Клён бабушки Анны

 Разные истории преподносит нам жизнь… Иногда встреча с новым человеком может обернуться воспоминаниями о своих родных и собственной жизни, всколыхнуть память, заставить задуматься. Так случилось и в этот раз.
Время обеда, и, конечно же, все кафе в Симферополе переполнены. В этом городе можно встретить самые разные кухни мира. При желании вы можете попробовать плов, самсу, лагман из крымско-татарской кухни, украинский борщ или русские пельмени, насладиться тающим во рту кавказским шашлыком или турецким чечевичным супом. Для гурманов здесь найдется даже лахмаджун. А в последние годы свое место в местных заведениях прочно заняли популярные во всем мире образцы итальянской и японской кухни.
В Симферополь я впервые приехал пять лет назад, по работе. С первого взгляда город показался мне похожим на большой поселок или деревню, и сначала мне было грустно. Но с каждым днем, общаясь с местными жителями, знакомясь с жизнью столицы Крыма, я понимал, что все больше и больше влюбляюсь в нее. Яркий солнечный город, радушный и приветливый, в котором мирно уживаются люди самых разных национальностей, стал для меня родным.
Человек так устроен, что у него постоянно появляются какие-то желания. Сегодня, например, мне очень захотелось съесть искандер-кебаб – нежнейший шашлык из говядины. И когда пришло время обеда, я направился в кафешку Османа. Меня здесь знали, и едва только я сел за стол, как официантка Гюльнара принесла большой чайник с крепко заваренным черным чаем.
Заказав обед, я огляделся. Находившийся на своем обычном месте хозяин Осман-уста что-то назидательно говорил своему сыну Денизу, видимо, читал ему лекцию о вреде переедания. Тот с покорным видом слушал все, что втолковывал ему отец, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Сам Осман-уста был родом из Трабзона, но уже около десяти лет жил в Симферополе. Здесь же и женился на русской девушке, которая учила его  русскому языку, а он ее – турецкому. У них родился сын, которого папа звал Дениз, мама Денисом, а что было написано в документах, никто не знал.   
Дениз приходил на работу к отцу почти каждый день. Девушки-официантки очень любили его и всегда старались угостить чем-нибудь вкусным. Со временем тот превратился в большого обжору, и Осман вынужден был лично контролировать питание сына. Но каждый раз, когда Осман-уста был занят с клиентами, Дениз тайком от него быстро и с удовольствием поглощал ореховую пахлаву, курабье и другие сладости.
Я поздоровался с хозяином и неторопливо налил в чашку чай, наслаждаясь его ароматом. Здесь хорошо готовили, поэтому, несмотря на жаркий полдень, посетителей в кафе было много. Скоро был подан и мой кебаб. Вкусно и с удовольствием пообедав, я допил свой чай и подозвал Гюльнару, чтобы рассчитаться. Как это всегда бывает, не совсем вовремя зазвонил телефон. Один из моих близких друзей, уехавший вчера в Николаевку, где находился самый близкий от Симферополя чистейший пляж, просил о помощи. Дорвавшись до отдыха, вечером он переусердствовал: выпивки и еды оказалось слишком много, к тому же он неосторожно смешал водку с пивом, в общем, погулял…
Проснувшись сегодня только к обеду, почувствовал себя очень плохо. По его словам, состояние было ужасное – тошнота не прекращалась, организм просто выворачивало наизнанку. Ну и, поскольку я доктор, друг просил купить и привезти ему нужные лекарства для поправки здоровья.
В сердцах выложив все, что о нем думаю, я вышел из уютного кафе, по дороге прикидывая, как быстрее всего поставить его на ноги и в какую аптеку заехать за необходимым запасом медикаментов. В соседней витрине случайно увидел бутылку турецкого шалгама. Этот напиток из черной репы в основном производят в Турции, и в зависимости от количества перца он бывает острым или слабо острым. Подскажу тем, кто не знает: шалгам просто незаменим при алкогольном отравлении и спасает от тяжелого похмелья не хуже, чем рассол.
