Как на кладбище Митрофанова

          
    После одного из налётов немцев на  ст. Павелец (Рязанской обл.) одна из бомб угодила в соседний дом, где жила моя тётка Люба. Под обломками рухнувшей кровли и осколков погибли все жители этого несчастного дома. Было раннее утро, люди не успели ещё пробудиться и пойти кто на работу в депо, кто в школу, кто по хозяйству. Хотя фашистов и отогнали полгода назад, шёл 1942 год, но железнодорожный узел, депо, не редко и посёлок железнодорожников бомбили регулярно. Жители соседних уцелевших домов растаскивали брёвна, груды кирпичей, в надежде отыскать уцелевших людей. Увы. Руины надёжно похоронили всех.
Разгребая останки рухнувшей кровли, Люба уловила едва слышимый звук, который сначала она приняла за кошачий. Но оказалось, что это плач ребёнка, единственного, кто уцелел. Осторожно разгребая доски, обломки кровли под почти раздавленной  детской кроваткой обнаружила целого младенца. Исковерканная немыслимым образом железная кровать спасла ребёнка. У Любы своих детей не было и не могло быть по женской части. Ребёнок оказалась девочкой. Так у меня и появилась (меня в то время ещё не было на свете) двоюродная сестра Валентина…
Лето нашего детства в пятидесятые, послевоенные…Посёлок железнодорожников и небольшой хим. заводик  Жилёво  весной преображался в рай для нас. Кругом лес с многоголосием птиц, цветущие поля и чистый пьянящий  воздух пробудившийся природы. Мимо окон проносились поезда дальнего следования – Москва-Саратов, Москва-Баку, Москва-Астрахань, унося счастливых, как нам казалось, пассажиров в дальние чудные края. Вкус берёзового сока, майские жуки, ранняя земляника по откосам, цветущая черёмуха, сирень, первый весенний ливень и гром, начало купания в жилёвском большом пруду, непременно  после третьей грозы – всё сливалось в неповторимую прелесть нашего детства, обделённого телевизором, мобильником, компьютером и прочими чудесами техники. Деятельная моя матушка Александра Николаевна держала корову, кур, гусей. Питание было натуральное – молоко, сметана, творог, яйца, мясо куриное. Сытное добротное, хотя и требовало труда. Заготовка сена, комбикорма, выращивание картошки, свёклы и пр., выпас коровы доставались частично и нам. Всё это создавало единый симбиоз с природой, отношению к труду, ответственности, пригодившийся во взрослой жизни. Но, вернёмся к началу лета. Как всегда на этот период времени приезжала из Павельца (около 200 км от Жилёва) сестра Валентина, которая вносила несколько сочных мазков  в нашу провинциальную жизнь. Тётя Люба, постоянно занятая работой на железной дороге, скудная, полуголодная послевоенная жизнь способствовали тому, что Валентина приезжала на лето к нам на натуральные хлеба и выполняла роль старшей сестры, занимающейся с нами (а нас было трое), чтобы ничего не натворили в нашей вольнице. Долгими вечерами, после дневных дел жители нашего дома собирались нередко у кого-нибудь из соседей: играли  в  лото, слушали патефон. «Катерна» (квартира), - выкрикивал игрок и оглашающий номер бочонка начинал вытаскивать их из мешочка по одному. На кон клали мелочь, как договаривались сначала, копеек 5, выигрывавший брал весь кон. Валентине иногда везло и мы на следующий день бежали купить в магазин конфеты карамель «подушечка» или даже мороженное на всю гвардию, если крупно везло. Из бытовой техники был у нас радиоприёмник АРЗ (Александровский радиозавод), да патефон, чудо, воспроизводящее с виниловых толстых пластин-блинов по одной песни с каждой стороны пластинки. Валентина часто заводила песню:
 «На закате ходит парень возле дома моего, 
Поморгает мне глазами и не скажет ничего.
И кто его знает, чего он моргает»
   Гвоздём программы, однако, было выступление Валентины. Она пела своим грудным, тёплым голосом не хитрые народные песни. В них простые сюжеты про любовь, измену, комедии и трагедии нашей неустроенной послевоенной жизни, зачастую с выстрелом в конце  или поножовщиной. Слушатели внимали, женщины   понимающе покачивали головами.
«Расскажу тебе, Нюра, новости
Этот случай был в прошлом году.
Как на кладбище Митрофанова
Отец дочку зарезал свою.»
- начинала Валентина. Не спеша разворачивалась история, приведшая к трагедии.
В другой песне кровожадный любовник  вынуждает женщину убить свою дочку, которая мешала любовным утехам (муж задержался как видно на войне). Но он, то есть муж и отец убитого ребёнка, в конце песни, естественно неожиданно появляется, именно в момент убийства, чтобы покарать зло.
«Из кармана он вынул револьвер:
 - Остаётся недолго вам жить.
Вы убили злодеи ребёнка,
Но за это могу отомстить.

И убил он, на улицу вышел,
Закричал во всю силу и мощь:
 - Забирайте скорее убийцу,
Отомстил я за рОдную дочь.»

