Казахстан Мамины воспоминания Ч. 20

Этой зимой у нас случился ещё один неприятный случай, который мог бы закончиться трагически. Отапливались мы в основном углем, растапливая его дровами. Для отопления была только плита, которая стояла в кухне, а в комнату выходила только стена – как бы обогреватель из кирпича. На плите готовили еду, кипятили воду. Обычно этим делом занималась мама т .к. я была на работе почти весь день, а Хаир тоже долго находился в институте на занятиях. Был очень ветреный день. Просто снежный буран. И хотя трубу в дымоходе не закрыли, но, очевидно, ветер мешал дыму выходить наружу полностью и какая –то часть угарного газа скопилась в воздухе комнаты. Серёженька спал на кровати, маму тоже стало клонить ко сну, и она прилегла с ним рядом. Неизвестно,  что было бы дальше, если бы неожиданно не пришёл домой Хаир – у него оказался перерыв между лекциями и он решил зайти домой. Когда он вошёл в комнату, то Серёжа проснулся и хотел подбежать к отцу, как делал всегда, но внезапно упал. Проснулась и бабушка и почувствовала , что у неё очень сильно кружится голова. Хаир понял, что они угорели. Он раскрыл двери, вытащил их в сени, тепло одел, и когда они пришли в себя, помчался ко мне на работу сообщить о случившемся. Ведь транспорта никакого не было, я тоже очень перепугалась и, схватив все медикаменты, которые могли бы в таких случаях помочь. Собирали их мне все врачи и медсёстры. Бежала я всю дорогу, помню, снег валил крупными хлопьями, а ветер валил с ног. Помню, когда я прибежала и буквально влетела в дом, мама и Серёжа уже чувствовали себя хорошо, мама принялась меня уговаривать, видя мой взволнованный вид.
Зиму мама пережила хорошо, ей казалось, что после нашей сырой ленинградской зимы погода в Семипалатинске ей даже понравилась, и морозы она не очень-то чувствовала. Но мы больше беспокоились о том. Как она и Серёжа перенесут летнюю жару, поэтому весной я опять повезла их в Ленинград. Ехали мы с заездом в гости к Капену, который в это время жил с семьёй вроде бы в Петропавловске. Предварительно дали телеграмму и нас встречал Капен с женой Надей. Приехали мы поздно вечером, помню, было темно, моросил дождь. Встретили нас на служебной машине Капена. Прожили мы у них несколько дней. Условия были действительно хорошие, не то, что в Аягузе, где была наша свадьба. В большой семье Капена жила и дочка Камаш, их сестры, которая лечилась от туберкулёза в больнице. Помогала Наде справляться с большой семьёй мать – очень радушная  татарка.
Серёже в это время было два года. Он отличался общительностью невероятной. Когда мы ехали в поезде, то обычно через некоторое время его знал чуть ли не весь вагон!. Он всегда со всеми здоровался и быстро ко всем так привыкал, что, помню, когда при пересадке нас провожали два молодых пассажира, помогая нам переносить вещи, а сами очень торопились на поезд, который ехал дальше, Серёжа не хотел с ними расставаться и тянул к ним руки, когда они буквально убегали, махая ему рукой. За время, что мы ехали вместе, Серёжа очень привык к ним, они выносили его на остановках погулять на перроне и вообще всю дорогу его развлекали.
В семье Капена он тоже очень быстро освоился, и поражал их своей разговорчивостью, общительностью и весёлым нравом. Он никогда не капризничал, охотно играл с ребятишками. Квартира была просторная и детям было где порезвиться. Мальчики Капена хотя и были постарше Серёжи, с удовольствием с ним играли.
