Странница

В Киеве у меня была приятельница Люся Артемовна. Довольно известный в своих кругах кулинар-кондитер. Однажды она пригласила меня на празднование Пасхи. Жила она недалеко от центра в частном старом доме. Когда я вошла во двор, увидела женщину простого вида, которая подметала. Поздоровались.
– Сегодня Пасха, а вы работаете.
– Работать не грех, – сказала та, но тут же оставила занятие и вошла в дом вслед за мной.
– Вера, – представила ее мне Люся Артемовна.
И, зная мой интерес, добавила:
– Это и есть странница.
Я во все глаза уставилась на женщину. Она была невысокого роста, немолодая, хотя возраст определить было почти невозможно. Что-то детское было в ее лице, да и во всем облике. И ничто не говорило об её особенности.
Из рассказов Люси Артемовны я знала кое-что о Вере. Родилась она в бедной многодетной семье, и в подростковом возрасте её отдали в няньки. Медсестры, навещавшие на дому новорожденных, ставили мамашам Веру в пример. Белоснежные марлечки, а, главное, добросовестно и с любовью Вера нянчила малышей. Всего через её руки прошло их тридцать восемь. Так, по протеже, Вера попала в семью Люси Артемовны. Она и муж делали карьеру, а Вера помогала растить их сына. Теперь он успешно строит свой бизнес.
В рассказах, почти мифе о Вере, меня удивляло то, что она не стремилась иметь свое жилье, семью. Жила как птица. «Тучки небесные, вечные странники», – вспомнились лермонтовские строчки из школьной программы. Многие семьи, где Вера нянчила детей, с радостью открывают перед ней двери. Но она поживет-поживет немного и уходит. Странствует по свету. Приходит, обычно, туда, где нуждаются в её помощи или молитве. Как-то состоятельный человек попросил её ухаживать за умирающей женой в клинике безнадежных больных. Предлагал любые деньги, но Вера от денег отказалась. При этом успевала ухаживать и за другими больными. А уж как там она молитвы пела, о Боге говорила! Люся Артемовна вспоминала, что после смерти мужа долго не могла прийти в себя, было очень тяжело. Именно в те дни явилась к ней странница. И как будто сняла камень с души.
После долгого отсутствия Вера снова неожиданно появилась в семье Люси Артемовны. Та, после распада Союза, использовала свой кулинарный талант и стала приторговывать пирожками собственного изготовления. Вера, как нельзя лучше, помогала ей в этом. И тесто готовила, и клиентам с пылу-жару пироги разносила. Её уже все ждали с нетерпением и, побросав свои занятия, ели пироги и слушали Верины откровения о Боге.
Вот и сейчас Люся Артемовна командует. Опытным глазом шеф-повара следит сразу за всем, что происходит на кухне.
– Вера, толсто чистишь лук. Снимай только верхний слой. И не отходи ни на минуту от плиты, если готовишь.
Мы с молчаливой невесткой чистим картофель. Люся Артемовна к духовке никого не пускает, это – её. Аппетитные запахи стоят на кухне такие, что голодному можно потерять сознание.
– Сколько учу тебя, Вера, а ты так и не научилась хорошо готовить, – говорит Люся Артемовна. – Вкуса у тебя нет.
– От вкусной еды теряешь связь с Богом. Я, как только привыкаю к Вашим вкусным пирогам, слова молитв забываю. Значит, пора уходить от Вас.
Вера говорила просто, безобидно. Все улыбались.
Тон беседы за празднично накрытым столом задавал сын Люси Артемовны. Он весьма преуспел в зарождающемся бизнесе. И это чувствовалось во всем: в изобилии еды на столе, самодовольных рассказах о поверженных конкурентах. Успешный, он даже не замечал, что говорит, в основном, один. Слегка захмелев, прошелся язвительно по чьей-то внешности. Мне, да и другим, думаю, стало неловко. Все молчали.
– А разве человек виноват, каким он родился? – не то сказала, не то спросила Вера. Эти слова, видно, озадачили Успешного. И он сменил тему.
– А, Вера… – сказал он, словно только увидев её. – Сегодня же Пасха, может, ты что-то споешь нам?
Голосом ангела добра звучала песня на божественную тему, где повторяющимися словами были «радуйся…».
– О, вот это по-нашему, – сказал, расчувствовавшись, Успешный. Но тут же деловые качества взяли снова верх.
– Слушай, Вера, может, хватит тебе по миру странствовать. Мы построили дом, в котором некому жить. Приезжаем туда редко. Будешь там жить, присматривать за хозяйством, сторожить. А то трудно сейчас найти человека, которому можно доверять.
Вера отрицательно покачала головой.
