Глава 9. Рыбацкая сеть

"Глава 9. Рыбацкая сеть" из произведения "Свидание с Евой или договор о тех, кто вспомнил своё имя"

                В беседах у воды сказал,
                Бросая вдаль с улыбкой камень:
                – Смотри, сейчас его волнами
                Ко мне обратно возвратит.
                Ну, а пока его кидает
                Влиянием природных сил,
                Как думаешь, а мог бы сам
                Решать, куда ему идти?
                Спускались постепенно тени,
                И звезды украшали воду.
                – Ну, говори, могли бы звери
                Свою преодолеть природу?
                Так тихо и спокойно стало,
                Что слышен был по ветру голос,
                Он пел и вторил мне, что могут,
                Увидев путь, а не дорогу,
                Из глубины души в сердцах,
                Как вечное во всем начало,
                Где холст и краски ждут Творца.
                Мне сладок был тот миг и дорог.

– Какой улов! – с восторгом произнес чей-то голос. – И кто же это попал в сети к тому, кто до сих пор, несмотря ни на что, несет с собой пламя, проливающее свет?
Словно облако, я не мог более сопротивляться дуновению ветра.
Что-то окружило меня со всех сторон и потянуло в направлении голоса. Я снова закрыл глаза, представляя себя неотъемлемой частью океана, которую вот-вот вырвет чье-то старание.
Крепкие руки схватили мои плечи и одним рывком закинули в лодку. Я попытался привстать, упираясь руками, но силы были на исходе.
– Хм, я рыбачу здесь уже многие годы, редко рыба крупная попадается, а тут человек, – произнес рыбак, садясь на одну из дощечек. – Живой?
– Думаю, что да, – с трудом выдавливая из себя слова, говорил я. – Благодарю.
– Ну, вот и хорошо, – сказал он. – Возьми, одень-ка ты вот это, а то еще замерзнешь. – И он протянул мне какой-то сверток.

Любой конфликт не стоит ни минуты
От жизни взятой, но и оставлять
Не стоит одного, будь мудрым:
Скажи: Прости,
            что поступаешь глупо,
Ведь только так его возможно прекращать,
Родив дискуссию –
Фундамент истины глубокой.

В глазах постепенно появлялась резкость, и вот в свете небольшой свисающей рядом лампадки я увидел перед собой очень седого, но все еще крепкого старика, который ловко перебирал четырьмя руками сеть, чтобы снова ее закинуть.
Его руки и лицо были покрыты бесчисленным множеством маленьких пятен, а на лбу выделялись глубоко врезавшиеся морщины, как у того, кто много мыслит.
– Ты так далеко вышел в море один, тебе не страшно? – чуть слышно спросил я.
– Нет. Страшно было бы остаться на месте. У меня хорошая лодка, и построил я ее не из гнилых бревен, – говорил старик. – Если бы я знал, что так далеко от берега есть жизнь, – посмотрев мне в глаза, продолжал он, – то сделал бы это гораздо раньше.
При этом на его лице отобразилась добрая ухмылка.

Я дом построю там,
Где люди говорят стихами,
И пусть не суждено
Такому месту быть,
Я буду верить свято
В его существование –
Мне вера помогает жить.

Куда бы ни пристал
Мой парусник желаний,
Где бы ни отдал я
Заветных якорей,
Покуда свежий ветер
Играет с парусами,
Я буду вечным странником морей.

Что ж, рвется сталь, увы,
А вместе с нею нервы,
Где ищем мы
Души своей покой,
Шагая по волнам морским
Вперед, до кромки неба
В желании достать рукой.

С накатом поднимаясь ввысь,
Вновь падаем
К подножью волн,
Почти коснувшись мели дном,
Взлетаем в фейерверке брызг.

Пусть пламенный мотор в груди
Несет по вздутым венам
Свободу, как согласие сторон.
Мы рождены свободными,
И под единым небом
На кораблях судьбы встречаем шторм.

– Посмотри на мои руки, я очень много тружусь, но редко достаю крупную рыбу. Я специально сделал ячейки своей сети такими огромными, чтобы не собирать в нее тину, – при этом старик растянул одну из них. – Многие знающие меня люди смеются, говорят: «Совсем, мол, из ума старик выжил». Однако, чтобы они ответили, узнав, что ко мне в сети угодил человек?!

Один заброшен, словно рыба,
Другой, как невод, третий – тина.
Нам часто сложно видеть мир
За отражением своим.

Я смотрел на него и чувствовал, как мои веки тяжелеют.
– У тебя есть имя? – спросил он, перебирая в руках сеть.
– Да, но я не помню его. Может, ты мне подскажешь? – сказал я.
– Хм, зачем же я буду называть не твои имена? Сам вспомнишь, когда в себя придешь.

Из слов не выложить дорогу,
Однако, что мы говорим,
Как отражение глубин
Ума – «В начале было Слово».
И если бы народный дух
Послушал, что он произносит,
То непременно изменил
Весь мир, задумавшись, что просит.

