Глава 6. Галя

       Иногда нам приходилось под конвоем бывать  на железнодорожной станции на разгрузке или погрузке вагонов. Так случилось и на сей раз. Мы разгрузили железнодорожный вагон с лесом и строем под охраной немцев проходили мимо  одного из общежитий для девушек, вывезенных для работы в Германию из Украины.
 
       Общежитие стояло за дощатым высоким забором метрах в десяти от дороги, по которой нас вели. Мы поглядывали на окна, в которых, как ласточки из гнезд, выглядывали наши советские русские, украинские, белорусские девушки. Все молодые, красивые, такие родные. А им всем хотелось увидеть нас – русских солдат, пусть и военнопленных, шагающих по дороге под охраной. Они что-то кричали, о чем-то спрашивали, но в общем крике ничего понять было невозможно. Мне впервые за три года на чужбине удалось встретиться со своими девчатами. Когда мы почти прошли общежитие, одна из девушек, я заметил, самая красивая, из открытого  окна крикнула, как мне показалось, только мне адресованные слова;
       -Дай Бог, чтобы я Вам приснилась!
            
       В город больше нас не выводили. Время хоть и медленно, но и тогда шло вперед. Налеты авиации участились, слышались раскаты канонады. Приближался новый 1945 год. Настроение у нас поднялось, мы ожидали скорого освобождения. И на этот раз (не помню, кому первому пришла эта шальная идея), мы вдруг решили отметить встречу нового года, а заодно позвать к нам наших милых советских девушек. Но где взять продукты? И вот как-то днём в момент очередного налёта американской, а может быть уже и нашей авиации мы решили ограбить немецкий продсклад. Гремела канонада, рвались в небе снаряды, рыскали языки прожекторов, охранники спрятались в бомбоубежище, а мы втроем, подобрав ключи, вошли в барак, где хранились продукты для немецкого зенитного подразделения. Помню, набрали ведро сахара и пачек двадцать галет, ничего другого, подходящего для нас, мы не нашли. Да и времени у нас было в обрез. Надо было закончить эту операцию до окончания налёта. Мы благополучно вернулись к себе, довольные, что теперь мы готовы к встрече нового года. Из сахара сделаем брагу, а галеты для нас вообще в диковину. Это настоящее праздничное лакомство.
 
       До нового года оставались считанные дни. Окрыленные успехом, мы решили предпринять еще одну вылазку за новогодними продуктами. Теперь уже вчетвером мы ночью тайно спустились  в село, которое было километрах в трёх от нашего барака. Через небольшое окошечко один из нас проник в подвальное помещение зажиточного дома, где находился домашний продуктовый склад, и через окно выставил несколько бутылок самодельных напитков, а также банки с консервированными фруктами и овощами. Операция прошла успешно и бесшумно. Новый год будет у нас совершенно новый!

       Молодость берет свое, надежда на освобождение росла с каждым днем, а с нею пробуждалась и надежда на счастливую жизнь, нормальную человеческую жизнь. Мы все чаще стали строить планы побега, говорить о будущем и, конечно, о девушках. Особенно о советских девушках из того двухэтажного общежития, ради которых так тщательно готовились к встрече нового года. С охраной мы договорились, что встречать этот новый год будем с русскими девушками из числа угнанных («остарбайтеров», как их здесь называли). Теперь я уже не помню, кто и как сообщил девушкам о наших благих намерениях пригласить их к нам в барак на Гашке встречать новый 1945 год под усиленной новогодней охраной. Но девушки пришли, и среди них та самая Ганя, которая желала мне увидеть ее во сне. (Это была та самая Ганя, которую всю жизнь я буду называть Галей, которая станет по паспорту - Анной Пантелеевной Никифоровой - моей любимой и единственной женой. Но об этом ниже).

       Встреча Нового года  прошла хорошо, спокойно и счастливо для всех присутствующих. Особенно для меня. На этой вечеринке я познакомился с той красивой, веселой и озорной девушкой, которая кричала мне вслед: «Дай бог, чтобы я вам приснилась!», и о которой я думал все это время.  Новый год встречали до утра, к нам заходили даже охранники, пробовали ту наливку, которую  приготовили себе для Нового года австрийцы.
 
       Лично для меня жизнь с тех пор приобрела надежды на будущее, ведь сколько времени прошло в полной безнадежности, в осознании никчемности своей жизни и полной ненужности, без какой-либо связи с Родиной, в полной неизвестности о судьбе родных и близких.  И вдруг в жизни появляется человек, теперь самый близкий и родной, хоть мы и очень редко встречаемся. Мне так радостно ждать ее прихода к нам на Гашку. Эти встречи были крайне редкими, как я сказал. Нас не выпускали из зоны, а они тоже не могли к нам часто ходить. И все же выпадали эти редкие дни наших встреч!!!

