Последний юный бунтарь

Посвящается ОксиДаше_



Сколько бы раз мы это ни делали, я всегда нервничал. Как школьник, нервно трущий ладошки перед первым поцелуем. Вот и сейчас я суетливо переминался с ноги на ногу в заношенных «конверсах», пытаясь унять приятную, но всё же дрожь, и оглядывал напарников.
Второй гитарист и мой кузен по совместительству Дэвид, лучезарно ухмыляясь, ковырялся в смартфоне – скорее всего постил нас на просторах сети и хамовато отвечал фанатам в Твиттере. Флегматичный ударник Чэд скрылся ото всех за маской непроницаемости и был абсолютно спокоен. Басист Джефф пребывал в полной боевой готовности и тоже слегка приплясывал в обнимку с ненаглядной басухой – но вернее всего не от волнения, а в предвкушении. Очередной гитарист и бэк-вокалист Алекс, хмурясь, спорил с осветителем, тот же упорно заверял его в чём-то – может, в вечной преданности, я не мог их услышать. За стенами служебного коридора громогласно кричали фанаты.
Вот голос распорядителя церемоний – он донёсся из гигантских динамиков, многократно усиленный, и проник даже сюда, в недра гигантской арены. Я не разобрал ни слова, но стотысячный стадион разобрал, да ещё как – и в экстазе взревел и заскандировал:
– Perfect Plan! Perfect Plan!
Вопли почтенной публики, должно быть, слышал весь Анджелес. Ну должен был, по моему разумению, потому как циклопические колонны Колизея содрогались от этих криков – и я ни капельки не шучу.
– Давайте, парни! – напутствовал нас Лиам. Каждого из нас он как следует хлопал по спине, когда мы проходили рядом с ним – такой у нашего менеджера был ритуал на удачу. Вот Лиам двинул и мне промеж лопаток, придав немного ускорения, и прокричал – но уже в гарнитуру:
– Давай, Пит, покажите им своё лучшее шоу!
Я оглянулся на него вполоборота и кивнул. Надо бы показать. Закрывающее шоу тура должно быть лучшим.
Парни уже шагали впереди, а я, словно опьянённый, вышагивая вслед им и навстречу слепящему свету в конце коридора, вдруг поймал себя на мысли, что сегодня пятница – и меня встречают её ночные огни.
Вот я ступил на задымленную пиротехниками сцену – и моя нервозность стала откатываться подобно океанской волне.
  Ох, нет, конечно, это не означало, что теперь я был спокоен как удав. Я всегда волновался перед выступлениями. Всегда. Я имел несчастье переживать за всё и за всех на свете. Рой мыслей жалил и раздирал мозг на части. Смогу ли я выступить на должном уровне? Не сорву ли связки посреди припева и не налажаю ли в сложном месте? А если налажают Джефф или Чэд? Или мой кузен Дэвид? Это же особый случай. Придётся вытурить его из банды? Или этим займётся менеджер, а мне придётся лишь стыдливо потупить глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом? А если что-то придётся не по нраву нашим фанатам? Но если они не дадут знать об этом явно, а просто перестанут приходить на наши выступления, отдав предпочтение другим группам, свежей крови – более молодым и, быть может, более интересным? И если им не зайдут новые песни с невышедшего ещё альбома – что тогда? Отменять альбом? Отправлять песни в утиль? А время и силы, потраченные на их написание – его-то куда девать? И где найти в себе силы, чтобы не сорваться и продолжить дело своей жизи?
Но это было за кулисами и в технических коридорах. Всё отступало далеко на задний план, едва лишь я ступал на сцену. Не уходило насовсем, нет, но, по крайней мере, не беспокоило меня настолько сильно. Словно выход к зрителям был своеобразным этапом пути, от успешного исхода которого зависело и успех всего, что предстояло. Мы начинали выступление, и все мои тревоги растворялись в музыке и восторге поклонников. Так это работало.
Свет погас. Арена мягко погрузилась в вечернее марево Лос-Анджелеса. Откуда-то снизу вновь  пошёл дым, по периметру сцены дали первые залпы фейерверка. Когда-то – мы только начинали выступать на крупных площадках – я не мог взять в толк, где же хранится выпускаемый дым и можно ли запускать фейерверки так близко от толпы. Один из пиротехников долго и нудно объяснял мне все эти вещи, но я так и не понял до конца. В итоге он махнул рукой и сказал: «Не парься, Пит, дыма на всех хватит – всегда хватает, а эти залпы не опаснее бенгальских огней». Я последовал его совету и больше не докучал никому такими вопросами.
– Дамы и господа! – пророкотал эм-си. – Поприветствуйте! PER-FECT-PLAN!
Вой фанатов постарше. Визг девочек-подростков. Люди слились в едином безумном крике. Таким – я свято в это верил – рушили стены Иерихона тысячи лет назад.
 Джефф оглянулся на меня, как бы говоря: «Твой выход, Пит!» Я всё ещё был душой этой группы, несмотря на наши с ним раздоры. Джефф всё ещё признавал моё лидерство и не собирался устраивать склоки и дрязги посреди запузырившегося шоу. Я кивнул ему, разбежался и типично по-панковски – максимально подогнув колени, в обнимку с гитарой и  с «козой» наперевес – выпрыгнул из клубов дыма к микрофону, стоящему по центру сцены. Синхронно с этим пиротехник дал ещё несколько мощных залпов фейерверка. Люди на арене взвыли в экстазе.
По поверхности моря зрителей качались плакаты с надписями в духе: «Perfect Love», «Nobody’s Perfect», «Perfect 2 Me», «In Perfect We Trust», и, внезапно, «Т###ни меня, Пит!»
Фанаты думают, мы всегда в восторге от этого и упоённо разглядываем их плакаты. Нет, детишки, это не так. Дядя Пит знает, о чём говорит. Когда в глаза бьют софиты, зрителей и их откровения на кусках ватмана или фанеры мы почти не видим. Вот и теперь, я смог что-то разобрать и высмотреть в скопище людей лишь когда свет немного ослаб. Да и по правде говоря, вся эта фанатская бутафория интересна лишь поначалу, на первых концертных турах, к концу второго десятилетия на сцене ты к этому просто привыкаешь настолько, что воспринимаешь это как нечто настолько само собой разумеющееся – ну, словно это омлет с беконом и яблочным сиропом на завтрак.
Мой мандраж прошёл. Не осталось и следа. Расплываясь в ухмылке, я чуть наклонился к стойке и пророкотал:
– Добрый вечер, Лос-Анджелес!
Фанаты вновь разорвали воздух над стадионом пронзительными криками любви и обожания.
– Это несколько странно, приветствовать свой родной город, но я уже год не был здесь – расписание, знаете ли, обязывало, тур шёл полным ходом. Да и не я один – Perfect Plan всем составом летал и колесил по всему свету, и вот мы здесь – на родине. – Я сделал эффектную паузу. – Л-Эй, слышишь меня? Мы скучали по тебе.
По стадиону прокатился гул умиления. Я поправился:
– Кроме Джеффа – ведь он канадец.
Люди зашлись в смехе. Довольно саркастичном, как мне показалось. Я решил, что немного перегнул. Лишь бы  Джефф не слишком сильно обиделся. Хотя за столько лет можно было и привыкнуть.
– Ладно, я шучу. Надеюсь Джефф слышит меня. Что? – я наигранно поднёс руку к наушнику и склонил голову, а потом поднял взгляд на толпу и поднял вверх большой палец. – Да, звукорежиссёр говорит, что слышит.
Вновь смех прокатился волной по морю людей.
– Скажу вам, по секрету, Джефф и сам там сейчас дико с этого угорает. Но знаете, что действительно важно для нашего басиста? Это его корни. А для него Город Ангелов стал вторым домом с тех пор как он объявился в Риджмонт-Хай. И я серьёзно, это не название фильма, мы все учились в Риджмонт-Хай Скул. Выпуск 99-го, вы можете проверить!
«Мы проверим!» – раздались выкрики остряков. Как обычно. Всегда есть такие. Я и сам был такой, будучи моложе – разбитным и остроумным, шумным и эгоцентричным – я шёл на всё, чтобы привлечь женское внимание.
Одной-единственной и неповторимой девушки.
– Ладно, я знаю, чего вы хотите! Уже почти всё, правда! – я вдруг подумал, что фанатам могли надоесть мои потуги в жанре стендапа – ведь за столько лет…
– Ещё! Мы хотим ещё, Пит! – заголосили девчонки из первых рядов. Свежее мясо, как назвал бы их циничный Лиам. Свежее денежное мясо. Но я циником не был, а фанатов любил – так что кивнул им, да и вообще всем на арене:
– Нет, серьёзно, вы, наверное, задаётесь вопросом – где же мои коллеги? Ваши опасения развеются вместе с этим дымом – ведь это не сольный концерт имени меня, это грандиозное шоу «Perfect Plan Marvelous Tour»!
Я развёл руки – и из клубов дыма не менее экстравагантно, чем я, под оглушительный рёв поклонников появились мои братья по оружию.
 Бразды правления я уступил Джеффу – пусть оторвётся и отведёт душу, если не за ведущей партией, то хотя бы на приветственном слове для фанатов.
Пока басист говорил свой приветственный спич, я по привычке обводил чуть отрешённым взглядом первые ряды зрителей в фан-зоне – впрочем, других я и разглядеть-то особо не мог. Смазливые девочки-студентки, кодеры за тридцать из Кремниевой долины, молодые мамаши-домохозяйки – судя по всему, жёны кодеров. Что ж, я в очередной раз готов был отдать должное Лиаму Брайерсу – он знал толк в том, что прибыльно. Панк-рок не был популярен настолько, как поп-панк – и именно потому последний  так и называется, а не потому, что он похож на поп-панк. Да, это что-то из разряда дофига заумной философии, которой нас любил попотчевать Алекс.
Мы оседлали прибыльный жанр. И мы идеально выбрали целевую аудиторию – нашими слушателями всегда были самые платёжеспособные слои населения. Подростки и молодые люди всегда жаждали бунта, не совсем показушного, но и не совсем настоящего – ведь настоящее бунтарство и движение поперёк всего пугало неокрепшие умы – ведь в ответ могли затоптать и не заметить.
А жанр давал его в полной мере – каждый слушатель поп-панка был юным бунтарём.
Да, такими они были, наши фанаты – скейтеры, студенты, подросшие вчерашние студенты и, разумеется, школьники – словом, все, кому не нравились формальности и запреты, но кто не шёл против общественных устоев в открытую, бросая им вызов лишь опосредованно, в том числе, и, через нас, через нашу музыку.
Она была в меру тяжёлой, но не слишком. В меру драйвовой, но не чересчур. В меру мелодичной, но не до розовых соплей. Многие тексты были протестными, но не радикально. Мы поддевали и шатали режимы, но не свергали их. Мы качали стадионы, но сносили не их, а башни фанатов. А когда шоу заканчивалось, все расходились, протест для них и рабочий день для нас заканчивался, и бунтари в душе каждого из нас – и  слушателя и исполнителя – замирали до следующего раза.
Конечно, по большому счёту, это был сугубо коммерческий жанр. Как и  многие другие – глэм-метал, пост-гранж, гангста-рэп или ликвид-фанк. Вот и поп-панк являл собой просто более удачную и лучше продающуюся версию оригинального панк-рока. Вылизанную, отточенную и доведённую до ума с расчётом на ротации по радио и миллионные продажи в сети. Теперь уже в сети.
В общем, для поколения миллениалсов мы были живыми богами, они внимали нам и следовали за нами. И что очень радовало руководство лейбла – они платили нам. Билеты на концерты начинали продаваться минимум за год до собственно выступлений, и разлетались они за считанные минуты после старта продаж. Мы неизменно собирали стадионы – время словно было невластно над нами и над нашей музыкой, всеми правдами и не очень мы держались на пике популярности вот уже много лет как и сдавать своих позиций не планировали. И так тур за туром.
Джефф дал несколько аккордов, как бы прощупывая аудиторию. И та была готова жадно внимать тяжёлым риффам отпетого канадца. Джефф, улыбаясь, слушал восторженные крики и одобрительный свист, а потом пустил гитару в овердрайв, доводя народ до эйфории – и где-то вдали заплакал горючими слезами зависти малютка Слэш. Я не смог сдержаться и расплылся в ухмылке – ведь я кайфовал от этих его глэмерских выходок, хотя именно они в своё время и стали причиной очередного нашего раздора.
И, кривовато усмехаясь, я вновь и вновь обводил глазами первые ряды.
Улыбка сползла с моего лица подобно снежной лавине, глаза расширились, а сердце заколотилось как никогда быстро, и я чувствовал, как кровь в висках пульсирует в такт с ним. Мне на мгновение показалось, что я сейчас упаду, закружилась голова, и я отчаянно вцепился в микрофон. Посмотрев на него, я даже хотел использовать его почти по назначению и окликнуть по имени, но в изумлении не мог издать ни звука.
Всё те же милые моему сердцу мягкие черты лица, всё та же шикарная каштановая грива, всё тот же игривый взгляд глаз цвета бирюзового льда и всё так же растянутые в чарующей улыбке губы. И всё это – в свете огней ночной пятницы.
Я не мог обознаться – я никогда не бывал обдолбан.
И я никогда не забывал.
Передо мной была Аманда.

***

Всё то же. Как будто не прошло двадцати лет.
Огни ночной пятницы. Ревущий стадион. Дрожащие подтрибунные помещения, ведущие ровнёхонько к пятидесятиярдовой отметке.
«Львы» Риджмонт-Хай принимают «Пересмешников» из Энсино Уэстмарк. Сезон в разгаре. Полным ходом идут игры юниоров.
Неистово колотится сердце в груди, пальцы рук дрожат. Я роняю шлем на бетонный пол.
Мы здесь одни.
Аманда смотрит на меня не так, как мне хочется – не с восторгом или хотя бы с интересом, а лишь с укоризной и недовольством.
Я устаю убеждать и теперь лишь слушаю её.
– Ты не понимаешь слова «нет?» – её звонкий голос не тонет в фанатских криках.
Я судорожно глотаю.
– Мэнди…
– Я не хочу. Ты. Мне. Не. Интересен, – чеканит она каждое слово.
– Ради тебя я – на всё, – я растерян и не представляю, что делать дальше. – Я же всё делал ради тебя. Так, как тебе нравится.
– Я не давала тебе повода. Оставь меня в покое, Пит, – качает она головой. – Между нами ничего не будет. Никогда. Исчезни из моей жизни. Навсегда. Я прошу тебя.
Я медленно разворачиваюсь – не хочу, чтобы она видела наворачивающиеся слёзы – и, не оглядываясь, иду в сторону, противоположную полю. Каждое её слово ранит так глубоко, что остаётся лишь гадать – а может быть ещё больнее? Или всё – и это предел?
Уже на улице у меня подкашиваются ноги, я оседаю на бордюрный камень и больше не сдерживаюсь.


***

Однажды мне довелось не спать на протяжении трёх суток. Одни из самых странных ощущений в моей жизни. Каждое телодвижение к концу этого срока казалось мне замедленным, словно мной управляли, дёргали за ниточки как куклу, а я лишь послушно, но с некоторой задержкой, откликался на это. Ватные ноги и руки, лениво и едва ползущие в мозгу мысли.
Вот и теперь со мной творилось то же самое. Как в полубреду я развернулся в пол-оборота к зрителям и, стараясь почти не шевелить губами, сказал:
– Здесь Аманда.
Лиам живо отозвался по гарнитуре.
– Повтори! Что?
Как сомнамбула я послушно повторил:
– Здесь Аманда.
– Какая ещё Аманда? – недоумевая, спросил Лиам.
Я продолжил лениво чревовещать.
– Моя любовь со школьной скамьи.
– О, господи, – протянул Лиам. – Твою-то мать, Питер…
– Лиам, я сам не свой, – я как следует вдавил наушник себе в ухо, словно от этого менеджер стал бы слышать меня лучше. И, главное, лучше понимать. – Я сейчас… не знаю… Кажется, потеряю сознание. Послушай, надо отложить выступление.
Джефф между тем вовсю отрывался, разогревая аппетит зрителей – Джимми Хендрикс смотрел на всё это сверху и одобрительно кивал.
Менеджер оказался крайне не согласен со мной.
– Питер! Твою же, сука, мать! Ты что там себе, падла, удумал?А ну живо прекращай эти п##дострадания! – приказал Лиам. – Ты в край е##нулся? Мы не можем остановить шоу!  Сто тысяч людей не станут ждать, они уйдут, подумай об этом! Урон репутации, потеря огромных денег! Ты подумал, как я буду тебя, урода, отмазывать на утреннем шоу какой-нибудь черножопой м##ды?
– Нет, – машинально ответил я.
– С трудом, вот как, сукин ты козёл! – рявкнул Лиам. Я вздрогнул. Но, рискуя вновь огрести от менеджера, продолжил гнуть своё.
– Я не могу сейчас думать, – и это было правдой. – Всё как во сне. Я просто плыву, Лиам. Не могу даже сет-лист вспомнить. И тексты не помню. Это не тот случай, когда всё вертится на языке, стоит лишь услышать музыку. – Я вздохнул. – Пусть уходят, главное, чтобы остался один человек. Понимаешь?
– Австралийский ты обмудок! – менеджер начал здорово сердиться. – Совсем из ума выжил? Тебе же по возрасту ещё не положено! Ты из-за неё бросил футбол, да? Это ведь та самая девка, да? Та тупая потаскушка?
    – То, что я бросил футбол, пошло мне на пользу, так ведь? – я тоже начал сердиться. Никогда я не понимал людей, которые идут на поводу холодного разума, а не эмоций, упуская возможности. Потенциально лучшие моменты жизни. Таких людей как Лиам. И как Аманда. Когда я трезво мыслил и задавался вопросами – только обрастал сомнениями. Следовал своим чувствам, поддавался спонтанным порывам – и не прогадывал. Почти никогда. Почти. – Не надо её так называть, она этого ничем не заслужила.
    – Пит, отыграй концерт, прошу тебя, – попросил меня вдруг Лиам. На удивление мягко и вежливо. – После этого делай, что посчитаешь нужным, можешь даже оставить группу ради неё.
– Серьёзно? – растерянно спросил я.
– Нет! Будь мужиком, бл###! – рявкнул Лиам. – Живо играй свою ссанину в уши, уё#ок!
Я вновь как во сне повернулся – теперь обратно к зрителям. Вновь бросил взгляд туда, где видел Аманду.
Она была там. И это была именно она – не могло быть и тени сомнений.
Воспоминания о ней потянули за собой и воспоминания о том, как был создан Perfect Plan. Ведь в определённом смысле я стал тем, кем я стал не в последнюю очередь благодаря её отказу встречаться со мной.

***

– Да забудь ты её, Пит.
Мы с Дэвидом сидели в открытом кафе на набережной в Венис, из динамиков за нами ковбои Poison  грустно напоминали всем присутствующим, что у каждой розы есть шипы. Это, само собой, не добавляло мне настроения. Я размышлял о том, как жить дальше, а мой дорогой кузен уламывал меня на то, на что я никак не соглашался пойти.
– Пит, вокруг столько девушек, есть куда красивее и интереснее, почему ты так прикипел к этой овце?
Я в задумчивости пожал плечами.
– Я же понимаю, что ты пытаешься мне втолковать, Дэвид, правда, понимаю. Я могу это понять. И её я могу понять – и даже понимаю. Но я с этим не согласен.
– Ага, – многозначительно сказал Дэвид.
– Я не сдамся, ясно тебе?
– Нет? – удивился Дэвид.
– Нет, – подтвердил я.
Дэвид удивлённо прицокнул языком.
– А вот если она… – затянул он.
– Никогда, – отрезал я, не давая закончить. Отчеканил, как и Аманда. – Нет.
– Да уж… Однако, странно, – подытожил Дэвид. – И очень жаль.
Я вяло дёрнул одним плечом – пожимать обоими мне было уже лень. Жаль ему. Да наплевать мне, что там ему.
Калифорнийский полдень был в самом разгаре, светило нещадно припекало, и единственное, чего мне сейчас хотелось, так это скрыться от него и от мира, сползти под стол и остаться там в умиротворяющей тени и тиши. Желательно навсегда.
Слова Аманды всё звучали у меня в голове, отдаваясь болезненным эхом.
Никогда. Навсегда.
И то, и другое – невероятно долгие сроки, в течение которых очень многое может измениться, так что, может, не стоит быть такой уж самоуверенной?
– Жаль, что нет… – повторил Дэвид и добавил, хитро косясь на меня. – Только вот что на это скажут девчонки-группи?
Я, полулёжа на стуле с лениво полуприкрытыми глазами, уже почти готов был приступить к претворению в жизнь своего нехитрого плана по уединению, но это его замечание вдогонку тормознуло меня.
– Кто-кто? – переспросил я.
– Группи.
– Какие ещё группи? Чьи? – я не понимал, почему мне должны говорить что-то чьи-то группи.
– Наши, – терпеливо пояснил Дэвид, словно я был конченым южным дурнем.
– Наши? – я выпрямился на стуле. – В смысле – мои и твои?
– Ага. Наши.
– Но у нас нет группи. У нас ведь и группы нет, – я решительно не мог припомнить, чтобы у нас с Дэвидом была группа, поэтому та лёгкость, с которой он делил шкуру неубиённого ещё зверя меня несколько смущала.
– Это ненадолго, – успокоил Дэвид.
– Ты играешь не настолько хорошо, чтобы выступать перед многотысячной толпой, – на всякий случай напомнил я.
– Поправимо. Тем более, что их вот это не останавливает, не так ли? – Дэвид кивнул в сторону колонок. Теперь посетителей развлекали бодрые мелодии оклендских затейников Rotten.
– Ты полегче на поворотах, эй, – шутливо пригрозил я, мне эти ребята в целом доставляли. – И, вообще, я уверен, что ты даже с жанром не сможешь определиться – будешь только мять жопу пару месяцев, а потом сольёшься под предлогом «ну нахер, это всё тупость».
Мы жили в мегаполисе, не в каком-то сельском захолустье, и слушали всё, что только угодно, не ограничивая себя рамками стилей.
– Не смогу, да? – подмигнул Дэвид. – Значит, не смогу?
– Не сможешь, – подтвердил я.
– Вот, – он поднял палец.
– Что? Что ты показываешь? FingerBang?
Дэвид изумлённо уставился на меня, а потом расхохотался.
– Да, техника ловких пальцев! У тебя не отмерло чувство юмора, Питти! Это же круть! – сказал он мне, смеясь и утирая глаза тыльной стороной руки.
– Это, бл###, верть! – ворчливо отмахнулся я. Мне было больно и я собирался вымещать досаду на всех встречных в виде сарказма – кузену не грозило стать исключением в этом плане. – А самые ловкие пальцы на нашем побережье у Снуп Дога, это все знают.
Дэвид снова расхохотался – откинулся на сиденье и едва не перевернулся через голову.
– Да ты охеренно стелешь, мой маленький Осси! – восхищённо простонал он. – Но я имел ввиду – «вот, послушай это!»
– Это? – я оглянулся. Что было несколько странно, ведь слышал я не глазами. – Поп-панк?
– Именно, Пит! – покивал довольный собою, а заодно и мною, Дэвид. – Поп-панк. Видишь? Я определился с жанром – и ты даже не посмеешь возразить, ведь сам знаешь – он на коне, вся молодёжь мира прётся от этого звука!
Что ж, он был прав. Я не посмел ему возразить и кивнул, чтобы он продолжил.
– Теперь вновь подумаем над названием…
– «Ручная работа?» – предложил я.
– Нет, Пит, нужно нормальное название, такое, что привлечёт людей, а не оттолкнёт их, я же серьёзно! – Дэвид, и, правда, вдруг стал серьёзным, явно не разделяя моё легкомысленное отношение к его идеям.
– А я что ли похож на весёлого клоуна, мать твою, а? – злобно осведомился я. Но я, разумеется, говорил всё это именно что невсерьёз, а лишь назло ему предлагал крайне дебильные варианты, доводя до истерического смеха. – Такую роль отведёшь мне в группе, братец?
– Ты – соло-гитара, я – ритм-гитара, найдём басиста и ударника, запилим звучное название – и всё в шоколаде! – радостно возвестил Дэвид. – У меня есть парочка людей на примете.
– Группу запилить несложно, – я все ещё не разделял энтузиазм кузена, – а вот записать не лоу-фай, а студийный альбом, который будет хорошо продаваться – это надо уметь.
– Альбом сам продаваться не будет, альбом будет продавать менеджер, – поправил меня Дэвид.
– И его у нас нет. Кто захочет работать с зелёными сопляками? И чем ты ему заплатишь – звонкой монетой?
– Все с чего-то да начинают, менеджера найдём, – Дэвид доверительно наклонился ко мне поближе. – Поверь, братец, любое говно можно продать за бешеные деньги.
– Я рад, что ты высокого мнения о нас, правда, – не удержавшись, рассмеялся я.
– Ну, наконец-то! – воскликнул Дэвид. – Ты смеёшься! Радуешься жизни! Лови этот момент, дурень, и живи им! Ведь однажды до тебя дойдёт, что уже немного поздно – тебе под сорок, а ты всё такое же унылое одинокое говно.
– Опять говно? – притворно заныл я. – Почему ты говоришь об этом всё время? Что у тебя за говнозависимость?
– Ну, хватит, ты, Унылка! Встряхнись-ка! – Дэвид решительно встал. – Есть у меня идея… Давай, поехали.
– Куда, о, мой капитан? – убито спросил я. Мне опять захотелось под стол.
– К Джеффу Холлису.

***

– Идеальный план, – без обиняков заявил я. – Просто ох##нный, если я правильно всё понял.
Давно хотел процитировать Чувака Лебовски, да всё случая не выпадало.
– Вот неудивительно, что Аманда отшивала тебя раз за разом, – сказал Дэвид, поражаясь моей мнительности. – Откуда столько негатива? Всё должно получиться. И, да – идеально. Ты правильно понял.
– Вот и с ней я был уверен, что всё получится, – процедил я. – Идеально. Так вот, знаешь, что произошло, Дэвид? Них## хорошего и идеального! Вообще ничего! Полное фиаско, братец!
– Господи, Пит! – Дэвид запрокинул голову и закатил глаза. Остальные с интересом, молча, наблюдали за нашей перепалкой как за матчем по пинг-понгу. – Да вы оба зае##ли! И я не знаю даже, кто больше – она или ты! Да и не сравнивай! Разговор сейчас не о какой-то тупой ветреной девке! – он увидел, что я хочу возразить и упреждающе поднял ладонь, прося дать ему закончить. – Забудь о ней! Хотя бы сейчас! Мы ведь говорим о группе, ага? В конце-то концов, мы ничего не теряем, да? На инструментах мы нам учиться играть не надо, так ведь? Не получится раскрутиться и запилить платиновый альбом – разойдёмся и отправимся по колледжам. Не попробуем – не узнаем, а потом будем бесконечно сожалеть, пыхтя на скучной офисной работе…
Я всё же нагло перебил его.
– Я опасаюсь, что этим всё и окончится – вот просто вижу, как мы просто побрякаем на местных пьянках несколько раз, бездарно промаринуемся несколько месяцев, пока наши демки соизволят прослушать дяди из рекорд-компаний, и – это если всё же соизволят – прежде чем прислать стандартную отписку. – Я откинулся на стуле и закинул ногу на ногу, словно психолог на сеансе. –  Кстати, знаешь, это забавно, «не попробуешь – не узнаешь» – так я и ей говорил. И что в итоге, Дэвид?
– Ему девушка отказала, не обращайте внимания на его пессимизм, – сказал Дэвид, обращаясь ко всем собравшимся в гараже у Джеффа Холлиса, недавно перебравшегося к нам с семьёй из неведомой Манитобы.
– В доступе к телу? – тут же загорелся темой Джефф.
– Встречаться, – огрызнулся я.
– Ну и что? – наивно спросил Джефф.
Я закатил глаза.
– Вашу мать!
Разговор зашёл в тупик.
Я подумал, что мы, сидящие на пластиковых стульях тесным кругом в пустующем сейчас гараже Джеффа, очень даже смахиваем на местный клуб анонимных алкоголиков.
Дэвид только что обрисовал всем нам пьянящее туманное будущее, сотканное из воздушных замков.
Потенциальные члены группы подобно мне были в сомнениях.
Дэвид собрал несколько старшеклассников Риджмонта, прилично умеющих лабать на инструментах – по крайней мере, кровь из ушей не фонтанировала, но никто из нас не был музыкантом от бога. Кроме меня, я сызмальства теребил струны – только держись.
Но слишком хорошо всё звучало на словах, чтобы оказаться таковым на деле. Дэвид рассуждал как ребёнок. Слишком наивно. Ему не хватало критического взгляда.  Впереди пока что были лишь тернии, и ничего более.
Зная же Дэвида с самых малых лет, я тогда был уверен, что он сдрейфит и сольётся через пару часов после первой же препоны на нашем пути к богатству и славе.  И эти вот обстоятельства – его непостоянство, его мимолётная увлечённость и слабость духом – меня смущали больше всего.
Я всё никак не мог взять в толк, почему он так рассуждает об этом, почему настолько уверен в успехе, будучи при этом форменным раздолбаем, который никогда ничем и подолгу не занимался?
Несколько лет спустя, я услышал, что это подобно падению при алкогольном опьянении – когда тебя не держат ноги, и ты падаешь на заблёванную землю, ты не переживаешь, что испачкаешь одежду, и не боишься, что сломаешь пару конечностей – ты расслаблен, твои мышцы ненапряжены, ты вообще ни черта не соображаешь, ты просто напился до зелёных чертей – именно потому ты не чувствуешь боли, получаешь меньшие повреждения и даже не делаешь лишних телодвижений, благодаря чему и не оказываешься в самом центре зловонной гущи. Ты не рассуждаешь о предстоящем, не анализируешь все детали и вообще не задумываешься – просто вдруг падаешь. И потому-то легко отделываешься. Словом, меньше деталей – меньше заморочек, больше шансов на успех. Именно потому у раздолбаев-мечтателей и этих самых шансов больше, чем у людей, досконально обдумывающих всё, что только можно обдумать.
В пылу страсти кузен забывал о практических трудностях, этом, увы, неизбежном атрибуте любого начинания. Мечтать здорово, это и в самом деле нужно (иначе к чему вообще стремиться и для чего вообще жить?), да вот только суровая реальность имеет такую черту – без предупреждения и прикрас вырывать из грёз и опускать на тленную землю, напоминая о том, что жизнь – это тебе не двойная радуга, растущая из горшочка лепрекона да рвущаяся в беспредельную высь, а штука крайне непростая и многогранная. Понимание этого приходит с опытом. Но, с другой стороны, если размышлять над каждой мелочью, что, вероятно, станет преградой на пути к мечте, то можно весь отпущенный тебе срок купаться в тёплых грёзах, так и не претворив и не воплотив в жизнь ни одну из них.
Качественные демо, ушлые продюсер и менеджер, контракт с рекорд-компанией, мультиплатиновые альбомы. Вот чем грезил Дэвид.
Обивание порогов студий, выслушивание нелицепрятных высказываний от слушателей, пресмыкание перед крутыми дядями-продюсерами, затраты на маркетинг альбомов из своего худого кошелька, а если всё выгорит и выстрелит, то последует постоянная работа – в студии или на гастролях в туре, огромное давление и внимание со стороны фанов и прессы, и как следствие этого – разного рода зависимости. Вот о чём мой незабвенный родственничек даже не задумывался ни на секунду. Но не я.
Джефф хотел ещё что-то добавить, но в последний момент, видимо, передумал и на мгновение застыл с полуоткрытым ртом и поднятым указательным пальцем. Спустя, опять-таки мгновение, он, поняв, что, должно быть, глупо выглядит со стороны, покачал головой и вернулся на исходную. Чэд и Алекс, ожидавшие от него чего-нибудь путного и по делу, сникли.
– Почему я вас вообще уламываю? – в недоумении развёл руками Дэвид, вновь взяв инициативу в свои руки. – Любые другие бы с полпинка замутили банду, а вы всё думаете о неприятных мелочах, которых ещё и в помине нет, и, может, даже и не случится! Мыслите позитивнее! Особенно ты, Пит! Чем меньше будем зацикливаться на мелочах, тем лучше всё выйдет – вот увидите! Ну? – он встал, открыл дверцу холодильничка, выудил из его недр банку колы и обернулся к нам. – Кто со мной?
Энтузиазм Дэвида всё же был заразителен.
– Вообще-то, на самом деле, нет никаких предпосылок облажаться, – поддержал его наш интеллектуал Алекс. – Играть мы умеем, и даже на любительской записи будем звучать прилично. Лично у меня есть несколько текстов, и, я так понимаю, темы для песен всяко найдутся, – он покосился на меня. – Любовные п###острадания всегда находят отклик у юных девочек.
– А пошёл бы ты! – наигранно-злобно отмахнулся я.
– Но это же золотая жила! – воскликнул он. – Правда!
– Ой, всё! – я уселся и скрестил руки на груди.
– Не обращайте внимания, он шутит, – сказал Дэвид.
– Точно, это сногсшибательная шутка, видите же – даже меня ноги не держат, потому и сижу, иначе бы давно отвесил кое-кому пару тумаков, – ещё немного и я готов был сорваться на неконтролируемую ругань.
– Глэмеры продали херову тучу альбомов, ведущими синглами на которых были любовные баллады, – словно оправдываясь передо мной начал Алекс. Я не дал ему закончить:
– Да насрать.
– Чёрт, Пит! – воскликнул Дэвид.
– Ты говоришь о глэмерах, да? – не обращая внимания на кузена, обернулся я к Алексу. Он кивнул. Я обвёл взглядом всех вокруг. – Ну хорошо. Предположим – вот просто представим себе – что мы чего-то да достигли. Ага?
Все начали представлять.
– Я так привык к твоему нытью за последние несколько часов, что ты и вообразить себе не сможешь, Пит, как ты меня ошарашил, – протянул Дэвид, машинально убирая колу обратно. – Ну, продолжай.
– Мы добиваемся богатства и славы. Но вот мы на вершине. Жанр понемногу иссякает. Что мы будем делать?
Все переглянулись.
– В середине восьмидесятых никто из глэмеров и предположить не мог, что лишь через несколько лет жанр загнётся. На смену пришёл гранж. Не последние гвозди в гроб глэма забили сами музыканты, – я посмотрел на Алекса. – В том числе и приевшимися всем балладами и любовными соплями. Рано или поздно всё достигает своего апогея. Мы достигнем – не сомневайтесь. Как и все. Что мы сделаем после? Сменим звучание? Продадимся рекорд-компаниям и потеряем фанатов? Останемся и будем гнуть свою линию, наблюдая, как на наши выступления приходит всё меньше обрюзгших пузатых мужиков?
– Мы не станем менять звук, – спокойно сказал Дэвид.
– Правда, братец? – саркастически усмехнулся я.
– Правда. Мы сделаем так, что наше звучание будет актуальным и никогда не приестся.
– О-о-ой, – простонал я.
– Нас будут копировать. Нам будут подражать. Мы расшатаем всю планету, – у Дэвида аж глаза горели.
– Сколько пафоса, Дэйви, но пока мы не покорили даже пригород Лос-Анджелеса, – рассмеялся я. – А расшатали только эти стулья.
– Именно поэтому мы должны прекратить пустой трёп и взяться за работу, – назидательно сказал Дэвид.
– То есть… Нет, секунду, секунду, погоди-ка! – я приподнял ладонь. – Дай-ка я кое-что уточню, ага?
– Валяй, – милостиво позволил Дэвид, расплываясь в умилительной ухмылке.
– Как оно всё будет. По-твоему. Мы не спим, денно и нощно пишем тексты. Мы в постоянном поиске цепляющего звука – просто напоминаю, нот всего-то семь! Мы под постоянным давлением продюсеров и фанатов, требующих хлеба, зрелищ и новых песен – и не дай-то бог, они не придутся им по нраву! Мы вечно на карандаше у жёлтой и не только прессы. Мы вечно пропадаем на студии и турим по всем континентам, в итоге забывая имена не только детей, но и жён. И, самое интересное – однажды оседлав волну, мы держимся на ней вечность, да?
– Да, – ответил Дэвид.
– И ты сам сдюжишь всё это? Ты, чей портрет надо помещать в энциклопедии в статье «раздолбай»?
– Мы сдюжим, – улыбнулся Дэвид и обвёл рукой вокруг себя. – Все мы.
– Мы устраиваем дикий кач и нереальный движ, мы расшатываем всю планету? Правда что ли?
– Да, – улыбка Дэвида была неумолима как и он сам.
– Всё,  что я перечислил – всё это верно? Вот так ты всё себе и представляешь, без дураков, да? – я ушам не верил.
– Всё верно, – подтвердил Дэвид. – А что тебя вновь не устраивает?
– Как я и сказал, Дэвид, просто идеальный, сука, план! – злобно ответил я. Кузен должен был слиться через неделю. Я даже ставки готов был принимать.
– Да успокойся, Пит! – прикрикнул Дэвид.
– Это же идеальное название, вашу мать! – вдруг встрял между нами Джефф.
– Что? – поморщился я. Акцент этого новенького резал мне уши. На западном побережье такой редко услышишь. Дэвид с удивлением воззрился на него.
– Идеальный  план, – размеренно произнёс Джефф. Прямо-таки отчеканил. Я вспомнил об Аманде и снова начал закипать.
– Ну, идеальный, да, я так и сказал! И какого…
И тут до меня дошло, о чём он говорил. До всех дошло.
Perfect Plan.