Запомнился такой эпизод. Ребятки обычно шумели, играя, но тут вдруг затихли и мы, взрослые, разговаривающие в комнате, пошли посмотреть, что они делают. Застали такую картину – все трое сидят под столом на кухне и что-то жуют. Оказывается, мать Нади, которая обычно готовила еду, приготовило очередное блюдо – кусочки сдобного теста, раскатанного в шарики, опускались в кипящее масло или жир. Они имели очень аппетитный вид и соблазнительно пахли. Ребятки не удержались и пришли на кухню, угостились остывшими шариками. Называли это блюдо «бурсаки», а Серёжа переиначил на «свой язык» и называл «кусаки».Однако однажды такая общительность и непосредственность Серёжи повергла нас с мамой в некоторое смущение. Мы стали собираться на прогулку, когда стали одеваться, Серёжа вдруг громко заявил, где его «советская дерюга», называя так своё пальтецо. Мы почувствовали себя неловко, так как при этом присутствовал и Капен, но он только усмехнулся, попросив повторить, что он сказал. А дело было в том, что находясь в Ленинграде в последний приезд туда, мы с Хаиром купили Серёже новое пальтецо. Оно было красного цвета с зелёной отделкой, с капюшоном, было сшито из грубого толстого сукна, возможно, из такого же, из какого шили солдатские шинели. Когда мы с Хаиром принесли эту покупку домой, моей маме не понравилось, что сукно было грубое и она недовольно бросила нам фразу, что купили какую-то советскую дерюгу. Серёже запомнились эти слова. Не помню, повторил ли он их перед Капеном, но нам было очень неудобно. Ведь Капен занимал должность начальника комитета госбезопасности областного отдела. Пост, имевший в то время очень большой авторитет во всей нашей жизни.
Пробыли мы в Петропавловске несколько дней и поехали в Ленинград. Провожала нас одна Надя, Капен очевидно не посчитал нужным проводить нас, что помню меня несколько обидело, так как было несвойственно обычно очень внимательным к гостям казахам.
Надя подарила на прощание маме отрез на платье, из которого наша знакомая Варвара Яковлевна в Ленинграде и сшила платье, очень любимое ею. Носила с удовольствием и тепло при этом вспоминала как её хорошо принимали. А мне у Капена не очень понравилось. Он показался каким-то высокомерным. Я чувствовала себя в его присутствии как-то не очень комфортно. По - моему даже его семья как-то тоже робела перед ним. Особенно неуютно мне было, когда я возвращалась из Ленинграда обратно в Семипалатинск, пробыв там почти месяц, оставив на лето маму с Серёжей, и снова заехала к ним, что и предполагалось, и было обещано Наде. Она даже заказала купить ей в Ленинграде копчёную селёдку, любительницей которой она была, и которой в то время в Казахстанских магазинах не было. Я конечно постаралась привезти кое-какие подарки, хотя денег у меня совсем мало оставалось. Мы же жили очень скромно. Хаир в то время ещё учился в Педагогическом институте, правда Капен присылал ему ежемесячно 500 рублец. Я всегда работала на две ставки, но половину зарплаты, которая составляла 600 рублей, мы платили за квартиру. Поэтому мои подарки были очень скромные: Наде я купила самую дорогую копчёную селёдку, какая была в лучшем в Ленинграде (Елисеевском) магазине, а капену коробку оригинальных шоколадных конфет в форме бутылочек шампанского из шоколада, наполненных вином. Капен на коробку конфет как-то вообще не отреагировал, а взглянув на селёдку, насмешливо спросил: «И ты считаешь, что это хорошие селёдки?». Надя же была довольна и расхваливала селёдку, поедая её, на все лады. Вызвала я его неудовольствие ещё и следующим образом. В один из дней моего пребывания в Петропавловске Надя и Капен повели меня на стадион посмотреть игру в футбол. Играла их городская команда с приезжей командой какого-то района. Городская команда состояла из здоровенных мужиков, а приезжая из щуплых, почти мальчишек. И я невольно стала болеть за них. Радовалась довольно громко, когда они забивали гол. Сначала Капен косился на меня, потом даже отодвинулся на скамейке. Мы сидели рядом, я между ним и Надей. Потом, когда мои восторги стали повторяться довольно часто, Надя стала мне шептать, чтобы я не высказывала так громко свою симпатию к команде соперников, так как рядом сидело начальство, конечно болевшее за команду города.
- «А то они в азарте тебя чего доброго побить могут!»