Мама

В миниатюре «Начало» я рассказала о том, почему маме пришлось одной растить нас с сестрой, правда при материальной поддержке нашего отца.
Мама не была красавицей. Но фигура и походка у неё, как выразился один дядька, от которого никак нельзя было ожидать подобной оценки, были просто восхитительными. Мы гордились своей мамой, и ещё в совсем юном возрасте замечали – какими восторженными взглядами мужчины провожали её, ещё не до конца понимая значения их взглядов.

Мама очень красиво одевалась. Она сама себе шила красивые наряды. Потом и мы стали одеваться так же красиво. Я, наверное, унаследовала её способность к этому, и с восьмого класса тоже шила себе очень симпатичные платьица. Однако профессиональной портнихой мне не довелось стать.
Мама пела, играла на гитаре, на балалайке и, самое главное, – на мандолине. Когда собиралась какая-то компания, то кто-то играл на гитаре, кто-то на балалайке, а на мандолине – только она. Мы с сестрой немного помним эти вечера.

Мама работала бухгалтером на огромном животноводческом отделении нашего совхоза Малек – Молочно-товарной ферме, попросту – Племферме. Там всё было поставлено с учётом самых современных на то время методов производства мясо-молочной продукции. Кроме того, там вели и селекционную работу.
Совхоз наш был во Всесоюзном (значит, Московском) подчинении и отчётность там была наистрожайшей. Много лет спустя, уже в ТашСХИ, изучая «Бухгалтерский учёт в сельском хозяйстве», я узнала, что самый сложный учёт в бухгалтерии – отдел животноводства.
Некоторое время наша бухгалтерия находилась  на 1-м отделении нашего совхоза. Ходила она на работу туда пешком, больше двух километров. Ходила легко, красиво, всегда на высоких каблуках. Вот такая была наша мама! И как бухгалтера её очень ценили. Направляли на самые сложные участки, где бухгалтерские дела часто были настолько запущены, что без хорошего специалиста невозможно было в них разобраться. Так мы попали в «Тихий Дон», бывший, захудалый колхозик, который присоединили к нашему богатому и прекрасному совхозу в качестве одного из отделений, с тем же названием. Жили мы в добротном трёхкомнатном доме, который совхоз выкупил у какого-то хозяина специально для нас. В Тихом Доне все русские были выходцами с Украины, и Воронежской области. Попали они сюда из-за грядущей в их родных местах коллективизации, или по каким-то схожим причинам. Мы прожили там всего пять лет, но запомнили его навсегда и всех его жителей считаем своими.
Однажды, в десять лет, уже из Тихого Дона я решила встретить из школы сестру и ноги сами понесли меня на нашу Родину – милую Племферму, потом и дальше – к бабушке. Подошла к посёлку, увидела знакомые с самого раннего детства строения, расплакалась и только повторяла: «Родина моя, Родина моя». Бабушка потом отвела меня домой.
 Потом, по возвращении на милую Родину, мама рассказала нам об истинной причине нашего переезда в Тихий Дон, и о том, что же поспособствовало возвращению. Началось всё с нового управляющего нашим отделением (прежний умер, я помню его, мы жили в одном доме). Племфермовская бухгалтерия – это «злачное» место показалось очень привлекательным для него и одного, близкого ему бухгалтера. Вот они вдвоём, путём всевозможных интриг, и выжили маму. И я тогда вспомнила, что примерно в то время мне приснилось, будто маму укусила змея и она упала замертво, но поднялась и пошла дальше. Потому-то и называют змеюками мерзких, гадких и подлых людей. Я это и по своей взрослой жизни знаю. Через какое-то время правда восторжествовала и оба получили по-заслугам. Что здесь сказать? За что боролись, на то и напоролись. Так ведь говорят! Из всей этой истории руководство совхоза сделало вывод, что только маме нашей и можно было доверить вести бухгалтерию Племфермы.

 Хорошо помню, как однажды к нам по какому-то делу зашёл некий человек. Он очень удивился скромности убранства нашего жилья и сказал, что будь Он бухгалтером на Племферме, то даже ел бы на золотой посуде, не говоря уже обо всём остальном. К чему приводит вот такая способность прибирать всё к своим рукам – известно.

Сколько помню себя, на нашей Племферме всегда строили жильё для своих работников. Сначала построили несколько двухквартирных двухкомнатных домов, с террассами. Первую квартиру выделили управляющему нашим отделением, вторую – нам! Вот в такой «роскошной» квартире мы жили, оттуда я в школу пошла, оттуда мы и в Тихий Дон переехали. Потом уже строили дома на одну семью. Вернувшись, мы поселись вот в таком отдельном доме с большим огородом. В нём мама оставалась до тех пор, пока мы ни забрали её сюда, в Россию.

По праздникам у нас, и здесь, и на прежней квартире, и в Тихом Доне, собирались все наши украинцы: бабушка, её сёстры, тоже наши бабушки – Великовская и Сибирская, дед (муж Великовской бабушки), мамин двоюродный брат с женой, часто и другие «наши» приходили, и за столом всегда пели украинские песни. И разговаривали все они на этом языке, кроме мамы и дяди. Мама рассказывала, что до первого класса она разговаривала только по-украински, потом стала отличницей по русскому языку. Каким счастьем для нас с сестрой были эти праздники. С тех пор мы с ней знаем много песен нашей Прародины – Винницкой области, но уже давно не поём их, потому, что вообще перестали петь. Правда, иногда, в разговоре друг с другом, даже не замечая этого, вставляем слова из нашей ридной мовы. Много знаем пословиц и поговорок именно в украинском звучании, и применяем их в нынешней жизни.

У нас много было украинцев. Иногда к тёте Дусе Барсуковой (Кубанской казачке) приезжала из города Алмалыка Ташкентской области тётя Вера Ротенко, какая-то их родственница и мамина подруга юности и её кума (Крёстная моей сестры) и всегда приходили за нашей мамой. Там, у тёти Дуси, за праздничным столом они, конечно, пели украинские песни! Когда поздним вечером, а, скорее, уже заполночь, тётя Дуся и тётя Вера провожали нашу маму домой, то всю дорогу, время от времени, останавливаясь, пели всё те же песни. Всё население нашего отделения, несмотря на поздний час, выходило на улицу и слушало их. И сколько они пели, столько народ не расходился по домам. Тут были русские, узбеки, татары, представители почти всех народов Поволжья и других регионов России. Узбекистан почему-то притягивал к себе многих россиян. Видать, было, чем притягивать! А на следующий день только и разговоров было о том, кАк они пели!
Среди таких прекрасных песен  мы и росли с сестрой.
С 90-х годов стали пустеть Племферма, Тихий Дон другие отделения и сам Центр нашего Малека. Разбрелись все русские – кто куда, от Дальнего Востока до Калининграда, даже за границу