках быстренько накрыли столик перед нашими сидениями: чай, кофе, сладости. Тогда еще не было бизнес- классов, было советское одинаковое, а тут обслуживание класса люкс.

Бабуля достала из запасов вкусностей (припасённых из дому), стала угощать соседей, что сидели через проход на этом же ряду (хлебосольная очень была). Одна я сидела, уткнувшись в иллюминатор, отвернув нос от угощений. Уж как уговаривала бабуля, как отвлекал дядя — не помогло, так и просидела, воткнув нос в платочек, а взгляд — в небо за стеклом.

Дядя ушёл за штурвал, а через некоторое время подошла стюардесса и наклонилась ко мне:

— Командир корабля приглашает вас в кабину пилота на экскурсию...

Я замотала головой в испуге.

— Иди, не обижай дядю и не подводи стюардессу — сказала бабуля.

Посмотрела я на бледную стюардессу и подумала: как ей принести отказ на приказ своего министра? Никак же. Встала и поползла вдоль стенок.

Любой другой сошёл бы с ума от такой привилегии и удачи, но мне было плохо и тошно. Сквозь дрожь и туман в глаза мне засветило солнце в лобовом иллюминаторе перед пилотами — это был простор и перспектива впереди, но и какое-то ужасное чувство пустоты под самолетом и вокруг него. Я смотрела на открывшуюся небесную бездну и чуть не потеряла сознания от впечатления. Обратно доползла с помощью милой, но испуганной стюардессы.

Даже такой сильный отвлекающий маневр не спас меня от всегдашней тошноты при взлёте и посадке лайнера. Мне было дурно, как и раньше.

Прошли годы, как пишут в книгах и показывают в кино...

Я была замужем, а моему сыночку девять месяцев.

Мы с сестрой и двумя детьми должны были лететь на море. Два места в самолёте. У неё на коленях трёхлетняя дочка, у меня — младенец на грудном вскармливании. Мы летим на юг после двух недель нахождения с сыном в Морозовской детской больнице. После сотрясения мозга у малыша и стресса у меня. Я вообще хотела сдавать билеты и путевки в санаторий, но врачи разрешили, а сестра — упрашивала.

И вот мы в салоне самолёта.

Руки мои заняты малышом и попросить пресловутый пакет у стюардесс не могу. Память подсказывает, что сейчас начнётся обычное. Но всё внимание на ребёнка, как будет переносить нагрузку после сотрясения...

Весь полёт помогала сыну. Его первый взлёт, ушки закладывало малышу. И только долетев я осознала, что впервые в жизни меня не выворачивало наизнанку до желчи и болей в желудке. Впервые я не думала о себе тогда.

Материнский инстинкт переломил ситуацию, которую не удалось исправить в детстве и юности никому.