Взяв сразу два литра, зашел в аптеку, где купил все необходимое. В таких делах всегда важна скорость, поэтому вызвал такси, рассчитывая уже через тридцать минут быть у друга.
Оператор службы такси привычно-вежливым тоном сообщил, что через три минуты белая «Шкода» с номером 536 будет по указанному мною адресу.
Такси подъехало вовремя, но водитель, выглядывая из машины, как будто искал кого-то. Не успев удивиться, я уточнил:
– В Николаевку?
– Да, в Николаевку. Но моего пассажира зовут Ульви.
– Так и есть, меня зовут Ульви, я постоянный клиент вашего парка. Ваши диспетчеры хорошо знают мое имя, да и в базе данных оно есть.
            – Понятно. Просто у меня был один пассажир, которого тоже звали Ульви, только в отличие от вас брюнет. Вот я и подумал, что это опять он.
Я знал, что в Крыму живет мой тезка. Занимается частным бизнесом и, несмотря на то что имеет личный транспорт, часто пользуется такси. Скорее всего, когда-то он встречался с этим водителем. И тот его запомнил, может, потому что он оставил о себе хорошее впечатление.
Водитель, как будто читая мои мысли, объяснил:
– Ваш тезка один раз ездил со мной из Бахчисарая в Евпаторию, а потом обратно. Очень общительный и интересный человек. И когда операторы дали мне заказ, я увидел имя пассажира и подумал, что это он. Обрадовался, конечно, вот и искал знакомое лицо.
– Да, правильно, есть такой человек, – ответил я. – Это мой знакомый! А почему вы подумали, что это именно он?
 – Знаете, в Крыму не часто встречается такое имя, как Ульви. У крымских татар есть женское имя Ульвия. А вот Ульви я слышу всего второй раз.
– Что-то мне подсказывает, что общением со мной вы тоже останетесь довольны, – улыбнулся я.
Мы уже выехали за пределы города. Здесь ритм движения был спокойнее, и, немного расслабившись, водитель представился:
– Меня зовут Сергей. Родом из  города известной марки водки.
– Неужели Немиров?
– Да, правильно. Но я был еще маленьким, когда мои родители развелись и мама вместе со мной переехала в Крым. В общем, это долгая история. Вы не скажете, что означает ваше имя?
– Ну, это тоже долгая история. Но, если интересно, могу рассказать.
– Очень интересно. Обычно среди ваших земляков часто встречаются такие имена, как Мухаммед, Али, Гусейн. Но в последнее время иногда слышу и другие – Эльвин, Заур, Рамин.
– У моего имени очень интересная история. В 20–30-е годы прошлого века в Бакинском драматическом театре был такой известный актер – Ульви Раджаб. Родом из Батуми, аджарец. Создавал великолепные образы на сцене, даже играл Гамлета. А последняя его роль в театре – образ кулака, врага советской власти. Играя его, он настолько хорошо вжился в образ, что руководство республики, посмотрев спектакль, заявило, что этот актер – враг советский власти. «Если ты в душе не являешься врагом этого строя, ты не сможешь создать такой яркий и правдивый образ», – сказали они. Вот так закончилась сначала его артистическая карьера, а потом и жизнь. Короче, его арестовали и потом расстреляли.
– Да вы что, неужели на самом деле так было?
От удивления у Сергея даже рот раскрылся. Я продолжил:
– Да, к сожалению, в советском прошлом бывали и такие случаи. Знаете, во все времена у талантливых людей находились недоброжелатели. Вот и Ульви Раджаб тоже стал жертвой репрессии. До 1956-го года боялись даже произносить его имя. А потом оно стало модным и популярным. У меня сейчас немало тезок с годом рождения 1966. И  ваш пассажир Ульви тоже один из них.
– Очень интересно рассказываете. Вы случайно не писатель?
– Да, я пишу рассказы, они есть на сайтах. 
– А хотите, я тоже расскажу вам одну историю? Если понравится, может, напишете.
– С удовольствием послушаю.