      Приближался февраль.  Нас стали усиленно охранять, возможность убежать из плена с каждым днем уменьшалась. По ночам все чаще слышались далёкие взрывы то ли снарядов, то ли бомб. Война победоносно шла на запад. В одно из воскресений к нам на Гашку пришли Ганя и ее подружка Соня, которые увели меня с другом от верной смерти. По их совету мы с Сашкой Чувашом совершили побег этим воскресным февральским днем. Взяв разрешение у охранников проводить девушек, мы больше не вернулись в барак.  Лесом, а затем  через село  пошли к хозяйке Ганиной подружки Сони. Там провели первую ночь на свободе. Оставаться  на более долгий срок у Сони было небезопасно. Нас могли заметить и сообщить в полицию, выдать властям. Рано утром мы перебрались к другому русскому, работавшему так же у австрийского бауэра, который жил за три километра от Сони. Он поместил нас в сарае на чердаке, где хранилось сено. Сюда тайком таскал нам еду и сообщал новости. Сообщил, что по радио передали о нашем побеге и розыске, как опасных преступников. Надо было снова менять свое местопребывание, чтобы не подвергать его опасности. Мы попросили передать  Гане или Соне о наших планах перебраться в другое, более безопасное место. В поселке оставаться было уже нельзя. Он был заполнен немецкими военными подразделениями. Мы решили уйти на один из островов Дуная.Так мы почти месяц метались, меняя свое местонахождение.

       Ночи, особенно на реке, были очень холодными, и Ганя – Галя, как я стал ее называть, где-то достала нам по одеялу и какую-то гражданскую одежду для маскировки. Мы отправились в рискованный путь.

       Когда мы вышли на главную улицу,  которую необходимо перейти, чтобы попасть к Дунаю, мы ужаснулись. Она была забита обозами и техникой немецких воинских частей. Шел завтрак солдат, они сидели группами и что-то хлебали. Бидон с едой стоял рядом с кустами, из-за которых мы осматривали местность.Взглянув друг на друга, мы мгновенно поняли, что нам делать дальше. Быстро схватили бидон почти из-под самого носа повара, в котором было больше половины горохового супа с колбасой,  мы унесли его в придорожные кустарники. Чуть попозже перенесли его на свое новое место, на остров. Боже мой, какой это был вкусный суп! Первый человеческий суп за все время плена!

       В лесу на острове нам пришлось скрываться недолго. Несколько раз к нам тайком приходила Галя, которая однажды сообщила, что  оставшихся наших товарищей вчера строем под усиленной охраной увели в неизвестном направлении. "Но австрийцы говорят,-  взволнованно шептала она, - что их всех расстреляли где-то невдалеке от Гашки." Немцы отступали, не оставляя в живых своих пленных. Эта участь постигла наших товарищей, ожидала она и нас, если бы мы с Сашкой дожидались освобождения, как и наши друзья по несчастью.

       На острове оставаться было уже небезопасно, местные жители стали семьями прятаться в лесных массивах. Последнюю ночь нам с Сашкой пришлось провести в разрушенном здании среди камней и обломков бетона. Это была последняя ночь перед приходом наших первых разведывательных  подразделений. Она была самая длинная и холодная из всех тех, которые мы провели на чердаке и на островке. Перед рассветом, когда стали слышны винтовочные и автоматные выстрелы, мы огородами перебрались в один из домов, в которых не было жителей. Они ушли от страха  в близлежащие леса.
      
       Мы выбрали дом, который стоял напротив жилья нашей спасительницы. Галя работала на мебельной фабрике, а после работы была домработницей у своей хозяйки за какую-нибудь тряпку или просто обед, а то и просто ни за что. Просто они были закреплены за хозяйками как рабыни. Мне лично хотелось сразу же постучать в двери Галиной хозяйки, но вовремя заметили со своего наблюдательного пункта, как с Гашки к нашему двору бежали человек десять немецких солдат с фаустпатронами на плечах.  Когда наш танк показался на дороге, в него были пущены три фаустпатрона почти из-под наших окон, но цель не была поражена, и они огородами направились вверх в направлении Вены. Мы тут же побежали к Галиному дому.

       Долго на нашу просьбу открыть дверь ни хозяйка, ни сама Галя не откликались. Все же нам удалось к ним достучаться, и мы увели Галю с собой к группе наших танкистов, с которыми мне так хотелось уйти вместе! Командир танкового подразделения дал на это согласие, но Галя, которая спасла мне жизнь, упросила нас завтра пойти с нею и с Соней на сборный пункт всех советских граждан, которые были освобождены в этом местечке. Через два дня нам  разрешили свободно добираться в Россию домой, кто как может. Поезда тогда не ходили, дороги были забиты войсковыми частями. Люди шли пешком группами, в одной из них шагала наша четверка, по пути нам удалось раздобыть лошадей.
 
       В одном из городков нас встретила комендатура объявлениями: «Бывшие военнослужащие! Обратитесь по указанному адресу». Кто-то пошел по этому адресу, кто-то продолжил путь дальше. Сашка Чуваш в комендатуру не пошел, а продолжил путь со своей подругой. С ними, попрощавшись со мной, пошла и Галя. Я решил идти в комендатуру. В это утро мы поклялись с Галей быть верными друг другу до конца своих дней. В этот раз Галя сильно не возражала против моего решения идти на сборный пункт, хотя и ссылалась на других, которые не пошли по требованию комендатуры, а пошли дальше на Будапешт. Но я не мог так поступить, и мы с Галей расстались на целых полтора года с февраля 1945 года по август 1946...