Глава запах времени

(Из романа «Миллиард на двоих»)
«Незнание – не освобождает вас от далеко зашедших последствий.»
(Из поэмы «Завтрак в Аду)

Этот день не предвещал ничего необычного. После короткого построения и переклички, под светом прожекторов с вышек и фар машин, заключённых построили по двое. А затем – как того и требовала инструкция! –  под стволами автоматов и лаем сторожевых собак, стали в спешке загонять в кузова машин с работающими двигателями.
Самой лучшей машиной для перевозки заключённых по таёжным дорогам считался переоборудованный под эти цели «ЗИЛ-157». Специального транспорта для доставки заключённых на дальние таёжные участки, где валили лес, не существовало. Поэтому обычно и использовали «Зилы», чьи кузова оснащались удлинёнными бортами и сваренными из толстой арматуры клетками, обтянутыми сверху брезентом. Внутри клетки находились длинные скамейки, где и рассаживались заключённые. Такая конструкция предполагала отсутствие отопления, что заставляло заключённых плотнее прижиматься друг к другу боками. Места для конвоя и собак находились снаружи, ближе к кабине.
Было ещё морозно и темно… Учитывая, что дорогами в таёжной глухомани называют просто прорубленные просеки, с колдобинами и обледенелыми кочками – перевозка заключённых превращалась в сплошной «шалтай-болтай».  После него люди долго не могли прийти в себя и найти точку равновесия…
По расписанию, начальником конвоя сегодня назначен Иван Мазур. Вместе с шофёром, молодым курносым пареньком в коротком полушубке, и ещё одним охранником – он размещался в передней машине, следующей во главе колонны.
Это его первый выезд к дальнему участку, где «зэки» пилили лес и складировали в большие штабеля, ближе к берегу реки – готовя для последующей транспортировки. Когда сойдёт лёд и спадёт вода, лес начнут сплавлять «самоплавом» – вниз по реке. Где его принимают «вольнонаёмные», бойко орудующие длинными баграми с острыми крючьями и направляющие брёвна в километровые ловушки – длинные узкие плоты, соединённые металлическими тросами и скобами. 
А уже где-то там, вниз по течению, брёвна аккуратно отлавливают, ошкуривают, пилят и грузят на железнодорожные платформы.
План есть план! Когда брёвна уже станут грузить на железнодорожные платформы, именно тогда и произойдёт вторая сверка количества брёвен. После всех допусков потерь и после окончательных актов приёмки –определится план на следующий порубочный сезон. Советская «зона» – представляла собой строгую хозяйственно-экономическую систему, с жёстким производственным планом… Отличие лагерного хозяйства, которым руководил полковник Гусь – в том, что оно уже много лет числилось в передовиках производства! Как это удавалось – одному богу известно!
Поступила команда: «по машинам!»  – моторы заревели, и колонна двинулась, разрывая утренний полумрак жёлтым светом фар. Дружно завыли собаки, оставшиеся в вольерах, наполняя морозный утренний воздух неприятной тревогой и злостью.
…Всю дорогу молодой лейтенант «клевал носом» – сказывалась бессонная ночь. Молодой шофёр и охранник с пониманием перемигивались: весть о «романтических походах» лейтенанта уже облетела весь лагерь.
Через час-полтора, когда уже совсем рассвело, колонна прибыла на место… Иван, хоть и являлся старшим по званию, но ничего не понимал в происходящем. Поэтому, даже и не представлял себе: что нужно делать и какие команды отдавать. Но, как выяснилось уже через минуту, всем процессом традиционно руководил усатый морщинистый старшина – в белом полушубке и с кобурой на портупее. Он бодро вылез из кабины машины, что шла следом за той, где ехал Иван.
– Ну, что – приступим, товарищ лейтенант? – с готовностью обратился «служивый» к Ивану, на ходу отдавая честь. И тут же, не дождавшись ответа, махнул рукой толпившимся у машин людям.
– Все бегом ко мне!
Оказалось, что каждой бригаде полагается свой прораб – из числа лагерного персонала. Именно они и руководили раздачей бензопил и топоров, сгружённых в отдельную машину.
Тут же, на месте, каждая бригада из уст усатого старшины получала свой участок, что обозначался зарубками, сделанными на деревьях. На следующий день, как понял Иван, заключённым придётся продолжить работу от того самого места, где заканчивалась вырубка накануне.
Методы работы – самые простые: по два человека на дерево. Один работал бензопилой, другой – его страховал. Потом – менялись. Каждая бригада состояла из двадцати пяти заключённых, над которыми начальствовал прораб, из их числа, что и нёс общую ответственность за выполнение плана.