Дорога в Николаевку была недавно отремонтирована. И Сергей, знавший, что я спешу на помощь другу, ехал с довольно высокой скоростью, виртуозно управляя машиной. Это ничуть не мешало нашей беседе, и я с интересом ждал его рассказа. Вообще-то, в каждом городе, где бываю, я всегда стараюсь познакомиться и подружиться с водителями-таксистами. Самую достоверную информацию о городе дают именно они.
Обогнав шедший впереди автомобиль, Сергей заговорил:
– Родился я в селе Ковалевка, это недалеко от Немирова. Помню, у нас был большой двор, хозяйство. Меня оттуда увезли еще маленьким. А рассказ мой связан с бабушкой, Анной Михайловной.
 – Сергей, давайте договоримся. Вы сейчас расскажете свою историю, сколько успеете, а потом подождете меня, пока я буду помогать своему другу. Это недолго, минут двадцать-двадцать пять, после чего вернемся вместе назад в Симферополь. Вот тогда и закончите ваш рассказ. Согласны?
– Конечно. Тогда я, пожалуй, начну, а истории моей хватит и на обратную дорогу. Думаю, скучать вам не придется.
– Отлично, я вас внимательно слушаю.
– Моя бабушка Анна Михайловна и дедушка Митрофан Онуфриевич оба родом из Немировского района. Только жили в разных селах: дедушка в Ковалевке, а бабушка в селе Байраковка. Основное население в Немирове – евреи. Отец деда, Онуфрий Макарыч, был человеком разносторонне развитым, как говорится, мастер на все руки: и слесарь, и моторист, и токарь. Своего единственного сына Митрофана Онуфрий женил в тяжелые голодные времена, и бабушка Анна с первых дней включилась в трудовой ритм дома, показала себя как настоящая хозяйка, умелая и трудолюбивая. Несмотря на все сложности периода становления колхозного строя, семья Онуфрия особых трудностей не испытывала и никогда не голодала. У молодых родилось двое детей: дочка Феодосия и сын Михаил – мой папа. Бабушка Анна назвала его так в честь своего отца. Затем началась война, и дед Митрофан, которому был тогда 41 год, с первых дней сразу отправился на фронт.
Когда фашистские войска оккупировали Немировский район, жены Онуфрия уже не было в живых, а сам он был слишком старым, поэтому эвакуироваться из Ковалевки семья не стала.
Интересно, что во время оккупации фашисты никого из семьи не трогали. Даже часто просили бабушку Анну приготовить для них что-нибудь домашнее. Анна Михайловна пекла очень вкусный хлеб. Дети Анны, несмотря на свой возраст, были связаны с подпольной партизанской организацией и передавали им ценную информацию. Несколько раз бывало, что немецкие офицеры подозревали Михаила в пособничестве партизанам и даже били его.
– Сергей, а от Митрофана так и не было никаких известий после этого?
– Нет, не было. Только после освобождения области от оккупации пришли вести от дедушки Митрофана. Он написал из госпиталя, что ранен, лечится, но рана не тяжелая. Обещали скоро отпустить домой долечиваться и восстанавливать силы. И действительно, через некоторое время он приехал. Бабушка Анна и дети ухаживали за раненым, делая все, чтобы он скорее выздоравливал. А после восстановления он решил снова вернуться на фронт.
Дедушка Онуфрий не хотел его отпускать, да и сотрудники военкомата не особенно настаивали на возвращении Митрофана в армию. Шел уже 1944-й год, немцы отступали по всем фронтам. Советская армия вела наступление. Онуфрий как будто чувствовал, что больше не увидит своего сына, не раз говорил ему об этом. Так и вышло. Спустя совсем немного времени после того, как Митрофан ушел на фронт, он снова получил ранение, на этот раз серьезное. Его дивизия тогда уже воевала в Польше, так он и оказался в одном из полевых госпиталей в Кракове. И оттуда родные получили письмо, что их сын и муж в госпитале, хочет увидеть своих близких, если сможете – приезжайте.