И он посмотрел на одну из множества ячеек своей сети.
–  Знаешь, это так странно, мне кажется, что ты отдал столько своих сил и времени этой жизни, а она отплатила тебе твоей старостью. Разве это справедливо? Успел ли ты вдоволь ею насладиться? – спросил его я.

Где-то там далеко у хрустальной воды
Я впервые увижу, как строится мир.
Словно часть его, в водах скиталась душа,
Угодив на поверхности в сеть рыбака.

– Не уверен я в том, что же такое долгая жизнь: награда или наказание. Мне кажется, что не без причины нам дается несколько возрастов. А самое важное, что не годы, а содержание собственных поступков определяет духовный возраст каждого из нас, что гораздо вместительнее того, что можно сосчитать, и который, в свою очередь, только и знает, как через мгновение сделать этот момент частью прошлого. Я выглядел почти как ты в то время, когда здесь закладывался первый камень, – задумчиво, отвечал он. – Мы порой так далеко заходим в познании мира, однако, по-прежнему видим вокруг себя море. Но раз нам дали понимание и не сказали зачем, то возможно мы просто упустили окончание этого разговора, когда впервые узнав о силе любви, ушли с головой в ее омут, прежде, чем были произнесены последние слова. И поэтому, как глубоко бы мы ни смотрели друг другу в глаза, все же не можем по-настоящему заглянуть друг другу в душу. Теперь по-настоящему увидеть ее способна только сама жизнь. И она точно знает, где тянутся цветы из проросших зерен к свету, а где они поднимаются над землей. А, если бы это могли и мы, то никогда бы не попробовали вкус своих собственных плодов, так как всякий раз избегали горечи там, где посеяли ее, – продолжал говорить он, зачерпнув рукой морскую воду. – Да и на самом-то деле, возможно, что достаточно было бы просто перестать кого-либо удерживать, дав им абсолютную свободу, чтобы, таким образом, их истинные намерения, взгляды и внутренний мир сами себя раскрыли. Но только не надо отпускать детей, за ними уход нужен, для них примером надо быть, а то ведь, они потом могут такого натворить и для себя, и для всего окружающего, и для других поколений, что и не вспомнит потом никто, с чего все началось. Забудут, что не пространство разделяет планеты, не океаны легли между землями, но это делают посаженные нами зерна, наши поступки. Они же и возводят мосты между себе подобным. И все теперь окажется там, где, в лучшем случае, мы сами наводим порядок внутри своей хрупкой обители, и где у нас есть время подумать, оставляя ее храмом и продолжая усердно благоустраивать, или же превращая в место своего пожизненного душевного заключения. Хотя может быть и так, что однажды нас различат на горизонте и придут те, кто будет, как зеркальное отражение нас самих, ведь мы редко замечаем то, чего в нас нет. Вот почему надо развиваться, думая о созидании все уже сделавшем и продолжающим раскрываться для тех, кто стал внимательно слушать, наблюдать и, имея силу, не станет причинять вреда, а имеет ее только для того, чтобы уберечь это, греющее душу, творение. Тогда все разрушительное для нас, не замечая, проходит мимо, пока также этого не осознает и начнет работу исключительно над собой, получая возможность встретить и нести в себе, освещая путь и другим, самое прекрасное и глубокое, что может быть – постоянно растущую, подобно наполненному пением птиц и детским смехом саду, любовь. Так что, развиваясь и духовно, и телесно, важно глубоко осознавать то, для чего это делаешь.
Наступила недолгая тишина, только легкий ветер и звуки воды нарушали ее.
– Как бы кто не занимал свои руки, глаза и уши, жизнь достучится до каждого, тем самым обозначив свое присутствие, – произнес он. – Она оборачивает в реальность, где есть возможность проявиться, сделав свой выбор. Она никого не принуждает, а только наблюдает за тем, прислушалось ли к ней зерно и стало протягивать свой стебелек в ее направлении или нет. Чем ближе этот стебель подходит к источнику жизни, тем больше вокруг него света, который подобен знанию. Я считаю, что жизнь очень мудра, и если у старика выпадают зубы, то только лишь для того, чтобы он не вредил своему желудку.
– Я хочу попасть под лучи ее света и тянуться к ее источнику, но трудно понять действительно ли я двигаюсь в этом направлении, так как порой многое происходит гораздо медленнее, нежели у остальных.
– Ну, ты же не знаешь каков был их выбор. Не забывай, что множество травы вырастает всего за несколько дней, зато древо остается на долгие годы. Скажи, ты стихи любишь? – спросил меня он.
– Думаю, что да.
– А, музыку? Такую умиротворяющую, как и этот ветер, покачивающий мою лодку из стороны в сторону?
– Да, мне нравится эта музыка.
– А, что ты думаешь об этой картине? – говорил он, показывая рукой в сторону моря.
– Я думаю, что ее написали.
– Интересно, я тоже так думаю. И если бы грозовые облака не плыли по небу, то мы бы никогда не увидели его красоты, так как лучи солнца проходили бы сквозь него, не останавливаясь, – сказал старик и замолчал.

