Пророческие сны

Рассказ


Чем более странным нам кажется сон, тем более глубокий смысл он несёт.
Зигмунд Фрейд

1.
В конце 80-х я близко сошёлся с Борисом Семёновичем Казакевичем, ведущим научным сотрудником Института ядерной физики — самого богатого и самого таинственного института Академгородка. Борис был старше меня на одиннадцать лет, добился мирового признания и был накоротке с людьми из Президиума Большой академии. Но, несмотря на разницу в возрасте и общественном положении, мы подружились. Бывало, он приглашал меня в свой коттедж на Мальцева, где мы, обсудив какую-нибудь научную проблему, нередко переходили на темы более общего характера.
Борис обожал русскую словесность, особенно поэзию серебряного века. Любил декламировать Блока, Северянина и, как ни странно, ныне подзабытого Семёна Надсона.
Помню, как однажды (это случилось в марте 1991-го), выкурив очередную папиросу, он пробурчал из Надсона:

Радуга цветов, разлитая в природе,
Звуки стройной песни, стихшей на струнах,
Боль за идеал и слёзы о свободе, —
Как их передать в обыденных словах?
Как безбрежный мир, раскинутый пред нами,
И душевный мир, исполненный тревог,
Жизненно набросить робкими штрихами
И вместить в размеры тесных этих строк?..

— Знаешь, — сказал я, — меня тоже в последнее время волнует вопрос, насколько точно наша речь передаёт наши чувства и мысли?
— О, это проблема стара как мир. Как тут не вспомнить шедевр Тютчева с латинским названием «Silentium!». Восклицательный знак передаёт повеление: «Молчи!», а латынь — вечность проблемы, — и Борис снова забубнил:

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изречённая есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, —
Питайся ими — и молчи.

— А как ты понимаешь слова: «Мысль изречённая есть ложь»? — спросил я. — К чему такое категоричное, такое бескомпромиссное слово «ложь»? Можно подумать, что мысль не изречённая есть «правда», не так ли?
— Нет, не так. Тютчев хотел сказать, что высказанная мысль неточна, но её неточность ненамеренная. Просто разговорный язык не в состоянии передать во всех деталях богатство наших чувств.
— А ты обратил внимание на какие-то ключи, какие-то питательные источники, которые почему-то нельзя взмутить?
— Я думаю, те ключи, питающие мысль, — это особый механизм, который сидит у нас в башке и извлекает слова из нашей памяти. Люди отличаются по скорости работы этого механизма и по количеству слов, накопленных памятью. Но как бы ни был велик наш словарный запас, в нём могут отсутствовать слова, точно отвечающие нашему эстетическому и смысловому запросу. Отсюда и берётся невольная ложь, — Борис нервно схватил с журнального столика пачку Казбека, закурил и расслабился.
— Знаешь, — я тоже пришёл к мысли, что в какой-то нашей мозговой извилине гнездится особое устройство, подающее нам на язык слова. Это устройство я называю фонтаном. Я не знаю, как он работает, но знаю, что слова, которые он выбрасывает из своих недр, довольно часто мне не подходят. Иной раз приходится долго ждать, пока фонтан одарит меня нужным словом.
Борис неожиданно расхохотался:
— Не бери мой смех на свой счёт, просто я вспомнил, что практически ту же мысль задолго до нас высказал В.В.Маяковский, — и Борис забормотал:

Слово за словом из памяти таская,
не скажу ни одному — на место сядь.
Как бедна у мира слова мастерская!
Подходящее откуда взять?

