Когда параллельные пересекаются. Часть 3. Миша

     Миша  положил  мелок,  отряхнул  ладошки  и  повернулся  к  классу.  Кто-то  крутил  головой, сдерживая снисходительную усмешку, кто-то  пытался  подсказать, некоторые  девчонки  хихикали, другие  смотрели  сочувственно. Миша  и  сам  понимал,  что решил  задачу  неверно,  но  пытался  не  терять  лица,  улыбался  во  весь  рот.
– Вот  чему  ты  смеешься? Миша!  Что  тут  смешного,  скажи  мне,  пожалуйста. Впору  плакать,  а  не  смеяться! – геометричка  Алла  Ивановна,  пытаясь  движением  щек  и носа  удержать  сползающие  очки, переводила  удрученный  взгляд  с  доски  на  Мишку  и  обратно.
– Да  не смешно  мне, Алла Ивановна. Самому  обидно  до  слез.
– Так  в  чем  же  дело? Не  ты  ли  мне  день  назад  на  этом  же  месте  обещал  выучить  все  свойства  треугольников?! И  что? Абсолютный  ноль!
Миша  широко  развел  руками:
– Ну,  вы  даете,  Алла  Ивановна. Когда  же  мне  все  выучить-то было? Вы  мне  двойку  вкатили  позавчера, отец на  меня  наехал и  в  угол  на  горох  поставил.  На  весь  вечер! Одно  успел  повторить,  что  биссектриса,  это  крыса,  которая   бегает  по  углам  и  делит  угол  пополам.  Правильно?
Настроение  в  классе  явно  переменилось, все весело  пересмеивались  в  ожидании  очередного  представления.
– Издеваешься?
–Не-ет. Вы  мне  не  верите? Хотите  коленки  покажу? – Мишины  руки  потянулись  к  брючному  ремню.
Класс  уже  хохотал. Учительница  с  покрасневшим  лицом  явно  не  могла  подобрать  подходящих  слов,  наконец,  вскрикнула  почти  фальцетом:
– Сейчас  же  прекрати! Это  уже  ни  в  какие  ворота…,– она  нервно  поправила  волосы,  туго затянутые  на  затылке  в  култышку  и  незаметно  выдохнула. – Класс,  тихо!  Все  успокоились.
Миша  опустил  голову,  изображая полное  раскаяние, и носком  начищенного  ботинка  буравил  перед  собой  пол. Геометричка  села  за  стол, машинально  закрыла журнал,  потом снова  открыла  его, и, постукивая  карандашом, ждала,  когда  затихнут  последние  смешки:
– Миша,  я  не  понимаю,  почему  ты  изображаешь  из  себя  идиота?  Ты  же  не  глупый  парень. Мама  с  папой  стараются, работают, создают  для  тебя  все  условия, кормят,  одевают  вон  как хорошо…
– Это  выходной  костюм, –  печальным  голосом  вставил  Миша.
– Что?  Не  поняла.
–  Мой  лучший  костюм. Ну-у,  надел.  В  смысле,  в  школу,  как  на праздник.   
За  партами  девчонки  прыснули  от  смеха.  Алла  Ивановна громко  постучала  карандашом  по  столу: 
– Ясно!  Продолжаем  балаган. Не  знаю, Миша, как  ты  собираешься  заканчивать восьмой  класс  с  таким  поведением. Ты  понимаешь,  что осталось  не  так  много  времени, чтобы  все  это  исправить? Вот,  что  тебе  мешает  взяться, наконец,  за  ум?!
Миша  шумно  вздохнул,  поднял  голову  и  закатил  глаза:
– Я вам  не  говорил,  у  меня  было  тяжелое  детство,  жизнь  в  подвале  без  света.
– Ну, все,  хватит! – лицо Аллы  Ивановны  стало  строгим, – Дневник  мне на  стол. Завтра  жду  твоих  родителей. Да,  и  двойка  за  задачу! Так,  дети,  продолжаем  урок. К  доске  иде-е-т…

    Когда  мать  вернулась  из  школы,  Миша  сидел  в  своей  комнате  за  учебником. Он добросовестно читал снова  и  снова,  тихо  ненавидя  эти  буквы,  которые  не  удерживались  в  памяти  и  не  имели  никакого  смысла. Хлопнула  входная  дверь, колыхнулась  занавеска, отделяющая  спальню  братьев  от  большой  комнаты. Приглушенный  голос  отца:
– Ну,  чо  там?
