Часть 3 Серж

  Серж был ошеломлен. Он остановил машину на обочине и долго сидел, глядя в стекло. Зачем-то включил щетки, но и сквозь них ничего не видел. Он думал о словах, сказанных Светланой Ивановной. Нет. Все-таки несправедливо устроена судьба: одни получают все, а другие - ничего. Причем, совершенно. Словно очнувшись от спячки, он вспомнил, что дома ждет дочка. Наверное, переживает. Серж решительно завел мотор: «Потом подумаю»...
- Настенька, я приехал.
Он стоял в прихожей и приветливо улыбался девочке.
- Ты долго, - дочь недоверчиво смотрела на отца.
- О… Нам сначала читали лекцию о воспитании подрастающего поколения, затем было много цифр о (тут я, кажется, заснул), потом рассказывали о талантах каждого ребенка, показывали ваши рисунки, читали сочинения.
- Не надоело?
- Что?
- Пойдем обедать, вернее, ужинать. Мой руки, а я разогрею.
Настя по-взрослому хозяйничала на кухне. Отец не посмел ослушаться, поэтому, сполоснув руки, сидел за столом.
- А у тебя как прошел день? - спросил он, беря ложку.
- Как обычно, - девочка пожала плечами.
- Настя, - тихо начал отец, - тебе не скучно со мной?
- Нет, - она водила ложкой по тарелке.
- Настенька. Я думаю, что у каждого ребенка должно быть детство с игрушками, подарками, друзьями, обидами, разочарованиями…
- Папа, - перебила его дочь, - у тебя из-за меня неприятности?
- Что? - Серж с тревогой посмотрел на девочку с опущенными плечиками. - Малыш, как ты могла подумать такое? Ты не можешь доставить мне неприятности. Скорее наоборот…
  Ночью Серж не сомкнул глаз. Он долго вспоминал дочь с опущенными плечами. Когда-то он уже видел подобное. Перебирал в памяти: да нет, Настя у него всего только три месяца. Всего только и уже…

  Вспомнил. В тот вечер за окном лил дождь, как сегодня. Ветер хлестал в окна злобно и надрывно, словно хотел заставить человека обратить на себя внимание, но человеку было не до непогоды.
  Распластавшись на постели в жарко натопленной комнате, он все еще ощущал недавнюю истому тела, своего и ее. Закрыв глаза, слушал биение собственного сердца. Тихо, спокойно, хорошо – почти счастье. Хлопнувшая входная дверь нарушила идиллию.
- Сережа!
Она стояла, мокрая и растрепанная от дождя. В этом возгласе скорее был вопрос: неужели это именно он, здесь, сейчас? Ни кто-то другой, ни родной, ни близкий, а он?
  Сережа! Ее глаза застыли от ужаса: неужели это он, такой родной и близкий и… незнакомый. Сережа! Плечи бессильно опустились, словно крылья смертельно раненой орлицы – все, это конец жизни. Стук хлопнувшей двери срикошетил в сердце – оно остановилось на мгновение-вечность.
- Это твоя жена? - женщина села на кровати, прикрываясь простыней.
Он посмотрел в ответ и промолчал.
- Так чего лежишь? Одевайся и беги за ней. Ну, поругаетесь – помиритесь. С кем не бывает.
С кем угодно -  не с ней. И он это знал.
   На следующий день Риты не было ни дома, ни на работе, ни в гарнизоне. Никто не знал, где она. Все три недели Серж сходил с ума: уехала, забрав сынишку, как в воду канула. Через означенный срок на его имя пришли бумаги на развод без обратного адреса. Серж бросился к Ритусу, но тот тоже не знал, где Москвина.
- Что произошло? Опять поцапались?
Ритус с тревогой смотрел на друга, вдруг сникшего, потерянного. Серж сел на диван. Руки дрожали и не могли вытащить сигарету.
- Да что произошло, черт возьми?
- Я изменил жене, - выдавил Серж.
- ? – немой вопрос выразил чувства Ритуса.
Спустя несколько минут он, словно пытаясь уяснить, не ослышался ли, переспросил:
- Ты? Москвиной?
- Я! Москвиной!
- А с самолета без парашюта не пробовал прыгать?
- Теперь попробовал!
- Ощущения?
- Супер!
Помолчали еще несколько минут.
- Надеюсь, у тебя были веские причины для этого? - спросил Ритус.
- Да какая разница? - Серж неопределенно пожал плечами.
- Разница есть.
- Для нее нет.
- Я так понимаю, с ней ты не разговаривал.
- И что я должен сказать?
- Что угодно.
- Ритус, ради бога.
- Бог здесь абсолютно не при чем, но делать что-то надо, ведь на развод подаст.
- Уже. Сегодня прислала бумаги.
- Класс!
- Поможешь ее найти?
- Зачем?
- Пока не знаю.… Поеду, попытаюсь поговорить.
- С Москвиной?! Мне кажется, теперь спустя некоторое время спуститься вниз и поговорить с Хароном намного проще. Больше шансов на возвращение.
- Поможешь или нет?
- Конечно.

  Ритус, действительно, искренне пытался помочь. По законам ЭСВ только он, командующий, мог заключать или расторгать браки высшего командного состава. Разумеется, документы на развод подписаны не были. Более того, Ритус пытался не распространяться на эту тему в ЭСВ вообще, но тут в ход пошла тяжелая артиллерия, а против этого даже он оказался бессилен.
  В пятницу тринадцатого (вот невезение) пришла гроза и молния, то есть приехала Наталья Владимировна Воропаева. Ребята мирно перекидывались анекдотами на поляне в ожидании Белых. Никто сначала не понял, чего ради Воропаева орет как недорезанная, но от греха подальше решили отойти от Ритуса. У Наташи была противная привычка сначала стрелять, а потом выслушивать оппонента – ее вид не предвещал ничего хорошего.
- По какому праву ты не подписываешь бумаги?
Молнии из глаз били по Ритусу наотмашь.
- Мне кажется, это дело личное, и тебя оно не может касаться никоим образом.
Ритус спокойно жевал травинку, сидя на пеньке.
- Ах, вам кажется, ваше величество! Вы соизволили вынести свой, единственно верный, вердикт, а там хоть потоп…
- Метко подмечено. А главное – верно! - также спокойно продолжал Ритус.
У Наташи от такого хамства на мгновение потерялся дар речи.
- Слушай ты, если не подпишешь бумаги – я тебя пристрелю, клянусь богом… - Наташа задыхалась.
- Уж богом-то зачем? Ты даже в дьявола не веришь, не то, что в бога. Ишь, маханула куда. Что же касается вашего предложения, то я всегда к услугам людей, желающих всадить в меня энное количество граммов пороха. Пистолетик зарядить? Может, свой одолжить? - Ритус исподлобья смотрел на Наташу.
- Нет, я тебя не пристрелю, а задушу, горло перегрызу.
Она уже кинулась на Рисуса. Дьявол с Остапом еле оттащили разъяренную Кобру. Она извивалась, шипела, кидалась и на них.
- Впечатляюще, - прохрипел Ритус, потирая шею, - но могу сказать следующее. Так же, как ты, я буду защищать друга, в той же самой степени и с той же яростью.
- Да как ты смеешь? После всего, что было…
- А что было? Ты там была? А если была – что видела, а если  видела – что подумала, а если подумала – все ли именно так, а не иначе?
- А если? Да отпустите вы меня, наконец. - Наташа оттолкнула обоих ошарашенных ребят. - Ты хочешь сказать, что у предательства могут быть какие-то «если»?
- Что такое предательство, по-твоему?
- Измена в любых ее проявлениях.
- Ах, так! Хорошо! Из этого вытекает, что если ты живешь порознь с мужем, а ему захочется нормальной физиологической близости – это будет изменой и караться по законам времени?
- Во-первых, речь не обо мне. Во-вторых, они не жили порознь. В-третьих, этот факт он тоже не может отрицать.
- Давно  устроилась на полставки, а может, на ставку судьи? Это их личное дело…
- Но ты-то вмешался! – взвилась Наташа.
- Естественно, потому что хочу выслушать и ее! – не отступал Ритус.
- А она не хочет ни с кем разговаривать. А в особенности с человеком, чью жизнь спас ее бывший муж!
- Не бывший, а настоящий, во-первых. Во-вторых, я хочу знать, где она находится в данный момент…
- А больше ты ничего не хочешь?
- Хочу… Тебя, например, - пригвоздил взглядом Бланки.
- Ой, как смешно. – Наташа начала остывать. - Прямо описаюсь сейчас от смеха…

