Птичка

Он вынырнул из сна с тяжело колотящимся сердцем. Какое-то время ему пришлось убеждать себя, что все это был только сон, ничего этого не случилось на самом деле. Наконец он успокоился и сон, как всегда, стал быстро отступать, растворятся как туман. Вот только что он помнил сюжет довольно детально. И вдруг раз, и все исчезло из памяти, осталось только воспоминание о том, что раньше помнил, и смутное ощущение того, что это было очень неприятно.

Он окончательно открыл глаза и повернулся на другой бок. Подушка рядом была пуста. «Наверное уже встала» лениво подумал он и прислушался, ожидая услышать с кухни звон посуды или шипение крана. Все было тихо. Он тяжело вздохнул и откинул одеяло, собираясь вставать. И вдруг его буквально подбросило воспоминание о вчерашнем вечере. Господи, она же ушла вчера!

Вчера вечером опять был скандал. Он ушел с очередной «подработки» недоработав до конца месяца и не получив зарплату. Просто уже не было сил работать под началом толстого лысого узбека с маленькими карикатурными усиками. Одетый в полосатый халат и тюбетейку, он бы смотрелся очень колоритно где-нибудь в окрестностях Самарканда. Но он приехал сюда, устроился бригадиром, носил грязную рубаху и штаны невероятной ширины. И почти не разговаривал, а только орал тонким визгливым голосом на чудовищном подобии русского языка. Не в силах это переносить он плюнул на все, при всех, громко послал начальника в соответствующее место и ушел домой.

Конечно, она закатила скандал. Кричала что он придурок, размазня, тряпка, не способен нести ответственность ни за что, что должен думать о семье и еще много других неприятных слов. Как обычно он не возражал, он ушел в себя и как бы отгородился стеклянной стеной. За долгие годы он выработал в себе способность «отключаться» и не реагировать на все эти оскорбления и не применять их к себе. Но все равно эти слова врывались в холодную реку его сознания как грязный селевой поток, несущий в себе тонны ила, который оседал в нем, постепенно превращая реку в болото. Под многометровыми отложениями этого ила были давно погребены все его чаяния, мечты, чувства и надежды.

Обычно все скандалы кончались тем, что она, хлопнув дверью шла спать. Он не делал попыток к примирению, зная, что это лишь даст ей повод оскорбить его еще больше. День они не разговаривали, а потом она как ни в чем не бывало начинала щебетать и мило общаться. Он всегда поражался этой ее способности. Он сам после таких концертов был не в себе по несколько дней, цепенел, и не мог нормально разговаривать. Но вчера будто что-то случилось, звук дошел до какого-то предела, и она вдруг замолчала, подошла к шкафу и сдернула чемодан с полки. Оцепенев, он смотрел, как она бросает туда трусы, лифчики, кофты, какие-то баночки и прочую ерунду. Поверх всего она кинула Зойкину фотографию, застегнула чемодан и оделась. Он попытался сказать «Ну куда ты собралась на ночь глядя», но она зло посмотрела на него и сказав «Какая же ты все-таки свинья» вышла из дома и хлопнула дверью.

Он вздрогнул от холода, осознав, что сидит на кровати не одетый, ноги на холодном полу. Он оделся, сунул ноги в тапки и не умываясь прошлепал на кухню. В раковине лежала немытая посуда, на столе стоял не закрытый и не отправленный на ночь в холодильник майонез, горка костей от рыбы на салфетке со вчерашнего ужина и куча крошек. Он закрыл майонез, сгреб ладонью крошки со стола в салфетку и отправил их в мусорку. Сел за пустой стол, оперся на него локтями и двумя руками взялся за банку с майонезом. Какое-то время он сидел без единой мысли в голове, внимательно рассматривая этикетку. Потом подумал, что наверное надо позавтракать. Подошел к холодильнику, открыл дверцу и вдруг замер, пораженный. Ему показалось, что холодильник забит какими-то странными предметами, не имеющими отношения к тому, что он привык называть «еда». Он несколько секунд тупо пялился в открытый холодильник, пытаясь понять, что случилось. Потом тряхнул головой, отгоняя наваждение и достал три яйца и колбасу.

Съев яичницу, он складировал посуду в мойку, к той, что там уже лежала, и задумался, что делать дальше. Слабый голос разума подсказал ему, что надо бы позвонить теще и узнать, доехала ли она вчера к ней. Но он тут же понял, что не сможет этого сделать, по крайней мере сегодня. Вообще, к нему пришло странное ощущение, что ему ничего не надо делать. Внезапно ему захотелось просто пойти погулять и он тут-же, не задумываясь, оделся и вышел из дому.