Вишь, в чём проблема. Оказывается, БЕДНА у мира слова мастерская. Создаётся впечатление, что даже наш «великий и могучий» не в состоянии передать всё богатство наших чувств, ощущений и образов.
— Выходит, — оживился я, — словесная форма сообщения сопряжена с потерей некоторой информации о состоянии души говорящего.
 Какое-то время мы оба молчали. Борис нервно курил.
— Послушай, Сергей, а ты не замечал, что нечто подобное происходит при словесной передаче ещё одного явления, хорошо нам знакомого?
— Я, кажется, догадываюсь, какое явление ты имеешь в виду.
— И какое же? — хохотнул Борис.
— Я думаю, ты имеешь в виду сновидения и наши беспомощные попытки передать словами их содержание.
Мой ответ совершенно развеселил хозяина.
— Я уже не раз замечал, — заговорил он, давясь от смеха, — что у нас с тобой мысли подозрительно часто сходятся. Представь себе, я, действительно, имел в виду сны. Похоже, наши головы настроены на одну волну.
— Уж не на радио ли волну?
— А почему и нет? — Борис слегка напряг губы и выпустил серию дымовых колец. — И заметь, фразеологизм насчёт настройки на общую волну есть во всех солидных языках. Бьюсь об заклад, что до Первой мировой человечество не знало этой радиотехнической метафоры.
«Ещё немного, и он примется рассуждать, можно ли передавать мысли от мозга к мозгу напрямую, в обход органов чувств», — испугался я и сказал:
— Мы немного отвлеклись, мне показалось, ты хотел поговорить о сновидениях.
Борис посерьёзнел.
— Наша башка, — заговорил он на удивление медленно, — исключительно сложная структура, и чёрт знает, как она работает... Особенно во сне.
— Мне кажется, ты чего-то не договариваешь. О чём ты сейчас подумал?
— Биологу объяснять это бессмысленно.
— И всё-таки попробуй.
— Раз настаиваешь, скажу. Сновидения кардинально отличаются от картин, которых творит наше воображение наяву. Пока видишь сон, он кажется ярким, приятным, а временами даже логичным, но после пробуждения в памяти остаются лишь ничтожные осколки от только что просмотренной картины... львиная доля былого великолепия безвозвратно теряется. И мне подумалось, что сновидение похоже на объект квантового мира. Пока квантовый объект изолирован, он богат, многоцветен, многообразен и парадоксален, но стоит к нему лишь прикоснуться, и он тут же схлопывается... до точки на экране, до следа на холодном снегу.

 
2.
Как правило, я вижу хаотичные сны. Что-то мелькает, эмоции трепещут, но когда просыпаюсь, в голове практически ничего не остаётся. Но вот однажды — а именно, в ночь на 16 августа 1991 года — я увидел совершенно необыкновенный, можно сказать, феерический сон. Он выглядел как отрезок вполне возможной жизни, хотя ничего подобного со мною никогда не случалось, да и случиться не могло. В том сне мне казалось, будто я через какую-то щёлку подсматриваю за чьей-то жизнью, хотя главное действующее лицо в ней я сам. Так что я-наблюдающий соединился со мною-же-наблюдаемым. Должен признаться, таких острых ощущений, как в том августовском сне, я никогда ранее не испытывал. Восторг от яркости и красоты открывшегося мне мира, слился с азартом охотника за новизной и тайной.
Проснувшись, я долго находился под впечатлением своего сновидения. И, зная из опыта, что вскоре всё забуду, решил записать, зафиксировать, удержать те сладкие и острые чувства, которые испытал во сне. Перехожу к своим записям:

