Трава на выжженном поле

история для камерного театра в трёх действиях               
Бывают моменты, когда Бог приходит и стучится в вашу дверь. Это и есть любовь. (Ошо)               
               
Действующие лица:
НИНА  - Нина Сергеевна Ковалева, бывшая учительница, 50 лет
НИКОЛАЙ  СЕРГЕЕВИЧ – зав.отделением травматологии, бывший врач-нейрохирург, 55 лет
ОКСАНА – приёмная дочь Нины, 23 года
ГАЛИНА  ПЕТРОВНА – главная медсестра клинической больницы, 53 года
БОМЖИХА – женщина лет сорока
Действие происходит в Большом городе в наши дни.

                ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
                КАРТИНА ПЕРВАЯ
Улица. Апрель. Раннее утро. Отделение Банка, где стоят одни банкоматы. На подоконнике, вытянув ноги, сидит Нина, рядом лежит книга. Похоже, что она спит. Заходит Николай Сергеевич, интеллигентной наружности, он недовольно оглядывает Нину. Подходит к терминалу, производит операцию с картой, выходит из отделения банка, разговаривает по телефону (разговор мы не слышим). Закончив разговор, он снова заходит в отделение, стучит по подоконнику, Нина не двигается.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Жмуриков мне ещё не хватало.
Он, обеспокоенный, быстро подходит, берёт её руку, проверяет пульс.
Нина просыпается и вскрикивает, книга падает на пол.
НИНА.– Мужчина! Вы что это? Денег у меня нет.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Простите, кажется, я вам помешал? (поднимает книгу, смотрит на обложку) О! Сухомлинский! Как, однако, повысился интеллектуальный уровень местных бомжей! (с интересом разглядывает женщину) Приезжая?
НИНА.  – Для вас это имеет значение?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  –  Да нет. Просто спросил.
НИНА.  – Ну, спросили и спросили, а мне, знаете ли, фиолетово.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Гм. Странно. А что вы пытаетесь найти у Сухомлинского?
Нина молчит.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Простите, что побеспокоил вас, позвольте откланяться.
НИНА.  – Какое беспокойство. Это вы меня простите, доставила вам столько хлопот.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Ничего, какие хлопоты, к тому же, я – врач.
НИНА.  – Замечательная у вас профессия.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – А вы – учительница?
НИНА.  – Да, бывшая.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Я, в некотором роде, тоже. Сократили?
НИНА.  – Нет.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Уволили. Интересно за что? Жалобы родителей? Взяточничество?  Втягивание детей в религиозную секту?
НИНА.  – Не угадали.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Жертва обстоятельств. На что вы живёте?
НИНА.  – Пенсия по выслуге лет.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Вам повезло.
НИНА.  – Ну да, повезло. А что вы тут делаете в такую рань? Спали поди где-нибудь на скамейке, или из метро вас «попёрли»?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Могуч и прекрасен русский язык! Не его ли преподаёте?
НИНА.  – Его, болезного.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Почему же болезного?
НИНА.  –  А вы так не считаете?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Я  нет. Язык  - отражение времени, каково время – таков и язык. Откуда в вашем лексиконе столько жаргонных слов?
Нина молчит.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Впрочем…  Ну, я пошёл.
НИНА.  – Идите.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Хотите, я угощу вас чаем? Здесь рядом моя работа, я как раз иду туда.
НИНА.  – Хочу.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Пойдёмте.
НИНА.  – Так рано на работу?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Да всё равно не спится. Бессонница. Завидую таким как вы. Я бы не смог уснуть в таком месте.
НИНА.  – А вы попробуйте, может быть, в таком месте как раз и уснёте.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Скажете тоже.
НИНА.  – А какой вы доктор?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Травматолог.
НИНА.  – Замечательно!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Вы так думаете? Пойдёмте пить чай.
НИНА.  – Пойдёмте. Простите доктор, а вам не интересно, как меня зовут?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Да, что-то я… Николай Сергеевич. Будем знакомы.
НИНА.  – Нина Сергеевна, можно Нина.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  –  Приятно познакомиться.
Нина и Николай Сергеевич смеются, уходят.

                КАРТИНА ВТОРАЯ
Утро следующего дня. Кабинет Николая Сергеевича. Он сидит за столом, что-то пишет. Входит Нина, она в белом халате.
НИНА.   Доброе утро, Николай Сергеевич!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Доброе! Как ваши дела, Нина?
НИНА.   Спасибо, хорошо.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  Галина Петровна вас уже оформила?
НИНА.   Да, няней.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   По-моему неплохо для начала.
НИНА.   По-моему тоже.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Рад был вам помочь.
НИНА.   Спасибо.
Николай Сергеевич продолжает писать. Нина стоит молча.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Что-нибудь ещё?
НИНА.   Да. Галина Петровна сказала, что в мои обязанности входит уборка вашего кабинета.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Пожалуйста. Минут через пять я закончу, и можете убирать, если вам угодно.
НИНА.   Хорошо.
Нина выходит. Николай Сергеевич пишет, входит Нина с ведром и шваброй.
НИНА.   Разрешите?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Да. Я уже закончил. Нина, пожалуйста, ничего не перекладывайте, если даже вам кажется, что это лежит не на месте, иначе я потом не найду.
НИНА.  Понятно.
Нина начинает уборку. Николай Сергеевич выходит, но через некоторое время возвращается, останавливается в дверях.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нина, а где ваши родные?
НИНА.   У меня дочь, двадцать три года, закончила институт.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Педагогический?
НИНА.   Нет, институт культуры.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ну и куда же нынче с институтом культуры?
НИНА.   Работает пока менеджером в салоне связи.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ну, это неплохо.
НИНА.  Мечтает стать актрисой. Ходит на кастинги в свободные дни, даже снялась в одном сериале, эпизодическая роль.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Тоже неплохо. А муж?
НИНА.   У него новая семья, жена молодая – красавица.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Студентка, комсомолка…
НИНА.   Я не хотела бы говорить на эту тему. Простите (собирается уйти).
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Это вы меня простите.
Входит Галина Петровна.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.  Николай Сергеевич, вы собираетесь делать обход? НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  –Да, да, конечно. (уходит)
Галина Петровна недовольно смотрит на Нину Сергеевну, уходит.

                КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Прошло несколько дней. Вечер. Кабинет Николая Сергеевича. Николай Сергеевич сидит за столом. Входит Нина с лейкой в руках.
НИНА.   Разрешите? (собирается полить цветы)
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Да, конечно. Нина, а почему вы до сих пор здесь?
НИНА.   Вы, я вижу, тоже не торопитесь.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Я один. Вы говорили, у вас дочь.
НИНА.  Да. Но кажется, я мешаю ей устраивать личную жизнь.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  Вот как?  И что вы намерены делать?
НИНА.   Ничего.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Эти ваши «ночёвки» из этой серии?
НИНА.   Не важно.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Как это не важно?
НИНА.   Кстати, по поводу «ночёвок», я просто ждала, когда мне придут деньги на карту.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ага. Ждали, когда деньги придут на карту. Простите, а дома нельзя было подождать?
НИНА.   Я думала, они придут быстро.  На выходные я обычно еду с паломниками или ещё куда-нибудь.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Куда, например?
НИНА.    Ну, в музей, например. Вы знаете, так здорово, оказывается, выйти на пенсию - можно везде ходить по льготной цене.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  Вы, видимо, уже обошли все музеи.
НИНА.   Нет ещё.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   А! Денег, видимо, и на льготный билет не достаёт?
НИНА.   Перестаньте ёрничать. Я люблю посидеть в библиотеке.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ну да, там можно сидеть бесплатно.
НИНА.    Я там работаю. Между прочим, скоро выходит моя книга.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Руководство по выживанию в мегаполисе?
НИНА.    Николай Сергеевич, я, пожалуй, пойду домой.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нина, простите. Мне просто обидно за вас.
НИНА.    Обидно? За что?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Вы - прекрасная женщина, а ваша дочь просто эгоистичная девица!
НИНА.    Это моя дочь! И мне решать, как её воспитывать.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Хороши же ваши методы воспитания! Вы живёте практически на улице.
НИНА. – Неправда, я живу в гостинице, когда мне позволяют средства и не намерена мешать дочери устраивать личную жизнь.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Но не таким способом!
НИНА.    Она должна понять сама.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   А если не поймёт… при вашей жизни?
НИНА.   Значит, поймёт потом.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Но, это же мазохизм!
НИНА.   Нет. Это любовь.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Хороша любовь!
НИНА.   У вас есть дети?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Есть. Дочь, двадцать пять лет.
НИНА.   Почти ровесница. Замужем?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Да.
НИНА.   Живут, видимо, недалеко от вас?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Послушайте! Что вы всё время лезете в мою жизнь?
НИНА.   Я лезу? По-моему, вы первый и всё время пытаетесь учить меня жить!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Я пытаюсь вас учить жить?!  Да мне вообще наплевать! Я уже давно разочаровался во всём и вся. Люди – самое неудачное творение на планете. Мучают друг друга, мучают всё живое вокруг, издеваются над природой. У человечества нет будущего!
НИНА.   Но, у вас же ребёнок!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   А у вас, вы считаете, будущее – счастливое?
НИНА.   Да.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Какая наивность! Вы ночуете в телефонной будке и надеетесь на светлое будущее? Нина, мне кажется, у вас что-то с головой.
Нина молчит.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Я считаю, что человечество должно уступить место китам и дельфинам!
НИНА.   Николай Сергеевич, вы сами-то себя слышите, когда говорите? Что за чушь вы несёте! Кто вы такой, чтобы разочаровываться во всём человечестве?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Я?  Я – врач!
НИНА.   Зачем же вы тогда лечите людей – пусть вымирают.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Во-первых - я трав-ма-то-лог, а во-вторых - я давал клятву Гиппократа!
НИНА.    Чехов тоже был врачом, только он стремился к совершенству.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ну да, только тело его после смерти везли на родину в одном вагоне с креветками.
НИНА.   Какая ирония.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Заметьте, не моя!
НИНА.  Что вы хотите этим сказать?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ровным счетом ничего. Я уважаю Чехова, даже люблю. Антон Павлович был человек выдающийся!
НИНА.   Кстати, вы на него похожи.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Разве? Я просто тоже врач.
НИНА.   Вы – скептик. Врач должен вдыхать в пациента жизнь, а вы вдыхаете в него своё разочарование!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Вы преувеличиваете!
НИНА.  Нет. Я как раз не преувеличиваю. Вы знаете, иногда разочарование в одном человеке гораздо заметнее, чем разочарование во всем человечестве (собирается уйти).
Николай Сергеевич молчит, крутит карандаш.
НИНА.   А ведь вы очень добрый человек, Николай Сергеевич. Наверное, именно это лечит ваших пациентов, а не ваша ирония.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Пациентов лечат действия врачей вкупе с назначенными им препаратами и процедурами.
НИНА.   Кстати, Ницше писал, что ирония со временем может перейти в садизм.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Вы тоже так считаете?
НИНА.   Я не знаю. Хотите чаю?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нет. А вы в курсе, что Ницше закончил свою жизнь в психиатрической лечебнице?
НИНА.   Да, но… Николай Сергеевич, почему вы не вернётесь к практике?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Мне пора домой и вам советую не задерживаться.
НИНА.   Я уже собралась.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ну так до свидания (берёт свои вещи, уходит).
НИНА.   До свидания.
Нина остаётся одна в кабинете, затем тоже выходит.

                КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
Неделю спустя. Утро. Кабинет Николая Сергеевича. Нина моет в кабинете пол, достаёт из-под стола пустую бутылку. Входит Николай Сергеевич. Он явно с похмелья.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Здравствуйте, Ниночка!
НИНА.   Доброе утро, Николай Сергеевич!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Как ваши дела?
НИНА.   Спасибо хорошо, вот только Миша…
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Да, сложный мальчик. Вроде обычная травма и должен уже пойти на поправку, но что-то идёт не так.
НИНА.   Есть повод для тревоги?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Да. Чутьё, видите ли, многолетняя практика.
НИНА.   Он скучает по родителям.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нет, тут что-то другое. Не пойму. Завтра назначу повторные анализы.
НИНА.   А я вот не пойму, что с вами, Николай Сергеевич.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   А что со мной?
Нина достаёт из пакета бутылку.
НИНА.   Третья за неделю. Как прикажете понимать?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Так и понимайте. 
НИНА.   Но вы же - врач!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ну и что? Нина…Сергеевна, вы у нас кто? – няня. А я, извините, уже не ребенок и меня спасать не надо.
Нина молча забирает швабру, пакет с мусором и идет к выходу.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  Нина Сергеевна … А что я, собственно, такого сказал?
Входит Галина Петровна
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Нина Сергеевна, а вы не могли бы убирать в кабинете пораньше?
НИНА.   Хорошо. Я буду убирать раньше.
Нина выходит.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Николай Сергеевич, как вы собираетесь делать обход в таком виде?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Вам что, не нравится мой вид, Галина Петровна?
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Не нравится (разворачивается и уходит).
Входит Нина, ставит перед Н.С. чашку с чаем.
НИНА.   Может лучше кефирчику?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  Премного благодарен (пьёт чай). Как ваши дела, Нина?
НИНА.   Прекрасно! Видели - яблони зацвели.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Да. Весна.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нина Сергеевна, нам в отделение нужна санитарка, график работы обсудите с Галиной Петровной. Соглашайтесь.
НИНА.   Но, я же с детьми нахожусь.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Дети от вас никуда не денутся, прежняя нагрузка у вас останется.
НИНА.   Но это нарушение трудовых норм.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Да, но в ситуации, когда мы должны сокращать, без нарушений никак.  По крайней мере, у вас образуется «свой уголок». Согласны?
НИНА.   Согласна.  Мне надо идти. Спасибо, Николай Сергеевич.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Вам надо будет подойти к Галине Петровне, написать заявление
НИНА.   Хорошо.
Нина забирает чашку, уходит. Николай Сергеевич подходит к шкафу, открывает дверцу, достает бутылку водки, вдруг оглядывается на дверь, ставит бутылку обратно, закрывает шкаф. Садится за стол, тарабанит пальцами по столу, встает, снова подходит к шкафу. Входит Галина Петровна. Н.С. быстро закрывает шкаф и возвращается к столу. Галина Петровна ставит перед ним стакан воды и кладёт таблетки.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Что это?
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Аспирин. Пейте.
Николай Сергеевич глотает таблетку, запивает водой.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.     Николай Сергеевич! Вы кого ко мне отправили? У неё нет медицинского образования!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Для санитарки медицинское образование не требуется, вы это знаете лучше меня.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.     Всё равно она должна пройти профобучение.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ну, так обучите.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.  Обучите (уходит, бурчит на ходу).