  Таким образом, ЭСВ раскололся на две группы: сторонников Москвиной и сторонников Лазо. Мужчины, конечно, понимали, что жизнь с Москвиной кого угодно загонит в чужую постель, но изменить все той же Москвиной – это чересчур, ведь знал же Серж, что за рептилия Ритка. Какого лешего женился? Захотел экстрима – получай, изменить ей – это все равно, что сделать харакири.
  Ритус оказался твердым, как скала. И дело не в том, что он был обязан Сержу жизнью. Просто чем выше поднималась волна, тем больше он понимал, что так сложились обстоятельства жизни, и от них, увы, никуда не деться. Приезд самой Москвиной ничего не изменил. Он выдержал и этот натиск. Рита уезжала ни с чем. Ритус посоветовал приехать ей года через три, если не одумается раньше вернуться, во-первых, в ЭСВ, во-вторых, к мужу. Тогда он, так и быть, удовлетворит ее просьбу. Зря он это сказал. Надо знать характер Москвиной. Она действительно приедет через три года, но лишь затем, чтобы забрать документы с подписями Ритуса и Сержа.
  Спустя три месяца после инцидента с Воропаевой в штабе Серж столкнулся с братом Риты – Олегом. Произошла разборка со стрельбой, поломанными ребрами и прострелянными ключицами. И Ритус понял, что если сейчас не пресечь это безумство – дело кончится совсем плохо. Расправился со всеми. Олега Москвина, как зачинщика ссоры, пятого человека в ЭСВ, Ритус выгнал без права возвращения в объединение. Сергей Лазо был разжалован из командующего армии в рядовые и отправлен далеко за Урал (с глаз долой).
  С Воропаевой, вечной зачинщицей дела Москвиной, состоялся неприятный и, надо сказать, непристойный разговор, о котором, разумеется, никто никогда не узнал. Бланки пообещал сдать ее на ночь в полк, а потом рассказать об этом всему ЭСВ. Наташа хотела по обыкновению взбелениться, но Ритус поднял палец и, показывая на телефон, спросил:
- Мне дать распоряжение?
Наташа поняла, что проиграла, как-то понурилась, закусила губу от обиды.
- Еще есть вопросы?
- Сволочь ты, - констатировала факт Наташа.
- Я в курсе. Как Рита, Андрей?
Наташа молчала.
- Я просто интересуюсь, как у них дела?
- Дай слово, что никому не скажешь?
- Хорошо, честное слово.
Ритус не понял, что сейчас скажет Наташа.
-У Риты будет ребенок?
- Что?
- Ты дал слово.
- Наташа, ты совсем чокнутая? Это же все меняет. Как ребенок будет жить без отца?
- Очень замечательно, - с печальной иронией ответила она.
- Наташа! - простонал Ритус и сжал кулаки.
Что он может сказать. Вот именно – ничего! Так что сидите в своем кресле, господин начальник, и сотрясайте воздух кулаками. Благо, их никто не видит.
- Будешь крестным? - спросила она.
- Что? - не понял он.
- Спрашиваю, крестным будешь?
- Буду, куда я денусь, - со вздохом ответил Ритус и спросил, - Ты-то как?
- Нормально. Да нет, правда, нормально.
- Чего от Ярослава сбежала?
- Да так, - смутилась Наташа. - Да и не сбегала я совсем. Просто, в общаге веселее. Тем более, Соня у мамы с папой, а дома не та обстановка – расслабляет.
Ритус обошел вокруг стола, сел рядом с Наташей.
- А тебе расслабляться никак нельзя. Обязательно надо быть на самом верху и впереди.
Он по-доброму заглянул ей  в глаза и улыбнулся.
- Да нет. Просто понимаешь, - Наташа искала слова и не находила: говорить красиво она не умела.
- Золотая клетка мала для гордой птички? - спросил он.
Наташа посмотрела ему в глаза. Какой же он чуткий друг. Всегда находит подходящие слова и выражает ее мысли.
- Похоже на то, - со вздохом ответила она.
-  Ну, а дальше?
- Я не загадываю на будущее, - не совсем искренне ответила Наташа.
- Наташа, ты сейчас в положении ничуть не лучшем, чем Москвина. Та же двойственность. Вроде, при муже – а мужа как такового нет. Есть служба – разворота нет и не будет, пока служишь у Ярослава, а в другую армию тебя не возьмут из дружеских отношений с тем же Ярославом. Более того, на твоей личной жизни стоит большой жирный крест. Спросишь почему? Все очень просто, моя хорошая. Никто из наших, как бы хорошо, даже замечательно, к тебе не относился, никогда на пушечный выстрел не подойдет к тебе и не предложит…э… выпить утренний кофе… из тех же дружеских отношений. Посмотри, что получилось из-за Москвиной. Весь ЭСВ гудит, а теперь и подавно после двух рапортов, подписанных мною сегодня. Заводить роман на стороне – ниже твоего достоинства. Вы с Ритой обрекли себя на добровольное вдовство. Учти, по собственному желанию. Самобичевание какое-то. В двадцать с небольшим лет.… Потянешь?
- Все вы, мужики, думаете о том, что ниже пояса, - холодно ответила Наташа.
- Хорошая моя. Во-первых, это закон природы – тут ничего не попишешь. А, во-вторых, ниже пояса говоришь… Ну, а как насчет надежного плеча в трудную минуту. Ах да, я забыл, мы же сильные. Сильнее всех в целом мире! Ну, а серьезно. В случае… конца света. Ладно, частично поделишься бедами и невзгодами, счастливыми моментами с лучшими подругами. Благо, такие есть…  Но подруги не все смогут решить…
- А ты? - как-то по-детски, бессознательно, будто хватаясь за соломинку, выпалила Наташа.
Ритус сидел неподвижно, боясь спугнуть этот миг. Пальцы рук непроизвольно вспотели. Он опустил глаза в стол, пытаясь не показать своего волнения.
- Ты же всегда рядом. Помнишь, я приехала вся в слезах, когда влюбилась в Ярослава. Ведь это ты предложил сказать ему, что я люблю его, и не ошибся. Он тоже любит меня.
  Но ты правильно сказал: я у него как птица в клетке, пусть золотой, но все равно клетке. Ты даже слова подобрал правильно. Я бы в жизни не сообразила о таком сравнении. С Ярославом хорошо, замечательно, но я не хочу быть куклой, красивой и дорогой игрушкой. Я хочу сама что-то делать. Пусть ошибусь, пусть не получится, но сама. Знаешь, он накупил мне кучу одежды, драгоценностей, но я не знаю, как и когда все это носить. У Сонечки вся комната буквально завалена игрушками. Апельсины, ананасы, вина какие-то, соки…  Зачем? Зачем все это? По-моему, вкуснее маминых блинчиков из печки ничего нет. Помнишь, как ты их уминал? Наверное, десятка два стесал. Читать умную книжку, размышлять об опере. Ну, не понимаю я оперу, хоть и модную, и в классической музыке не в зуб ногой. Я простая девчонка. Мне все равно, где спать, что есть…
  А еще помнишь, ты спас маму. Ты ведь не стал спрашивать, что да почем. Просто вызвал вертолет и все. Да и в ЭСВ я из-за тебя. Нет, правда, ты классный.
  Знаешь, Ритус, ты единственный человек на свете, в присутствии которого мне не надо ничего доказывать. Я даже при тебе могу высказаться, и слова находятся. Сама себе кажусь умнее.
- Да уж, ситуация, - прохрипел Ритус.
- Что ты сказал? - не расслышала Наташа.
- Все хорошо.
Ритус повернулся к Наташе. Глаза женщины широко распахнулись, и в них был виден весь мир ее души с перезвонами и отголосками нервов и мембран, с набухшими венами и артериями. Его взгляд был спокоен, ровен, глубок и непостижим.
- Значит, если уж совсем невмоготу будет – есть куда идти? - просто спросил он.
- Поплакаться в жилетку, прислониться к надежному плечу, решить то, что не смогут подружки, даже закон природы?
- Давай по порядку, - засмеялся Ритус. - В жилетку ты мне уже выплакалась, за что большое спасибо. Самому стало легче. Прислониться к надежному плечу – момент, - Ритус пододвинул стул вплотную к Наташе и положил ее голову к себе на плечо, - удобно?
- Да! - смеялась она.
- Неразрешенные проблемы есть? - поддерживая веселый тон, спросил Ритус.
- Пока нет. - Наташа удобнее устроилась на плече.
- Что там осталось? Ах, да, закон природы…
- Ритус! - Наташа стукнула его по колену.
- Что?
- Не порть настроение.
- Не буду.
Они посидели несколько минут, каждый думая  о своем.
- Хотя бы обнял для приличия, - вдруг сказала Наташа.
- Прости.
Ритус беспомощно, так ей показалось, положил руку на плечо.
- Ритус, а можно нескромный вопрос? - в ее глазах загорелись искорки. Не услышав ответа, она продолжила. - Молчание – знак согласия. Ритус, а… ты жену так же бережно…
- Я стараюсь не обижать Илю.
- Прости ради бога, - Наташа вскочила, будто ужаленная собственным ядом. - Я не имела права.… Прости. Просто я сегодня устала, уже поздно. Вот у меня крыша и поехала. Ритус, ты не подумай ничего такого, что я лезу в твою личную жизнь. О господи, что я горожу...
  Наташа схватилась за горящие стыдом щеки, не зная, куда ей провалиться. Ритус встал, подошел к ней, взял за плечи и хорошенько встряхнул.
- Если Рите что-то потребуется – скажи.
- Хорошо, - она согласно кивнула и посмотрела ему в глаза. Его взгляд был спокоен, впрочем, как и всегда, когда он смотрел на нее.
- Все в порядке? - спросил Ритус.
- Да. Спасибо тебе.
Наташа направилась к двери...

  Ритус сидел на балконе и смотрел в далекое и холодное звездное небо. Ветер тихонько перебирал листочки на деревьях, будто искал пропажу. Деревья шепотом возмущались, что именно их обвинили  в похищении чего-то непонятного, делали вид, что им это не нравится. На самом деле они лукавили. От нежного и ласкового прикосновения к листьям и веткам им было щекотно, по-детски невообразимо приятно, как от прикосновения к коже младенца. Ветер тронул человека, чуть пахнув на его грудь.
- Ты же знаешь, я люблю яростный порыв, чтобы оказаться на гребне девятого вала, - усмехнулся человек. - Так что нечего меня умиротворять. Пошел отсюда.
Обиженный ветер отпрянул и затих. Деревья перестали покачивать ветками-руками. Человек вновь посмотрел на небо. Оно не приблизилось ни на дюйм.
 Да, действительно, самого главного глазами не увидишь – зорко одно лишь сердце. Он решил, что завтра его помощником будет именно оно, самое незащищенное, больное, израненное, но единственно верное и надежное.