***

Самое трудное, конечно же, начать.
– Я возьму всё в свои руки, – заявил мне Дэвид. – Мне нельзя расслабляться, и я не хочу всё зафэйлить, поэтому буду всем рулить.
Когда Дэвид мне это вот так просто выдал, я замер у прилавка с вафельными рожками и мороженым. Сказать, что это было неожиданно – вообще ничего не сказать. Это было подобно грому солнечным утром и случилось пару дней спустя после памятной встречи в гараже нашего камрада-кэнака.
За прошедшее время мы больше ни разу не собирались и даже чисто случайно не пересекались, каждый, видимо, обдумывал своё житие и размышлял над тем, что нам предстояло. Или не предстояло. Я вот точно размышлял. И с каждой минутой этих раздумий всё больше приходил к мысли, что Дэвид уже забыл обо всём, что он там нам нагородил, а через неделю-другую он, как ни в чём не бывало, предложит очередную сумасбродную мысль – например, заняться веб-дизайном и запилить сайт, куда все будут выкладывать фото своей еды. Или ещё какую очередную тупиковую идею.
Я не был мнительным нытиком. Но одно дело добиваться чего-то вполне достижимого.
А вот замахнуться на самую вершину и попасть туда…
Для этого нужен не только упорный труд. Но и счастливое стечение обстоятельств. Сколько молодых и талантливых отправились в Калифорнию вслед за мечтой, и сколько из них в итоге остались там в качестве официантов, барменов и бездомных или, несолоно хлебавши, вернулись в родительские гнёзда? Да практически все. На вершине всегда оказываются единицы, на то она и вершина, все прочие отправляются в широкое основание этой пирамиды успеха.
Сам себя я, правда, подбадривал тем, что нам, по крайней мере, никуда ехать не надо. Мы дома. Но никто из новоявленного Perfect Plan до сих пор не подавал даже признаков настоящей заинтересованности в успехе предстоящего, и вот Дэвид отмочил…
Я начисто забыл, что присмотрел к покупке.
Медленно я развернулся к нему.
– Я о группе, – пояснил Дэвид, видя моё замешательство.
Я на автомате кивнул. Он о группе. Вот как, значит. Ладно. Пломбир с карамелью. Кажется, его я хотел. Возьмёт всё в свои руки. Он, мать его, серьёзно?
– Выбрал что-нибудь? – хорошенькая студентка в маечке с лого UCLA, подрабатывающая за прилавком, улыбаясь, поглядывала на меня.
Я едва удостоил её вниманием, что задело девушку – она даже перестала использовать свои пальчики в качестве бигуди.
Нет уж, пора было всё прояснить. Окончательно.
Я поманил кузена за собой, и мы отошли от фургончика на приличное расстояние.
– Не хочешь, чтобы она услышала? – удивился Дэвид. – Если бы узнала, что мы теперь играем в группе, через прилавок бы нырнула и повисла на твоей шее. И меня бы, может, не обделила…
– Мы не играем, – поправил я.
– Но будем, – уточнил Дэвид, подняв указательный палец, дабы подчеркнуть важность и судьбоносность этого решения. Он обернулся к студентке: – А она ведь красивая, да? – Он снова усмехнулся и подтолкнул меня локтём. – Ты ей приглянулся.
– Да плевать, – отмахнулся я. – Ты же знаешь.
– Странный ты… – завёл было Дэвид свою скрипочку, но я его остановил.
– Закроем эту тему, – отрезал я.
– Но…
– Помнится, на нашей маленькой сходке именно ты просил меня, чтобы я прекратил и оставил всё как есть, а вместо нытья подумал бы о группе, ведь так было?
Дэвид, призадумался, вспоминая, и выдал:
– Что-то такое было.
– Так вот, ты был бы доволен, узнав, что я последовал твоему совету и не собираюсь больше распространяться о своей личной жизни.
– Да, но… – Дэвид выдавил беспомощный смешок и обернулся к мороженщице, потом снова ко мне. – Ты серьёзно что ли? Она же…
– Дэвид, нет, – устало сказал я.
– Пит…
– Я свой выбор сделал. И не надо заливать мне о том, правилен он или нет.
Теперь Дэвид растерянно смотрел на меня. Не желая затягивать молчание, я спросил:
– Что ты там хотел взять в свои шаловливые руки?
Мы пошли вниз по набережной.
Забегая вперёд, должен сказать, что ту девчонку из UCLA я больше никогда не встречал.

***

Ровно полдень.
Шерифа нет в городе, а у нас очередное собрание анонимных панков. Дэвид только что озвучил свою идею о выборе ведущего вокалиста.
– У Пита отличный голос, мистер Кэнски считал его лучшим на своём факультативе.
Джефф непонимающе изогнул бровь.
– Это мужик, который занимается хором, – пояснил Алекс.
– Так ты и в хоре пел? – смерил меня взглядом Джефф, как бы говоря: «Ну-ну!»
– И что? – сварливо осведомился я. Я много чем занимался, и не его ума это было дело.
– Ты был солистом? – быстро спросил он.
– Иногда, – парировал я.
– Эй, не надо склок, мы банда или кто, а? – окликнул нас Дэвид.
– Eh? – спросил я у Джеффа.
– Эй! – Джефф грозно двинулся в мою сторону.
– Прекратите! – повысил голос Дэвид.
– Я спокоен, Дэйви, – и, показывая, насколько спокоен, я расплылся в улыбке Чеширского Кота.
– Мне эти его шутейки-подъё#ки уже поперёк горла! – пожаловался Джефф.
– Он такой, – подтвердил Дэвид мою заносчивость. – Но он будет сдерживать себя. – И посмотрел на меня, видимо ожидая моего подтверждения его слов.
– Не буду, – рассмеялся я. Как ребёнок, который понимает, что в силу возраста его всё равно не накажут, а, значит, можно немного и повыпендриваться. – Джефф, ты сможешь получить место фронтмена только через постель.
– Пи-и-ит, – укоризненно протянул Дэвид.
– Ой, всё, – отмахнулся я. – С вами скучно, то и дело кого-то обидишь.
– Ладно, – Дэвид обратился ко всем. – То, что Пит тот ещё говнюк, мы уже давно поняли. А насчёт вокалиста – ладно, я не против провести отбор…
– Честный и непредвзятый, – ввернул я. – А потом доверить окончательное решение коллегии выборщиков в лице себя.
– …и решить, кто будет фронтменом, а кто на бэке.
– И кто это решит? – с вызовом спросил Джефф, чуть раздуваясь.
– Мы, – обвёл я всех руками. – У нас демократия. Мы не подчиняемся решениям полоумной бабки на троне.
– Пит, какого хера ты ко мне прицепился? Что с того, что я канадец? – Джефф вплотную подошёл ко мне. Дэвид вздохнул и направился выручать меня.
– Ничего, – ухмыльнулся я. – У тебя акцент забавный. Местные без разговорника не поймут. Нас освистают. Мы обречены. – Я огляделся за поддержкой. – Думаю, все со мной согласятся – с этим парнем на лид-вокале мы уже сейчас можем расходиться.
Джефф выдохнул так, что я чуть не зашатался – и дело было не в свежести его дыхания.
– Может, сгоняем в караоке-бар? – спросил Алекс, встревая между нами. – Там всегда полно народу. И мы всё услышим, и люди выразят своё одобрение. Или неодобрение.
– А вот это неплохая идея, – поддержал его Дэвид, также вставая между мной и Джеффом и оглядывая каждого по очереди. – Согласимся?
– Согласимся, – согласился я.
Джефф тоже был не против.
В кои-то веки подал голос Чэд.
– На меня не расчитывайте, петь я не буду. Точка.
– Да никто не заставляет, Чэд, – ответил Дэвид.
Джеффу же понадобились разъяснения. Да, знаю, ох уж этот Джефф!
– Почему? Не хочешь попробовать себя?
Чэд не ответил, только нахмурился.
– Ты новенький, – пояснил я канадцу. – Но пора бы тебе узнать своих братьев по бьющимся гитарам чуть получше. Эй, ничего, если я скажу за тебя, Чэд?
Чэд покачал головой.
– Он застенчивый, ясно тебе? Молчаливый флегматичный интроверт, для него даже находиться позади всех и лупить по ударной установке, но на сцене – это сущая пытка.
– Я не могу, понимаешь, Джефф? – вновь заговорил Чэд. – Это правда очень трудно.
– Но почему бы не попробовать? – настаивал Джефф. – Что, если на самом деле именно это тебе и нужно – и ты раскроешься, как никогда прежде? Ты ведь не пробовал, верно?
– Сколько пафоса, – усмехнулся я. – Ты не понимаешь – он не хочет? Он боится неудачи, так пусть делает лишь то, в чём он силён.
– Вспомни, что ты говорил Аманде, – сказал мне вдруг Джефф.
На мгновение я замер, всё внутри сжалось. «Не попробуешь – не узнаешь». Но он был прав. Да и я – стоит и мне должное отдать – тоже. Надо же, не такой уж он и новичок.
– Ладно, – я проглотил его выпад и обернулся к барабанщику. – Чэд, может и впрямь – попробуешь? Нет – так нет, но вдруг?..

***

– Гюнтер глитен глаубен глобен!
Все покатились со смеху и подавились пивом, когда я начёл отсчёт для «Rock of Ages» – кривляться у меня выходило здорово, и гнусавый говор Матта Ланга передал очень похоже. Помню, в тот момент, когда все одобрительно грохнули, я подумал о трёх вещах. Акцент – это не так и плохо, пожалуй, надо бы отвалить от Джеффа. Нам никогда не заполучить Ланга в продюсеры. И почему, вашу мать, я выбрал для распевки, скажем, не Mud Caddies, а Def Leppard, это же глэм?!
Пошли ударные и разгон перед первым куплетом. Я переглянулся с Дэвидом – он ободряюще кивнул.
Поехали. Строку пою я, вторую подхватывает Perfect Plan. Типичное исполнение глухих леопардов.
Не буду врать, тем вечером я был хорош. Очень хорош. Голос был силён, я был привлекателен собой, нас живо облепили со всех сторон, особенно активны были девушки чуть за двадцать. Дэвид улучил момент и подмигнул мне, я же в ответ лишь тряхнул головой. Кузен, закатив глаза, неодобрительно покачал головой и недвусмысленно дал понять, какого он мнения о моих умственных способностях.
Через пару секунд я уже забыл и о Дэвиде и об Аманде, ушёл в отрыв и здорово раскачал толпу – на припеве все сорвались, качали в такт руками с оттопыренными пальцами и горланили вразнобой: «Рок на века, это рок на века! Всё играет и играет, всё рок-н-роллит!»
– Скажи мне ещё, что глэм-метал умер! – проорал мне кто-то в ухо.
Я чуть скосил глаза. Это был Джефф.
– А ты хорош! – добавил он. Правда, чуть скривив губы. Ему нелегко далось это признание.
Финальные удары.
Наша импровизированная публика разразилась одобрительными криками и свистом.
– Они в восторге, Пит! – проорал с другой стороны Дэвид. – Ты нравишься им!
Я огляделся.
– Ещё! Ещё!! – ритмично заскандировали люди.
– Ещё! – промурлыкала очередная первокурсница, чуть прильнув ко мне.
– Да? – ошалело спросил я, ненавязчиво отпихивая девушку от себя, и снова оглядел всех. – Так вы хотите ещё?
В ответ раздался новый взрыв одобрения и улюлюканья, в воздух взметнулись бокалы с пивом.
– И запомните нас! Мы – Perfect Plan! – я, как сумел, постарался перекричать толпу.
Не думаю, что кто-то тогда вообще понял, о чём это я или даже толком расслышал наше название. Но начало было положено. Тем душным майским вечером на исходе тысячелетия мы впервые показали себя, пусть и намеревались лишь определиться с солистом. Впрочем, и это мы тоже сделали. Если у зарывающегося кэнака и были сомнения, я развеял даже их тень.
Алекс зарядил следующую дорожку.
У меня внутри всё сжалось. Мне нравилась эта слёзовыжимательная песня. Ровно до тех пор, пока я недавно не понял, что это обо мне и моих чувствах. Теперь даже слышать её было больно, а уж исполнять самому под минус…
«Iris».
Goo Goo Dolls.
– Ну уж нет, – запротивился я.
– Пит? Ты ведь Пит, да? – пропищала студентка, наваливавшаяся на меня чуть ранее. – Давай, это же «Iris»!
– «Iris!» – гаркнул кто-то позади и обрызгал меня пивом.
Все дружно подхватили. Ох уж мне эти ведомые толпы…
– Но… – я беспомощно развёл руками как Николас Кейдж на обложке этого сингла.
– Пит! – окликнул меня Дэвид. – Теперь это твой сольник. Давай! Они хотят тебя услышать.
Куда мне было деваться? Я не мог воспарить в небеса. Люди жаждали зрелища.
И я дал его им.

***

План Дэвида не был идеальным. Не был он и лёгким. Но намеченные шаги были понятны. Цели были ясны. Мы единодушно согласились, что так и следует поступить.
Репетиции.
Выступления в  местных клубах.
Написание песен для демо-альбома.
Поиск промоутера.
Поиск менеджера.
Поиск продюсера.
Запись полноценного первого альбома.
Выступления на фестивалях.
Извлечение профита.
Это не было поочерёдным списком, в этом-то и заключалась трудность. Делать это всё предстояло примерно одновременно.
Кроме всего всем нам предстояло решить вопрос о нашем дальнейшем образовании. Выпускной был не за горами.
Мы с Дэвидом долго обсуждали этот вопрос. Он уговаривал меня подать заявление в колледж, я же всячески отнекивался.
– Да на кой чёрт он мне нужен, Дэвид? – не выдержал я в конце концов.
– У тебя отличные баллы, ты успешно играл в футбол, был членом хора, столько лет занимался вокалом и гитарой…
– Это всё критерии отбора, Дэвид, – отмахнулся я. – Это ответ на вопрос «Что у меня есть для университета», но не на вопрос «Для чего мне нужно высшее образование». Мне оно не нужно. Я не чувствую в нём необходимости. Ты веришь, что мы добьёмся успеха в музыке?
Дэвид чуть помедлил.
– Меня удручает твоё неверие, кузен, – нервно рассмеялся я. – Ты же вдохновлял меня своей устремлённостью.
– У нас есть потенциал, – ответил, наконец, Дэйв.
– Ещё как есть, и мы не должны его профукать, – подхватил я. – Мы всё своё время должны уделять музыке. Только тогда выйдет толк. И потенциал не останется просто потенциалом.
– А Джефф и Алекс? Они уже определились с колледжами, – пожал плечами Дэвид. – С ними как?
– Вот увидишь, если они будут играть в группе, то через пару месяцев сами поймут, что времени на всё у них просто не хватит. И придётся выбрать.
– И если они выберут не группу? – посмотрел на меня Дэвид. Я повёл бровью.
– Сам-то как думаешь?
– Придётся… найти им замену? – неуверенно спросил Дэвид.
– А что останется, если они будут штудировать макроэкономику, но будут играть мимо нот? – развёл я руками. – Хочешь не хочешь, а…
– Это будет непросто. Расстаться с ними, – Дэвид удручённо покачал головой.
– Эй! Спокойно! Никто ещё не уходит! До этого может и не дойдёт, ага? Но если дойдёт – да, это будет непросто, но необходимо.
Дэвид рассмеялся.
– Ты сам-то веришь в это? Что вот так расстанешься с ними? То, как ты прикипаешь к людям, это же…
– С Джеффом расстанусь, будь спокоен, – сказал я. Но даже сам не поверил.
– Кого же ты будешь доканывать?
– Найдёшь мне нового канадца, – пора было ставить точку в затянувшемся споре. – А Джеффу я буду звонить по воскресеньям и слушать его плач в трубке…
Родителей тоже было нелегко убедить.
– Что это за блажь такая? – спросил у меня отец, когда мама рассказала ему о моих намерениях. Поговорить в первую очередь с ней было проще.
– А что тут особенного? – пожал я плечами. – 90% американцев вообще ограничиваются лишь школьным образованием.
– Да, но ты-то! – удивился отец. – Не понимаю… С твоими баллами! Пит, что ты творишь? Группа? Серьёзно?
– Так я сам хочу, – спокойно ответил я, ставя точку и в этом разговоре.
К моей радости дело не закончилось пошлой драмой, в которой я ушёл тем же вечером из дома, прихватив свои монатки и гитару. Я заверил родителей, что, сложа руки, сидеть не собираюсь, а намерен работать параллельно с игрой в группе, и благополучно удалился к себе наверх. Выслушав прежде, ясное дело, причитания мамы и ворчание отца по поводу того, что параллельно можно было бы заодно и в колледже учиться. Но их переживания были неизбежны. В целом же я был доволен тем, как всё прошло. Так, как я сам и хотел.

***

На первой же репетиции все впали в ступор.
Притаранили свои инструменты, установили всё, что нужно было и можно было. И застыли. Просто не знали, что делать.
Исправил положение я, влетевший в гараж канадца на скейте в спортивной футболке, кедах Converse, зауженных Levi's и белой бейсболке с лого Yankees. Идеальный портрет слушателя поп-панка.
– Дайте-ка угадаю, – ухмыльнулся я, читая на лицах сопартийцев недоумение, словно они вообще впервые в руки взяли инструменты. – Не знаете, что дальше? Кто-нибудь из вас, гениев, пробовал потеребить струны?
– Ты что-нибудь написал? – убито спросил Дэвид, смущённо вертя ритм-гитару.
– Этого пока не нужно, – лениво сказал я. Все вылупились на меня. Я пояснил. – Для начала можем просто играть каверы песен Green Bay и New Found Gloryhole. Нам надо набить руку. Готов поспорить, вы знаете их песни.
– Тексты-то мы знаем, – признал Дэвид.
– Я не знаю! – вставил свои 5 никелевых центов Джефф.
– Заткнись, – прервал я его и обратился к кузену. – Думаю, ты хотел добавить «но».
– Но что насчёт нот? – добавил Дэвид.
– Что за музыканты не могут определить ноты и тональность? – удивился я. – Может вам ещё пюпитр с нотами сюда припороть?
– У меня есть пюпитр, – снова вставил Джефф. По-моему, он просто добивался моего внимания.
– Я в тебе и не сомневался, радость моя, – насмешливо отозвался я, доставая из ранца пачку примятых листов. – И ваше счастье, что я раздобыл для вас нотную грамоту, мальчики, иначе нам сейчас пришлось бы раскуривать косяки, запивая их пивом, на чём наша яркая и непродолжительная музыкальная карьера бы и закончилась. Я спас этот день и ваши никчёмные жизни, кто из вас за это намерен делать мне массаж ступней?
Все растерянно молчали.
– Ладно, – сказал я, ставя ноты на пюпитр и давая всем возможность ознакомиться с ними. – Начнём с Green Bay. Кстати, Дэвид, отлично ты тут рулишь всем. Твой превосходный план просто ох##нен, как и обычно. Просто, чтоб ты знал.
И принялся за настройку электрогитары. Дэвид не стал возражать насчёт качества своего руководства.
– А свои песни мы когда будем играть? – спросил Джефф.
– Джефф, ты же вроде не идиот, да? – не оборачиваясь, спросил я. – Очевидно же, что это случится, когда нам будет, что поведать миру.

***

На очередной репетиции Дэвид внёс очередное интересное предложение.
– Играть на выпускном? – переспросил Джефф, выслушав. – Что за отстой? Ты представляешь, во что это выльется?
– Стоп? А почему нет? – спросил я, быстро перехватывая инициативу. Такова уж была моя натура – не соглашаться с Джеффом Холлисом. – Во что это выльется, поведай нам? Старой миссус нужен бычий пузырь или она видит будущее без него?
– У школы есть приличный бюджет, они наймут более профессиональных музыкантов, – начал Джефф.
– Уж куда профессиональнее, – парировал я. – Кто из вас играет меньше 5 лет – покажите мне свои мозолистые ладошки!
Никто не пошевелился. Вполне ожидаемо.
– Видите, мы не какой-то сброд, мистер Канадец, – растянулся я в улыбке. – А если кто-то из вас всё же чувствует, что ему не хватает навыка, чтобы играть и не быть освистанным, то мы решим эту проблему как Арни.
Никто не понял, о чём это я. Повисла неловкая тишина.
– Количеством повторов, – объяснил я. – Вы что, вашу мать, книжек не читаете?
– Но мы не будем играть наши песни, – упёрся Джефф. – Я был на таких вечеринках – к тебе то и дело пристают чуть поддатые родители сеньоров и просят сыграть что-нибудь… Что-то из их молодости. Всякий отстой.
– Плевать на этих старых говнюков, будем играть, что вздумается, – отмахнулся я.
– И нас попросят со сцены, – предположил Алекс.
– Ладно, – согласился я. – Будем играть на заказ, а в самый подходящий момент мы скажем своё веское слово.
На самом деле плевать я хотел на выпускной, но меня соблазнила мысль, что на балу обязательно будет Аманда. И, конечно же, она по достоинству оценит меня и мои музыкальные навыки. Ведь и этим меня прельщал Дэвид – вниманием девочек. Вот пусть так оно и будет, подумал я. Внимание абсолютно определённой девочки. Той, что я уже выбрал.
И, благо, сказать нам было что. За два месяца мы написали аж под тридцать песен и даже запилили лоу-фай альбом (составленный, правда, из 11-ти самых отборных вещей). То есть такой, который и можно что записать в гараже на доступном дешёвом оборудовании и с соответствующей акустикой.
Но, несмотря на его не шибко высокое качество звука, мы были довольны. Это был прогресс. Да, мелодии и темы песен не особо отличались от тех же Green Bay, blink-187 или, упаси боже, канадцев Sum 42, но мы сами написали их, сами сыграли, сами записали на плёнку. Этот кустарный альбом был совместным детищем нашего квинтета, дался он нам нелегко – потом и кровью на стёртых пальцах. Вечерами, что мы записывали его, у меня не раз мелькала мысль, что наши сверстники проводят это время всяко веселее, нежели мы. Но с каждым разом, это время в гараже у Джеффа Холлиса, нравилось мне всё больше – я втягивался всё сильнее, я горел этим, я жаждал испытаний, я хотел всё преодолеть и вступить в яркое будущее наших грёз. Записанный лоу-фай показал нам всем, что старания наши не напрасны.
Вот и теперь, закончив с очередной репетицией, мы запустили дописанную давеча кассету на бумбоксе. Я следил за лицами товарищей, когда из динамиков донёсся чуть приглушённый и потрескивающий звук гитарных дисторшнов, перерастающий в мягкую размеренную мелодию. Они светились.
Внезапно дверь распахнулась и на пороге возник младший брат Джеффа Чак, с головы до ног увешанный картонными коробками, обклеенными фольгой, в которых он сделал вырезы под руки-ноги и голову. В таком виде он носился по дому на радость родителям, вот залетел и к нам на огонёк.
– Смотрите! Я – астронавт! – пропищал он.
Изо всей группы лишь я оглянулся. Остальные же увлечённо пританцовывали на месте в ритм нашей музыки, то и дело похлопывая друг друга по спине и восклицая что-то наподобие: «Ого! Вот это отличный момент! Супер!» В своём милом и нелепом наряде он и впрямь походил на астронавта. Немного кубического, но всё же. Я улыбнулся ему.
– Эй! – обиженно захныкал Холлис-младший. – Меня кто-нибудь слышит? Или я говорю сам с собой? Джефф?
– Чак! – Джефф оглянулся на докучающего брата. – Не мешай нам!
Как будто тот охренеть как мешал нам.
– Ну-у, – заныл Чак. Ладно, может немного и мешал.
– Почему бы тебе не пойти в другое место, а? – выпроводил его Джефф обратно в дом. Чак сопротивлялся – ему явно хотелось всем показать, как он покоряет пространство и время в своём скафандре.
– Извините, – сказал Джефф, сдав брата на поруки предкам и вернувшись к нам.
– А что не так? – поинтересовался я. – Он мечтает стать астронавтом?
– Ну да, – смущённо ответил Джефф.
– Несколько недель назад мы мечтали записать настоящий альбом и играть музыку, которую сами хотели бы слушать, – сказал я как бы между прочим.
Все переглянулись и, обмозговав сказанное, посмотрели на Джеффа с укором.
– Нефиг ставить палки в колёса мечтателям, – назидательно подвёл итог я.

***

В каком-то комедийном шоу здорово обыграли фразу «все свои деньги мы вложили в первую пластинку» – там музыканты именно это и делали буквально – пихали в конверт с винилом увесистую пачку купюр. Примерно это я и предложил сделать, когда услышал очередную авантюрную идею своего кузена – издаваться за свой счёт.
– Правда? – у меня был смертельно усталый взгляд и голос ему под стать. – Дэвид, правда, бл###?
– Да, Питер, правда, – мой жизнерадостный кузен глубоко вздохнул. – Не самая приятная идея, но мы должны…
– Дай-ка я тебе напомню, Дэвид, ради чего это всё вообще затевалось, – я начал заводиться. – Искусство – это здорово. Но каждый художник хочет есть. По крайней мере. Мы мечтали жить так, чтобы ни в чём себе не отказывать, а не заниматься судорожным поиском скидок и купонов в перерывах между двумя работами. Но теперь выходит, что мы сами – сами! твою мать, подумать только! – сами должны доплачивать людям, чтобы они нас слушали! Это же просто конченый бред! Может, просто распихаем купюры по коробкам? А кассеты оставим себе. Если они не хотят слушать нас – пусть не слушают, найдутся те, кто захочет.
– Х-м-м, знаешь, это забавно, Пит, – Дэвид потёр шрам на подбородке – мой, к слову, подарочек из детства. – Я могу сказать, тебе примерно то же. Аманда не хочет иметь с тобой никаких дел – ну и пусть, найдётся другая, которая захочет этого.
– Очень остроумно, братец, – кивнул я. – Спасибо за напоминание. Ты опять разбередил мои раны. Браво тебе за это.
– Чёрт, прости, Пит, – Дэвид смутился. – Я не думал, что…
– Что ты не думал? Что я всё ещё хочу быть с ней? Об этом не думал? Представь себе, Дэйв, есть в мире по крайней мере один настолько долбанутый человек, который пойдёт до конца, каким бы он ни был, но либо добьётся своего, либо умрёт, пытаясь, – я сам поражался своей решимости так и делать. Ещё год назад я бы давно плюнул, но за год юноша вырос. В конце концов, где мужество и гордость?
– Это ужасно, Пит, зачем ты так терзаешь себя? – Дэвид с сочувствием покачал головой.
– Она нужна мне. Я хочу разделить с ней свою жизнь. Ясно тебе, Дэйв? Уясни это раз и навсегда. И давай больше никогда не поднимать эту тему, идёт? Никогда. Ты ведь знаешь, что я ни за что не изменю своего мнения.
– Знаю, Пит. Ты – не я. Это же у тебя здесь стальные яйца и хватка квотербека, – улыбнулся Дэвид. – Ладно. Больше я тебя переубеждать не буду. Оставайся при своём. Может ты даже и добьёшься своего. Это будет сродни чуду, но…
– Вот и чудно, – прервал я его. – А теперь вернёмся исключительно к музыке и не станем проводить паралелли с моей личной жизнью, вернее с её отсутствием. Идёт, Дэйви?
– Сказал же, – Дэвид вскинул руки в жесте «сдаюсь» и издал слабый смешок. – Замётано. Не хотел тебя задеть, Пит. Прости. И знаешь, ты всё же не прав.
Я хотел, чтобы он познал всю силу тяжести моего взгляда.
– Да я о музыке, – успокоил меня Дэвид. – Это же маркетинг, понимаешь, нам надо вплотную этим заняться…

