1. 2. 1 Демонизация и универсальность техники А

1.2.1 Демонизация и «универсальность» техники
 (начало)
Монография: А.В. Миронов "Философия социо(техно)-природной системы" разослана мною в библиотеки профильных Вузов, крупные городские и областные библиотеки. Ищите у себя в городе!!!!


Об авторе

Андрей Витальевич Миронов кандидат философских наук, доцент Кафедры философии естественных факультетов Философского факульет МГУ им. М.В. Ломоносова.

Сфера интересов: социальная философия науки, техники и технологий; этические проблемы техники и технологий (техноэтика); эволюция технократизма; философия архитектуры, философия почвоведения.
Результаты исследований отражены в ряде журнальных публикаций и  монографиях:

1. Миронов А.В. Введение в историю науки: математика, физика, химия, биология, геология: учебно-методическое пособие по курсу «Концепции современного естествознания». – М.: Институт открытого бизнес-образования. Научные труды, 2002 г. – 5,5. п.л.

2. Миронов А.В. Концепции современного естествознания: математика, физика, астрономия, химия, науки о Земле, биология, человек, синергетика (учебное пособие для юридических вузов). М.: Институт государства и права Российской академии наук, Академический правовой университет, 2003. – 13 п.л. ISBN 5-94073-050-7.

3. Миронов А.В. Технократизм – вектор развития глобализации. – М.: МАКС Пресс, 2009. – 131 с. – 8,3 п.л.

4. Миронов А.В. Философия архитектуры: Творчество Ле Корбюзье. – М.: МАКС Пресс, 2012. – 292 с. – 11,8 п.л. ISBN 978-5-317-03961-5.

5. Миронов А.В. Философия социо(техно)–природной системы: Монография. – М.: МАКС Пресс, 2013. – 192 с. – 8,5 п.л. ISBN 978-5-317-04350-6 (Есть свободно распространяемая электронная версия).

6.Миронов А.В. Философия науки, техники и технологий: Монография. – М.: МАКС Пресс, 2014. – 272 с.ISBN 978-5-317-04749-8 (Есть свободно распространяемая электронная версия).

7. Миронов А.В. Лев Толстой (сказки из недр Ясной Поляны). Опус 1.1 - М.: МАКС Пресс, 2018. - 76 с. (Серия философского юмора).ISBN 978-5-317-05802-9.

8. Миронов А.В. Лев Толстой (сказки из недр Ясной Поляны). Опус 1.2 - М.: МАКС Пресс, 2019. - 76 с. (Серия философского юмора).  ISBN 978-5-317-06109-8.
 
9. Миронов А.В. Лев Толстой (сказки из недр Ясной Поляны). Опус 1.3 - М.: МАКС Пресс, 2019. - 76 с. (Серия философского юмора). ISBN 978-5-317-06110-4.


Отзывы и предложения пишите автору, e-mail: avmmsu@yandex.ru


1.2.1 Демонизация и «универсальность» техники

Самым распространенным и тиражируемым мифом техники является ее демонизация. Это представление хорошо освещено в литературе и кинематографе , для которых он стало ис-

16
 
точником неплохого дохода, а в философии данный миф давно освящен. Совместные усилия привели к тому, что технике стали приписывать, имманентно ей присущее, враждебное отношение к человеку и окружающему миру.

В литературе XIX – нач. XX вв. было разработано два направления для изображения научно-технического прогресса. В произведениях одного типа все плохое и хорошее связанное с применением научного знания или техники, было результатом использования их конкретной личностью (таковы романы Ж. Верна, Г. Уэллса, А. Беляева). Произведения другого типа  рисовали бунт техники, безжалостность и отстраненность промышленного производства или отражали фантазии авторов на тему нанесения максимального вреда человеку и человечеству.
В философии господствовала объективистская точка зрения на науку (классическая модель научного знания) и широко распространялась материалистическая концепция общественного развития (К. Маркс). Из литературы и философских трудов о науке объективизм был перенесен и на технику.

Согласно П. Бергеру и Т. Луману [14] человек начинает вести себя так, как он представляет окружающий мир, а тот оказывался благодаря буйным фантазиям наполнен кошмарами с участием вырвавшихся из-под контроля техно-монстров . Попадая под их воздействие, обыватель всерьез пугается и начинает думать, что он и целое человечество рано или поздно будут окончательно порабощены техникой.
В философии этот миф используется для объяснения феномена техники. На обывателей влияние философии ничтож-

17
 
но, но на философов и прочих интеллектуалов – огромно. Представления о независимых от культуры и человека законов развития науки, техники и технологий заставляют сделать логический вывод о неспособности разума управлять собственным порождением.
В истории человеческой мысли были уже порождения миров с особым статусом: мир Эйдосов (Идей) Платона, родственный ему мир универсалий средневековых философов, объективный мир природных законов и общественного развития, научного знания К.Р. Поппера. Общим для всех этих «миров» было независимое от социума и отдельного человека бытие.

