Альбом О мужьях и не только о них. Глава 5

Глава 5.»Рыжая афганка».

Говорят, что рыжие не плачут.
Говорят, душа у них — огонь.
Если влюблены, то любят значит,
Если ненавидят — их не тронь!

Говорят, что рыжие не злые,
Если только рыжих не дразнить.
Владислав Шадрин.


     Бабушка Дуся ответственно относилась к своим обязанностям воспитательницы внучки. Она была уверена, что если ребенок завтракает, обедает и ужинает с аппетитом и ложится спать в одно и то же время с чистыми ногами, в моем случае в десять часов вечера, то его правильно воспитывают. Так она со мной и поступала. А еще я строго должна была соблюдать один запрет: в город одной ходить нельзя.

     Мы жили в одном из двух, построенных давно  для  работников железной дороги, бараках.  При жизни путейцем был и мой дедушка  Никита, но он умер рано, я его не знала. Бабушка мне о нем рассказывала Бараки уже не были ведомственными, и были заселены людьми, не связанными с железной дорогой. За бараками когда-то простиралось поле, спускающееся к речке.  Теперь оно было застроено частными домами. Кто-то когда-то назвал эти дома «американскими коттеджами». И теперь поселок называли «коттеджный», а жителей «американцами». Американцев становилось все больше, и их поселок отделял нас от городского массива, куда одной мне и не разрешалось ходить. Наша автобусная остановка была конечной и называлась «Боровая». Дальше начинался лес, куда жильцы наших бараков ходили за грибами, как к себе на огород. Грибов хватало всем. Особенно, пока частные дома  строились и были незаселенными. Да и после немногие из «америкашек» или из «новых», так их еще звали, ходили по грибы. Предпочитали покупать грибы у «старых», то есть жителей бараков, или на машинах уезжали в другие места.

     Жители бараков, кто хотел, разбивали огородики под окнами вокруг дома или за сараями, если хотели, чтобы грядок было больше. У нас тоже был участок. Бабушка Дуся огородное дело любила. Все у неё спорилось. Она выращивала разные овощи и продавала их у поселкового магазина. И цветы она выращивала красивые. Мне вменялось в обязанности поливка лейкой цветов в палисаднике. А ещё я делала букеты для  продажи. Бабушка говорила, что их с удовольствием покупают, так как мои букеты «с выдумкой», не старушечьи.  Бабушка после обеда шла продавать выращенные на нашем огороде овощи к продовольственному магазину. По-моему, ей нравился процесс торговли как таковой, денег с этого нам перепадало негусто, так как огородик у нас был небольшой, и продавать-то было особо нечего. Правда,  овощи, выращенные бабушкой, были как на подбор, а из  едоков дома я да она. Сколько нам с ней было надо!  Я делала три-четыре букета после обеда, а в остальное время была предоставлена сама себе. К сожалению, детей моего возраста в наших домах не было. Мне было скучно.

      В поселке у американцев было много детей, но они все, в основном, играли на своих участках и на меня мало обращали внимания. Зато их псы никогда не упускали возможность меня облаять. Может, здоровались? Мне кажется, что со временем они привыкли ко мне, узнавали меня по рыжим волосам и отбрёхивались лениво, скорее, для порядка, чем для устрашения. Бабушка Дуся в своих домашних заботах не успевала заплетать мне косы, поэтому моя рыжая грива распущенных волос всем уже примелькалась: и людям, и собакам.
 
      Однажды, идя через поселок к речке, я увидела, что в один из достроенных новых домов вроде бы заезжают жильцы. Я остановилась поглазеть. Меня заинтересовал щенок, которого держала на руках толстая девочка примерно моего возраста. Щенок был рыжего цвета. Почти как я. У него были длинные лапы, которые свисали с небольшого тельца, длинные уши и нос. И мордочка была умильная. Я таких не видела собак, поэтому притормозила, устроилась в сторонке и стала смотреть. Но предаваться этому долго не смогла, так как получила подзатыльник, и звонкий мальчишечий голос крикнул «Рыжая»! Почти в ухо гаркнул. Я от неожиданности вздрогнула. В этот момент из ворот вышла статная полная женщина и строго сказала:

     – Ростик! Не обижай девочку!
     – Мам! Ты только на неё погляди! Она же похожа на нашего щенка Арзама. Такие же несуразные тощие длинные руки и ноги, и такая же рыжая.  Рыжая афганка! Рыжая афганка!

