1. Сны Не по Фрейду -с Уважением к Акира Куросава

СНЫ  НЕ ПО ФРЕЙДУ, НО С  УВАЖЕНИЕМ К  АКИРА  КУРОСАВА. ИЛИ - КОРИДОР  НАШЕЙ ЖИЗНИ

ЧАСТЬ I. СНЫ  ЗЕМНЫЕ И УПАВШИЕ ИЗ ПРОСТРАНСТВА. Сейчас много приходится видеть интернет-лозунгов типа: "Сон - это мир без печалей и забот!" - вот чего бы никак не сказал на своём опыте! Или - "Пожелай - навей сам себе счастливый лёгкий сон!.." Пожелать то и  навеять определёнными техниками можно, только это будет ненастоящий, а сконструированный наподобие японского мультика сон, едва ли осознанию мира способствующий. А лёгкий сон, - это сон без сновидений, потому как яркие сны тяжеловаты все, и запомненные, все потом "давят" на жизнь. Почему же именно в этом не может быть их задачи?!

 А когда хочешь лёгкого сна - просто спи и ничего не запоминай. Поэтому и рассказ этот посвящается отнюдь не любителям лёгким снов и лёгкой жизни. Ведь нередко приходится слышать: "Мне приснился такой приятный сон! Но о чём не могу вспомнить!" В противоположном варианте есть испанская поговорка «Сон разума рождает чудовищ!» — на тему чего мрачный Франсиско Гойя создал свой мрачный, но, честно говоря, не особенно страшный офорт. Но речь пойдёт и не об этом тоже: "сон разума" вполне может рождать чудовищ. Речь ниже пойдёт о других - не так сильно разумных снах.
_________________________________

Шел я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы,
Передо мною летел трамвай.

Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.

Мчался он бурей темной, крылатой,
Он заблудился в бездне времен...
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон... - Николай Гумилёв "Заблудившийся трамвай", 1919 г.
     *       *        *

Я понимаю это стихотворение Николая Гумилёва. Мне с детства тоже с какой-то неведомой "подножки" снятся цветные сюжетно лихо «закрученные» сны: "заблудившиеся в бездне времён" сны. Запоминание снов имеет свою технику: проснувшись нужно, не открывая глаз, ещё раз, как кинофильм, быстренько «прокрутить» - «забить» в дневное сознание свой сон. Иначе дневная реальность «сотрёт» материально не оформленные видения.

Помнится, современник Николая Гумилёва – хороший поэт Георгий Иванов делил свои стихи на сочинённые с применение мастерства и на сразу полностью явившиеся – упавшие к нему откуда-то из пространства. Примерно то же самое и со снами. Не вдруг и не сразу научишься определять, - какие сны сонное сознание пазлами составляется из дневных впечатлений, а какие как бы падают откуда-то, уже созданными сами по себе?!

Потом понимаешь: сны «явившиеся» и сюжетно чётче оформленнее, и красочнее, и как бы хотят, чтобы их запомнили. Они трепетно что-то хотят сказать или о чём-то напомнить… Перевод таких сонных видений крайне труден и едва-ли укладывается в логически выстроенные картинки. Но тут барьер между дневным и сонным сознаниями: тут ничего не поделаешь. Как говорится: как получается, так и перевожу.

Запоминать и записывать сны меня приохотила моя незабвенная бабушка, успевшая ещё до 1917 года отучиться в Петербургском Смольнинском институте для благородных девиц. О чём бабушка сообщила только перед смертью в 1980-х, когда такие «сны» о не слишком пролетарском прошлом стали уже не с такой актуальной остротой опасны по 58-й статье. В те миновавшие, почти призрачные ныне годы запоминания сновидений среди воспитанниц – Смолянок было в моде. Умевшие интересно рассказывать сны девочки собирали заинтересованных слушательниц-поклонниц.

