Всё-о-о...

Пройдет время и бабушки, сидящие на лавочке у подъезда, а может не у подъезда, а во дворе, парке или других уютных местах для прогулки и общения останутся лишь в наших воспоминаниях. Будущие бабушки будут сидеть в интернете и общаться в кафешках. Ну, я так думаю.
А в далеком 1998 году, когда я был еще молодой и кудрявый, компанию бабушек можно было встретить буквально в каждом дворе.
Наша типовая пятиэтажка не стала исключением. Местом, где собирались бабушки была деревянная скамейка у первого подъезда. Подъезда было два, бабушек четверо и все они жили в нашем доме. Конечно, в нашем доме было гораздо больше бабушек, но они были заняты огородами, внуками, некоторые работой, поэтому с основной четверкой бабушек они останавливались поболтать время от времени. А эти четверо были свободны от всех семейных забот и коротали дни обсуждая последние новости, приглядывая за порядком во дворе и гуляющими соседскими детьми.
Картина изо дня в день радовала постоянством: трое бабушек сидели собственно на скамеечке, а четвертая маячила в распахнутом окне своей квартиры на первом этаже. Она курила сигарету на длинном мундштуке или пила кофе из маленькой, почти кукольной чашечки, и задумчиво рассматривала голубей, лениво расхаживающих под ее окном. Время от времени, она бросала высокомерные взгляды на своих товарок и делала вид, что те со своими разговорами ее совсем не интересуют.
Троицу на скамейке звали: баба Маша, баба Нина и баба Таня, а бабушку в окошке - Полина Артуровна. Прямо как в песне «Кукла» группы «Иванушки Интернейшнл». Я до сих пор, когда эту песню слышу, то в припеве мысленно подпеваю «баба» вместо «кукла».
Каждая из наших общественных бабушек была милейшая женщина. Любой из них можно было доверить младенца, цветы для полива и ключи от квартиры. Но когда они собирались вместе – это было что-то… что-то среднее между святой инквизицией и разминкой Клуба веселых и находчивых.
Больше всего на свете бабушки любили поговорить. Все равно с кем и все равно о чем. Стоило кому-либо оказаться в поле их досягаемости, вырваться от перекрестного допроса с пристрастием было сложно. Если рядом никого не оказывалось, а все новости и сериалы друг другу рассказаны и пересказаны по несколько раз, то все их внимание доставалось сидящей у окошка подружке.
Бабушки жили в нашем доме довольно давно, с момента его постройки, поэтому знали друг дружку с молодых лет, а также все про друг дружку тоже знали – кто, что, когда и с кем. Особенно много они знали про Полину Артуровну.
 Если баба Маша, баба Нина и баба Таня выглядели как среднестатистические пожилые женщины: опрятно и скромно, то про Полину Артуровну надо сказать особенно. Во-первых, бабушкой ее никто и никогда не осмеливался называть, а только по имени-отчеству, ну или «тетя Поля». Сколько ей было лет – знал только ее собственный паспорт, да и то, скорее всего сомневался. Потому как почтальонша Рита, приносящая ей пенсию, в последнее время часто жаловалась «троице», что, мол у Полины Артуровны испачкана страница в паспорте, и, по случайности, черное безобразное пятно растеклось именно на годе рождения. Документ испорчен, а Полина Артуровна все никак не соберется его поменять. Во-вторых, Полина Артуровна никогда не появлялась на публике без тщательно уложенных морковных кудрей и яркого макияжа: бледное напудренное лицо рассекали черные дуги бровей, веки украшали черные «стрелки», на губах сердечком лежала алая помада. Остальные бабушки такого ее образа не одобряли и не стеснялись лишний раз об этом заявить.
Однажды мне довелось стать незримым свидетелем их беседы с подковыками с Полиной Артуровной. В тот момент я сидел на балконе и караулил сон спящего в коляске сынишки. Поэтому мне было хорошо видно и слышно, что происходит внизу у подъезда и я приведу подслушанный разговор почти дословно.

Это был воскресный солнечный день. Время стояло обеденное, поэтому всех соседских детей разобрали по домам и трое бабушек «со скамеечки» заскучали. Они было собрались подняться домой к бабе Тане, чтобы посмотреть все вместе телевизор, как внезапно у Полины Артуровны с тихим стуком распахнулось окно.
Бабушки оживились и, не сговариваясь, вернулись на насиженное место.
«Полька, а ты куда так намарафетилась?» - поинтересовалась баба Маша у появившийся в окошке подружки.
Та томно убрала от губ мундштук (мы давно заметили, что она не курит, а лишь театрально выпускает дым) и, скосив глаза, ответила: «Ну надо же кому-то освещать этот мир красотой».
«Так надо, надо», - серьезным голосом согласилась баба Маша, - «только от твоей красоты, Поля, дети плачут, а взрослые – крестятся».
