Глава 9

     Дарику потребовалась всего доля секунды, чтобы почувствовать: что-то не так. Хафаши Гюлима ни за что не явились бы без приказа. Все они знали Дарика в лицо и не стали бы задавать глупых вопросов. И ни один не стал бы вести себя как мальчишка…
    Юнец!
    Он неожиданно понял, что этот кровопийца обращён меньше года назад, не успел избыть чувства собственного всемогущества. Он чувствует себя волком в овечьем загоне.
     Инстинкт самосохранения завопил Дарику: «откажись!». Но он сказал:
     — Это я.
      И шагнул вперёд. В тот же миг рука хафаша с невообразимой скоростью взметнулась вверх. Чёрные острые когти, отросшие на кончиках пальцев, нацеленные в горло Дарика, вспороли воздух над его головой. То ли повинуясь реакции, то ли просто поскользнувшись на луже собственной рвоты, в которую случайно ступил, но Дарик упал нелепо на четвереньки. И как был, не вставая, по-жабьи скаканул за алтарь.
С уст Сагмиры и Феранора сорвалось сдвоенное проклятие. Хафаш издевательски хохотнул, ни капли не обескураженный неудачей. Стремительным прыжком он взлетел на алтарь.
    — Алале! — Сагмира прыгнула к алтарю, секанула хафаша по ногам.
Кровопийца подпрыгнул, одновременно ловким акробатическим пируэтом оказался у женщины за спиной. Схватил за шею, сдавил, швырнул с поворотом через себя, в стену.
     — Всему своё время, смертная! — крикнул он ей.— Я заберу тебя следующей!
Выпустив саблю, разбойница успела смягчить руками удар, но всё равно треснулась лбом в «руку пророка», выбив её из ниши. Обмякнув, она с разбитым лицом сползла по стене.
     Дарик использовал полученные мгновения, вскочил, схватил нежить левой рукой за шею, правой надавил на закрытый алым тюрбаном затылок. Страх удесятерял его силы.
      «Свернуть шею, сломать позвонки! А там расколотить зубастую голову об алтарь!»
Новообращённый хафаш ещё не вошёл в полную мощь, однако уже значительно превосходил его в скорости. Он легко вывернулся из хватки и мгновенно схватил Дарика за правое запястье, левой рукой впился в горло, раздирая когтями кожу. Победно улыбнулся. Сверкнули белые иглы клыков. В лицо пахнуло зловонием застарелой крови.
      «Он вырвет мне кадык...» — осознал Дарик, холодея от ужаса.
Близость смерти дарует зрение в мир духов. Он увидел размытый бледный силуэт, внезапно возникший позади хафаша. Казалось, он даже слышит свист призрачных крыльев...
      Череп хафаша вдруг треснул, алая полоса пробежала между расширенных глаз, точно деля его на две половины. Он издал страшный вопль, выпустил Дарика, развернулся к нему спиной. В этот миг полукровка увидел окровавленную саблю Сагмиры и держащего её за рукоять Феранора.
      «Курва?!» — удивился Дарик, увидел, что эльдар снова замахивается...
       Воя от боли и ярости, нежить бросилась на нового противника, полосуя воздух когтями. Эльдар попытался уклониться, но недостаточно быстро. Его цветастый летнер украсился четырьмя карминовыми полосами.
      — Снеси ему башку! — закричал Дарик, но эльдар либо не понял, либо не пожелал прислушиваться к нему.
      С грохотом раскрылись двери. В молельню ворвалась охрана. Старшина поражённо затормозил на пороге, выдыхая какое-то чёрное ругательство. Двое стражей схватили на перевес копья, пошли на кровопийцу в атаку. Одно он сразу сумел вырвать и переломить пополам, всадив заострённый конец в тело его владельца. Другим обломком он вращал перед собой, отбивая удары двух тавантинов. Не возникало сомнений, что вскоре он совладает с обоими латниками и возьмётся за пленников. Нельзя терять ни мгновения.