                КАРТИНА ПЯТАЯ
Утро следующего дня. Кабинет Николая Сергеевича. Нина моет пол. Входит Николай Сергеевич с чемоданом.
НИНА.   А почему вы с чемоданом, Николай Сергеевич?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  Это ваш чемодан, Нина Сергеевна.
НИНА.   Ну да, мой.  Здравствуйте!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    И вам не болеть. Надо же было как-то оправдать моё посещение вашей квартиры.
НИНА.   Моей квартиры? Что вы сказали дочери?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ничего особенного, что вы ночуете на вокзале.
НИНА.   Зачем вы это сделали?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Так получилось.
НИНА.   И что вы собираетесь делать с этим чемоданом?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Отнесу его в лаборантскую, вы можете там жить в качестве медперсонала.
НИНА.   Спасибо.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Не за что. И перестаньте врать!
НИНА.   Несомненно.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Зачем вы соврали мне про дочь?
Нина молчит.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Зачем, я вас спрашиваю!
НИНА.   Я не соврала, Оксана - моя приёмная дочь.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Дочь? Но она зовет вас тётей! Понятно, что в конце концов она выставит вас на улицу. Гены, знаете ли!
Нина молчит.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Кстати, вам просили передать, что закончились стиральный порошок и сахар.
НИНА.   Спасибо.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Это плоды вашего дурацкого воспитания. Я не удивлюсь, что и ваш сын, наверняка, впутался в какую-нибудь историю.
НИНА.   Мой сын погиб, спасая людей. Простите, я должна идти к детям.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нина, простите Бога ради, я что-то не то сказал.
НИНА.   Бог простит (выходит).
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ааа!.. (подходит к шкафу, достает бутылку, наливает стакан, выпивает залпом). Ну вот, обидел хорошего человека. Зачем, спрашивается? Всё равно мы все катимся в тар-та-ра-ры, туда нам и дорога. Ах, Антон Палыч, Антон Палыч…
ГОЛОС ГАЛИНЫ ПЕТРОВНЫ.  Николай Сергеевич! Вы собираетесь делать обход?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Собираюсь.
                КАРТИНА ШЕСТАЯ               
Вечер того же дня. Кабинет Николая Сергеевича. На столе стоит бутылка водки, Николай Сергеевич сидит за столом, выпивает.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ах, Антон Палыч, Антон Палыч…
Входит Нина.
НИНА.   И что это вы пьёте… без закуски?
Нина выходит и возвращается с тарелкой.
НИНА.   Вот. Закусывайте.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Ммм… картошечка. Как это вы её так вкусно?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   У меня друг в Германии живет, каждый год приезжает, говорит, такой картошки и огурцов у них нет. Зовёт к себе – «будешь работать в клинике, будешь практиковать, ты же хирург!»
НИНА.   А вы - хирург?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нейрохирург. Вот  (показывает на фото).
Нина разглядывает фотографии и дипломы на стене.
НИНА.   Ничего себе! Вы, должно быть, очень хороший хирург.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Есть, конечно, только... я уже не практикую.
НИНА.    Понятно.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ничего вам не понятно, Ниночка. Давайте-ка лучше выпьем.
НИНА.   А, давайте!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Вы же педагог.
Николай Сергеевич наливает Нине в рюмку.
НИНА.    Ну и что? А вы знаете, кто такой педагог?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Как-то не интересовался.
НИНА.   Так звали раба в Древней Греции, часто самого не приспособленного к физическому труду, который сопровождал ребёнка в школу.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   За педагогов!
Выпивают.
НИНА.   Почему вы не поехали в Германию?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Поздно.  Там надо подтверждать квалификацию, а потом, у меня дочь в Канаде, внук, логичнее было бы поехать к ним.
НИНА.   И что же?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Клиника. А потом, знаете ли, я здесь родился.
Молчание.
НИНА.   Ну и что вы не наливаете? Пригласили, а сами…
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Прошу прощения (наливает). Выпьем что ли, где же кружка…
НИНА.   Сердцу будет веселей.
Нина и Николай Сергеевич выпивают.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Я ведь здесь родился. Вот за этим углом наш дом. Бегал по этим улочкам. Мои родители первыми купили телевизор, «Зенит»- я был тогда очень горд. Вся улица ходила к нам смотреть «кино». Все про всех знали, в общем, жили довольно-таки дружно.
НИНА.  А я родилась в Звенигороде. Там какое-то время жил Чехов. Сохранилась больница, где он работал и пень от липы, под которой он любил отдыхать. В центре города ему поставили памятник на Московской улице – сидит Антон Павлович на скамеечке с Каштанкой.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Вот за него и выпьем.
Николай Сергеевич и Нина выпивают.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нина… Нина, я счастлив, что встретил вас в этой вашей будке. Вы удивительная женщина!
НИНА.   Закусывайте, Николай Сергеевич!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Не волнуйтесь, Ниночка! Я старый вояка. А почему мы до сих пор на «вы»? Нина, прекратите мне «выкать», мы же почти коллеги.
НИНА.   Кстати, можете меня поздравить (достаёт из сумки книжку). Вот, вышла моя книга.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  – Да? Поздравляю! Ну-ка (берёт в руки книжку, пролистывает). «Любовь – как педагогический принцип». Похвально. За это надо выпить (наливает). За ваши педагогические принципы! (выпивает) Кстати, каковы они, ваши педагогические принципы?
НИНА.   Вот видите, вы сами «выкаете», Николай Сергеевич. Принципы у меня совершенно простые. За годы преподавания я изучала разные методики и, в конце концов, остановилась на одной - безусловная любовь к детям. Потому что на сто первый или тысяча первый, или на сто тысячный раз попадётся такой ребенок, где не сработает ни одна методика, и только сила любви способна пробить дорожку в нейронном сплетении и найти тот единственный путь, который приведет к осознанию. Возможно, это и есть правило жизни, как творчества, так и созидания - безусловная любовь. И потом, ребёнок учится на своих собственных ошибках, через свои синяки. И пусть лучше он набьет «синяки», когда я буду рядом, чем это произойдет без меня и это будет намного больнее.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    То есть, по-вашему, любите ребёнка и вся методика. Но опять же – синяки пусть набивает сам, а вы на него будете в это время смотреть. Хороши же ваши методы воспитания!
НИНА.   Уж какие есть. Вы вот тоже, Николай Сергеевич, ведёте себя, как ребёнок, причём эгоистичный ребёнок. Обожглись раз и голову в песок.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Не надо меня спасать! Занимайтесь своей работой! Я не нуждаюсь в воспитании.
НИНА.   Николай Сергеевич!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Что-то мы с вами подзадержались. Спокойной ночи, Нина Сергеевна!
НИНА.   Спокойной ночи. Николай Сергеевич, тогда, при первой встрече, вы звонили дочери в Канаду?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Да. Видите ли – разница во времени. У них вечер, а у нас уже ночь.
НИНА.   Давно их не видели?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Отдыхайте, Нина Сергеевна. Спокойной ночи.
Николай Сергеевич уходит. Нина убирает со стола.

                КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Утро следующего дня. Кабинет Николая Сергеевича. Нина моет пол. Входит Галина Петровна, у неё недовольный вид.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Что вы себе позволяете?!
НИНА.   Доброе утро, Галина Петровна.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Не прикидывайтесь святошей. Я в курсе ваших вчерашних, так сказать, посиделок.
НИНА.   Я не чувствую себя в чём-либо виноватой.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Не чувствуете? А распивать спиртное на работе? Тем более, что вы работаете с детьми! И вообще, хорошо бы помнить, кто он и кто вы!
НИНА.   Хорошо, я постараюсь.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Вот-вот.  Вы что, надеетесь завести служебный роман? Этого никогда не будет!
Нина молчит. Галина Петровна окидывает Нину недобрым взглядом и выходит. Заходит Николай Сергеевич.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Здравствуйте, Ниночка.
НИНА.     Здравствуйте, Николай Сергеевич.
Молчание.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Нина, я что-то не то вчера сказал?
НИНА.     Нет. Вечер был чудесный.
Нина заканчивает уборку и собирается уходить.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Послушайте, Нина! Нина Сергеевна. Мне не понятно, вы же – педагог, и я так понимаю, что хороший педагог, автор методики. Я не понимаю, что вы делаете здесь.
НИНА.   Работаю.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Работаете? Выносите судно.
НИНА.   Выносить судно тоже надо кому-то.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Для этого не надо заканчивать университет!
НИНА.  Может быть и надо, кто знает, не каждый человек способен на сострадание.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Да, но вы же известный педагог. Я просмотрел вашу брошюру, там о вас написано.
НИНА.   И прекрасно, что просмотрели.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Что с вами случилось?
НИНА.    Невралгия, я не могла говорить довольно продолжительное время. Сами понимаете, молчащий педагог – это уже не педагог. Потом, другие обстоятельства жизни.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   А почему вы не оформили инвалидность?
НИНА.   Скажите, профнепригодность. За это инвалидность не дают.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ошибаетесь, дают.
НИНА.   Да, я в курсе. Только у нас с этим всё почему-то сложно. Вы знаете, я как-то встретила в поликлинике безногого человека, который ходил туда каждые два года, чтобы подтвердить инвалидность.  И мне как-то, знаете ли, расхотелось.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ну да, пожалуй, вы правы. Законы у нас далеко не совершенны, но сейчас всё меняется.
НИНА.    И вы уверенны, что к лучшему?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Не уверен, но знаете ли…
НИНА.   Простите, мне надо идти.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нина, как там Миша?
НИНА.   Ничего. Очень расстроился, что мама уехала. Он жалуется на головокружение и головные боли.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Пожалуйста, будьте с ним внимательнее.
НИНА.   Хорошо. Он замечательный мальчик. Я пойду.
Николай Сергеевич кивает головой, он озабочен. Входит Галина Петровна.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Вот рентгенограмма Миши.
Николай Сергеевич разглядывает снимок.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Значит, всё-таки опухоль в голове. Галя, как ты думаешь, можно ли его сейчас перевозить?
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.  Николай Сергеевич, это вы знаете лучше меня - не желательно. Неизвестно что может спровоцировать рост.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Придётся оперировать на месте.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Да.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Родители Миши подписали договор?
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.    Нет.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Собираются везти в Германию.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.    Что ты решил?
Николай Сергеевич молчит.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Пойдёмте на обход, Галина Петровна.
Николай Сергеевич и Галина Петровна выходят.
               
                КАРТИНА ВОСЬМАЯ
Прошло три дня. Кабинет Николая Сергеевича. Николай Сергеевич сидит за столом, он чем-то озабочен. Входит Нина.
НИНА.   Вызывали, Николай Сергеевич?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Да, Нина, проходите.
Нина проходит в кабинет, но остаётся стоять.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нина Сергеевна, объясните мне пожалуйста, какие методы вы используете в работе с детьми.
НИНА.   Обыкновенные, Николай Сергеевич: обучающие, развивающие, воспитательные.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Мне не нужны общие фразы! На вас постоянно поступают жалобы, что вы некорректно ведёте себя с детьми.
НИНА.   А можно точнее.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Пожалуйста, вот: (читает) санитарка Ковалёва Н.С. во время рабочего дня катается в кресле, слушая музыку в наушниках, и распевает песни на всё отделение. Это что?
НИНА.   Педагогический эксперимент.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Да? А вы в курсе, что здесь больница, а не экспериментальная школа?
Нина молчит.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Послушайте, Нина…Сергеевна. Я спокойно жил и работал, пока не встретил вас в этом вашем банке. А теперь вы всё время лезете в больничный процесс. Таким образом, видимо, вы пытаетесь самоутвердиться, вернуть былую известность. Так, вернитесь пожалуйста на своё поприще, а не лезьте в мои дела!
НИНА.   Я не лезу в ваши дела!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Вот именно, что лезете! Вы будоражите больных!
НИНА.   Но больница – это не морг!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Интересный у вас юмор.
НИНА.   Учусь у вас.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Вы - эгоистка! Вот, полюбуйтесь – это всё докладные на вашу бурную деятельность в стенах моей клиники.
Нина молчит.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Мне доложили, что в десятой палате вы поёте колыбельные песни. Это ещё зачем? Кто вам позволил петь в больнице?
НИНА.   Я хотела…
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    И перестаньте со мной пререкаться!
НИНА.   Я не пререкаюсь.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   А сейчас, вы что делаете?  Я вас прошу – занимайтесь только своими прямыми обязанностями!
НИНА.   Хорошо. Но позвольте мне с Мишей продолжить …
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Не надо! Чего вы добиваетесь?
НИНА.   Чтобы в нём проснулось желание жить.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   И вы думаете, что если вы будете раскатывать у него по палате и горланить песни, он захочет подняться? Вы очень наивны, Нина Сергеевна. Оставьте докторам решать эту проблему.
НИНА.   Но он чувствует себя брошенным и никому не нужным. У него нет желания даже играть! А вставать он уже может, костыли привезли три дня назад.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Причём здесь костыли? Мальчик болен. И болен очень серьёзно, ему нужна операция. И все ваши придумки – это просто глупость и дилетантство.
НИНА.   Я с этим не согласна. Жажда жизни, вера в лучшее - важный фактор…
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    А я у вас согласия не спрашиваю, Нина Сергеевна. Я вам приказываю не тревожить ребёнка! Сегодня прилетают его родители, и будет понятно, где его будут оперировать. Идите.
НИНА.    Что с ним?
Николай Сергеевич молчит.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Если докладные на вас поступят вновь, я вынужден буду отстранить вас от работы.
Нина уходит. Николай Сергеевич нервно прохаживается по кабинету. Подходит к столу, берёт в руки снимки, внимательно рассматривает их, лицо его становится хмурым. Он нажимает на звонок. Входит Галина Петровна.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Галина Петровна, подготовьте все документы для родителей Миши. Мы должны быть готовы в экстренном случае провести операцию. Объясните им, что оперировать необходимо на месте, а повторное хирургическое вмешательство вполне возможно, и сделать они его могут где угодно. Но если в результате роста опухоли будут повреждены нервные ткани Центральной Нервной Системы – это необратимо. Мальчик может стать инвалидом. А если опухоль сдавит артерию, он может впасть в кому и тогда он будет нетранспортабельным. Пожалуйста, постарайтесь им объяснить это убедительно.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.  Хорошо. Но мне кажется, вы, как заведующий отделением, сделаете это более убедительно.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Галя, я за себя не ручаюсь. Мне кажется, я придушу эту  мамашу за её …  я не знаю, как это назвать, тупость и недоверие.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Коля, успокойся. Хорошо, я поговорю с ней.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Да. И не трогайте вы Нину Сергеевну, Миша действительно с ней как-то повеселел.
Галина Петровна молча выходит.
               
