Космонавт

Развлечений в моём детстве было немного - доски, брёвна, грязь да пьяницы.
Хотя, если мерить грязью, то наш посёлок тянул, как минимум, на Диснейленд, ибо чего-чего, а этого добра здесь было столько, что в нём запросто мог утонуть грузовик. А потом ещё и приехавший его вытягивать трактор.

В такие дни, мы - детвора, были счастливы, поскольку это был наш аттракцион, а точнее - целое цирковое представление, с феерическим матом и акробатическими элементами.
Когда же трактора не тонули, приходилось довольствоваться унылой клоунадой выпивох, и перекинутой через бревно доской, за право покататься на которой мы частенько ссорились.

А потом жизнь нашего двора внезапно переменилась. И начались те перемены с мальчишеского шёпота: «Торпеда!.. Торпеда!».
«Война, что ли!!» – подумал я. И спросил пацанов:
- По нам что, фашисты выстрелили?!
- Хуже, – ответили те. - Дядю Васю зашили!
- Как зашили?! - ужаснулся я. – Куда?!
- В живот!.. Во таке-е-еную торпеду!!!
И я представил дядю Васю с торпедой в животе. И мне стало нехорошо.

Про дядю Васю говорили «алкаш золотые руки». Хотя, при беглом рассмотрении, руки у него были грязные.
Жил дядя Вася в соседнем дворе, и я частенько наблюдал его передвигающимся на четвереньках. Поговаривали, что иногда он бывает и прямоходящим, но лично я таким его ни разу не видел, как, впрочем, и ползущим. Так что, в этом смысле, планку дядя Вася держал стабильно.

А тут вдруг торпеда!
- Что будет! Что будет! – зашептались в посёлке, понимая, что при нарушенном равновесии последствий не избежать.

И действительно, торпедированный, не утонул, а, наоборот, всплыл. И даже поднялся на ноги. После чего, заголившись по пояс, вооружился лопатой и принялся копать посреди двора не то яму, не то котлован.

Целый месяц мы наблюдали метаморфозу в человеке и в ландшафте. И весь тот месяц дядя Вася что-то мастерил, копая, рубя, стругая и сколачивая.
Мнения на сей счёт высказывались разные - от гигантского скворечника до ядерной бомбы.
А на поверку оказалась – карусель, в виде живописной, сказочной избушки – размером полтора на полтора, с узеньким дверным проёмом и одним крохотным оконцем.

Вместо курьих ножек, в основании избушки, дядя Вася замастырил бревенчатую ось с шарикоподшипниковым ходом, отчего при лёгком подталкивании с боков вся эта машинерия начинала раскручиваться. Что, разумеется, привело стар и млад в состояние неописуемого восторга.
 
Три дня «Черёмушки» гудели, обмывая невиданную красу и обновлённого Василия. Пока, наконец, торпеда в животе зодчего не взорвалась, а сам мастер, через реанимацию и стационар, не вернул себе своё обыденное четырёх-опорное состояние. И посёлок, наконец, вновь зажил прежней размеренной жизнью.

Однако, хоть страсти и улеглись, но избушечка-то осталась. И детишки, по научению популярной песенки, скоренько сделали ту сказку былью, превратив карусель в центрифугу, а наш двор - в космический городок.

- Будем готовиться в космонавты! – постановили пацаны. И пригласили меня поучаствовать в отборе.
- Давай! - сказали мне. – Давай, как Гагарин! Или хочешь быть Титовым?
«Я хочу быть живым!» – хотелось выкрикнуть мне, но среди присутствующих были девочки, и потому я лишь коротко кивнул, и мне подали трап.

Да-да, в космическую избушку вёл, сколоченный из неотёсанных досок, трап, по которому я и взобрался в этот тёмный, деревянный куб, коим на поверку оказалась изнанка той расписной сказочки.

Внутренним убранством карусели дядя Вася не озаботился. Привыкший передвигаться на четвереньках, он принял четырёх-опорное положение за основное, отчего я и застыл посреди той избушки, как собака, высунув в окошко морду, а в дверной проём – свой космолётчицкий зад.
И центрифуга заработала!

Я даже не успел сказать: «Поехали!», и уж тем более махнуть рукой, как по борту зашлёпали детские ладошки, и передо мной замелькали улыбчивые рожи вращателей.

Рожи, грязь, щебень, сараи, поленницы дров... Рожи, грязь, сараи, поленницы дров... Рожи, грязь... Рожи... Грязные рожи... Размытые хари... Муть, муть!.. Грязные свиные рыла!.. Муть, мать!.. Муть, ма-а-а-а-ть!!! Ма-а-а-ать!!!!!!

Я орал, как резанный! Я визжал, как заколотый!.. Мне было так... Нет, мне было та-а-а-а-а-а-а-ак плохо, что не передать. Меня буквально РАЗ-РЫ-ВА-ЛО!..
Центробежная тянула меня наружу, а центростремительная - внутрь! Отчего душа с матом рвались - из меня, а содержимое мочевого пузыря - под меня!

- Сто-о-о!.. Сто-о-о-о!.. Сто-о-о-о!.. - орал я этим свиным рылам, а они хором отсчитывали:
- Пятьдесят два!.. Пятьдесят три!.. Пятьдесят четыре!..
- Сто-о-о-йте-е-е-е!.. - вопил я. - Оста... Оста... Ма-а-а-ма-а-а!..

Всё было прекрасно в этом сколоченном умельцем творении, всё – от резных наличников, до расписных ставенок. Одного не предусмотрел «алкаш золотые руки» – стоп-крана! Не допёр до него торпедированный. Не допетрил!

Густо смазать солидолом – он не забыл, а вот стоп-крана, подонок, не приделал. И потому меня разрывало, рвало, и наконец вырвало.
Астрономически! По эллипсоидной орбите! На все те резные наличники, расписные ставенки и, конечно же, себе на лицо!!
Я так им всё там расписал... Так самозабвенно заблевал вращающуюся галактику и самого себя в ней, что Вселенная сингулярно содрогнулась - такой неожиданный у неё получился Млечный Путь, и такая размашисто накиданная Кассиопея.

А когда меня извлекали за ноги, и мне казалось, что меня вытягивают вниз головой из вращающейся чёрной дыры, за мной, как за обделанной улиткой, тянулся густой склизкий след, бесповоротно вычеркнувший меня из отряда космонавтов.
Так что теперь моим именем никогда уже не назовут ни одну улицу!