«Наверное, и присочиняли юные рассказчицы немало?» - на этот вопрос бабушка только с тонкой тихой печалью улыбнулась: «Можно ли найти чётко проведённую границу между искусством и жизнью? Да и нужно ли такую границу слишком тщательно искать: не утратит ли тогда искусство очарование, а жизнь – всякую романтику?.. В последнее время мне часто снится ученье в Смольнинком: ранние в сумерках вставания, многочасовое ученье, даже удары линейкой по сгорбленной ненароком спине – всё раньше тягостное теперь наполнено светом: ведь я была подростком и ещё вся жизнь была впереди… Как сказал не помню какой по имени японский поэт:

Что было – стало сном.
Что будет – тоже сон. А настоящее – 
                одно мгновенье, неуловимое…»

Замечательный японский кинорежиссёр Акира Куросава снял фильм «Сны Акира Куросавы» (1990): разные 8 снов от идиллии и детских фантазий до ядерной войны. Даже и определения одного к этому  фильму не подберёшь: причудливый?.. странный?.. сразу обо всём?.. Сны, срежиссированные подсознательным голосом совести и ответственности за жизнь вообще?! Этим то «Сны Акира Куросавы» тотально противоположны от Фрейда теории снов, как голоса подавленного либидо (сексуальной жажды). В самом деле! Не всё же и не всегда в сознании человеческом в это либидо упирается: есть ведь и многое другое в душе человека!
_________________________________

 СОН  О  КОРИДОРЕ  И  КАЧЕЛЯХ. Многолетнее запоминание – записывание  снов позволяет сопоставлять. Один сон повторялся лет с семи: я иду по длинному коридору, устланному то ковром, до домотканной дорожкой: коридор светлый – по левую руку стена – сплошные окна, а за ними как бы кусочки жизни. За спиной было уже достаточно окон, но я их не помнила. При всех повторениях память неизменно начиналась с окна, где за весёлыми летними, немного пыльными акациями стояла на гнутом железном каркасе под пластиковой крышей скамейка – качель на железных цепях.

Такие детские низкие качели - последние монстры прошлого до сих пор ещё кое-где встречаются в городских парках. На таких можно качаться даже вшестером. Раскачивается такая качель за цепи и об спинку, а если нет желающего раскачивать, тогда - ногами об землю, поэтому под самым качельным краем ногами в земле выбита ямка… Сначала, из сна про коридор я как бы сразу выскакивала – оказывалась на качели. Потом из окна я видела на качели себя несколько издалека. Со временем качели ставилась всё дальше и дальше от окна, и вот издалека был слышен уже только детский смех и взвизги… Вернуться во сне на качели стало уже невозможно, что рождало недетскую печаль.

После, в уже сознательном возрасте я прочитал тоже о подобии во сне моего коридора - сон матери будущего декабриста – Кондратия Рылеева. Года в три маленький мальчик Кондраша заболел скарлатиной: в то время болезнь почти наверняка для детей смертельная. Врач так и сказал матери: ребёнок уже задыхается, - навряд до утра доживёт. Ничего сделать  невозможно. Но мать – всегда мать. Не желая смириться, она молилась перед образом Пресвятой девы Марии.

 От усталости перед образом же на полу молящаяся мать впала в забытьё с видением, - явившаяся ей дева Мария сказала матери больного ребёнка:
- Господь наш милосердный лучше  знает, когда кому умереть. Но ты так горячо просила меня! Я проведу тебя по комнатам, где сможешь видеть разные возраста своего сына. Но помни: когда ты войдёшь в последнюю комнату, увиденное будет уже неизменяемо в жизни, - я бессильна буду предотвратить будущее...

Окрылённая надеждою  мать пошла за Богородицей и с радостью увидела любимого сына Кондрашу умненьким мальчиком подростком, и потом окружённым толпой товарищей красивым юношей. Но в последней комнате стояла виселица. В ужасе проснувшаяся мать нашла совершенно выздоровевшего ребёнка, какому за пределами медицинских возможностей настоящему чуду очень изумлялся заехавший выписать свидетельство о смерти врач. Мать Кондратия Рылеева успела умереть в 1824 году до казни сына. Молилась ли она на этот раз о своей заблаговременной смерти?!