16 августа 1991
Прошедшей ночью увидел яркий и довольно связный сон. Мне приснилось, что я лежу в своей постели, и вдруг из репродуктора, висящего на стене, раздаются позывные на мелодию «Широка страна моя родная». Замечу, что слыша их, в реальной жизни, передо мной всегда возникает испуганное лицо матери, которая бежит к репродуктору, закручивает громкость на максимум и шепчет: «Господи, лишь бы не война». Но во сне лёгкая тревога быстро сменяется радостью, ибо сразу, после тех позывных я оказываюсь на прогулочной лодке, рассекающей сверкающую гладь живописного лесного озера. Я на вёслах, а на корме сидит, как ни странно, не жена, а молоденькая аспирантка Татьяна. Раннее утро, солнце отражается в тихой воде, лодка бесшумно скользит вдоль низкого берега, поросшего глухим еловым лесом. Неожиданно тёмная полоса леса раздвигается, и в центре возникшей прогалины я вижу безумно красивую бледно-голубую колоннаду, которая покоится на белой арке моста, перекинутого через небольшую речку. Признаюсь, у меня даже голова закружилась, когда я бросил взгляд на отражение колоннады в тёмной недвижной воде. Перевёрнутые слегка дрожащие античные колонны, уходящие в чёрную бездну, вселяли мысль об эфемерности и хрупкости всего прекрасного.
 «Серёженька! — кричит аспирантка. — Я хочу пройтись по галерее между колоннами». Желание женщины — закон. Мы причаливаем к берегу, привязываем лодку к специальной свае, и поднимаемся по гранитным ступеням к колоннаде из  великолепного голубого мрамора. И вдруг из незаметной будочки выходит человек лет сорока в пышной бутафорской форме: синяя фуражка с широким красным околышем, массивная кокарда со звездой, золотые погоны, золотые галуны на рукавах и всё такое. Он дружелюбно улыбается, козыряет и говорит мягким услужливым голосом: «Официально осмотр наших достопримечательностей бесплатный, но приличные люди обычно жертвуют небольшую сумму в качестве взноса в наш региональный фонд культуры, — увидев изумление в моих глазах, швейцар неожиданно грубо и резко добавляет: — Чо вылупился? Будто министра обороны по телику не видал?» Эти слова привратник прохрипел каким-то колючим пропитым голосом. «Странно, как изменился голос скромного служащего», — подумал я и внимательно взглянул на  привратника. Теперь он показался мне солидным мужчиной лет шестидесяти с квадратным обветренным лицом солдафона. Сменив гнев на милость, «министр» кисло улыбнулся: «Этот добровольный взнос мы, в шутку называем данью».
Моя спутница вынимает из сумочки новенькую десятку и говорит:
— Этого хватит?
— Не густо, но сойдёт, — грубит привратник. — И даже на посещение лебединого озерца хватит.
— А где же находится это ваше озерцо? — удивляется Татьяна.
— Да совсем рядом! — оживлённо лопочет «министр». — Идите вдоль речки. Вы же заметили под мостом исток нашей Быстрянки? Чуть ниже по её течению мы соорудили запруду, и получилось миленькое озерцо... А лебеди? — Они сами прилетели.
И верно, пройдя вдоль речки метров сто, мы увидели живописный пруд, на котором плавала пара белых лебедей. Господи! Как же величественны и прекрасны были эти птицы, и как эффектно смотрелись их идеальные отражения в чёрном зеркале пруда!
— Ну, как? — смеётся девушка, — отоварили мы наше подношение швейцару?
— С лихвой, — я вглядываюсь в прекрасное лицо аспирантки. Оно будто светится, будто лучится от радости. «Боже! Как прекрасен мир!» — хочется мне закричать, но не могу. От сильного возбуждения просыпаюсь.

Вечером 16-го я прочёл своё описание сна и пришёл в недоумение: «Что же меня так волновало утром? Подумаешь, красивое озеро? Да таких озёр я не меньше десятка видал. Да и каменный мост с колоннадой тоже где-то видел, кажется, в Екатерининском парке Царского села. И прудов с лебедями немало перевидал. И с ряжеными гостиничными привратниками случалось беседовать. Так отчего же все эти красивые картинки казались мне во сне такими чарующими, такими таинственными?»