Рабочая норма прораба – так повелось ещё со времён ГУЛАГА! – составляла половину от нормы вальщика. А другая же половина засчитывалась ему за руководство работами. Каждый прораб поддерживал связь с усатым старшиной, согласовывая нормы и другие производственные вопросы, а также следил за тем, как работают отдельные заключённые.
В лесу делали штабеля стволов, заготовленных за день – каждому «зэку» надлежало заготовить за день определённое количество кубометров. По окончании рабочего дня измеряли длину и толщину стволов, всё тщательно записывали.
Прораб отвечал и за то, чтобы работа неизменно шла в заданном темпе. Уже вечером, когда штабеля будут обмерены и результаты работы каждого заключённого записаны, конвоиры поставят на деревьях метки. Именно от них предстояло продолжать работу на следующий день. Выходить за пределы первоначально обозначенного участка – строжайше запрещено! «Если кто хоть половиной ступни зайдёт за линию, то стрелять будем без предупреждения!» – пригрозил старшина. Шаг «за черту» – считался, по всем инструкциям, попыткой побега.
Когда престарелый старшина говорил про «расстрел при попытке побега» – ни один мускул даже не дрогнул на его лице. Это же привычная работа, уже ставшая за долгие годы обыденной. И на его счету имелось немало трупов отчаявшихся «сидельцев», рискнувших удрать «под шумок» работающих бензопил…
Через полчаса лес наполнился рёвом пил и треском падающих деревьев. Таких огромных величавых столетних кедров Иван никогда раньше не видел. Казалось, нет такой силы на свете, что может сразить подобного великана. Но проходило всего минут сорок, и этот гигант – под крики «Берегись!», ломая всё на своём пути – рушился, поднимая фонтан снега.
Здесь, в глубине тайги, снег лежал идеально белый и острыми кристалликами больно резал глаза, отражая яркие лучи мартовского солнца. Чтобы занять себя, Иван стал обходить конвой, что, как и предписывает инструкция, расположился по периметру. Углубившись в лес по просеке, он увидел, что на сваленном стволе кедра сидит и курит заключённый, в то время как вокруг него кипит работа.
– Почему не работаете? – строго обратился Иван к заключённому.
Но тот, в нарушение всех правил, даже не поднял головы.
– Я к вам обращаюсь! – добавил металла в голосе Иван.
Заключённый – мужчина лет сорока, с наглыми колючими глазами – нехотя отозвался.
– А мне, начальник, работать нельзя!
– Как это? – удивился молодой лейтенант.
– А так: нельзя – и всё тут! – не вставая, парировал с вызовом заключённый.
– Ну-ка, встать! И отвечать по всей форме.
Заключённый, не спеша поднялся, деловито отряхнул штаны. А затем, нагло глядя прямо в глаза молодому лейтенанту, зло процедил сквозь зубы: «Ну, что ты кипятишься, начальник – видишь, вон, народ работает?» И указал пальцем на суетящихся товарищей по бригаде. – «А хочешь, сейчас в два раза быстрей начнут работать – и за меня, и за того парня?»  И, громко свистнув, прикрикнул: «Эй, чушки, давай – добавили темпа!»
И, к удивлению Ивана, люди, очищающие спиленные стволы от веток – стали махают своими топорами ещё быстрее.
– Вот видишь, начальник. А ты боялся! – в словах наглого «зэка» почувствовалось снисхождение.
…Если бы не этот высокомерный тон, то Иван, возможно, и спустил бы дело на тормозах, но в таком развязном ключе с ним ещё никто из «зэков» раньше не разговаривал.
– Так, орёл… Быстро взял топор и марш за работу! – не ожидая такого от самого себя, вдруг закричал Иван. – Кто не работает – тот не ест! Ты такой лозунг слышал?! Минута тебе – иначе в карцер! И без обеда!..
Глаза уголовника сузились, а рука потянулась к рядом лежащему топору. Иван ловким движением расстегнул кобуру и вынул пистолет. Щёлкнул затвор.
– Только попробуй! Дай мне хоть малейший повод! – раздался гневный хрипящий голос. Ивану вдруг показалось, что это и не его вовсе, а какого-то совсем чужого человека.
Что-то хищное блеснуло в глазах «зека» – и тут же затаилось, спряталось в недоумённом взгляде.
– Да ты что, начальник: мне же для работы!
И «зэк» медленно, крепко сжав топорище, стал обрубать ветки кедра, на котором до этого, всего минуту назад, так вольготно сидел. Но вся его фигура выражала затаившуюся ненависть. «Подобное унижение – не прощается!» – словно бы говорили его резкие глухие удары.