  Наташа сидела в кабинете у Ритуса и от нечего делать рассматривала свои руки. Мыслей никаких, абсолютно. Зачем она ему понадобилась так срочно – одному богу известно.  Она приехала так быстро, как только смогла, а он куда-то испарился. Наташа пожала плечами: страшные – ничего не скажешь. Когда жила с Ярославом, хоть изредка делала маникюр, а теперь и вовсе запустила. Заусенцы, два пальца сбиты на фалангах (попытка открутить колесо у машины), даже грязь под ногтями. Наташа посмотрела на ладони: на одной явно различалась буква М, на другой – Л. Дверь хлопнула, Наташа очнулась, поспешно убрала руки на колени.
- Привет. - Ритус подошел к ней и положил на стол коробку конфет. - Дико извиняюсь за опоздание. Давно ждешь?
- Нет!
Он сел рядом с ней, открыл коробку:
- Угощайся.
- Спасибо.
  Ритус и Наташа ели конфеты, внимательно рассматривая начинку.
- Вот эта вкусная, - Ритус указал на конфету в фантике. - Правда, с орешком в середине.
Наташа взяла ее, надкусила:
- Да, ничего. А вот эта тоже вкусная – с вафлями внутри.
- А эта с коньяком. Ты такие любишь? - Ритус смотрел на Наташу.
- Я всякие люблю, лишь бы их было много, - рассмеялась она в ответ.
- Будешь много лопать шоколада – растолстеешь, как слониха.
- А сам?
- Мужчины не полнеют.
Наташа громко смеялась:
- Тоже мне умник.
Когда с конфетами было покончено, Наташа взяла коробку в руки и начала ее вертеть.
- Гадаешь, зачем вызвал? - спросил Ритус.
- Наслаждаюсь вкусом, - ответила она.
- У меня к тебе разговор, трудный и долгий.
  Ритус встал, обошел вокруг стола, взял папку, вернулся на место, положил документы около себя. Зачем-то посмотрел по сторонам, как бы обдумывая, с чего начать и главное – стоит ли. Его взгляд был как всегда спокоен, глубок, но сегодня вдобавок задумчив и непроницаем.
- А ты знаешь, на меня тут сезон сафари открылся, - вдруг засмеялся Ритус. - Правда, правда. Наверное, обратила внимание на молодых, к тому же весьма пикантных и экстравагантных особ. Удивляешься. Между прочим, зря. Не каждый день командующий ЭСВ остается молодым вдовцом. Лакомый кусочек.
- Ты еще пытаешься острить? - с печалью спросила Наташа.
- Когда ничего другого не остается – лучшая помощь – шутка над собой. Чуть ли не под колеса бросаются. Вчера днем сижу на крыльце – просто так, абсолютно, подходит как бы невзначай какая-то дама, жена энного заместителя и таким заунывно удрученным тоном с мимикой необычайной скорби тихо спрашивает: «Ритус Станиславович, может, мы чем-то можем вам помочь? Может, с детьми? Вы, пожалуйста, только скажите. К нам с мужем приехала моя племянница погостить, вот она. Леночка, познакомься»… И все в таком духе. Леночка стоит, стопудовыми ресницами хлоп-хлоп. Мне показалось, что я слышал, как закрывались и открывались ее глазницы. Ну, я не выдержал, как захохочу. Не поверишь – у обеих коматозное состояние. Да, дела. Об охоте на меня скоро анекдоты начнут сочинять. Наташ, будь другом, помоги.
- Чем? - спросила Наташа.
- Если я женюсь, то весь этот балаган сразу же прекратится.
- А я при чем?
- Так я на тебе женюсь.
- У меня сейчас тоже коматозное состояние? - поинтересовалась Наташа.
- Нет. Скорее ты сомневаешься в моих умственных способностях. Ты помолчи несколько минут,  а я попытаюсь все объяснить, ну, более или менее.
- Попробуй. - Наташа с интересом наблюдала за оживлением Ритуса. Он загорелся как мальчишка, решивший сделать грандиозную пакость.
- Итак… Я исхожу из того, что мы с тобой оба чокнутые и в силу этого в состоянии понять, ну, а если не понять, то какая разница, друг друга. Усекла?
- Не совсем. Только то, что я чокнутая, чем весьма тронута, но… ничего. Можешь продолжать, - Наташа подняла указательный палец, - пристрелить я тебя еще успею.
Ритус рассмеялся.
- Хорошо. Наташа, давай заключим… взаимовыгодную… сделку…
- Час от часу не легче, - перебила она его, - то чокнутая, то сделка.
- Ты можешь послушать? Помнишь наш разговор некоторое время назад. Сколько там лет прошло? Не важно. Я тогда сказал, что ты по собственному желанию обрекаешь себя на вдовство. Никто из ребят, ну, и так далее... Еще я сказал тогда о клетке. Ярослав не даст тебе разворота. И не потому, что не ценит твой ум, а потому что боится за тебя: вдруг с тобой что-нибудь случится. Теперь мои предложения.
   Во-первых, я оформляю ваш с Ярославом развод. Во-вторых, я назначаю тебя командующим армии. Ты же всего лишь выходишь за меня замуж: поставим штамп в паспорте и все. Зато никаких жертв под колесами машины и заглядываний в щелочку, пока я нахожусь в сортире.
  Эту тираду Ритус произнес таким тоном, будто речь шла о мелочи, а не о жизни.
- Ритус, я совсем не против помочь тебе в этой ситуации, но как же ребята? - спросила Наташа.
- А что ребята?
- В ЭСВ не разводят.
- Так ведь прецедент уже имеется в лице Маргариты Алексеевны. Что до тебя… Можно сказать, что ты приставила мне нож к горлу: или жизнь, или развод. Я испугался оставить детей круглыми сиротами и выбрал жизнь, а в отместку взял и женился на тебе, - смеялся Ритус.
- Остроумие, аж, из ушей лезет, - вспылила Наташа.
- Хорошо… Ты купилась на должность командующего, поэтому и вышла за…
- Пошло и гадко, - Наташа поморщилась, будто и правда почувствовала гнилостный запах пошлятины.
- Извини, я не хотел тебя обидеть, - смутился Ритус. - Тогда остается изначальный вариант. Ты избавляешь меня от участи зверя, подстреленного в … Наташа, в чем дело? Ты чего скисла? Ну-ка подними глаза.
У него оборвалось внутри.
- Прости, пожалуйста… Совсем забил тебе голову… Не принимай близко к сердцу... Все будет хорошо… Возьми платок.
Ритус встал и отошел к окну. Он рассчитывал на что угодно, но… видеть ее плачущей выше его сил. Идиот! Возомнил себе бог весть что. Обернувшись, увидел ее хрупкую фигуру, наклоненную над столом. Ритус быстро вернулся к столу и резко пододвинул папку. Наташа поняла, что в ней рапорт о назначении и отпрянула.
- Я не возьму.
- Еще как возьмешь, - с усилием отчеканил Бланки. - Если кто и заслужил быть командующим, то это ты.
- Ритус.
- Это не подлежит обсуждению, - резко и властно оборвал Ритус.
- Мне не удобно, - упрямо сказала Наташа.
- Я беру все слова обратно, а рапорт твой, - уже мягче сказал Ритус.
- Да нет… Ты не понял. Просто…  Дай мне собраться с мыслями. Я совсем не против того, чтобы помочь тебе, причем совсем бескорыстно. Надеюсь, ты веришь мне. Но. Ты же знаешь, из меня препаршивая мать и хозяйка, а уж жена и подавно никакая.
  Наташа посмотрела на Ритуса снизу вверх. В ее взгляде читалась досада на себя.
- Вот идиотка, - не выдержал Ритус. - Ты что же считаешь, что я посажу тебя около детей на кухне? Я думал, ты знаешь меня лучше, - возмутился он.
- Да мне и самой так казалось, - искренне ответила Наташа. - А теперь я, похоже, совсем запуталась.
- Не нужна мне наседка дома. Хватит, была. Скучища жуткая, хоть волком вой.
- Я думала, ты любил Илю.
- За ошибки приходится платить. Я был виноват – по-моему, вину искупил сполна. И не надо так смотреть на меня. Я знаю, что о покойниках либо хорошо, либо никак. Видит бог, я не желал этой смерти. Но раз уж так случилось, не собираюсь терзать себя всю оставшуюся жизнь: ничего не исправишь. И глупый траур мне ни к чему. Всем и так ясно, что мы терпели друг друга из необходимости.
- Из необходимости наделали троих детей? - удивилась Наташа.
- Иля хотела дочку, но получались мальчики, а Света больна. Когда родился Сережа, она не взяла его к груди в больнице, даже не смотрела в его сторону. Пришлось мне его забрать.
- Так ты поэтому уехал? Я-то думала, что, правда, диссертацию в детдоме пишешь.
- Нужно было что-то сказать. Я не осуждаю Илю. Она хорошая, славная, но не для меня. А самое ужасное во всей этой трагедии то, что она любила меня, а я нет, и она знала об этом. Сердцу не прикажешь.
- Как же мы с тобой будем жить? - после молчания спросила Наташа.
- А как и до этого. Будем страшно ругаться, не исключаю, что даже драться (вероятность 99%), хлопать дверьми, стучать кулаками, говорить гадости друг другу в глаза и за глаза, стараться удавить друг друга при первом удобном случае. Одним словом, не жизнь – рай. Будем, засыпая, ожидать, что принесет день грядущий. И вообще, проснешься ли утром  в собственной постели или нет. Обожаю экстрим. И ты, кстати, тоже. На руках носить не собираюсь – много шоколада лопаешь, а вот бегать быстро будешь.  К тому же, я даю тебе полную свободу. Можешь заводить столько любовников, сколько потянешь.
- Хотела бы я посмотреть на того, кто согласится стать любовником твоей жены. Если только приговоренный к электрическому стулу, - засмеялась Наташа.
- Нет, правда. Кроме того, я сам готовлю. Что касается брачного ложа – на твое усмотрение: захочешь - будет все, не захочешь – ничего не будет.
- И ты оставляешь за собой право на свободу? - поинтересовалась Наташа.
- Хотел бы я посмотреть на ту, что перейдет дорогу Воропаевой.
Оба громко хохотали.
- Слушай, а у тебя еще конфеты есть? - спросила Наташа.
- Да! - ответил Ритус…