Пролетали летние дни и Валентина уезжала в свой Павелец. Она взрослела, но, видно, полученная психическая травма раннего детства наложила своё клише на её нескладную жизнь. Учёба в школе не давалась, выходила замуж не один раз (внешне, всё же, она была привлекательна), но….первый муж колотил немилосердно так, что отбил ей возможность иметь детей. Второй пил горькую и упился до смерти. Толковой специальности она не освоила – работала непродолжительно то почтальоном, то проводницей не дальнего следования… Я часто думал уже взрослым человеком о её горькой судьбе: - для чего Господь сохранил её, уже придавленную, потерявшую близких людей (никаких родственников  не было найдено впоследствии) под обломками разбомблённого дома,
Воистину не известен нам промысел Божий.
К сорока годам (второй молодости) она всё же  вышла замуж относительно удачно. Хозяйственный, работящий мужичок, но всё той же породы пьющих. Мы к тому времени переехали в Александров, и навещать она нас стала реже, когда происходили свадьбы, большие семейные праздники, а то и исчезала этак лет на пять… Это была уже солидная женщина, в общем довольная собой и державшая своего Николая под надёжным каблуком. Работала на железной дороге маляром. Приходили изредка письма из города Михайлова Рязанской области-родины композитора Агапкина, того самого, автора «Прощание славянки». Но когда она всё же наведывалась к нам, после рюмки другой мы просили: спой, «как на кладбище Митрофанова», она пела и не только эту песню, а перед нашими глазами проплывали картинки нашего детства в Жилёво: с ароматом скошенной травы и парного молока, купанием в тёплом жилёвском пруду, тропинками рядом расположенного леса с его грибами, ягодами. Становилось на душе тепло от этой погруженности в заповедную часть нашей памяти. Погостив день-другой, спешила к своему налаженному с Николаем быту. По рассказам Валентины они жили в большом деревянном доме с огромным огородом на окраине Михайлова, на берегу реки «Проня» и вели натуральное хозяйство с живностью. Сохранилось одно из писем:
«Здравствуйте, мои родные. Привет вам из Михайлова Приехать к вам на октябрьские праздники не смогла. Коля запил, подрался с путевым рабочим своей бригады, он у меня горячий, чуть что, в драку бросается. А в этот раз видно шибко побил обидчика, да так, что тот в больницу попал и накатал заявление в милицию о побоях и. вправду,  вся морда у того – выноси святых. Коля подал встречный иск о том, что пострадавший гонялся за ним на мотоцикле с коляской по пьянке, да по злобе, хорошо в калитке застрял со своей люлькой, а то бы в больнице быть моему Коле. Целый месяц судились да договаривались… Когда вся тягомотина всем надоела, пошли на мировую, "обстаканили" согласие, но осадок в душе остался. После чего Коля запил капитально, забросил хозяйство Из-за этого у нас случилась большая неприятность - потекла крыша сарая, мы там борова откармливали, хотели к зиме забить, а тут сентябрь дождливый. Залило весь сарай с погребом, где запасы на зиму, да ещё борова убило током, из-за сырости. Обидно, хоть плачь, на шесть пудов тянул… Так, что с поездкой ничего не вышло, да и отпуска кончились. На этом до свидания.  Валя, Коля».
Прошло ещё несколько лет - лихие девяностые, неопределённые нулевые. И вот молчавшая несколько лет Валентина, начала присылать, приглашения к себе в Михайлов довольно настойчивые и неоднократные. И вот, как-то мы решились на поездку. Увиденная картина была типична для  российских людей уже преклонного возраста. Не надеясь на мизерную пенсию от нашего государства, ожидая грядущую нищету, отсутствие детей Валентина копила на чёрный день запасы одежды, продукты длительного хранения (сахар, водку, какие-то крупы, консервы и т д). Её работящий Коля сдал, но пил по прежнему, до беспамятства, был тяжело, неизлечимо болен. Её полдома, длинные, как вагоны комнаты были заставлены и завалены запасами и походили на склад. Выпили по чекушке за встречу, но как не просили спеть «как на кладбище Митрофанова» - ни в какую. Разговоры только о хозяйстве, огороде (соток 15) да накопленном добре. Только на обратной дороге я понял, что Валентина почуяла – Коля, её опора долго не протянет, надеяться не на кого, в Михайлове родственников не осталось и она зондировала почву для возможного переезда к нам. Прошло два месяца, так и случилось. Умер Коля, и моя младшая сестра согласилась приютить её до  покупки квартиры. Это была уже не та Валентина которую мы знали. Смерть Коли, тягомотина с переездом – продажа жилья в Михайлове, перевозка несметного барахла к нам, боязнь, что разворуют её трудом нажитое сделало её подозрительной, истеричной.
Эхо войны - рухнувшая кровля разбомблённого дома, неустроенная послевоенная жизнь достала её на закате лет. Ничто, видно, не проходит даром в нашей жизни. Она никак не могла адаптироваться ни у сестры, ни в купленной отдельной квартире – всюду она видела воров, и недоброжелателей до её кучи добра, а одиночество, несмотря на наши визиты и посиделки с чаем не согревали её исковерканную душу. Она пыталась переехать в какое-нибудь общежитие, сменив квартиру на комнату. Ей казалось там дружная, общительная компания с душевным чаепитием, игрой в лото, патефоном и просьбами спеть «как на кладбище…». В конце концов она прописала к себе чужую семью беженцев из Казахстана с договором о том, что они будут обслуживать её за наследование квартиры. Ещё через 2 года она тяжело умирала от онкологии…
На городском кладбище на гранитном памятнике высечено изображение моей сестры Валентины. С дороги, издали виден её платок-кокошник, который носили когда-то рязанские женщины. Каждый раз посещая это печальное место я как будто слышу её : «Как на кладбище Митрофанова…». Царствие тебе небесное, – повторяю я в надежде, что так оно и будет…