За спиной Иван услышал шаги. Он обернулся и увидел бегущего, с автоматом в руках, усатого старшину.
– Да ты что, Лом! Дерзить вздумал офицеру? Вернёмся – в карцер! На неделю, понял?
– За что?! – возмутился уголовник, прервав работу.
– А за то, что… Потом узнаешь!  Пойдёмте, товарищ лейтенант – пора, уже обед…
Только сейчас Иван заметил, что заключённые стали выходить группками на большую поляну, где в центре располагалась полевая кухня.
Каждая бригада кучковалась отдельно. Кое-где слышалась лёгкая перебранка или даже смех. Люди садились тут же, подстилая под себя пушистые лапы ельника. Дежурные несли дымящие вёдра с похлёбкой, и большим черпаком разливали содержимое по алюминиевым мискам. Иван впервые видел, как люди, после тяжёлого физического труда, жмурясь от яркого мартовского солнца, жадно едят свой обед – разламывая ломтики хлеба и макая их в мутную жидкость…
Вспомнился роман Достоевского «Записки из Мёртвого дома», где тот красочно описывал свои каторжные дни. Знал бы тогда Ваня, сидя на уроке литературы за партой своей Арбатской школы, что когда-тот и сам увидит, как радуется человек простому куску чёрствого чёрного хлеба.
…Они шли вместе с старшиной, что, поравнявшись с часовым, отдал тому автомат. И, сжав кулак, легонько постучал по его шапке: «Смотри у меня! Что, инструкцию забыл: пошёл офицер один в центр периметра –сопровождай его!» А потом, в шутку как бы замахнувшись, бросил: «Ох, и дубина!..»
– Товарищ старшина, обед стынет! – послышался вдруг крик курносого охранника, что ехал вместе с ними в машине. Тот выглядывал из кунга, безразмерной железной коробкой громоздившегося на «ЗИЛ-154», (следовавшем, как оказалось, в самом конце колонны).
Ваня подошёл к машине, поставил ногу на ступеньку и опёрся на крепкую руку старшины.
– Это наш начальник выменял у геологов. У нас же самих – таких машин отродясь не водилось… Тут, вот, товарищ Гусь специально распорядился отправить с вами… Очень заботливый у нас командир!
Вдоль стен располагались скамьи, обтянутые кожзаменителем, а посередине стоял вкрученный в пол стол. Маленькая печка-буржуйка давала приятное тепло и наполняла помещение запахом сосновых дров.
– Ну, что бог послал! – развёл руками старшина.
На столе стояли солдатские котелки с горячей картошкой, открытые банки армейской тушёнки, солёная рыба, белый хлеб. А по самому центру была торжественно водружена армейская фляжка… Как понял Ваня – с водкой.
– А что, мы же ведь при исполнении? – как-то засмущался Иван.
– Да мы же исключительно для гигиены! И для профилактики простуды… – с готовностью отозвался старшина. – Контингент сами знаете у нас разный: даже и с туберкулёзом попадаются. А это – как вынужденная медицинская мера.
В обычное время, Иван ни за что бы не согласился выпить с подчинённым! Но вчера – потихоньку, потихоньку – он осилил в одиночку бутылку армянского коньяка. И сейчас от этого чувствовалось какое-то гнетущее состояние внутри. Так что, выпить – хотя бы грамм сто! – просто настоятельно требовала душа.
Чокнулись и выпили. Водка пошла хорошо. Захотелось повторить ещё – и они повторили. Слово за слово… Разговорились. Старшина оказался родом с Украины: после службы так и остался служить на «сверхсрочную». И вот уже пролетели у него двадцать пять лет жизни – среди бескрайней тайги и насупившихся заключённых. 
– Вы там с уголовниками поосторожнее, товарищ лейтенант. Тут же так: у них – свой мир, а у нас – свой! И мы на территорию друг друга не заходим. А иначе – как их удержать-то? Охраны сколько? А заключённых? Вот, то-то и оно!.. – подытожил старшина со знанием дела.
Опытного «вертухая» явно потянуло на житейские философствования.
– Не мы их мир, товарищ лейтенант, придумали – и не нам его менять! Сидельцы и при царях имелись, и при Сталине – светлая ему память… И после нас будут. Изменить их нам всё равно не удастся. А вот нагадить могут серьёзно – это факт!..
И налил ещё по сто грамм…
Немного помявшись все же спросил:
-Правду говорят, что вы то варишь лейтенант Леонида Ильича Брежнева в живую, видели?
-Видел- Пожал плечами Иван хмелея.
-Смешной он -Сказал задумчиво сам себе старшина.

Продолжение следует…

Фото 2006г. Дмитрий Медведев и Анатолий Лютенко.