Следствием философских представлений об объективных законах развития техники стало ее наделение самостоятельной онтологической сущностью. Придание технике подобного статуса обосновывает представление о ее самостоятельном, независимом от человека и общества, существовании, и как следствие наделение этой реальности субъективными свойствами. Техника становится способной к самостоятельному развитию, а в предельных вариантах ей приписывается и свобода воли. Представление о самостоятельном существовании техники снимает с человека ответственность за последствия собственной преобразовательной деятельности. В этом скрывается могучая привлекательность и востребованность этого мифа. При его помощи маскируется как индивидуальная безответственность, так и коллективная [85. С. 45-48]. Благодаря этому мифу все проблемы в технической реальности становятся объективным процессом, который протекает вне этических категорий, и равнодушен к человеку. В умах проповедников прогресса он обладал собственной ценностью, и требовал поклонения и жертв. Вслед за наукой, первой ласточкой прогресса, такое же отношение распространилось на технику, и на технологии.
За предполагаемой нейтральностью уже М. Хайдеггер увидел нелицеприятный оскал и написал: «В самом злом

18
 
 плену у техники, однако, мы оказываемся тогда, когда усматриваем в ней что-то нейтральное; такое представление, в наши дни особенно распространенное, делает нас совершенно слепыми к ее существу» [144. С. 221]. Осуждая нейтральность, он сам привнес в философию изрядный запас демонизации. Будучи мистическим философом, он оторвал сущность техники от ее существа, придумал «постав», при помощи которого и разрешился от тяжкого философского бремени, поставив тем самым часть философов в спазматическое недоумение. Свершив столько подвигов на фронте интеллекта, М. Хайдеггер снискал мировую славу. Сложность понимания технического остались, а благодаря М. Хайдеггеру еще и увеличилась проблемой понимания самого понимания техники. Великую максиму: «Философия – умение делать непонятное понятным», М. Хайдеггер решительно не разделял, безмерно умножая непонятное.

В философских концепциях опора на таинственную «сущность техники» в духе М. Хайдеггера приводит к самым фантастическим размышлениям. В качестве посылки используется «филологическое вычитание» частей слов. В качестве достигнутой разности преподносится нечто следующее: «со-бытие об-ступает бытие, на-ходящем на-стоящее обсто-ятельство ме-ста весь-ма убедительным». На-стаивая на этом, преимущественно «философы из гусар» [37] получают то ли, разжижение мудрости, то ли экстракт мозгового камня в собственном соку. Подобная «лингво-математика», может «фонетически» и обоснована , но философски и алгебраически не внушает доверия. Ее применение облегчает развитие и создание мифологем. Всевозрастающее кружево понятий отвлекает исследователей и привлекает выхолощенный интеллект схоластов.

19
 
Отвлечение сущности от существа приводит к обнаружению преимущественно таких качеств, которые неподвластны рациональному описанию, а, следовательно, выводят любой объект или деятельность, связанную с ним, из сферы ответственности человека. «Человеческая техника, и только она, независима от жизни человеческого вида» [149. С. 465], – утверждал, например, О. Шпенглер. Принцип независимости или объективности уже применялся в экспериментальном познании, а в гуманитарной области К. Маркс использовал его для описания исторического процесса. Если науке, технике и технологиям свойственны подобные качества, то для человека единственно рациональным поведением становится «подстраивание» под них, с преклонением и последующим поклонением как науке, так и технике, а заодно и технологиям . Мистика «объективности природных или социальных законов» позволяет активно творить кумиров. Кумиры требую жертв.

Это явление блестяще описал А.П. Платонов, давая характеристику одному из персонажей: «…Захару Павловичу имя Трех Осьмушек Под Резьбу понравилось больше крестного: оно было похоже на ответственную часть любой машины и как-то телесно приобщало Захара Павловича к той истинной стране, где железные дюймы побеждают земляные версты» [104. С. 219]. Человеческие качества, в данном случае имя, даваемое при крещении, легко заменяются обезличенными цифрами, сложность социо-геосферных взаимодействий подчиняется инженерии. В конце, правда, обнаруживается