– Чо  там,  чо  там! Ни  чо  там! Шел  бы,  да  послушал,  чо  там. Не-е-т,  только  мне  это  надо! Только  матери  надо  позориться  за  этого  подлеца! – последние  слова  мать  прокричала  уже  для  Миши, – Где  ты,  паршивец?
Дородное  тело  матери почти  полностью  закрыло  дверной  проем:
–  Ишь,  сиди-и-т! Учебники  вспомнил! Подлец  такой! Ты  что  это мать  позоришь, а?!
Мать  его  за  уши  в  люди  тянет,  а  он  цирк  в  школе  устраивает. В  подвале  он  жил,  без  света! Вась,  слышь,  что  учительнице  твой  сын  рассказывает?! – Таисия  схватила  Мишку  за  ворот и дважды зло  ткнула  лицом  в книгу. – Мало,  что  сам  с  уроков  сбегает,  так  еще  других  подначивает, кино  про  войну он,  видите  ли,  любит. У-у! Палку  бы  взять  да  по  бесстыжим  шарам  твоим! Из  дому  не  выйдешь,  пока  двойки  все  не  исправишь.  Ты  меня  знаешь!
   Мать еще  покричала  и  ушла  на  кухню,  а Мишка,  угрюмо  нахохлившись, замер  над  учебником. Потом  тихонько  вышел  в  комнату,  чтобы услышать,  о  чем  говорят  родители,  дверь  на  кухню  была  плотно  закрыта. Из  обрывков  фраз  понял,  что  отец  за  то,  чтобы  Мишка  ушел  из  школы.
– И  правильно! – обиженным  голосом  крикнул  он,  просунув голову  на  кухню, – нечего  делать  в  этой дурацкой   школе. Отец  вон  тоже  в  вечерней   учился  и  ничего.
Мать  вскинулась  из-за  стола:
–  Что  правильно?! Слышал  звон,  не знаешь,  где  он. Отцу  война  не  дала  учиться,  а  тебе, что не  имётся?! Мы  с  отцом  горбатимся  на  заводе,  чтоб  у  вас  все  было. Кормят  тебя,  мало  кто  так-то  сытно  живет,  одевают  с  иголочки…
– Я  этот  костюм  больше  не  надену,  никто  так  в  школе  не  ходит. Как  дешевый  фраер  в  нем. Дай  мои  старые  штаны.– Мишка  упрямо  уперся  лбом  в  косяк  двери.
– Деше-е-вый?! Да  ты  не  знаешь,  как  я  его  доставала! Иди-ко,  поищи  в  магазине,  найдешь  ли  такой. Наденешь  как  миленький. Понял?!  Позорить  меня,  оборванцем  ходить,  ишь  придумал. Что  я  деньги  зря  на  ветер  выбросила?
– Все,  хватит! – рыкнул, наконец, Василий,  отодвинув  кружку  с  чаем, – нет  толку,  пусть  работать  идет  или  в ПТУ,  там  делу  научат.
Мать  с  раздражением  махнула  на  него  рукой:
– Сиди  уж,  молчи! В  ПТУ! Чтоб,  как  мы  всю  жизнь  в  грязи  ковыряться?  Идти,  так  уж  в  техникум,  может,  в  люди  выйдет.
–  Да  кто  ж  его  с  такими  отметками  туда  возьмет?
– Э-э, это  у  тебя  не  возьмет. Ты  ж  у нас  идейный,  ни  украсть,  ни  посторожить! – Таисия  даже  подбоченилась, – а  у  меня  возьмет.  Чтобы  вы  без  меня  делали?  Сдохли  бы  через  три  дня  без  матери-то. – Повернулась  к  Мишке, – Посмей  мне  только  к  концу  года  двойки  не  исправить!