КОРИДОР НАШЕЙ ЖИЗНИ! В каких только причудливых образах ты не являешься! Из твоего очередного окна мне всё виделись комнаты, от полу до потолка уставленная по полкам прелестными старинными книгами. В этой комнате был покой, наполненный заманчивыми знаниями. Впоследствии, мне часто приходилось работать в Петербургской библиотеке имени Салтыкова–Щедрина, в годы перестройки за что-то лишённой имени великого русского сатирика.  И много ещё чего я заранее – в виде предсказания видела из окон того во сне коридора. Всего не перескажешь.

КОРИДОР НАШЕЙ ЖИЗНИ! Измученному прозою жизни, теряющему дар творческого преображения действительности взрослому сознанию ты нередко во сне являешься в виде мрачных тёмных улиц, нескончаемых - один в другой переходящих дворов, безвыходных ущелий или подземелий и даже каких-то пещерообразных  водопроводных труб. По этому неприглядному лабиринту мы со страхом от кого-то убегаем – застреваем, не находим выхода, падаем в какие-то лужи, задыхаемся, – и, наконец, в самый опасный момент просыпаемся в липком поту, с бешено колотящимся сердцем. «Фу-ты, - соображаем с облегчением, - это был только сон!..» Но ведь жизнь-то на одну треть состоит из снов! И кто виноват в страшных коридорных снах, как не мы сами?! Наверное, мы что-то упустили, - как-то не так к жизни и к себе относимся.
_______________________________


ПЕПЕЛЬНАЯ  ПЛАНЕТА.  В годы моего детства участники «Игры престолов» ещё не заполоняли голубые теле экраны гонками в космосе. В годы моего детства ещё мало печатали фантастики. А какая научная фантастика была, годам к моим семи от роду ещё, конечно, не была прочитана. Но помню: мне снилась некая планета именно из космоса: вроде как из окошка иллюминатора смотришь на далёкий шарик. А на этом шарике виднелась граница: половина шарика как нормальная земля зелёная, а половина – скучно серая. И это сначала был конец коротенького сна: конец сна в детстве. Но сон повторялся и разрастался: обрастал подробностями.

Сон повторялся, рождая после сонные дневные вопросы: что это за планета? Что на ней произошло – какая катастрофа случилась: война или вулкан так извергнулся? Кто-то там жил или нет?.. от этих вопросов сон начал помаленьку-понемногу разрастаться. Граница стала видна ясно: зелень как бы тускнела и пропадала среди серых камней, иногда с серым колючим мхом. Деревья попадались почти совсем сухие или с редкими серыми листьями. Дальше виднелись какие-то развалины…

Незаметно сон стал показывать не с орбиты, а как бы вокруг невидимого сновидца. Со временем сплёлся целый сюжет: личная история, полной ясности в катастрофу так не внёсшая. Закон нашей выходящей за пределы одной жизни памяти таков, что люди всегда оказываются на первом месте: в принципе, нам всегда снятся наши эмоции, наши чувства. Или сонное сознание даже обладает способностью чувствовать чужие чувства и знать чужие мысли?! Даже и в этом случае сновидец знает только то, что знали те, кто снятся. Но тот, кто посылает сон, возможно, он знает Всё?!

Итак составляю запомненндажеые кусочки пазлов-снов о Пепельной планете в один сюжет. Один, по-нашему, князь и храбрый воин ехал вдоль границы. Он думал, что задолго до его рождения была большая битва двух могучих армий - двух частей планеты. Но вдруг посыпался огненный дождь с небес, и все уцелевшие уже без разбора своих и врагов бежали на ныне живую часть земли, - так гласят предания. Но ведь не совсем же мертва и необитаема серая земля: какие-то там живущие иногда выходят к границе выменивать ценные камни на зерно и другую пищу. Туда – в серую землю бегут осуждённые, но удачливые преступники: никто никогда даже и не думал их там пречследовать.  Говорят: ступивший на мёртвую в прошлом проклятую землю сам будет проклят, когда сразу не задохнётся от пепла… Не сказки ли это?