Утром 17 августа (этот день был субботой), я завалился в гости к Борису. Меня просто распирало поделиться с ним своим сновидением. Я хотел, чтобы он объяснил мне, почему колоннада на лесной прогалине, и странный привратник, собирающий взносы на культуру, и пруд с лебедями, так подействовали на мою психику.
Борис молча выслушал мой рассказ и сказал:
— Чудак-человек, да сны такого рода я чуть ли не раз в месяц имею удовольствие лицезреть. Скажу сразу: самым интересным элементом твоего сна мне представляется молоденькая аспирантка. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что тебя к ней тянет, как сказал поэт, «влечёт неведомая сила». На твоём месте я держался бы от неё подальше. Просто через этот сон твой мозг тебя предупреждает, что романы на стороне сопровождаются и кончаются выплатой крупных взносов, — Борис подло захихикал: — И десяткой тут не отделаешься.
— Спасибо за совет, — сухо проговорил я. — Жаль, что в трактовке моего сна ты ограничился сексом! Будто весь мир на нём клином сошёлся. Не ожидал, от тебя такой приверженности к весьма сомнительным идеям З.Фрейда.   
— А ты, конечно, хотел, чтобы этот жалкий эротический сон открыл тебе будущее? Хотел, чтобы я — человек со сверхвысшим образованием — уподобился жалкому сногадателю. Помнишь историю про сон Александра Македонского при осаде финикийского Тира в 322 году до нашей эры?
— Да помню я ту легенду, её цитирует всяк, кому не лень.
— Ещё бы тебе не помнить, если её суть сводится всего к двум словам — «танцующий сатир».
Мне почему-то не понравился менторский тон приятеля.
— Между прочим, — холодно заметил я, — толкователь снов объяснил Александру, что суть его сна сводится всего к одному слову — «сатир». Разделив это слово на два, гадатель получил великий смысл, ибо «са Тирос» по-гречески значит «твой Тир», дескать, скоро ты овладеешь Тиром. Кстати, Александр страшно обрадовался и вскоре взял дотоле неприступный город.
— В целом правильно, — согласился Борис.
— Получается, — хмыкнул я, — что Александр смог в этом сне заглянуть в своё будущее!
— Да нет же, — брезгливо скривил губы Борис. — Просто сногадатель нашёл способ заставить молодого царя поверить в себя.
— Значит, сон не может сообщить нам, что нас ждёт?
— Конечно же, нет! — в голосе Бориса проступили нотки усталого раздражения. — Не ожидал от тебя склонности ко всей этой плешь перевшей мистике. Никто, никогда и никоим образом не может послать нам весточку из будущего. Стрела времени необратима. Это закон природы. Баста!


3.
19-го августа страну потрясла совершенно невероятная весть о захвате власти группой весьма высокопоставленных лиц, включающей вице-президента, премьер министра, председателя Верховного Совета, председателя КГБ и министра обороны. Путчисты объявили, что президент Горбачёв болен и сидит на правительственной даче в Крыму. Весь день все бурно обсуждали невероятное событие и понимали, что история страны делает умопомрачительный вираж.
По приказу министра обороны вторая мотострелковая Таманская дивизия и четвертая танковая Кантемировская дивизия двинулись к Москве. Вскоре к ним присоединились несколько парашютно-десантных полков. Народ не отрывался от телевизора, но получал лишь балет «Лебединое озеро», которым заполняли эфир в перерывах между редкими выпусками новостей.
Но уже 21-го путчисты сдались. Символами тех августовских дней стали: крымский посёлок Форос, где отсиживался Горбачёв, войска на улицах столицы и балет «Лебединое озеро».
Когда через пару недель жизнь более-менее вошла в привычную колею, я, записывая в дневнике текущие события, бросил взгляд на свою запись от 16-го августа и изумился тому, что в ней фигурировало «лебединое озерцо». И там был привратник, который назвал себя министром обороны... И этот взнос, эта дань... И тут в моей голове мелькнуло: «А что значит по-русски явно греческое слово форос?» В Крыму полно греческих топонимов: Севастополь, Симферополь, Ливадия, Евпатория, Феодосия, гора Митридат, мыс Меганом и прочее. Я взял соответствующий том Большой советской энциклопедии и узнал, что Форос (греч. ph;ros, от ph;ro — несу) — это денежная подать в Древней Греции, идущая на покрытие военных расходов. В других словарях существительное «форос» чаще всего переводилось как налог, взнос, дань. Боже! Да ведь в моём сне в ночь на 16-е фигурировали основные символы переворота: Форос, Лебединое озеро и странный стражник, назвавший себя министром обороны.
И тут перед моими глазами всплыло врезавшееся в память солдафонское лицо того стражника. Я ахнул и бросился искать газету с фотографиями путчистов, ибо то лицо из сна было неотличимо от лица Дмитрия Язова — министра обороны СССР.
    