                §

    Летом  Таисия  устроила  Мишку  работать  на  завод.
– Узнаешь,  как  копеечка-то  достается. На  ботинки  себе  заработаешь. Все  горит,  как  на  огне.
Мишка  особого  воодушевления  не  испытывал. Будь  его  воля, он  бы  поехал  в  деревню  к дяде Коле. Там  красота,  воля,  речка  для  рыбалки, и  на  тракторе  можно  покататься и  в  клуб  на  танцы  ходить  с  двоюродными  братьями. Ночью  можно  тихонько  выкатить  дядькин  мотоцикл  и  гонять  по  деревне.
– Не  надо  мне  ботинки,  я  мопед  хочу.
Отец  отложил  газету  и  посмотрел  на  сына:
– Можно  и  на  мопед  заработать. У  нас  сдельщики  больше директора  получают.
У  Мишки  загорелись  глаза:
– Чо,  без  булды? Больше  директора? Клево!
Василий  приподнял  брови  и усмехнулся:
– Ну,  правда  у  них шестой-седьмой  разряд и  детали  трудоемкие. Дорого  стоит  работа,  понимаешь? Пашут,  конечно,  как  черти.
– Ма-а-м. Ты  меня  там  в  сдельщики  запиши. Ладно? – Мишка  умоляюще  посмотрел  на  мать.
–  Ладно,  ладно. В  сдельщики. – Таисия  улыбалась,  любуясь  сыном, – Будешь с  пластмассовых  деталей  заусенки  срезать,  там  разрядов  не  надо.
   
    Мишка  работал  как  бешенный,  даже  обеденное  время  прихватывал,  придумывал,  как  быстрее  да  ловчее обрезать заусенцы. Пожилые женщины,  которые  работали  на  участке   многие  годы, уж  и к Таисии  подходили,  чтобы  угомонила  сына, не  дай  Бог  из-за  него  им  еще  расценки  снизят. Та  только  разводила  руками:
– Говорила  уж  я  ему. Бешенный  есть  бешенный,  как  с  ним  сладишь.
    В  день  зарплаты  в  коридоре  выстраивалась  очередь. Под  вывеской «Касса» открывалось  небольшое  окошко и тетя  Нина,  мамина  сестра, выдавала  деньги. Каждый  подходил,  протягивал  пропуск, из окошка  появлялся  листок  ведомости  для  подписи,  а  потом  пачка  денег. Мишка  с  замиранием  сердца  ждал  своей  очереди. Все улыбались, подталкивали  его  локтями,  спрашивали,  куда  он  обирается  потратить  зарплату, а  он,  боясь  сглазить  удачу,  отшучивался,  что  накупит  мороженного.
– А  ты  чего,  Миш? – тетя  Нина  смотрела  на  него  из  окошечка удивленными  глазами.
– Как  чего?  За  зарплатой. Вот. – Миша  протянул  картоночку  временного  пропуска,  губы  растянулись  в  радостной  улыбке.
Тетя  Нина  приподнялась  из-за  стола,  приблизила  к  нему  лицо  и  шепотом  спросила:
– Тебе  что,  мать  не  сказала?  Она  сама  все получила. Ты  иди,  поговори  с  ней. Иди,  не  задерживай  очередь.
Мишка  аж  поперхнулся,  он совсем  не  ожидал  такого  поворота  событий:
– А-а  расписаться?
– Иди  уже,  иди-и. Она  и  расписалась  сама. Ты,  это,  тихонько,  не  кричи громко-то. Давай. – Глаза у  тетки беспокойно бегали.
Очередь  зароптала  из-за  непредвиденной  задержки,  все  торопились. Мишка  обернулся  к людям с таким  лицом,  что  разговоры  сразу  затихли:
– Това-а-рищи! – сказал  он  громким  трагическим  голосом, – А  меня  обокрали! Кто-то  расписался  вместо  меня  и забрал  мои  деньги!