Границы его, князя, владений проходят вдоль пепельной земли, а он доселе никогда даже и не пытался  границу перейти: не трусость ли это?! И хоть конь его упрямится и фыркает, но он может заставить коня идти вперёд… Так заставив коня, князь довольно далеко заехал: земля на пепельной половине не везде была совершенно мертва, но жёсткая трава была серой. По серым камням тёк какой-то невесёлый ручей или речушка, но всё-таки это была вода. И он заехал в заброшенное или казавшееся заброшенным селение: окна в уцелевших строениях заложены были более свежей кладкой, - наверное, в защиту от пепельных бурь?.. Но людей не встретилось:  либо их не было, либо они от него прятались.

И вот уже князю это исследование надоело: повернул он назад, да увидел вроде как сверху разрушенный сверху замок, а на одной из его целых стене девушку в зелёном платье. Испуганная девушка метнулась и скрылась где-то: только взметнулись зелёные рукава да бледно золотые волосы плеснули. И входа внутрь князь в тот раз так и не нашёл. Но золотые волосы запомнились ему, и он был упорен в своих желаниях. В другой раз вернувшись со слугами, князь долго ждал, стерёг и подстерёг девушку: потайную дверь она захлопнуть не успела.

Внутри были комнаты вместо окон со светильниками: видно, люди жили здесь когда-то не бедные, да весело ли жить без света? И зачем такой красивой девушке здесь оставаться одной? Девушка, как за последнее прибежище, схватилась за старую книгу. С этой книгой он её в свой замок и увёз. И долго она жила там, окружённая всем, чего можно было пожелать. Ведь князю нужна была её любовь, а это насилием не завоюешь. Только она молчала - ни с кем не желала говорить и всё читала - читала свою старую книгу на забытом в зелёной части планеты наречии.

Князь желал понравиться, и так как он был и статен, и не стар, и выказывал любовь уважительную, то рано или поздно он ей понравился. Про дальнейшее языком всех романов можно сказать: они полюбили друг друга и какое-то время жили очень счастливо. И люди стали говорить, что граница пепельной земли вроде бы отступает и там даже начинают цвести цветы… Но когда любишь кого-то уже не первые дни, любовь кажется тебе принадлежащей, хотя на самом-то деле она никому не принадлежит: одного глупого слова иногда достаточно, чтобы разбить любовь.

В то время умер бездетным король, и князь был одним из тех, кто мог претендовать на корону. До этих пор князь держался в стороне от престола, но тут что-то изменилось в нём: стал он часто уезжать договариваться с другими князьями. А молодая жена в его отсутствие всё грустнела, бледнела и читала свою книгу.
- Знаешь, - сказала она однажды князю по возвращении, - ведь нельзя всё получить в жизни: за приобретаемое всегда чем-то платишь.
- Это ты вычитала в своей книге?
- Эту книгу начал писать ещё отец отца моего отца. Тот, что умел предсказывать: он предсказал от большой войны людей гнев космоса и разделение нашей земли на две части. Но он ещё предсказал в книге, что дочь дочери его дочери и человек с Другой стороны могут вернуть утраченное, если ни один из них не потеряет своего сердца. Власть очерствляет сердца.
- С какой бы стати: ведь у меня всегда была власть!
- Когда ты станешь королём, у тебя её будет слишком много: слишком много, чтобы помнить об отдельных людях.
- Хорошо, я подумаю на досуге, - отвечал он, не желая с ней спорить, - но знаешь, ты была бы прекрасной королевой!
- Но может ведь случиться, что я совсем не хочу быть королевой!
- Ты просто не понимаешь, о чём говоришь.
- Но и ты уже не слышишь моих слов сердцем: с разных сторон мы были, - по разные и остались. А мне казалось…

Так продолжалось и дальше: он уже почти держал в руках корону, а она всё грустнела и становилась всё молчаливее, почти как в первые дни… Однажды вернувшись из отлучки в замок князь не нашёл там своей бледной золотоволосой красавицы жены. Следы копыт её коня вели к границе, и князь с упавшим сердцем  немедленно пустился догонять дорогую беглянку, но граница на этот раз оказалась непроходимой: ветер с пеплом застилал глаза и отталкивала словно невидимая стена. Он отказался от короны, но золотоволосой бледной девушки этим не воротил.

