***

                Юра               

                Рассказ

                1

                Одесса. Слободка. За огромными старыми воротами, преграждавшими путь во двор, слышался шум скандала. Я не успел войти, как тяжеленная дверь в воротах распахнулась, и выскочила парочка с кульками и сумками. Внутри меня встретил агрессивный мужчина. - Чего надо?! - Я обьяснил, что получил письмо о смерти отца, правда, спустя полгода. - Это я написал. Сам узнал две недели назад. Только приехал. Ты смотри, что эти... - он выругался - натворили?! - Мы вошли в полутемный коридор дома. - Ну, как тебе это нравится?! Мудачье! Забили всю стену гвоздями! Я с них взял за квартиру по мизеру. Думал, порядочные. Посмотри! Сделали из дома дэржавный музей! - Со света я плохо видел и не мог понять о чем разговор. - А что? - Что "что"?! Слепой что ли?! Вон на стене трезубец понаплетали. Пойду плоскогубцы возьму. - Он вышел. Я присмотрелся. Действительно, в стену узкого коридора были набиты гвоздики и оплетены разноцветными нитками так, что просматривался силуэт трезуба, но какой-то размытый, неотчетливый. Может, потому что нитки были не сильно натянуты. Я стоял, глядя на них и ожидая хозяина, когда порыв ветра где-то в доме распахнул форточку. Я слышал, как она стукнула, и сразу все изменилось. Нити на стене задрожали, ожили, раздался тонкий пронзительный свист, и внутри меня все замерло и похолодело. Это был пикирующий на жертву сокол. Он несся вниз на огромной скорости, разрезая с посвистом воздух, перья плотно прижаты встречным потоком, и взгляд его был безжалостным и холодным. Я потерял ощущение времени. Потом также вдруг все исчезло. Силуэт хозяина заслонил свет со двора, движение воздуха прекратилось, нитки обвисли. - Как провалились! - раздраженно сказал хозяин. - Все облазил. Куда они могли деться?! - Я все отчетливо слышал, но не воспринимал. Хозяин подошел к стене и дернул пальцами блестящую головку гвоздя в том месте, откуда только что безжалостно и холодно смотрел на меня соколиный глаз . - Забили на совесть. Смотри, кругом только мелкие гвоздики, а этот зачем? Наверно, какая-то мысль была. Ладно, мне надо сейчас уходить, придешь завтра часам к десяти, я тебе расскажу что по чем. - Он молча проводил меня за ворота, думая о чем-то своем, и протягивая руку, вдруг встрепенулся. - Вспомнил, мать твою! Вспомнил! Бате твоему перед отьездом давал! Точно! - Он оживился и повеселел. - Поищешь у него обязательно. Изолентой ручка обмотана. Завтра приходи к десяти, разберемся. Меня Юрой зовут.               
               