– Как  это?! Как  украли? – послышались  в толпе недоумевающие  голоса, – А  кассирша  куда  смотрела? Начальника  надо  позвать…
За Мишкиной  спиной  громко  захлопнулось  окошко. Из  дверей  кабинета  вылетела тетя Нина, губы  сжаты  в  ниточку, аж  побелели:
– Ты  что  мелешь?! Миша,  ты  в  своем  уме?! Товарищи,  спокойно. Мальчик  шутит  так. Сейчас  разберемся,  вернусь  через  пять  минут, – она  крепко схватила  Мишку  за  руку  повыше  локтя  и  потащила  за  собой. Толпа  недовольно  загудела.
– Женщина,  я  впервые  вас  вижу! Куда  вы  меня  тащите? Люди! – Мишка  почувствовал,  что  нащупал  слабое  звено  в  коварном  плане  матери,  он  упирался  и  театрально  тянул  руку  к очереди. – Люд-и!
    Тетя  Нина, не  в  пример  матери,  худенькая, небольшого  роста,  буквально  волокла  за  собой племянника в  сторону  кладовой,  где  работала  Тася. Тугие  кудряшки  химической  завивки  упруго  пружинили  на  ее  голове  в  такт  быстрым  шагам.
– Вот  твое  сокровище! – сдавленным  шепотом  закричала  она,  рывком  открыв  дверь и втолкнув  Мишку  в  кладовку, – Связалась  я  с  вами  на  свою  голову! Подведете  меня  оба  под  монастырь. Ты  бы  видела, Тасенька,  что  сейчас  твой  сынок  устроил. Меня  ведь  лишить  могут  права  зарплату  выдавать! Позорище  какое! Отдай  ему  деньги  при  мне,  а то  ведь дело до  начальника  дойдет.  Отдай,  не  греши. Дома  разбираться  будете.
У-у,  бешенный,  право  слово!
    Таисия  молча  выслушала  подробности  скандала,  учиненного  сыном,  достала  из  сумки  пухлый  кошелек,  и  медленно  отсчитала  ему  деньги:
– Вот, червонец себе оставляю,  чтоб  тебя  кормить. На,  бери,  паршивец! Потеряешь  ведь  где-нибудь  или  обокра;дут,  не  дай  Бог. Спрячь  подальше,  да  не  показывай  никому. Не  транжирь, не  будь  дурачком-то,  до  дому-то  донеси…
Последние  слова  Мишка слышал  уже  в  коридоре. Куча  денег! Он  никогда  столько  не  держал  в  руках.  Пересчитал  несколько  раз,  получалось,  что  он заработал  больше,  чем  мать,  но  на  мопед  все  равно не  хватало.
    На  заветную  покупку  добавил  отец  в долг с  условием,  что  Мишка  проработает  на  заводе  еще  месяц. Новенький  черный  блестящий  мопед стоял  в  гараже  рядом  с отцовским  «Запорожцем»,  отчего  это  место  становилось  похоже  на  пещеру  сокровищ. Мишке  разрешили  брать  ключ,  и  он  пропадал  там  вечерами,  не  замечая  времени. Но  душу  отводил,  конечно,  гарцуя  на  своем  железном  коне, выжимая  газ, летел  по  дороге  между  машинами,  вокруг  дома,  по  двору… За  ним  неслась ватага  восторженных  пацанов,  упрашивая  прокатиться  хоть  один  круг.
 Соседи  по  дому  разделились  на  два  лагеря. Одни, в основном  мужская  часть,  снисходительно,  как  отец,  ждали,  когда  уляжется  первый  шквал  эмоций  и  Мишке  надоест  целыми  днями  гонять  на  мопеде. Самая  зловредная  половина  населения,  бабки  и  тетки  с  маленькими  детьми,  без  конца  жаловались  Тасе, что  не  стало  покоя  ни  днем,  ни  ночью от  мопедного тарахтенья,  что  добром  это  не  кончится.