  Так и не уснув, Серж встал, долго стоял у раскрытого окна, курил. Ветер искренне хотел выгнать все мысли из его головы. Он трепал занавески, бился в окно, но человек не обращал внимания - смотрел в зияющую черноту. Нет, она не пугала его. Он просто не видел выхода. Тяжело, больно, но жаловаться некому. К тому же, никто не виноват, что тебе сейчас больно. Сам, по собственной воле, обрек себя на мучения. Прожить жизнь так, чтобы другим не было от тебя больно. Больно, боль, болезнь…
- Папа, тебе больно?
Настя, босая, в одной сорочке, с испугом смотрела на побледневшего отца, который держался за грудь.
- Тебе больно? - вновь прошептала девочка, ближе подойдя к мужчине. - Доктора вызвать?
Серж очнулся, посмотрел на дочь, улыбнулся.
- Нет, мне ничего, не беспокойся.
- А почему за грудь держишься? - с тревогой спросила Настя.
- Ах, это. Просто непроизвольно.
- А окно зачем открыл? - не сдавалась девочка.
- Курил,- ответил Серж, закрывая окно.
- Тебе нельзя, - нахмурив брови, констатировала дочка.
- Хорошо, постараюсь курить меньше, - согласился отец.
- Тебе совсем нельзя, - не сдавалась она.
- Это не так просто, Настенька.
- А ты постарайся.
- Настя, почему тебя так волнует, что я курю?
- Можешь заболеть, - хмурилась дочь. - Я знаю, нам рассказывали в школе.
- Малыш, глупости.… А вот ты-то как раз точно сляжешь – босая ходишь.
- Я проснулась – свет на кухне, - начала оправдываться Настя.- Вдруг с тобой что-то…
- Так, все, - перебил ее Серж. – Это невероятно. Ты нарушаешь закон природы.
- Как это? - спросила она.
- Взрослые должны заботиться о детях, а не наоборот. Поняла?
- Нет, папа, это не так. Дети тоже должны.
- Дети должны спать ночью и видеть хорошие сны.
Он отнес дочку в ее комнату, уложил в постель, укрыл одеялом и собрался уходить, но что-то заставило его остановиться.
- Пап, а взрослые видят сны? - спросила дочь.
- Конечно, - удивился отец. - Почему ты спрашиваешь?
Девочка поправила одеяло, внимательно посмотрела на папу: сказать, нет?
- Просто интересно.
- Настя, - Серж присел на край постели, - Настенька, девочка моя, посмотри на меня… Тебе снятся сны, милая?
- Теперь нет, - неохотно ответила девочка.
- Теперь? - спросил он.
- Да, теперь. Как мамы не стало, - тихо-тихо прошептала девочка.
- А раньше? - полушепотом, боясь спугнуть, спросил Серж.
- Раньше снились.
- Что?
- Ты.
- И каким я был в твоих снах?
- Красивым, сильным принцем. У тебя был конь… Ты приезжал и забирал нас, - запнулась Настя. - Ты сначала… сражался с колдуном, который похитил нас, потом ты был ранен, но… мама… она тебя вылечила. И мы были все вместе… Мы потом жили в красивом замке и были счастливы.
Девочка гладила его руку. Серж, наконец, понял, что сделал: украл сказку у дочери. Слов не было: хотелось плакать. Горько! Но у него нет такой возможности: он ни имеет право на ошибку. Теперь он должен искупать то, что совершил.
- Прости меня, дочка, - сдавленно прошептал он, поцеловал бескровными губами дочь в лоб. - Спокойной ночи.

  Безумец! Согласиться с ее решением. Надо было разыскать, что-то, ну, хоть что-то сделать, а не сидеть сложа руки. И все было бы, и сны у дочки. Решил, что можно забыть, что можно подумать и о себе. Ну что, получил? То-то же! О себе. Забудь. Напакостил – отвечай. Тяжело?! Другим легко?! Рите было легко? Сыну? Дочери? И нечего заниматься самоедством. Я такой хороший – стал праведником. Никакой ты не праведник – не прикидывайся. А ведь была мыслишка – заползла тихонько, хотела затаиться до поры до времени. Прочь! Прочь гони ее. Каждому воздастся. Слышишь, каждому. А тебе в первую очередь, потому что виновен, виновен, виновен трижды: три жизни загубил, исковеркал. Да какое три – больше! Намного больше! Прощение? Какое, к дьяволу, прощение! Искупление-очищение. Пройти все круги…. Да, все круги. Слышишь. И не помышляй.… Воздастся и за мысли.   Бред… Сон…. Чтобы были сны…. Обязательно, чтобы были. Без них никак нельзя. Всадник на коне.… Нет, не то…. Сражение, нет, рана.… Да, это есть. Кровоточит, она не заживет. Забыться, нет, нельзя.… Надо помнить, чтобы не сорваться. Не сделать ошибки. Надо…

  Наутро Серж радостно насвистывал какую-то мелодию. Он пожелал доброго утра дочери, улыбнулся ей, почему-то подмигнув.
- Чем намазывать? - спросил он, показывая на тосты.
- Мармеладом, - Настя пододвинула к себе чашку чая.
- Настенька, я сегодня заеду за тобой после уроков.
- Зачем? Я сама дойду, - ответила девочка.
- Давай съездим с тобой в город.
- Зачем? - девочка откусила большой кусок бутерброда.
- Мне там надо по делам, заодно зайдем в магазин, посмотрим что-нибудь, ну, не знаю что, - растерялся Серж.
- Хорошо, если ты хочешь.
- Хочу.
- Папа, я буду тебя любить, даже если ты ничего не будешь мне покупать.
Чашка застыла в руке. Проглотив ком в горле, Серж пересилил себя.
- К-хе.
Он быстро вышел в ванну. Включил воду. Звон лопнувшего нерва. Бред... Сон… Прочь! Прочь! Ничего не пускать. Нельзя думать. Нельзя медлить. Вперед.

  Стоял погожий день поздней осени. С утра был небольшой морозец. Он чуть-чуть прижал воду в лужах, пощекотал деревья, цопнул неприкрытую землю. Солнце с утра не хотело выглядывать, проспало. Потом, подумав, нехотя пощупав крыши домов, снова спряталось за тучи – тратить свои силы. К обеду, окончательно проснувшись, решило погулять: ладно уж, радуйтесь. Оно не было ни ласковым, ни щедрым, как весной, но благосклонно посматривало сверху. Иногда даже решалось подшутить: пустить зайчика в растопленную своим лучом лужу, ослепить в зеркале хмурящегося человека – не будь злыднем, погладить кота, забравшегося поближе к трубе на крыше.
  Настя сидела в машине и следила, как солнышко играло в непонятную игру. Может, оно и ей предлагало поиграть. Тени от деревьев вперемежку с солнечными лучами отражались на дороге. Приходилось все время жмуриться, потому что от контраста яркости рябило в глазах. Девочка решила прикрыть глаза и подсмотреть сквозь них: может, удастся вовремя поймать тень и вовремя зажмуриться. Нет, она все время в проигрыше.
- Солнце слепит? - улыбнулся отец.
- Я с ним играю.
- Кажется, пока оно тебя обыгрывает.
Серж засмеялся – на щеке дочери слезинка от вспыхнувшего лучика.
- Давай уравняем силы. - Он снял солнечные очки и отдал их дочери. - Примерь. Немного великоваты, но все равно лучше.
- А ты? Ты же за рулем.
- Меня ему не переиграть.
- Почему?
- Надо хорошенько сконцентрироваться, и оно сразу отстанет. Вот так, смотри. Ну-ка, солнце, кыш от моих глаз. Я не поддаюсь твоим чарам.
- Пап, оно обиделось, - выдохнула дочка. - Смотри, за тучку ушло.
- Ничего не обиделось, просто решило подстеречь вон там. Видишь, деревья кончаются, хочет вовсю стукнуть, но мы ведь не боимся, правда.
- Правда, - согласно кивнула Настя.
  Ей нравилось, что он угадал ее игру. И не только угадал, но и сумел помочь выиграть. Взрослые редко понимают детей, ошибочно считая, что те ни в чем не разбираются, не помнят, а это совсем не так. Настя помнила и старалась запомнить, как можно больше в жизни.

  Она очень часто вспоминала глаза матери. Они были, словно открытая книга, стоило только захотеть прочесть в них написанные строки. Грусть их вечная спутница, даже в лучшие моменты жизни. А еще то ли тайна, то ли недосказанность. Настя чувствовала это. Она унаследовала грусть, но не в глазах. А тайны она боялась, решив про себя, что из-за нее и погибла мама. Не надо скрывать чувства – это трагично.
   Первый раз встретив отца, она увидела и в его глазах грусть, но другую – непостижимую печаль-боль, сжимающую сердце. Испугавшись за него, девочка решила, что не допустит, чтобы была еще жертва невысказанности. Она внимательно наблюдала за ним, пытаясь уловить тот момент, критический, случайный, в который надо, просто обязана быть рядом. Прошлой ночью ей почудилось, что такой миг наступил. Может, показалось?