***

– Это успех, определённо, – протянул Алекс.
– А всё чуткое руководство Дэвида, – подхватил я с остервенением. Я был зол. – Братец, мы одной ногой в 21-м веке, для привлечения юной аудитории нужен интернет, это модно у молодёжи – общаться там, знаешь. Да и…
– Пит, не сейчас, а? – со смертельной усталостью в голосе отозвался Дэвид.
Ситуация была так себе.
Дэвид договорился в местном молле Lunar 2000, что мы будем выступать там на разогреве у Fried Nails. Это была местная группа, как и мы из Венис, но они уже снискали определённую популярность в кругу сёрферов и  скейтеров – нынче заниматься экстремальными видами спорта было очень модно с поп-панком в наушниках набекрень. Мы же были безвестными дилетантами. И это выступление должно было стать ещё одним шажком в гору – к вершине, на которой нас дожидались богатство в обнимку со славой, оставившие Индиану.
– Надо выбрать самые цепляющие треки, – за неделю до нашего дебюта заявил Джефф авторитетным, не терпящим возражений тоном. – И отрепетировать их так, чтобы всё было на автомате.
– Да что ты, – я не мог не поддеть его.
– Цепляющие? То есть синглы? – спросил Дэвид. – Разве с лоу-фай демок бывают синглы?
– Для продвижения лоу-фай альбомов делают лоу-фай синглы, – попытался схохмить я.
– Необязательно заявлять их как синглы, тем более и некому, – сказал Джефф. – Но мы ведь не будем играть весь альбом, так? Раз нас ограничили 15-ю минутами, мы успеем отыграть от силы половину. И она должна быть лучшей, самой цепляющей.
– В плане мелодики? – спросил я. – Или текстов?
– И того, и другого, – ответил он.
– Предлагаю сразу: «Просто один день», «Наше место», «Прыгай!», «Ты – моя зависимость», «Всё для тебя» и «Запоминай». Кто посмеет мне возразить?
Не посмел никто, я даже опешил.
– Правда? Эй, Джефф, что никаких пререканий? Да брось, мы должны немного пособачиться, мы постоянно с тобой так делаем. Нет?
– И в самом деле, почему бы и нет? – подал голос Джефф. – Мне нравятся «Я хочу быть здесь» и «Счастливы вместе».
– И ты будешь здесь, в Венис, раз тебе это нравится, – подмигнул я ему. – Я прослежу, чтобы иммигрантская служба не экстрадировала тебя раньше, чем нужно, у меня есть там свой человек.
Джефф закатил глаза.
– А мне больше всего доставляют «Подросшие», – присоединился Алекс.
– А мне – «Идеально», – пробасил Чэд.
Что ж. Это было хорошо. По первости мне показалось, что всем как будто вообще наплевать, что мы будем играть, но дискуссия меж тем набирала обороты.
И теперь я вопросительно посмотрел на Дэвида. Остался лишь трек, который он написал. И я не сомневался, какое детище на альбоме в фаворитах у кузена.
– Да, Пит, – он словно прочёл мои мысли. – Я бы первым делом назвал «Друг за другом».
Я расхохотался, звучно схлопнул ладони и подвёл неутешительные итоги.
– Тогда, господин Дэвид Кин, временно исполняющий обязанности промоутера, выходит в сет-лист будет включён весь альбом. Ты же знаешь, что это значит, да?
Дэвид обречённо кивнул:
– Это значит, мне снова надо пилить в молл и вымаливать у них полчаса на наш разогрев.
– Вот и умница, – кивнул я, довольный его понятливостью. – Но это к лучшему. Набирайся опыта.
Ну, что ж, ладно. Отдам должное Дэвиду – договариваться он всё же умел. Безвестным говнарям любезно выделили вторые пятнадцать минут славы. Но как оказалось позднее, лишь этим Дэвид и ограничился. Что стало ошибкой.
И моей, в том числе – я доверился ему. Дэвид сказал, что позаботится обо всём, а я и рад был развесить уши. Так что единственное, что сделал я со своей стороны, не связанное непосредственно с музыкой – так это прикупил 15-галонный алюминиевый бочонок лагера с местной пивоварни. Когда Дэвид увидел, что мы с Чэдом притаранили в гараж на его пикапе, он был несколько озадачен.
– Это для фанатов, – объяснил я. – Мы же устроим афтепати, так?
Ответом мне был недоумевающий взгляд кузена.
– И тут ты должен ответить: «Конечно, Пит, я и сам об этом думал, но завертелся – столько дел! –  спасибо, что у меня есть ты! Поставьте-ка его вон туда!»
– Куда? – только и спросил Дэвид.
– Я думаю, не стоит тратиться на аренду, – я похлопал бочонок по стенке и с улыбкой прислушался к бульканью пойла в её утробе. – Так что мы привезли этого пузана точно по адресу. В том углу довольно просторно…
– Эй, не в гараже! – запричитал Джефф. – Если мои родители умотали на уикенд, это не значит, что…
– Ещё как значит, – заверил я его. – Каждый вносит свой посильный вклад, Джефф.
Джефф устало махнул рукой – делайте, что хотите! Он ещё и не подозревал, как несказанно ему повезёт через сутки, и, что разгрома его дома толпой оголтелых фанаток вкупе с плотскими утехами не будет.
Перед самым началом шоу я высунулся из-за кулис, чтобы разведать обстановку.
Место, где мы должны были играть, не было концертным залом – нет, просто галерея в молле. Акустика ни к чёрту, лаунж на фоне, снующие всюду обыватели. Вокруг наскоро смонтированной организаторами сцены собралось сотни три человек – все как один не старше двадцати пяти.
– Как оно? – спросил меня плечистый парень в спортивной майке и бейсболке набок. Он был фронтменом у «Жареных гвоздей». – Нервничаешь?
– Сильно заметно? – осклабился я, переминаясь в «конверсах» с ноги на ногу, будто мне здорово хотелось отлить.
– Это пройдёт, – заверил он меня. Как я выяснил позже, насчёт меня он был неправ. – Может не всё получится сразу. Играть на публике непросто.
Как будто я этого не знал!
– Спасибо за поддержку, – говоря с ним даже об очевидных вещах, я отвлекался и меньше нервничал. – Я имею ввиду – за предоставленную возможность – выступить на разогреве и всё такое. И за настройку аппаратуры, – я кивнул на сцену, где их личный техник занимался этой самой настройкой для нас. – Дэвид сказал, что вы сами выбрали нас и даже вместе с ним презентовали организаторам наш альбом.
– Это да, – парень ощерился сверкающей улыбкой. – Заявки подало около 20 молодых групп, но когда мы у себя на студии включили вашу демо… Ха! Все вопросы отпали сами собой! Вы хороши! Очень хороши. Так что мы даже в некотором смысле настаивали, чтобы открывали шоу именно вы. Да, это маленький ивент, ничего особенного, но для начала – самое оно. А вот осенью… – он заговорщически подмигнул.
– Что осенью? – жадно спросил я.
– Я слышал, намечается крупный фест, – Гвоздь махнул рукой куда-то в сторону, – там, в одном городке на самой границе с Сонорой. В долине Коачелла. С настоящим размахом, обещают собрать не меньше 30 тысяч человек.
– Ого, – присвистнул я. – Это впечатляет.
– Ещё бы, – усмехнулся Гвоздь. – Я постараюсь пристроить вас туда, но к тому времени вам и самим надо бы обзавестись толковым промоутером.
– Буду иметь в виду, – кивнул я и указал на пару ребят, проталкивающихся через толпу и раздающих всем что-то. – А это кто?
– К слову о промоутерах, – Гвоздь снова усмехнулся. – Хорошо когда этот человек совмещает в себе ещё и менеджера – как наш.
– Хорошо, – согласился я, не зная точно, действительно ли это хорошо. – Но здесь-то в чём суть?
– В рекламе, чувак, вот в чём, – Гвоздь указал на раздающих. – Наш промоутер то и дело подряжает пару ребят раздавать рекламные флаеры, особенно во время концертов. Запомни, – он наклонился чуть ниже, словно хотел поведать мне тайну, которую никто больше не должен знать. – Музыка – это ещё  не всё. Как бы хорошо она ни звучала, какие бы темы ты ни затрагивал, её должны услышать, ты должен получить за неё то, что тебе причитается – ведь все хотят есть, верно? – он тихо засмеялся. – А значит, её нужно продать так же, как и обычные вещи в супермаркете. Со временем вы научитесь абстрагироваться…
«Мать моя женщина!» – подумал я: «У парня неплохой лексикон».
– …и действительно видеть в музыке не только форму искусства, но и товар. Товар надо продать – отбить затраты на его производство. И получить прибыль сверху. Но люди не узнают о вас, пока вы сами не расскажите им о себе. В том числе и посредством рекламы. Любой. Объявления на столбах, визитки, рекламное место в газетах, если повезёт – то и интервью на радиостанциях. И никогда – слышишь, Пит – никогда не пренебрегай знакомствами. Кто-то более известный может лишь мельком и невзначай упомянуть тебя в разговоре с большим боссом – и, вуаля! – завтра ты уже будешь подписывать контракт с крупным лейблом. Может даже мейджором. И никогда не пренебрегай слушателями, пришедшими на твоё выступление – будь рад им, и они отплатят тебе тем же, поверь.
– Да, я запомню. Спасибо, – покивал я.
Конечно, я и сам обо всём этом думал. Но услышать это от человека, который уже некоторое время варится внутри всей этой кухни – это было хорошо. Значит, мыслил я верно, оставалось лишь воплощать эти мысли в явь, одну за другой.
«Интересно, а Дэвид додумался заказать в типографии флаеры для раздачи?» – подумал я вдруг.
Тогда мне казалось, что даже уровень «Жареных гвоздей» недостижим для нас. Самое ироничное – то, что в итоге члены Fried Nails завязли каждый в своих личных проблемах, потеряли прыткого менеджера, и вследствие всего этого почили в безвестности и самораспустились через пару лет бесплотных попыток достичь чего-то. Но в тот момент этот парень на пяток лет старше меня виделся мне сверхуспешным музыкантом. Ха, я даже счёл, что его банальные советы вполне тянут на менторство, пусть и являются притом отражением моих мыслей.
– Пора, скоро ваш выход, – мы с Гвоздём ударили кулачками. – Покажите им там!
– А то! – ухмыльнулся я.
Ребята поднялись на сцену сбоку, я пристроился к ним и перехватил у Дэвида свою гитару. Шумный конферансье объявил нас вперемешку с плевками в микрофон. Раздались скромные аплодисменты. Я буквально увидел, как моя банда дрогнула. Ожидали более тёплого приёма – но с какой это вдруг радости? Всё шло, как и должно было. Мы разогревали людей перед Fried Nails, но кто должен был разогреть их перед нами? Для нас? Я знал, что нужно делать.
Уверенно я подошёл к микрофону и сказал:
– Эй, привет, народ! Чё кого, а?
Толпа отозвалась на знакомый сленг куда охотнее.
– Других-то дел у вас нет в вечер пятнички, как шлындать по торговому центру, а?
По толпе прокатился смешки.
Я возвышался над зрителями на добрый пяток футов – это придавало мне ещё больше уверенности в себе почему-то – думаю, это было что-то на уровне первобытных инстинктов.
– Эй, не знаю, кто из вас откуда, но на случай, если у нас тут гости с северных рубежей, то я могу попросить нашего басиста повторить всё, что я сказал, но с нужным акцентом! Да, и в конце он спросит вас не «а» а «eh», всё как в аптеке.
На этот раз смех охватил всех зрителей у сцены. Более того, я заметил, что к задним рядам то и дело примыкают новые люди. Мои усилия окупались. Я усилил накал страстей:
– Если что – это он! – я показал на Джеффа. – Вот этот парень! Думаете, он такой же, как все мы? Как бы не так! Вы бы сразу всё просекли, если бы его мама не забрала в стирку хенли с кленовым листом! Но! – я поднял палец, акцентируя внимание на следующей реплике. – Шутки в сторону – он покажет вам немного музыкальной магии!
Джефф не растерялся и выдал пару смачных риффов. Раздались одобрительные крики.
– А он ничего так, да? – спросил я.
Снова гул одобрения.
– Несмотря на своё дикарское происхождение он парень неплохой – так что вы его не обижайте! А вот этот милаха с ритм-гитарой – это Дэвид. К несчастью, мой кузен. Из-за этого некоторые говорят, что он попал в группу через меня – но вы не верьте в эти грязные слухи.
Краем глаза я заметил движение сбоку. Несколько незнакомых мне мужиков с недовольными лицами переговаривались между собой, то и дело поглядывая на часы. Ко мне уверенной походкой заспешил эмси. Я похолодел. Этим ребятам не нравилось затягивание времени, они, возможно даже решили турнуть нас со сцены прямо сейчас. Я решил ни за что не выпускать микрофон из рук, пока не закончится наше выступление. Закончится на наших условиях. Эмси приблизился ко мне и многозначительно постучал пальчиком по запястью. Я кивнул и вновь обратился к зрителям:
– Мне тут намекают, что я должен завязывать с этим делом – видите ли, ограничения по времени, все дела, но знаете, что?
– Шли бы они нахрен! – выкрикнул кто-то из толпы.
– В точку! – я указал пальцем туда, откуда был выкрик. – Пара умных людей посоветовали мне не скупиться на общение со слушателями – и я полностью с ними согласен! – и, прикрыв мембрану рукой, я злобно добавил: – А ну съё#ни, а не то прямо тут отмудохаю!
Растерянный эмси ретировался. Вот так-то, кивнул я, и довольный собой, отошёл чуть назад и указал ладонью на Чэда.
– А вот этот флегматичный тихоня – наш ударник Чэд.
Да уж, тихоня. Забегая вперёд, скажу, что за 25 лет знакомства мы с ним перемолвились едва ли парой сотен слов. Чэд внезапно сыграл «ба-думтс», как бы предваряя очередную мою остроту. Зрители вновь рассмеялись.
– Внешность зачастую обманчива, ребятки. Кажется, что он спокойный и уравновешенный, но как он долбит в установку – моё почтение! И, хотите – верьте, хотите – нет! Этого чувака не раз отстраняли от занятий за хулиганство, а однажды даже исключили – правда, всего на неделю – за распивание алкоголя во время футбольного матча и последующее «непристойное оголение детородных органов и справление естественных физиологических потребностей в публичном месте», как стыдливо записал штатный школьный психолог в личное дело. Кто бы мог подумать, а? Под маской паиньки скрывается юный бунтарь! Может, единственный, и, даже последний, в своём роде!
Толпе Чэд и его выходки пришлись по нраву. Бунтари симпатичны.
– Последние юные бунтари! – раздался звонкий девичий выкрик из толпы.
– Точно, это мы! – подтвердил я, смеясь. – Но это слишком длинно, мы уже выбрали название покороче! О, кстати! О человеке, который его и предложил, прежде чем мы перегрызли друг другу глотки в жарком споре! Вот он, этот миротворец и наш человек-оркестр – Алекс. Обычно он исполняет партии на соло-гитаре и хорошо оттеняет меня, а, когда это необходимо, играет на клавишных. Чертовски умный парень, этот Алекс, я даже списываю у него тригонометрию. Оп-ля! Мистер Таннер, если вы по какой-то странной причине сейчас здесь – то вы этого не слышали, да?
Снова раздался дружный смех. Я вернулся на свою исходную позицию и установил микрофон на стойку.
– Я представил вам всех…
– Кроме себя! – крикнула девушка из первых рядов.
– Правда? – искренне удивился я. – Ладно. Я – Питер Кэрн, фронтмен Perfect Plan. Но все называют меня Осси.
Толпа разразилась аплодисментами.
– Эй, это преждевременно, – осадил  я  зрителей. – Песни, которые вы сейчас услышите, с нашего первого альбома, Алекс придумал ему заголовок «Черновой монтаж». Мы записали его в гараже старины Джеффа. Это настоящий лоу-фай и – в прямом смысле – гаражный рок. Наверняка, кто-то из вас уже заполучил его копию себе в плеер. Не забудьте дать послушать его своим друзьям и подругам. А если вы ещё и купите лицензионную кассету, когда мы запишем чистовой вариант – мы будем вам крайне признательны!
Вновь аплодисменты.
– Поехали! – я вскинул гитару, оглянулся на ребят. – 1-2-3-4!..
Я подпрыгнул так высоко, как только мог, и выдал свой первый аккорд при таком скопище людей.


***

Я дрожал. Пот застилал мне глаза.
Последний звенящий аккорд стих и…
Толпа просто взорвалась в восторге. Я облегчённо расплылся в вымученной улыбке. Получилось. Мы всё-таки сделали это.
– Спасибо вам за поддержку! – крикнул я и направил микрофон в сторону зала. Усиленный динамиками рёв наших новых фанатов сотряс стены молла. – Может, хотите добавки?
Они хотели – да ещё как – и недвусмысленно дали знать нам об этом.
– К сожалению, мы не написали больше песен! – сказал я. – Но всё будет иначе на Коачелле! Увидимся с вами там!
– Где? – недоумевающе зашушукались люди.
Парень, представляющий группы, вновь направился ко мне.
– Чёрт! Вы же не забыли, что после нас ещё народ выступает, а? – выдохнул я и отёр лоб. – Спасибо ещё раз! Вы отличная публика! И спасибо Fried Nails! Встречайте их в ближайшее время! А с вами были…
Эмси буквально вырывал у меня микрофон из рук.
– С вами были Perfect Plan! Запомните наши имена! – я, как мог, отбивался от настырного засранца. – Ждём вас всех на нашей афтепати!..
Последнюю мою фразу никто не услышал, она растворилась в гомоне людей – ведущий всё же взял верх, выхватил микрофон и отпихнул меня. Но это уже было неважно.
Смачные аплодисменты, громкие крики и вздёрнутые вверх «козы» намекали, что всё прошло как нельзя лучше. Я в ответ тоже вскинул обе руки в сторону с оттопыренными пальцами.
– Perfect Plan, дамы и господа! – эмси не терпелось спровадить нас и он помахал ладонью, как бы отгребая нас в сторону.
– Perfect Plan! – проорал я во всю глотку, вскинул руки в жесте «победа» и начал отступать спиной назад.
– Perfect Plan! Perfect Plan! – скандировали люди. – Perfect Plan!!!
Мы выстроились в ряд и поклонились.
– Браво! – наши слушатели не были довольны. Они были счастливы. Мы подарили им изумительное шоу. – Perfect Plan!
Мы помахали на прощание и ушли со сцены.
Солист Fried Nails натянуто улыбался. Я подумал – может он опасается, что мы слишком сильно разогрели людей и слушать вторую команду у них просто не будет ни сил ни особого желания. Да и мало ли – вдруг на нашем фоне эти ребята внезапно окажутся блёклой молью?
– Молодцы, – всё же хлопнул он меня по плечу. Я кивнул и чуть присел отдышаться.
– Да, молодец, малыш, – раздался надо мной тягучий голос.
Я посмотрел на говорящего.
Мужик в кожанке выглядел как Стинг на минималках. Орлиный профиль, лихо поставленные светлые сосульки волос и хищный взгляд над притворно добродушной и всё же располагающей к себе улыбкой. Да и лёгкий его акцент тоже напоминал мне о чопорных мисс с прародины.
– Богатство и слава, – он кивнул в сторону шумевшей толпы, разросшейся нашими стараниями до тысячи человек. К сцене оперативно подтягивали охранников молла.
– Чего? – не понял я.
– Богатство и слава, – повторил мужик. – Так они звучат.
– Ну да, – согласился я и собирался уже встать и свалить, но парень остановил меня.
– А ещё они могут звучать как шелест чеков. Смекаешь?
– Дайте-ка угадаю, – я хитро прищурился. – Хотите 10% от них, да?
«Стинг» рассмеялся, вынул визитку и протянул мне.
– Называешь вещи своими именами, а?
– Я не по хозяйственной части. Это к нему, – я отдал визитку Дэвиду. – Он у нас организует весь движ за неимением крутого дяди-менеджера.
– Это ненадолго, – заверил «Стинг». – А насчёт Коачеллы ты загнул, конечно,
– Ну, посмотрим, – ответил я, поднимаясь. – Мне пора.
– Дэвид, да? – «Стинг» поманил моего кузена к себе. – Обмозгуем кое-что?
– Эй, мистер! – «Стинг» оглянулся. Я ухмыльнулся. – Когда закончите с ним, вы должны три раза щёлкнуть каблуками и сказать: «А теперь, башмаки, несите меня в Лейк-Хаус»…

***

– Пит, не сейчас, а? – со смертельной усталостью в голосе отозвался Дэвид.
– А когда же, Дэйви? Самое время, твою мать! – я посмотрел на часы. Близилось к полуночи.
Я выглянул из гаража. Улица была пустынна и тиха, если не считать стрекотания цикад.
– Где все, Дэвид? Где фанаты? Где группи?
На афтепати не пришёл никто. Вообще.
Кузен растерянно молчал.
– Бьюсь об заклад, ты не сделал рекламных листовок для раздачи. И не увешал все столбы в округе объявлениями о нас. И судя по всему, поболтав со Стингом, ты тут же побежал сюда, забив на фанатов пару прожаренных гвоздей, так? Что ты вообще сделал для нашей раскрутки среди слушателей?
Он, потупившись, продолжал молчать. А я всё напирал:
– Ты говорил мне, что продать можно любое дерьмо…
– Но мы вовсе не… – начал Дэвид.
– Нет, даже близко нет, – согласился я. – Я сам удивлён, но мы и впрямь хороши, как и талдычат все, кто слышит нас. Тогда почему ты не преподнёс нас так, как мы того заслуживали? – я укоризненно покачал головой и вздохнул. – Господи, Дэйв, как ты обосрал этот вечер нашего триумфа…
– Всё будет хорошо, – он наконец-то посмел поднять на меня взгляд. – Лиам будет нас раскручивать.
– О, Лиам, значит, – усмехнулся я и подхватил ранец. – Мне он не слишком понравился, но, быть может, он не такой расп##дяй, как ты и просчитывает свои действия чуть дальше, чем на пару минут. Ну лады, посмотрим на его выкрутасы.
– Ты куда? – спросил Дэвид.
– Предвижу твой следующий вопрос, и вот мой ответ тебе: нет, добирайся домой сам.
Дэвид в ответ фыркнул и обиженно плюхнулся на диван.
Заприметив сиротливо ютившийся бочонок в углу, я окликнул ударника:
– Эй, Чэд! Похоже, придётся тебе выпить весь лагер и снова оголять детородные органы в публичном месте…

***

Возвращение домой из «Лунара» в родные пенаты Риджмонт-Хай было не таким радужным, как мы могли себе представить – как и  было предсказано, директор Майерс не разрешил играть поп-панк на выпускном.
– Это слишком агрессивная музыка! – возмутился он, когда на вопрос, что это вообще такое, мы включили ему на бумбоксе несколько записей.
– Ну, это скорее хардкор-панк, – я стрельнул глазами в Дэвида. – Кое-кто сделал не совсем верную подборку.
Ответственный за это дело кузен действительно притащил один из ранних альбомов GreenCard и теперь лишь смущённо и виновато вздыхал.
– Наше звучание более мягкое, мелодичное. Как поп-рок. Да и мы, знаете, не олдскульные панки. Чёрт, у нас даже ирокезов нет! Музыка будет в меру интеллигентной, вечер будет отличным, а народу будет битком – нас здесь любят. Всё будет, директор Майерс. В конце концов, если вам это всё же не по нутру, то мы и сыграем поп-рок.
После архиуспешного перформанса в молле и ещё парочки выступлений в Венис и Пасифике мы стали местными знаменитостями. По школьному коридору теперь нельзя было пройти, чтобы не наткнуться на группку девушек, смущённо хихикающих и машущих нам, или одобрительно улюлюкающих парней. Какой-то вандал даже вывел на стене столовой: «Отрываться и не париться – идеальный план!»
– Что за поп-рок? – спросил Майерс, пропустив остальное мимо ушей.
– Музло вроде Джона Уэйта, – поспешил ответить я, уповая на то, что этого-то парня из 80-х наш недалёкий школьный шеф знает, если, конечно, не спутает его вдруг со звездой старых вестернов.
– Ага, – многозначительно протянул Майерс, постукивая карандашом по столу. Меня так и подмывало позаимствовать его для перемотки кассеты – бумбокс в силу раздолбанности лишь воспроизводил, из-за чего запущенную запись приходилось дослушивать до конца. Но я сдержался, рассудив, что скоро смогу позволить себе новый плеер.
– Мистер Майерс? – ещё я с трудом сдержал себя, чтобы не помахать рукой перед лицом директора.
– Да? – тот словно вышел из оцепенения – видимо, напевал «Не скучаю по тебе» Уэйта. – Да-да. Хорошо. Играйте.
Мы переглянулись.
– Отлично. Но мы не можем просто взять и играть. Надо решить организационные моменты.
– Что? – Майерс снова витал где-то.
Он точно напевал Уэйта.

***

Раз уж поп-панк был под негласным запретом на школьном торжестве (а мы были рады, что многочисленные родительские комитеты хотя бы не возбухали по поводу нас как исполнителей в принципе), поначалу мы играли безликую альтернативу на один манер – песни New Radicals, Radiohead, Red Hot Chili Peppers, Nine Days. Долгие аплодисменты вызвало наше исполнение «Wherever You Will Go» The Calling. После неё – вот так совпадение – одна из мамашек заказала нам ещё Calling. На этот раз песню Джери Халлиуэлл. Подумав, мы просьбу уважили и сыграли. Конечно, юной публике, что вот-вот дожна была разлететься по университетам страны, было неожиданно слышать таких нас – особенно после того необузданного драйва, с которым мы давали всем прикурить в «Лунаре». Но под конец никто уже особо не удивлялся, когда мы затянули «Pure Shores» All Saints, «Crash and Burn» Savage Garden и даже «Hero» Иглесиаса.
Девочки шуршали подолами платьев и махали нам из зала, кружась под медляки, их кавалеры ревновали и злились, я не обращал на всё это внимания и искал взглядом Аманду. С кем-то она заявилась сюда? С тем уё#ком, которым однажды даже припугивала меня? Смеху подобно. Пусть он и был чуть ли ни на фут выше, я был куда более раскачан и легко бы его уделал. Но я нигде не находил её. И, что напрягало меня куда больше, его, хоть я и сомневался в том, что они вообще мутят.
Когда же символический титул королевы бала заполучила неизвестная мне смазливая блондинка, я повернулся к Дэвиду. На моём лице он однозначно читал: «А какого, собственно, хера?»
– Думаешь о том, что Аманда должна быть на её месте? – он кивнул на блонди, которую на сцену для коронации вёл под ручку холёный мальчик. – И она бы ею стала, безусловно. – Он кисло улыбнулся. – Если бы она была здесь.
– Где она? – я чуть ли не за грудки его взял.
– Пит, я ей не личный секретарь! Остынь!
– Где? – повторил я, отступая. – Если не здесь?
– Я слышал – укатила к предкам в Чино, – вздохнул Дэвид.
– Одна?
– Не знаю. Пит!..
Всё было зря. С досады я тут же развернулся и ушёл (благо мы уже отыграли), а гитару позже, молча, занёс мне Дэвид.

***

Через пару дней Perfect Plan всем составом оккупировал один из столиков в кафе «Рэпчур Дайнер», что в Санта-Монике. Пока мы распивали молочные коктейли, Алекс распинался о парне, который мог помочь нам с записью альбома. Они были знакомы вот уже пару лет, парень тот учился в UCLA, куда теперь должен был отправиться и Алекс.
– Хоть что мне говорите, но учёба в университете имеет свои плюсы – ты обрастаешь полезными связями, чего никогда не будет на низкоквалифицированной работе. Что говорить, если я ещё ни дня в кампусе не провёл, а уже заимел столько знакомых, которые…
– Ладно-ладно, – поморщился я. Алекс наступил на больную мозоль. В переносном, конечно же, смысле. – Мы поняли. Когда ты получишь степень магистра и денежную работу, а группа развалится, я буду приходить побираться к твоему дому, уповая на то, что старых друзей, которым – вот так раз, свезло меньше – ты не забываешь…
Алекс сконфузился:
– Да я же вовсе…
– Да-да, вовсе нет, мы знаем, – перебил я. – Расскажи лучше поподробнее об этом чуваке – что это за тип?
– Этот чувак изучает астрофизику в…
– А чем он нам поможет? – полюбопытствовал я как бы невзначай и между делом.
– О, для нас этот парень – клад! – заявил Алекс. – Он подрабатывает на студии звукозаписи Jeffen, ну и как ты думаешь, Осси, у кого через неделю глубокой ночью будет студийная сессия, а?
– Ну и у кого? – раздался смутно знакомый голос над нами, прежде чем я успел ответить.
Над нами возвышался тот парень из «Лунара», что смахивал на Стинга.
– Нет, мистер, вы ошиблись, чемпионат по разведению хряков проходит в Бейкерсфилде, это 100 миль к северу по пятому, – сказал я ему, словно не расслышал его вопроса.
– Очень смешно, Осси. Подвинься-ка, – кивнул он Чэду, сидящему напротив меня, и тот безропотно подчинился.
– Осси меня называет мама, а для тебя я – мистер Осси! – продолжил я острить.
«Стинг» деликатно кашлянул, давая понять, что мои насмешки ему нипочём.
– Меня зовут Лиам Брайерс, я менеджер и продюсер музыкальных проектов…
– Ничего, Лиам, это лечится, – я сочувственно похлопал его по запястью.
– Я так понимаю, что пока все свои дела вы вели сами, так? Более или менее успешно, – стряхнул он мою руку и усмехнулся.
– Удивительно чёткое видение ситуации, Лиам. Этому где-то учат или это врождённое? – я не мог угомониться. – Кстати, милый акцент.
– О чём это ты? – Лиам старательно притворился ничего непонимающим дурнем.
– О-о-о, я нездешний, но я тут легально, просто я англичанин в Эл-Эй, – напел я. Парни переглянулись и засмеялись.
Новоявленный импресарио посмотрел на меня, сильно сощурившись, выказывая презрение к моему низкопробному юмору, потакающему массовой культуре. Было бы уму непостижимо, если он вообще не понял шутку. Хотя…
Живое воображение живо нарисовало картину, как супружеская пара кокни – друг другу под стать – едва сводя концы с концами, отдают единственного сына в обучение шаолиньскому монаху за тридцать фунтов и продуктовые карточки. По пути в Китай ребёнка похищают сторонники свободного Тибета, держат его в заложниках семь лет и каждый день с 9 до 5 нещадно бьют бамбуковыми палками по пяткам, напрочь отбивая всё чувство юмора и меру прекрасного.
Не, это было слишком замысловато. Я даже покачал головой, даваясь диву своей бредовой теории. Всё гораздо проще. Парень просто грёбаный чопорный британец, и делов-то.
– Не будь вы так хороши на сцене, я бы не стал тратить время и выслушивать сомнительные остроты этого клоуна, – оповестил парней Лиам.
– Да уж, какая досада, что мы идём все в одном комплекте, – протянул я с наигранной жалостью в голосе.
– Пит! – одёрнул меня Дэвид. – Лиам, слушай, не обижайся. В этом весь Пит. Его хлебом не корми, а дай обсмеять всех на свете.
– Придётся смириться с этим, Лиам, раз уж ты хочешь заполучить нас в свою обойму, – добавил я, сладко улыбаясь.
– Привыкну, – Лиам пристально посмотрел на меня. – Поговорим о делах?
– Поговорим, – поддержал я его зачин. – У меня вопрос – как ты нас нашёл? Лично у меня нет браслета слежения.
Лиам кивнул на кузена.
– Дэвид меня пригласил. Он считает, что группе нужен толковый управленец. Я же считаю, что вы своего рода алмаз, только неогранённый и не оценённый по достоинству. Я могу это исправить, – закончив с пошлыми метафорами, он обвёл нас всех взглядом. – Ещё вопросы?
Я поднял руку.
– По теме.
Чуть подумав, руку я опустил.
Лиам кивнул и заговорил:
– Ну, так каков ваш план, парни? Какие цели вы себе наметили? Сформировать группу? Сделано. – Он начал загибать пальцы. – Определиться с ролями? Готово. Записать цепляющую песню? Ставим галочку. Но вы же не хотите остаться группой одного хита, верно? Ладно, признаю, вы даже перевыполнили норму новичков и умудрились записать годную демку. Хорошо. Найти продюсера – что ж, вот он я. Что дальше?
– А вот это ты скажешь нам за свои честно зарабатываемые 10%, – ответил я. – Мы для чего тебя вообще нанимаем? Чтобы ты задавал кучу риторических вопросов?
Брайерс смерил меня долгим изучающим взглядом, усмехнулся и уточнил:
– 15. И уж будьте уверены – я сделаю из вас звёзд.
Он засобирался. Мы, молча, переглядывались.
– Вам под задницы клея налили, нет? – осведомился Брайерс, накидывая кожанку. – Тогда чего вы расселись, вашу мать? Мы подписываем контракт с ЭмСиЭй Рекордс на запись альбома. Настоящего, – снисходительно добавил он, – а не того, что вы наваяли.
– Сейчас? – уточнил я невинным голосом.
– Да, Осси, тупорылина ты этакая! – прогремел Брайерс.
Несколько посетителей нервно обернулись.
– Ты пугаешь людей, Лайми-Лиам. Не ровён час, и они снова отправятся распивать чаи в Бостоне, – засмеялся я.
– Буду честен, Осси, ты меня раздражаешь…
– Понимаю, – понимающе покивал я. – Не тебя одного.
– Я не британец, не знаю, с чего ты вообще это взял, но сейчас это вообще неважно, нам пора двигать. Вы собираетесь менять этот мир или как? Если да, то вперёд, пока ваше место не заняли другие!
– Хорошо, – я прищурил глаза и ещё больше развалился на диване. – Вот только доем десерт. А как только – так сразу…
Я думал, Брайерс здорово побесится от моей дерзости. И, может, так оно и было, но он и виду не подал. Уже вырабатывал стойкий иммунитет на меня.
Взглянув друг на друга, мы абсолютно точно осознали, что, пожалуй, мы и сработаемся, но точно никогда не уживёмся. Это и при первой мимолётной встрече было понятно – но теперь-то все точки над «i» были расставлены окончательно.
Миленькая официантка принесла десерт. Я благодарно кивнул ей, подхватил тарелку и поставил на стол. Лиам выжидающе смотрел на меня.
– Мистер Брайерс! Мистер Брайерс! – вдруг завопил я, как второклассник, совершивший невероятное открытие. – Я только что понял, мистер Брайерс!
– Что, Осси? – вздохнул мистер Брайерс.
– Я хочу стать как вы, когда вырасту, – заявил я и принялся уплетать шоколадный торт.
– Сдаётся мне, тебе не светит ни то, ни другое, – пророческим тоном ответил Лиам на моё откровение.
– Это что, угроза убийством первой степени? – я прижал ладони к щёкам как нечто с картины Мунка. – Но по закону штата это злодеяние карается смертной казнью! Ты готов отмахать свою Зелёную милю? Иногда она бывает так длинна…
– Ты доел десерт? – такой он был нетерпеливый, этот Лиам.
Я облизал ложку и лениво протянул:
– Может… Может нет… А может вздрючишь сам себя?..

***

Вертя в руках стакан StarBucks, я вдруг подумал, что это тот самый чёртов бренд, который похоронил в своё время глэм-метал. Ведь именно в этих кофейнях в Сиэтле собирались и тусовались юные и дерзкие гранжеры. И, может быть, уже сейчас где-то в Taco Bell тусят те, кто в скором времени отправят модный пока поп-панк на свалку истории? С другой стороны… Мне вдруг пришла в голову ещё одна мысль, но она была настолько крамольная и шла вразрез с нашей договорённостью о верности себе и своему звучанию, что я задвинул её подальше и поглубже. До лучших времён.
У нас был перерыв в студии на Reprise Records, подразделении MCA. Мы закончили запись трека и теперь, сгрудившись вокруг саунд-инженера и продюсера, смаковали кофе и наслаждались заслуженным отдыхом.
– Хорошо звучит, – отметил Дэвид, когда трек закончился барабанным дропом Чэда.
– Что именно? – резко спросил Лиам, чем смутил Дэвида. Тот ещё не понял с кем имеет дело, а вот я этого говнюка уже раскусил. Только не успел поделиться своими соображениями с остальными.
– Песня, – промямлил раздавленный Дэвид.
– Хорошо – этого мало. Просто хорошо звучать – этого уже недостаточно. Нужно быть уникальным.
Я прищурился, выжидая момент для атаки.
– Рынок перенасыщен, малыш, ты полагаешь, вы одни такие дохрена умные – решили наварить бабла на модном жанре?
Дэвид попробовал было возразить, но Лиам цыкнул на него и с усмешкой сказал:
– О! Нет-нет-нет! Давай-ка ты, парень, не будешь мне шоркать по ушам, что вы ввязались в это дело из-за любви к искусству.
– В том числе, – возразил я. Может остальные члены группы и шугались его, но мне он виделся не всемогущим божеством-продюсером, а лишь наглым и крикливым импресарио, которого можно было вполне уесть его же методами.
– О?! Правда?! – оскалился Лиам. – Может, ты ещё скажешь, что поп-панк имеет какую-то культурную ценность?
– Имеет, – подтвердил я. – Это одна из многих составляющих массовой культуры. Музыка – часть жизни людей. Они всегда её слушали и всегда будут. Через неё мы, музыканты,  доносим до слушателей наши эмоции, наше настроение, наше мнение. И когда люди слышат, как совпадает эмоциональная и смысловая составляющие музыки, они буквально входят в резонанс с нами, их потребности в прослушивании именно этой музыки, именно этого исполнителя возрастают, они желают слушать это ещё и ещё. Или что-то похожее на это. Это спрос. И пока они настроены на этот лад, мы и даём им то, что они хотят – удовлетворяем их спрос. Это наше предложение. Вот тут и выходит, что это по сути своей рыночные отношения. Но это нисколько не умаляет культурной ценности. Все картины Возрождения писались на заказ – для продажи, но они нравятся многим людям, удовлетворяют их потребности в визуальной красоте и считаются притом мировыми шедеврами и культурным наследием. Рок-н-ролл в своё время ничем не отличался в этом же плане от поп-панка, его было чересчур много, он был достаточно однообразен, фактически он стал «низким» жанром. Однако же его записи включили в состав послания «Вояджера», демонстрирующего достижения эволюции и культуры. Это о чём-то да говорит.
Лиам не просто презрительно скривил свои губы – он их так скособенил, что рот буквально уполз далеко вправо.
– Складно поёшь. Ладно, Осси, мне даже наплевать имеет он что-то там или нет, не хочу выслушивать твои жалкие попытки оправдать вашу алчность.
Парни так и замерли, вылупив глаза. А я и бровью не повёл.
– Прислушайтесь ко мне, – Лиам заговорил гораздо более серьёзно. – Я чувствую в вас потенциал. Такой, что может всех конкурентов порвать. Но нужно грамотно всё подать…
– Продолжай, – нагло вставил я, уселся на стол и отхлебнул ванильный латте.
Лиам тяжело взглянул на меня, но промолчал.
– Лиам, – окликнул я менеджера. – Продолжай.
И, чуть выждав, Лиам продолжил:
– Вы должны уникально звучать. Вы должны так цеплять и приковывать к себе, чтобы о вас говорили не – «а, это ещё одна поп-панк группа – что там на соседней станции?», а «о, господи, это же что-то новенькое от Perfect Plan! Это они! Добавь громкости!» Конечно, я помогу вам всем, чем смогу – и с музыкой и с текстами, но львиная доля на вас. Дерзайте, придумывайте новые звуки, новые сочетания, свои уникальные фишки! А если надумаете что-то, пусть оно покажется вам полной чушью, но скажите об этом мне, вместе мы докрутим это до нужной кондиции. Сценический образ – с ним тоже важно определиться и следовать ему. Люди склонны возвеличивать своих кумиров, вы должны быть кем-то вроде примера для подражания – все молодые музыканты должны равняться на вас. А что же до рекламы… Чёрный пиар тоже, конечно, пиар, но не позволяйте себе на людях неуместных шуток и неполиткорректных высказываний, а об остальном позаботятся мои люди. Поверьте на слово, в шоу-бизнесе лучше быть тёплым и пушистым – о тебе все говорят и тебя все любят десятилетиями, нежели злобным и колючим с набором эпатажных выходок – поговорят пару дней и забудут, а любить так и вовсе не станут.
Мы заворожённо слушали его.
– Что такое, Осси? – удивился Лиам. – В кои-то веки ты не остришь.
– В кои-то веки ты говоришь хоть что-то стоящее, – сострил я.