Естественно, я рассказал Борису о странном совпадении элементов моего сна в ночь на 16 августа с событиями, которые развернулись в стране через три дня. Выслушав мой сбивчивый рассказ, Борис не смог сдержать раздражённой усмешки и сказал, что не ожидал от меня, как он выразился, «нового приступа дешёвой болтологии насчёт вещих снов». И всё-таки я потребовал, чтобы он объяснил целый ряд чудовищных совпадений.
— Хорошо, — выдавил он сквозь зубы, — но сначала докажи, что ты не внёс задним числом в свой сон эти ключевые моменты.
— Ладно, — печально усмехнулся я. — Знал, что не поверишь, и потому прихватил с собой  дневник. Вот, читай мою запись от 16-го августа.
Он прочёл, потом взял сильную лупу, чтобы разглядеть буквы, написанные моей рукой. Сравнил их с последней записью от 3-го сентября и задумался.
— Что? — куснул я, — нашёл следы фальсификации? Вообще-то, мог бы заметить, я пишу дневник не карандашом, а шариковой ручкой с жирной фиолетовой пастой. Такое не подделаешь.
— Н-да, — вздохнул Борис. — Чего только не бывает на белом свете. Совпадают три элемента: министр обороны, лебединое озеро и форос. Однако... министр — ряженый, озеро стало озерцом, а толкование слова «взнос» греческим «форосом» выглядит надуманным. Вывод мой таков: это забавно, но совершенно неубедительно.
Досада охватила меня.
— Борис! — заговорил я, старательно сдерживая гнев. — У меня есть ещё один аргумент, и он, пожалуй, самый веский: у привратника, представь себе, было лицо маршала Язова.
— Но почему это обстоятельство не отражено в описании сна?
— Да потому, что до сна я нашего министра обороны никогда не видал. Я увидел его впервые по телевизору в дни путча, и его лицо показалось мне знакомым, но тогда я не мог вспомнить, где его видел. И лишь вчера, прочтя свою запись от 16-го, до меня дошло, что я видел его во сне.
— А я, — хмыкнул Борис, — видел Язова на прошлогоднем параде в честь 45-летия Победы... Он там с трибуны мавзолея речь толкал, и ТЫ мог его видеть, но не запомнил. А мозг-то?.. Он-то всё помнит.
— Стыдно признаться, но военные парады я не смотрю.
— А что так?
— Не знаю почему, но раздражают.
— Ну, ну... — потянул Борис. — А ты не задумывался, почему, увидев свой великий сон, ты ни 16-го, ни 17-го, ни даже 18-го не смог предсказать переворота? — Борис хитро улыбнулся.
— И почему же? — подчёркнуто вежливо осведомился я.
— Да потому, что в том сне ничто не указывало на грозные события ближайшего будущего.
— Но Лебединое озеро было.
— Вот с этого совпадения ты и приступил к превращению своего эротического сна в вещий. Сначала ты переделал «взнос» в «Форос», а потом без особых усилий убедил себя, что у привратника было лицо маршала Язова. Просто, Сергей, ты ещё молод и пока не научился относиться критически к позывам своего разума, готового в любом случайном событии усматривать скрытый смысл, а чаще, чей-то умысел.
 

4.
Прошло 22 года. Это было время перемен, большей частью я терял. И сны мои были серыми, тусклыми и пустыми. Но вот неделю назад (а именно, в ночь на 20 сентября 2013-го года) я увидел очень яркий, захватывающий сон, в котором моё сознание снова будто раздвоилось. И мне снова показалось, что мозг, творящий сон, хочет сообщить мне что-то чрезвычайно важное.
Проснувшись, я записал этот сон, стараясь с максимальной полнотой передать его содержание, а потом полдня силился в нём разобраться.  Обсудить странное сновидение было не с кем, ведь Борис умер пять лет назад. С его уходом я потерял единственную родственную душу, потерял человека, способного не только понять меня, но и найти ошибки в моих рассуждениях. Привожу свою дневниковую запись.

20 сентября 2013
Вот сон, увиденный мною прошедшей ночью.
Мне снится, что я сижу в компании сослуживцев, и один из них Василий Банников — шутник и острослов — спрашивает меня:
— А вы, Сергей Петрович, задумывались над тем, как ночами держал курс Фернан Магеллан?
— А в чём проблема? — недоумеваю я.
— А в том, что на небе Южного полушария нет  Полярной звезды.
— Но есть Магеллановы облака — замечает эрудит Фёдор Краснов, —  Эта пара туманностей практически не меняет своего положения при суточном вращении звёзд и может служить прекрасным ориентиром.
И тут Василий прочистил горло и запел низким хрипловатым голосом:

Наши плечи покрыл солёный загар.
Мы всем доказали: Земля — это шар.
Путь отмечен, где плыл Фернан Магеллан.
Морскою орбитой Земля обвита.