  Они ели мороженое, гуляли в парке, смотрели на аттракционы, уже закрытые до будущей весны, кормили голубей, посетили краеведческий музей. Когда вышли на улицу, солнце почти спряталось за парком, но, помня о своем проигрыше, в отместку пырнуло лучом-шпажкой в проем аллеи. Серж, прищурив один глаз, погрозил ему кулаком. Настя рассмеялась.
- Папа, у нас же нечего поужинать, - вдруг серьезным тоном сказала она.
- Да, действительно, забыли. Зайдем в ближайший магазин, - успокоил ее отец.
- А как же твое дело? - спросила она.
- Какое? Ах, дело, - сконфузился он. - Ну, ты знаешь…
- А врать нехорошо.
- Нехорошо. Знаешь, у нас с тобой было дело наиважнейшее.  Ты не находишь.

  Шло время. Настя освоилась в доме отца, стала настоящей хозяйкой. Очень любила вечера. Они садились у камина и подолгу разговаривали, или рисовали, или играли, или попросту молчали. Молчать ведь тоже надо уметь.
  Настя часто заглядывала в глаза отца как бы невзначай, пытаясь найти там потаенный уголок, где спрятан секрет. Нет, такого не было. Иногда он перехватывал ее взгляд и улыбался глазами, отвечая на ее немой вопрос. Девочка успокаивалась.
  Если не окружающие, было бы совсем замечательно. Вот оказаться бы на необитаемом острове. И не надо отвечать на глупые вопросы. Что? Как? Почему? Она пыталась отмалчиваться - получалось не всегда. Больше всего ее раздражали душещипательные беседы классной руководительницы. Здесь Настя была тверда: поставила границу – дальше ни шагу, табу. Классная не сдавалась, вызывала отца, приходила домой знакомиться с бытом, расспрашивала о родственниках.
  Подруг у Насти не было. Девчонки казались ей чересчур глупыми, неинтересными, и разговоры у них дурацкие, то ли у них с папой. В гости ее не приглашали, она и подавно.
   На зимние и весенние каникулы они с папой ездили в гарнизон, навещали Андрея в кадетском корпусе, были в Питере, Москве - множество разнообразных впечатлений. Настя сразу увидела столько красоты и волшебства, сколько и представить себе не могла, несмотря на свой недетский ум и огромную фантазию.
  Последнее время ей не давала покоя одна мысль. Чем больше она думала о ней, тем ядовитее та становилась. Отец ради нее отказывается от себя. Да, без сомнения, с ним чудовищно интересно. Но.… Как быть дальше? Потом и ей придется отказаться от своей жизни. Нет. Она так больше не хочет. Пример матери наталкивал на мысль, что это неправильно. Так не должно быть.
  Вместе с папой они смотрели хорошие добрые фильмы, где дети легко и просто устраивали судьбы родителей, искали избранника или избранницу для дорогого человека. Настя понимала, что в жизни не может быть как в кино, но рискнуть стоило. Приняв такое решение, Настя подсознательно стала искать ту, которая могла бы, на ее взгляд, отвечать запросам отца. Она пришла к выводу, который, с одной стороны, огорошил ее, а, с другой, завел в тупик.
- Пап, расскажи, как ты познакомился с мамой, - попросила Настя однажды вечером, сидя у ставшего уже традицией камина. Они сидели на ковре, откинувшись на подушки.
  Серж давно ждал этого вопроса. Порой думал, почему она не спрашивает о них с Ритой, но, несмотря на свои ожидания, удивился и, как показалось Насте, внутренне напрягся. Разговор с отцом не внес ясности. Более того, Настя была в отчаянии. Серж стал замечать последние недели, с дочерью что-то происходит. Он ругал себя за недавний рассказ о Рите, думая, что именно он стал причиной такого настроения дочери. Что делать, он не знал. Так они и жили, боясь причинить боль друг другу.
- Настя, как ты думаешь, куда нам отправиться на выходные? - спросил Серж.
- На выходные? - задумалась девочка. - Не знаю. Где мы еще не были?
  Пока Серж решал, где они не были, Настя думала, как спросить, а потом поняла, что меньше всего он сейчас ожидает лобового вопроса, и именно такой вопрос – самый, несомненно, дерзкий, но и действенный.
- Пап, помоги мне.
- С удовольствием, только в чем? - спросил он.
- Помоги мне найти тебе жену.
Настя зажмурилась в ожидании реакции отца. Когда он рассмеялся, подумала – свихнулся. Увидев ее еле приоткрытый глаз, рассмеялся еще веселее, затем начал хохотать.
- Сейчас, моя радость. Подожди. Дай просмеяться, - говорил он между тем. - Ох, давно, очень давно я так не смеялся.
Девочка успокоилась и ждала.
- Знаешь, кого ты мне сейчас напомнила? - спросил Серж.
- Нет.
- Маму. Ее стиль. Бац – и наповал. Чего-то там думать, анализировать. Надо уметь рисковать – можешь выиграть партию.
- Я сейчас не об игре, - нахмурилась Настя.
- Я тоже. Почему тебе пришла такая мысль?
- Все просто. Вы с мамой любили друг друга и мучили. Сами страдали, мы страдали, другие. Согласен?
Серж кивнул головой.
- Я не знала тебя, никогда не видела, а теперь знаю, что ты есть, что ты самый лучший отец. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив.
- Девочка моя! Родная! Я и так счастлив, - Серж подался к дочери, желая обнять ее.
- Папа, не перебивай, - строго заметила дочь. - Ты счастлив, я согласна, но не полностью. Понимаешь, лишь наполовину. А другой половины нет – там пусто. И эта пустота со временем будет становиться все больше и больше. И вытеснит счастье совсем, как у мамы. Я ведь вырасту. А ты? Как ты будешь жить? Ты подумай.
  Настя хмурилась. Серж делал вид, что не замечает этого. Более того, в душе он искренне посмеивался над затеей дочери. Однако она не собиралась сдаваться...

  Серж вспоминал... Серж стоял и скучал. Он смотрел на окружающих с печальной улыбкой. Люди веселились, радовались наступающему году, только он, одинокий и гордый, думал не о веселье, а совсем о другом. Его мысли прервала девушка. Она обратилась с вопросом, который к великому смущению мужчина не расслышал.
- Простите, - сказал Серж, - я не расслышал. Здесь шумно.
- Можно вас пригласить?
Видя непонимание мужчины, девушка продолжила:
- Белый танец.
- Разумеется.
Серж словно очнулся ото сна и улыбнулся.
- Вы немного странный, - говорила девушка, танцуя.
- Находите? - Серж удивленно посмотрел на партнершу: неужели в этой толчее кому-то есть дело до него.
- Я наблюдала за вами.
- Шутите?
- Правда-правда, - девушка засмеялась, лукаво прищурив глаза.
- Вы добрый самаритянин? Нет, скорее всего фея – канун Нового года?
- Нет. Я Катя.
- Замечательное имя, особенно его значение.
- Все веселятся, шутят, а вы стоите один – такой печальный, задумчивый, таинственный, будто Чальд-Гарольд или сам лорд Байрон, даже внешне на него похожи.
- Никогда бы не поверил.
Серж был заинтригован, внимательнее посмотрел на девушку. Стройная, темноволосая, с огромными карими глазами, чуть припухшими губами, она прямо смотрела на мужчину, не смущаясь его полумолчания.
  Танец закончился, но Катя, по-видимому, не собиралась отставать от Сержа.
- Идемте посидим – вон там есть пустые места.
Она тянула его за руку.
- Вы всегда так настойчивы? - спросил Серж, усаживаясь в кресло.
- Нет, только тогда, когда вижу что-то или кого-то меня интересующее.
- Вы не перестаете меня удивлять.
 Они говорили-говорили, больше полузагадками, полуответами, полуиронией, полусарказмом. Сержу было приятно разговаривать с умной красивой девушкой, имеющей свою точку зрения. Он пытался не вдаваться в подробности личной жизни, философствуя лишь на отвлеченные материи. Девушка это поняла. Несколько раз  к ним подходили ее знакомые, приглашая на танцы, погулять, но она всякий раз отвечала отказом. Видя разочарование и даже обиду юношей, Серж не выдержал.
- Мне не устроят темную? - спросил он, рассмеявшись.
- Да нет, не думаю.
- Вы пользуетесь популярностью...
Катя весело смеялась.
- Ой, ради бога. Вы совсем, как мой папа, правда. Когда он за вечер откроет дверь раз двадцать, то говорит именно вашими словами.
- Может, я гожусь вам в отцы?
- Не знаю-не знаю. Мой папа... Думаю, он старше вас. Во всяком случае, внешне. К тому он не похож на Чальд-Гарольда.
- Спасибо за комплимент.
- Можно вопрос? - таинственно зашептала Катя.
После некоторого раздумья Серж ответил:
- Да.
- Как вас зовут? - все тем же таинственным шепотом спросила Катя, еле сдерживая улыбку.
Серж откинулся на спинку кресла и рассмеялся. Он встал, выпрямился и как-то по-иному, чем все, щелкнув каблуками и кивнув головой, произнес:
- Прошу прощения – Сергей Владимирович Лазо.
Он снова уселся в кресло, а Катя смотрела на него без смеха, но с интересом. Она продолжила бы беседу, но подошел солдат и забрал Катиного собеседника, который, галантно извинившись, распрощался, не спросив, к сожалению, ее телефона. Серж был рад Игорю.
- Я не помешал? - спросил Игорь, выходя на улицу.
- Нет, скорее наоборот. Дальнейший разговор обязал бы меня.
- Интересная девушка.
- Вне всякого сомнения. Ей бы умного молодого человека.
Игорь промолчал. Серж слишком хорошо знал его, поэтому добавил:
- Я ни к одной из этих категорий не отношусь.
- Тебе решать...
Серж медленно шел на полигон, Игорь не мешал разговорами. Глубоко вдохнув свежий морозный воздух, Серж огляделся вокруг.
  Падал снег, тихий и ненавязчивый. Он легко ложился на все, до чего мог коснуться. Луна освещала окрестности. Над дорогой светила полярная звезда. Она, словно маяк, указывала путь человеку.
  Деревья замерли, боясь выдать свое присутствие скрипом веток. Они, окутанные белой шалью, стояли, подбоченившись, в стороне и любовались своей красотой, гордые снежным убранством.
  Серж не станет усложнять и без того непростую жизнь. Если бы он только мог, то не по этой дороге шел сейчас и не в пустые комнаты своей квартиры. Если бы он только мог...