***

Иногда мы репетировали и записывались не в студии лейбла, а дома у Лиама. В его особняке в Бел-Эйр была своя маленькая автономная студия, где вполне можно было проводить ненапряжные в плане затрат сессии. Она находилась в подвальном помещении, под таким толстым слоем земли и бетона, что, думаю, запросто бы пережила термоядерную Третью мировую. Вместе с играющими в ней музыкантами.
Но сейчас, в мирный канун Дня независимости, мы сидели в гостиной и попивали кофе в перерыве трудовых будней. Прежде чем Лиам начал говорить о предстоящих свершениях, я не преминул посетовать ему на то, что уж от него-то я ожидал безумного чаепития, а не очередного скучного кофе-брейка. Он, как и водилось, проигнорировал меня. Ну, сделал вид.
– На Коачелле вы должны отжечь так, чтобы затмить даже мастодонтов. Это ваша цель. Наша цель, – поправился Лиам. – Но до этого ещё 3 месяца. За это время вы должны определиться со своим имиджем, накатать с десяток зажигательных песен в вашем духе и как следует отработать это всё на публике. А мне нужно создать ваш бренд.
– Стоп-стоп-стоп, дедуля, давай-ка с самого начала, ага? – притормозил я продюсера.
Лиам кивнул.
– Что за мастодонты?
– Это имеет значение? – удивился Лиам.
– А вдруг я захочу пойти на их выступление? – резонно заметил я.
Лиам откинулся на спинку кресла и расхохотался.
– Ты не устаёшь меня удивлять, Осси! – выдавил он.
– Ну, это вообще-то, и, правда, интересно, я и сам не прочь завалиться на годный движ, – заметил Дэвид.
– Я знаю о Rise Versus, Deck, Penny Dies и The Onspring, – размеренно сказал Лиам. И каждое слово в названиях было настолько тяжеловесным, что я почувствовал насколько мы всё же мелкая рыбёшка по сравнению с ними. – Из электроники ожидают Physical Brothers и Thunderworld. И это лишь хедлайнеры.
Мы только и успевали, что обмениваться восхищёнными взглядами.
– Нахер всё! Не будем там выступать, а просто зависнем на пару дней в пустыне, – не раздумывая, предложил я.
– Зависните, делайте, что хотите, как отыграете и раздадите автографы, – отрезал Лиам. – Я понимаю, что вы ещё совсем мальчишки…
Он замолчал и призадумался. Просто Будда под баобабом.
– Земля вызывает Брайерса! – я издал пару пшиков. – Это Хьюстон, какие у вас проблемы?
– В этом вся проблема.
– Хм?
– Море соблазнов. Как вы там не упоретесь в хлам, трудно себе представить, – пояснил Лиам и с досады крякнул. – А я-то планировал подвести вас под стрэйт-эдж,
– Это ещё что за хренота? – спросил Дэвид.
– Кто-то из вас знает? – обратился Лиам к команде.
– Я знаю, – усмехнулся я и тоже обратился к команде. – В общем, он хочет устроить вам целибат.
– Чего? – не поверил Джефф.
– Отчасти, – согласился Лиам. – Но он сгущает краски. Стрэйт-эдж – что-то типа самоконтроля и отказа от разгульного образа жизни, который как правило сопутствует року и панку. Странно, что вы этого не знаете, это же одно из направлений панк-культуры.
– Никакого секса и наркотиков, чистый рок-н-ролл, – перевёл я остальным. – Типа за всё хорошее и против всего плохого. Таких чистоплюев при жизни канонизируют.
– Да вы вконец охренели! – расхохотался Дэвид. – Чушь какая-то!
– Чересчур специфическое направление. Как хиппи, только без упарывания кислотой, – покачал я головой.
– Родители охотнее отпускают своих отпрысков, если знают, что на концерте никто не овердознется, – привёл Лиам веский аргумент.
– Это ведь навсегда, я правильно понимаю? – уточнил я.
– Типа того. Если уж вы заявляете себя приверженцами стрэйт-эдж, придётся соответствовать. И не только на публике. Папарацци никогда не дремлют, – согласился Лиам. – Представляете, что будет, если вскроется, что дома вы закладываете за воротник и одупляете «крокодилов».
– Блеск. Не знаю, кто как, а я – пас! – не дожидаясь новых аргументов прошаренного менеджера, сказал я.
Конечно же, Лиама расстроило такое моё безапелляционное решение. Да нет, вру – просто разъярило. Во-первых, это был я. Во-вторых, остальные потянулись бы за мной. Да и кто бы вообще на такую дичь согласился, разве что под страхом смертной казни?
– Будете очередной группой-одногодкой, которых пруд пруди! Сколько их уже было! Этого хочешь, Осси? – процедил Лиам, его глаза сузились до узеньких, пышущих огнём праведной ярости щёлочек. – Все заканчивают одинаково: пьянки, наркота, аресты. Как будто никто из них не понимает, что будут забыты, как только отмотают свой первый срок в реабилитационном центре. Если не хуже.
– Мы не против перенять некоторые аспекты у этих твоих хиппи, – сказал я. – Но с определёнными оговорками. И, думаю, с ними парни согласятся.
– Какими?
– Всё должно быть в меру. Для каждого. Этакий коммунизм.
– Расшифруешь? – поинтересовался Лиам, скрестив руки на груди.
– Ну, к примеру, я не употребляю алкоголь, но я не могу заставлять парней делать то же самое, это их выбор, – пояснил я. – Так что – пусть, я не думаю, что дружеские посиделки в баре с фанатами после хорошей встряски так уж повредят нашему имиджу. Ему скорее повредит как раз таки пренебрежение этими самыми фанатами.
– Стоп, шутишь? Ты не употребляешь спиртное? – недоверчиво протянул Лиам.
– В жизни ни грамма в рот не брал, если ты понимаешь, о чём я, – я подмигнул, – а я вижу, что ты понимаешь…
– Он это серьёзно? – спросил Лиам у Дэвида.
– Типа, да, – ответил тот.
– Эй, господин продюсер, не вздумайте раздуть из этого целое событие, многие люди не употребляют всякую хрень, и что теперь? – предупредил я.
– По каким-то причинам, а твоей причины я в упор не вижу, – вкрадчиво сказал Лиам. – Это странно.
– Знаешь, что по-настоящему странно? – парировал я. – То, что у тебя ирландское имя. Нет, ну, правда, каждый раз, как слышу твой акцент… Я просто не понимаю, твои предки были ренегатами короны в пользу ИРА и, отыгравшись на тебе, так выразили свой протест?
В нормальном расположении духа Лиам рта не закрывал – хлебом не корми, а дай зубы поточить. Звенящая тишина рядом с ним означала обратное – он был в бессильном бешенстве. Бессильном пока, но мог и меры принять, с его-то связями…
– Неважно, – поспешил я сменить тему. – Я знаю, что Чэд любит приложиться, Дэвид не упускает случая вдуть смазливой девчонке и, скорее всего, умрёт от СПИДа, не дожив до тридцати, Алекс со средних классов дымит как паровоз, а Джефф плотно так подсел на кленовый сироп, но… Как по мне, так пусть, лишь бы это не выходило за рамки приличий. Но не приличий стрэйт-эдж. Вы как? – я поискал поддержки у парней. И, само собой, нашёл её.
Лиам прищурился, обдумывая услышанное.
– Ладно, пусть в меру, но открыто, чем лицемерно быть паинькой на камеру и предаваться всем грехам за кулисами, – выдал он, наконец.
– Вот и чудно, – я уже привстал, собираясь вернуться в студию, но Лиам остановил меня.
– Куда? Ещё не всё.
– Нет? А сверхурочные будут оплачиваться? – я опустился обратно в кресло.
– Обязательно. Фунтами.
– Запомните это мгновение, господа! – громко объявил я всем. – Лишь раз в десятилетие случается, что Лиам Брайерс шутит. Притом хоть капельку забавно.
– Осси, мы не закончили, – Лиам прервал меня. – Имидж. Вот что важно.
– А в чём проблема? – развёл руками Дэвид.
– Зауженные джинсики и кеды – это ещё не всё. Каждая мелочь должна быть продумана. И дело не только в одежде или причёске. дело ещё и в подаче – а почему у вас именно так, а иначе? Почему такая стрижка? Почему такая марка джинс или производитель гитары? – Лиам поднял указательный палец. – Фанаты любят изучать такие детали жизни и творчества своих любимцев. Они даже организуют целые сообщества и создают сайты, посвящённые таким вот расследованиям, мол, почему это вдруг Осси Кэрн носит «Конверсы», играет на «Ибанесе» и не употребляет алкоголь? Мы поступим даже умнее.
– Поделись же своей мудростью, о, Лиам Великий и Ужасный, а потом унесись прочь на своих раздутых шарах, разогревая в них воздух дутьём в кожаную флейту, – попросил я. Повисла тишина. Шли мгновения, а я думал, кто же первым не выдержит и прыснет в кулачок первым. Таким оказался сам Лиам.
– Я когда-нибудь не выдержу и отматерю тебя на чём свет стоит, Осси, видит бог – отведу душу, может даже и побью, а потом объявлю твою должность вакантной, – сказал он, покашливая. Я не преминул ответить:
– Смотри не окажись клятвопреступником, для таких, как они, в аду будет бесконечно играть Мадонна.
– Лучше вы живьём, – покачал Лиам головой. – Мы не будем дожидаться фанатских сайтов. Мы сами запилим вам страницу в сети.
– О как, – я ожидал услышать что-то более глобальное, а тут…
– Само собой, её нужно будет чем-то заполнять. Так что, мальчики, хоть вы и окончили школу, а кое-кто даже продолжил образование, но плевал я на это – вам домашнее задание! И вместо раздачи F я буду выпинывать вас куда подальше за его игнорирование.
– Мы должны написать сочинение, кто из нас кем видит себя в будущем? Чур, я – качок, а Джефф – школьная принцесса, которую будет домогаться Дэвид! – зажёгся я. – Алекс – чистый гик, а Чэд – «тяжёлый случай», идеальное попадание! Мы будем клубом «Файв-о-клок».
– Я вообще ничего не понял, – признался Лиам.
– Потому что слишком стар, – вынес я вердикт. – Я с первой встречи в «Рэпчур Дайнер» об этом говорю, а мне всё не верят.
– Умолкни. Продумайте ваши образы. Подберите причёски. Гардероб. Потом каждый из вас обмозгует это всё с моими людьми. Я всерьёз подумываю приставить к каждому из вас по человеку. А к тебе, – обратился он ко мне, – плюс ещё двоих бугаев в довесок.
– Я уже дрожу, – притворно затряс я руками. – Лиам, это же тупость! Я ношу «конверсы» просто потому, что люблю «конверсы».
Лиам удовлетворённо кивнул:
– Вот ты и придумаешь, почему ты так их любишь. И хорошо бы добавить туда парочку жареных фактов. Ну и вы тоже, – обратился он к парням. – Чуть позже мы всё согласуем, но вы уж постарайтесь придумать сами хорошее оправдание тому, что Чэд вечно молчит, Алекс носит шляпу, а Джефф бреет голову.
Канадца (который вовсе голову не брил) опять оставили крайним, глаза его округлились до размеров блюдец, в которых стояли наши кофейные чашки. Я пополам согнулся в гомерическом хохоте. Ай, да Лиам!
– Хорошо смеяться последним, да, Осси? – Лиам придирчиво осмотрел меня, из-за чего я почувствовал себя пакетом конопляного молока на фермерской распродаже и смеяться тут же перестал. Да, кому такое понравится. – Всё-то в тебе хорошо, фронтмен.
– Да?
– Нет. Побреешь виски. Верх оставишь длинный, – Лиам словно бы сам отрезал мне виски своим острым языком.
– Бритые виски? – возмутился я. – Это что за чушь? Лиам, это самая идиотская из всех твоих идей – а таких уже было немало! На кого я буду похож? На маньяка из «Трудного ребёнка?!»
– Поверь, тебе самому понравится, – принялся утихомиривать меня Лиам. – Это последнее веяние моды.  Крайне необычное. Ретро. Ты представь, сколько юных девичьих сердец ты разобьёшь! Сколько будет новых фанаток! Да и уже имеющиеся оценят всё по достоинству!..
– Мода… Всё твои британские штучки, – проворчал я.
– Пит, Осси, жопа ты упрямая, думай что хочешь, только сбрей виски и оставь длинный верх, – взмолился Лиам. – Я бы не стал выставлять тебя на посмешище – зачем мне это? Вот увидишь, через несколько лет причёску а-ля Осси Кэрн будут носить все молодые люди, – подумав, он добавил. – В цивилизованном мире.
– Ну-ну, – недоверчиво покачал я головой.
Забегая вперёд, скажу, что хоть в этом Лиам оказался прав. И андеркат я ношу до сих пор, так он мне полюбился.
– И ещё одно, – добавил Лиам. – Вам нужен логотип. И шрифт для написания названия. Есть у меня пара дизайнеров, а у них есть несколько идей…
– Роза, – тут же выпалил я. – Про шрифт не знаю.
– Что? Почему роза? – не понял Лиам.
– Потому что у каждой из них есть шипы, – ответил я.
– И что дальше? Какое значение это имеет? – недоумевающе вскинул брови Лиам. Точно так же, как Джефф, Алекс и Чэд.
– Самое непосредственное, – я переглянулся с Дэвидом, тот чуть заметно улыбнулся. – Мы тусили в Венис, услышали нетленку Poison и решили, что будем играть поп-панк.
– По-моему, ты всё-таки сорвался и до зелёных чертей допился, Осси, – протянул Лиам, выслушав меня. – К тому же – это пошло.
– Сказано тебе – роза, – упрямо повторил я.
Лиам вздохнул.
– Кто-нибудь против? – парни дружно помотали головами. – Хорошо, поговорю с дизайнерами. А теперь, возвращайтесь-ка вы в студию, альбом сам себя не запишет, – хлопнул наш бравый менеджер ладонями по коленям и поднялся.
Парни дружно последовали его призыву, я же чуть поотстал и подошёл к Лиаму.
– У меня вопрос.
– Валяй, – разрешил менеджер.
– Можешь устроить нам выступление в Чино?
Лиам недоумённо посмотрел на меня.
– Что ты забыл в этой дыре?
– Считай это моей личной просьбой, – нетерпеливо попросил я. – Ну так как?
Лиам пожал плечами.
– Ну же, Лиам, не говнись, от тебя не убудет, на то ты и менеджер, чтобы устраивать такие вещи! А нам только на пользу! Кому мешало лишнее выступление?
Лиам изучающе посмотрел на меня.
– Не бывает лишних, – сказал он. – Ладно, я посмотрю, что можно сделать.
Я уже собрался перешагнуть за порог, как Лиам окликнул меня.
– Питер!
Я так и застыл. С роду он меня так не называл.
Я обернулся.
– Всё не выпадало случая спросить, – Лиам покачал головой. – Почему тебя называют Осси?
– Мои родители нарекли меня при рождении Питер Кэрн, – начал я важным тоном. – Но американцы, в отличие от вас, островитян, не любят длинных имён…
– Сколько раз повторять, – сокрушённо вздохнул Лиам.
– В общем, все звали меня Питом. А сочетание Пит Кэрн созвучно с названием города в Австралии. Потому и Осси. Это Алекс придумал, а я даже никогда не был в Австралии…
– Побываешь, – сказал вдруг Лиам и неожиданно тепло улыбнулся. – Однажды я устрою вам кругосветное турне. Вы увидите целый новый мир.
– Ты подозрительно добренький, наверняка затеял какую-то пакость, – прищурился я.
– Вовсе нет. Но знаешь, что забавно?
Я напрягся. Лиам был спокоен, но я чувствовал – он словно матёрый лев перед рывком.
– У Алекса плохо с географией, зря ты ему доверился. Питкэрн – не город в Австралии. Это архипелаг в Тихом океане, единственная принадлежащая непосредственно Великобритании территория в том регионе, так что, строго говоря, ты должен быть не Осси, а Лайми, – Лиам просто сиял, когда говорил мне это.
– Ты уже открыл для меня целый новый мир, – мрачно буркнул я и вышел из гостиной.
Лайми.
Ну, спасибо, что хоть не Кубинец Пит.

***

Многотысячная рукоплещущая толпа в переливающихся лиловым отсветом клубах дыма, окружающая мэйнстэйдж и притихшая, едва я подошёл к микрофону, сияющее тысячами ватт света колесо обозрения, тоже замершее и как будто дожидающееся нас, реющие аэростаты с флагами штатов и пальмы, подсвеченные цветами радуги… И вся эта безумная красота под  наливающимися пурпурным и багровым облаками на фоне темнеющих гор. Вот, что я видел, прежде чем мы окунулись в музыкальное море безумия, утянув с собой на дно и наших зрителей.
Летающие над беснующейся толпой камеры на операторских кранах и Дэвид, заскочивший на огромный динамик и дирижирующий людьми, скандирующими нас на разные лады. Это всё что я, до смерти вымотанный и насквозь мокрый, практически отключившийся от реальности, видел и запомнил, прежде чем мы уступили бразды на сцене Amazin' Charlotte's Web.
То был первый вечер фестиваля близ городка Индио, находящегося на самом стыке плодородной долины и высохшей пустыни, разделённых перевалом Сан-Бернардино.
Поп, рок, панк, метал, инди, хаус, амбиент и психоделическая британская электроника… Все те дни и ночи, что длилась феерия, я слушал всё, я упивался этим, впитывал в себя как губка музыку и потрясающую энергетическую отдачу, которую порождало такое скопище людей, увлечённо поглощённых одной целью. Уж молчу, что такой концентрации молодых и красивых людей я доселе не видел, хоть и жил в Калифорнии всю свою сознательную жизнь. Но для меня всё же на фесте главным было не количество смазливых девочек вокруг, а музыка.
И музыка звучала всюду – она находила нас, куда бы мы ни пошли. И она в самом прямом смысле пронизывала нас насквозь – саундсистемы были настолько мощными, что я при каждом ударе, при каждом аккорде чувствовал, как волны звука проходят сквозь меня так, что даже кости вибрируют. Боже, сколько же чёртовой музыки там было – никогда прежде не думал, что за пару дней можно переслушать такое количество исполнителей. Я стёр в кровь свои ступни, отмахивая мили от одной сцене к другой – и это не преувеличение, по прошествии фестиваля мне пришлось поменять в кедах стельки, они реально были пропитаны кровью.
Я был там, среди своих сверстников и сверстниц, прыгал с ними под бешеный ню-метал и с ними качал в такт руками под ревущий арена-рок, вместе с ними, чуть прикрыв глаза, двигался и забывался под ломаный бигбит…
Я знал, что я хочу получить от фестиваля. И это здорово помогло мне впоследствии, когда я выступал с Perfect Plan на любых площадках – я точно знал, что именно хотят услышать наши гости и как хотят, чтобы это было подано.
К слову, в те дни я последний раз по-настоящему оторвался как слушатель. Больше у меня такой привилегии не было долгие годы.
Прямо перед закрытием Лиам собирался устроить слушателям автограф-сессию и распродажу стаффа с символикой группы. Для нас он организовал шатёр со столом, по бокам от которого установили стенды для товаров. В преддверии события, я забрёл в выделенный студией автобус и застал менеджера там. Он распечатывал первую партию коробок и раздавал ценные указания своим мальчикам на побегушках.
– Что там? – загорелся я.
– Брелоки, – рассеяно ответил Лиам.
– Не против, если я стрельну один?
Я подошёл к ближайшей коробке, запустил туда руку и выудил круглый брелок диаметром в пару дюймов. В прозрачный пластик был вставлен цветной картон с нашей розой и названием.
Лиам, деловито проходивший мимо, не упустил случая и поддел:
– Вечно ты вытягиваешь какое-то дерьмо, Осси!
– С чего бы это? – не понял я.
Лиам остановился, высыпал на столик содержимое коробки и вроде как с облегчением выдохнул.
– Ну, слава яйцам, – сказал он. – Остальные нормальные. А это брак. Видишь? – он буквально ткнул меня носом.
– Большое дело, – отмахнулся я. На брелоке, который вытащил я, цветок был другого оттенка – розовый, не алый. – Ты видишь брак – нечто, выбивающееся из стройного ряда, а я вижу нечто уникальное.
– Осси, сказал бы проще! Нравятся дешёвые китайские подделки? – рассмеялся Лиам. – Забирай! – Он махнул рукой, показывая размах своей щедрой души, и посмотрел на часы. – Ровно в полдень, не забудь!
– Я буду там, не сомневайся, – козырнул я.

***

Всё завертелось.
Наш лейбл выкинул на прилавки перезаписанный и прилизанный демо-альбом, дополненный несколькими новыми треками. Название оставили то же, добавив подзаголовок «Double Tap». Как объяснил Лиам, это нужно было для разжигания дополнительного интереса слушателей. Кто из фанатов не отправился бы разыскивать первое издание? На то они и фанаты. Потому параллельно лейбл выпустил ограниченным тиражом ту самую, нашу гаражную запись, причём на кассетах с магнитной лентой. Раритет, господа, прощальный кивок из 90-х. Но что нужно было ещё для успешных продаж альбома, кроме манящих заголовков и агрессивной рекламы? Верно, наши живые выступления. К выходу альбома был приурочен наш тур по 30-ти городам западного побережья.
Уже тогда стали закладываться и наши образы для слушателей-зрителей. С годами они менялись: у кого-то сильно, у кого-то не очень. Каждый из нас прошёл свой путь.
Чэд неизменно появлялся на сцене и в музыкальных видео в бриджах цвета «хаки» и неистово долбил в барабаны, иногда подпевая на бэке. Он был суров и неразговорчив, его общение с фанами в основном сводилось к тому, что он щедро проставлялся в местных барах после концертов.
Ботаник Алекс был этаким аккуратным мальчулей – носил кэжуал, можете себе представить?! Да, запросто мог выйти на сцену в каком-нибудь хенли или жакете, а где-то после второго альбома даже повадился примерять шляпы. Но ему сходило с рук, определённой частью аудитории он дико котировался.
Джефф больше прочих из нас напоминал панка. Поначалу. Ирокеза у него не было, но ему делали «ежа» в духе Green Bay. Чуть позже он поменял хаер и стал напоминать скорее эмо – длинная чёлка, чуть подведённые тушью глаза. Ещё несколько лет спустя он ударился в консерватизм – стал сильно смахивать на футболиста Бэкхема с его прилизанными зачёсами.
Дэвид одевался примерно как и я – как никак, одна кровь – спортивные футболки, джинсы, конверсы. Есть такой термин «girl next door». Так вот, мы были кем-то наподобие – такими парнями по соседству, что запросто ходили с вами когда-то в одну школу, катали на скейтах, шлялись по злачным местам и играли в уно-кард у задней двери. Уже после первого альбома Дэвид стал увлекаться набиванием тату – делал по одной после каждого концерта в каждом городе. В основном это были цветы. Так что к 30-ти каждый дюйм его рук пестрел, и он переключился на шею и спину.
Я первые годы иногда одевал на выступления свою старую бейсболку Yankees – поначалу смущённо прикрывал бритые виски, потом это стало чем-то вроде ритуала на удачу – я столько с этой вещицей пережил, а затем я какое-то время подражал в этом фронтмену Limp Bizkit – их «Creamer» так запал мне в душу (текст словно был прямо ко мне обращён), что я невольно копировал образ Фреда Дёрста. К середине нулевых мне это поднадоело, и я отложил видавшую виды Yankees на дальнюю полку.
Всё шло хорошо. Толпы наших ровесников с плакатами, с каждым выступлением всё больше, их число прирастало как лавина снега. Битком забитые залы и холлы развлекательных центров, а к концу тура – рукоплещущие стадионы мегаполисов Калифорнии. Заботливо заготовленный продюсерами мерч, разлетающийся как горячие пирожки. Письма с признаниями поклонниц. И поклонников – чего я только не перечитал, глаза на лоб лезли, а изредка и кровь стыла в жилах (но, нет, симпатягу Кевина Костнера телохранителем я не нанимал).
У меня голова шла кругом, я не верил тому, что творилось. Мы вдруг оказались в самом водовороте событий – то, что мы видели у других, происходило теперь с нами. Нас снимали для MTV, нас звали на местные радиостанции, в каждом городе мы послушно сидели на пресс-конференциях, устроенных Лиамом, и отвечали на вопросы журналистов: наши планы на грядущие записи, наш сценический образ, наша личная жизнь, наше отношение к своему успеху, наше отношение к чужому успеху, наше отношение к мировым проблемам…
Казалось бы, вся суета, вся круговерть, словом, всё это, должно было отвлечь меня и заставить забыть об Аманде. Но нет.
Я то и дело возвращался мыслями к ней. В студии. Дома. В парке. На набережной. В турах, в автобусе. Она и её образ накрепко засели в моих мыслях. Потребовался бы экзорцист со стажем, чтобы избавить меня от мучений, которые они мне доставляли. Но нет худа без добра – Аманда Дэйвис, девушка из Чино, стала моей лирической героиней.
И так уж в итоге вышло, что едва ли не все песни, написанные мною за годы карьеры рокера, были обращениями к ней или посвящениями ей же. Так. Или иначе. В той степени. Или иной. Но были. В них воплотилось всё – вся моя боль, все мои чаяния. Моя любовь. Аманда дала мне богатый материал и пищу для размышлений. Песен хватило аж на семь студийников – и это я говорю только о тех вещах, что в итоге попали в плейлисты, а сколько из них так и остались неизданными раритетами! Думаю, скажи я Мэнди, скольким я ей обязан, она бы немало удивилась.
И я надеялся, что, однажды, всё же скажу.
Но пока всё шло своим чередом, а я не мог заставить себя собраться с мыслями и отпустить. Поступить «правильно», как говорили мне многие. Да почитайте, что все. Нет, не мог. Я не мог иначе. И наш первый тур я заканчивал с тяжёлым сердцем.

***

– «…выхолощенный и до рези в глазах вылизанный материал, наполненный мягкими и бесхребетными текстами песен (чьи названия напоминают незадавшиеся ситкомы), сфокусированными на романтических переживаниях американской молодёжи…» Вот это вердикт, – Лиам отшвырнул глянцевый разворот Variety, журнал проскользил мимо нас через весь стол прямёхонько к Алексу. Тот склонился над статьёй.
– Да уж, этот сукин козёл Брауншвайгер не упустит случая опустить меня, – Лиам аж клацнул зубами от злости.
– «Стоит отметить, однако, подачу Perfect Plan – идеальное смешение энергии Sum 42 и мелодики blink-187 с примесью самих себя. Что же на самом деле являет собой очередная калифорнийская поп-панк группа – бабочку-подёнку или  нечто большее, покажет лишь время», – прочитал Алекс конец статьи и засмеялся. – Вот ведь тупица, подёнки вообще ни разу не бабочки!
– Я так и не понял – мы дерьмо или нет? – спросил сбитый с толку Дэвид.
– И то и другое, братец, – ответил я за Лиама. – Этот Шварценфюгель юзает типичный «сэндвич» – вот это у вас неплохо, это – леденящий душу п##дец, а вот это – тоже ничего. Всем спасибо, все свободны. Это приём психологии, когда мягко намекают на недостатки, которые можно исправить присутствующими положительными моментами. Но сэндвич с дерьмом всё равно остаётся сэндвичем с дерьмом, верно?
– Молодец, Осси, – Лиам сплёл пальцы в «замок» и опёрся на него подбородком. – Чего бы тебе не написать подобные тексты к следующему релизу, вместо своих бесхребетных высеров о безответной любви?
– Что-то я  тебя в толк не возьму, – развёл я руками. – То ты говоришь, что эти самые высеры хорошо продаются нашим типичным слушателям, что мы идеально попадаем в самый нерв целевой аудитории, играем так сказать на струнах их душ, теперь ты согласен с чуваком, которого сам же пару минут назад называл, я цитирую: «ни на что не годным х##сосом, способного лишь выд##чивать язвительные статейки». Если мы будем меняться в угоду критикам, они не преминут отыграться и на этом – глядите, мол, оба-на, а они идут у нас на поводу, меняют звук и лирику, давайте-ка обложим этих бесхребетных прогибающихся лузеров ещё разок, да побольше!
– А ещё вы помните, что должны оставаться узнаваемыми, но притом уникальными? – спросил Лиам и обвиняющим жестом ткнул в номер Variety. – Так вот, это тот самый случай. Вас не должны сравнивать ни с кем, даже с мэтрами сцены.  Мы не изменим себе, если добавим что-то свежее. Кроме того, – добавил он, – по вашим стопам по вашу душу уже идут новые группы. Вы же не хотите быть оттеснёнными ими?
– От кормушки? – уточнил я.
– От всего, – мрачно протянул Лиам. – Не будете эволюционировать и предлагать слушателям что-то свежее – будете поглощены другими такими же, просто затеряетесь на фоне подражателей. Ваши слушатели – молодёжь. Они хотят узнаваемого звука, но вместе с тем не терпят застоя. Когда группа топчется из года в год на одном месте – это её убивает, она перестаёт быть интересной. Но, – он сделал паузу. – Верно и то, что убивает и резкая смена концепции.
– И важно правильно соблюсти баланс, – закончил я его мысль.
– Верно, – согласился Лиам. – Вам важно это прочувствовать, понять и сделать всё правильно.
Правильно. Что было правильно по мнению одного, могло быть в корне неверно для другого. И как тут приходить к компромиссу, не разругавшись и не развалив группу?
Лиам встал, пошарил на полке, достал диск в конверте, прошёл к пульту саундрежиссёра и приготовился пустить звук в эфир.
– Угадаете что это? – обернулся он к нам.
– Ты тайно записал каминг-аут Джеффа? – «озарило» меня.
Басист закатил глаза и пихнул меня.
– Я достал это через свои связи в головном лейбле Jeffen, – Лиам нажал «воспроизведение».
Это был поп-панк. Обычный такой, ничем не примечательный. Неплохой и драйвовый, но в то же время какой-то скучноватый. Мы слышали это много раз. Я вдруг подумал, что может быть и наш звук для фанатов примерно такой же – и только нам он кажется свежим и восхитительным. Ведь глаз (в нашем случае, скорее, ухо) неплохо так замыливается, когда изо дня в день слушаешь одни и те же песни собственного написания, гоняя их в студии по кругу, выискивая недостатки и соображая, как и что можно улучшить.
– New Found Gloryhole, – определил я. – Это их звук. Да и голос Пандика я узнал.
– Это новый альбом New Found Gloryhole, – уточнил Лиам. – Не демки, не неизданные записи, а новый альбом.
Продюсер особенно сильно выделил это слово.
Новый.
– Если он новый, почему у меня настойчивое ощущение, что я уже слышал его раньше? – спросил Дэвид.
Лиам усмехнулся:
– Да потому что, они не меняются от альбома к альбому, они словно всё время поют одну и ту же песню – из трека в трек и из альбома в альбом. Как Nickelback –  у этих ребят 11 раз одна и та же композиция на каждый альбом, которые в свою очередь различаются лишь порядковыми номерами и годом выпуска.
– Это плохо? – уточнил Дэвид. – Я имею ввиду, они не изменяют себе и своему звучанию, не поддаются на приходящие тренды. Вот Limp Bizkit это нисколько не мешает собирать огромные толпы на свои концерты.
Лиам презрительно прыснул и покачал головой.
– Дёрст и Борланд почивают на славе первых альбомов и потихоньку деградируют. Вот увидишь – максимум, на который они сподвигнут свои заплывающие жирком туши, так это ещё один альбом, который  ожидаемо получит холодный приём как у рядовых слушателей, так и у критиков. После чего они навечно уйдут в турне, в котором будут исполнять лишь старые хиты. И только до того момента, как будут развеяны иллюзии даже самого ярого фаната – самого-самого последнего фаната. И то, лишь потому, что тот состарится настолько, что не сможет приезжать на их концерты на своей коляске. Ну, или просто возьмётся за ум и вконец разочаруется в них.
«Последнее разочарование. Последнего бунтаря. Уже не юного», – подумал я вдруг и показал Дэвиду другую сторону медали:
– Говоришь, не изменяют своему звучанию? Или они застряли в своём развитии и просто не могут придумать чего-то нового, не способны удивить ни себя, ни слушателей. Плюс продают по многу раз один и тот же материал. По-моему, они просто удобно устроились.
– Но ведь это их право – почивать на лаврах. Они заслужили его. Пусть и однажды, – настаивал Дэвид.
– То есть, не нужно его завоёвывать снова и снова? Доказывать свою состоятельность? – я пожал плечами. Было странно поддерживать в споре Лиама, но я делал это. – Как по мне – это довольно отстойно. Я и сам когда-то мыслил так, но…
– И что изменило твоё мировоззрение?
– Я лакал кофе тут, на студии, вместе с вами, и вдруг подумал о боях за чемпионские пояса у боксёров, – ответил я.
– Мне нравится эта его черта – вдруг думать и так же внезапно делать, – сказал Лиам. Тоже вдруг. – Иногда это приводит к отличным результатам.
– Я тебе позже пришлю благодарственное письмо за признание моих заслуг, – кивнул я. – Так вот: я подумал: иногда перспективный новичок бросает вызов коронованному бойцу. И побеждает, если королю нечего противопоставить. Так гранж побил глэм. Причём, взлетевший и набравший обороты жанр настолько быстро и лихо попросил короля со сцены, что некоторые группы даже убрали в дальний ящик уже записанный материал – иначе, выпустив его, они потонули бы в ворохе оскорблений и насмешек. И самый яркий тому пример – плачущие голубыми слезами Blue Tears, они лишь пятнадцать лет спустя осмелились выпустить два готовых альбома, когда по глэму попёрла дикая ностальгия.
Лиам кивнул – уж кому, как не ему было знать всё это. Парни слушали, не прерывая меня.
– Но что если бы тогда – в начале 90-х – старый добрый метал предложил что-то настолько неслыханное, что гранж не смог бы его затмить – и свежий росток не пробил бы бетонную махину? И эпоха глэма продлилась ещё минимум на десятилетие? Что тогда? – задал я риторический вопрос, не особо ожидая ответа.
Но Алекс сделал вполне логичный вывод.
– Тогда у нас не было бы пост-гранжа.  И Nickelback не пели бы одну и ту же песню по 11 раз за альбом.