Что было дальше? Я не знаю: снова откуда-то сверху я видел князя с тоской с замковой стены смотревшего на солнце, напоминавшее ему волосы потерянной возлюбленной. Потом уже совсем свысока видел только планету-мячик. А на этом мячике - шарике виднелась граница: половина шарика как нормальная земля зелёная, а половина – скучно серая.

И это  был конец всех снов о Пепельной планете. И как я не заверчивался поуютнее в одеяло, как ни представлял себе уже увиденное, чтобы приснилось продолжение, - ничего у меня не вышло. Самовольные сны не являются по заказу: не приходят и  не уходят по нашему желанию. В определённый момент все техники сновидения оказываются бессильны.
___________________________________

ЗАБРОШЕННЫЙ  ГОРОД. После печального, но занятного сна про Пепельную планету меня в отрочестве в снах мучили ещё менее приятные космические и полу космические сюжеты. Ясно помню слишком большое для человека бездонное синее пространство и как бы два разносимые в разные стороны звездолёта: знаете ли вы рвущее чувство, когда знаешь, ты теряешь кого-то навсегда - насовсем, и даже лицо его уже трудно вспомнить!? Просыпаясь среди ночи, я утирал слёзы, пил воду: хорошо, что это не наяву!.. Снова падал в сон.

И снился как бы огромный, надвое разделённый город: живая половина и половина заброшенная, куда уходили жить не согласные с жизнью в первой половине. Дома там были стары и заброшены, но жить в них было можно, с пищей, кажется, тоже не было особых проблем. Но уделом одиноких знаний была жизнь на старой половине: там жили не пожелавшие по указу забыть историю и их дети. И всех их со временем становилось меньше-меньше… Помню тяжёлое одиночество, толкнувшее однажды перейти границу: были какие-то давние технические заслоны от не таких выходцев с чужой половины, но технику не так сложно оказалось обмануть.

Люди на чужой половине гуляли, смеялись, болтали, сидели в кафе, танцевали под громкую музыку… Но это были какие-то не те люди. И болтали они на такие мелкие скучные – не далее вокруг себя взгляда темы. Никто перешедшего не опознал: неузнанным он бродил как бы невидимый, и всё безысходнее становилось одиночество. Я видел подобия людей, но людей не ощущал. Кончилось это бегством обратно в город необитаемый и дальше за его пределы: может быть, там, за пределами что-либо ещё найдётся? И нашлось кладбище старых полу рассыпавшихся  звездолётов. И в одном из них, наиболее целом, жил старик.

Старик сказал, что долго ждал кого-нибудь, потому что хочет передать знания. Он сказал, что люди ради удобства бездумно уничтожили сердце планеты, и она умирает. Но так как планеты все живые, - иначе и быть не может в великом космосе, - может случиться, что планета вперёд уничтожит легкомысленных… Так бывало и раньше и будет впредь.

Ещё старик сказал, что в одиночестве вкусивший тайного знания на Той части города жить не сможет. А идти далее этого кладбища звездолётов некуда: обойдёшь землю и снова вернёшься сюда... А лететь испорченные звездолёты не могут. Потом старик учил меня, учил, и рано или поздно время его жизни истекло, а я остался жить на его месте: остался ждать, кому передать знания, если когда-нибудь придёт кто-нибудь…

Сон этот повторялся в разных вариантах, но всегда присутствовали две несовместимых  половины – мира, планеты или города. К космическому одиночеству в снах удалось привыкнуть, но мучил вопрос: это, снящееся, - далёкое прошлое, или… Или это будущее?! Совсем уже недавно учёные открыли, что почитавшиеся одной из самых древних цивилизаций инки основали свою столицу на месте уже существовавшей столицы более развитой цивилизации. Потому что для создания некоторых построек нужны были металлические инструменты, инки же владели только медными.