Тут Сергею пришлось прервать свой рассказ, так как мы подъехали к нужному дому в Николаевке. Как и договаривались, я предложил ему меня подождать.
– Сергей, я буду отсутствовать минут двадцать, оставьте где-нибудь машину и, если хотите, сходите на море – окунетесь, поплаваете. Как только закончу свои дела, поедем назад,  в Симферополь. Тогда и расскажете остальное.
– Да, хорошо, буду ждать вас на этом же месте. Идите по своим делам, не беспокойтесь.
При виде своего друга я сразу понял, что не так уж ему и плохо. Оказалось, что о нем уже позаботились. Дочь хозяйки-татарки Зарема, видя его состояние, принесла ему целый трехлитровый кувшин айрана, после чего он немного пришел в себя. Не стану подробно описывать детали медицинских процедур, которые пришлось выдержать моему другу и благодаря которым ему стало гораздо лучше. Почувствовав облегчение, он, как всегда в таких случаях, клятвенно пообещал, что больше не будет столько пить. Я лишь кивал головой в ответ на все заверения, понимая, что в его случае это невозможно. Нет, он, конечно, не был совсем потерянным алкашом, просто не умел сдерживать себя, особенно когда собиралась хорошая компания. Ну что ж, у каждого свои слабости.
Скоро позвонил водитель такси, который успел уже побывать на море,  поплавать и теперь ждал меня в машине.
Попрощавшись с другом, я вышел на улицу. 
Сергей поинтересовался состоянием моего товарища.
– Спасибо, ему уже гораздо легче. Знаете, он каждый раз обещает, что больше не будет много пить, а я знаю, что врет.
 – Вы не расстраивайтесь по этому поводу, такие вещи часто случаются. Не все могут себя в этом контролировать.
– Ну что, Сергей, продолжите свой рассказ? К дедушке Митрофану кто-то поехал или нет? 
– С удовольствием, – обрадовался он, польщённый моим любопытством. – Самое интересное будет впереди.
Его слова заинтриговали меня еще больше.
– Узнав о беде, случившейся с мужем, Анна Михайловна, несмотря на военное время, засобиралась в дорогу. Сердцем она всегда была с ним и сейчас хотела поддержать и помочь, чем сможет.
– Онуфрий Макарыч, поеду я к Митрофану с Мишей, – в тот же день сказала она свекру.
– Ох, доченька, как же ты туда доберешься: дороги разрушены, поезда, наверное, не ходят. Тяжело тебе будет.
 – Не тяжело, не волнуйтесь. А по хозяйству вам Феодосия поможет, несколько дней без меня как-то управитесь.
 – Нет, мама, езжай сама, я останусь. Конечно, я очень хочу увидеть папу, но Феодосии одной трудно будет, – сказал свое мужское слово Михаил, чувствовавший себя уже взрослым.
– Ну что ж, ладно. Тогда начну готовиться, а завтра с раннего утра выйду.
Госпиталь находился в городе Кракове. После немецкой оккупации кругом были одни развалины. Все разрушено: дороги, здания, постройки. Изредка на дорогах появлялись военные автомобили, один из таких и подобрал по пути Анну. Узнав, что она едет в госпиталь навестить своего тяжелораненного мужа, офицер уступил ей свое место в кабине, а сам пересел в кузов. За два дня Анна добралась до госпиталя.
Состояние Митрофана действительно оказалось тяжелым, однако самое страшное было уже позади, и он шел на поправку. Вставать ему пока не разрешали, и Анна, заботливо ухаживая за мужем, задержалась в госпитале на четыре дня. Всех раненых в палате угощала привезенным из дома салом и узваром из сухофруктов, который умудрялась готовить здесь же. Медсестры, жалея ее, позволяли немного отдохнуть и поспать днем в своем медсестринском кабинете. Однако пора было возвращаться.