***

– Десять миллионов копий, господа! – объявил Лиам.
У меня дыхание перехватило. Лиам довольно улыбался, наблюдая за нашей реакцией.
– Чёрт, надо было камеру приготовить, получились бы отличные кадры для документалки о вас, – заметил он скорее для себя.
– Десять? – дрожащим голосом переспросил я.
– Десять, – повторил Лиам.
– Да ну! – выдохнули мы.
– Ну да, – подтвердил Лиам. – Мультиплатиновый статус, куча зелени и армия фанатов. Поздравляю. У Green Bay даже после второго альбома всё не обстояло настолько хорошо.
– Но ведь и лейбл нехило потратился на всё это, верно? – спросил я.
Лиам отмахнулся от моей назойливости.
– Не стоит тебе в это вникать, Осси. Поверь, прибыль куда больше затрат.
– Жду от тебя подробного отчёта со всеми выкладками, – сухо сказал я. Лиам сделал вид, что не услышал меня.
– Вы проделали грандиозную работу, парни, правда. Лейбл закатит грандиозную вечеринку в вашу честь. Чёрт! – чуть задумчивый менеджер покачал головой. – Сказать по правде, я рассчитывал на миллион максимум, но… – он обвёл нас всех восхищённым взглядом. – Вы отлично поработали и заслужили небольшой отдых. Как насчёт недели перерыва?
У нас лица так и вытянулись.
– Недели? Я не ослышался? – я поднёс руку к уху. – Да что можно успеть за неделю?
– Оторваться на годы вперёд, – сказал Лиам. – Чтобы вы понимали, детишки, у подавляющего большинства людей память как у рыбок – сейчас вас знают, завтра будут смутно помнить, ещё через день забудут.  Нельзя пропадать из виду, особенно после такого старта, – он поочерёдно посмотрел на каждого из нас своим пронизывающим хищным взглядом и продолжил опутывать нас сладкими коварными речами. – Нужно ковать железо, пока оно горячо. Новый альбом, новые синглы, клипы для музканалов, новые выступления, промо, интервью на радио. Столько дел, но какая будет отдача… Работы и правда предстоит непочатый край, просто умотаться, но что я вам рассказываю, вы же знали на что идёте, так? Ведь так?
Я и Дэвид переглянулись. В моём взгляде он однозначно читал: «А я тебе что говорил?»
– Предупреждаю сейчас – и на личную жизнь времени практически не будет. Если вы не готовы к такому графику, – Лиам усмехнулся и не стал заканчивать. Но всё было понятно: если нет – дверь там.
Повисло напряжённое молчание.
– Ну-ну, всё не так страшно, как может показаться! – Лиам натужно засмеялся. – Вы втянетесь. Теперь вот что. Насчёт вечеринки. У вас образ стрэйт-эдж, так не стоит его рушить для фанатов, но… Раз уж это сугубо закрытое мероприятие лейбла, почему бы не заказать шампанского с бенгальскими огнями? Чэд? – ударник вопросительно приподнял бровь. – Ты как? В завязке?
Тот кивнул. Кажется, он начал испытывать проблемы с выпивкой и всерьёз озадачился тем, как бросить надираться.
– Значит, никакого алкоголя, – огорошил я менеджера. – Ни для кого. Так?
Парни переглянулись, но поддерживать меня сломя голову не кинулись.
– Эй! – я развёл руками. – Вместе гуляли – вместе и помрём, ага? Будем солидарны с Чэдом!
Состав Perfect Plan нехотя уступил.
– Все, – добавил я, обращаясь к Лиаму. – Вас, гражданских, это тоже касается.
– Чёрт, ну и что это за празднование? – недовольно фыркнул Лиам. – Чем мы тут будем заниматься?
– Я принесу «Монополию», лайми, ты скупишь все лейблы и потешишь своё стариковское эго, – пообещал я.
– Мне нет сорока, и я не бриташка, – процедил Лиам, изменившись в лице, просто-таки посерев.
– Так ведь и я не австралиец, – утешая, похлопал я его по плечу. – До вечера.

***

– Эй, Пит! Это для тебя! – окликнул меня Лиам, показал на здоровенную коробку на столе рядом с ним и вернулся к работе. Он записывал партии Дэвида и Джеффа, в поте лица наяривавших на гитарах за стеклом.
Первый рабочий день после недели перерыва.
Сказать по правде, я не особо и отдыхал. В голову лезло… всякое. Я не знал, как оставаться наедине с этими мыслями, потому и выплёскивал дни напролёт всё, что мог, на бумагу, пытаясь примириться с ними и найти что-то, что как мне казалось, я упускал из виду. Словно исписав кучу листов, я увидел бы решение своих терзаний. По утрам же на свежую голову я распутывал эти лабиринты мыслей и клубки слов, вычёркивал, рифмовал, рушил и сооружал, создавал новые тексты, иногда сразу же набрякивал мелодии для них, тут же делал пометки нот и тона на полях.
К концу «отпуска» у меня было наготове два десятка песен. Правда, легче мне от этого не стало. Мысли были всё об одном. С этим предстояло жить и делать вид, что всё нормально.
Но ведь это было не так.
– Что это? – спросил я, отдавая Лиаму стопку исписанных листов и раздумывая, почему всё складывается не так, как мы хотим.
– У меня к тебе тот же вопрос, – чуть растерянно сказал Лиам, машинально взяв протянутую ему бумагу.
– Я первый спросил, – заметил я, спускаясь из облаков, где я витал, и, включаясь в работу. Или почти в неё.
– Кэрн, я тебе не девочка в песочнице, с которой можно заигрывать, – в голосе Лиама засквозило раздражение. – Открой и посмотри – только не здесь, может там сибирская язва мне на радость.
– Ладно, подарю тебе радость на старость, – и я криво ухмыльнулся. – Вот и ты сам всё смотри, ты же обучен грамоте? И, да, ты уж извини, но слово «color» я пишу без «u», не цепляйся к этому, лады?
Знаю, Лиам мечтал о глазах Супермена. Каждый раз, когда он смотрел на меня после очередной отмоченной остроты в его адрес, я буквально кожей чувствовал это. Меня это правда, не особо парило – если уж шутить и смеяться, то над всем и над всеми, не делая различий и исключений. Нет, уж, сэр.
Я вскрыл картонную упаковку.
– Я же сказал – не здесь! – окликнул меня Лиам.
– Я тоже тебя люблю, Лиам, – рассеянно отозвался я, доставая собственно посылку.
Голубая джинсовая куртка. Специально потрёпанная и потёртая, местами почти до белизны, тут и там торчали нитки – но торчали так, словно именно так всё и задумывалось с самого начала, выглядело это дело довольно гармонично. На спине красовалась здоровенная круглая нашивка. В окаймлении чёрного круга была нежно-розовая роза, унизанная шипами. На самой же окантовке по всей длине круга было вышито: «Last Young Renegade».
Вот так да.
Эмка. Я накинул её. Она пришлась точно в пору. Я приблизился к стеклу, глядя в своё полупрозрачное отражение.
– Какая прелесть и тебе так к лицу! Ты такой милаха в ней, Осси!  – восхитился Лиам и предложил: – Знаешь, есть пара симпатичных мальчиков, я могу их тебе подогнать.
– Сам их пользуй, – откликнулся я мимоходом и принялся рыться в коробке в поисках чего-либо, что могло бы пролить свет на то, кто послал это мне. И ни черта не нашёл.
«Да ну. Как же», – отогнал я пришедшую вдруг мысль. Но она никак не отставала – была слишком заманчивой, хотя и не очень реалистичной. Но у меня сложилось стойкое впечатление, что…
– Это что? Откуда? – спросил Дэвид, выйдя с Джеффом из-за стекла к нам. – Куртка? – я не удостоил его вниманием, будучи в размышлениях, и он сам себе ответил. Верно, мистер Кин, вам бы в Беркли.
– Это у всех такие будут? – спросил Джефф у Лиама. – Типа униформы?
– Чего? Вот этот прикид для педиков? – расхохотался Лиам, прямо-таки согнувшись пополам. – Если ты так хочешь…
– Заткнись, – спокойно сказал я, не оборачиваясь. Лиам на удивление послушался, нацепил наушники и вернулся к записи. Скорее всего, счёл, что спорить с сопляком, которому и алкоголь легально не продадут – пустое.
– От фанатов? – спросил меня Дэвид.
– Скорее, от фанатки, – поправил я его.
– Просто фанатки? – Джефф как будто был разочарован. Дэвид его успокоил:
– Ну, не просто. Может, она, знаешь, из тех безумных фанаток, которые увешивают стены твоими фотками и выкалывают им глаза.
Шутку я оценил и вежливо посмеялся.
– А вообще не знаю, фанатка ли она, могу лишь предполагать.
– Кто – она? – не понял кузен.
– Аманда.
Парни переглянулись так, словно я был конченым психопатом.
– Дэйвис? – уточнил Джефф. Я кивнул.
– Да ладно, – протянул Дэвид. – С чёго ты взял?
– Тебе доказательства что ли нужны? – удивился я.
– Уж будь так добр, – осклабился Дэвид.
Я снова кивнул.
– ОК. Она занималась шитьём.
Парни вновь переглянулись. Посмотрели на меня. Ещё раз переглянулись.
– Да вашу мать, – мне надоели эти гляделки. – Видите?
Я скинул куртку и показал им спину.
– Чтобы вы не тупили и не гадали, скажу сам – это не принт. Нашивка. Видите, какая тонкая строчка?
– Ха, а я готов был поклясться, что это именно принт! Ну, или акварель, – восхитился Джефф.
– Спасибо, Джефф, – поблагодарил я за поддержку. – Как неожиданно и приятно.
– Можно подумать, она одна во всех Штатах владеет этим сакральным ремеслом, – заметил Дэвид. – Бесспорное доказательство.
– Ладно. Видите лого?
– Трудно не заметить, полспины занимает, – кивнул Дэвид.
– Наша роза, верно?
– Верно, – согласились парни.
– А вот хер там, – победоносно провозгласил я.
– В смысле? – нахмурился Дэвид. – Она розовая, не алая, но вся куртка потёртая, так что она не выделяется на фоне…
– Умница, тебе и впрямь нужно в Беркли, – похвалил я брата.
– А? – переспросил тот.
– Неважно. Только вот ведь какая штука – и наш британский ментор это подтвердит… Лиам! Лиам!
Никакого ответа. Я допускал, что он мог не слышать меня, потому как был в наушниках, но почти на все сто я был уверен, что вредный британец просто игнорит меня.
– Лиам! Прекрати накладывать эту поганую компрессию в несколько слоёв, треки пережаты и долбят громче некуда… Лиам, твою мать!
Но тот был глух к моим увещеваниям и продолжал заниматься порчей грядущего альбома.
– Лиам! – гаркнул я изо всей силы.
Менеджер стянул наушники, из которых доносились бодрый ритм и драйвовые дисторшны. Конечно же, пережатые в пух и прах, как я и опасался.
– Ради твоего же блага, Осси, надеюсь это что-то жизненно важное, – сказал он как бы грозным тоном.
– А то, – заверил я. – Помнишь, как мы заказывали кучу мерча на Коачеллу?
– Не тяни, Осси, – попросил Лиам. – Помню, давай к сути.
– Это была самая первая партия. Речь сейчас о брелоках. В твоём мозгу всплывают…
– Осси!
– Был там один брелок, ты обозвал его забракованным, а мне он приглянулся, помнишь? На нём была наша роза. Ну же, напряги свои извилины!
– Было такое, – нетерпеливо сказал Лиам, – спрашивай уже и отвали, ты по часу подводишь к простому вопросу…
– Почему ты его забраковал?
Лиам нахмурился, вспоминая.
–  Почему?.. Потому что он был блевотно-розового цвета, вот почему.
– Нежно-розового, – поправил я. – Спасибо, Лиам. Ты помог – никогда не забуду. Поэтому, когда ты будешь в доме престарелых, я буду навещать тебя дважды в неделю и по праздникам. Но только федеральным, не местным.
– Если бы не твой талант, Осси… – начал Лиам. Я решил закончить за него:
– Так выкинь меня, Лиам, за чем же дело стало? Раскрутить можно любое говно, разве нет, даже нового солиста Perfect Plan?
– Ты чё несёшь? – возмутился Джефф. И даже взаправду испугался. Я заговорщически подмигнул ему.
– Раз на раз – увы! – не приходится, порой приходится держаться за таких, как ты, и терпеть ваши поганые выходки и подъё#ки, – процедил Лиам и вернулся к работе.
– О как! – победоносно сказал я и улыбнулся напарникам. – То есть, вообще-то, я уже слышал это от него на днях, но хотел, чтобы и вы тоже…
– Да уж, – покачал головой Дэвид. Он тоже не думал, что я легко отделаюсь. Да в какой-то момент и я думал, что терпение Лиама лопнет, и он меня попрёт. Нет, я не был уверен в обратном и своей ненаказуемости, даже несмотря на его более раннее откровение мне.
– Ну, розовая она, не алая, и?.. – одёрнул меня Джефф.
– Нежно-розовый, – я горько усмехнулся. Кому было знать, как не мне. – Любимый цвет Аманды Дэйвис. Когда я вернулся в октябре с Коачеллы, то не застал её дома – видимо, укатила к предкам в Чино, так что я повесил брелок на ручку входной двери.
– Ему совсем башню снесло, – пожаловался Джефф Дэвиду.
– Ты мне будешь это говорить? – пожал тот плечами. – Я давно об этом твержу. Ну что, Пит, ещё что-нибудь?
– Да. Вот, – я провёл пальцем по надписи.
– А что-то такое я слышал. Тогда, в «Лунаре», наш первый большой куш, – начал вспоминать Дэвид.
– С незадавшейся афтепати, – напомнил я на всякий.
– Ну да, охота вспоминать, – Дэвид поморщился. – Кто-то кричал это из толпы.
– Может, даже и она, – задумчиво протянул я. Эта мысль лишь сейчас пришла мне в голову. А почему бы и нет?
– Что? Она была там?
Я кивнул.
– Я видел её несколько раз, мельком. Тогда я подумал – может, просто похожая девчонка, но теперь…
– Ты мог обознаться!
– Это была она, – твёрдо сказал я.
– Ещё пруфы? – спросил Джефф.
– Хватит с вас! – возмутился я. – Всё вам мало! Особенно тебе, алчный канадец!
– Ладно, убедил, это и впрямь от неё, – хмыкнул Дэвид. – Но вот вопрос – с чего вдруг?
– Типа, вы теперь вместе что ли? – спросил Джефф.
Я скептически ухмыльнулся:
– Да-да, как же.
– Но тогда… – он махнул рукой на куртку.
– Думаешь, это её типа ответ тебе? – озарило Дэвида. – За твои ухаживания, твои знаки внимания. И за музыку – видимо, она ей по вкусу. И таким образом она выказывает тебе свою благодарность. Но, как бы снова говорит: «Но на этом всё, вместе мы не будем».
Я наклонил голову и отечески посмотрел на брата.
– Дэвид, ну скажи мне, почему ты не в Беркли?

***

– Что за названия?
Мы работали над текстами, что я написал за неделю «отпуска». Лиам едва пробежался по ним взглядом и теперь явно был полон решимости распинать меня. Дэвид с довольной физиономией сидел на диване, слушал нас и разве что мушиные лапки не потирал от удовольствия. Хм, если ты и придерживаешься другого мнения, почему бы не поддержать родича из солидарности? Как же семейные узы? За такое гнусное предательство я показал Дэвиду средний палец.
– Что опять стряслось? – я знал, каким будет ответ менеджера, но иногда так хотелось почувствовать себя кукловодом.
– Спрашивает! – пророкотал Лиам. – Что это за сопли? И почему в таких количествах? Одни названия чего стоят: «Никто, кроме тебя», «Я слышу: «Прощай!», «Позже», «Идеально для тебя», «Вдали ото всех», «Дурацкая любовь», «Остановлю для тебя дождь», «Не могу сказать сейчас», «Долгая дорога», «Лучшее во мне», «Где-то только для нас», «Я всё ещё слышу нашу песню», «Поздно для нас с тобой», «Одержимый», «Калифорнийская красотка», «Не скажу тебе: «Нет»… Внезапно, «Жемчуг Пасифики», – он оторвал взгляд от страниц. – Приятное разнообразие.
– Не обманывайся, там тоже про неразделённую любовь, – я жестоко развеял его иллюзии.
Лиам грязно выругался.
– «…бубны – денег знак, жизни оплата,
а червы – как карты, сложатся в образ иной,
да вот только он не по серду мне…» – грустно напел я.
– Что это? Одна из песен? – вскинулся Лиам.
– Это «Shape Of My Heart» Стинга, – ответил я. – Даже если ты никогда не слышал её, что странно для крутого дяди-продюсера, которым ты себя мнишь, то всё равно заметил, что её настроение и лирика очень резонируют с моими.
– Как ты зае#ал всех со своей неразделённой любовью, – без обиняков заявил Лиам. – Всему миру уже ужи прожужжал. Просто зае#ал, Пит.
– Знаю, – я и правда знал.
– Знает он… Нельзя пихать всё это на один альбом! Да и в таких дозах эта любовь… Слов нет!
– Романтики двигают этот мир, Лиам, – сказал я, полный достоинства.
– Пафосная х##ня, – безапеляционно заявил Лиам. – Но…
Он призадумался.
– А, вообще, неплохо.
– Серьёзно? – Дэвид обалдел. Он-то был уверен, что Лиам наставит меня на путь истинный и превратит в настоящего мужика.
– То есть, конечно, это х##ня х##нёй, да к тому же и шитая белыми нитками, – признал Лиам. – Но кто бы только знал, как юные девочки клюют на такую вот лирику. Кто бы только знал, – и он в задумчивости потёр подбородок, явно представляя себе груду денег – только что в глазах не светились знаки доллара.
– Доить это можно долго и с причмокиванием, идеальный материал, да? – подвёл я итог. – То есть берём в работу?
– Да-а… Но не всё! – Лиам словно испугался своей мягкотелости. – Не сразу, по крайней мере. Не забывай, помимо девочек-подростков вас и мальчики слушают.
О. Вот значит как.
– Мальчики тоже умеют искренне любить, – я произнёс это достаточно внятно, несмотря на ком в горле.

***

Мы занимались сведением звука и выслушивали очередное морализаторство от Лиама. Он опять лил в уши банальщину, словно нам было всё так же по двадцать лет, и мы вовсе не нюхали пороху.
 – Вот, полюбуйтесь, – неугомонный менеджер передал разворот музыкального издания Алексу, прохлаждавшемуся у пульта. – Не давайтесь им так просто. И будьте осторожны, ради всего святого!
Алекс углубился в чтение.
– Ну что стряслось, Лиам? – лениво отозвался я. – Вскрылись твои налоговые махинации, и тебя наконец-то депортируют?
Тот лишь отмахнулся – настолько важным для него было донести свою избитую мысль до нас, непонятливых и неблагодарных подопечных.
– Полегче с высказываниями на публике!
Я только бровью повёл – скажи что-то, чего мы не знаем!
– Иначе будете так же известны во всём мире примерно, как «Blue» в Штатах, – добавил Лиам. – В статье всё расписано, почитайте.
– Кто? – спросил я.
– Вот именно! Кто? – поднажал Лиам. – А всё одно неосторожное замечание на тему 11-го сентября! Так что…
– Эй-эй, погоди! Что ещё за «Blue»? – заинтересовался я.
– Бойз-бэнд R'n'B из Лондона. Рвут британские чарты, но кто знает о них в Штатах? – презрительно скривил рот Лиам.
– Кому, как не тебе знать, что там в британских чартах, да? – тут же заметил я.
Менеджер свёл брови в одну точку. Я ухмыльнулся:
– Лиам, зачем притворяться, что ты не из Британии? Неужели быть лайми так зазорно? Признайся – ну хотя бы нам, своим верным соратникам, а? Это не попадёт в жёлтую прессу.
– Я никогда не попаду в жёлтую прессу, – сощурившись, возразил Лиам. – Она и не догадывается о моём существовании.
– Это поправимо, серый кардинал, – подмигнул я. – Представляешь, что будет, когда таинственный доброжелатель сольёт информацию, и наивные обыватели выяснят страшную правду – десяток групп абсолютно разных жанров продюсирует один и тот же человек! Разрыв шаблона, деточки! Бум, бэйби! – и я с размаху хлопнул ладонью по столу.
– Это угроза, Осси? – Лиам покосился на меня с невиданным доселе любопытством.
– Не понимаю, о чём это ты, – елейным голосом промурлыкал я в ответ.
– Я не хочу попадать в статейки, накиданные погаными жёлтыми колумнистами, – предупредил Лиам.
– Это правильно – кто захочет позорить корону её Величества? – согласился я.
– Осси!! – рявкнул Лиам.
Я скатился со стула в приступе смеха:
– Не убивайте, мастер, нам ещё альбом заканчивать!
– Я все твои фразы нарежу и склею из имеющегося материала, – пригрозил Лиам.
– Не знаю, всерьёз ли вы, босс, – вмешался звуковик, – но это нереально. Мы не сможем вырезать вокал из центральной части спектра.
– Жаль, – сумрачно отозвался Лиам. – Лично хочу придушить этого кенгуру.
Он обвиняющее ткнул в меня пальцем:
– В любом случае, прочти статью, Осси, и крепко запомни – тебе будет полезно иногда держать свой razor tongue на привязи!
– Не печалься обо мне, Лиам, – засмеялся я. – Вдруг ты чересчур сильно загрустишь, впадёшь в депрессию и тоже станешь непопулярным в Штатах!

***

– С Чэдом нужно что-то делать, – Лиам был на удивление мягок. Да и выглядел озабоченным, словно его и впрямь волновала судьба Чэда Алда, и, вообще, люди были для него не инструментом для обогащения, а… людьми.
– Он не пришёл? – я был раздосадован. Запись срывалась. Мы могли бы обойтись сегодня без басовой линии Джеффа и записать её отдельно, но как быть без ударной партии? На что ориентироваться, на метроном? Впрочем, ритм-гитара Дэвида задала бы верное направление, но…
– Лучше бы не приходил, – Лиам кивнул на диван в углу. Чэд полулежал на нём, прикрыв глаза.
Я подошёл поближе, чтобы узнать, в чём собственно у Лиама проблема – может переизбыток песка в заднице на грани высыпания, вот у него и чешется – и на расстоянии пары ярдов почуял исходящую от Чэда кислую смесь пивного перегара и свежей рвоты. Судя по всему, Чэд снова заявился поддатым. Но на этот раз он набрался куда больше обычного. Так и было – он не прикрыл глаза, спасаясь от зудящих нотаций нашего менеджера, а, от души проблевавшись прямо где-то на студии, теперь мирно почивал.
Я оглянуся на Лиама.
– А ты-то что намеревался с ним делать?
– Тебе это не понравится, Осси, – покачал головой менеджер.
– Уволить? – я вдруг рассмеялся, хотя ситуация к этому ничуть не располагала. Сбывалось то, чего я боялся. – Это как? Мы знакомы с ним считай, что с детсада.
– Он ставит под угрозу дело твоей жизни, подумай, что для тебя важнее, – Лиам выставил поднятые к верху ладони, словно Морфеус, предлагающий мне сделать судьбоносный выбор. – Дружба или группа? – он изобразил руками качающиеся чаши весов.
Я сильно закусил губу.
– Поговорю с ним, – я огляделся. В комнате пока были лишь мы. – Свали, будь так добр. И никого не пускай.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – сказал Лиам.
– А ещё ты надеешься, что я поступлю правильно, да? – огорошил я его и захлопнул дверь перед самым носом.
Сколько себя помню, все вокруг ожидали, что я буду поступать исключительно «правильно».
Чэд продолжал мирно сопеть. Я начал трясти его.
– Чэд.
Он лениво приоткрыл один глаз.
– Надо перетереть.
Ударник прочистил горло с трубным звуком и поднялся, потирая виски.
– Что с тобой творится?
Чэд недоумённо глянул на меня и буркнул:
– Всё норм.
– Не-а. Не норм. На последнем концерте ты палочки не мог перед началом держать – руки дрожали, ребята из команды отпаивали тебя кофе. На предыдущем ты упал из-за установки – и даже не говори, что просто неловко повернулся, мы все знаем, что дело не обошлось без стальной фляжки. Я недолюбливаю нашего менеджера, но представляю, чего ему стоило отмазывать тебя перед публикой и журналистами. Не хотел бы я оказаться на его месте.
– Ладно, я сорвался, – проворчал Чэд. – Пару раз. Будь спок, не повторится.
– Можешь пройти реабилитацию, до нового тура далеко, – предложил я.
– Не хочу, чтобы меня заменили сессионщиком, – помотал головой Чэд.
– Тогда тебе надо бы реально завязывать с этой хернёй, Чэд. Лиам хотел просто уволить тебя – сбросить сообщение на пейджер и не пускать сюда больше.
– Серьёзно? – поморщился Чэд. – Вот мудак.
– Но у Perfect Plan может быть только один барабанщик, – Чэд поднял взгляд на меня. – И это несгибаемый суровый Чэд Алда.
Чэд закрыл лицо руками и вздохнул.
– Согласен? – спросил я.
Ожидая правильного ответа.

***

Если вы, ребятишки, считаете, что у рок-звёзд жизнь – сплошное удовольствие и вечный кайф, то я вас в этом разуверю.
Прежде всего – о вечном кайфе. Если он у вас есть, но получаете вы его путём закидывания в лужёную глотку наркоты и алкоголя, то моё вам почтение – долго вы не протяните. Поэтому любой мало-мальски здравомыслящий музыкант если и не откажется от разлагающего образа жизни, то, по крайней мере, разлагаться будет  довольно умеренно.
А теперь о прочих прелестях жизни. Как я и говорил, музыка для нас стала этой самой жизнью. И, нет, не второй. Первой. Всё свободное время мы уделяли ей, лишь в перерывах урывая моменты на то чтобы расслабиться, жениться или почать баночку «Пепси». Разминки дома, репетиции в студии, выматывающие записи, репетиции на сцене перед ивентами, раздача автографов до онемения в руке, пресс-конференции, конвенты и общение с нашими фанатами, ответы на их глупые или каверзные вопросы и снова репетиции…
И новомодная напасть новейшего времени.
Где-то аккурат после выхода нашего второго альбома, сеть заполонили социальные сети разного пошиба. Лиам настоял на том, чтобы у каждого из нас по отдельности и у группы в целом были аккаунты в самых популярных из них. И не просто были, а активно бы велись.
– Люди любят всю эту хрень – так приоткройте им дверь в закулисье. Покажите им, как вы живёте, чем дышите, о чём думаете и всю эту безумно важную информацию лейте им в глаза и уши.
– Я этой хернёй страдать не буду, – тут же ответил я.
– Ты моя вечная заноза в заднице, – закатил глаза Лиам. – Что тебя на этот раз не устраивает, моя маленькая принцесса?
– Вот это всё. Мне не интересно снимать свою еду и придумывать к этому многозначительную подпись.
– Придумывать несмешные шутки, конечно же, интересней, – поддел меня менеджер.
– Хорошая попытка, Марио, но нет, ты меня не задел, – помотал я головой. – А если хочешь, чтобы мой аккаунт обрастал постами – найми очередного мальчика на побегушках, который будет заниматься этим за меня.
– Платить ему будешь из своего кармана, – предупредил Лиам.
– Замётано, – согласился я, лишь бы он от меня отвязался.
В итоге он нанял не мальчика, а смазливую девочку, котораятолько что закончила что-то там в Лиге плюща по специальности «Связи с общественностью». Впечатление красивой пустышки оказалось обманчивым, она подошла к делу скрупулёзно и тщательно. В итоге, аккаунты меня, Чэда и Алекса были всегда полны всяким фанатским стаффом без малейших усилий с нашей стороны. Когда мы с ней знакомились, обалдевший Дэвид немедля предложил ей сыграть роль в клипе на наш новый сингл «Tequila».
По сюжету романтическим героем там должен быть я, поющий о том, как горьковатый вкус текилы напоминает мне о любимой и о тех счастливых мгновениях, когда мы дико отрывались в Колорадо. Да уж. Когда я только-только это написал, Дэвид спросил меня, откуда я всё это взял. «Грёзы», – ответил я.
Но это было не совсем так. Я переживал подобное, только вот вкус был точно не текилы, горы были не в Колорадо, а в Сьерра-Неваде, да и девушка была не любимой, а так – девушкой «для галочки», у всех же есть,чем я хуже? Да и было это за пару лет до того, как я полюбил Аманду. Полюбил так, что даже много лет спустя посвящал ей песню, к которой она не имела прямого отношения.
Девочка по нашим связям с общественностью удивилась, смутилась, поломалась и согласилась. Правда, теперь уже я отказался сниматься, сосватав на эту роль Дэвида, тем более он дико хотел этого – я видел по его горящим глазам и дымящимся штанам. Свадьбу сыграли через пару месяцев. Оркестр играл инструментальные версии наших лучших песен, и, знаете, мне это хорошо зашло. Я даже решил, что обязательно использую скрипки в нескольких новых песнях, а для записи парочки синглов обязательно привлеку целый оркестр, что я и сделал.