На улице светило солнце и день был на удивление сухой и теплый для весны. Неожиданно он подумал, что вот просто так гулять он не ходил уже много-много лет. Ему всегда надо было идти куда-то, к кому-то, с кем-то. Всегда вынужден был спешить, бежать, толкаться в толпе. Вообще, вся его жизнь была полна вынужденных поступков, неудач и ошибок. После школы он был одержим самолетами, учился летать и даже прыгал с парашютом. Хотел получить лицензию и летать. Но ему сказали «Ты что, дурак? Надо поступить в институт, получить профессию!» Поступил, получил, устроился. Сначала думал годик – два посижу, освоюсь, можно будет полетать. Но потом женился, появилась Зойка, не до того. Через несколько лет предлагали пойти на второе высшее, на компьютеры, но Зойка была маленькая еще совсем, а получал он уже неплохо, на несколько лет на голодные хлеба уходить не хотелось. Так и сидел за своим столом год за годом. Однокашник Петрухин стал его начальником, было уютно и не хотелось ничего менять. Лет пять назад, когда Петрухин вдруг сказал «Всё! Здесь все катится к чертям, пора валить», уволился и свалил в Германию, у него была возможность стать начальником. Но надо было пройти повышение квалификации, а он, как на зло, свалился в больницу аж на 2 месяца. Петрухин приходил, говорил «Ты извини старик, ничего не могу сделать, у меня визы, билеты».

Так и просидел 25 лет почти, он сам не мог поверить. Как? Как вообще это могло вот так все пройти? И тут как гром среди ясного неба – сокращение. Весь отдел сократили. И вдруг выяснилось, что его профессия уже вообще никому не нужна, и что их контора была последней, и что вместо всего отдела ставят компьютер и нанимают белозубых девчонок с тугими сиськами, которые только и умеют что говорить «Здравствуйте, чем я могу Вам помочь», зато компьютер знают с пеленок вдоль и поперек. И тут начались мытарства, бесконечные поиски работы, подработки и все прочее, что закончилось посыланием узбека-начальника в соответствующее ему место.

Так терзая себя воспоминаниями об утраченных возможностях он не заметил, как дошел до небольшого парка на набережной. Там было полно народу. Там звенели какие-то карусели, кричали дети, кто-то куда-то зазывал зычным голосом, продавец воздушных шариков шипел своим баллоном как огромная рассерженная змея. Вся эта какафония внезапно оглушила его, он как будто попал из своего серого мира воспоминаний в яркую кричащую сказку. Он как загипнотизированный пошел следом за связкой шариков в руке у какого-то малыша и оказался в веселом водовороте детей и их молодых родителей, одетых по случаю теплого дня в яркие, почти летние одежды.

Окруженный этой молодой жизнью, гибкими упругими телами, кричащими о продолжении жизни, он задумался о том, что ждет его впереди. Как всегда гундосый голосок разума пытался подсказать ему «Всё! Всё кончено, ничего больше не будет, все твои возможности уже в прошлом, ты уже все просрал». Но он не мог и не хотел об этом думать. Он попытался заглушить этот голос, найти тему, о которой можно думать, размышлять с интересом. Он огляделся, как бы в поисках того, что могло увлечь его, вытащить из этого болота в будущее и увидел небольшую группу людей, стоящих полукругом на тротуаре и оживленно обсуждающий что-то, что происходило внутри круга.

Подойдя поближе, он нашел место между стоящих людей и увидел забавную картину. В центре полукруга на асфальте стояли две маленькие картонные коробки, открытые сверху. На краю одной из них сидела небольшая, размером с дрозда, птичка удивительной расцветки. У нее были голубые с белыми крапинками крылья и бежевое с белым тельце, ярко-белая «шапочка» на голове и желтый клюв. Птичку звали Соломон, о чем рассказывал ее владелец, стоящий сзади коробок, человек совершенно неопределенного возраста с улыбчатым лицом с раскосыми китайскими глазами. Он был одет в плотную красно-зеленую узорчатую куртку из китайского шелка, из-под которой выглядывала китайская же рубаха, и серые шаровары. В целом создавался яркий образ опереточного китайского крестьянина. При этом однако говорил он на чистейшем русском языке с мягким московским выговором и речь его была речью типичного московского интеллигента.

«Господа!» - говорил он, и это слово звучало у него совершенно естественно, как будто он обращался к своим коллегам в Английском клубе – «Господа! Соломон может предсказать вам вашу судьбу! Да, и не смейтесь пожалуйста, прошу вас, нельзя смеяться над судьбой. Вы вольны верить в судьбу или не верить, но только представьте, что где-то в неведомой дали Парка держит в руках вашу нить судьбы. Дерзнете ли вы тогда смеяться над ней?» Большинство присутствующих даже приблизительно не имели понятия кто такая эта Парка, но его голос завораживал, а чудная птичка внимательно рассматривала всех черными глазками-бусинками.