      Сагмира зашевелилась, приходя в себя, слабым стоном привлекла внимание полукровки. Он мазнул взглядом по разбитому в кровь лицу и, неожиданно зацепился за некий предмет рядом с её головой. Там лежала отлитая из меди «рука пророка». Прямую раскрытую ладонь покрывала чеканка, с цитатами из Хтабанса.[1]
Такая рука венчала купола бетелей, в благословляющем жесте возносилась над головами молящихся. Но выставленная вперёд, она уже служила символом воспрещения, преграды.
     Дарик резко метнулся, схватил символ и выставил перед собой будто щит. Знания, полученные в жреческой школе Крассборга, внезапно пригодились ему спустя столько лет.
      — Мы принадлежим Алуиту и ему одному даем отсчет прожитой жизни! — закричал он, растягивая слова, атраванскую формулу экзорцизма.
      Хафаш, только что расшвырявший обоих стражников, обернулся. Лунный свет, отраженный от священного символа, ударил в бледное лицо.
     — Именем Алуита — Благого и Милостивого Бога: уходи в пустыню! Сгинь! Сгинь! Сгинь!
     Дарик наступал. Кровопийца пятился, болезненно шипя и закрываясь от знака локтём. Упёрся спиной в алтарь. Вскочил на него лицом к полукровке.
      — Кто ты такой?! — требовал Дарик, напирая.— Почему хочешь убить меня?!
      И совершил ошибку. Подошёл слишком близко.
      Резкий удар ногой выбил молитвенный символ из рук.
      — Какая поразительная глупость! — захохотал он.— Сейчас ты — умрё-о…
      В следующий миг в помещение ворвалось неприятное жужжание, раздался хруст и хафаш подавился. Во рту его полыхнул огонь, из затылка выросла стрела. Еще несколько зажженных стрел с громким стуком воткнулись в дверной косяк, влетев сквозь окно.
      Кровопийца широко раскрыл глаза, будто удивляясь происходящему. Алялат, не теряя ни секунды, подскочил к нему со спины и рубанул по отставленной для равновесия ноге. Он перехватил рукоять обеими руками, вкладывая в удар всю силу. С мерзким хрустом нога отделилась в колене. Если бы кровопийца мог, он наверняка завопил бы так, что его услышал бы в окрестностях Альмадина, но из обожженного рта вырвалось только хриплое бульканье. Он покачнулся, всплеснул руками, заваливаясь на спину. Рядом оказались стражник и разъярённая Сагмира с чужим копьем. Они ударили одновременно — атаманша пронзила грудь, пригвождая нежить к полу, тавантин рубанул по шее.
       — Катись в Бездну! — прошипела Сагмира, пинком отправляя отсеченную голову в дальний угол.
        Тишину молельни нарушало шумное дыхание уцелевшего стражника, слабые стоны его раненного товарища и треск огня. Воняло горелым мясом и кровью. Снаружи слышались испуганные крики, топот, ржали кони, бряцало оружие.
       — Demonums der Maledicte![2] — чувственно выругался тавантинец.— Ты видеть! Ты видеть! Что это быть?!
       — Хафаш,— Дарик пытался унять нервную дрожь.— Латгул, вампир.
       — Змеиный яд! — Сагмира сплюнула кровавый сгусток.— Он не встанет?
       — Не встанет. Если не прикрутить голову обратно на плечи.
       — Вы слышите? — спросил Феранор. Он смотрел на торчащие из дверного косяка стрелы, прислушиваясь к доносящимся с улицы звукам.— Что происходит?
      Сагмира обернулась к нему. Кровь густо заливала ее лицо, увидела саблю, все еще сжимаемую Феранором, ничего не сказала, но глаза полыхнули адским огнём. Остроухий немного поколебался, но потом перевернул саблю рукоятью вперед, протянул Сагмире. Та выхватила её, едва не отрезав ему пальцы.
      Из коридора послышался топот ног, оружейное бряцанье. В дверях появился рыцарь с золотым львом, в сопровождении двух латников. Увидели трупы. Замерли на пороге. Стражник вытянулся как струнка. Заговорил, быстро и эмоционально, показывая то на  пленников, то на обезглавленный труп и своих товарищей. На лице зир Меллентина, а это был он, заиграли желваки. Он жестом остановил словесный поток стражника, бросил короткое отрывистое приказание двум латникам. Дарика и Феранора схватили за плечи, потащили к выходу.