«Магеллановы облака — это же пара галактик, состоящих из несметного числа звёзд», — проносится в моей голове.
Внезапно картина резко меняется. Теперь я сижу в планетарии, и надо мной, на огромном экране раскинулось ночное небо. Тихо. Все ждут начала лекции. Наконец динамики планетария оживают. «Представьте, — сообщает приятный женский голос, — вы бредёте ночью по безлюдной дороге где-нибудь в глухой южной степи. Вы запрокидываете голову и замираете, не в силах оторвать глаз от звёздного неба — самого грандиозного зрелища, дарованного нам в этой жизни. Душа ваша сбита с толку, она пуста и растеряна, но проходит мгновенье, и на вас обрушивается невыразимое словами громадное чувство — смесь благоговейного трепета и благоговейного восторга. Ваша экзальтированная душа рвётся ввысь — к звёздам. Вы хотите разглядеть эти светящиеся точки и расслышать их негромкий разговор». Женский голос смолкает, и  из динамиков льётся мой любимый романс:

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха, пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.

И тут я ни с того ни с сего ору на весь планетарий: «Хватит нести околесицу! — пение романса обрывается, и уже в полной тишине я продолжаю: — Разговор звёзд — чушь собачья! Среднее расстояние между звёздами составляет несколько световых лет, так что никаких задушевных бесед у них не получится». Весь зал взрывается хохотом, и тут какой-то мальчик громко и звонко ставит меня на место:
— Почему администрация пустила в зал этого питекантропа? Он верит в эйнштейновский принцип локальности! Бедняга ещё не знает, что современная физика уже давно восстановила в правах Ньютонову концепцию дальнодействия.
— Но дальнодействие, фактически, отменяет принцип причинности, ставит под сомнение  неумолимость поступательного течения времени, — возражаю я шустрому мальчику.
— Ха-ха-ха! — хохочет акселерат. — Не стану же я знакомить питекантропа с квантовой запутанностью.
«Господа спорщики! — раздаётся из динамиков голос лекторши. — Прекратите свой ничтожный гвалт и настройтесь на волну ожидания воистину грандиозных событий». 
И сразу после этих слов на экране планетария нарисовалась Солнечная система. Вокруг огромного шара-Солнца крутятся маленькие  шарики, олицетворявшие планеты. Большинство шариков белые, но шарик третий от Солнца — зелёный, а четвёртый — ярко-красный.
«Обратите внимание, — вещает женский голос, — орбиты зелёной Земли и красного Марса время от времени довольно близко подходят друг к другу. Эти максимальные сближения планет, эти так называемые великие противостояния Марса, повторяются каждые 15-17 лет. Однако одно из них обещает быть особенным. Произойдёт оно 15 сентября 2035-го года, когда расстояние между Землёй и Марсом сократится до 57 миллионов километров. Взгляните на экран! Видите, как близко подошли друг к другу красный и зелёный шарики...» И вдруг в момент максимального сближения этих шариков между ними проскакивает ослепительная полоса белого пламени. Раздаётся громкий треск, и экран (в месте, где проскочила полоса огня) реально загорается. Вонь горящей пластмассы заполняет зал, и люди бросаются  к выходу. И я хочу бежать со всеми, но не могу оторваться от кресла. Сердце бешено колотится, ужас близкой смерти парализовал тело. После короткой борьбы я покоряюсь судьбе и... просыпаюсь.

Придя в полное сознание, я минут двадцать пролежал в постели, внушая себе, что всё, пережитое во сне, было фикцией, обманом, чепухой и пустышкой. Но какой-то демон, сидящий в глубине моего сознания, шептал и шептал мне: «О нет, ты же отлично знаешь, что это  было вовсе не пустышкой».