      Он стал дразниться, но я не очень поняла, что это значит. Пока я стояла в задумчивости, девочка, спокойно сидящая со щенком на руках до этого времени, оставила щенка на скамейке, поднялась, подошла к мальчишке, сильно толкнула  его и сказала:

      – Ростик! Заткнись! И вали во двор, пока я тебе не надавала. Не забудь Арзама! И ты иди со мной, –  потянула она меня за платье, – будем пить компот с печенюшками!

       Она схватила меня за руку и потащила за собой. Девочка была на голову выше меня, толстая, неулыбчивая... и сильная.

– У вас же переезд! Нехорошо мешаться, – возразила я.

– Да не переезд это. Просто мама захотела поменять мебель в гостиной, но нам-то это как помешает?! Рабочие мебель привезли, они же её соберут, а потом  тётя Таня за ними все помоет. А мы в беседке посидим, поболтаем девочками. Главное, чтобы этот прилипчивый хвост по имени Ростик к нам не прицепился.

        – А вас раньше не было видно, я почти всех за лето узнала. Но не то, чтобы узнала, но видела.  А вас ни разу, – сказала я.

        – А мы только приехали. Почти все лето на море провели с бабушкой, тетей и с её детьми: Сашкой и Дашкой. Противные такие. Зато море мне понравилось. Нас каждое лето вывозят. Ты на море была? – спросила Галя.

         Я кивнула головой и сказала:

– Я с родителями ездила, когда они были вместе. Давно. Два года назад. Мне тоже море понравилось. А теперь я живу с бабушкой, меня мама после развода к ней отправила, – неожиданно для себя добавила я.

          Галина, так звали девочку, скривила губы и уверенно сказала:

– Развелись, значит. А почему расстались? Отец, наверняка,  любовницу завел?  Да не таращи ты глаза! Родители, когда болтают, я всегда подслушиваю взрослые разговоры. А когда у матери бываю на работе, то и подсматриваю. А мать у меня врач- гинеколог в поликлинике. Там медсестры при мне, когда чай пьют, ещё не о том болтают. Главное, тихо сидеть, мышкой. Да и на юге я не с закрытыми глазами  живу. Ты знаешь, что за врач гинеколог? Ух, ты! У тебя отец гинеколог?!  Как мой. Только мой главным в больнице работает. К нему всегда желающих куча! Ты в какой класс пойдешь? В первый? А я в третий. Я многое секу в отличие от такой малявки, как ты. Но ты теперь моя новая подружка, я тебя всему научу. Пойдем ко мне в комнату, я тебе куклу подарю.

     И мы пошли, и она мне подарила большую красивую куклу, которая потом  все школьные годы жила у меня на серванте. С Галиной же я, за редкими периодами расставаний из-за ссор,  дружила все школьные годы. Но жизнь нас развела. Точнее, судьба оставила меня для жизни, а её забрала смерть. Я до сих пор виню себя, так как считаю, что я виновата больше всех в той истории. Это была моя первая потеря в жизни. Мне до сих пор больно вспоминать об этом. Она разбилась насмерть на мотоцикле, который гнал на высокой скорости по мокрому шоссе её брат Ростик. Галина опаздывала на поезд в Москву: хотела успеть на похороны одного человека, в которого была безнадежно влюблена. Но….  До этого события мы должны будем прожить больше десяти лет. А пока….

     А пока мы пили компот и ели домашнее хрустящее печенье. Компот был холодный и вкусный. Очень ароматный. Я потом узнала, что тётя Таня в компот добавляет корицу. А до этого не знала, что такое корица, и что с ней  можно варить компот.  Так я делаю до сих пор. Детство, горечь потери, чувство вины  – всё это аромат корицы.