     Уже в дверях он услышал обращённый к Меллентину вопрос Сагмиры:
     — На нас напали?!
     И его короткий ответ:
     — Да!
 
                ***
         Был недолгий переход по коридорам, подъём по крутой винтовой лестнице на плоскую крышу, откуда открывался прекрасный вид на Массаишь и прилегающую пустыню. При полной луне в ней было светло как днём. Дарик увидел множество стрел, густо торчащих из коновязей, балок, корыт для питья скотины, убитых людей и животных. И, вдалеке, за укрытыми серой мглою барханами, густое облако пыли, какое поднимает бегущий табун лошадей.
      С дозорной башни спустился Гантрам. Барон был озабочен и хмур.
      — Гойче,— сказал он,— если Акъян выживет, я повешу его.
       А случилось вот что:
      Крупный отряд хаммадийцев налетел из пустыни, пронесся по окраинам Массаиша, густо засыпав городок стрелами. Всё произошло стремительно и неожиданно для тавантинцев, а ведь барон не был новичком в ратном деле. Он рассылал подарки окрестным бекам, чтобы те предупреждали о появлении врагов и добычи. Так же он отправлял в пустыню разъезды кайраков. И, если предательство беков было неочевидным, то в судьбе разъездов не оставалось сомнений. Их головы хаммадийцы кидали за тын вместе со стрелами. Это увидел Акъян-Деси. Чтобы какие-то дикари из пустыни безнаказанно убивали храбрых воинов степей?! Рассудок военного вождя затмила ярость, оставив в нём одно единственное слово.
      Месть!
      Гантрам находился в другой части селения и только успел, что увидеть как сотня разъярённых кайраков устремляется за пустыниками. Несколько раз хаммадийцы приостанавливались, осыпали погоню стрелами с вершин барханов и снова уходили, едва воины Акъяна оказывались слишком близко. Они вели их, как хитрая лиса уводит собак, дразня рыжим хвостом. И только когда впереди замерцали огни множества факелов, отражённых от боевого железа, хаммадийцы пришпорили коней, расходясь в стороны.
       Акъян-Деси вдруг понял, что на полном скаку летит в лоб нескольким сотням атраванских катафрактов. Он резко дёрнул поводья, осаживая коня, закричал остальным, но поздно. Взявшая разбег латная конница ударила по толпе кайраков будто таран, сметая их, опрокидывая, безжалостно втаптывая копытами в песок...
      — Я его повешу! — жёстче повторил Гантрам. Баронский кулак стукнул по саманному кирпичу.
      Гойче посмотрел вдаль, поджал губы, отрицательно покачал головой.
Мимо стен Массаиша, с жалобным храпом мчалась вороная лошадь со сбитым на бок кайракским седлом. Барон проводил её взглядом.
      — Лорд Мистериорн,— заговорил он, не оборачиваясь.— Как видите ситуация снова переменилась. У нас появилось шахское войско, а у вас появился шанс доказать, что мы на одной стороне. Или искупить свой недавний обман. Готовы ли взять в руки меч и стать моим лейтенантом?
Эльдар смотрел в его спину. Очень долго. Будто и вправду задумался.
       — Я не наёмник, хеир— ответил он наконец. При этом уголки его губ насмешливо дрогнули.— И Эльвенор с Атраваном не враждует. Поэтому, мне нет дела до ваших врагов, как вам до моих проблем!
      — Глупо. Очень глупо! — Гантрам обернулся и только тут увидел, Сагмиру и Дарика.
      — А орк что здесь делает? Я приказал привести только эльфа. И… что с тобой случилось, Сагмира?!
      — Спроси своего таргана,— разбойница кривилась шевеля разбитыми губами.— Ты можешь мне не поверить.
      Гойче зир Меллентин быстро, но подробно доложил со слов стражника о нападении хафаша на пленников.
