Д. Б. Перемены...

             У парома стояла скука... Колхозная техника переправлена - с утра началась заготовка сена. Дед Яков, сегодня сдал свои обязанности паромщика - годы брали своё,но остался, при дубе, большой лодке, перевозчиком. Сегодня будный день, кроме колдхозников, перевёз двух пареньков, с удочками, по пять копеек - чужие, вот и вся выручка, в колхозную копилку.
Другое дело, когда воскресенье, тогда отбоя нет бабам, на базар спешащим, они и перегребут сами, и пощупаешь, так по шее, не очень...
От Гришке, тому везёт, бабы льнут, бабы шёлковые, хоть ты бери и в кусты... Оно и понятно (чёрт Конопатый!) Мужики на войне, уже фрау щупают, а тут, хоть застрелись - чешется....
Дед сидел в дубе, опершись подбородком в весло...и думы были какие-то плёвые, не стоящие и плевка.
- Гриня...а поведай, поганец, какой у тебя мёд, что баб, не оттащить?
- Ну, деда, хватил с утра...какой-такой мёд? Изголодались солдатки, хоть погутарить...
- Э-э, не бросай тень на плетень...так уж и не..?
Тот криво улябнулся, ушёл в землянку, принёс инструмент и стал ремонтировать, подмытый течением припоромок, мугикая "Галю..."

- Гриня, перекурил, греби на тот берег... Молодуха запоздала, а мне, не можется, побежать в кусты... И чем енто Мотря сёдни накорила, бл...
Гриша переправился, а в лодку юркнула невзрачная незнакомка - никогда ране, не встречал...
А та, исправно вставила весло и погребла, только успевай лодку править..
Выходя молча протянула пятачок.
- Так сами гребли...
- Положено - внимательно поглядела серыми глазищами, а у Гриши, что-то ёкнуло повыше гузна... Какая баба, вроде и глядеть, не на что, а глазищи - утонешь...
Появился дед Яков, весь, аж зелёный...
- Справишьси, Гриш? Пойду Мотре рожу чистить... Её работа, от стерва...
Было часа три по полудни, когда появилась сероглазая.
- Вы не беспокойтесь, я сама перееду, там клиент поджидает. Гриши только головой мотнула, он ещё не понял, что всё  время пока её, не было, он думал о ней... Кто-что-зачем?
- Величать вас, как изволите?
- Зовите Зиной - улыбнулась и вышла на песочек, оправила юбку и пошагала, не оглядываясь.

Было в ноябре, уже стояли забереги, которые постоянно ломала прибывающая вода в Десне, Дед Яша, никак, не мог оправиться, от отравы...
Гриша зашёл развести костерок, чайку хлебнуть... И вдруг услышал далёкий голос, не голос, но сердце сказало: "Спеши"
Он бросился в лодку и на одном весле поспешил, к зовущему.
Это была она, Зина, но, что с ней произошло? Она лежала у самой воды, почти, без дыхания... Гриша взревел, схватил Зину в охапку... Как перевез, как бежал в больницу, не помнил, знал только - надо успеть. Навёл шороху в приёмном покое, сдал свою ценность, с рук в кресло и поспешил на свой пост. Навещал её, передавал передачки, то яблоки мочёные, то картошки, запечённой с салом, то ещё чего-то, интересовался, как выздоравливает. А когда стало можно навестить, то зашёл несмело, глянул в очи, ещё глубже и бездоннее тех, которые снились, неловко положил своё приношение. Она встала, в узком халатике, ночной рубашке, поднялась на цыпочки и поцеловала в губы.
- Спасибо вам, Гриша, вы добрый человек... Так и повелось, что он приходил вечером, они подолгу сидели молча, но скучно им, не было. Стал один вопрос... Главврач сказал, что Зину можно выписать, но куда? Гостиницы нет, а так...
- Не, Кириллыч, у меня хата есть, не понравится, так её дело, но заберу сейчас, за бумагами зайду.
- Зина, собирайтесь, пойдём домой.
- Гриша, мне не во что переодеться, то, что было, на мне - сроду не одену.
- Тогда  подожди, дома сестрино осталось - добежим, а  после решим.
И вот она переступила порог тёмной хаты.. Гриша чиркнул спичкой, зажёг восьмилинейную лампу, проявились стены и пол просторной комнаты - половина жилой хаты. Под двумя окнами услон с резной спинкой, в углу, в простенке, меж печью стояла пышная кровать, на которой давно, никто, не спал. Русская печка, побелённая чистым мелом и проштампованная картошиной в охре, в две строчки, по гитаре, почти, под потолком, вызывала улыбку женщины и казалась местной веселкой.
- Проходите, Зина, выбирайте, где удобнее...как похоронил маму, так ещё никто, не переступал порог, простите.
- Это что за красавица, Гриша?
- Так мамця. Она у меня была певунья, каких поискать. А батька, не помню, сгинул, когда мне и двух, не было. Сейчас я зажгу плиту, чтоб было тепло. Если устали - я разберу кровать
- Да не беспокойся, Гриша, дай, я освоюсь, если, не выгонишь, то мне тут жить...
- Скажете..скажешь тоже... Он задёрнул штору вокруг кровати и Зина осталась одна, со своими мыслями и проблемами... Гриша ей приглянулся, ещё в первую встречу, она бывало вспоминала его удивлённые глаза и что-то незнакомое шевелилось под сердцем...сразу разберёшь ли?
Она вышла из-за шторы, а Гриша стоял уже со свитером в руках - ручной вязки, шерстяной, тёплый...
- Мой руки...повечеряем. Борщ вчерашний, попробуй, не прокис ли? А картошка с сальцем - люблю, вкусно и сытно. Кипяточку попьёшь и на смену хватает.
Они сели  у переносного стола, стоящего рядом с услоном - деревянным диваном. Ели из одной  черепковой миски, деревянными ложками. Когда насытились, Зина поднялась и молча поцеловала Григория, перекрестилась на образа... "как мама" - пронеслось и забылось... Протопленная плита несла по хате живое тепло.
- Устала я, Гриша.
- А ты приляг, приляг и спи до утра. я наведаю. Сам собрался и скорым ходом подался к  парому.
- Ишь ты...молодец, Гришаня, догадался паром поставить в заводь. Десна стала. Лёд в палец толщиной, блестел на остатках лунного света, он быстро опешил дуб, выволок на берег, сколько было сил и поспешил домой, приготовить завтрак, для Зины.  01.03.20