  Стоял пахучий звонкий май. Накануне Дня Победы руководство полигона решило отремонтировать памятник погибшим во время войны. Серж сам вызвался на эту работу. Он с удовольствием подправлял надпись на обелиске, когда Игорь перервал его занятия.
- Посмотри, кто появился.
И указал в сторону рукой. Сержу не надо было смотреть: так понятно – школьники пришли очищать парк. Он спрыгнул с лестницы и, отдав Игорю кисть, сказал:
- Пойду куплю сигарет.
От нечего делать он курил около киоска и просматривал газету.
- Добрый день.
Катя стояла рядом.
- Добрый.
Серж кивнул головой, складывая газету.
- Мне показалось или вы, действительно, только что сбежали от меня? - в упор спросила Катя.
Она была взволнована, видно, ей приходилось сдерживать себя. Щеки пылали ярким румянцем, но взгляда она не отвела.
- Да нет, - спокойно ответил Серж, аккуратно загасив окурок и выбросив его в мусорный бак. - Я, собственно, за сигаретами пошел.
  Катя почувствовала себя абсолютной дурой. Ей захотелось разреветься – столько раз пыталась с ним встретиться, но все напрасно. Серж, взглянув на девушку, спросил:
- Хотите... я, правда, не знаю, что вам предложить.
- Мороженого, - совсем по-детски выпалила Катя и покраснела еще пуще.
Серж купил мороженое. Они отошли к скамейке. Катя села и начала разворачивать ненужное ей лакомство. Серж прислонился к дереву. Катя в ужасе подумала: та еще картина – и уронила брикет себе на колени.
- Ну вот, - с досадой проговорила она.
- Ничего страшного, - успокоил Серж и протянул носовой платок. - У всех военных с собой всегда наготове носовые платки на случай непредвиденных обстоятельств: пролитого сока, упавшего мороженого, растаявших конфет.
Катя не отреагировала на шутку.
- Я вас чем-то обидел? - уже серьезно спросил Серж.
Катя отчаянно вытирала отпечаток мороженого.
- Нет.
- Я не хотел, честное слово. Катенька, вы замечательная девушка, а у меня свои скелеты в шкафу.
- Вы женаты? - вдруг спросила она.
Серж усмехнулся.
- Ну и вопрос вы задали.
- Что в нем не так?
- Скажем так. От меня ушла жена, забрав детей.
- Почему?
- Я ей изменил.
- На вас это не похоже.
Катя подняла голову и посмотрела на Сержа.
- Просто вы меня плохо знаете. К тому же, я прикидываюсь пушистым и мягким, а на самом деле я другой.
- Перевоспитаться не пробовали?
- Нет. Я не гожусь на это.
- Почему?
- Я старый. Мне четвертый десяток, почти старик.
- Не скажете, когда у вас день рождения? - спросила Катя со злостью.
- Зачем?
- Хочу подарить подарок – костыль, чтобы легче было ходить...
Катя встала и пошла. Пройдя несколько метров, вдруг остановилась, обернулась и, показывая на платок, сказала:
- Спасибо за мороженое, было очень вкусно. Верну после стирки.
Серж посмотрел вслед уходящей девушке и про себя улыбнулся: кого-то она ему напомнила...
  Вечером, лежа в кровати, он вспоминал Катю и все не мог отделаться от ощущения, что она кого-то ему напоминает. Сообразив, кого именно, резко сел. Ну, конечно же, вот дубина. Как же он сразу не понял: Риту. И сердце поганенько защемило...

  Когда пришло известие о Рите, он в первые минуты не понял, что оно касается его. Он смотрел на Ритуса, как бы спрашивая, о какой Рите идет речь. Приговор обжалованию не подлежал:
- Рита застрелилась.
Серж медленно, очень медленно, сел на стул, распрямившись и глядя на стену с календарем. Он упорно пытался вспомнить сегодняшнее число, месяц, год, но не мог.
- Серж, там дети! - Ритус вырвал его из омута нежизни.
- Что?
- Наташа с Костей поехали туда. Дети там. Их надо забрать.
- Да, разумеется. Что с ними будет?
- У них есть отец, - очень спокойно, слишком спокойно ответил Ритус.
- Кто?
- Ты.
Ритус смотрел на друга долгим глубоким взглядом. Серж, не веря услышанному, не хотел поднимать глаз на Ритуса.
- Серж, посмотри на меня, - тихо, но твердо сказал Ритус. - Серж, ты слышишь?
- Я... дай мне время...
- У тебя его нет. К сожалению.
- Ритус, ты не понимаешь... Что я скажу... Как я им посмотрю в глаза... А вам... она же из-за меня...
- Не уверен, - перебил его Ритус.
- Что?
- Это мое предположение, и, кроме тебя, я его никому не высказывал...
- Ты думаешь, что ей помогли?
- В неосторожное обращение с оружием я не верю. Если бы захотела свести счеты с жизнью – выбрала бы менее оригинальный способ...
- ?
- Ее нашла Настенька. При всей катастрофичности характера Риты, она не позволила бы так травмировать психику ребенка.
Серж молчал. Слова Ритуса вернули его к жизни. Он понял, что сейчас есть те, кому намного хуже, чем ему, и он обязан им помочь.

  Что сказал Ритус каждому в отдельности, не знал никто. Однако когда Лазо приехал в гарнизон, никто, даже Олег и Наташа, не сказал ему плохого слова, не посмотрел на него косо.
  Дети находились у Белых. Серж с опаской вошел в дом и поздоровался. Инга наливала суп и, показывая на стул, сказала:
- Садись есть.
Серж молча сел. Все медленно, но решительно заталкивали ложку за ложкой. Дети поняли, кто он, а он догадался, что они поняли. Зазвонил телефон. Инга вышла в другую комнату.
- Давайте знакомиться. Сергей Владимирович Лазо, - как-то официально и фальшиво проговорил он.
- Ты папа? - спросила Настя, разглядывая мужчину.
- Да.
Она обошла вокруг стола и остановилась около Сержа. Он с испугом смотрел на незнакомую дочку, которую видел впервые в жизни, и приготовился к пощечине. Но она... порывисто обняла отца и заплакала. Серж растерянно смотрел на сына. Тот лишь опустил голову и украдкой смахнул слезу. Серж прижал к себе дочку, такую большую и родную.
  Вечером они сидели с Андреем в комнате, где уже заснула Настя. Она никак не хотела отпускать руку Сержа, даже во сне, словно боясь, что и он исчезнет, как мама.
- Как ты? - спросил Серж.
- Я выдержу. Вот она... - он кивнул в сторону сестренки. - У нее был шок. Хорошо, что Воропаева с Белых прилетели быстро. Я был на тренировке и ничего не видел… Не видел мамы. Сначала не знал, потом не пустили. А она... Она же сама бегала за соседями. Не представляю, как она вообще с катушек не съехала.
Андрей передернул плечами, будто его бил озноб.
- Что думаешь делать? - спросил Серж.
- Не знаю. Что посоветуешь?
- Я?
Серж удивился. Он не ожидал, что будет тем человеком, у которого его сын спросит совета. Они сидели молча, давая возможность прийти друг другу в себя.
- Я виноват, - начал Серж.
- Пап, не надо. Что толку разбираться в том, кто прав, а кто нет. Мамы мы этим не вернем, и самим легче не станет. И ей легче не было от разлуки с тобой. Тебе, я думаю, тоже.
- Ты совсем взрослый, - заметил Серж.
- Не знаю. Может быть, более трезво смотрю на жизнь, чем вы. Я видел ребят, у которых родители... Их и родителями-то назвать нельзя. А мама... Она скучала, но из-за своего характера, упертости так все и получилось.
Настя зашевелилась на кровати. Серж подоткнул одеяло, погладил ее по руке.
- На маму похожа, - сказал он.
- Ага, такая же чокнутая, - ответил Андрей.
- Рита никогда не была чокнутой, - резко сказал Серж.
- Я не в том смысле, а в хорошем.
Они сидели до утра. Спать не хотелось, оставаться один на один с собой – тем более. Говорить о дне завтрашнем не было сил. А вот о будущем...
  Андрей хотел учиться в кадетском корпусе. Он не знал мнения матери по этому поводу, так как никогда не спрашивал, а вот отец его поддержал.
- А Настя поедет с тобой, - говорил Андрей.
- Думаешь, она согласится? - спросил Серж.
- Еще бы. Знаешь, она часто спрашивала у меня о тебе. Правда, я сам был еще маленький, мало что помню. Иногда приходилось выдумывать. Она скучала по тебе. Все надеялась увидеться с тобой. Свиделись…