                §

      Желтый  автобус впереди  полз  медленно,  как  муха  по  стеклу. Мишка  добавил  газ  и  пошел  на  обгон. В  следующую  же  секунду  понял,  что  заложил  слишком  большой  вираж,  навстречу ему летел  автомобиль. Сердце сжалось  в  комок,  внутри  все  похолодело. Водитель «Москвича» успел  дернуться  влево, со  скрежетом  проехавшись  по боку  автобуса,  а Мишка  пронесся  вправо  поперек  дороги. Очнулся он  в  канаве, заглохший  мопед в одной  стороне, переднее  крыло  от  него  в  другой,  саднило  руку  и  колено. Сверху  над  ним  красное и  орущее  что-то лицо  мужика.
     Ушибы  оказались  не  смертельными,  долг  перед  отцом  увеличился  на  сумму  ремонта «Москвичонка»  и  штрафа,  но  главное,  мопед  был  заперт  в  гараже,  ключ  от  которого Василий  теперь  носил  с  собой.  Мать  взяла  с  Мишки  слово,  что  тот  засядет  за  учебники  и  начнет  готовиться  к  экзамену  в  техникум.  Потянулись  безрадостные  дни.
    – Мы  в  деревню  к  бабушке, там  работы  выше  крыши, Алешка  уже  соскучился, к  понедельнику  вернемся. Слышишь  меня? – мать  торопливо  собирала  вещи и гостинцы  в  огромную  сумку. У  порога  уже  стояли  сетки  с  буханками  хлеба, в деревенском  магазине  хлеб  продавали  по  норме  на  человека,  а  им  еще кормили  и  куриц  и поросят. – Миша,  ты  мне  слово  дал! Из  дома  ни  ногой. Занимайся,  давай,  хватит  дурака  валять.– Сын  понуро  кивал  головой.
    Вещи  загружены  в  машину,  мать  уселась  на  переднее  сидение,  отчего  рессоры  жалобно  вздохнули. Миша  помахал  с  крылечка  вслед  родителям  и, резко развернувшись  на  пятке,   с  гиканьем  понесся  на  второй  этаж  к  своему  верному  другу  Витьке. Витька  тот  еще  химик,  вскрыть  любой  замок  для  него  не было проблемой. Проблема  – не  попасться  на  глаза  кому-нибудь  из  агентурной  сети  матери. Надежда лишь  на  то,  что  в  пятницу  вечером  многие  в  их  доме  разъезжались  по садовым  участкам или  к  родителям. Ночи  ждать  не  было  смысла,  в  июле  они  такие короткие и светлые,  что темнота  держится  не  больше  часа. Мишка  решил  воспользоваться  счастливым  случаем  и  перетащить  мопед  домой,  двух  выходных  дней  хватит,  чтобы  самому  отремонтировать  все  неполадки.
    Было  около  полуночи,  когда  мопед  оказался в  квартире,  все-таки  удобно  жить  на  первом  этаже.  Витька  сказал  родителям,  что  Мишке  страшно  одному,  и  они разрешили  остаться у  друга с  ночевкой. Плотно  задернув  шторы и  скатав  ковер  на  полу,  друзья  принялись  разбирать  покалеченный  мопед. Уснули  тут  же  на  полу  среди  разложенных  на  газетках  деталей. В субботу  пришлось  докупить  черной  краски  по  металлу  и  кисточки,  в  гараже  слили  из  отцовской  канистры  немного  бензина  для  заправки бензобака. Работали  аккуратно,  по-взрослому. Все  сколы краски  были  зачищены, обезжирены  и  покрашены  заново. Высунув  языки, они  увлеченно чистили  и  смазывали  каждую  деталь, глушитель,  выправили,  как  могли, обод  колеса  и   спицы. Утром  в  воскресенье,  когда  краска  на  раме  и  крыльях  подсохла, и мопед  был  полностью  собран, решили  начать  ходовые  испытания. Радости  не  было  конца,  движок  заводился,  газ  и  тормоз  работали!  Погазовав  вволю,  мальчишки  начали  уборку  в  квартире. Мать  не  должна  была  ничего  заметить. Мишка  вымыл  полы, распахнул  все  окна,  расстелил  ковер,  разложил  учебники  у  себя  на  столе. Витька  дважды  выходил  на  улицу  и  возвращался  в  квартиру,  чтобы  убедиться,  что  не  осталось  никакого  запаха. На  всякий  случай  Мишка  попрыскал  ковер  на  стене  и  постель любимыми  духами  матери «Красная  Москва».  До  гаража  доехали  на  мопеде, Мишка  за  рулем,  Витька  на  багажнике. 
