Приключения геолога. 16 глава

               
                ЖУРАВЛИНЫЙ КАПРАЛ И БАНЯ

      29 августа 2001 года. Едем к Цэцэрлэгу уже обозом в три машины. После Жаргалант-сумона  Валерий Васильевич, возглавлявший обоз, говорит, что в верховьях правого притока Байдрага работает прииск, и они хотят туда заглянуть. Договорились, что они едут туда и часа через два-три вернутся. Я обозначил место,  где буду ждать. Разъехались.

     …Мы остановились недалеко от огромного, в сотни голов, сборища журавлей. В будущей своей монгольской жизни я не раз, в такое же сентябрьское время, встречал подобное. Но из-за срочных дел проскакивал мимо или останавливался на несколько минут – фотографировал. Как жаль, что у меня не было фотоаппарата вот в этот момент.
 
       Два часа я наблюдал, как молодых журавлей учат летать клином. Это как курс молодого матроса в армии перед принятием присяги. Окрики сержантов: “Выше ногу! Убрать живот! Поднять нос!” – очень культурно звучат против того, что орут журавлиные капралы. У каждого из них в подчинении отделение в 5-7 журавлят. Они толкутся в воздухе, беспорядочно размахивая крыльями, а он летает вокруг, тыкает клювом каждого и кричит,  указывая, кто за кем и с какой стороны должен лететь. Инструкция заканчивается, и капрал начинает двигаться по прямой. Оглядывается и покрикивает.

     Ребятишки летят следом, пытаясь изобразить строй, но получается плохо. Практически никто из них не желает лететь последним. Все лезут вперёд. Капрал  резким взмахом крыльев  поднимается над стайкой, орёт и, хватаясь ногами за мальчишек, показывает, где должен лететь каждый. Через несколько сеансов с «перекурами» на земле, где пацаны не стоят на ногах, а сидят, начинает что-то получаться.

      За капралом слева двое-трое и справа столько же учатся махать крыльями в такт, чтобы лететь с одной скоростью и держаться на одном уровне. Уже лучше, но без скандалов не обходится. Один из курсантов, вероятно сынок или племянник вожака всей стаи, решил, что не подобает ему тащиться за хвостом какого-то капралишки, и вырвался вперёд. О-о! Никакой толерантности со стороны капрала!

      Мальчишка заорал “мама” или ещё что-то, когда его начали воспитывать ударами клюва куда попало и выдиранием перьев ногами. Правда, упасть на землю курсанту капрал не дал. Поддержал и затолкал в строй на своё место.
 
   У меня на Родине журавлей тоже много. Но никто ни разу не говорил  о таком вот явлении, то есть никто этого не видел. Журавли у нас – предмет охоты, как и всё, что может пригодиться в качестве продукта питания, поэтому вот такого доверия к нам, людям, у наших журавлей нет

      От Булган-сумона дорога на Баянхонгор после первого перевала раздваивается. Направо  в длинный распадок она уходит в объезд Урд – Тамирских бродов. Едем прямо. Ещё один перевал, и мы в долине Урд – Тамир. Основная дорога идёт направо, а сразу после спуска слабо заметный поворот налево, к скале. Там метров пятьсот. Перед ней кажущиеся непроходимыми заросли хайляста. Но проезд сквозь них есть. И вот – вы на берегу речки, на полянке, достаточной, чтобы поставить пару палаток, развести костер. И для машины место есть. А в русле речки, упирающейся в скалу, несколько омутов, в которых плавают ваши будущие обеды, ужины и завтраки!

     30 августа 2001 года. Улыбнулись нам вместе со скалой все тысячи квадратных километров Булган-сумона. Чума! Это стало известно после того, как мы из Их Тамира позвонили в Улан-Батор. Устраиваемся на границе выживания (так нам сказали) до 3-4 сентября. Ждём гонцов из Улан-Батора.

    Левый берег реки Хойт Тамир гол, в 10 километрах от Их Тамир-сумона. Прекрасное место. Над правым берегом речки - скалы. В русле много водоворотов. Пока ставили лагерь, я поймал несколько хариусов. Они здесь огромные. Из двухведёрного тазика хвосты висят! К празднику из них приготовили “хрюшу” – это свежесоленая, с травками харюзятина.
      
  …Юра и Коля Морцев под руководством Владимира Андреевича  соорудили и истопили баню! Да-да, баню! Сначала была сооружена продолговатая, 1х2 метра, пирамида из крупного галечника высотой один метр. Её обложили толстым слоем сухого дерева, благо, мы устроили лагерь среди зарослей хайляста и улиастая. Дерево сожгли, раскалив галечник.

     На пирамиду вознесли две фляги с водой, которая очень быстро согрелась. Вокруг пирамиды поставили палатку. Вот она – баня! Веников не получилось: тополя облетели, а ветки хайляста только для садомазохистов годятся. Но температуру внутри можно было поднимать до сотни градусов, поддавая пару на пирамиду. Баня стоит над омутом. Так что, накалившись до предела терпения, падай в прохладный бассейн!
 
     Честь открытия банной эпопеи предоставили Валентине Сергеевне. Володя очень подробно проинструктировал её о тонкостях поддавания пару, о методике выползания из палатки и падания в бассейн. Как выяснилось чуть позже, инструктаж оказался неполным. Вооружившись тазиком, мочалкой и прочими инструментами, Валентина Сергеевна скрылась в кустах, за которыми стояла баня. Через шесть с половиной минут оттуда донёсся  вопль “Ма – а – ма” с некоторыми риторическими добавками. Мы кинулись туда. Она в палатке. Валера громко спрашивает: “Валя, ты чего?” Прозвучало утробное, сквозь зубы “Ничего”! Валера хотел было переспросить чего-то, но прозвучала добавка в том же тоне “Идите...”. И мы ушли.
 
    Ситуация оказалась очень простой. Каркас палатки был сборный,  из металлических трубок и раскалился так, что попавшая на него вода с шипением испарялась. Валентина Сергеевна, раздевшись и войдя в баню, первым делом решила поддать парку и потом, нагревшись, искупавшись, всерьёз заняться обрядом омовения. Набирает в ковш воду и выплёскивает её на галечную пирамиду.

     Дырки в галечнике расположились так, что струя пара фукнула прямо на Валю. Она отшатнулась и оперлась бедром на металлическую стойку. У неё не было времени подумать: шипеть ей или не шипеть, как вода. Она заорала сразу же и немедленно, вспомнив некоторые выражения, запрещенные к печати. Шипеть она стала только на Валерины домогательства про “ты чего?”. 

      Конечно, после подвига Валентины Сергеевны мы гораздо комфортнее взяли банный барьер. Но красные пятна на плечах, спинах и задницах у некоторых остались как память о банном блаженстве.
 
    Ночью гроза была с ливнем. При первых ударах грома я встал и положил в костёр три бревна, чтобы не залило совсем. А утро ясное, свежее.
 
     После застолья расселись вокруг костра и заговорили о сокровенном. Почему мы поём, в основном, песни 20-50-летней давности? Пришли к выводу, что 50-е, 60-е годы  -  это время романтиков, осваивавших трудные места, трудные дела. В движении этом участвовало очень большое количество людей, особенно молодых. Отсюда и задор, и зов в песнях, не только сложенных по заказу официальными поэтами и композиторами, но и самодеятельных, сложенных простыми ребятами, из которых родилось племя бардов.
     А последние 15 лет – увы! – упадок романтизма, шансон и кафе-шантанные “брызги” с воплями и матерщиной.

                Продолжение на http://www.proza.ru/2020/03/01/1923