  Он тоже мечтал увидеть Риту. Увидел. На следующее утро Серж сидел возле жены. Она лежала у себя дома. Когда-то они здесь жили, первые счастливые годы. Бледная, худая, она не была похожа на себя. Морщинки около глаз. Упрямые губы, стиснутые в последнем вздохе.
  Он так много хотел ей сказать, теперь растерялся. Мысли путались, перескакивали с одного места на другое. В какой-то момент, ощутив немую тишину, Серж оглянулся по сторонам: где он, что происходит, сколько времени? Нет. Все в порядке. Он рядом с Ритой. Да. Все в порядке. Зачем здесь крышка гроба?  А гроб? Почему Рита?.. Он потрогал ее руки... замерзла... холодная как лед. Надо разжечь огонь. Нет. Не согреется. Почему она такая бледная. Мертвенно бледная и холодная. Мертвая тишина... Смерть... Кто-то умер? Рита... Почему они здесь? Что за бред... Он устал. Надо согреть Риту... Сейчас он вынет ее из гроба и уложит. Куда?
- Серж!
Серж очнулся, как от выстрела, от окрика Ритуса.
- Да.
- Ты соображаешь, где ты и что происходит?
- Не совсем.
- Я тебя десять минут кричу, а ты не слышишь.
- Зашел бы в комнату, чего...
- Серж, я в метре от тебя... Возвращайся. Слышишь. Сейчас же сюда, где мы.
- Мы?
- Да, Серж, мы. Я, твои друзья, дети.
- Ты? Да, ты есть. Зримый. Друзья...
- Да, друзья, которые ждут тебя. И главное – дети.
- Дети...
Серж повторял за Ритусом как заведенный. Он был, словно смерть, черный и страшный.
- Я понимаю, что тебе очень хочется быть с ней. Это проще всего, но у тебя есть обязательства, и их ты не вправе нарушить.
- Почему?
- Потому что ты человек чести, а сдаваться именно сейчас бесчестно.
- Хорошо. Я постараюсь.
- Нет, Серж, постараться – это мало. Надо жить... Более того, надо смерти вопреки стать счастливым.
- Ты думаешь?
- Да. Вне всякого сомнения, я думаю, что это возможно. И, по-моему, Рита была бы только рада и за тебя, и за себя.
- Рита?
- Да, Рита. Я получил анализ экспертизы. Она не самоубийца. Твоей вины  в ее гибели нет. Она хотела жить, но не смогла. Значит, ты должен жить теперь за двоих и быть счастлив за двоих. Это завещание Риты.
- О чем ты?
- Держи.
Ритус передал маленькую бумажку, вырванную из блокнота.
  Спустя два месяца Серж приехал на полигон с маленькой дочкой Настей, которая пошла во второй класс. Андрей остался в гарнизоне учиться в кадетском корпусе. Все мысли Сержа были связаны с тем, чтобы устроить жизнь Насти и Андрея. Он не верил своему счастью – дети рядом. Он мог с ними разговаривать, мог видеть их. А еще его грела мысль о том, что рано или поздно он найдет того, кто вынудил Риту сделать это. Мысли о мести обжигали сердце жгучим пламенем радости и предстоящего счастья...

- Сергей Владимирович, здравствуйте.
Лазо посмотрел на девушку, но был в замешательстве: кто она.
- Вы не узнаете меня. Да и откуда, собственно. Я Ирина... - девушка весело рассмеялась. - Никак? Ладно. Тогда представлюсь официально: Ирина Вячеславовна Контарева.
- О, черт, - воскликнул, наконец, Лазо. - Я и представить себе не мог, что ты такая большая.
- Теперь представляете?
- Да. Теперь да... Что ты здесь делаешь?
- Как что. Разумеется, работаю.
- И только?
- И только. Я учитель.
- Ну да. Ну да.
- Я вас видела прошлый раз в школе, когда вы приезжали за дочерью, но не решилась подойти. Были люди. Да и у вас еще тот видок.
- А теперь? - спросил Лазо.
- Теперь ничего, - засмеялась девушка.
Они стояли на обочине пустынной дороги. Лазо возвращался на полигон, Ира шла за молоком.
- А почему здесь? - спросил Лазо.
- Ну, надо же было куда-то. На всех наших смотреть не хотела, в город – шуму много, а бабушки теперь нет, - вдруг поникла головой Ирина.
- Прости, я не знал. Давно? - подобрался Лазо.
- Несколько месяцев.
- Прости.
- Да чего прощать. Вы не причем.
- А что с нашими? - переменил тему Лазо.
- Так Ритуса я вообще готова застрелить.
- Эта новость кажется  устарелой на несколько десятилетий, ты не находишь? К тому же, у тебя огромное множество сторонников.
Девушка рассмеялась:
- Он разрушил мое счастье с кисельными берегами. Правда-правда. Я влюбилась в замечательного молодого, красивого, умного, богатого человека. Он его прогнал.
Тон, которым были произнесены слова о разбитом счастье, вводил в заблуждение: так о любви не говорят.
- И ты легко сдалась? - спросил Лазо и посмотрел в глаза девушки, но там играли бесенята.
- Места себе не нахожу. Каждую ночь рыдаю в подушку: моя благодетель осталась невостребованной. Останусь старой девой.
Теперь уже засмеялся Лазо.
- Ирина, тебе же всего двадцать.
- Вот именно – уже. Старуха!

  Сержу было приятно встретиться с человечком, которому он может помочь (она явно нуждалась в помощи, несмотря на внешнюю веселость). Он понял, что девушке плохо: грустно и одиноко. Она здесь никого не знала, потому что после горя – смерти единственно близкого человека – кинулась в омут с головой. Не раздумывая ткнула пальцем в первый попавшийся район и поехала туда, лишь бы уехать, не слышать, не чувствовать. По прибытии в новый мир она старалась казаться веселой, жизнерадостной, сильной. Чем больше хотелось плакать, кричать от боли, тем активнее она выглядела.
  Месяц назад она увидела Лазо и вдруг осознала, что он тоже здесь. Ирина наблюдала за его дочкой, видела, как ей трудно, но заявлять о своем присутствии не стала. Они вдвоем, сами разберутся, а ей не обязательно лезть в чью-то душу.
  Сегодня скорее интуитивно она окликнула его, а когда окликнула – поняла, что не стоило, но было поздно. Поздно, как всегда. Теперь они повязаны. В силу воспитания ему придется так или иначе вмешиваться в ее жизнь, а ей в их. Вмешательство уже началось. В ближайшее воскресенье он пригласил ее на обед.
  Накануне воскресенья она осознала, что это впервые, такое приглашение, ведь теперь она взрослая. Его нельзя сравнить с тем чаепитием после праздника на Новый год с дедом Морозом, который устраивал Ритус для детей членов ЭСВ или с тем обедом у Белых, когда Инга Станиславовна приглашала их с бабушкой на какой-то праздник. Или с тем, что ее приглашали иногда Измайловы. Во всех предыдущих случаях на нее смотрели как на маленькую девочку, несчастную, так как она потеряла родителей, тоже военных ЭСВ, свою, так как воспитывалась в ЭСВ, но тем не менее девочку.
  А может, и он пригласил ее по тому же принципу: служил вместе с отцом. Почему бы не позвать на обед, чтобы пообщались две девочки. Да, скорее всего. Это  дань в благодарность  за отца. Как она сразу не догадалась. Ну что ж, тоже ничего. В душу он вряд ли станет лезть, так как сам изгой ЭСВ. Если было бы иначе, он вряд ли сидел  здесь с дочерью, а не находился в гарнизоне, да еще в чине рядового.
  Ирина проснулась в воскресенье рано утром. Она не знала, сколько времени займет обед и ко скольким, вообще, следовало приходить – время не было оговорено. Зато предстояло «подчистить хвосты», как она выражалась, чтобы вечером не суетиться и не готовиться к завтрашнему дню. Это ее бабушка научила: сделай сразу то, что необходимо в ближайшие сорок восемь часов, а затем занимайся, чем пожелаешь.
  С утра светило солнце, но было холодно. Всего -3*, а ночью так вовсе заморозок. Вчера выпал снег, в ночь он подмерз,  и покрыл коркой землю. Теперь вовсю размочился, смешался с грязью. Пока не наступит настоящая зима, так и будет толочься под ногами. Тропинки превратятся в сплошную кашу. По утрам придется идти по кочкам и толчкам. К обеду по жиже, поднимающейся чуть ли не до щиколоток.
  Ирина надела свитер под горло, завязала на голове два хвостика по бокам, улыбнулась в зеркало – совсем девчонка. Нет, конечно, можно одеться приличнее, и прическу сделать (это с ее-то противными прямыми волосами). Можно даже разыграть из себя претенциозную даму. При мысли об этом Ирина почувствовала, как в животе что-то заурчало и начало подташнивать. Нет. Им и так досталось. Просто хорошо провести день - класс. Она взяла коробку конфет, книгу, что купила в подарок Насте, и отправилась в гости.
  Ее ждали с самого утра. Серж накануне сказал Насте, что завтра у них будет девушка, но кто и почему – не объяснил. Он видел, что дочке ужасно интересно, что она всячески пытается выяснить, кто их гостья, хотя бы, как ее зовут, но был нем как рыба. На ухищрения Насти выяснить что-либо отвечал так загадочно, что девочка решила, что предстоящая встреча что-то значит для папы и начала волноваться. Может, ее план с женитьбой воплотится?
  Когда же на пороге она увидела учительницу английского, Настя опешила. Отец наблюдал, как у нее открылся рот и слова приветствия так и застыли непроизнесенными. Лазо весело рассмеялся: удалось удивить дочь. Он поздоровался с Ириной, как со старинным другом, говоря ей «ты», даже по-отечески поцеловал в щеку. Настя стояла с округлившимися глазами и открытым ртом.
- Что-то не так? - спросил Серж, внимательно глядя на дочь, не объясняя, впрочем, в чем дело.
- Все в полном порядке, - констатировала факт Настя, решив, что все равно не будет ничего спрашивать.
  Она глазам не верила: ее папа хохотал, как чокнутый, рассказывая истории, а учительница не оставалась в долгу. На каждую его реплику она отвечала своей, такой же искрометной и оригинальной. Насте ничего не оставалось делать, как принять их игру и пуститься во все тяжкие. Они так веселились, что даже животы надорвали от смеха. Когда вечером не осталось сил на выдумки, Ирина сказала, что ей пора. Лазо вызвался проводить, но девушка наотрез отказалась. Они мило попрощались. Лазо все также по-отечески чмокнул ее в щеку, Настя помахала рукой: пока.
  Когда он вернулись в зал, девочка села в кресло и спросила:
- Ну и что значит это всеобщее веселье?
- Когда у человека нет выхода, остается только одно – смех. Ирина - дочь моих друзей. Их не стало, когда ей было несколько месяцев. А бабушка, которая ее воспитывала, умерла некоторое время назад. С парнем они расстались. Теперь она одна. Совсем одна...
Настя с ногами забралась в кресло и сжалась в комок. Такой же комок стоял в горле, душили слезы.
  Ирина с горечью напевала какую-то веселую песенку, почему-то привязавшуюся к ней, и быстро шагала по лужам и грязи. Ей было все равно, что она придет  грязная и мокрая и придется стираться. Наоборот, даже хорошо, что у нее найдется, чем заняться. Меньше останется времени для разных глупых мыслей. Она не смотрела по сторонам – мокрый  и грязный пейзаж в душе не располагал к поэзии.
  Холодный ветер дул пронзительно, но она не замечала и его. Ей было жарко, трудно дышать, словно как в детстве, кто-то дал под дых, а ты стоишь и не можешь прийти в себя. Она-то думала, что только у нее все плохо. Оказалось – нет, далеко нет.    Глаза... Он  ни разу не посмотрел ей в глаза, хотя и она тоже избегала смотреть. А девочка его любит – не спросила ничего о ней. Очень похожа на Риту. Говорят, если дочь похожа на мать – несчастная в жизни. Как и она. Бабушка тоже говорила, что она похожа на маму больше, чем на отца.