    По  тому,  как  мать  оглянулась  на  окна  квартиры,  после  разговора  с соседкой  из  второй квартиры,  не  вовремя  подоспевшей  к самому  приезду  родителей, Мишка  понял, что-то  в его  хитроумном  плане  сработало  не  так. Он  отпрянул  от  окна  и поспешил  в  свою  комнату.
– Чем  это  так  воняет?! – Таисия скинула  туфли  в  коридоре и быстро  обошла  все  комнаты,  всматриваясь  во  все  углы  и  принюхиваясь, – Что-то  пригорело?  Резину  что ли  жег?
Мишка как  можно  более  беззаботно пожал  плечами:
– Не-ет,  ничего не  жег,  все  нормально, – он сидел,  склонившись  над  книгой и время  от  времени  переворачивал  страницы.
– А  что  у  тебя  с  утра  так  тарахтело,  что  у  соседей  стены  тряслись? – мать  нагнулась  и  провела  пальцем  по нижним  полированным  дверцам «стенки», палец  стал  черным.
– Не  знаю, фильм  про  войну  смотрел,  может,  громко  было, – поспешил  ответить  Миша, отводя  глаза  от  пальцев  матери.
Таисия  еще  раз  провела  ладошкой  по  дверцам,  потом  перевела  взгляд  на  нижние  края  бежевых занавесок  на  двери,  развернулась  и  выдернула  из-под  покрывала  на кровати белый  простроченный  подзор. Мать  нюхала  пальцы и медленно  наступала  на  сына:
– Что-о  это?! Грязь,  масло? Что  тут  было?! Что ты  мне  сказки  про телевизор рассказываешь, там два часа  пулемет – максим  молотил?  Кто  тут  еще  был? Сщас  к  Витьке  твоему  поднимусь,  все  узнаю. У-у,  паршивец,  быстро  говори!
Мишка  молчал,  опустив  голову. Мать  отхлестала  его подзором  и  ушла на  кухню распаковывать  привезенные из  деревни  овощи. Чтоб  не  слышать  ее  криков,  сын  закрыл  уши  ладошками, в голове билась  одна досадная  мысль,  как же  он  не  догадался прикрыть  выхлопную  трубу. 
     Когда  из  гаража  явился  отец,  все  окончательно  выяснилось. Поставив  машину,  он  случайно  сдернул тряпку, накрывавшую  мопед,  и  понял,  кому  тот  обязан  своим  воскрешением. Мать  так  кричала,  что  даже  Василий  не  выдержал,  матюкнулся  в  сердцах  и  вышел  на  улицу  покурить.
– Завтра  же  пойду  в  ваш  гараж  и  сожгу  этот  чертов  мопед. Надо  же  додуматься, домой  притащить! А  все  ты! – Таисия  подошла  к  раскрытому  окну  поближе,  чтобы  и  на  крыльце  Василий  слышал  ее  слова, – Отда-а-й  парню  деньги,  отдай  парню  деньги! Честно  заработал!  Это я  тут  одна  работаю,  го;вна  за  вами  убираю. А  вы  только  гадить  умеете. Выбросили  деньги  на  ветер! Как  голову-то  только  не  снес  себе,  подлец  такой?!  И  опять  туда же,  хоть  кол  на  голове  теши…
    Через  два  дня  Василий  отвез  злополучный  мопед  в ссылку  в  деревню к  дяде Коле. Мишка  мог  кататься  на  нем,  только  приезжая  в  гости.

                §
   
      В  техникуме  все  было  не  так,  как  в  школе.  По-взрослому.  В  группе  двадцать  пять  человек,  некоторые  парни  уже  после  армии, трое  вообще  взрослые  мужики  лет  за  двадцать  пять. Почему-то  стало  стыдно  казаться  глупым,  и  Мишка  твердо  решил  взяться  за  ум. Мать  договорилась  с  бывшей  учительницей  из  третьего  подъезда  Ириной  Николаевной,  чтобы  та  дополнительно  с  ним  занималась,  если  будут  возникать  трудности  в  учебе. А  они  возникали  постоянно.