«Хотя польза от твой красоты, несомненно есть», - добавила баба Таня. – «Вон, на той неделе Толька из пятнадцатой квартиры, как с пьяных глаз увидел тебя в темном подъезде, так сразу всё-о-о… пить бросил».
«А вот заикаться стал», - давясь смехом добавила баба Маша.
Бабушки засмеялись, перевели дух и снова заговорили с Полиной Артуровной.
«Полина, Ритка-почтальонша опять на тебя жаловалась, что ты весь паспорт изгваздала. Грозилась, что если ты его не заменишь, то пенсию больше не выдаст», - назидательно сообщила ей баба Нина.
«Не имеет такого права!» - уверенно ответила Полина Артуровна, - «Фотография есть, фамилия с именем есть. Что ей еще надо! Вот замуж выйду, поменяю».
Бабушки зашлись хохотом.
Баба Таня, вытирая слезы концом шифонового шарфика поинтересовалась: «А, ты, Поль, все еще своего прЫнца ждешь? Все еще надеешься встретить?».
«Dum Spiro, Spero», - парировала Полина Артуровна, - «Что для непонятливых обозначает «Пока дышу – надеюсь».
Баба Таня хмыкнула и съязвила: «Так прЫнц твой, Поль, ведь всё-о-о… еще полвека назад себе другую прЫнцессу нашел».
«А может с горя на драконихе женился, а та его и слопала», – предположила баба Нина.
«Дорогие мои горыновны, - поджав губы, произнесла Полина Артуровна, - «Зачем мне принц? Принц мне - не по возрасту! То ли дело – царь! За царя замуж пойду!»
Бабушки принялись хохотать.
«Полина, так царя еще в восемнадцатом году расстреляли», - сквозь смех возразила баба Таня, - «хотя кому я это говорю», - махнула она рукой, - «ты же тогда уже большая была, должна сама помнить».
Полина Артуровна раздраженно фыркнула, а бабушки продолжали веселиться.
«Жди, Поля, жди», -  ехидно проговорила баба Нина, - «надо надеяться, верить и ждать и к тебе обязательно кто-то придет…»
«Или склероз, или маразм», - добавила перцу баба Маша.
Снова раздался хохот, створка окна с яростью захлопнулась и после этого на некоторое время воцарилась тишина.
Но тут в воздухе резко запахло цветами и из дверей подъезда выплыла Полина Артуровна.
«Фи, чем же так тяжко пахнет?» – поморщили носы бабушки.
«Так тяжко пахнет зависть», - отбрила Полина Артуровна, цокая каблуками к ближайшим мусорным контейнерам с полупустым ведром, оставляя за собой шлейф «Душистого Ландыша».
За словесной дуэлью бабушек с большим интересом прислушивался не только я, но еще дядя Миша, муж бабы Тани, а также их сосед этажом сверху -  Лев Яковлевич. Дядя Миша и Лев Яковлевича тоже много времени проводили во дворе: они что-то сажали, что-то мастерили, красили, но чаще всего чинили старый красный «жигуленок» Льва Яковлевича, на котором ездили загород на рыбалку.

Что было дальше – я рассказать не могу. Мой сынишка проснулся, захныкал и жена загнала нас домой, поэтому, чем закончился тот разговор - не знаю.
Знаю только, что обменивались колкостями и подтрунивали друг над другом бабушки не со зла, а скорее в лечебных или даже в профилактических целях. Это развлекало их. Они шутили над закатом жизни, над своими болячками и житейскими трудностями. В остальное время они помогали друг другу, чем могли.
Когда Полина Артуровна тяжело заболела и попала в больницу, они все по очереди ее навещали, носили морсы и бульоны. Полина Артуровна же кормила кота бабы Маши, когда та уезжала в гости к дочке и доставала какие нужные учебники для племянника бабы Тани.
Вот такая идиллия была в нашем дворе: бабушки, соревнующиеся в остроумии, дедушки, перебирающие промасленные железки – и всем хорошо, и все счастливы. И казалось, что так будет всегда. Поэтому никто не ожидал, что все однажды может измениться.
Прошло немного времени, и моя жена как-то упомянула в разговоре, что мол, давно не видела Полину Артуровну. Тогда я не придал этому значение. Я был так загружен работой, что и «наших» бабушек практически не видел. Когда видел, то разговаривать было некогда, я ограничивался брошенным в их адрес «здрасте» и бежал по своим делам. А потом и вовсе на целый месяц отправился в командировку.
И вот по возвращению застал у подъезда следующую картину:
На скамеечке с мрачным видом понуро сидели три бабушки и молча наблюдали как дядя Миша в распахнутое окно Полины Артуровны подает какому-то незнакомому мужчине свертки и части мебели.
«Здрасте! А, что тут происходит?» – недоуменно спросил я у бабушек, подходя ближе.
«А-а-а, вернулся уже», - тяжело вздохнула баба Маша – «С приездом!».
Баба Нина зашмыгала носом и упавшим голосом объяснила: «Так, жильцы новые в Полиной квартире. Вот… вещи заносят».