                2

Неделю я снимал койку у шустрой старушки на 16-й станции, ежедневно наведываясь в общий двор на Слободку. Но дверь дома была заперта.
              - Пару раз молодые заскакивали, - рассказал мне Юра из дома напротив, - раз видел мамашу их, хитроделанную. Но ненадолго. А то ведь летом торчали здесь постоянно. Они теперь знают, что ты тоже оформляешь бумаги на хату, надо делить ее пополам, а эта выдра скорее удавится. Смотри в оба. Что у нотариуса и адвоката?
              - То одно, то другое. Очень медленно, куча всяческих документов.    
              - Ты смотри, чтоб она их не перекупила. – остерег Юра. – Хата хоть и старье, но стоит того, чтобы дать крючкотворам на лапу. Говоришь, медленно?
              - Мне кажется, да. Может, ты и прав, в их поведении появились какие-то странности.
              - Так.. – Юра потер двумя пальцами мочку левого уха. – Ты вот что… Если попадешь в хату, а ты имеешь на это полное право, на одну комнатку и остальное совместно, то раскрутить в обратку им будет тебя сложнее. Плюс психологический фактор. Ну да. Ты вот что… Поживи у меня, спать будешь вон в той комнате, окно во двор, и как только эти суки появятся, сходу за ними с вещами, и пусть только попробуют выбросить. Понял?
              - Понял.
              Два дня я почти безвылазно караулил своих совладельцев, на третий в понедельник к обеду, когда собрался уйти, они появились. Я уже знал всех жильцов остальных трех домов в этом дворе, поэтому сразу понял, кто это и не ошибся. Молодой доставал ключ, когда я подошел. Его жена, такая же полненькая, была в розовом платье.
              Я поздоровался, извинился и обьяснил, кто я и по какому делу. Они слушали, не перебивая, и, как мне показалось, довольно даже доброжелательно. Потом молодой сказал ей: « Я же говорил матери, скоро оно приплывет. Надо было давно продавать, до того, как старый хер окочурился», сунул ключ обратно в карман, они  развернулись и ушли со двора. Меня трясло, и я никак не мог остановить эту дрожь.
              Вышел Юра.
              - Что он сказал? Тебя аж перекосило.
              Я повторил.
              - Ну, твари! Я же тебе говорил, это твари! Чего ты поперся, когда они не вошли в хату? Я же тебе обьяснил, как только откроют дверь и войдут! Тогда с вещами! Теперь все. Упустил такой шанс. Теперь они сюда не придут. У них ночевать есть где. – Я был подавлен до крайности. – Хотя…
              Юра заглянул в низкое, почти вросшее в землю, окно. Потом во второе.
              - Ты вот что … Не раскисай. Они были с сумками. Ты видел?
              - Да. Две большие пустые, по-моему, сумки.
              - Точно! Они приходили за музыкой! – Он еще раз заглянул во второе окно, загородившись ладонью от солнца. - Точно. Вон усилительная колонка. Этот придурок не может без музыки. Врубает на полную и прыгает по ночам. Благо звук стены держат, и рамы двойные. Не все потеряно.
              Он опять начал разминать пальцами ухо.
              - То, что он вернется за музыкой, – к гадалке ходить не надо. Но теперь они будут «на товсь», а мы не можем сидеть здесь целыми днями. Тем более, Нюрка…
              - Какая Нюрка?
              - Старуха из дома через дорогу. Торчит у окна безвылазно. Только уйдешь, сразу доложит. Я с ней опыт имею. Продалась за 30 серебренников, зараза! Но мы не должны ждать пассивно.
              Он начал двигаться беспорядочными зигзагами, погруженный в раздумья, и трогая все на своем пути: сплошной высокий забор из ракушняка, отделявший двор от улицы, колонку водонапорную, зашел в свою узкую, как пенал, мастерскую, снял со стены киянку - молоток деревянный – и вышел обратно, хлопая ею себя по ладони. Я наблюдал за его маневрами, стоя у старой узловатой акации.