***

Как-то после выступления в поддержку третьего альбома – более взрослого и интересного, но всё такого же цепляющего как первый и душевного как второй – мы устроили сходку с фанатами. Бар отеля «Бэйсайд» в Оушен-Парке стоял на ушах. Студенты и студентки, нынешние и вчерашние. Шум, гвалт, смех, флирт. Кто-то опустошал самые закрома бара, а кто-то – как и я – довольствовались безалкогольными мохито и прочими пи###скими выпендрёжными штуками вроде смузи. Время, как это и водится, летело быстро. К пяти утра начало понемногу пустеть – только несколько поддатых ребят потерянно слонялись по замусоренному полу, так же потерянно озираясь.
Из группы остались лишь я и Дэвид – тот смирно и грузно сидел на табурете как ленивый кастрированный и, притом, пьяный кот. Перед ним стоял один из тех стаканов, по которым якобы определяют оптимистов-пессимистов, и кузен, разглядывая остатки апероля, явно силился понять, к которым из них относится он. Дэвид вообще всю ночь был на удивление тихий, раньше я за ним такого не замечал.
– Тебе домой не пора, братец? – намекнул я. На этот раз явно. Куда более явно, чем все предыдущие шесть раз. – Джулия с ума сойдёт.
Дэвид поднял на меня чуть замутнённый взгляд, наконец, сообразив, кто перед ним, и переварив поступившее предложение, тихо рассмеялся.
– А тебе?
– А мне-то нахрена? – пожал я плечами. – Меня никто дома не ждёт. У меня фулл-хаус щемящего душу одиночества.
– Э-э-э-х, П-и-и-и-т! – Дэвид выдохнул так тяжко, словно собрал воедино и прочувствовал горести людей со всего мира.
– Не начинай, – предупредил я.
– Не буду, я же так – просто потрындеть за жизнь, – миролюбиво согласился он.
– Ну, тогда валяй, – милостиво разрешил я.
– Самая маленькая площадка за последнее время, да? – Дэвид покосился на меня. – Я с трудом могу вспомнить, когда это в зале собиралось меньше нескольких тысяч людей. Мы ведь не идём на спад, а? Я не перенесу, если к нам перестанут приходить, отдав предпочтение другим…
Я поморщился:
– Нет, не идём мы ни на какой спад. Дались тебе размеры площадки? Внезапно, но тут я солидарен с нашим говнюком-менеджером – выступать надо везде, где только можно, и не в количестве зрителей дело.
Дэвид хмыкнул:
– Да как скажешь. Просто… – он усмехнулся. – Как сейчас помню – это было аккурат после первой Коачеллы, нас каким-то хреном занесло в забытый богом Чино, – он прыснул. – Я имею ввиду… Сколько там было народу? С полтысячи от силы? Ну, это же, Чино, чувак, что мы там забыли?
Дэвид посмотрел на меня мутным взглядом.
– Хотя…
Он замолк, обдумывая что-то.
– Только сейчас дошло? – я чуть закатил глаза. – Разумеется, это я уломал Лиама забубенить там шоу. И отослал билет Аманде.
– И она пришла? – Дэвид чуть со стула не упал. Словно узнал о неожиданном повороте в сюжете мыльной оперы.
– Откуда мне знать? – раздражённо отозвался я. – Может…
– То, что ты не встретил её тогда, хотя искал этой встречи это – знак, – кузен чуть кашлянул и выдал. – Вселенная знает, как будет лучше. Рано или поздно она сведёт нас с нужными людьми и разведет с ненужными.
Я повернулся к нему и осведомился:
– Это ещё что?
Дэвид даже палец поднял, дабы подчеркнуть важность момента:
– Цитаты великих, братец. Это Будда.
Я поморщился и вернулся к мохито:
– Ой, ну нахер!
– Меня? – уточнил Дэвид.
– Вообще-то, Будду с его речами, но и тебя тоже, да! – кивнул я, улыбаясь.
Дэвид примолк на минуту, прежде чем вновь пристать с наводящими вопросами:
– Ты не рассказывал… Ну, о Чино…
– Не о чем было рассказывать, – отрезал я.
Дэвид замялся и в смущении начал вертеть в ладонях стакан.
– Знаю, что в конец достану тебя этим, но… Вся эта история с Амандой… Я что-то не припомню, правда, я вдребадан… Сколько времени это тянется, Пит?
– Столько лет… Начинаешь забывать то, что следовало бы  помнить. Но не можешь перестать вспоминать то, что тебе стоило бы забыть, – пространно отозвался я.
– Нихера не понял, – признался Дэвид и мотнул головой, – но очень интересно! Так сколько в итоге-то?
– Минет пара недель – и будет двенадцать лет как, – нехотя ответил я.
«Боже, это тянется уже 12 лет! И сколько ещё предстоит…» – добавил я уже про себя.
– Ма-а-ать твою, – протянул Дэвид, словно бы читая мои мысли. – Столько!.. Ты, и, впрямь, влюблён до беспамятства.
– Любовь без памяти? – я прикинул. – Хорошее название для песни.
– И ты готов терпеливо добиваться её, – понесло Дэвида. – Господи грёбаный боже, быть готовым пронести это через годы!..
– Сквозь века, – едва слышно добавил я.
– Трудно так… дожидаться? Пронести свои чувства через время?
Я промолчал. Сам-то как думает?
– Я бы давно забил, просто бы не выдержал, – Дэвид покачал головой, – мы с тобой такие разные, Питер.
– Все люди разные, – вяло ответил я.
Дэвид подвинулся ближе:
– Послушай, я вот чего не пойму – почему ты прикипел к ней? Она же не давала тебе повода! Никогда!
– Ну и что? – удивился я. – Я сам дал себе все поводы. С чего я должен был смиренно ждать?
– Она тебя не любила!..
– Одной моей любви нам на двоих хватило бы с лихвой, – пожал я плечами.
Дэйв смиренно кивнул – как Будда, ей-богу.
Чёртов Будда…
– Будда говорил, что мы избавимся от страданий, когда избавимся от желаний, – вспомнил я. Что-то из разряда «мысли мудрых». И циничных.
– Ага, – согласился Дэвид. – Было дело. Так почему же ты так страдаешь? Почему не избавишься от этого желания, что пожирает тебя? Боже, Пит, я и вообразить не могу, какое давление на тебя это оказывает, но понимаю, что вся твоя лирика не из пустого места берётся.
Надо полагать.
– Пит, послушай, – Дэвид придвинулся ещё ближе. – Её вечные «нет» – это же сама вселенная дает тебе знак, с тобой напрямую говорит сам господь…
Я рассмеялся:
– Нет. Нет никакого бога, Дэвид. Это единственное, что я когда-либо просил у него – такую малость, для его могущества сотворить это маленькое чудо – раз плюнуть. Я молил небо о ней. Но они остались глухи и немы. Во что  и с чего я должен верить? В какие к чёрту знаки?
– Так чего ты ждёшь? И сколько ещё ты будешь это делать? – возмутился Дэвид. – Ты не веришь ни в Будду, ни в христианского бога, какого чуда ты дожидаешься? От кого? Кто преподнесет его тебе?
– Чудо? – переспросил я. – Да, я в ожидании. Но их – чудеса – творим мы сами. Люди. Так что я уповаю лишь на себя, братец. Всё приходит вовремя, если человек умеет ждать, – и я чуть насмешливо добавил. – Это тоже из мыслей великих.
– Но почему она? Почему? Должна же быть причина?
– В силу её упрямого, непростого, жёсткого и надменного характера. Её холода и дерзости. Её эгоизма, вредности и самолюбования, – выдал я расклад и усмехнулся: – И её красоты, конечно. Не стоит упускать это из виду.
– Ничего положительного. Даже последнее… Ничего!..
– Вот именно поэтому, Дэйв, именно поэтому. Будь она сладенькой зайкой с придомовой лужайки, я бы давно наплевал и забыл.
– Всё равно не понимаю, – признался кузен.
Мы замолчали. Вечеринка вокруг нас катилась своим чередом.
-Знаешь… Чёрт, тебе не понравится это услышать, – возобновил разговор Дэвид. – Но я всегда ненавидел её. Всегда с тех пор, как она показала тебе всё своё неприглядное нутро. Но с другой стороны я ей благодарен.
– О, правда? – бесцветно отозвался я.
– Она ведь дала тебе твоё вдохновение. И даёт до сих пор. Что, если бы не она?.. Кем бы ты был? И все мы?
– Неудобные вопросы, а, Дэвид? – с интересом покосился я на кузена. – Я ей благодарен должен быть, значит, да?
Дэвид пожал плечами:
– Вроде логично.
– Может, может… Только не пугайся, братец, но что-то в последнее время этого самого вдохновения всё меньше с каждым днём.
– Да? – заплетающимся языком протянул Дэвид.
– Сам-то как полагаешь? На пылкость и искренность получить в ответ жопу и козью морду и жить с этим – это как, очень вдохновляет?
– Если так к этому подходить – то нет, – признал Дэвид.
– Возносит всё выше и выше на крыльях упоения? Наполняет счастьем до краёв?
– Думаешь, с ней бы ты был?.. Ну… Обрёл бы подлинное счастье? – смущённо спросил Дэвид.
– Обрести подлинное счастье? С Амандой Дэйвис? – скептически усмехнулся я. – Это было бы подобно восьмому чуду света.
Дэвид принялся обдумывать услышанное.
– Обрести подлинное счастье? – повторил я. – Не смеши, это вообще удаётся единицам.
– Да, если подумать, то, пожалуй, что так, – согласился Дэвид. – Всё равно что… сорвать джек-пот в национальной лотерее.
Я с презрением фыркнул:
– Грёбаный ж ты материалист. Почему именно такое сравнение?
– А есть варианты получше?
– Всё равно, что увидеть зелёный луч на горизонте.
– Грёбаный ж ты романтик.
Он промолчал. Так что подвёл всё к логическому концу я:
– Господи, Дэйв, не знаю чего ты сам ещё ждёшь, но ты не услышишь от меня ничего нового. Увы.
– Дело твоё, – пробормотал он.
– Моё, – подтвердил я, подводя итог.
Дэвид вздохнул и вдруг выдал:
– Я устал.
– Ещё бы – столько выжрать, – заметил я.
– Нет, ты не понял, – он заелозил на табурете, поворачиваясь ко мне. Я, подперев голову как Вилли Вонка в исполнении Джина Уайлдера, с ленивым интересом наблюдал за его телодвижениями, разбавленными кряхтением и лёгкой руганью.
– Ты был не прав, Пит, – ткнул он в меня пальцем, устроившись поудобнее.
– В чём?
– Ты сомневался в нас, а я тебя уверял, что всё получится. Но тогда мы делили шкуру ещё неубитого зверя. Когда пошли первые трудности, – Дэвид разочарованно покачал головой, – я стал сомневаться, я испугался, я слился. Оказался ни на что не годным куском…
– Ты вдохновил меня, – сказал я.
– Вот, – он поднял палец. – Это верно. Ты перехватил эстафету у меня и сам рулил группой, пока к тебе на помощь не пришёл Лиам. Ты написал большую часть песен. Ты тормошил и пинал нас. Ты верил в нас. Это ты добился успеха. Того, в котором сам когда-то сомневался. Забавно, да? Ты заблуждался, но в итоге всё обернулось к лучшему. А мы поменялись местами, и я оказался на вторых ролях.
Когда-то Дэвид убедил меня в том, что это наше предназначение — сотворить музыку, поменяющую если не мир, то саму музиндустрию и стать кумирами миллионов. Я поддался его доводам, всё моё нутро отчаянно сопротивлялось по какой-то странной причине, но я переборол себя и согласился, что по крайней мере попробовать, безусловно, можно, а дальше – как получится. Получилось то, что получилось.
– Вот мы  – на вершине чартов. Собираем стадионы. Хорошо живём, – задумчиво продолжил рассуждения Дэвид. – Но такой ценой. Постоянно впахивать, крутиться, вертеться…
– Как и везде, – заметил я.
– Не-а, – не согласился Дэвид. – Есть и попроще работёнки…
– Ты же сам этого хотел, – я не знал к чему он клонит. И понять не мог. Намекает на что-то? Или просто жалуется?
– Знаешь, я так устал… – снова начал Дэвид. – Иногда я даже мечтаю, чтобы именно твой негативный вариант развития событий оказался верным, и всё было бы как прежде.
– Прежде? А что было прежде? – уточнил я.
– Мы были обычными парнями. И оставались бы ими. Закончили бы колледжи. Ты-то уж точно. Завели бы семьи. Растили пивные животы и тупели бы перед ящиком. По субботам ходили бы на матчи по футболу и на концерты. А по воскресеньям – в церковь. Чёрт, вот когда ты последний раз был в церкви, Пит?
– На твоей свадьбе, три недели назад, помнишь о ней? – я указал на кольцо на его руке.
Дэвид рассмеялся.
– Точно!
– Какие у тебя соображения о нашей жизни… Хорошо тебя вштырило, Дэйв, – сказал я и добавил, обращаясь уже к бармену. – Отменное пойло здесь подают.
Тот, полируя очередной стакан, кивнул.
– Мы должны были стать никем, – подытожил кузен. – Но стали…
Он замялся.
– Легендами, – отозвался я. Нескромное предположение. – Полубогами для них, – и обвёл рукой гудящих фанов вокруг.
– Эх, Пит, как мне нравится эта твоя манера! – вроде как восхитился Дэвид. – Ты умеешь подобрать такие слова!..
– Знаю, – без излишней скромности заметил я. – И именно поэтому я – тот, кто есть сейчас.
– Но ты не выглядишь шибко довольным этим обстоятельством. Своим успехом, – заметил Дэвид как бы невзначай.
– Быть довольным собой – самое скверное, что только можно сделать. Это же верный путь в никуда и даже более того – к деградации. К чему развиваться, для чего улучшать себя, будь ментально или же физически, когда тебя в себе и вокруг всё устраивает?
Оставаться голодным, стремиться к новым высотам, завоёвывать, а не довольствоваться, теми объедками, которые оставляют после себя прочие – вот что действительно важно. Это и есть смысл моей запутанной жизни – тернистым и неизведанным путём прийти к заветной цели. К той, которую жаждешь больше всего.
Дэвид согласно покивал – мол, ну да, ну да – а потом вдруг встрепенулся:
– Погоди-ка! Которую жаждешь больше всего… Добиваться, а не довольствоваться тем, что есть… Значит – Аманда?..
– Именно так, – подтвердил я. – Ещё бы. Конечно. Всегда.
Дэвид нахмурился:
– Но… ведь не добился? Верно?
– Верно.
– Выходит, всё было зря?
– Спасибо за твой такт, Дэвид.
– Эй, я вовсе…
– Разумеется. Не хочется признавать, но, возможно… Не хочется сомневаться, но, чёрт…
Я тряхнул головой.
– Извини, старик, сказал же, – виновато откликнулся Дэвид.
– Ещё спроси, кем я себя чувствую после всего этого, – проворчал я.
– А кем ты себя чувствуешь?
Подумав, я выдал:
– Словно грёбаный Марио я всё отпущенное мне время страдал всяким дерьмом и гнался за этой стервой. А в итоге лишь застыла душа от её холодного «нет». Жизнь – боль.
– Может быть… – согласился Дэвид. – У каждого из нас есть такие истории, от которых тошно на душе… Но неужели у тебя никогда не было… болеутоляющего? – для в дым пьяного мой родственничек выдавал на удивление интересные тропы.
Я покачал головой.
– Хочешь сказать, у тебя все эти годы таки прямо никого не было? – Дэвид не мог в это поверить.
– Не, – бросил я.
– Не может быть! – рассмеялся Дэвид. – Да на тебя всем подряд вешаться можно, ты же весь из себя, мать твою так! Ты же самый-самый из всех нас – и что же?! Не верю, что тебе с тех пор никто не предлагал…
– Конечно, предлагали, – согласился я. – Только вот я отказывал.
– Отказывал, – ошалело повторил Дэвид. – Ты. Отказывал.
– Да.
– Да ты ё#нутый, – как на духу выпалил кузен, не сдержав порыва.
Я расхохотался.
– Да, пожалуй, что так. Очень может быть. По меркам окружающих я явно ненормален.
– Да уж, – Дэвид неловко соскользнул с табурета, положил руку на плечо и доверительно заглянул в глаза. – Но ты ведь понял, о чём я вообще толковал?
– Разобрал ли я твой пьяный бубнёж? – ухмыльнулся я. – Да, я понял, о чём ты. По большей части.
– Мы были бы обычными людьми. Как все, – Дэвид осуждающе покачал головой. – Но нет. Мы хотели большего.
– Вот ведь, а? – иронично поддел я.
– Да, вот и хлебаем теперь по полной программе.
– Ясно, – кивнул я. – Ты устал хлебать.
– Верно, устал, я до смерти устал, просто зае##лся, Пит!.. А, нахер всё, плевать, надоело, – Дэвид махнул рукой. – Ты прав. Тогда был не прав, а теперь прав. Мне пора. Пора. Поеду домой и натяну миссис Кин.
Я сильно в этом усомнился:
– В таком состоянии, Дэйв, тебе не дадут, даже если ты мир по пути спасёшь!..

***

Всё продолжилось своим чередом. Новый альбом, новый тур. Мы посетили кучу стран: проехали всю Европу, дали концерты в Северной Африке, посетили хмурую серую Россию накрытую свинцовыми облаками, заглянули в Японию, где, как оказалось мы были просто невероятно популярны (я даже и не подозревал о подобном), и залетели на родину Крокодила Данди.
По завершении мирового турне и возвращении к студийной работе Лиам предложил пару интересных вещей. Пока он, сидя в студии, увлечённо рассказывал о них всем, я на заднем фоне играл душераздирающую мелодию на скрипке.
– …вот почему… Осси, сукин ты козёл, заткнись уже! – не выдержал, наконец, Лиам. Потому что с каждой новой его фразой я играл всё громче. Кроме того, это была тема «Binary Sunset» из «Звёздных войн», что придавало сцене налёт лёгкой сентиментальности. Парни же, слушая Лиама вполуха, едва сдерживались, чтобы не заржать в полный голос.
– Что? – невинно спросил я, откладывая смычок.
– Завязывай с этим ё##ным балаганом! – Лиам протянул руку, выхватил смычок и переломил его надвое.
– Новый купишь в «Магазине музыкальных товаров Джо» на Сансет-бульваре, – только и сказал я, принимая бренные останки. – А этот я оберну флагом и отдам ему последние почести на заднем дворе.
– Прекрати паясничать, тебе же не пятнадцать лет! – прикрикнул Лиам.
– Ты вообще не знал меня в пятнадцать, может я был диким нелюдимым старателем, живущим в глуши Юкона с сенбернаром? – нет, я был неисправим. Когда надо было быть серьёзным, я был просто убийственно серьёзен. В любое же другое время я был таким, каким считал подходящим быть для каждой конкретной ситуации. И терпеть не мог, когда кто-то указывал, как надо себя вести. Особенно этот британский хлыщ.
И Лиам знал это. Потому и оставил свои бесплотные попытки что-то изменить.
– Вот почему, учитывая и ваши претензии по расходованию средств этими ребятами, я считаю нужным основать наш собственный фонд. Perfect Plan Foundation, – Лиам продолжил свою прерванную мною мысль.
– Это хорошая идея, Лиам, но почему мне кажется, что ты хочешь нехило попиариться на этом? – спросил я.
– Всё тебе что-то кажется, Осси, – раздражённо ответил Лиам. – Я обязан согласовать с вами вопрос о конкретном проценте, направляемом на благотворительность с дохода от продаж, связанных с вашим брендом. Как насчёт 0,5%?
– Лейбл окучивает с нас десятки миллионов, а в благотворительный фонд готов вложить полсотни тысяч? Это так мило, Лиам, правда, – заметил я.
– Твои предложения, Осси? – обернулся менеджер.
– Единовременный взнос 20 миллионов и 20% от всех последующих продаж, – заявил я, надеясь, что Лиама хватит апоплексический удар.
Но не хватил, Лиам просто выпучился на меня и покрутил пальцем у виска.
– Но, Лиам, – вмешался Джефф. – Я не хочу, чтобы обо мне говорили как о каком-то грёбаном скупердяе Скрудже, – он кивнул мне. – Либо раскошеливаться, либо не делать жалких смехотворных подачек вообще.
– Кто ещё сошёл с ума? – спросил Лиам, помолчав.
Дэвид поднял руку. Остальные присоединились.
– Вы не Уоррены Баффетты, – усмехнулся Лиам. – Когда вам нечем будет платить по закладным за ваши особняки и спорткары, тогда я с удовольствием послушаю вашу новую жалостливую песенку о том, как вы были неправы, транжиря деньги.
– Это решённый вопрос, мистер Брайерс-Скрудж, – закрыл я тему. – Ещё вопросы на повестке дня?
– Рождественский альбом, – ответил Лиам.
– Что за пошлятина! – возопил я. – Можно записать рождественский сингл, но давить из себя альбом!
– Кантри-группы записывают и не возбухают, – заметил Лиам.
– То – кантри, а то – мы! – возмутился я. – Где дух бунтарства?! Я против такой коммерциализации группы! Нах## корпорации! Что они устроят нам дальше? Perfect Plan Holiday Special? Это ж ё##ный стыд!
– Это бизнес, Осси, – пожал плечами менеджер.
– Теперь это личное, – оставил я за собой последнее слово. – И долгоиграющего чуда на 34-й не случится.

***

Лиам предупреждал меня – схлёстываться с другими музыкантами то ещё дельце. Никогда не угадаешь, чем это может аукнуться. А узнаешь, когда будет уже поздно – и тебя просто поставят перед фактом.
Так, на подкасте у Джо Рогана я с удивлением выяснил, что люто ненавидим фронтменом Slipknot Кори Тейлором.
– Что ты на это скажешь, Пит? – поинтересовался Джо, огорошив меня этой новостью.
Я переглянулся с Лиамом – тот стоял в режиссёрской комнате. Увидев недоумение в моих глазах, менеджер изобразил руками что-то невнятное: было похоже на то, как показывает в баскетболе пробежку судья – с другой стороны и «калеки» откуда-нибудь с Грэйп-Стрит приняли бы старину Лиама за своего, увидев его замысловатые пируэты пальцами.
Я не понял, что «ментор» хотел мне сказать и в какое русло направить интервью, поэтому решил обходиться без него. Пусть потом отдувается.
– Кажется, это тебя застало немного врасплох, – деликатно заметил Джо. – Слушай, если тебе неловко, мы можем…
– Воу-воу-воу! – возмутился я. – Эй, погоди-ка! Извини. Как говаривал незабвенный мистер Канье Уэст: «Я дам тебе закончить – но!..»
Я стал загибать пальцы.
– Для начала вот что: я Тейлора лично знать не знаю, мы нигде не пересекались, я в его адрес не высказывал ничего, что могло бы…
– А вот он высказал, – с лёгкой ехидцей заметил Джо. – В твой. И в адрес Perfect Plan.
– Во-вторых, насколько я знаю, у него претензии ко многим исполнителям…
– Это верно, шлейф скандалов неотступно следует за Кори, – согласился Джо. – Не так давно он заочно сцепился с Чедом Крюгером.
– Чёрт! Мы с Тейлором крутимся в разных кругах, это всё равно, что я бы предъявлял претензии Конвею Твитти или Алану Джексону – эй, старички, что-то ваше кантри нихера не тяжёлое, что за попса? Но это же чушь!
– Тут я соглашусь с тобой, – кивнул Джо. – Как по мне, то Кори стоило бы кидать диссы Lincoln Park или CoЯn, но уж точно не Perfect Plan.
– Спасибо, Джо, – подмигнул я ведущему. – По-моему, у него претензии вообще ко всем, кроме Slipknot и Stone Sour. Но раз уж ему так не терпится, то насчёт «тяжести» его музыки скажу вот что – пусть корчит из себя невъе##нного мастера грува, но под его минуса в самый раз петь Джастину Биберу. Надеюсь, фанаты кукурузников меня слышат и непременно передадут Кори всё дословно. Даже любопытно, что он ответит, когда очухается от удара…
– О, ещё он обвиняет вас в продажности лейблам, – присовокупил Джо, листая на своём мониторе посты неугомонного Кори. – Очень оригинально с его стороны. Я имею ввиду, что это типичное…
– Обвиняет?! – мой голос чуть задрожал – и от негодования, и от волнения. – Он такой же продукт музыкального рынка, как и наша группа! Альтернатива была действительно альтернативой ровно до прорыва Nirvana. С тех пор она не более чем часть мэйнстрима, не надо иллюзий, её именование – пережиток прошлого, атавизм.
– Он утверждает, что ни один из ваших лонгплеев и синглов не пробился бы в топы без промоутеров и агрессивного продвижения лейбла.
– Пусть уткнётся носом в кулачок и всплакнёт от лютой зависти! Этот мудень думает, что написать цепляющую песню в духе панка или рока, которая растолкает совсем уж голимую попсу в чартах Биллбоард, легко? Ну, моё почтение! Не припомню, чтобы подобное удавалось мистеру Тейлору с той же небрежной лёгкостью, с какой он треплется об этом! Лейбл не сможет сделать ничего, если слушатель не принимает тебя, если его не цепляет что-то в твоём исполнении – хоть об стену убейся! Помните девчонку, которая пела «Friday», а?
– О-о-о! Не напоминай! – взмолился Роган в притворном ужасе. – Я до сих пор пытаюсь забыть её монотонный голос!
– Лейбл ради неё влупил по полной все каналы. Не помогло ничего. Клип и накрученные просмотры к нему, покупка мест в iTunes, ротация на радио, реклама в изданиях, телеинтервью, подкасты, посты в соцсетях, даже пресс-конференции, где восходящая звезда сравнивала себя с Селеной Гомес. А что в выхлопе? Да ровным счётом нихера! Сказать – почему?
– У меня есть подозрение, – признался Джо.
– Это было из рук вон плохо – то, что получилось в итоге. Слабано на коленке, чтобы побыстрее срубить зелени – просто потому, что такое исполнение тогда было модным. И будь девочка хоть капельку талантливой, усилия лейбла могли бы хоть немного окупиться. Но… – я развёл руками. – Эпичный провал. Клип на видеохостингах до сих пор никто не превзошёл по числу негативных отзывов. Да и где эта новоявленная Селена теперь? Кто-нибудь вообще помнит её имя?
– Хорошо, Питер, – Джо сцепил руки в замок. – Ты говоришь, что раскрутка от лейбла не имеет решающего веса, если нет… как ты сказал – хука? Расскажешь подробнее об этом? Или это профессиональная тайна?
– Никакой тайны. Нужно делать такую музыку, которая тебе самому нравится, которую ты сам хочешь слушать и, что важнее, переслушивать – вновь и вновь. За счёт чего угодно – будь то цепляющая мелодия или текст, который резонирует с мироощущением слушателя. Но должно быть что-то. Когда ты пишешь так, играешь так – не в погоне за лёгкими деньгами, но в первую очередь, по зову души, по призванию, потому что тебе нужно высказаться и ты хочешь, чтобы тебя услышали, когда ты делаешь это по-настоящему и отдаёшь всего себя – то люди чувствуют это. От них не укроется фальшь. Зацепи их – и они твои. Пойдут за тобой и будут твоими до конца. Либо до момента, когда разочаруются в тебе. Лейбл может поддержать на этом пути, но вот полагаться лишь на его ресурсы – это скользкая дорожка и верный путь в забвение.
– Сильно, – оценил Джо, размеренно кивая.
– Напомню ещё раз слушателям – Кори Тейлор не знает меня, не думаю, что он может просто взять и написать всё, что ему вздумается, – я пожал плечами. – Мне-то на это плевать, но вот мой ненаглядный менеджер подобной херни не спустит – он бешеный кокни, от таких держаться бы подальше. Лучше бы Кори заявить, что у него угнали аккаунт мои лютые недоброжелатели. Чёрт, он действительно всё это написал?
– Да, так он написал в своём аккаунте в Твиттере, – в свою очередь пожал плечами Джо, даже сделал попытку развернуть ко мне монитор, но я остановил его. – Собственно, я оттуда и зачитывал. Ты не видел ни одного из этих постов, Питер?
– Мне всегда есть, чем заняться, и чтение постов в соцсетях не входит в перечень необходимых дел, – отозвался я. – Может быть, если бы Кори меньше п##дел в Твиттере, а больше времени уделял бы музыке, его песни, расталкивая ненавистных конкурентов, чаще входили бы в топ чартов типа Мэйнстрим Рок, Альтернатив Эйрплэй, Эдалт или – чем чёрт не шутит – даже в Биллбоард?
Джо зашёлся в приступе смеха.
– Хорошо сказано, Пит! – сказал он, вытирая уголки глаз – так его проняло. – И, знаешь, мне кажется, это начало твоей маленькой победоносной войны, – засмеялся Джо. – Но, я думаю, что сейчас большинство наших зрителей и слушателей всё же ваши фанаты, а не Slipknot. Так что давай-ка теперь пробежимся по более миролюбивым вопросам, чтобы удовлетворить именно их любопытство. Если ты готов.
– Конечно, Джо, валяй, – я рад был отвлечься и перестать лить агрессию вперемешку с желчью. Мне ещё самому предстояло получить их вдоволь в ближайшем будущем.
– По имеющимся разведданным ты делал большие успехи в футболе, как так вышло, что ты завязал с этим делом?
– Пришлось выбирать. Покалечить руки во время матча и больше не музицировать, или завязать с тренировками и все усилия направить на упражнения с гитарой и вокалом – я выбрал второе, – подумав, я добавил. – Хотя последней каплей, когда я понял, что больше не выйду на поле в доспехах, стала размолвка с девушкой.
– Вот как! – чуть ли не присвистнул Джо. – Стало быть, это из-за юной зазнобы мы получили рок-звезду вместо, возможно, ведущего квотербека Лиги?
– Так, – согласился я.
– Но если бы ты продолжил заниматься футболом и действительно потянул бы суровые будни NFL – то за какую из команд ты предпочёл бы выступать?
– За «Патриотов», – выдал я.
– Ну? – удивился Джо. – «Патриотов Новой Англии»?
– Точно.
– Но ты же калифорниец! – шутливо возмутился ведущий.
– Что не мешает мне болеть за «Патриотов» на Супербоулах, – признался я.
– Ладно… Ага, вот занятный вопрос от зрительницы. Она интересуется, не надоедает ли на каждом концерте исполнять одни и те же песни – а, особенно, ваши знаковые хиты, по которым вы известны больше всего?
– Старые хиты нам не надоедают, а причину я уже озвучивал. Слушателям ведь нравится вновь и вновь гонять их на репите? Вот и нам тоже – только мы выступаем в роли плеера. Кроме того, никто ведь не запрещает нам исполнять и новые треки – мы и исполняем. Но мы знаем, что в первую очередь – или в последнюю, если угодно, как гвоздь программы – люди хотят услышать самые известные и всеми любимые шлягеры. Мы даём им и это, оправдываем их ожидания, потому что ценим их – и потому что сами когда-то были на их месте, а потому обращаемся с фанатами так, как хотели бы, чтобы обращались с нами, – я выдохнул. – Слишком мудрёно?
– Не, нормально, – ободрил Роган. – В общем, ты не прерываешь концерты на полуслове, швыряя микрофон в фанатов, как Эксл Роуз, мы отметили это. Продолжим?
Отрывистый кивок.
Продолжим.
– На концертах у вас на разогреве играют молодые группы…
Я засмеялся, предугадав вопрос:
– Не боюсь ли я, что ученик превзойдёт учителя?
– Именно, – подтвердил Джо.
– Нет. Я прекрасно понимаю – ничто не вечно, рано или поздно на смену нам придут более достойные музыканты. Этого побаивается мой продюсер и менеджер – мистер Лиам Брайерс, но! – я повернулся к нему и помахал рукой. Готов был биться об заклад, Лиам мечтал в этот миг провалиться сквозь землю. – Старина, тебе незачем переживать! Мы пойдём в расход, а ты пригреешь под своим крылышком молодые таланты и будешь получать свои 15 процентов от продаж их альбомов. Это круг жизни…
– Как-то фаталистично, – заметил Джо.
– Просто жизнь. Как она есть.
– Ага, ладно, – ведуший заглянул в свой список. – Матт Ланг работал над шестым альбомом Nickelback. Для одной песни Крюгер сыграл риффы, находясь дома, а Ланг в тот момент был на студии и записал их через телефон – и именно в таком виде этот кусок вошёл на альбом. А у вас было что-то похожее?
– Не, такого не было. Но это не значит, что мы работали только в студии. Что касается именно меня… Я наигрывал время от времени какие-то риффы на гитаре дома – порой просто баловался. Однако, по совету Дэвида, я в какой-то момент стал делать это не просто так – а записывать свои бряканья на диктофон. Утром я прослушивал записи во время утренних занятий, завтрака и сборов в студию. Иногда уже перед выходом удалял всё к чертям, а иногда отмечал тайм-код некоторых моментов и уже в студии давал послушать материал команде. Зачастую эти куски попадали на альбом, но всё же не без пост-обработки.
– Ясно, Пит. Скажи, трудно быть музыкантом вообще и популярнейшим исполнителем в жанре?
Я усмехнулся.
– Ясное дело, что трудно. Любой музыкант всю жизнь оттачивает свои умения – иначе он просто перестаёт им быть. Но! Никто не гарантирует, что при этом ты будешь самым известным и богатым. Моцарт был гениален, но умер в нищете. Сейчас другие обстоятельства, мир поменялся за сотни лет, но конкуренция сильна как никогда. Иногда дело не обходится без случая. Судьба та ещё насмешница. Но, подавляющему большинству из нас приходится всю карьеру устраивать самим себе ежедневные репетиции – хотя бы по 3 часа.
Но бесконечные повторы стоят того – ничто не сравнится с моментом, когда забитые битком арены взрываются криками восторга и упоения в ответ на твоё мастерство. Моральное удовлетворение от этих мгновений нас, гладиаторов современности, с лихвой компенсирует все затраты. Для меня точно. Да и команды тоже. Мы кайфуем от этого… Я кайфую… Особенно я. Это одни из тех немногих упоительных  моментов, ради которых я живу.
– Это и впрямь так?
– О, да! Это прекрасное, опьяняющее чувство – понимание того, что всё не зря. Впервые я осознал это, когда услышал нашу песню, одну из ранних вещей, из окна проезжающей мимо машины – водитель отбивал ритм на руле, да и его подружка на пассажирском сиденье тоже не отставала. Мы тогда только вставали на неокрепшие ноги, и этот момент очень сильно вдохновил меня. Если я и мог предположить, что однажды завяжу с музыкой, то не после увиденного. Тогда я понял – это навсегда.
– Вот это да, – восхитился Роган, и, похоже, искренне. – Как оно бывает. Прикинь, как было бы круто сейчас отыскать того парня, может даже, с той же подружкой?
– Было бы и впрямь здорово, но я не запомнил номер машины, хотя – эй! – я вскинул ладонь. – Вдруг они услышат эту историю из твоего подкаста? Может быть, уже услышали?
– Это было бы круто – такой фидбэк со стороны слушателей! Друзья, если кто-то из вас узнал себя в маленькой истории Питера Кэрна – дайте нам знать, мы здесь очень любопытные… Так что уважь моё любопытство, Пит… Что нужно делать, чтобы стать таким, как ты? – Роган с любопытством глянул на меня. Почему-то мне вдруг пришло в голову, что это вопрос от него лично, хотя, казалось бы…
– Ничего.
Брови Джо чуть не до козырька его бейсболки допрыгнули.
– То есть?
– Не надо становиться таким, как я. Надо быть лучше. Во всех аспектах. Что касается музыки – постоянно работать, жить ею, вот и всё. Остальное приложится. А в том, что не касается музыки… Поверьте, я не пример для подражания… в некоторых моментах, – я замолк, опасаясь не сдержаться – воспоминания о том, как всё сложилось с Амандой, уже не раз пробивали меня – чего уж там – на безудержный плач. И распространяться обо всём на свете не стоило. Это было лишь между мной и ею.
Роган решил больше не пытать меня.
– Ну, хорошо. Последнее. Крайне серьёзный вопрос, но мы сейчас задаём его всем гостям, независимо от рода их деятельности. Как ты думаешь, есть ли шанс на переизбрание у Трампа?
Лиам за стеклом схватился за голову. Я ухмыльнулся и ответил с присущей всем рок-звёздам высокомерной небрежностью:
– Шанс, конечно, есть. Но следующим президентом точно будет Канье Уэст.

***

Мы основали свой собственный фонд. Мы записали рождественский сингл. Мы организовали благотворительный концерт для сбора средств жертвам землетрясения на Гаити. Записали очередной альбом – куда более серьёзный и буквально пропитанный меланхоличным драйвом. На нём мы сфокусировались на проблемах молодёжи, затронули темы суицида и пагубных зависимостей. Запилили сингл, буквально кричащий о недопустимости пьянства за рулём. И ещё один, приковывающий внимание к современному рабству в юго-восточной Азии, после чего в том регионе – и я ни капельки не шучу – прошли операции по освобождению людей. Мы выступили на закрытии Олимпийских игр. Мы дважды развлекали гостей на двух премиях Киноакадемии. Мы покорили этот мир.
Годы шли. Джефф и Алекс умудрились окончить университеты. Что когда-то казалось нереальным. Все из состава группы переженились, завели детей. Все, кроме меня. Я лишь с завистью и тоской наблюдал за их счастьем со стороны.
Мог бы и я быть счастливым как они?
Конечно же, нет. Как я мог сказать другой, что я люблю её, если вот уже много лет моей безответной любовью по-прежнему оставалась лишь одна девушка?
Всё меньше времени мои напарники могли уделять работе в студии. Так что по большей части созданием песен теперь я занимался единолично. Парни стали кем-то вроде приходящих сессионных музыкантов.
Мы… нет, я плавно поменял наше звучание. Нет, «поменял» – неверное слово. Мы не изменились радикально. Но и не стагнировали. Напротив, гармонично развивались – эволюционировали. Теперь мы не играли чистый поп-панк. Добавились поп-рок и альтернатива, нотки спейс-рока и пауэр-поп. Кто-то из слушателей воспринял это в штыки, а кто-то принял и эволюционировал вместе с нами.
В конце концов, никуда не делась и моя фирменная любовная лирика и наши олдскульные песни о беззаботной юности. Всегда находилось место таким вещам и на поздних наших лонгплеях.
Лейбл выпустил очередной наш альбом, и мы отправились в очередное мировое турне. Завершиться оно должно было на Мемориальном Колизее в Лос-Анджелесе.
Вот там-то я и увидел Аманду.
Впервые за многие годы – ведь я надолго потерял её из виду, с самой школьной скамьи. Одно время у меня была возможность позвонить ей, но тогда я сдрейфил, за что и корил себя после, живьём снедал. Я не хотел вновь услышать её «нет» – ну, что ж, я его и не услышал, какая ирония. А, чуть погодя, Аманда и вовсе оборвала со мной любую возможную связь.
Как я слышал от одной из её подруг пару лет назад, она укатила в один из городов близ Залива, жила там и работала. До сих пор ни разу не была замужем. Да что там замужем, никаких отношений толком ни с кем она так и не выстроила, хоть и сменила немало ухажёров.
И вот такой шанс.
В кои-то веки я видел Аманду, не ища с ней встречи.
Счастливый случай.
«Да ты просто баловень судьбы, Осси», – сказал я сам себе.
Но несмотря ни на что, шоу должно было продолжиться. И не только потому, что наш склочный менеджер припугнул меня страшной карой, он преспокойно мог катиться к херам в обнимку со своими угрозами. Все эти люди на арене – я чувствовал, что не могу подвести их.
Шоу должно продолжиться.