               


                ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
                КАРТИНА ПЕРВАЯ
Два дня спустя. Квартира Нины. Оксана сидит с планшетом на кровати. Нина собирает в сумку вещи.
ОКСАНА.  И ты промолчала?! Я пойду этой сучке все волосы выдеру!
НИНА.   Не смей! Слышишь! Она права. Меня брали с испытательным сроком на месяц. Соответствующего образования у меня нет.
ОКСАНА.  Господи! И откуда ты взялась на мою голову? Что ты теперь собираешься делать?
НИНА.   Пойду в церковно-приходскую школу, уже договорилась. У них и гостиница есть.
ОКСАНА.  Вот-вот. Монастырь по тебе плачет, святая простота.
НИНА. (достаёт бумаги) Вот документы на квартиру, а это – дарственная, один экземпляр тебе, другой у нотариуса.
Оксана разглядывает документы.
ОКСАНА.   Ты мне даришь квартиру? А как же сама?
НИНА.    Мне зачем? Ребёночек появится, позовёте – буду нянчить. ОКСАНА.   Ну, ты даёшь! Я же это так просто сказала, про квартиру, не специально, само вырвалось. Я же не затем, чтобы ты мне всё отдала.
НИНА.   Да я не поэтому. Просто мне и правда не надо. Был бы Антоша жив, всё было бы по-другому.
Оксана подходит к Нине, обнимает её и так они молча стоят.
НИНА.   Всё, пошла. Вы с Артёмом помирились?
ОКСАНА.  Угу.
НИНА.  Деньги у тебя есть?
ОКСАНА.  Угу.
НИНА.   Пироги доедайте.
ОКСАНА.  Хорошо.
НИНА.   Ну, я пошла.
ОКСАНА.   Угу. Спасибо.
Нина уходит.
                КАРТИНА ВТОРАЯ
Дверь в квартиру Нины. У двери Николай Сергеевич, он топчется в нерешительности, но потом всё же нажимает на звонок. Дверь приоткрывается, из неё выглядывает Оксана.
ОКСАНА.  Если вы к Нине Сергеевне, то её нет дома. Ещё успеете догнать.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Позвольте узнать, когда она будет?
ОКСАНА.  Я не знаю. Нина - самостоятельная женщина.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   А где она может быть? Она нужна нам в больнице.
ОКСАНА.  Не знаю. Она часто уезжает на какие-то экскурсии или может быть у подруги.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Адрес подруги?
ОКСАНА.  Я не знаю.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Понятно. А телефон?
ОКСАНА.  У неё нет телефона.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Да? Как странно, что нет телефона.
ОКСАНА.  Она долго болела, не могла говорить, а потом тот телефон… она не могла его видеть.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Телефон?
ОКСАНА.  Да. Ей позвонили, когда Антон умер, её сын, и с тех пор она каждый раз вздрагивала, когда звонил телефон. Мне кажется, она его просто кому-то отдала или выбросила.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Как же вы общаетесь?
ОКСАНА.  Она оставляет записки, когда уходит.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   И часто она уходит?
ОКСАНА.  Ну да. Практически на все выходные.
Оба молчат.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   А я, собственно, к вам.
ОКСАНА.  Чего ради? Или это входит в ваши должностные обязанности?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Я никому ничего не должен, тем более вам. И почему вы разговариваете со мной в таком тоне? Кто вас воспитывал?
ОКСАНА.  Папа Карло.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Но Нина Сергеевна, она же вас удочерила, официально вы – её дочь.
ОКСАНА.  Нина Сергеевна – не-до-тё-па. Она в жизни сама не может устроиться, а ещё других учит.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Но она ваша мать! И да будет вам известно, милая девушка, что в жизни не устраиваются! В жизни человек пытается остаться человеком, несмотря ни на какие обстоятельства. Человечность – вот главная цель существования человека.
ОКСАНА.   И в чём же заключается эта ваша человечность? Состряпать ребёнка и бросить? Сыта я по горло вашей человечностью! Жрать, спать и развлекаться – вот вся ваша человечность. А ещё нервы друг другу мотать. Вы чего от Нины хотите? Молчите? Сами не знаете. А она, между прочим, вас любит. Вам, видимо, это доставляет удовольствие, тешит ваше самолюбие, а она страдает! И где же ваша человечность? А! Где? Ауууу! Пусть женщина уйдёт в монастырь. Ой, как приятно сознавать, что всё ради вас!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Неправда!
ОКСАНА.  Правда! Только сознаваться в этом никому не хочется.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   А вы – эгоистка и думаете только о себе!
ОКСАНА.   А о ком же мне ещё думать? Может быть о вас?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Если она и уйдёт в монастырь, то не из-за меня, а скорее от вас. Она и так живёт чуть ли не на улице.
ОКСАНА.  А я её не выгоняю!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   А что вы делаете?
ОКСАНА.   Между прочим, мне от государства положена квартира, а ей, видите ли, приспичило меня удочерить. Я её просила? Была бы хоть состоятельная женщина, а то училка, а всё туда же.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Послушайте! Как вам не стыдно!
ОКСАНА.   Не стыдно! Не можешь содержать ребёнка, не бери! Вот я детей заводить не собираюсь! Нечего нищету плодить.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Послушайте, Оксана! Нина вас любит. Ради вас она готова на всё, а вы…
Оксана молчит.
ОКСАНА.  Пива хотите?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Хочу.
ОКСАНА.  Заходите. Может она и придёт, я не знаю.
Николай Сергеевич проходит в комнату. Оксана идёт на кухню, приносит две бутылки пива, одну протягивает Николаю Сергеевичу. 
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Оксана, а что случилось с её сыном?
ОКСАНА.   После выпуска из школы Антон с друзьями подали документы и решили это дело отметить. Поехали на озеро. Собрались уже к вечеру, неожиданно. Меня из интерната не отпустили.  Друг его, Юрка выпросил у отца машину. Антон без меня не хотел ехать, но они за ним всё равно заехали. Что же вы не пьете, Николай Сергеевич?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Если вам тяжело, Оксана, тогда не рассказывайте.
ОКСАНА.   Ничего. Я расскажу. Мать его тоже не хотела отпускать, но видно судьба. И они поехали впятером. Уже перед самым озером, в них врезалась Мазда. Жигулёнок, на котором они ехали, улетел в кювет. Все вроде живы, Юрка только ногу сломал и у его девчонки рука сломана. Антон сидел в середине на заднем сидении, у него даже царапины не было в отличие от других. И он давай помогать из машины ребят вытаскивать. А потом, когда Скорая приехала, и сломанных забрали, он сел у дерева и умер.                Оказалось, разрыв внутренностей. Потом был суд. За рулём Мазды оказался сынок одного начальника, тоже поехали после выпускного отдыхать. Их адвокат доказал, что смерть Антона произошла не в результате ДТП. Нина Сергеевна тогда встала прямо в зале суда и вышла. И замолчала. Никто не мог добиться от неё ни слова.
Оба сидят молча. Потом Оксана приносит ещё пива.
ОКСАНА.  И чего вы скисли? Пятница же! Гуляем!
Оксана включает музыку и начинает танцевать.

                КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Утро следующего дня. Квартира Нины. Беспорядок. На кровати спят Оксана и Николай Сергеевич. Тихо, чтобы не разбудить их, входит Нина и сразу проходит на кухню. Оксана приподымает голову и через некоторое время встаёт с постели.
НИНА. (выглядывая из кухни)   Оксана, ты спи, я ненадолго. Сейчас кое-что возьму и поеду.
ОКСАНА.  Выходной. Сидела бы дома.
НИНА.   Да нет, я пойду, ещё Артём проснётся.
ОКСАНА.   Это не Артём.
НИНА.    Как не Артём? Вы что опять поссорились? А это кто?
ОКСАНА.   Да это твой из больницы.
НИНА.   Кто из больницы? (присматривается к спящему Николаю Сергеевичу) Оксана, что он здесь делает?
ОКСАНА.   Ты что, не видишь? Спит.
НИНА.    Оксана…
ОКСАНА.   Что?
НИНА.   Как ты могла!
ОКСАНА.   Да ладно, дыши ровнее. Я бы на твоём месте сейчас разделась и к нему.
НИНА.   Как это?
ОКСАНА.   Обыкновенно – легла и ноги раздвинула.
НИНА.   Ты что? Что ты говоришь! Дрянь. Уйди с моих глаз!
ОКСАНА.    Уже ухожу, я бы на твоём месте не раздумывала. Как была недотёпой, так и осталась. Одного мужика у тебя увели и этот уйдёт.
НИНА.   Замолчи!
Оксана одевается и уходит. Нина садится на край кровати, закрывает лицо руками. Николай Сергеевич поворачивается и приподнимает голову с подушки. Замечает Нину.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   И вы здесь?
НИНА.   Куда ж мне деться - это мой дом.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Я с вашего разрешения встану.
НИНА.   Да делайте вы что хотите.
Нина встаёт и идёт на кухню.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нина Сергеевна, вы не видели мои штаны?
Нина выкидывает из кухни его штаны.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Благодарствую (одевается). Ниночка, а нельзя ли водички попросить?                Нина выходит из кухни со стаканом воды, подходит к Николаю Сергеевичу и выливает воду ему на голову. Затем возвращается на кухню. Николай Сергеевич молча стряхивает с себя воду.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ну и дочка у вас…
НИНА.   Не смейте так называть мою дочь! Вы сами, старый развратник, затащили её в постель. Вон из моего дома! И чтобы больше я вас здесь никогда не видела!                НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Я затащил её в постель? Да уж…   
НИНА.   Забирайте свои монатки и катитесь отсюда!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    В богатстве языка вам не откажешь.
НИНА.   Вон, я сказала, из моего дома!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Пожалуйста! (как-то обмякает, хватается за сердце)
НИНА.   Николай Сергеевич, что с вами? (подбегает к нему)
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   В правом кармане…
Нина быстро достаёт из кармана валидол. Усаживает его на кровать.
НИНА.   Простите. Бога ради простите. Николай Сергеевич!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Схватило что-то.
НИНА.    Садитесь… Может вам лучше полежать? Ложитесь прямо так.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Полежал уже. Только что вы на меня кричали и выставляли за дверь.
НИНА.   Я погорячилась. Простите. Но вы же сами…  Ну как, лучше?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Лучше. Нина, давайте поговорим спокойно. Я вообще-то пришёл к вам. Мы готовим Мишу к операции. Перевозить его опасно, он может впасть в кому в любую минуту и последствия этого могут быть очень серьёзными.
НИНА.   Миша…  А почему вы здесь? Почему вы здесь?!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Я пришёл за вами.
НИНА.   За мной? И улеглись в постель с моей дочерью? Да вы что! Вы в своём уме? Ребёнок может там…  Нет, я ничего не понимаю. Вы пьяны!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нет, я уже трезв. Нина, послушайте… Дайте уже воды!
Нина быстро выбегает и приносит воды. Николай Сергеевич выпивает стакан залпом и продолжает разговор.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  Родители договорились об операции в Германии. С нами они договор не подписали. Но состояние ухудшилось, мы сообщили родителям.
НИНА.   Они что, не понимают, как это серьёзно?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Они рассчитывают на то, что время ещё есть, а его уже нет.
НИНА.   Но вы же им сказали.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Да. Но видимо это их не убедило. Миша с ними разговаривал по телефону, ест, пьёт и им кажется, что он в стойкой ремиссии.  Мы стараемся делать всё, чтобы не спровоцировать рост опухоли, но … Нина, возможно, что операцию придётся делать в экстренном порядке. Вы мне нужны. И Миша вам доверяет. Когда вы ушли, он перестал со мной разговаривать.
НИНА.   Вы что, хотите делать операцию без согласия родителей?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Не хочу! Но, возможно, придётся.
НИНА.   Это подсудное дело.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   В случае летального исхода – да, и то вину ещё надо будет доказать. Да это и не важно. Если есть хоть какая-то надежда, я обязан ею воспользоваться.
НИНА.   Но вы же сами сказали, что опухоль обнаружили поздно.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Это не повод отказываться от операции.
НИНА.  Николай Сергеевич, но от меня же ничего не зависит. Потом, я не могу. Мой сын, Антоша… Я не могу, поймите, не могу. Если что-то случится с Мишей, я этого не перенесу.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Простите. Простите, Ниночка. Я не подумал. Вам удавалось как-то его оживить. То есть, он, общаясь с вами, оживал, проявлял интерес. Ваш уход его огорчил. Родители опять улетели заграницу, у отца бизнес. Мать просто боится оставаться с ним наедине, старается найти предлог, чтобы уехать.
НИНА.   Бедный мальчик.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нина, вы ему нужны.
НИНА.   А если я не смогу?
Николай Сергеевич молчит, затем встаёт, одевается, чтобы уйти.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Простите, Нина Сергеевна. Я пойду, а вы подумайте спокойно. Я вас буду ждать, Миша тоже. Нина, нам нужна ваша вера.  Я не могу этого объяснить, когда вы рядом, я почему-то уверен, что всё будет хорошо. До свидания.
Николай Сергеевич уходит. Нина сидит молча.
               

                КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Квартира Нины. Она одна в комнате, сидит какое-то время молча.
НИНА.    Антоша. Антоша, сыночек мой, что же делать? (она говорит так, как- будто Антон находится в комнате) Антоша? Антошенька, как ты возмужал, а я и не замечала, что у тебя борода растёт. Мальчик мой, ты совсем уже взрослый. Как ты? Ты знаешь, вчера я видела Юру, такой весёлый и так легко идёт. Увидел меня, обнял, «спасибо, - говорит, - вам за Антона. Он был настоящий». И у самого слёзы на глазах. Ох, Антошенька! Если бы ты был жив, как бы мы с тобой сейчас хорошо жили.
А на Оксану не сердись. Она тебя любила, правда. Очень любила. Только она живая такая, и жизнь вокруг неё кипит, а я как-будто умерла вместе с тобой. Ничего мне в этой жизни уже не надо. Внуков хотела нянчить. Если б от тебя Оксана родить успела, так я бы теперь этим и жила, а так…
Антоша, ты сюда больше не приходи. Пусть ей спокойно живётся, молодая она, ей жить хочется. А я в монастырь уйду, буду за тебя Бога молить. Ты туда лучше приходи. Там школа при храме есть, с детьми буду заниматься, да и так руки нужны. Вот только Мише операцию Николай Сергеевич сделает и поеду. Миша - милый мальчик, ты бы с ним подружился. А Николай Сергеевич хороший врач, отличный хирург, он всё сделает как надо. Что-то устала я, Антошенька. Я полежу…
Нина кладёт голову на подушку и замолкает.
В квартиру заходит Оксана, раздевается, проходит на кухню, включает телевизор. Через некоторое время заходит в комнату с бутербродом в руке, достаёт планшет, садится на кровать, ест и играет.
ОКСАНА.   Нин, ну и как у вас с Николаем Сергеевичем?
Нина молчит. Оксана внимательно всматривается в её лицо.
ОКСАНА.    Нина! Мам, ты чего? Мам! (начинает трясти Нину за плечи)
Нина открывает глаза.
НИНА.   А, это ты. Что случилось?
ОКСАНА.    Уф! Ну, ты меня напугала. Ты чего это лежишь и не шевелишься?
НИНА.   Кажется, я уснула. Во сне Антошу видела - такой красивый, вид довольный, борода начала расти.
ОКСАНА.   Мам, ты больше так не делай. Я уж подумала, что ты не живая.
НИНА.   Испугалась?
ОКСАНА.   Испугалась. Ты что, подумала, что я с твоим Николаем Сергеевичем спала?
Нина молчит.
ОКСАНА.    Дура ты! Да он, как овощ свалился. И с чего его так развезло? Пива попили… разлил еще банку себе на брюки. Ну ты даешь! Легла бы к нему, пусть потом доказывал, что ничего не было. Может, стали бы жить дальше.
НИНА.   Всё. Больше не вспоминаем. Хочешь, сделаю запеканку? Ты же любишь.
ОКСАНА.   Да делай что хочешь.
НИНА.   Оксана, Артём такой добрый. Что ты опять с ним?
ОКСАНА.   Да размазня он.
НИНА.    Молодой ещё.
ОКСАНА.   А я что, старая?
НИНА.   Ну, зачем ты передёргиваешь? Зато человек хороший. Я бы спокойна за тебя была.
ОКСАНА.    Да ладно. Придёт он, куда денется. Я там курицу достала, хочешь, я сама её приготовлю?
НИНА.   Хочу.
ОКСАНА.  Кстати, по телику фильм твой любимый идёт.
Оксана уходит на кухню, слышно, как она там хозяйничает. Нина ещё какое-то время сидит на кровати, затем встаёт и идёт на кухню.
               
                ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
                КАРТИНА ПЕРВАЯ
Кабинет Николая Сергеевича. Середина дня. Николай Сергеевич устало сидит за столом, но вид у него вполне довольный. За дверью слышится какой-то шум, в кабинет врывается Оксана, в одной руке у неё чемодан Нины Сергеевны, другой она тащит за собой какую-то женщину по виду бомжиху. За ней в кабинет вбегает Галина Петровна, она пытается задержать Оксану.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Охрана! Где же охрана? Николай Сергеевич, совершенно сумасшедшая девица, сбила с ног охранника, прорвалась в отделение! Ужас какой-то! Я сейчас полицию вызову.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Галина Петровна, оставьте её. Это моя знакомая, она сейчас уйдёт.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.  Знакомая? Вот эта? Ну, знаете ли… (уходит).
ОКСАНА.    Куда вы дели мою маму?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Вашу маму? Вашу маму я знать не знаю! А если вы имеете в виду Нину Сергеевну, то она ещё совсем недавно была в операционной и возможно, что находится где-то здесь. И это не повод врываться ко мне в кабинет!                ОКСАНА.   Вот, посмотрите! (открывает чемодан, там лежат вещи Нины) Вот эта бомжиха примеривалась к её вещам.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   И что?
ОКСАНА.   Как что! А вдруг её ограбили или того хуже.
БОМЖИХА.  Не знаю я ничего! Не видела.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Погодите, Оксана. Я ничего не понимаю. Давайте всё по порядку.
ОКСАНА.   Нина сказала, что договорилась о работе в монастырской школе. Сказала, что будет жить там. Утром ушла. А я иду домой и вижу, какая-то бомжиха в её кофте стоит и роется в мамином чемодане.
БОМЖИХА.  Товарищ доктор, я ей культурно объясняю: не знаю и не видела ничего.  Я тоже мать. У меня вот дочь, такая, вот как она, наверное.  И чё орать? Орать-то чё? Если померла, уж не вернешь, царствие ей небесное.
ОКСАНА.   Заткнись, тётка! Убью!
БОМЖИХА.   Товарищ доктор!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Стоп. Оксана, чемодан могли действительно украсть. Но Нина только что была в клинике (звонит в звонок). Галина Петровна!
 ГАЛИНА ПЕТРОВНА.    Да.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Галина Петровна, будьте любезны, найдите Нину Сергеевну и попросите её зайти ко мне.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.  Кошмар какой-то!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Оксана, успокойтесь, сядьте, и вы тоже. ОКСАНА.  (передразнивает Г.П.). Зануда.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Галина Петровна найдёт сейчас Нину Сергеевну, и всё прояснится.
Входит Галина Петровна.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Нина Сергеевна ушла сразу же после операции. Надеюсь, вопрос исчерпан. Дорогуша, покиньте помещение.
ОКСАНА.  Я вам не дорогуша! Это ты что ли мою мать подсидела? Стерва!
Оксана пытается схватить Галину Петровну за волосы.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.  Успокойте свою знакомую, Николай Сергеевич!  Где вы её подобрали!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Это дочь Нины Сергеевны.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Хороша у Нины Сергеевны дочка!
ОКСАНА.   Стерва! Зануда! Сука! (вцепляется в волосы Г.П.)
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Оксана, прекратите сейчас же!
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Я сейчас полицию вызову!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Она уже уходит, Галина Петровна.
ОКСАНА.    Беги, вызывай! Стерва. А вы - тряпка, вот вы кто! Правильно Нина сделала, что от вас ушла.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Вы о чём? Идите лучше в полицию со своим чемоданом.
Оксана берёт чемодан и идёт к двери, бомжиха за ней.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  Постойте, Оксана. Пойдёмте вместе. Давайте не будем накручивать ситуацию. Может быть, она его забыла или не захотела нести, тяжёлый всё-таки.
ОКСАНА.    А может быть ей плохо стало, и её на Скорой увезли?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.    Вот и выясним. Галина Петровна, не сочтите за труд, позвоните в «Скорую».  И попросите, чтобы обзвонили больницы. О результатах сообщите мне.
Все уходят.               
                КАРТИНА ВТОРАЯ
Кабинет Николая Сергеевича. В кабинет входит Нина, она в белом халате, с пакетом и лейкой в руках, поливает цветы, затем собирается уходить. Входит Галина Петровна.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.    А вот и мамаша пожаловала! Вся семейка в сборе.
НИНА.    Что случилось, Галина Петровна?
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.    Ваша дочь устроила тут погром!
НИНА.   О чём вы говорите?
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.    Ворвалась с каким-то чемоданом, сбила с ног охранника, нашумела здесь, меня оскорбляла по всякому, а теперь и Николая Сергеевича увела. Тюрьма по ней плачет.
НИНА.    Выбирайте выражения, Галина Петровна! Это моя дочь и я не позволю так говорить о ней.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.  Воспитывать надо было дочь! Других воспитываешь, а у самой дочь – халда!
НИНА.    Что вы такое говорите! Как у вас только язык повернулся такое сказать! Ну, правильно, где же вам понять.
Галина Петровна вдруг становится похожа на раненную птицу и замолкает. Обе сидят молча.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Что ты думаешь, мне ребёнка не хотелось? Да я, может быть, всю жизнь мечтала ребёночка понянчить, грудью его покормить. Откуда тебе знать? Нарожаете, потом орёте на своих детей, учите-мучите, гордитесь, а кто и бросает. Потом эти дети, как трава растут. А кому-то надо детей – а Бог не даёт. Почему так?
НИНА.    Галя, ну что ты. Прости ты меня дуру.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.    Ничего. Дочь, похоже, тебя потеряла. Чемодан какой-то притащила. Я ничего не поняла.
НИНА.   Да я вещи к мусорке отнесла, чтоб не мешались. Квартира-то маленькая после размена. А мне в монастыре – зачем? Кому надо – пусть донашивает.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Дочь надо было предупредить, а то она тут чуть больницу не разнесла. На тебя что-то она совсем не похожа, ни внешне, ни характером.
НИНА.   Она приёмная.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   А своих нет что ли?
НИНА.   Мальчик погиб, уже как шесть лет.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.  От чего?
НИНА.   Авария. Несовместимые с жизнью раны.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Прости (обнимает Нину), прости Бога ради.
НИНА.    Ничего. Я вот Мише подарок принесла. Как он?
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Да вроде нормально. Спит. Операция прошла благополучно. Родители приехали, мать сидит, плачет. Жалко её.
НИНА.    Я верю, всё обойдётся. Николай Сергеевич такой хороший врач.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Кому ты говоришь! Я рядом с ним тридцать лет.
НИНА.   Счастливая.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.    Да уж, счастливая. Так вся жизнь и прошла. Его жена была моей лучшей подругой, умерла у него на операционном столе.
НИНА.   А разве своих можно оперировать?
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.    Нет. Но он попросился вторым хирургом, в порядке исключения ему разрешили. Случай был очень тяжёлый.
НИНА.   Какое горе.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.    Да.
Сидят молча.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.    Он её очень любил. А я так, товарищ по работе.
НИНА.   Он тебя уважает.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Вот именно, что уважает.
НИНА.   Галя, ты его любишь?
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Да кто его теперь знает, столько лет прошло. Не поймёшь уже – привычка это или любовь.
НИНА.    А я его люблю, только он этого не замечает.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Ну да, тебя не заметишь. Правильный он очень. Когда жены не стало, в нём как-будто всё умерло. Вроде есть человек, а вроде и нет. Тень. Дочь его обвинила, дура. Сама уехала, а он запил. Так с хирургов и сняли, несмотря на все заслуги. Сейчас уже, считай, не пьёт. А давай-ка мы с тобой, Нина, выпьем (подходит к шкафу, достаёт бутылку и стаканы, наливает). Давай за Мишку, чтобы жил.
Нина и Галина Сергеевна выпивают.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.  Ты на меня не обижайся. В клинике должен быть порядок.
НИНА.   Да я понимаю. Я не обижаюсь.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.  Вот и молодец. Давай ещё по маленькой. Мишка всё равно спит. Приходи лучше завтра.
НИНА.   Я уезжаю.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.  Куда это?
НИНА.   Да тут два часа на электричке.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.  Дочь-то одна остаётся?
НИНА.   Да ей одной лучше. Сошлась с одним, расписались, свадьбу играть не стали. Прожили год, он возьми да уйди к другой. У той квартира. Вот и давай она меня корить, мол, из-за тебя никакой личной жизни. Сейчас парень у неё хороший, добрый такой и руки правильные, и голова умная, только ей опять чего-то не хватает.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА. – Это всегда так. Чего-то всё время не достаёт, а помрём, столько лишнего барахла, а жизнь-то и прошла.
НИНА.    Галя, это вот Мише (передаёт пакет). И Николаю Сергеевичу передай, что…
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.   Поискала бы ты лучше другого, Нина.
НИНА.    Да нет. Никто мне не нужен.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА. – Зря ты так. Нашла бы мужика с квартирой, вышла бы замуж. И сама довольна, и дочь тоже.
НИНА.   Поздно уже.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА. Надежду нельзя терять ни при каких обстоятельствах.
НИНА.   Я и не теряю. Буду тихонько жить, молиться. Глядишь, и внуков дождусь.
ГАЛИНА ПЕТРОВНА.  Счастливая.
Галина Петровна и Нина сидят обнявшись.

                КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Улица города. Вечер. На углу - отделение банка, где стоят одни банкоматы. Николай Сергеевич и Оксана идут быстрым шагом, останавливаются.
ОКСАНА.   И где теперь её искать?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Искать, по-моему, бессмысленно. Хотя, я кажется знаю, куда она может прийти.
ОКСАНА.   Куда?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Оксана, ступайте домой, она может вернуться.
ОКСАНА.   Хорошо. Я позвонила Артёму, сейчас он подъедет, и мы с ним пройдём ещё раз вокзалы.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Ну, хорошо. На связи. Если Нина найдётся, я вам позвоню. Ступайте, Оксана. А я, пожалуй, наведаюсь в одно место.        Оксана уходит. Николай Сергеевич направляется к банкомату. Заходит внутрь, садится на подоконник, подбирает лежащую газету, устраивается поудобнее, читает и постепенно засыпает. Темнеет. Собирается дождь.    К банкомату подходит Нина, в руках у неё дорожная сумка. Прикладывает карту, чтобы войти, недовольно косится на мужчину. Вдруг она узнаёт в спящем Николая Сергеевича, подходит, садится рядом на подоконник. Какое-то время она сидит, глядя на него, улыбаясь. Он просыпается и от неожиданности роняет газету. Нина поднимает ее:
НИНА.  Да, интеллектуальный уровень бомжей заметно вырос за последнее время.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.  Нина. Это вы? Или вы мне снитесь?
НИНА.  Да, я вам приснилась в волшебном сне. Сударь, вы попали на Зеленую Планету, красивее которой нет ничего во Вселенной. Она покоится на трех китах, которые бороздят просторы Великого Океана.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Мы с вами одни?
НИНА.   Похоже «да», но я слышу голоса - где-то живут люди, они взращивают на этой планете леса и детей.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Тогда им наверняка понадобятся доктора и педагоги.
НИНА.   Я тоже так думаю.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Тогда – вперед! Нас ждут великие дела!
НИНА.   Ну, какие же это великие дела? Проза жизни.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Вы красивая женщина, Нина. Я счастлив, что встретил вас.
НИНА.   Как-то раз я уже имела счастье слышать эти слова, но человек, сказавший их, потом от этих слов отказался.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Он смалодушничал и теперь раскаивается.
НИНА.   Я рада, что он это понял. К сожалению, человек учится только на собственных ошибках.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   А пойдёмте гулять, Нина! Вы же так хотели погулять по вечернему городу.
НИНА.   Пойдёмте. Только мне надо зайти домой. Галина Петровна сказала, что Оксана меня искала.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Да, мы вас искали весь день. Ей надо позвонить, что вы нашлись.
Они выходят из отделения банка. Николай Сергеевич набирает номер по телефону.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Оксана, ты меня слышишь? Нина нашлась. Всё хорошо, не волнуйся. (заканчивает разговор) Нина, вы знаете, я сегодня так испугался, что возвозможно никогда вас не увижу.
НИНА.   Я тоже. Мне было грустно. А почему вы пришли сюда?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Вспомнил нашу первую встречу.
НИНА.   А если бы я не пришла?
Начинается тихий мелкий дождь, но они этого не замечают.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Я надеялся, что вы придёте.
Он открывает зонт, и они стоят под зонтом.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нина, послушайте, я, конечно, не подарок, но вполне ещё ничего. Да?
НИНА. (тихо смеется) Да, Николай Сергеевич. Вы - замечательный врач и при этом, очень обаятельный мужчина. Сегодня счастливый день!
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нина, останьтесь. Я буду стараться.
НИНА.   Ой, только стараться не надо. Давайте, как получится.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Хорошо.
Он обнимает её, она нежно его целует и так, обнявшись, они стоят под зонтом. У Николая Сергеевича звонит телефон, он достаёт трубку:
ГОЛОС ОКСАНЫ.   Николай Сергеевич, мама с вами?
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Да.
ГОЛОС ОКСАНЫ.   Николай Сергеевич, дайте ей трубочку, пожалуйста.
Николай Сергеевич передаёт трубку Нине.
ГОЛОС ОКСАНЫ.   Мама, ты меня слышишь?
НИНА.    Да.
ГОЛОС ОКСАНЫ.    Мама! Ты меня слышишь?
НИНА.   Слышу, Оксана.
ГОЛОС ОКСАНЫ.    Мама, не смей исчезать! Не смей, слышишь! Не смей! Мы сейчас приедем. Дай трубку Николаю Сергеевичу.
Нина отдаёт трубку Николаю Сергеевичу. Она стоит, опустив зонт, и на неё капает дождь. Закончив разговор, Николай Сергеевич подходит к Нине, берёт у неё зонт из рук.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ.   Нина, ну что же вы делаете? Вы же так промокнете.
Нина отводит его руку с зонтом.
НИНА.  – Тихо. Я прорастаю…
Идёт дождь.