«Соломон, Ваш выход, прошу Вас! – продолжал он – Господа, просто достаньте из кошелька купюру любого достоинства и протяните Соломону. Вы увидите, как он сможет предсказать вам судьбу!»

Молодая девушка, стоявшая в обнимку с парнем, взглянула на него вопросительно, и он улыбаясь полез за бумажником. Достав купюру, он присел на корточки и протянул ее в сторону Соломона. Увидев это, птичка соскочила с коробки и быстро поскакала в его сторону. Доскакав до парня, она выхватила купюру из его пальцев поскакала обратно и бросила ее в коробку. После этого она перебралась на край другой коробки и порывшись там вытащила что-то, что напоминало маленький желтый цилиндрик. Подскочив обратно к парню она положила цилиндрик ему на вытянутую ладонь. Это оказалась свернутая трубочкой записка на пергаменте. Парень развернул ее и громко прочел: «Скоро вам предстоит принять важное решение, от которого будет зависеть ваша жизнь. Не ошибитесь!» Девушка захлопала в ладоши и громко рассмеялась. Одновременно все вокруг, до этого завороженно следившие за действиями птички, зашевелились, загомонили, кто-то стал доставать кошельки, кто-то с сомнением качал головой. Люди протягивали Соломону купюры, получали предсказания, кто-то смеялся, кто-то морщился, а Соломон без устали скакал туда и обратно.

Окруженный всей этой активной деятельностью, он отвлекся от своих мрачных мыслей, забыл все свои проблемы, и скандал, и узбека-начальника и инстинктивно тоже полез за бумажником. Порывшись в нем, он выбрал самую маленькую купюру и присев на корточки с умилением смотрел, как забавная птичка скачет к нему. Выхватив купюру, она бросила ее в коробку, но тут случилось что-то странное. Вместо того, что-бы достать предсказание для него, Соломон уселся на край коробки, нахохлился и стал рассматривать его поворачивая свою головку то в право, то влево. Увидев это, хозяин расстроился, подошел к Соломону, и погладив его пальцем по головке проворковал «Соломоша, друг мой! Ну что ж ты так меня подводишь! Давай, мой маленький, постарайся еще, дома тебя ждут чудесные, вкуснейшие червяки!»

Хозяин вытащил купюру из коробки и протянул ее ему со словами «Извините пожалуйста, что-то он не в духе! Попробуйте еще раз, пожалуйста!» Он снова сел на корточки, но снова повторилась тоже самое. Соломоша снова уселся на край коробки и стал рассматривать его, как будто он вдруг превратился в гигантского червяка. Он подумал, что птичка просто устала, но вдруг, на другой стороне круга, кто-то протянул ему денюшку и он, как ни в чем не бывало принес ему предсказание. Растерянный хозяин опять вынул купюру и принес ему обратно, но неожиданно в этот момент он увидел себя со стороны, как бы сверху: лысеющий сутулый мужичок, отнюдь не атлетического сложения стоит и выпрашивает свою судьбу маленькой пестрой птички!

В голове у него крутилось только «Черт, черт, черт, какого черта я должен выпрашивать свою судьбу у кого-то!» Он отвернулся от растерянного хозяина Соломоши и, не забрав купюру, зашагал к выходу из парка. И вдруг одна мысль предстала перед ним, совершенно неожиданная в своей простоте – он свободен! Внезапно он осознал, что сейчас, возможно первый раз в жизни он может делать все, что захочет! Он один, у Зойки уже давно своя семья, у него нет работы, которую жалко бросить, нет никого, кто мог бы сказать ему, что он обязан делать то-то и то-то. Впервые за долгое время гундосый голосок замолчал, и он понял, что жизнь еще не кончена. Он уже точно знал, что будет делать. Тогда, в больнице Петрухин говорил ему, что он тоже может так же поехать в Германию и предлагал помочь, но тогда он отмахнулся от этого как от какой-то ерунды. Вот он этим и займется. Прямо сегодня! Почему нет? Петрухин там работал на бензоколонке, потом выучился на оператора какой-то машины и живет теперь кум королю. Он тоже так сможет!

Взволнованный этими мыслями он не заметил, как дошагал почти до дому. Все вокруг перестало раздражать его, люди стали казаться добрее и веселее. Даже стройка, через которую надо было пробираться к дому уже не раздражала его, как обычно. Перепрыгивая с доски на доску, он подумал, как здесь будет красиво, когда стройка закончится, судя по рекламным плакатам. Он обратил внимание на то, что все люди что-то кричат и смотрят вверх. Он поднял глаза и последнее, что он увидел в своей жизни была огромная бетонная плита, закрывшая собой все небо.