– Я слышал, ты писал стихи
И музыку, споешь?
– Не знаю.
Кому они теперь нужны?
– Прости, но я не понимаю.
– Ну, как же, мне их не продать.
–Ты прав! Искусство составляет вечность,
Тем более о доброте и чести,
О музе и благих делах.

– Слушай, а ты и вправду считаешь, что ее написали? – переспросил он.
– Я в этом уверен.
– Надо же, – прошептал рыбак, а затем, бросив свою сеть и вытянув руку в сторону, воскликнул: – Ее написали! – При этом он широко улыбнулся.
– Иногда, когда я смотрю на небо, окрашенное яркими цветами заката, или когда предо мной предстают ночные светила, то мне кажется, что я внутри чьей-то книги, – проговорил я. – То же чувство, когда я смотрю в глаза близких родственных душ и любимой женщины. Я везде начал узнавать некий подчерк, и поначалу в нем всегда присутствует недосказанность. Хотя со временем я начинаю понимать целостность всего написанного в этой книге.
Старик подскочил, чтобы помочь мне сесть, когда я попытался сделать это сам.
– Так не ты ли ее пишешь? Если бы и стихи, и музыка, и живопись, и всякое творение вдруг стали совершенными, то разве у нас осталась бы возможность попробовать и сделать что-то из самой глубины своего сердца, или же мы могли бы только созерцать? Совершенство нельзя увидеть, его можно только почувствовать, пребывая в несовершенстве. Поэтому не держи ни на кого зла и не создавай его, просто ты должен устоять, чтобы пройти это испытание, ведь по-настоящему оно начинается только тогда, когда ты уже готов все бросить, – чуть слышно прошептал он и на глазах его проступили слезы. – Возможно, со стороны может показаться, что у меня не осталось ничего, кроме этой лодки, снастей и памяти, однако же, и этого сейчас достаточно.
– Достаточно для чего?
– Чтобы продолжать, – сказал старик и вновь улыбнулся. – Рано или поздно наступает момент, когда на себя приходится брать ответственность, но ты на время не смотри, чем раньше ты начнешь ответственно поступать и думать, замечая за всем источник, порядок и следствие, тем лучше. Ветреность погубит тех, кто доверил свои паруса игре одного только изменчивого ветра и не следил за тем, что вокруг. В конце концов, такие суда чаще всего выбрасывает на скалы, а иногда они и вовсе не находят пути, оказавшись одни, как хрупкие, сделанные руками ребенка лодки в непредсказуемой для них стихии открытого океана. А, бывает так, что на то, чтобы найти путь, им уже просто не хватает времени и они тонут даже при виде прибрежной зоны.
– Тогда почему некоторым все сходит с рук, что бы они ни делали?
– Ничего не сходит с рук, – почти шепотом сказал он. – Просто, чем сильнее хочешь ударить, тем больше делаешь размах, и получается, что отвечаешь с запозданием, хотя это не так – ответ готовился постоянно и пришел вовремя. Наказание и вознаграждение требуют времени по своей мере до того, как они станут заметными. Например, перед тем, как на берег приходит волна, она сначала собирает в себя воду, ту самую, в которую мы бросали камни, и поэтому вода отступает от берега. И, чем сильнее волна, тем больше ей потребуется воды, может быть и со всего побережья. Тогда на некоторое время наступает тишина, пока однажды не начинается беспокойство и разговоры о том, куда и зачем так бесследно ушло море. Подготовка к переменам занимает гораздо больше времени, нежели сами перемены.
Я снова посмотрел на плавно переходящую в небо водную гладь, а он взял в руки весла и добавил:
– Я не знаю, куда я в конце концов приду, но я чувствую, что мой путь начался с выбора. Всегда есть выбор. Если верить только в себя, то однажды увидишь свое изнеможенное отражение, а если верить во что-то чистое, безупречное, настолько сильное, что способно не только удерживать видимый хаос, но и давать ему возможность становиться безукоризненной гармонией, подобно тому, как глина в руках мастера становится произведением, если верить в это, то рано или поздно произойдет встреча с Ним.
На последних словах он опустил весла в воду и мы стали медленно двигаться в направлении берега.

Вдалеке,
Где  сомкнулась небесная сфера
С водой безграничной, белеет надежда,
Чей парус, поднявшись
Над палубой снежной,
Стал вечным заложником ветра.

Как и ты, он ушел от невежд и бездарных царей,
От глупцов и святых, и от жизни бесценной транжир.
Он хотел найти земли, где сможет увидеть людей,
И он просто хотел повидать этот сказочный мир.

На пути его часто стояла гряда островов:
Там соблазн искушений,
Приятен был девичий смех.

Он им говорил о сиянии звезд,
Что ярче медных монет,
О мире незримом, пока в душе нет
Благой добродетельной  веры.

За ним тянется нить,
Расплываясь, идет в глубину,
Зря хотят купить карту
В седой, как туман, голове,
Ведь нельзя передать
Этих карт от бескрайних морей –
Обрести эти карты, мой друг,
Значит все пережить.