***

– Ты что там устроил, Осси?! Это что ли лучшее шоу, по-твоему, а? – Лиам накинулся на меня и залепил пощёчину. Я отпихнул его, так что он врезался в бетонную стену спиной. Мы вернулись в зону персонала под трибунами; гул разгорячённой толпы следовал за нами.
– О, так ты у нас крутой, да? – подзадорил меня менеджер.
– Эй! – воскликнул Дэвид, вставая между нами наготове. Я невольно задался вопросом, кому бы он стал помогать, начни мы всерьёз махать кулаками.
Лиам не успокаивался:
– Ну, давай, покажи всем, какой…
– Не хочу бить старика, – ответил я. – Мне надо идти.
– Что с ним творится? Что там за прошмандовка? – возопил Лиам.
– Лиам, оставь его, пусть идёт, – ответил Дэвид. – Я объясню.
Он кивнул мне. Я благодарно кивнул ему в ответ и выбежал из служебного коридора.
Надеяться было не на что. Но я двигался наперекор всему и всем.
Интуиция меня не подвела – на почти обезлюдевшей стоянке у Вермонт-Авеню я приметил одинокий силуэт. Не попробуешь – не узнаешь. Я окликнул наудачу:
– Мэнди!
– Да? – она нехотя обернулась. Свет от фонарей упал на лицо.
Я не ошибся. Это была Аманда Дэйвис.
Я глаз от неё оторвать не мог. Столько лет не видел и теперь просто упивался ею. Вызывающе красива, беспощадное время вообще прошло мимо неё.
– Ты пришла…
– Это не впервые, – равнодушно сказала она.
– Так тебе нравится музыка? – не понял я.
– Нравится, – ответила она, помедлив. – Но не бери на себя слишком много.
Её бирюзовые глаза сквозили надменным холодом. Как и много лет тому назад.
– Не понял, – признался я. – Ты вообще о чём?
Она, молча, смотрела на меня.
– Мэнди, давай мы…
– Пит, столько времени прошло, а ты всё о том же,
– Мэнди!
– За столько лет ты не соизволил позвонить или написать. Что ты сейчас хочешь?
Я беспомощно развёл руками:
– Я не пользуюсь соцсетями, Мэнди. Во время нашей последней встречи ты так рьяно отваживала меня, что…
Аманда спокойно ожидала продолжения.
– Да и откуда у меня твой номер?
– Это твои проблемы.
– Мэнди, тогда я всё кинул к твоим ногам – для тебя одной. Я мог позволить себе немногое – но это было для тебя, всё без остатка. Но не только тогда – и всегда было… Все мои… Чего же ты ещё хочешь?
– Почему ты привязался ко мне? Почему никак не оставишь в покое? – не выдержала Аманда.
Я ответил как мог, как чувствовал:
– Не могу этого объяснить! Что-то в тебе зацепило. Нечто настолько неуловимое и мимолётное, едва ощутимое, как ускользающий сон. Кажется, что вот ещё немного – и ухватишь самую суть, распутаешь клубок до конца и поймёшь, но как бы не так, – я перевёл дыхание. – Не оставлю и не забуду, потому что важна для меня, я хочу понять тебя, до самой глубокой сути. Почему… Потому что я люблю тебя. С тех самых пор ,как увидел, всегда любил. И никогда не перестану, покуда буду жив.
Я замолк, она переваривала услышанное, тишину нарушали лишь отдалённый шум машин и затихающие крики фанатов.
– Столько времени прошло, а ты всё о том же. Не набрался мудрости?
– Видимо, ты набралась? – искренне удивился я.
– Да, – коротко ответила Аманда.
Она была убеждена в этом!
– Мудрости? Да брось! – неожиданно даже для самого себя рассмеялся я и покачал головой. – Цинизм и чёрствость – это далеко не мудрость.
Она укоризненно посмотрела на меня.
– Ну, скажи. Что теперь? Снова пошлёшь подальше, как прежде, и растворишься за горизонтом  в поисках очередного разочарования, Мэнди?
Позади раздались шаги. Аманда посмотрела на кого-то за моей спиной, сухо кивнула:
– Дэвид.
И не говоря больше ни слова, развернулась и ушла. Я окликнул её.
Безуспешно. Она так и не оглянулась. Растворилась в темноте города, словно и не было её.
Если бы она навсегда забрала со мной и мои чаяния.
Я не питал иллюзий все эти годы. Но глубоко внутри меня всегда теплилась крохотная надежда. Именно она помогала мне жить. Она давала мне цель. Теперь я был вконец опустошён и разбит.
Никто не знал, каково это, испытывать то, что испытывал я. И я винил её в этом.
Да нет, никого я не винил, просто закрутилась в голове эта строка из «Behind Blue Eyes».
Но я не мог просто взять и забыть. Взять и отпустить.
Не мог. Не хотел.
– Это полное фиаско, брат, – Дэвид положил руку мне на плечо. – Надеюсь, она так быстро свалила не из-за меня?
– Конечно, нет, – покачал я головой. – Тут другое. Как и всегда.
– Пит… – протянул Дэвид.
– Нет.
– Пит…
Ладно. Раз уж ему так хотелось поговорить со мной. Я с отчаянием посмотрел на него.
– Я не нахожу ответа, сколько бы ни ломал голову… Скажи, почему оно так сложилось? В ней ведь нет ничего такого уж выдающегося.
– Это-то меня и удивляет, – согласился Дэвид. – Что ты в ней нашёл?
– Не знаю, – протянул я. Самое дурацкое признание в жизни.
И, если напрячься и хорошенько подумать, то никогда не знал. Лишь чувствовал.
– Но вот точно знаю, что при этом я ничем не хуже, чем все прочие. Но и кратно лучше. И я не заслужил таких её отпора и брезгливости. С каждым разом, с каждой моей попыткой всё наладить… Всё становилось только хуже. И вот чем обернулось. Опять.
Брат хранил молчание. Я продолжил.
– Но, а как иначе? Как я смогу себе взглянуть в глаза – те самые, что в зеркале напротив, как? Нарушив собственную клятву. Самому себе. Что добьюсь, во что бы то ни стало, или умру, пытаясь. Разве не так должно поступать? А если так, то как я смогу поступить вопреки, наступая на горло собственной песне?
Я покачал головой:
– Ненавижу это. Так сложно. Почему нельзя проще? Почему так трудно найти верный путь и достучаться? Почему мы любим не тех, кто любит нас, и любимы не теми, кем нам хотелось бы?
– Это всё твои гордость и предубеждение, – отозвался, наконец, кузен.
– Раз уж ты мой психотерапевт этим дивным вечером, скажи – ну что мне ещё сделать, Дэвид? Какой лимонад мне сварганить из тех кислых лимонов, что раз за разом подсовывает мне судьба?
– Не знаю про лимоны, но скажу тебе, как мне говаривала мать.
Я с надеждой поднял голову.
– У каждого облака есть серебряная подкладка.
И только-то? Я с горечью усмехнулся и кивнул. Как же. Слыхивал. Ничего кроме как банальных тётушкиных присказок преложить он мне не мог.
– Может, однажды, Пит. Может, однажды, – Дэйв без устали пытался тешить меня надеждой. – Не буду врать, не знаю, что и как тебе сделать… Напомни-ка мне, что ты уже делал ради неё? Только не говори, что это ты творил по своей воле, лады? Ты узнал, что она любит граффити – и что ты сделал? Верно, купил баллончик и запилил в её честь красивый – не спорю – тэг на школьной стене. Можно только диву даваться, почему тебя никто не сдал с потрохами декану. Ей приглянулся кто-то из клуба дебатов – ты тут же записался туда, благо всевышний не обделил тебя умом. Окей. Она увлеклась футболистами, записалась в чирлидеры – и ты пошёл в команду. Я знаю, чего тебе это стоило. Ты же был форменным дрищом, а чтобы попасть на позицию квотербека – это ж надо! – ты набрал пятьдесят фунтов мышц. Вот серьёзно, я сейчас в восхищении. Ты достиг отличной физической формы, а раз уж и распасовку делал не хуже, чем выдавал аккорды – смог претендовать на место лидера в команде и, более того, ты прошёл большой конкурс и добился этого места. Мало этого, ты хорошо – я имею в виду, действительно хорошо – играл. Совпадение или нет, но при тебе «Львы» не знали поражений. Целых десять игр. Их лучшая серия. Я знаю, ты бегал за ней как заворожённый, дарил цветы и сувениры, готов был отвозить её до отчего дома на выходные – раз уж она из грёбаного Чино. 50 миль в один конец, это же умотаться можно!
Я молчал. Лишь лёгкая усмешка играла на губах – от воспоминаний. Верно, было. А Дэвид ещё больше распалялся, перечисляя мои «прегрешения»:
– Куда она – туда и ты. Отчаянно пытаясь добиться её внимания и взаимности. Ты так увлёкся ей, что света белого не видел. Ходил чернее тучи. Сумрачный калифорниец Пит Кэрн. Поправь меня, если я в чём-то отступил от истины.
– Всё так, – я наконец прервал своё молчание и спокойно подтвердил сказанное им.
– Может, ей интересен кто-то конкретный? Был. И есть. И чем бы он там ни занимался – долбал в бейсбол, играл на губной гармошке или обмазывался дерьмом и бегал потом по округе – она всё равно была бы в восторге и тоже света белого не видела – только бы быть с ним? Пит, тебе не приходила такая мысль?
Я думал об этом. Но если раньше я склонен был бы согласиться с Дэвидом, то теперь я был практически уверен в том, что Аманда Дэйвис – не более чем самовлюблённая эгоистка, страдающая нарциссизмом, которой в принципе не особо кто-то и нужен. Так я и сказал Дэвиду. Он уже облегчённо выдохнул, но тут я добавил:
– Но это не значит, что она не нужна мне.
– Да ё# твою-то мать, Питер! – в сердцах вскрикнул Дэйв. – Ты невероятен! Редкостный упёртый дурак! Что мне с тобой делать?
Я пожал плечами:
– Не надо ничего со мной делать, Дэйв, я сам справлюсь. Наверное, – я развёл руками. – Ну не могу я без неё, пойми.
– Вы друг друга стоите, – мрачно проронил Дэвид. – Два барана.
– Много лет назад ты пообещал мне, Дэйв, что не заговоришь со мной об Аманде. Выполни его.

***

AllMusic
 «Завершение мирового турне «королей поп-панка» Perfect Plan»

 «Выбранный для разогрева группы лично Брайерсом и Кэрном квартет All Time Long из Мэриленда, хоть и был объявлен едва ли не как преемник «королей», мало того, что откровенно заигрывал с электроникой и фолком, так ещё и звучал не в пример интереснее и свежее своих старших собратьев.
Впрочем, своим собственным выступлением вечный мальчик Пит Кэрн словно бы хочет получить второй шанс на сцене и покорить все доступные целевые аудитории. Несмотря на то, что он со дня на день разменяет сороковник, он всё так же бодро прыгает по сцене в зауженных джинсах и вечном атрибуте всех, кто пытается казаться бунтарями – неизменных классических «Конверсах». Пленяющая и энергичная музыка, бодрый вокал, размеренный ритм, разительно отличающийся от их первого студийного творения темп… Кажущиеся запоминающимися мелодии и поднадоевшие тексты о любви выхолащиваются из памяти так же быстро, как и западают туда – идеально, чтобы вновь и вновь держать их шестой альбом на репите. Идеальная работа группы на сцене и продюсера в студии, однако, так и не даёт ответа на главный вопрос: жив всё-таки король или же почил в бозе?»

***

Я был сломлен.
Я задыхался.
Я был потерян.
Я чувствовал, что годы прожиты зря.
Я доставил удовольствие миллионам людей, но не наладил свою собственную жизнь.
Но я не хотел, чтобы неразделённая любовь из моих песен осталась единственной любовью, которой я добился в жизни. Я не этого заслужил.
Так уж случилось, что я получил от Дэвида скан разворота AllMusic со статьёй нашего непримиримого врага-колумниста Макса Брауншвайгера, которая внезапно заканчивалась словами: «Perfect Plan – одна из немногих современных групп, которые играют музыку, остающуюся и в голове и в сердце».
«Так-то, братец!» – отсканированная приписка Дэвида от руки маркером прямо на развороте придала мне сил.
И вдруг всё, что окружало меня и прежде давило, словно бы отступив, ослабив натиск, стало говорить со мной, подсказывая верные и нужные слова, которые непременно должны были достичь своей цели – запасть в душу миллионам людей.
Запасть в душу одной из многих миллионов. Я схватил бумагу с карандашом и начал писать.
Слова всплывали друг за другом, строка шла за строкой – я будто бы не сочинял их, а просто брал с задворков своей памяти, где они пылились всю мою жизнь в ожидании своего часа.

«Я был сломлен.
Я задыхался.
Я был потерян».

Это была интуиция, своего рода предопределение, но я просто всем своим нутром чувствовал, что это будет последний и решающий раз. Если не зацепит теперь – значит никогда. И, значит, это предел. Интересно, насколько больно упасть с недостижимой высоты?

«Я падал и тонул
Но это произошло в самый острый момент –
Эта песня спасла мою жизнь».

Я был один в своём доме. Большом пустом доме. На полках стояли «Грэмми», на стенах собирали пыль платиновые и бриллиантовые диски. Я не стремился к этому. Просто делал, что должно и что считал нужным – и получал за это по заслугам.
Но неужели же я не заслужил толику её взаимности? Самую грёбаную малость? Моё сердце в который раз облилось кровью.
Один стародавний мудрый дядька сказал, что великое счастье – когда тебя любят, но настоящее счастье – это когда любишь ты. Как бы не так. Нет ничего хуже безответной любви. Она терзает и рвёт душу, пронести её сквозь годы – адовая ноша, и порой, в минуты наибольшего отчаяния, кажется, что выход есть, но ты твёрдо знаешь, что это путь в один конец. Что же это за счастье, которое и даром не нужно?

«Я истекал кровью и потерял всякую веру,
И смерть была подле меня,
Но эта песня спасла мою жизнь».

Она и вправду спасла. Музыка была моей жизнью. Я нашёл в себе силы и продолжил писать, живя надеждой. Надеждой и музыкой.

***

Дэвид покачивался на стуле. Джефф прилизывал волосы перед зеркалом. Алекс лежал на диване, накрыв лицо видавшим виды номером «Paste». Чэд, как и положено ударнику, настукивал ритм пальцами по столешнице. Все скучали и, как мне показалось, никто из них не питал особого восторга от работы. Они все норовили побыстрее свалить домой. К родным.
– Есть идеи? – Дэвид кинулся ко мне как к Спасителю. – Лиам собирается шкуры со всех спускать. Совсем обалдел, да? Неделя на раскачку после тура! Нам уже не по двадцать лет! Что это? – он заметно обрадовался, увидев у меня в руках пластиковый конверт с диском. – Это то, о чём я думаю?
Я отдал конверт ему.
– Самопальный буклетик? – он повертел упаковку. – Список песен? Так это что – новая демка? Ты уже записал что-то?
– Записал, – ответил я. – Хоть сейчас загружай в Store.
– Хоть сейчас? – переспросил Джефф. – Ты все партии исполнил что ли?
– Набросал ваши части в секвенсоре, – парни настороженно переглянулись. – Чёрт, вас же в студии не дождёшься. И не надо удивляться, прогресс не стоит на месте. Спасибо, Долби, теперь каждый дорвавшийся до пульта примат способен одним нажатием волшебной кнопки выдать вполне приличный и даже профессиональный звук. Будущее как оно есть, воистину новый мир, только вот не думаю, что он дивный. Скоро нас всех заменят машины и голограммы. А, плевать, послушайте!
– А ну, дай сюда! – вошедший Лиам ловко перехватил и инициативу, и конверт. Перевернул и начал вслух читать плейлист.
– «Идеальна для меня», «Обычная жизнь», «Не хочу думать о тебе», «Прямо за углом», «Не могу от тебя оторваться», «Мечтаю о тебе», ох, опять эти сопли… Так, что ещё? «Антидот», «Я отказываю», «Проблемный ребёнок»,  «Астронавт», «Я помню», «Джетлаг», «Песня, спасшая меня», «Ты, как и прежде, заставляешь моё сумасшедшее сердце биться», господи, твою мать, Осси, подлиннее название не мог придумать? – Лиам исподлобья глянул на меня и закончил декламировать. – «Последний юный бунтарь».
– Нихрена себе! Здесь песен на полноценный релиз! Лиам, включай уже, мы в нетерпении, Пит ваял там без отдыху и продыху, – Дэвид даже попытался выхватить обратно у менеджера диск, за что тут же получил от того по рукам.
– Ладно, Осси, послушаем, – хищно оскалился Лиам, заряжая диск в аппаратуру.
Пошёл первый трек.

«Меня кто-нибудь слышит?
Или я говорю лишь сам с собой?
Мой разум опустошён
В бесплотных поисках кого-то,
Кто не станет смотреть сквозь меня.
И всё замерло внутри…
Кто-нибудь может сказать,
Почему я одинок, словно спутник?

Ведь этой ночью я чувствую себя астронавтом,
Посылающим SOS из этой маленькой коробки,
Потому как потерял связь ещё на взлёте
И теперь застрял здесь, а весь мир словно забыл обо мне…
Я устал дрейфовать, круг за кругом…
Смогу ли я вернуться?
Боже, как же я хочу опуститься!..

Я словно бы оглох из-за тишины,
Ну что я сделал не так?
Знаю, что таких миллионы,
Я не могу быть единственным, кто разлучён со всеми.
Кто-нибудь может сказать,
Почему я одинок, словно спутник?

Теперь я лежу без сна и кричу в невесомости
И мир всем своим весом давит на меня.
Давайте прервём эту миссию прямо сейчас.
Могу я вернуться?

Поэтому сегодня я взываю ко всем астронавтам,
Всем одиночкам, забытым миром,
Если услышите мой голос, прошу – заберите меня…
Вы там, снаружи?
Ведь вы – всё, что у меня есть…
Я так устал наматывать круг за кругом…
Могу я просто вернуться?»

Джефф переглянулся со мной.
– Господи, Пит, – только и сказал он.
Я кивнул. Не знаю, по какой причине, но я вспомнил о его младшем брате, когда писал эту песню, скрючившись на диване у себя в гостиной. О том, что было чёрт знает когда в нашем старом добром гараже. Костюм из коробок, его обида и его желание быть понятым. И любимым. Вспомнил, потому как чувствовал то же самое.
– Это… – вспомнил и он.
– Да, – ответил я басисту.
Джефф грустно рассмеялся.
– Чёрт, Пит! Я и забыл об этом! Совсем забыл, столько лет прошло! Знаешь, он ведь и впрямь стал астронавтом.
– Правда? – удивился я.
– Да, – подтвердил Джефф, – как и хотел. Готовится покорять орбиту.
Новый трек.

«Если бы я мог узнать, где ты,
То я бросился бы туда прямо сейчас,
И неважно, насколько это далеко,
Неважно, как далеко…»

На этот раз долгим внимательным взглядом меня изучал Дэвид. И вновь я кивнул. Он знал, о чём это. Он был там, на парковке у Вермонт-Авеню.

«Мне показалось, что увидел тебя лишь в своей голове.
И как тебе снова удалось ускользнуть?
Куда ты делась? Куда ушла?
Я был так близок
И едва не спятил, пытаясь найти тебя, просто пытаясь отыскать тебя.
Как можно чувствовать себя столь угнетённым в этом городе?
Нетрудно поверить, когда люди говорят мне об этом…

Не сдавайся, когда всё рушится,
Всё, что ты потерял – оно здесь, просто за углом,
И когда ты думаешь, что больше не сможешь –
Ты сможешь найти то, что искал, прямо за углом,
Так близко от тебя, что и подумать нелепо, просто за углом.

Клянусь тебе, звёзды выглядят так, словно плачут,
А в ожидании любви ты словно бы чувствуешь упоение смерти».

– Что тебя понесло разглагольствовать на тему смерти, Осси? Не вздумай наложить на себя руки ненароком, – оскалился Лиам. – Ты мне ещё нужен.
– Прочие проекты совсем загнулись и отбивают затрат? – заметил я.
– Слушай… – начал раздуватся продюсер.
– Нет, Лиам, ты слушай, – отрезал я. – Заткнись и слушай, – начался следующий трек.

«Я застрял в жизни, которую хотел бы стереть,
Я хочу исчезнуть, уйти без следа,
Я смотрю в зеркало, но даже не вижу сквозь боль,
Так что принимаю ещё одну таблетку, и надеюсь, что это пройдёт,

Потому что осколки меня не вписываются ровным счётом никуда…

Каждый раз, когда я чувствую себя одиноким,
Когда стены словно бы обрушиваются,
Когда я словно бы не могу нигде выиграть,
И этот страх вгрызается мне под кожу,
Ты – моё противоядие…
Даже когда это причиняет самую сильную боль,
И я пытаюсь найти способ,
Но выхода нет
И его отсутствие – это яд, наполняющий мои вены,
Тогда ты – мой антидот…
Ты – мой антидот…


Как мне быть дальше, когда мои мечты разорваны и растоптаны?
Я вымотан и больше не хочу притворяться,
Когда всё это разом наваливается, и я понимаю, что вот-вот сломаюсь
Ты всегда приходишь, и тьма исчезает, рассеивается…

Каждый раз, когда я чувствую себя одиноким,
Когда стены словно бы обрушиваются,
Когда я словно бы не могу нигде выиграть,
И этот страх вгрызается мне под кожу,
Ты – моё лекарство…
Даже когда это причиняет самую сильную боль,
И я пытаюсь найти способ,
Но выхода нет
И его отсутствие – это яд, наполняющий мои вены,
Тогда ты – мой антидот…
Ты – мой антидот…»

– Ладно, это твои стандартные сопли, – небрежно заметил Лиам. – Ну же, удиви меня!

«Я бы никогда и никому не пожелал ничего подобного…
Да ладно вам, можете же вы хотя бы попытаться посмотреть на вещи так, как я.
Я никогда не нуждался ни в чём из того, что получал,
Я никогда не хранил ничего из того, что имел. Но что у меня есть?
В основном – лишь то, что преходяще.

И я вспоминаю…

Я помню, как впервые увидел необъятные просторы,
Помню, как урывками спал в фургоне.
Как сказал «Прощай» друзьям и семье,
Потому что они никогда не могли понять.
Я помню, как прыгал с вершин утёсов,
И помню, как играл в одиночку,
И я знал, что если добьюсь чего-то,
Это не изменит того, кто я есть,
А причина – в том, где я был.
В том, кем я был.

Они удивляются, почему я прячусь от всех,
От всего, но, послушайте-ка, эй!..
Вы бы и дня не продержались подобно мне.
Все любят меня за моё прошлое,
Но дружно ненавидят меня в настоящем.
Так почему бы вам не встретиться со мной где-нибудь посередине?..

Именно в самые трудные времена мы вырастаем больше всего.

Я помню, как впервые увидел раздолье,
Помню, как урывками спал в фургоне.
Как сказал «Прощай» друзьям и семье,
Потому что они никогда не могли понять.
Я помню, как прыгал с вершин утёсов,
И помню, как играл ровным счётом ни с кем,
И я знал, что если добьюсь чего-то,
Это не изменит того, кто я есть,
А причина – в том, где я был.
В том, кем я был.

Ускориться, чтобы замедлиться.
Люди из толпы искоса оглядывают меня.
Должно же быть что-то, чего я не замечаю – так скажи мне,
Поддержи, помоги выбраться.
Когда я кружу вокруг того, что сделало бы меня счастливым,
То понимаю, что на самом деле нет ни одного места,
Где я мог бы остаться, не покидая его.
Такова моя жизнь.

Я помню, как впервые увидел страну,
Помню, как урывками спал в фургоне.
Как сказал «Прощай» друзьям и семье,
Потому что они никогда не могли понять.
Потому что они никогда не могли понять…

Я помню, как прыгал с крутых скал,
Помню, как играл в одиночестве.
И я знал, что если добьюсь чего-то,
Это не изменит того, кто я есть,
Я помню побережье Калифорнии,
Помню остановки фургона по всей стране.
Нам было некогда иметь идолов,
Ведь мы были заняты тем, что были ими.
Я помню, как проснулся в Джорджии,
Помню, как уволился со своей последней работы.
И я знал, что если достигну чего-то,
Это не изменит того, кто я есть,
А причина – в том, где я был.
В том, кем я был…»

– Что ж, – Лиам ощерился, – недурно, Осси, весьма недурно.
Недурно? И только-то?!
– Вижу, вижу, хреновый из тебя вышел бы игрок в покер, – Лиам был неумолим, – не изойдись дерьмом. Да, Осси, я всё вижу. – И уже без яда, но даже с неким подобием отеческих ноток в голосе неожиданно добавил: – И слышу, конечно. Я же не дурак.
Я, подавив вспышку гнева, ждал, пока он скажет, что же он там услышал.
Лиам кивнул:
–Вся твоя жизнь, не так ли?
Так.
Вся моя долгая и несчастливая жизнь. Весь мой печальный опыт. Как и в большинстве того, что я написал. Стоит ли говорить, что иногда я, лишь превозмогая себя, исполнял свои творения на публике – так меня скручивала боль и душили слёзы?
– Даже не отнекивайся. Да… Да ты просто душу наизнанку вывернул. Только вот кто знает, что всё это – взаправду, а не твои фантазии для, – Лиам подёргал пальцами, – «не таких как все» неспокойных юных умов, а? И кроме того, даже здесь я чую, что из-под слоя суровой жизни тёртого парня вновь просачиваются твои любовные п###острадания, а ты ведь знаешь, как меня это выбешивает…
– Ну, хорош, Лиам, не бесись, – тактично ввернулся и одёрнул продюсера Дэвид. – Трек чумовой. А те, кому надо понять, всё поймут. Давай дальше.
– Разумеется, дальше, – Лиам вернулся к своему обычному тону. О, как мне хотелось выбить эти сияющие жемчужные зубки нашего босса, которые он обнажал в лошадином оскале, каждый раз поддевая меня за больное.
Пошёл следующий трек. И пока разворачивалось вступление, я репрезентовал его:
– А это господа, позвольте вам представить – идеальный боевик, хорош как для открытия шоу, чтобы как следует раскачать публику, так и для закрытия. У каждой чего-то стоящей группы есть такие мощные вещи. У Bon Jovi это «Livin' On A Prayer», у Scorpions – «Rock You Like A Hurricane». А у Perfect Plan это отныне будет…

***

– …«You Still Make My Crazy Little Heart Go Boom», – объявил я после секундной задержки для пущего эффекта и с наслаждением окунулся в восторжённые крики фанатов.
Опять ночные огни Колизея Лос-Анджелеса. Но теперь это открывающий тур концерт.
Прошло едва ли полгода с последнего нашего выступления на крупной площадке, как мы выпустили новый альбом, клипы к новым синглам, продвигающим его, и ринулись на баррикады музыкальных чартов с новой силой.

«В мире, полном душевных страданий,
Кажется, что все люди перегорают,
Но – ты и я – у нас всё иначе,
И, потому, моя любовь к тебе не может иссякнуть.
И я верю, между нами есть эта страсть, это тепло,

Так что, я просто хочу, чтобы ты знала,
Это ты – моя любимая песня,
Ты – та, что вторит мне,
Яркая, как огни в темноте,
Ты – моя ясность во всём,
Ты – лучшая часть меня,
И ты, как и прежде, заставляешь
Колотиться моё обезумевшее сердце…»

Жирный бас Джеффа, нежные звуки из-под клавиш Алекса, неистовые дропы Чэда, бархатный бэк-вокал Дэвида, и мой баритон с брутальной хрипотцой, заставляющий женские сердца трепетать, разносящийся над Колизеем, вторящий эхом: «Ты – лучшая часть меня»…
Лучшее открытие из всех, что я помнил. Толпа качалась и пела вместе с нами, а по завершении устроила нам затянувшуюся овацию. Настолько затянувшуюся, что я был вынужден намекнуть, что у нас в загашнике ещё на три часа композиций, пора бы и честь знать.
Песня за песней. Одна сменяла другую. Не только с последнего альбома. Наши лучшие творения.
И вот та самая.
К которой я шёл все эти годы.

***

Consequence of Sound
«Последние в своём роде»

«Очередной лонгплей Perfect Plan – чистая и приятная на ощупь забава, абсолютно без излишеств, от начала и до конца ублажающая фанов классического поп-панка.
Когда музыка представлена на суд публики так прямо, после стольких лет следования своим курсом и с такой твёрдостью в выбранном стиле – трудно устоять против подобного подхода.
А живые выступления группы при всём своём драйве и угаре ещё и погружают слушателей в атмосферу искреннего сентиментализма – и всё это через призму тяжёлой музыки для людей, которые тяжёлую музыку не шибко жалуют!
Perfect Plan, участникам которой уже далеко за 30-ть, покорив очередное подросшее поколение, возвращаются на вершины чартов. Это аутсайдеры, последние в своём роде, побеждающие вопреки всему, нравится это их критиканам или нет».

***

– Это особая песня, – я чуть охрип от волнения. Голова шла кругом. Стадион тихо кипел в предвкушении закрывающего трека. – Конечно, вы уже слышали её. Но это ничего, потерпите и ещё разок.
Смех. Аплодисменты.
– Особая для меня. И, я надеюсь, для ещё одного человека. Эта песня – венец моего творчества и итог моей жизни. Единственной девушке, которую я искренне люблю. Неповторимой мисс Аманде Дэйвис.
Зрители, недоумевая, зашушукались.
А мы запустили ураганный драйв.

«Просто пара детишек на летней улице,
Гонящиеся за зовом сердца, но каждый – за своим,
Совершающие ошибки, которые и были созданы лишь для нас,
А мы отмахивались от них, как от досадных порезов бумагой.
Ты сказала, что устала от всего этого,
Но, милая, ты нужна мне и утром, и днём, и ночью,
Я скучаю по тебе при любой возможности.
Ты сказала: «Навсегда», но вот только вечность нас не ждала.

Ты стала моим последним разочарованием юного бунтаря,
И всего лишь за одну ночь
Я попал в центр урагана, дорогая,
И нам пришлось сказать: «Прощай».

В свете огней автострады
Я держу твоих призраков прошлого.
Между нами едва искрило пламя страсти,
А теперь остался лишь дым после летнего дождя.
Ты сказала, что устала от всего этого,
Но, милая, ты нужна мне и утром, и днём, и ночью,
Я скучаю по тебе при любой возможности.
Ты сказала: «Навсегда», да вот только вечность нас не ждала.

Ты стала моим последним разочарованием юного бунтаря,
И всего лишь за одну ночь
Я попал в центр урагана, дорогая,
И нам пришлось сказать: «Прощай».

И я хочу верить, что ты всё же где-то там,
Где-то впереди на моём пути,
Ведь ты была моим последним разочарованием юного бунтаря,
Как же я смог упустить тебя?

Ты – лучшее, что случалось со мной,
И я не сдамся, чтобы ты просто даже поверила в это, нет.

Ты стала моим последним разочарованием юного бунтаря,
И всего лишь за одну ночь
Я попал в центр урагана, дорогая,
И нам пришлось сказать: «Прощай».

И я хочу знать, что всё же ты где-то там,
Где-то впереди моего пути,
Ведь ты была моим последним разочарованием юного бунтаря,

Как же я смог упустить тебя?
Я не хочу отпускать тебя,
Я ни за что не упущу тебя».

– Ни за что не упущу, – добавил я, уже закончив петь, и покачал головой. Нет уж.
Овации.
А я лишь гадал, где сейчас Аманда, и слышала ли она это.
– Но почему? – донёсся крик с первых рядов. Я вздрогнул. Нет, это незнакомая мне молодая девчушка.
– Что – почему? – уточнил я.
– Почему это посвящено лишь ей одной? – девчонка словно бы всю песню только и думала, как спросить об этом по окончании, и сколько же обиды было в этом вопросе! Будто я должен был посвятить песню кричащей. Или вообще всем. Но это было слишком личное.
Почему ей одной?
Почему она?
Я никогда не находил ответа на этот вопрос. Хотя не так уж и часто задавался им всерьёз.
Почему?
Да просто так. Потому что люблю, и всё тут. Вроде бы и не за что особо, но всё же…
– Она пленила меня. Поглотила. Я потерял разум и счёт времени. Всю свою жизнь я, так или иначе, посвятил ей. Все песни, всю музыку – да они и были моей жизнью, – ответил я как мог.
– Почему «были?» – выкрикнул кто-то. Снова из первых рядов.
«И в самом деле, почему я так сказал? Они же всё ещё есть», – подумал я.
– Мы толком и не пересекались, но так она мне запала в самую душу, что всё моё творчество было посвящено этой девушке. Послушайте, поймите, то, что это резонировало с вашими чувствами – это здорово, но не берите на себя слишком многого, вы не уникальные снежинки. Эти песни не только о вас и для вас. В первую очередь они о ней. Обо мне. Для неё. И чутка для меня.
Над Колизеем застыла густая тишина.
«Ну, всё, п##дец», – подумал я.
Но не отступать же, пытаясь в чём-то оправдаться.
Снова выкрик из толпы зрителей, на этот раз какой-то обделённый мною мужик в годах:
– Эй, парень, так все твои тексты – чушь и ложь? Ты нам в уши что ли дул всё это время?
Я рассмеялся и обвёл взглядом море людей на стадионе.
– Да ладно вам, это же банальные вещи! Все вы, каждый из вас – обычный человек, как и абсолютно все окружающие вас люди. Ничем не лучше и не хуже. Все мы живём. Ошибаемся. Любим. Все мы. Вы. Я. Даже Джефф.
На этот раз смеха не последовало.
Я буквально почувствовал, как земля уходит из-под ног, и не придумал ничего лучше, чем ляпнуть:
– Для вас это, наверное, сложновато, – я стянул с себя свой верный «Ибанес», – а вот вашим детишкам вполне понравится…

***

– Я прибью тебя, Осси, – пообещал Лиам, наклонившись ко мне. – Дай только конференции закончиться и, господом богом клянусь, я тебя тут же на Колизее закопаю как Джимми Хоффу.
– У меня краска со стен слезает, поможешь? – подмигнул я, ничуть не унывая. Я точно знал, чем закончится эта прессуха, и уж заказывать по себе тризну точно не собирался.
– Давайте начнём, – нетерпеливо улыбнулся я собравшимся представителям СМИ.
Лиам устроил пресс-конференцию прямо на поле. Серьёзно – рядом со сценой водрузили стол, напротив поставили несколько десятков рядов складных стульев, и всё завертелось. Поднялся один из журналистов.
– Мистер Кэрн, Джейк Олдрич, для колонки на «Пасифик Трибьюн». Если вы позволите – вопрос личного характера.
– Позволяю, – я сдержанно улыбнулся. – Как-нибудь переживу.
– Вам почти сорок, вы не женаты, – начал репортёр.
– Вашей наблюдательности можно позавидовать, мистер Олдрич, – вяло отшутился я. Что-то сейчас будет.
– Вы задумывались о вашем… Что ждёт Питера Кэрна в обозримом будущем? В плане личной жизни, я имею в виду.
– Вам, случайно, не партнёр нужен? – рассмеялся я. Люди на поле присоединились ко мне, хоть и без особого энтузиазма. Олдрич продолжил допрос:
– Но вы ведь любили? С таким количеством лирики на эту тему, вас трудно не заподозрить в этом. У вас есть любимый человек? Что насчёт вашего последнего заявления перед закрытием шоу?
Повисла тишина. Даже камеры перестали щёлкать. Все смотрели на меня.
– Мистер Кэрн, если вас это…
– Конечно есть, – выпалил я. – У кого же нет?
Хотя была у меня на подозрении одна особа.
Все загалдели.
– Есть? – удивился Олдрич. – То есть, вы всё же крутите романы, но удачно уворачиваетесь от камер папарацци?
– Я не кручу роман, – простодушно ответил я.
– Но вы же сказали – вы любите? – растерялся журналист.
– Я-то люблю, – грустно улыбнулся я. – А вот она – не очень. Боюсь, она любит лишь себя.
– Вы всё уклоняетесь от прямого ответа, что я должен написать и подать читателям? – спросил Олдрич.
– Не знаю, – признался я. – И, по правде, это не мои проблемы.
– То есть вы не будете прямо отвечать на поставленный мною вопрос?
– Не буду, – подтвердил я.
Все загалдели разом. Лиам указал на одного из журналистов. Тот поднялся.
– Мистер Кэрн, что вы хотели сказать текстом вашего последнего сингла, который вы публично посвятили… – он заглянул в блокнот, чтобы уточнить имя.
Я, легко и равнодушно дёрнув плечами, быстро выдал ответ, не желая лишний раз светить личность Аманды Дэйвис:
– Да ничего я не хотел сказать. Каждый сам решает, что вынести для себя из песни, из книги или кино. Не буду отбирать у своих слушателей и критиков удовольствия поиска глубинного смысла между строк. Заикнувшись недавно о подобном на сцене, я попал в весьма неприятную ситуацию. И не то чтобы с честью из неё вышел.
– Но мистер Кэрн, это как-то связано с…
– Знаете, что я хотел сказать по-настоящему? – я чувствовал, что ещё немного, и меня начнут душить слёзы. – Я устал. Устал стучаться в закрытую дверь. Всю свою жизнь – творческую-то точно – я посвятил одной и лишь одной. Не получив взамен ничего.
Все молчали.
– Так что сказать по правде, я устал, – повторил я и тяжело выдохнул. – Я ухожу.
И я в самом деле поднялся.
– Ты куда? – шикнул Лиам.
– Но мы же только начали, мистер Кэрн, – попытался остановить меня кто-то из прессы.
– Я надеюсь, вы не сочтёте мой уход оскорблением всей журналистики. Но вы не совсем так поняли, – в свете ярких огней я в который раз за сегодня сверкнул безупречной и бесконечно грустной улыбкой. – Я оставляю Perfect Plan.