20
 
Котлован, в котором кишат люди, и еще Коллективизация, и Индустриализация, и ГУЛаг. Причем все это взаимосвязано и логически вытекает из поклонения технике и объективным процессам общественного развития. Умаляя достоинство человека и создавая искусственную среду, быстро выясняется, что «поскольку закон единства организма и среды нельзя обойти, искусственная среда потребует искусственного обитателя» [70. С. 42], – именно такой вывод делает В.А. Кутырев, анализируя противостояние естественного и искусственного. С этим нужно не просто согласиться, но привести дополнительные примеры: К.Э. Циолковский, будучи провозвестником космической эры, так прямо и писал о необходимости придания человеку эфирной сущности, сочетаемой с полным и окончательным истреблением всего живого на планете [146. С. 9 и далее]. Именно такой подход к изменению человека, критикуемый В.А. Кутыревым, активно пропагандируется до сих пор. Его адептам, кажется, технологически проще трансформировать генетическую структуру человека, чем изменить социальные формы применения техники. При этом они руководствуются не столько благим намерением лишить человека наследственных болезней, сколько преимущественно наделить его свойствами адекватными новой среде обитания [39. С. 25-29, 41-42, 50; 133. С. 308-309; 125. С. 27- 35; 171. P. 340]. В результате подобных трансформаций человека, неизвестны положительные следствия, но совершенно точно, что это будет мощнейшим рычагом власти.
Одновременно с идеей трансформацией человека идет и активная религиозная пропаганда мистико-космической и информационной белиберды, заполняющей СМИ России. «В целом, – делает вывод В.А. Кутырев, – космическая мифология (в моем случае это синоним демонизации техники – А.М.) обеспечивает адаптацию человека к новой техногенной реальности, одновременно превращая его в материал и средство ее дальнейшего роста» [70. С. 24-26]. Последствия имеют вполне земные, практические решения – человек

21
 
превращается в безгласный объект манипуляций и всепроницающей отеческой заботы со стороны имеющих власть.

Эту сторону демонизации техники отмечал уже О. Шпенглер: «С появлением рационализма «вера в технику» делается чуть ли не материалистической религией: техника вечна и непреходяща, подобно Богу-Отцу; она освобождает человечество, подобно Сыну; она просветляет нас, как Дух Святой. А молится на нее филистер прогресса – от Ламетри до Ленина» [149. С. 484]. Подтверждением такого отношения могут служить также слова М.А. Горького, весьма чувствительного к требованиям текущего момента истории: «…техника сама как бы подсказывает и внушает человеку возможность и необходимость дальнейшего ее роста» [42. С. 7]. На западе Европы великий архитектор Ле Корбюзье писал такие же слова: «Предписывая свои условия нашему образу жизни, заставляя наш ум принять определенную систему правил, машина раздвинула рамки нашей жизни, вырыв пропасть между двумя поколениями» [72. C. 68]. В худшем варианте демонизация техники порождает иррациональные страхи, фобии и тогда техника становится объектом огульного порицания или религиозного поклонения [171. Pp. 339-444].

азвивая эти идеи, «филистеры прогресса» обязательно начинают смешивать и путать живое и неживое. Вслед за Э. Фроммом обращу внимание читателей на это характерное неразличение живого и мертвого, как на важнейший диагностический симптом. Для исповедующих его писателей и философов  он является принципиальной основой для их концептуальных построений.

Затрагивающие всех нас экологические изменения ставят вопрос о взаимодействии человека и природы, человека

22
 
и техники и т.д. И если между живым и неживым разницы нет, то совершенно очевидно, что нет никаких экологических проблем. Нет различий – нет конфликта – нет проблемы. Тревожащие нас мелкие неудобства легко разрешатся при помощи современных науки, техники и технологий – вот Credo современных филистеров прогресса. И веруют в него они слепо. Архитектор А. ван де Вельде в начале XX в. утверждал: «Ведь ясно же, что машины исправят впоследствии все причиненные ими беды, искупят все содеянные мерзости (выд. мной – А.М.)» [Цит. по: 36. С. 57].

Им противостоят родственные души борцов за экологию. У них другой символ веры. Собственное незнание, обретенное еще в средней школе относительно естественных наук, они, по аналогии, распространяют на все человечество. Они в алармистской истерике призывают ограничить техническое развитие, а ряд видов техники запретить. Подобные движения оказываются востребованы как «бескорыстными» политиками, так и экономическими конкурентами. Широко распространенная «атомофобия», в качестве зафиксированной идеи, требует поставить атомную энергетику за грань допустимого. Причем, необходимо запретить ее практически мгновенно, ничем не заменяя, обрекая экономическое развитие на энергетический коллапс. «Ученые не понимают как устроен атом», «ядерная энергетика – это то, что противно Богу» и другие их странные лозунги озвучиваются СМИ.