              На секунду его отвлек сосед из дома, стоявшего впритык к мастерской.
              - Привет.
              - Привет.
              Он снова обратил на меня внимание.
              - Мы должны применить контрстратегию, отыскать неожиданный прием. – сказал он. - Помнишь, в битве при Каннах Ганнибал…
              Но я так и не узнал, что случилось в битве при Каннах, потому что Юра  рванулся  опять в мастерскую, вытащил из нее плотницкий ящик и начал рыться, выбрасывая на землю его содержимое.
              - Есть!!
              Он держал в руках большой ржавый амбарный замок.
              - Он долго ждал своего часа! Я чувствовал, что в конце концов пригодится.
              Я молчал, ожидая последующих обьяснений.
              - Все равно ключа нет, а для этого в самый раз. Понял?
              - Нет. – сказал я. – Для чего?
              - Да чего тут неясно?! Ловушки! Видишь ушки в твоей двери, как под заказ.
              Я начал соображать.
              - Ну все, остальное это ты уже сам. Держи.
              Он дал мне замок. Я подошел к двери, просунул дужку замка сквозь ушки и защелкнул. Теперь оставалось ждать.
              Ждал я совсем ничего. На следующий день я ходил по городу в поисках работы, когда позвонил Юра.
              - Давай двигай сюда! Капкан сработал!
              Я только открыл тяжелые ворота во двор и сразу увидел, что замка нет.
              Юра возбужденно ходил вдоль стола, на котором лежали бумага, копирка и авторучка.
              - Появились почти сразу, как ты уехал. Я же говорил, Нюрка, зараза. Меня в расчет не брали. Оно и к лучшему. Приехали сразу втроем. Ты бы видел, как они обалдели, когда увидели наш подарочек. Этот розовый поросеночек начал дергать туда-сюда; как бы не так, в гражданскую здесь каждый укреплялся как мог, до этого тут конюшня была. Садись, пиши.
              Я уже привык к его командирским ноткам, сел за стол и взял авторучку.
              - Заявление. В полицию Суворовского района Одессы. Настоящим сообщаю, что такого-то числа неизвестные проникли в мой дом, доставшийся мне в наследство от отца \список документов прилагается\, распилив дужку замка диаметром 14 мм.
              - Может, это лишнее, про диаметр?
              - Ты пиши, что тебе говорят. Это достоверность, они там привыкли оперировать фактами.
              - Понял, 14 мм, записал.
              - Прошу принять меры. Число. Подпись.
              Я расписался.
              - Все?
              - Нет. Дай-ка, я посмотрю. Так, чудненько. Не все же им на других писать. Сейчас я дам тебе бимбер, ковырнешь серьгу...
              - Какую серьгу?
              - Замок, - Юра поморщился, - фомкой аккуратно взломаешь, после всего имеешь полное право, сразу поставишь свой новый, а потом прямиком к ментам с заявой.
              - Слушай, они там начнут разбираться, ничего не украдено, эти тоже имеют право на дом…
              - Чего ты дергаешься? Ты своего добился: спокойно вселяйся с вещами. Они твой замок взломали? Взломали. Как только зарегистрируют твое заявление, эти на десять шагов позади. Да, забыл главное. В полиции могут сказать, с этим вам к участковому, но он-то как раз сейчас нежелательный, эта выдра, по-моему, и к нему подходы нашла. Скажешь, я здесь ничего не знаю, пусть передают сами. Но перво-наперво - регистрируют и обязательно на копии проставят номер входящий. Что бы ни говорили, стой на одном! Номер входящий на копии. Понял?
              - Понял.
              - Шероховатости неприятные будут, а куда без этого? Зато с сегоднешне дня будешь спокойно спать в своей хате.
              Юра прав оказался почти во всем. Кроме - «спокойно». Но это другой эпизод.