      — И за кем же из вас пришла нежить? — спросил барон, переводя взгляд с одного пленника на другого.
      — За ним,— встряла разбойница, кивая на полукровку.— Хафаш называл его имя.
      — Вот значит как,— глубокие голубые глаза Белого Вепря казалось вот-вот просверлят в Дарике дырку.— Из-за тебя, орк, гибнут мои люди. Что же мне с тобой делать? Может лучше убить и выбросить за ограду, пока ты не навлёк на нас другую напасть?
      — Убей,— задумчиво произнёс Дарик.— Только это тебе не поможет. Хафаш шёл за Ключом. За этим придут другие. Как думаешь, на кого после меня они обратят взор?
      — Предлагаешь скорее передать его тебе? — барон фыркнул.— Хочешь принять на себя всю опасность? Как благородно! Будь в орках хоть капелька благородства…
      — Прекрати, Гантрам-бек! — Сагмира встряла меж ними, сердито уперев руки в бока.— В грядущей битве его сабля будет не лишней. Я, поручусь за него!
      Белый Вепрь немного подумал.
     — Хорошо,— сказал он.— Орк — твой.
     — А что делать с эльфом? — напомнил Меллентин.
     — Отведи его к остальным пленникам, Гойче, и запри, — распорядился барон.— Да! Гойче! Собери моих командиров. Я жду их на срочный совет. Времени не так много...
 
                ***
       На военном совете Дарик не присутствовал, потому не слышал, как Гантрам обратился к собравшимся с короткой речью. Он напомнил о сложенной в бетеле горе добычи, о пленниках и рабах, которых придётся в случае отступления бросить и, наконец, о непоправимом ущербе для чести, если уйти, не показав силу неверным.
Главным образом это предназначалось для слуха Сагмиры и Багаутдина. Командиры из тавантинцев помалкивали. Понимали и так, что к чему. У них под рукою несколько сотен латников самого Гантрама, пятьдесят рыцарей, со стрелками и оруженосцами, полсотни пехоты, союзники в лице исайритов Сагмиры, которых набиралось едва ли с полсотни и вспомогательные отряды из освобождённых единоверцев. Всех вместе набиралось больше полтысячи копий. С другой стороны шахское войско, которое вряд ли на много превышает силы исариан. Барон полагал, что огромной армии взяться здесь просто неоткуда.
       — Стефан,— закончив, он обратился к д’Макерни,— Отправь несколько отрядов в дозор. Вблизи неприятеля мы не должны быть слепы. Меллентин! Найди десяток колёсных телег. Сагмира! Пусть твои люди острят колья и насыпают мешки и корзины песком. Приготовим неверным парочку неприятных сюрпризов! Всех иноверных купцов, а так же их слуг и рабов, собрать и запереть в одном месте. Скажите, чтоб не бузили, будто это делается ради их блага. Времени у нас мало. Возможно, они нападут на рассвете. Не мешкайте же!
     Гантрам ошибался. Враг подошёл к Массаишу сразу после полуночи.
 
                ***
         Приготовления не были в полной мере закончены, когда прискакали дозорные, доложив о плотных столбах пыли, окружающих Массаишь со всех сторон. Вскоре  тяжкой тучей через барханы начали перекатываться сотни всадников. Лунный свет серебрил чешую катафрактов, играл на железных шлемах и копьях.
         Над тавантинским оплотом тревожно затрубил рог. Арбалетчики и стрелки спешили занять места на плоских крышах и минаретах. В узких переулках укрылась пехота.
          Они сидели на крыше большого дома ставшего их личной крепостью. С ними была половина отряда. На соседней крыше, с другой половиной, держал оборону Багаутдин. Места им достались не самые приятные, почти на окраине.
         — Я вижу конницу,— руки Сагмиры вздулись плотными канатами мышц, когда она натягивала на лук тетиву.— Но нигде нет пехоты. Возможно, это воины Эмира, отправленные за нами в погоню. Они ещё не ведают, что сунули голову в логово львов!