После приезда Анны Онуфрий Макарыч несколько раз дотошно расспрашивал ее о состоянии Митрофана. Старик часто повторял, что боится больше никогда не увидеть своего сына. Анна всё время убеждала его в том, что Митрофан, несмотря на тяжелые ранения, обязательно выздоровеет, а где-то через месяц его отпустят домой. Макарыч махал руками, внимательно смотрел на Анну каким-то безнадежным взглядом и тихо плакал.
Через несколько дней, проснувшись утром, Онуфрий Макарыч негромко сказал:
– Все, ребята, нету больше моего сына. Во сне я видел – он был в огне. Хотел спасти его, но не смог.
 Феодосия и Анна успокаивали:
– Чего ты, дед, что за глупости? Скоро вернется твой сын, вот сам увидишь.
Онуфрий еще раз махнул рукой и с этого дня перестал есть. Всё время лежал в постели, вставая с помощью Михаила только по необходимости, и опять ложился, повторяя тихо: «Митрофан, где ты, мой Митрофан? Тебя же освободили, зачем ты снова пошел на войну? Наши ведь уже начали наступление, и без тебя бы победили злейшего врага».
Сколько ни уговаривали дети и Анна деда, он категорически отказывался от еды, лишь временами просил пить. Дети по ночам не спали, дежурили возле него.
Как-то ранним утром, проснувшись, увидели, что дедушка Онуфрий умер. Похоронили его рядом с женой. А буквально через три дня пришла страшная весть: остатки армии поляков, которые были на стороне фашистов, ночью сожгли госпиталь в Кракове. Спасти раненых бойцов не удалось. Среди них был и Митрофан Онуфриевич Черната.
Сергей надолго замолчал. Я почувствовал, что ему очень тяжело, и предложил:
– Остановите машину. Давайте, выйдем, немного постоим, а потом продолжим.
– Если позволите, я покурю, правда, я некурящий, но в машине всегда есть сигареты для таких случаев.
Я тоже не был курильщиком, но иногда с друзьями после хорошего застолья или в стрессовых ситуациях позволял себе пару мягких сигарет. У Сергея оказались как раз такие, и мы молча затянули по одной. Бывают обстоятельства, когда мужчины переживают горе просто молча.
– Ну, поехали, Сергей? – прервал я тишину.
– Да, конечно, у вас, наверное, много дел, – заторопился он. – Но история на этом не заканчивается, в ней еще много интересного.
– Я готов слушать ваш рассказ до конца. Тем более он напомнил мне о моих бабушках. Одна из них, мамина мама, проводила своего мужа в самом начале войны, а через год получила сообщение, что он пропал без вести. Потом выяснилось, что во время сражения под Керчью фашисты разбомбили наш корабль и многие красноармейцы геройски погибли, утонув в холодных водах Керченского пролива. А другой мой дед из-за физического дефекта не был призван в армию, но, будучи грамотным человеком, во время войны вел все колхозные дела в тылу. Был одновременно и парторгом, и бухгалтером, и секретарем сельсовета. Умер через год после войны. Таким образом, моим бабушкам пришлось в одиночку растить своих детей.
         – Да, бабушка Аня тоже, несмотря на трудности войны и послевоенного периода, подняла детей, дала им образование. Дочку выдала замуж, сына женила. Но я хочу рассказать о другом.
         – Конечно, Сергей, слушаю, рассказывайте.
         – После страшного известия бабушка Анна Михайловна очень тяжело переживала смерть мужа. Но потом нашла в себе силы и всю свою жизнь посвятила воспитанию детей, держала большое хозяйство. А летом 1945 года во дворе, прямо в нескольких метрах от порога, появился крошечный побег клена. Сначала никто на него не обратил внимания, а ближе к осени бабушка стала ухаживать за этим маленьким деревцом.