– А зачем вы строите дома, в которых не живете? Которые не можете сами обслужить?! Зачем вам хомут на шею? Становитесь от этого жестокосердными. Чужими руками рай не построите. Кто Богом защищен, тому охрана не нужна.
Мне захотелось узнать Веру поближе. И я обрадовалась, когда она сама предложила проводить меня до ближайшей остановки.
Словно два заговорщика, вырвавшись на свободу из чинного застолья, мы отдались в руки солнечному деньку. Вера, видя, что я смеюсь её чудным словам, была что называется «в ударе». Сама тоже беззвучно смеялась, закрывая при этом глаза и прижимая ладони к круглым щечкам.
Вот она расставляет, как крылья, руки перед движущимся автомобилем. Тот затормаживает, и мы перебегаем через улицу.
– Ты видела?! Это сила моей молитвы! – кричит она мне в ухо.
– Вера, я прошу тебя, говори тише, на нас люди обращают внимание.
Но это только подзадоривает её.
 – Всё в руках Бога, не думай ни о чем. Он всё сам управит, утешит… Только не греши… Слова Веры слышу не только я, но и собравшиеся на остановке люди. Ловлю себя  на мысли, что мне легко и радостно от присутствия Веры. Я чувствую себя спокойно. Словно все тревоги мира взяла на себя эта маленькая, смешливая женщина.
Нам только кажется, что мы есть постоянная субстанция. Сколько раз в течение дня мы вступаем в контакт с людьми, и какие только метаморфозы с нами происходят! По вечерам пытаемся смыть усталость преображений с наших лиц. Всматриваемся в зеркальное собственное отражение и в какой-то момент жизни не находим утраченного лица.
К нам подходит женщина-пьянчужка в грязной одежде, с подбитым глазом. Хотя, кроме нас, ещё стоят люди, она подходит к Вере, плачет пьяными слезами, гундосит:
– Мне плохо…э-э-э…что мне делать?
– Молись, деточка… – ласково говорит Вера.
И, повернувшись ко мне, продолжает:
– Если бы я могла, забрала бы её, обмыла, молитвочки над ней почитала. Но Люся Артемовна не разрешает. Я как-то привела двух наркоманов, они бинты на руках развязали, колются. А я над ними молитвы читаю. Еще был жив муж Люси Артемовны, он вместе с Патоном мосты строил. Стали вдвоем ругать меня, что те их обворовали. А что там они взяли – маковые головки?! Так я сама огород полола...
Это было накануне моего отъезда в Москву. Встреча с Верой была для меня своего рода благословением. Хотелось отблагодарить её за бескорыстное чувство ко мне. И я протянула ей какие-то деньги.
– Возьми, купишь что-нибудь себе.
– Я отдам Люсе Артемовне. Зачем они мне? Она меня кормит, одежду дает.   
Я стояла в автобусе возле заднего стекла и видела всё уменьшающийся силуэт с высоко поднятой в прощальном взмахе рукой.
Спустя год я снова была в этом городе. Несмотря на дефицит времени, решила навестить Люсю Артемовну. Больше, чем свою старую знакомую, хотелось увидеть Веру.
Застала я Люсю Артемовну в постели. Она изменилась – волосы, лицо, губы были мучнистого цвета. Перенесла тяжелую операцию, в доме пахло лекарствами. Спросила о Вере.
– Она сейчас у меня, недавно явилась. Хоть бы ты с ней поговорила, – слабым голосом обратилась ко мне больная. – Мне плохо, а она тут приводит нищих, убогих, кормит их. Выругала её, так собралась уходить от меня. Она тебя вспоминает часто, может, послушает.
Я дождалась Веру на улице. Она обрадовалась, было видно, что меня не забыла. Времени до поезда совсем не оставалось. Поэтому я сразу заговорила о просьбе Люси Артемовны.
Вдруг я увидела на лице Веры страдание. Глядя куда-то мимо меня, покачивая с досадой головой, она словно выдыхала слова:
–. Люся Артемовна скоро предстанет перед Богом… Сын бросил семью, внук – наркоман, в грехе погибают. Мне говорят: «Молись, молись Вера за нас». Бог ночью молитвы слышит, а я в это время тесто мешу, оно уже у меня перед глазами стоит. Им все денег мало…  О душе надо думать, а им тарелки супа для несчастных жалко… Без добрых дел вера мертва. На том свете мы все равны перед Богом, все ответ держать будем.
Вера стояла какая-то обессилевшая, словно снятая с креста. Когда отъезжал автобус, Вера осталась стоять на том же месте. Руки у неё были опущены.
Эта встреча долго не давала мне покоя. И вот ноги снова несут меня к знакомому адресу. Нетерпеливо звоню в дверь. Через домофон незнакомый голос спросил:
– Кто?
Я не ответила.