                3


                С утра жарища, духота, сразу начало давить голову. Обед всухомятку, на скорую руку.
                Покупатель один похлеще другого. Последний в клетчатых шортах с женой. Этот брус сучковатый, поменять, тот – плохо высушен, чем вы здесь занимаетесь… грузите, осторожней! Вы можете побыстрей?! Это уже жена.
                Мокрый от пота. Липкого, раздражающего до умопомрачения пота.
                Небо забито пышными облаками, которые вот-вот, вот-вот… но так  и не разродились.
                Машина с товаром, конечно же, в аккурат к концу рабочего дня. Пока разгрузили… Женя Лукьянов с соседнего «Стройтовары» пригласил отметить рождение сына, не смог отказать.
                Только затемно попал на Слободку; так плохо, что хуже некуда, упал на кровать поверх одеяла, разбитый, больной, в надежде, что спасительно отключусь.
                Не получилось…
                Пришел молодой Жирейко.
                Щелкнул выключателем в коридорчике и, не глядя на меня, прошел через мою комнатку в свою с большим целлофановым пакетом. Включил свет, шуршал, доставая еду, - запах ее, особенно домашних котлет, тошнотворно кошмарный, - ел, хрустел огурцом, потом снова «щелк!» - теперь включил свою пыточную машину.
                Бум-бум! Бум-бум! И мигание разноцветного света через щель неплотно закрытой двери в темноте моей комнаты!
                Я лежал, уткнувшись лицом в свернутый вместо подушки свитер, терпел, непонятно чего ожидая. Рос раздражающий  зуд внутри тела вместе с дикой головной болью.
                Потом этот недоделанный диск-жопей  начал чего-то орать в микрофон.
                Я поднялся и пошел к выходу. Пригнулся в низких дверях и с кем-то столкнулся в темноте ночи.
                - Вы что тут обкуренные! Посмотрите на время! У меня ребенок!
                Во дворе было темно, если не считать вспышек светомузыки в окнах. Луны не было.
                - А я что, не хочу спать? Я сам от этого придурка страдаю!
                Из-за сильной головной боли я сразу не сообразил, что этот женский голос мне незнаком, посчитал, соседка.
                Она решительно шагнула мимо меня, толкнула дверь и вошла в хату. Я пошел следом.
                Насколько я мог оценить ее со спины в световспышках, ей было не больше тридцати лет. Она стояла в дверях во вторую комнату и говорила, но ничего не было слышно, все глушила громкая музыка. Я подошел и стал за ее спиной. В это время Жирейко выключил музыку, и отчетливо прозвучала ее последняя фраза: «Мы не можем заснуть!»
                Весь стол посреди комнаты занимал пульт с рычажками. По бокам стояли большие колонки. Горели подсветки. Жирейко в цветных трусах стоял посреди комнаты с микрофоном в руках.
                В тишине мы смотрели друг на друга.
                Потом Жирейко поднес микрофон к губам.
                - А сейчас для моих бедных друзей. От бессонницы. Хит сезона. Поласкай мой нежный шалунчик!
                Он завершил фразу непристойным жестом и щелкнул чем-то на пульте. Звук был такой силы, что я думал, оглохну.
                Незнакомка выскочила из дома.
                Я вышел следом. Во дворе ее не было. Я вышел на улицу. Женщина испарилась. Улица была темной, пустой, фантасмагорической. Ничего не соображая, я побрел по ней, массируя пульсирующие болью виски.
                Очнулся на бетонном крыльце магазинчина «Продтовары»,  который много лет назад был любимой курсантской бадежкой «Посмитного», торговал молодым вином, соленые огурцы шли бесплатной закуской, а на стене - стихи Омара Хайяма. Достал блокнот, авторучку и при свете лампочки под навесом начал писать.
                Я писал о Жирейко. Я писал о том, что в своей наглости, самодовольстве и самонадеянности он потерял чувство меры и оскорбил серьезных людей, которые унижения не прощают, и однажды к нему пришли, выволокли из дома и сильно избили. Потом я закончил писать и лег на бетонном крыльце, раскинув руки.
                Было тихо. Только со стороны Дюковского парка слышался шум машины. Он приближался. Я почему-то поднялся и встал за ближайшее дерево.
                Это была полиция. Они завернули на нашу улицу, чуть проехали, и остановились, насколько я мог сориентироваться на слух, в районе нашего двора.
                Я выглянул из-за угла здания. Так и было. Они стояли у нашего дома.
                Меня потянуло подойти поближе. Я шел осторожно, стараясь прикрыться деревьями. Метров за двадцать остановился и стал за небольшим выступом дома, больше я рисковать не хотел.
                Было темно, чуть слышно работал движок полицейской машины, подфарники не горели.
                Из ворот появились двое, которые волокли кого-то, потом еще один.
                - Подожди! - приказал он.
                Двое остановились.
                – Разверни.
                Они молча выполняли его указания.
                - Ты, сучонок, просил кое-что поласкать...
                Раздалось глухое «шмак!», и холодок побежал по спине: это «шмак!» было абсолютно таким, каким я его создал, сидя на бетонном крыльце…
                Но они не уехали сразу. Тот, что командовал, зашел во двор рядом с нашим, пробыл недолго, и только после этого громко хлопнула дверца, и машина уехала.
                Во дворе было тихо и очень темно. В хате – тоже, только какой-то огонек краснел за окном в жирейкиной комнате.
                Я вошел и чуть не упал, под ногами загремела посуда. Я включил свет. В коридорчике был перевернут стол, который Жирейки заставили старыми кастрюлями, казанами, тарелками, чашками. Много побилось. Посуда на плите была нетронутой.
                Света из моей комнаты было достаточно, чтобы увидеть, что в жирейкинской комнате настоящий погром. Стол, тумбочка перевернуты, растрощенная аппаратура вперемешку с одеждой, раздавленными котлетами и салатом, люстра сорвана с потолка, в дверце старого фанерного шкафа пробита дыра. Удивительно, но нетронутым осталось само подключение разбитой аппаратуры, и одна лампочка подсветки продолжала гореть.
                Внезапно я услышал, как открывается входная дверь, и испуганно обернулся, решив, что они возвратились.
                Но это был сосед Юра с фонариком.
                - Что тут у вас случилось? – он заглянул во вторую комнату. – Ни фига себе! Светопреставление.
                Неожиданно на меня снизошло озарение.
                - Слушай, Юра, ты здесь все про всех знаешь. К этой глухой старушке в соседнем доме у нас за стеной кто-то приехал?
                - Так она умерла. Дней пять как похоронили. Туда сейчас мент с женой и малым ребенком вселились.


Рецензии