5.
Прошла неделя спокойной жизни без событий и без снов, и я решил провести анализ своей дневниковой записи от 20-го сентября. Я понимал, что эта запись, несмотря на моё искреннее желание быть правдивым, наверняка подверглась обработке разумом, который всегда хочет добавить смысла там, где его не хватает.
Вот выводы, к которым я пришёл.
Во фрагменте про Магеллана делается упор на то, что Земля — это шар, и вводится слово «орбита». Хотя орбита названа «морской», но невольно думаешь о той, по которой Земля год за годом обегает наше дневное светило.
Далее сон переносит меня в планетарий, где должна состояться лекция о строении Солнечной системы. Романс «Выхожу один я на дорогу» настраивает аудиторию на романтический лад, но тут вспыхивает мой нелепый спор с вундеркиндом. Мальчик бранит меня за отсталость, и я знаю, что он прав, ибо я никогда не понимал квантовой механики. Ещё в годы студенчества я не мог смириться с тем, что микромир — этот, казалось бы, фундамент на котором зиждется окружающая меня реальность, — живёт по законам, которые противоречат здравому смыслу. Новая физика разрушала интуитивные представления о возможном. Так что я, давно сбитый с толку квантовыми чудесами, принял на слово утверждение акселерата, что современная физика признаёт возможность мгновенного взаимодействия объектов, разделённых десятками световых лет.
Апофеозом сна явился электрический пробой пластикового экрана и начавшийся пожар. До сих пор вздрагиваю, вспоминая момент появления между шариком-Землёй и шариком-Марсом струи белого пламени, и рёв зала, когда огненное кольцо горящего пластика, стремительно расширяясь, пожирает чёрный экран.
Если бы такая авария случилась в реальной жизни, то  причину пожара я искал бы в халатности персонала планетария, но во сне царит иная логика. Зрительные образы здесь могут быть лишь символами, за которыми прячутся совершенно другие понятия. Поскольку Марс в античной мифологии — бог войны, то кроваво-красный шарик, летящий по околосолнечной орбите, может быть и планетой, и источником военной опасности. Мне очень нравится Герберт Уэллс и особенно его «Война миров», где Марс нападает на Землю. Так что, видя, как на экране к шарику-Земле  стремительно приближается шарик-Марс, мой мозг, с присущей ему резвостью, мог бы в два счёта состряпать какую-нибудь катастрофу. Удивление вызывает лишь её точная дата — 15 сентября 2035-го года.
Я знал о великих противостояниях Марса ещё в школьные годы, но их дат в отдалённом будущем, безусловно, не знал. Из любопытства полез в интернет и с ужасом увидел, что в означенный сентябрьский день Марс действительно окажется на ближайшем расстоянии от Земли. Но откуда взял сон эту дату? Вычислить её мой мозг не мог, для этого ему нужно было знать небесную механику и параметры движения обеих планет. Возможно, когда-то много лет назад я видел таблицу великих противостояний Марса, и тогда мой мозг автоматически загнал эту таблицу в свою бездонную память. Но этак рассуждая, можно договориться вообще чёрт знает до чего. Иными словами, я не знаю, каким образом точная дата одного из будущих великих противостояний Марса попала в мой сон.
 
Я признаю всю шаткость такого дела, как трактовка сновидений, и всё-таки до сих пор не могу отделаться от чувства, что мой первый странный сон предвосхитил августовский путч 91-го года. Выходит, мне почему-то хочется верить, что с помощью снов можно (хотя бы иногда) видеть будущее. А если так, то мой второй сон, возможно, предупреждает людей, что 15 сентября 2035 года они столкнутся с катастрофой планетарного масштаба.

Я лично, с моим примитивным сознанием человека 20-го века, сомневаюсь, что можно получить информацию из будущего. И в то же время, отдаю себе отчёт в том, что не только я, но и всё человечество, мало что знает о физической природе нашего сознания. Кстати, некоторые далеко не глупые мыслители не исключают, что квантовые состояния могут сохраняться в тканях мозга довольно долго. Вспомнил, что когда-то Борис сравнил сновидение с квантовым объектом. Не поленился открыть Википедию и прочёл, что «Квантовый объект — это объект, прошлое и будущее которого однозначно не определено». Если так, то почему бы не предположить, что наши сны, с их калейдоскопичностью и абсурдностью, на самом деле, отражают мир на квантовом уровне — мир, в котором стрела времени может самопроизвольно менять своё направление, и тогда во сне можно видеть будущее. Мне лично такое предположение кажется полнейшей чушью, но, учитывая ненадёжность интуиции, я оставляю вопрос о предсказательной силе наших снов открытым.