Соседи и дети предлагали убрать клен, иначе, когда деревце вырастет, его корневая система может разрушить дом. Бабушка Анна категорически отказалась, не желая слушать никаких советов. Она сказала сыну, что ей приснился сон. Во сне к ней пришел муж Митрофан и поведал, что в этом клене его душа, и он будет защищать их, опекать. После этого дети тоже начали ухаживать за деревцем. Бабушка Анна каждое утро подходила к клену и разговаривала с ним как с живым человеком. Клен рос из  года в год, и скоро тень от его кроны уже закрывала весь двор. Местные жители деревни, заходившие в гости к бабушке Анне, стали называть этот клен Митрофаном. В жаркие летние дни вся семья и соседи собирались под этим деревом, так как это было самое прохладное место в деревне. А листья клена всё время будто что-то шептали, напевали какую-то песню.
         Слушая Сергея, я тоже вспомнил березы и буки своего отца, посаженные им вокруг родительского дома. За нашим огородом начинался овраг, и отец посадил вокруг огорода четыре больших березы. Нас в семье было четверо детей, и каждой березе он в шутку дал наши имена. А недалеко от дома вырос большой бук, к моему рождению он достиг метров тридцати и продолжал расти и мужать уже вместе со мной. Одновременно отец посадил очень много фруктовых деревьев: яблони, груши, сливы. В нашей деревне в холодном горном климате на высоте почти три тысячи метров другие деревья не вырастали.
        – Знаете, Сергей, мне иногда кажется, что деревья тоже живые, они чувствуют людей. Поют нам песни, при ветре пляшут, с дождем плачут и омываются, иногда просто молчат.
         – Да, это так. Они живут вместе с нами, – задумчиво поддержал меня собеседник. – Позже под этим деревом сыграли свадьбу моего папы, провожали замуж тетю Феодосию. Перед каждым мероприятием и после бабушка Анна подходила к клену и говорила с ним обо всём как с человеком.
        – А что же случилось дальше? Что с бабушкой? Наверно, ее уже нет в живых?
         – Как я говорил в самом начале, спустя пять лет после моего рождения мама сильно обиделась на отца и, взяв меня с собой, уехала в Крым. Сколько ее ни уговаривали бабушка Анна и тетя Феодосия, она не слушала. Папа через несколько лет женился снова, родились дети, мои братья и сестры. В 90-е годы они, как и я, были уже взрослыми. Кто-то уехал в Россию, кто-то в Киев. Бабушке тогда было уже больше 90 лет, она еле-еле ходила, но каждый день обязательно сидела под деревом и рассказывала клену обо всем.
Дети построили новый дом, а старый хотели снести, заодно и клен бабушки Анны решили срубить. Услышав об этом, бабушка возмутилась: «Как можно трогать моего Митрофана?!» Дерево осталось жить. В один из дней бабушка Анна уже не смогла встать с постели, вся родня собралась вокруг нее. Она чувствовала свою кончину, и последние слова ее были о клене Митрофане. Бабушка попросила не трогать дерево. Через несколько дней Анны Михайловны не стало.
         Но самое удивительное и страшное случилось после ее смерти. Клен Митрофан засох за один день. Никто не мог понять, что случилось. Все зеленые листья за один день пожухли, скрутились в желтые трубочки и опали. На улице стояло лето, в такое время года это выглядело очень странным.
          Сергей закончил свой рассказ и замолчал, думая о своём.
Я опять вспомнил свою бабушку, мамину маму, которая после получения вести о смерти мужа до конца жизни ночами не гасила свет на крыльце своего дома. Ей тоже приснился муж, мой дед, он сказал, что может вернуться: «Пусть свет всегда горит, тогда я пойму, что меня ждут».
         Перед моими глазами стояли образы этих трех достойных женщин: Анны Михайловны Чернаты и лица моих бабушек – Баяз Ибрагим кызы Ахвердиевой и Мунджук Гусейн кызы Мамедгусейновой. Они потеряли своих мужей в той проклятой войне, но сумели выстоять в трудные времена, вырастили детей, дали им воспитание, образование, выдали замуж, поженили. И всегда оставались преданными своим мужьям.
          На прощание Сергей обещал, что принесет мне фотографию своей бабушки. Через день он позвонил, мы встретились. Взглянув на фото, я испытал шок: на меня смотрела моя бабушка в своем неизменном фартуке поверх одежды…
 20.02.2020, Симферополь.