      Солнце уже собралось улечься за горизонт, когда я спохватилась, что пора домой: скоро вернется бабушка. Галя вышла провожать меня до ворот.  В это время к дому подъехала машина, из неё вышел крупный мужчина. Несмотря на то, что он был лыс и в очках, моя бабушка его назвала бы «фактурным». Она всегда так называла крупных симпатичных дядечек. Галя налетела на него ураганом и закричала: «Папа, папа пришел!» Он подхватил её под мышки и закружил, Потом поставил на землю и сказал: «Ну, здравствуй, счастье мое!»  Я сжалась, так как почувствовала себя лишней и ненужной. Хотелось стать меньше и незаметнее. Ведь чем я сильнее сожмусь, тем меньше во мне грусти уместится: я очень скучала по папе. Галин папа очень внимательно посмотрел на нас из-за стекол очков своими большими темными глазами и ласково улыбнулся:
 
     – Здравствуй, моя красавица! Здравствуйте, и вы грустная барышня! Галчонок, познакомь меня с гостьей. Как вас зовут, дорогая? – как-то очень церемонно он спросил. Я от растерянности, что у меня в руках кукла, и от робости, что дяденька такой большой, тихонько  сказала:

     – Софья Сергеевна Соколовская!

     – Её папа тоже гинеколог, она тоже была на море. Папа их бросил. Море ей нравится. Ростик  сказал, что она похожа на нашего щенка  Арзама и прозвал её поэтому «Рыжей афганкой». Она ведь рыжая, ноги-руки длинные, как у маленькой афганской борзой. А я подарила ей куклу и сделала её своей подружкой, – оживившись, тараторила без остановки Галя.
 
      – Стоп, солнце мое! Ты за пять минут заморочила мне голову быстрее, чем все женщины города за год. Давай по порядку. Сначала расскажи мне  откуда взялась рыжеволосая красавица Софья Сергеевна Соколовская?
   
      – Не зна-а-ю! – задумчиво произнесла Галя.
 
      – Да она с улицы к нам приблудилась, – проговорил подбежавший к отцу Ростик.

      – Ростик! Красавицы  – они не  как брошенные кошки, поэтому не могут приблудиться.

      – А она, папа, не как кошка приблудилась, а как щенок, почти как щенок афганской борзой. Рыжая афганка!

      – Во-первых: щенки афганской борзой, тем более рыжего цвета, на улицах нашего города, по крайней мере, не бегают, так как стоят больших денег. А во-вторых…. Красавицы! Вы не приняли его в свое общество? Поэтому от обиды он перестал быть джентльменом?  Тогда так: мои дети замолкают, а побеседую с нашей гостьей.

      Он ласково мне улыбнулся и… подмигнул.

      – Я – Вениамин Аркадиевич Исаевский.  И, по счастью, папа этих беспокойных, но очаровательных детей. А кто вы? Где проживаете? С кем?

      Мне стало смешно от его «китайских церемоний», без которых мы дома обходимся. Так говорит моя бабушка Дуся, выставляя на обед каждому по глубокой тарелке и кружке и выдавая столовую ложку. «Пусть мать твоя приедет, вот тогда китайские церемонии с вилками и блюдцами и будем разводить!»

      Я вежливо все о себе рассказала.  «Так! Так! Вот как!» – приговаривал Вениамин Аркадиевич и кивал головой. А потом он меня удивил:

      – А знаешь, Софочка! Мне позволено перейти на «ты» и так тебя называть? Знаешь, Софочка, я знаком с твоим папой. Мы встречались по работе в Горьком. Он – замечательный врач. Я рад, что ты стала подругой моих детей! И зови меня дядей Веней. Договорились?

      – Ну, уж, нет! Только моей подругой! Брат-то причем! Этот противный нам не нужен, – быстро проговорила Галя.

       А я просто смотрела на дядю Веню и уже очень его любила, так как он незримой ниточкой соединил меня с моим папой, по которому я скучала так сильно, что готова была плакать, глядя на его фотографию.

       – Ну, не ссорьтесь! Тем более вы все любите море, как мы выяснили. Об этом поговорим в следующий раз, так как сейчас Софии надо идти домой, пока не стало темно, и бабушка её не хватилась.  Ты сама дойдешь или надо проводить?

       – Спасибо. Конечно, я сама добегу. Тут близко. И я этой дорогой часто с речки домой возвращаюсь.  До свидания.

       – Как проснешься, сразу приходи ко мне, – строгим голосом прокричала мне вслед Галя.