         — Возможно, ты права,— отозвался Дарик. Ночью он видел гораздо лучше людей.— Но я вижу всадника, у него знамя с коронованным змеем. И он скачет сюда.
На чёрном лице женщины сверкнул хищный оскал.
       — Сафуад! О, Всевышний, благодарю тебя! Ты даруешь мне шанс отомстить этим псам!
       Тем временем сафуад добрался до «ежей» перегораживающих въездную дорогу. За поднятой железной личиной Дарик видел светлое лицо с лихо загнутыми усами. Шахский гвардеец осадил коня, высоко поднял знамя.
         — Кто ваш вожак? — прокричал он на тавантинском.— У меня для него послание от благородного Мирзы-Азарара!
         Прошло некоторое время, пока Гантрам спускался с минарета бетеля и, неспешно, шёл через город к посланнику.
         — Я, предводитель! — назвался он, остановившись у изгороди.— Если твой господин хочет предложить условия сдачи, то отправляйся обратно. Белый Вепрь никогда не бегал от битвы!
       — Самонадеянные глупцы, вторгшиеся в «Святую Страну»! — заговорил сафуад.— Вы не заслуживаете ни снисхождения ни пощады, но мирза, в своей милости, готов подарить вам жизнь и свободу, если отпустите царевича ас’Саира!
          Сагмира недоверчиво нахмурилась. Потом широко раскрыла глаза.
         — Царевич?!
         Дарик шумно сглотнул, открыл рот, закрыл. Митр ас’Саир — племянник атраванского шаха — в плену у имперского барона?! Это попахивало безумием. И ещё войной. Дарик не мог решить чем воняло сильнее. Кроме того он знал Митра. Общался с ним лично и был высокого мнения о его уме и воинском мастерстве. Такого взять в плен всё равно что с налёту захватить сильную крепость. Полукровка впился глазами в затылок барона. Странно. Даже не видя выражение лица Гантрама, его не покидала уверенность, что тот удивлён не меньше его. Однако когда рыцарь заговорил, голос его звучал с насмешливой пренебрежительностью.
        — Если Мирза-Азарар думает, что может что-то отнять у меня силой, то он ошибается.
        Сафуад оскалил ослепительно белые зубы. Конь под ним заплясал.
        — Неверные псы! — вскричал гвардеец.— Вы окружены, вам некуда деться! Если с головы царевича упадёт хоть волос, вы все будете встречать рассвет сидя на кольях! Вы даже не увидите солнечного света, потому что ваши глаза вырвут, а в пустых глазницах будут роиться мухи. Мы сдерем ваши худые шкуры, а потом натянем их заново, посыпав с внутренней стороны солью. Вы будете молить Алуита о смерти!
Гантрам равнодушно высушивал бурный ливень угроз. Сагмира медленно наложила на изгиб лука стрелу, поглядывая на посланца сквозь прищур.
       — Алуит проклянёт вас за неуемную жадность! Вы, обладатели четвёртой частью Вселенной, пришли грабить и разорять на нашу благословенную землю. Где же все ваши богатства, если вы, словно воры, не стыдитесь брать не принадлежащее вам?! Вы хуже шакалов!
        Сагмира вскинула лук. Щёлкнула тетива. Сафуад подавился на полуслове, когда верхушку его шлема прошила стрела, начисто сбрив алый плюмаж из перьев. С крыш Массаиша грянул дружный злорадный хохот.
        — Убирайся, или следующая стрела пронзит твой хвастливый язык,— поставил точку Гантрам.
        Демонстрируя полное пренебрежение, но повернулся к посланцу спиной и вернулся в бетель. Последнему не оставалось ничего, как плюнуть в след и вернуться к своим, не дожидаясь пока его подгонят новой стрелой.
        Разбойница засмеялась, извлекая из колчана пучок стрел.
       — Бери щит и становись рядом,— приказала она Дарику.— Будешь меня прикрывать.  Сейчас всё начнётся!
__________________________

[1] Священная книга бохмитов, где подробно рассказывается о жизни 12 пророков и излагаются их наставления ученикам.
[2] Демоны Проклятого