«Как? А где же...» – застыл я с открытым ртом, так и не успел договорить, потому как меня поразила страшная догадка: «Не может быть!» – вырвалось у меня.
«Всё-о-о», - всхлипывая протянула баба Таня, вытирая пальцами выкатившиеся из глаз огромные слезы, - «Не сидеть Полиночке больше с нами».
«Как?»  - не веря ее словам ошарашенно переспросил я, - «Когда это случилось?»
«Да, ты только уехал и вскоре мы об этом узнали», - тихо произнесла баба Маша, - «Все так внезапно».
«Дочка ее приезжала?» – деловито поинтересовался я, зная, что дочка Полины Артуровны живет заграницей.
Баба Маша помотала головой: «Нет, она телеграфировала, что приехать не сможет. У нее это… контакт».
«Контракт», - поправил я.
«Да-да, он самый», -согласилась баба Маша и добавила, - «Мы без нее все сами устроили. Скромненько. С соседями».
«Надо-же, как все неожиданно произошло!» – расстроенно выпалил я и покачал головой.
«И не говори! Даже мы не сразу узнали. Она все реже к нам поболтать выходила, а потом и вовсе пропала».
«Как же грустно здесь без нее!  Как же нам ее не хватает!» – вскинула к щекам руки баба Нина.
«Где ее…», - я сглотнул слюну не смея произнести последнее слово. Глубоко вздохнул и договорил почти шепотом, - «похоронили?»
«Да, ты с ума сошел! Что ты!» – почти подпрыгнули бабушки, а баба Таня даже перекрестилась.
«Сплюнь! Что такое говоришь!» - ужаснулась баба Нина, - «Жива Полина! Еще всех нас переживет! У нее вообще… новая жизнь началась!»
«Но…», - недоуменно протянул я, хлопая глазами, - «вы же сами сказали, что всё! Что Полины Артуровны больше нет с вами!»
«Так да, всё! Полина с нами больше не сидит. Занята она, не до нас ей!», - подтвердила баба Маша.
А баба Таня объяснила: «Да, всё-о-о… не до нас ей! Замуж она вышла! И к мужу переехала. У него дома ремонт затеяла, а свою квартиру сдала. Видишь новые жильцы выезжают».
Удивленный таким поворотом событий, я на некоторое время застыл с открытым ртом, затем совладал с удивлением и поинтересовался: «За кого она замуж вышла?»
«За царя, как и хотела» - почти хором ответили бабушки.
«Какого царя, его же еще в восемнадцатом расстреляли?» – брякнул я.
- Царя зверей! - хихикнула баба Маша.
- Каких зверей?
- За Льва!
- Какого еще льва? Ничего не понимаю! – хлопал я глазами.
Баба Нина укоризненно покачала головой и пояснила: «Какой ты непонятливый! Тебе говорят - за Льва! За нашего Льва! Льва Яковлевича! Таниного соседа с четвертого этажа».
Баба Таня доверительно рассказала: «У Лёвы с Полиной в молодости роман был. Потом они поругались. Лёва на другой женился. Поля тоже замуж вышла, правда, потом развелась. Она одинокая, он вдовец. Решили вместе жить. Все по-людски, официально, вот и расписались. Теперь ремонт в квартире делают, поэтому Поле и некогда с нами лясы точить».
Тут распахнулась подъездная дверь и в облаке приторного аромата «Душистого Ландыша» появилась сама Полина Артуровна.
Критично скользнув взглядом по моему вытянувшемуся лицу, она отметила: «Что-то ты плохо выглядишь. Совсем бледный, голубчик! Больше ешь моркови и гуляй на свежем воздухе!».
Важно вышагивая и покачивая бедрами она прошла к красному «Жигули» и подергала за ручку двери. Дверь оказалась закрытой.
Тогда она обернулась к подружкам и гордо сообщила: Мы с Левушкой едем в магазин! Хотим устроить романтический ужин. Купим тортик и эти… как их… на «д» …
Она вопросительно посмотрела на меня и переспросила: «Ты должен знать! Ну как их?»
Я только пожал плечами.
«Дюбеля, Полюшка, дюбеля», – подсказал запыхавшийся Лев Яковлевич, подходя к жене и открывая ключом дверцу автомобиля.
«Да, купим этих дюбелей с тортиком!» - бросила через плечо Полина Артуровна, усаживаясь в машину.
Дверца захлопнулась, машина со скрежетом завелась, и они уехали.
Бабушки переглянулись и тяжело вздохнули.
«Миша», - позвала мужа баба Таня, - «Может нам тоже за дюбелями съездить?»
«Да на кой они мне, у меня их целая банка», - отозвался дядя Миша.
«Никакой с тобой романтики», - обиделась баба Таня, поднялась и молча зашагала домой.

На следующее лето наша скамейка у подъезда и вовсе опустела.
Полина Артуровна продала квартиру и купила дачу. И бабушки стали собираться там.
Всё-о-о!