   Мишка  за  лето  неожиданно  вытянулся,  раздался  в  плечах. Ростом  почти  догнал  отца. Мать заставляла  его  примерять  одежду  и  ворчала:
– Вот  это  же  почти  новая  рубашка,  а  эта вообще  не  надеванная. Опять  матери  покупать. Ладно,  сымай, Лешка  доносит. Слава Богу,  есть  кому. Вымахал-то  как, детинушка! Ой,  девки,  держитесь.  А  брюки-то,  брюки-и! Ну-ко,  может,  распустить  можно?  Нет.  Жалко.  Новые,  весной  только  купила,  кто  знал…
    В  группе  было всего  четверо  девчат.  Одну  он  отметил  про  себя  сразу, Звали  ее  Аленой. Она была высокой,  с  него  ростом,  в  отличие  от  других   коротко  стриженных, с длинной  светло-русой  косой, которую  хотелось  потрогать. Когда  она  улыбалась,  а  улыбалась  она постоянно,  на ее  щеках  появлялись  ямочки. В  школе  Мишка  девчонок  не  замечал, хоть  некоторые   из  них подбрасывали  ему глупые  записочки  и  куда-то  все  время  приглашали. Записки  он  выкидывал  или   зачитывал  при  всех  под  гогот  мальчишек,  вовсе  не  испытывая  никаких  мук  совести,  за  что  получал  портфелем  по  голове  от  этих  же  самых  почитательниц.
    Когда  Алену  в  первый  раз  вызвали  к  доске,  она  говорила  так  уверенно и  свободно,  что  Мишка смотрел  на  нее,  не  отрываясь,  а  она, бегло обводя глазами  аудиторию, снова  и  снова останавливала  взгляд на  нем. Внутри,  как  будто,  щелкнул  какой-то  переключатель,  он  даже  оглянулся  кругом,  не  заметил  ли  кто. С  этого  момента ему  все  время  хотелось  снова  поймать прямой взгляд  Алены,  хотя  даже  представить  не  мог,  что  бы  сделал  после  этого. Мишке  казалось  совершенно  невозможным  просто  подойти  к  этой  девчонке  и  заговорить  о  каком-нибудь  пустяке.
Помог  случай.  После  совместной  лекции с  параллельной  группой торопливая  толпа просто столкнула  обоих  в  узком  дверном  проеме. Алена,  чтобы  не  упасть,  схватилась за  Мишкин  рукав,  так  они  вышли  в  коридор  вместе. Она  не  спешила  убирать свою руку,  а у  Мишки даже  ноги  подкашивались  от  этого  нового  ощущения.
– Тебя  Мишей  зовут? Меня  Аленой. А  ты  из  какой  школы  пришел? – Алена,  наконец-то, опустила   руку  и  повернулась  к  нему  лицом.
Мишка  ответил.  Оказывается,  она  и  не  слышала  о  такой  школе.
Чуть  помедлив,  она  спросила,  покачивая  пухлым портфелем:
– Ты  куда  после  занятий? Может,  проводишь  меня, а  то  учебников  кучу  надавали?
– Легко, – вырвалось  у  Мишки  как-то  само  собой. – Ты  где  живешь?
Алена  назвала  адрес,  это  был  совсем  другой  конец  города,  но  его  это  почему-то  совсем  не  огорчило.
      
    Родители  собирались  на  работу,  поторапливая  Мишку, он  никак  не  выходил  из  ванной. Пристально  рассматривал  в  зеркале свое  лицо  слева  и  справа,  расчесывал  волосы  то  на  одну  сторону,  то  на  другую.  Мать  уже  стучала  в  дверь:
– Ты  случаем  не  влюбился,  больно  долго  зубы  чистишь, а?
– Ни чо  я  не  влюбился! – сердито  крикнул  Мишка  из-за  дверей,  взъерошил  волосы и выскочил  в  коридор.