Забавным представляется и то, что противники «мирного атома» не выступают против автомобильного транспорта, уносящего гораздо больше жертв ежегодно, чем Чернобыль или Фукусима вместе взятые. Конечно, я не оправдываю эти две, равно как и другие, техногенные катастрофы. Я пытаюсь объяснить читателям, что техногенные аварии имеют не одно, а два направления для решения проблем. Не запретом, а ограничениями и развитием социальных методов контроля над техникой, мы можем снизить уровень опасности,

23
 
исходящий из технической реальности. Все попытки изменить ситуацию в благоприятном для человека направлении только путем ограничения техники будут обречены на провал. А вот постоянный общественный контроль ситуации, требования отчетности чиновников и руководителей о мерах, предпринимаемых по обеспечению безопасности, а еще больше ответственность инженеров и технологов не только перед работодателем, но и перед живущим рядом обывателем, принесут пользу и снизят вероятность катастрофы.

И филистеры, и алармисты, представляющие с точки зрения философии две крайние точки зрения, безобидны, если, конечно, не давать им власти. Впрочем, власть способна испортить любого.

Попытки создать промежуточное построение и, таким образом, угодить в сердцевину истины предпринимались Н.А. Бердяевым. Позиция, им принимаемая крайне неустойчива, и опирается на все и сразу, т.е. является дурной эклектикой.
В крайне путаной работе «Человек и машина (Проблема социологии и метафизики техники)», Н.А. Бердяев то приписывает технике нейтральность: («Техника и экономика сами по себе могут быть нейтральными…» [15. С. 153]), то антигуманность («Машина по природе своей антигуманна» [15. С. 156]), то способность к самостоятельному существованию вне социума и бунт против человека («Человек сказал машине: ты мне нужна для облегчения моей жизни, для увеличения моей силы, машина же ответила человеку: а ты мне не нужен, я без тебя все буду делать, ты же можешь пропадать» [15. С. 151]). Вступив на эту скользкую тропу, русский философ продолжает развивать мысли о демонизации. В потоке ужасов неожиданно звучат и вполне адекватные утверждения: «Не машина, а человек виновен в страшной власти машинизма (технократизма – А.М.), не машина обездушила, а человек обездушился. […] В мире происходит процесс дегуманизации, дегуманизации во всем. Но в этой

24
 
дегуманизации повинен сам человек, а не машина» [15. С. 161], которые надо рассматривать как случайные. Путаницу в философских показания Н.А. Бердяева немецкий исследователь Г.Х. Вригг объясняет исчерпывающим образом: «Как мыслитель, Бердяев не отличается ясностью. Напротив, его манере изложения свойственны неясности и скучные повторы. Сила Н.А. Бердяева – не в его аргументах, но в его интуициях» [32. С. 73]. И.Л. Солоневич по поводу Н.А. Бердяева высказывался совсем уж справедливо, но нелицеприятно [128. С. 135-136], и приведенные выше цитаты служат подтверждением заслуженной оценки.

Поддавшись обаянию демонизации, человек получает сладостную возможность бессмысленного  и романтически беспощадного бунта против техники (Дон Кихот, луддиты, антисциентизм, экстремистские экологические движений в наши дни).

В бессмертном произведении М. де Сервантеса Сааведры борьба с ветряными мельницами была приведена в качестве пародии на рыцарские подвиги во славу прекрасной дамы. Борьба с техникой – пародия на сознательную работу по созданию правил и норм употребления техники. Однако созданный великим испанцем пример до сего дня представляет хрестоматийную иллюстрацию этой борьбы: «– Помилуйте, сеньор, – возразил Санчо, – то, что там виднеется, вовсе не Великаны, а ветряные мельницы; то же, что вы принимаете за их руки, – это крылья: они кружатся от ветра и приводят в движение мельничные жернова.

– (…) это Великаны [заметил Дон Кихот]. И если ты боишься, то отъезжай в сторону и помолись, а я тем временем вступлю с ними в жестокий и неравный бой» [127. С. 65].

«Великая битва с ветряными мельницами» провела к закономерным последствиям: часть сельскохозяйственного техни-

25
 
ческого объекта была повреждена, а вот от копья Дона Кихота остались одни щепки; сам славный рыцарь был сбит с коня Росинанта мнимыми Великанами, да так, что нуждался в помощи врача [127. С. 66]. Правильный вывод, вытекающий из этой истории, Дон Кихот сделать не может; он находится внутри мифа и, соответственно не в состоянии оценить ситуацию как внешний наблюдатель. Направив свою деструктивную энергию на технику, он не добился ничего. В данном случае, культура оказалась справедливой: небесное бескорыстие Дона Кихота привело к тому, что его поступок стал нарицательным, как и его антипод – поступок Герострата. Если убрать мотив, то оба эти события – борьба с техникой привлекли внимание людей и остались в мировой культуре. Бессознательно обыватель технику боится и помнит тех, кто ее уничтожает .

см продолжение