От той доинковской цивилизации осталась только картина высеченного в размер скалы города с летающими аэропланами. Вокруг той панорамной скалы картины инки построили собственный город. И вот уже нет ни той предыдущей цивилизации, ни инков, исчезли и многие другие народы после… Так где же, наконец граница между явью и снами?!  Сны – эхо жизни, или жизнь – сны и эхо прошлого и подобного будущего?!

____________________

У замечательного русского нежнейшего лирического поэта Афанасия Фета есть сильно пессимистические стихи о том, как он умер и ожил - проснулся и вышел из склепа:
 "Проснулся я...
Бегу. Сугробы. Мёртвый лес торчит
Недвижными ветвями в глубь эфира,
Но ни следов, ни звуков. Всё молчит,
Как в царстве смерти сказочного мира...

Ни зимних птиц, ни мошек на снегу.
Всё понял я: земля давно остыла
И вымерла. Кому же берегу
В груди дыханье? Для кого могила
Меня вернула? И моё сознанье
С чем связано? И в чём его призванье?

Куда идти, где некого обнять,
Там, где в пространстве затерялось время? <...>" ("Никогда" 1879)
      *          *           *

СОН  О  ПУСТЫННОМ  ПЕТЕРБУРГЕ. Моя космическая тема неожиданно завершилась уже в университетское время: возможно, на почве перегруза-перегрева мозгов от занятий. Такого с виду безобидного, а по сути жуткого сна ещё никогда не бывало! В отличие от Фета снилось мне, что иду я где-то около Дворцовой площади с большим старым портфелем в руках. Лето, деревья зелёные, солнце весело так светит. Но что-то вроде не так в мире, - чего-то вроде не хватает?! И вдруг понимаю: город Петербург  абсолютно пуст!

Город Петербург был в том моём сне совершенно пуст. Ни людей нет – ни одного кроме меня человека, – ни даже одной птицы: ни тебе одного голубя или воробья. Звуков тоже не было: абсолютная тишина. Говорю вслух, - даже голоса своего не слышу… Что-то случилось с пространством и звуками! Ветра тоже нет: ветер листву не колышет, - она не шелохнётся. И даже Нева застыла в неподвижности как стеклянная. И ещё понимаю: не только город Петербург – весь мир так же пуст… А я-то тут зачем же остался? Пора уходить.

Во сне, когда желание проявлено, оно реализуется: и вот вижу посередине площади двери в некий лифт. Вхожу в лифт: он летит вверх, и я с горькой точностью знаю, - мир за мной стремительно разваливается на куски, - на разноцветные обрезки. Возвращаться просто некуда. Но куда-то должен ведь этот лифт и приехать, - куда?! Или он летит в небытие?!  Куда он высоко прилетел, не помню точно, но одиночество неожиданно счастливо кончилось: красивые доброжелательные существа люди встретили меня у дверей.
- Ну вот, - сказал кто-то, - вернулся тот, кто должен был вернуться с потерянной информацией, - пусть он теперь доспит ночь спокойно, а мы пока разберёмся с этим тяжёлым портфелем. И я во сне лёг на удобный диван и спокойно сладко заснул…

Больше сны про космос или пустоту на земле мне не снились: кто-то или что-то меня от них освободило. Но это не значит, что не снились другие сны. Я изрядно-таки попутешествовал в этой жизни, в том числе и с рюкзаком. И вот как прилетишь или придёшь на ещё неизведанное далёкое место, так непременно что-нибудь такое приснится уже из прошлого, скорее. Я так думаю.

В чём я совершенно уверен, так это в том, что знаменитые фантасты братья Стругацкие и Станислав Лемм, и другие – прочие хорошие фантасты  – все они тоже многое  для своих книг брали из своих же снов. И дела им никакого не было до теории сновидений от Фрейда!