***

Всё то же.
Ночные огни. Я не помню, какой сегодня день. Возможно, пятница.
Возбуждённо гудят вслед журналисты и блоггеры. Я иду от пятидесятиярдовой отметки в зияющую пасть выхода с Колизея.
В проходе от стены отделяется одинокий силуэт.
В отблеске прожекторов я узнаю милые мне черты лица.
Это Аманда.
Какое-то время мы молча стоим рядом. Она будто в замешательстве. Наконец я спрашиваю:
– Ты всё видела?
– И слышала.
– Передумала?
Аманда качает головой.
Но это не «нет». Она просто дивится тому, какой я, и тихо фигеет с этого.
– Ты самый странный чувак из всех, что я встречала, – задумчиво протягивает она.
– Знаю, – киваю я и протягиваю ей ладонь. – Пойдём.
– Куда? – беспокоится Аманда.
Я киваю куда-то в неопределённость.
– За горизонт? – почему-то вдруг спрашивает она.
– Туда, – соглашаюсь я.
– А что там за ним?
– Другой горизонт, – уверенно отвечаю я.
Идя рядом с ней и держа её за руку, я думаю лишь о том, что не хочу, чтобы она видела наворачивающиеся на глаза слёзы.

***

– Кем ты работаешь? – спросил я, расплатившись с таксистом.
– Менеджером креативных  проектов, – ответила Аманда.
– И что это значит? – слишком уж замысловато это звучало. Я был уверен, что всё то же можно сказать одним коротким словом.
– Будешь мне интересен – я с тобой поработаю, вот что это значит, – показала язык Аманда. Многое в ней осталось прежним. Как и во мне. Я понимающе хмыкнул, распахнул дверь отеля и пропустил девушку вперёд.
В фойе нас поджидал Лиам. Вернее, поджидал он меня, поэтому я подтолкнул Аманду в сторону лифта и приготовился к шквалу острой критики. Который и не замедлил обрушиться на меня, едва Лиам проводил Мэнди презрительным взглядом.
– Ты что удумал, обмудок? Так ты мне отплачиваешь, за всё, что я сделал? Благодаря кому, вы, сборище недоделков, вот уже двадцать лет на коне, а? М-м? Ответь! М-м?! Благодаря мне! Вы, ушлёпки, до конца своих грёбаных дней мне жопу должны целовать – это я вывел вас в высшую лигу! Я возвёл вас на пъедастал! Благодаря мне и моему штату рекламщиков все давным давно забыли о том, кто такие Sum 42 и blink-187! Благодаря мне вы продали 100 миллионов копий альбомов! В век интернета! Как тебе такие яблоки, а, уе#ашка?! Кем бы вы были без меня?! Кем бы ТЫ был?! – потрясал мой бывший менеджер-продюсер кулаками.
Я на мгновение задумался. Когда-то, ещё во времена наших гаражных встреч, я обмолвился, что для успеха важен не только труд, но и стечение обстоятельств. Стал ли Лиам тем самым «счастливым случаем»?
Нет. Мы были упорны, мы были настойчивы, мы играли, развивались, писали, выступали, отдавали музыке всех себя – и мы добились своего. Важно всё.
А был бы не Лиам Брайерс, так другой ушлый менеджер. Мы были бы тем же Perfect Plan. Как и теперь.
– Лиам, не волнуйся, в твоём возрасте это вредно и не проходит даром, – урезонил я его. – Ты не альтруист и здорово грел с нас руки. Так что, кто-кто – а ты-то точно не останешься в накладе. И, кроме того, у нас вообще-то и правда хороший звук, мы не пустышка в яркой обёртке, – возразил я. – Мы добились бы признания и без агрессивной раскрутки. Это заняло бы больше времени, но в итоге…
– Да что ты! – притворно умилился Лиам. – Моя жопа сейчас разрыдается! Они бы добились! Единственное чего ты добился бы в своей убогой жизни без меня, сраный Осси, так это надраивание сортиров в «Тако-Ройал» по соседству со своей съёмной халупой.
– Я оставляю группу, – ровным голосом сказал я.
Лиам чуть не задохнулся от ярости.
– С чего ты взял, что можешь просто взять и оставить всё?
– Потому что я свободный человек, и это моё решение. Perfect Plan – не один Пит Кэрн, и никогда им не был. Это команда. Группа братьев по оружию. Уйдёт один – остальные сплотятся.
– Загоняй эту пафосную х##ню своей недалёкой девке! – прошипел Лиам.
– Лиам, ты редкостный уе#ан! – ответил я и попытался обогнуть его, но он схватил меня за подол футболки.
– Отвали! – я ударил его поддых.
Лиам отстранился и тяжело задышал.
– Ты… – он пугал меня. Его глаза так и норовили вылететь из орбит, как у судьи Дума.
– Давно было пора двинуть тебе, – сказал я.
– Вызвать полицию, сэр? – обеспокоился парень за стойкой. Я так и не понял, к кому именно из нас он обращался. Лиам, видимо, тоже, потому как вопрос так и повис в воздухе, оставшись без ответа. Вот если бы портье спросил: «Позвать констебля, милорд?» – тут бы не было сомнений, а так…
– Парни более чем в состоянии закончить тур без меня. Джефф всегда перетягивал одеяло на себя и хотел примерить роль фронтмена. Пусть воспользуется такой возможностью.
– Что за херню ты несёшь? – рявкнул Лиам, быстро оправившись. – Всё не может закончиться вот так! – он раскинул руки в стороны. – Да ты зае##шься тягаться с моими юристами, мальчик! Я оберу тебя до последней нитки! И той не оставлю! И ни одна рекорд-компания не пригреет тебя, после того, как ты расстанешься со мной!
Ой, как страшно. Ни один суд в цивилизованном мире не признал бы за пылающим яростным и не очень праведным гневом продюсером и половины того, что он затребовал бы – а захотел бы он всё, я не сомневался. Ну а что до прочих его угроз… Я не бедствовал бы и, забросив музыку – авторских отчислений за крутящиеся до сих пор на радио и потоковых сервисах хиты даже с первого альбома мне за глаза хватило бы на пару жизней. Со спокойной душой можно было выходить на заслуженную пенсию и отправляться на Багамы.
– Оставь меня в покое, Лиам. Ты. Мне. Не. Интересен, – отчеканил я. Аманда удивлённо посмотрела на меня. – Теперь. Как и все твои предложения. Ты меня не пугаешь. Как и все твои цепные псы.
Лиам ошалело выкатился на меня – не верил, в то, что слышит.
– А с парнями я сам поговорю обо всём, не вздумай шоркать им по ушам, – добавил я напоследок.
– Всё бросаешь, да? Добился, чего хотел и просто сливаешься, такой вот у тебя план, да? – Лиам презрительно скривился.
Я зашёл в лифт и оглянулся. Двери начали смыкаться перед нашими лицами.
– Да. И, по-моему, он идеален.

***

Было раннее утро – за горной грядой зарделось рассветное солнце.
Мэнди сидела на краю кровати в худи с лого «Чикаго Беарз».
– О боги, – поморщился я. – Что за отстой?
– Что? – изумилась Мэнди.
– «Беарз».
– Ха, даже не начинай, ясно тебе? – её голос звенел от обиды. – Они дважды играли в Супербоуле…
– Они дважды проигрывали в Супербоуле, – непринуждённо улыбаясь, уточнил я.
– Вот и нет, только раз, – она показала язык. – В 86-м они порвали твоих ненаглядных «Патриотов».
– ?..
Увидев моё лицо, она чуть закинула свою головку и залилась искристым смехом.
– Шутишь, да? «Пэтриотс?» – я ушам своим не верил. – Проиграли «Беарз?» «Беарз?!» Мы об одних и тех же «Пэтриотс» говорим?
– Чистая правда, Пит, – Мэнди заскочила обратно, перекатилась на бок и, откинув каскады пьянящих карамельным ароматом каштановых волос, положила голову мне на грудь.
– Легко восхищаться идеальным. Ещё проще болеть за заведомо сильную команду, – сказала она.
– Их называют фаворитами, – подсказал я. – Так короче.
Господи, как же назвать «креативного менеджера проектов» иначе?
– Ну да, тебе ли не знать, Питер Кэрн, победитель по жизни, – протянула Аманда. – Фаворит прессы, золотой мальчик.
– Чего? – я чуть не скинул её на пол. – Ты о чём?
– Ты добился, чего хотел. Будучи совсем молодым. Тебе не пришлось продираться через тернии. Ты оседлал волну успеха и не слезал с неё.
Я простонал.
– О-о-о, Мэнди, ты не представляешь, через что мне пришлось пройти. Я словно бы прополз мили через дерьмо и вышел чистым… Но эту грустную нравоучительную историю я расскажу тебе в другой раз. Только знай вот что – добился я лишь одного. Но я шёл к этому двадцать лет. Все эти годы. Всё остальное не имеет для меня значения.
Мэнди тихо вздохнула. Нет, Лиам заблуждался. Красивые пафосные речи были не для неё, она предпочитала что-то менее выпендрёжное. За исключением названия своей профессии.
– Знаешь, что не даёт мне покоя? Лиам как-то сказал, что на мою лирику клюют лишь юные девочки, – спросил я, когда молчание затянулось на время, затягиваться на которое было просто неприлично. – Но…
Мэнди поняла, не дослушав.
– Внутри каждой из нас есть такая вот маленькая девочка, которая порой запросто переборет холодную стерву. И твоему цинику-менеджеру давно пора бы понять, что это лишь его мнение и не стоит валить всех под одну гребёнку.
– Ладно, передам ему при случае, – сказал я, зарываясь лицом в её локоны, и теперь-то готовый обрести подлинное богатство.

***

Это было странно – я-то думал, меня попросят из отеля, как только Лиам наябедничает управляющему, что я уже не член группы. В нём я не сомневался. Однако же, время шло – но не было ни намёка, ни поползновения на эту просьбу.
Так что мы спокойно хрустели гренками на завтрак и потягивали редкий в наших широтах зелёный чай. Аманда методично листала страницы на планшете, изучала прессу (как-никак менеджер креативных проектов, грёбаный боже), то и дело украдкой бросая на меня взгляды. Я отвечал ей тем же.
– Чем ты планируешь заниматься теперь? – спросила вдруг Аманда. – Только не говори какую-нибудь чушь, типа «прожигать деньги». И, уж тем более, не вздумай посвятить всего себя мне ненаглядной, потому что мне этого не надо…
– Уже посвятил, ненаглядная, хоть тебе и не надо, об этом не волнуйся, – отозвался я. – А вот насчёт прожигать?.. – я прищурился. – Ты была бы разочарована этим, не так ли?
– Всегда ты всё за всех знаешь, да? – прищурилась в ответ и Аманда. – Особенно за меня…
– Я думаю прекратить заигрывания и с головой погрузиться в спейс-рок, – ответил я на предыдущий её вопрос. – Или даже удариться в мелодичный пост-хардкор…
Девушка словно бы дар речи потеряла.
– Можешь использовать это как эксклюзив, – с ухмылкой наблюдая её удивление, разрешил я. – Внесёшь красок в пресные публикации. Что, кстати, там пишут, Мэнди?
– «Роллин’ Стоун?» «Вэрайети?» – осведомилась Аманда. – Или всё скопом?
– Не оттягивай, – я с нежностью коснулся её – каштановый шёлк заструился меж пальцев. – Мне всё равно нужно будет это узнать.
– Не знаю даже, огорчу ли я тебя, но вы, ребята, хроникам не особо и интересны, – протянула Аманда.
– Да ну? – удивился я. – Серьёзно? Интернет вроде был взорван.
– Взорван был лишь ваш Твиттер, Пит, – покачала головой Аманда. – И то – лишь вчера. Можешь сам посмотреть и убедиться. На первой полосе «Репортер» очередная выходка Арианы Гранде.
– Вот ведь пьянь, – рассмеялся я. Но тут же примолк и задумался. Аманда была права. Я не знал, как на это реагировать. С досадой? Таблоиды не поместили нас на главную страницу? Что дальше?  Мы и впрямь не легенды поп-панка, и наш развал никого не задел? Или жанр умер окончательно? Ведь наши альбомы уже давно были наполовину разбавлены поп-роком, пауэром и альтернативой, кроме, разве что, последнего. Или в эпоху, когда новости и инфоповоды сменяют друг друга – только держись – новость о моём уходе и впрямь уже устарела, а, значит, уже и неинтересна?
Но, скорее всего, верным вариантом здесь было то, что Лиам запустил на всю катушку свою машину рекламы и пропаганды, замяв скандал, насколько это было возможно.
– Не кисни, – посоветовала Аманда. – Может, ещё попадёте в «МаксимумРок-н-Ролл».
– И не думал, – бодро соврал я. Чтобы как-то затонировать эту ложь, я предложил. – Как насчёт прошвырнуться?
Аманда отложила планшет, сложила ручки на столе как прилежная ученица и осведомилась:
– Твоё предложение?
– Боулинг, – ляпнул я.
– Есть хорошее место?
– Есть, – у меня в голове как перещёлкнуло, и теперь я точно знал, куда мы отправимся. – В «Лунаре».
– Собственно, я готова, – поднялась Аманда. – Идём.
– Идём, – согласился я. Возвращение к корням. Именно там, в «Лунаре» всё и началось много лет назад.
Я вернулся в комнату. В суете я так и не разобрал чемодан – он лежал нераспакованный с самого заселения. Было совсем не до него – промо на радио, интервью с прессой, раздача автографов…
Аманда заглянула и, склонив голову и прицокнув языком, осведомилаь:
– Ты идёшь или где? – и язвительно поддела: – Сдрейфил?
«Своенравная девчонка. С ней будет чертовски тяжело», – подумал я.
Но, боже, а когда с ней было легко? Да другого я и не ждал.
– Сдрейфил? – повторил я за Амандой, подхватил её на руки и закружил. – Ты что это себе такое надумала?
– Если нет, тогда поставь меня и одень что-то приличное, – командирским голосом сказала она.
– Не хочешь появляться на людях с каким-то безработным оборванцем? – ухмыльнулся я, аккуратно опуская девушку.
– У тебя была байкерская куртка с розой, одень её, – попросила она.
– Байкерская? – переспросил я.
Я же сроду не был байкером.
Аманда кивнула. Я начал догадываться, о чём она говорила.
Я был прав. Всё это время я был прав.
– Ненавижу этих шумных п###ров, – добродушно проворчал я. – Она совсем не байкерская. Ты и сама ведь это знаешь, верно?
П-ф-ф, байкерская куртка.
Это было облачение короля поп-панка, сотворённое руками Аманды Дэйвис!
Среди сотен моих вещей, коим я потерял счёт, для этой у меня было место, где она, собственно, и висела, дожидаясь своего часа. Я сдёрнул чехол.
– Мне ли не знать. Нашёл? – заглянула через плечо Аманда. – Она мне так нравилась. Ха, ну ещё бы! А ты столько лет её не носил. С дебютного альбома. Ты хранил её? Просто хранил? Повсюду возил с собой и не одевал? Но никогда не забывал о ней? Всегда помнил?
Сколько вопросов! Я ответил лишь на последние.
– Никогда. Всегда.
И натянул свою старую добрую вылинявшую джинсовую куртку с нашитым на спине нежно-розовым цветком и подписью – Последний Юный Бунтарь.


Dec the 10th, 2019 – Feb the 23rd, 2020




Кое-что, что, возможно, требует пояснений

Если вдруг вы далеки от музыкальной индустрии и никогда не были в Калифорнии, я поясню кое-что с вашего позволения.

«Конверсы» – если точно, то их полное название Chuck Taylor All-Stars. Кеды с запоминающимся дизайном фирмы «Converse». Даже если вы и не носили их, то абсолютно точно видели их на других людях.
Колизей – Мемориальный колизей Лос-Анджелеса, стадион на котором проходило много чего интересного и знакового.
Джимми Хендрикс – феноменальный американский гитарист-виртуоз, волшебник – нет, бог! – электрогитары. То, что он вытворял с ней при жизни, помнят и после его смерти.
Слэш – американский гитарист-виртуоз, участник Guns N’Roses. Некоторыми считается великим инструменталистом, некоторыми – распиаренной бездарностью. Как обычно, правда должна быть где-то посередине.
Perfect Plan – аллюзия на Simple Plan, канадскую поп-панк группу.
ЭмСи – в данном контексте ведущий мероприятий, артист, который «ведёт» концерты, представляет участников и даже заводит толпу почище собственно тех, кого представляет, если талант позволяет.
Венис – красивый и дорогой прибрежный район Лос-Анджелеса, тусовочное место. Когда герои говорят, что они из Венис, подразумевается именно это – они тусят там, не живут. Каждый уважающий себя миллениал из большого Лос-Анджелеса тусит в Венис
Poison – американская глэм-метал и хард-рок группа.
Rotten – IRL Rancid, американская панк-рок группа. IRL – in real life, «в реалии»
Осси – так называют австралийцев прочие англоговорящие человеки.
Лоу-фай – в определённом смысле любая музыка, записанная на не очень качественном оборудовании. Иногда в силу банальной невозможности записываться в студии – это денег стоит, и немалых. А иногда специально для эффекта «небрежности» – якобы, так круче. Ну-ну.
UCLA – Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе.
Eh – типичное междометие в канадском английском. Выражать может всё, что угодно. Например: «Что?»
Def Leppard – британская рок-группа, играли хард-рок и глэм-метал.
Матт Ланг – музыкальный продюсер, наиболее известен работой с AC/DC и Def Leppard.
Гюнтер глитен глаубен глобен! – иногда истории о записи песен интереснее, чем собственно песни. Хотя, это и не тот случай, но вообще вышло занятно. Def Leppard корпели в студии над «Rock of Ages» и всё никак не могли записать удобоваримый вариант. Продюсер Матт Ланг настолько зае##лся в корягу, что, отчаявшись получить стоящий сингл, вместо стандартного отсчёта «1-2-3-4» (типа метронома) выдал какую-то непереводимую херню на языке, похожем на германский. Легенда гласит, что именно с этого дубля и записали. А голос Ланга так и оставили на альбоме. В назидание потомкам, видимо.
Mud Caddies – я так заигрался с этими IRL, что даже не помню, что за группу я тут подразумевал.
Goo Goo Dolls – американская рок-группа. «Iris» – их самый известный хит, использовался в саундтреке фильма «Город ангелов» (правда, весьма коряво и неуместно – где-то в середине, а не на финальных титрах). На обложке сингла изображён мужик в плаще на фоне неба, стоящий к зрителю спиной. Что-то похожее было и в фильме, поэтому я всегда подозревал, что этот мужик не кто иной, как Николас Кейдж. Может так оно и есть, но это неточно.
Промоутер – в данном контексте это некто, занимающийся организацией выступлений музыкальных групп.
Продюсер – в данном случае музыкальный. Занимается написанием  альбомов для групп. Это если в общем. Если более детально – подбирает идеи для группы, ведёт контроль за студийной записью, зачастую ещё и в финансовых делах подмахивает.
Менеджер – aka импресарио в стародавние времена. Человек, ведущий финансовую часть деятельности группы/исполнителя. Вообще, обязанностей у него может быть дофига и многие очень туманно описывают его занятия, потому стараются прописать всё в контрактах – кто кому и чем обязан.
Пюпитр – подставка для нот.
Green Bay – IRL Green Day, одна из самых знаменитых, знаковых и узнаваемых поп-панк групп в мире.
New Found Gloryhole – IRL New Found Glory, читайте предыдущее описание.
Nickelback – канадская рок-группа, играет пост-гранж и хард-рок. К слову, несмотря на все мои насмешки над ними, я люблю этих ребят.
5 никелевых центов – если верить легендам, то группа Nickelback получила название в честь 5-центовой монеты, которую в качестве сдачи с полудоллара за чашку кофе всучивал клиентам работающий в юности в кафе Майк Крюгер – будущий басист канадцев и старший брат фронтмена Чеда Крюгера. Кстати, первоначально группу хотели назвать Village Idiot («Деревенский дурачок»), что умиляет и намекает на уровень самоиронии, поскольку братья Крюгеры родом из небольшой земледельческой общины Ханна в канадской провинции Альберта.
Сеньоры – в США – выпускники школ, как правило, из 12-го класса.
blink-187 – IRL blibk-182, калифорнийская поп-панк группа, одна из самых заметных в жанре.
Sum 42 – IRL Sum 41, канадская панк-рок группа.
Эти числа не с потолка взяты.
187 – это сленговое обозначение убийства в среде копов (что-то наподобие «officer down!»). Что забавно, именно так (blink-187) первоначально банда ДеЛонга и должна была называться, да вот кто-то спутал цифры, не был силён в математике…
А 42 – это ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого, ясное дело. Вы слышали об этом, наверняка, даже если не читали «Путеводитель автостопщика по галактике». Я вот до сих пор не читал.
Сингл – в современном понимании это трек, выпускаемый для разжигания интереса к предстоящему альбому исполнителя.
Афтепати – вечеринка, устраиваемая по завершении какого-либо события – концерта, торжества и т.п.
Коачелла – ежегодный музыкальный фестиваль, проходит в городе Индио, штат Калифорния. Также включает в себя разного рода инсталляции и экспозиции изобразительного искусства.
Лейбл – компании, занимающимися производством, распространением и продвижением аудиозаписей (а также видеоклипов и записей концертов) на всевозможных носителях.
Мейджор – лейбл, доминирующий на рынке. Хотите вы того, или нет, но почти всю музыку в мире выпускают Sony, Universal и Warner.
Хенли – одежда, такая фигня, типа свитшота
Рифф – последовательность гитарных аккордов, повторяющиеся риффы составляют собственно мелодию.
Дисторшн – звуковой эффект, искажение сигнала от электрогитары через усилители.
Стинг – британский музыкант, исполняет поп, нью-вейв, поп-рок. ИМХО, сильно переоценённый чувак.
Бумбокс – переносной музыкальный центр. Именно их таскали в 70–00-е  на плечах чернокожие ребята из гетто для баттлов по брейкдансу.
Пасифика – города и кварталы агломерации Большого Лос-Анджелеса на тихоокеанском побережье от Пасифик Палисэйдс до Марины-дель-Рэй и Венис.
GreenCard – IRL YellowCard, американская поп-панк-группа.
Джон Уэйт – английский музыкант, исполнял софт-рок, пауэр-поп и, внезапно, кантри. Не путайте с Джоном Уэйном.
Джон Уэйн – собственной персоной. Американский актёр, король вестернов.
New Radicals, Radiohead, Red Hot Chili Peppers, Nine Days, The Calling – не вижу смысла всех их расписывать по отдельности. Все группы американские (кроме радиоголовых), все играют/играли альтернативу (кроме Calling – эти ещё и пост-гранж лабали).
Джери Халлиуэлл, All Saints, Savage Garden Энрике Иглесиас – аналогично предыдущему пункту не буду останавливаться на каждом. Поп-исполнители. У некоторых были знаковые хиты. Всё.
Чино – город в округе Сан-Бернардино, штата Калифорния, США. Не то чтобы это прямо «ужас-ужас», но город по сравнению с соседним Чино-Хиллз попроще и победнее. Входит в агломерацию Большого Лос-Анджелеса.
Санта-Моника – город на тихоокеанском побережье США, занимает западную часть округа Лос-Анджелес, штат Калифорния.
Jeffen – IRL Geffen Records, американский лейбл, принадлежащий Universal Music Group.
MCA Records – американский лейбл, был поглощён Geffen Records в составе Universal Music.
Лайми – американское сленговое прозвище британцев.
«Распивать чаи в Бостоне» – имеется ввиду Бостонское чаепитие, один из первых звоночков британцам, намекающих на грядущую Американскую революцию. Забавно, но тогда в колониях и вправду был популярен чай, нынче же в Штатах его почти не пьют.
Reprise Records – ещё один американский звукозаписывающий лейбл. Здесь записывались, например, Green Day.
Бел-Эйр – богатый (даже элитный) район Лос-Анджелеса, находится между Санта-Моникой и Голливудом (не по уровню «крутизны», а географически).
Rise Versus – IRL Rage Against the Machine, американская рэпкор и ню-метал группа.
Deck – IRL Beck, американский музыкант, автор-исполнитель и сам себе режиссёр.
Penny Dies – IRL Pennywise, калифорнийская панк-рок группа.
The Onspring – IRL The Offspring, калифорнийская поп-панк группа.
Physical Brothers – IRL Chemical Brothers, британские электронщики, завсегдатаи различных фестивалей.
Thunderworld – IRL Underworld, британская электронная группа.
Хедлайнер – исполнитель, ради которого, в основном, и идут на концерт. Разогрев – всего лишь приятное (не всегда) дополнение.
Ибанес – гитарный бренд.
Клуб «Файв-о-клок» – аллюзия на «Клуб «Завтрак», подростковую драму Джона Хьюза. В своё время фильм произвёл эффект разорвавшейся бомбы и обрёл культовый статус. Файв-о-клок – это вечернее чаепитие в Англии.
Amazin' Charlotte's Web – IRL Good Charlotte, американская панк-рок группа.
Кэжуал – «повседневный стиль одежды с акцентом на удобство и практичность». Что это значит, я не понимаю. Если следовать этому описанию, то это в принципе любая одежда. По тексту подразумевалось сочетание джинс и всякой фигни вроде кардиганов и пиджаков.
Каминг-аут – признание человеком своей принадлежности к сексуальному или гендерному меньшинству.
Limp Bizkit – американская ню-метал группа. Фред Дёрст и Уэс Борланд – два главных действующих лица  этого коллектива.
Беркли – имеется ввиду Калифорнийский университет в Беркли.
Морфеус – один из героев фильма «Матрица», ментор, наставляющий главного героя на путь истинный.
Лонгплей – суть то же, что и музыкальный альбом.
Holiday Special – праздничный телефильм по мотивам «Звёздных войн», выпущенный аккурат накануне Дня благодарения и направленный, ясное дело, сугубо на сруб бабла за счёт рекламы в перерывах, продаж фигурок героев и прочего фан-сервиса. Дикий китч и грёбаный стыд. 
ИРА – Ирландская Республиканская Армия, военное формирование, долгие годы добивается независимости Ольстера от Великобритании. На данный момент считается террористической организацией. 
Кубинец Пит – был такой комедийный фильм в 40-х. Песню оттуда здорово перепел сам Джим Кэрри в фильме «Маска». Песня – зажигательная вещица, кстати, тоже так и называлась – «Кубинец Пит». 
Razor Tongue – острый язычок
Blue Tears – глэм-метал группа, в тексте они довольно точно описаны.
Blue – в тексте довольно подробно написано, кто это. А ещё у этого английского слова есть значение «грустный, невесёлый».
Долби – американская компания, занимается звукозаписью и системами воспроизведения. 
Кори Тейлор – вокалист групп Slipknot и Stone Sour, IRL очень скандальный дядя. 
Конвей Твитти и Алан Джексон – боги на кантри-сцене в 70-е и 80-е годы.
Lincoln Park, CoЯn – IRL Linkin Park и KoЯn, американские ню-метал группы.
Джастин Бибер – поп-певец, кумир маленьких девочек. Инструментал его нее#ического хита «Baby» был сведён шутником, делающим мэшапы, с выдранным вокалом из песни Slipknot «Psychosocial». И легло, скажу я вам, идеально, словно их специально друг для друга писали.
Эксл Роуз – фронтмен и вокалист глэм-металл группы Guns N’Roses, помимо недурственного вокала известен такими добродетелями как эпатажные выходки, пренебрежение фанатами и крайне скандальное поведение.
Калеки – (crips) афроамериканская банда из Лос-Анджелеса.
Канье Уэст – рэппер, гений, миллиардер, плейбой, филантроп и просто «голос поколения»… Шутка. Это просто мистер "Imma Let You Finish".
Залив – (Bay Area) область залива Сан-Франциско.
Behind Blue Eyes – душераздирающая песня The Who. Ещё больше дерёт душу внезапное и нетипичное исполнение этой песни самими Limp Bizkit.
Если жизнь даёт тебе лимоны – делай лимонад – (If life gives you lemons, make lemonade) учись во всём находить положительные стороны и извлекать выгоду из всего будучи даже в полной заднице.

У каждого облака есть серебряная подкладка – (Every cloud has a silver lining) сквозь каждую тучу пробивается луч надежды. Или же менее поэтично – не бывает худа без добра.
All Time Long – IRL All Time Low, американская рок-группа, играет поп-панк, поп-рок, пауэр-поп.
Store – интернет-магазин цифрового аудиоконтента (и не только).
Секвенсор – программа для записи и редактирования музыки.
Судья Дум – один из героев фильма «Кто подставил кролика Роджера?» Его устрашающе выпученные глаза – это что-то с чем-то!
«Чикаго Беарз», «Нью-Инглэнд Пэтриотс» – профессиональные клубы по американскому футболу.
Менеджер креативных проектов – не знаю, даже не спрашивайте. Скорее всего, это продюсер. Одна моя знакомая была этим самым – чем она занималась, я так и не понял, но мне всегда казалось, что она журналист.

Не буду пояснять конкретные значения слов вроде «миля», «фут», «дюйм», «галлон» и прочего подобного. Всё это просто единицы измерения имперской системы.
Так, если вкратце и не совсем по теме.
Да, ещё чуть-чуть текста. Потерпите. Скоро всё.
Героев я изначально назвал Амандой и Питом, просто выбрал имена наугад. Хотя есть у меня смутное подозрение, что без актрисы Аманды Пит на уровне подсознания здесь не обошлось (притом я вовсе не её фанат). А вот фамилию главному герою я не мог подобрать. Но как-то крутя глобус, я заприметил острова Питкэрн. Как я полагал, они принадлежат Австралии (и я не удосужился проверить своё предположение). Поэтому-то герой и получил разом фамилию и никнейм. Однако, уже ближе к концу написания, меня дёрнуло уточнить подданство островов – и, вот так раз – они оказались не австралийскими, а британскими. Собственно, менять имя герою и переписывать часть текста, связанную с его прозвищем, я не захотел, потому и включил это мини-расследование в повествование. В ином случае это было бы абсолютно излишним.
Кстати, Дэвид Кин – хотите верьте, хотите нет, но это тоже вроде как абсолютно случайно взятое «с потолка» имя. Да вот только как бы не так! Я не один раз перечитывал «Приключения Гекльберри Финна» Твена. Была там в романе такая парочка хитрожопых проходимцев – Король и Герцог. В каких-то арканзасских ****ях, чтобы добыть звонкий доллар, им пришлось давать театральное шоу. На афише к нему значилось что-то в духе: «Единственные и неповторимые исполнители: Дэвид Гаррик-Младший и Эдмунд Кин-Старший бла-бла-бла». Вот я походу посознательно и наградил персонажа таким сложенным именем. Только вот не возьму в толк, чего бы это. Вроде бы особой хитрожопостью этот персонаж не обладает, разве что чересчур раздолбай – но с кем не бывает?
Я не смогу просто и в то же время кратко объяснить, что это за звери такие – поп-панк, хардкор-панк, глэм-метал, хеви-метал, хард-рок, гранж, пост-гранж, ню-метал, пауэр-поп, спейс-рок и прочее. Поверьте на слово – это всё музыкальные жанры. Проще найти  и послушать самые яркие песни их типичных представителей, чтобы понять, что это и с чем едят – остальные мало чем будут отличаться.
Разумеется, не мог я придумать текстов песен, к лирике у меня склонностей особо нет. Так что пытливый читатель (а особенно такой, что знаком с поп-панком не понаслышке) заметит, что это тексты в основном Simple Plan и A Day To Remember, а титульный трек – это, конечно же, творение All Time Low. В тексте они и многие другие группы (хотя и не все) названы чуть иначе. Ну, просто потому что, чисто по фану.
Пара критических отзывов тоже позаимствована у настоящих критиков и подретуширована – такому изощрённому словоблудию, как у них, надо учиться очень долго, сочинять же такое неискушённому человеку просто немыслимо.
Одну их реплик Осси я позаимствовал из «Отступников» Скорсезе, где её произносил герой Марка Уолберга (имя-отчество киношного героя не помню, не обессудьте). Но это я не со зла. Скажем так, это оммаж. И опять, и вновь – чисто по фану.
И ещё одно.
Первоначально у меня не было никаких сомнений о том, какой заголовок должна носить эта история. Конечно же «You Still Make My Crazy Little Heart Go Boom». По строке из песни «Boom!» канадских панков Simple Plan. Однако же, перевалив за половину, я понял, что это несколько длинновато. Даже чересчур. Да и на русский это было переводить муторно – звучало несколько нелепо. Как же быть?
Я, однако, не парился. Решение пришло само собой – да ещё какое изящное!
Абсолютно случайно я наткнулся на альбом группы All Time Low. Альбом, как и открывающий трек, носил, конечно же, название «Last Young Renegade». Трек настолько пришёлся мне по душе, что я добрые сутки гонял его фоном на репите – снова и снова. Мелодия стала для меня эталоном идеального смешения поп-панка и поп-рока, а текст… В тексте я увидел самого себя – это же была ровно моя история. Ну, ладно, с парой маленьких отступлений, но в остальном-то!..
Более того, песня дала не только более краткий и ёмкий заголовок, но и привнесла в историю некоторые детали, прочно скрепившие воедино все линии, чего я изначально даже и не планировал. Вот это я называю «послушать музычку в перерыве».

Что же до посвящения…
Ну что тут скажешь?
Героиня списана с упомянутой девушки, герой списан с меня. Внешность, характеры, поступки, слова (серьёзно, здесь большая часть реплик – цитаты реальной девушки), даже худи с лого «Чикаго Беарз». Да, изменено место действия, приукрашено (самую малость, ага) будущее, моя пассия не фанатка поп-панка, и я никогда не умел даже в аккорды на гитаре, какие там риффы (что нисколько не умаляет моей неистовой и всеядной меломании), но в остальном… Все чувства, всё, что описано – всё так и есть, не высосано из пальца и не придумано, а выдрано из самых глубин души и перенесено на бумагу. Ну, почти на бумагу.
И кому, как не ей, должно было посвятить эту вещь, эти мириады строк – ведь в своё время именно благодаря ей я по-настоящему начал писать, благодаря ей и её отказу меня «прорвало» и под давлением чувств все идеи, до того лишь витавшие где-то рядом и вечно оставляемые «на потом», начали обретать, наконец, своё материальное воплощение.
Она – моё лучшее вдохновение и моя ясность во всём.
Навсегда.

Пронести безответную любовь сквозь годы – адовая ноша.

Такие дела.