   Прошло совсем немного времени, и Настя искренне подружилась с Ириной. Они стали подругами не разлей вода. Девчонки от души хохотали, когда удавалось сделать какую-нибудь пакость. Иногда на их удочки попадался Серж. Глядя на них, он улыбался, но в душе был рад, потому что видел, как обе они оттаяли. Зато со стороны их дружба не находила понимания. Соседка по комнате как-то спросила, в чем причина дружеских отношений Насти с Ириной.
- Да все просто. Сергей Владимирович - друг моих родителей. Очень хороший друг. Только и всего. Настя здесь никого не знает, я тоже.
- Так ты знаешь Сергея Владимировича?
- Отчасти. Он давно уехал служить сюда.
- А что случилось с женой Лазо? - спросила Марина.
- Она погибла...
- Я, наверное, влезаю в то, что мне знать не положено? - Марина поняла, что выглядит чересчур заинтересованно.
- Да, нет. Я и сама удивилась, почему Настя здесь, а не в гарнизоне. Андрей остался там.
- Это кто?
- Сын Лазо.
- Так у него есть сын?
- Да. Он учится в кадетском корпусе.
- Ого. Туда не так легко поступить, я слышала.
- Поступить? Возможно... Он туда зачислен с рождения.
- Почему?
- Потому что его родители служат в ЭСВ.
- Сергей Владимирович всего лишь...
- Да какая разница, какие погоны у него сейчас. Важно, кто он на самом деле.
- И кто же?
- Человек.

  Выходные девчонки обычно проводили у Лазо. Когда снега выпало достаточно, они обе встали на лыжи и отправились кататься.
- Тысячу лет не стояла на лыжах. Со школы, - восторженно кричала Ирина.
- Папа, ты с нами? - спросила Настя.
- Чтобы вы меня искупали в снегу в лучшем случае, а в худшем я и представить не могу, что вам может прийти в голову в лесу: натравите на меня медведя или сами съедите.
- Да ладно вам, Сергей Владимирович. Мы сегодня настроены миролюбиво, честное слово. Мы не станем вас обижать. И даже смеяться, что вы не устоите на лыжах и окажетесь в первом сугробе, - издевательски проговорила Ирина (они же устроили пари насчет него).
 - С чего это вы взяли, что я не устою на лыжах? - поинтересовался Лазо.
 - Да я  уж не знаю, с чего. Просто, вы здесь всем так стараетесь доказать, какой вы ненастоящий, что я запуталась, - сказала Ирина.
Она поправила съехавшую на глаза шапку, занялась креплениями: все на месте. Настя все еще возилась с палками.
- Ты готова?
- Да.
- Тогда поехали.
  Они рванули вперед: сначала Ирина, за ней Настя. Лазо стоял в недоумении. Почему она решила, что он ненастоящий? Пожал плечами. Потом вспомнил их озорной взгляд друг на друга: верно, что-то задумали, пигалицы. Нельзя им во всем потакать.
  Он нагнал их за вторым поворотом. Настя запнулась от того, что ей что-то мешало сзади. Она обернулась и увидела, что папа стоит на ее лыже. От неожиданности девочка упала в снег.
- Так, с одной расквитался, - сказал Лазо, аккуратно посыпая дочь снегом, несмотря на все ее протесты.
  Ирина хотела прийти подружке на помощь, но решила дать деру, словно трусливый заяц. Она рванула, что было силы: когда-то в школе занимала призовые места по лыжам. Однако ей не пришлось далеко ехать: он нагнал слишком быстро. Встав на ее лыжу, спросил:
- Выберешь сама сугроб или предпочтешь, чтобы я это сделал?
- Так не честно, - сопротивлялась Ирина.
- А честно подтрунивать все время надо мной?
- Мы не ...
Было поздно: она тоже лежала на боку. Серж посыпал сверху снежком и смеялся:
- Не правда ли, так ты выглядишь красивее? А вот и еще одна снегурочка. Привет, снегурочка Настя.
- Ну, папка. Ты мне за  все ответишь.
- Ой, боюсь, боюсь... Ну что, так и будете хныкать или все-таки поедем кататься?
  Он обошел Ирину, помог ей встать, отряхнул Настю. Надувшиеся, они сначала не хотели принимать его помощи, но потом, одновременно взглянув друг на друга, расхохотались так, что им снова пришлось присесть, теперь уже от коликов в боку. Они ехали за ним быстро, но все равно то и дело отставали. Сержу приходилось ждать их, потом он подстроился под их шаг.
  Вокруг было тихо и пушисто. Как только кто-нибудь из людей трогал ветку, она тут же осыпалась дождем искрящегося снега. На нетронутом снегу четко оставались прорезанные колеи лыж. Впереди шел мужчина и проминал путь. Он выбирал те места, где можно было проехать лучше всего. Они ни разу не напоролись ни на кочку, ни на старый сгнивший пенек, каких много в лесу, будто знал заранее, где именно стоит проехать. Может, так оно и было на самом деле, ведь Лазо здесь уже несколько лет – ничего удивительного.
  Девчонки с восхищением смотрели на него: он им нравился. Такой разгоряченный, полный сил, движения отточены – ничего лишнего, никакой суеты, ненужности. Обе они запыхались, но летели, словно завороженные, все вперед и вперед. Он привел их в сказку.
  На поздравительных новогодних открытках часто изображают  сказочный уголок. Кажется, что где-то среди пушистых ветвей сосен затерялся Дедушка Мороз. Сейчас он выйдет с огромным мешком подарков, а вслед за ним сказочные герои, и начнется феерия. Вот зажглась искрами ближняя сосна от лучей солнца – оно тоже приглашено на праздник. Скрипнула другая – с нее посыпалось разноцветное конфетти из миллионов снежинок, не похожих одна на другую. Вздохнула третья от прикосновения еле заметной белочки: приготовилась хлопать в ладоши. Четвертая, пятая, шестая... Каждая привносила что-то свое в общий праздник.
  Настя растерялась, распахнула глаза и не могла вымолвить ни слова. Ирина наблюдала за искрами падающего снега и тоже молчала. Серж не нарушал их сказку. Наконец, спустя несколько десятков минут, он негромко (громко здесь нельзя) спросил:
- Не замерзли?
  Девчонки одновременно покачали головой.
Спустя еще несколько минут Серж снова спросил:
- Будете ждать финала? Солнце зайдет еще не скоро. Простудитесь. Лучше приехать сюда как-нибудь перед закатом.
- Вы здесь часто бываете? - спросила Ирина.
- Иногда приходится...
  Вечером Настя, сидя в теплой пижаме и старательно отпивая молоко из чашки, сказала:
- Я думала, сказок не бывает.
- Как видишь, малыш, бывают. И надо тебе сказать по большому секрету, иногда они сбываются.
Серж улыбнулся и озорно подмигнул Насте.

  Насте нравилась Ирина. Она могла рассказать ей обо всем, даже о том, как хотела женить папу.
- Да ведь это класс. Действительно, чего он все время один и один, - ответила Ирина, - только ведь ему любая не подойдет. Ему нужна такая, такая... Ну, я не знаю, какая именно. Он-то ведь необычный.
- А какой, по-твоему, папа? - спросила Настя.
Ей было интересно, как он выглядел в чьих-то глазах.
- Настоящий мужчина. Такой, что всегда защитит женщину, не даст ее в обиду. Спокойный, уравновешенный, не выпячивается вперед, потому что гордый, просто делает то, что умеет лучше всего. Я всегда представляла, каким был бы мой папа, будь он жив. Наверное, таким, как твой. Хотелось бы во всяком случае.

  Как-то в разговоре с соседкой Ирина сказала, как классно провела последние выходные (разумеется, у Лазо). Соседка поинтересовалась, почему такой импозантный мужчина  не женат.
- Ему не каждая подойдет, - просто ответила Ирина.
- А ты?
- Я?! - Ирина закатилась от смеха. - Очень смешно. Ну, ты даешь, Марин. Кто он, и кто я... К тому же, он в отцы мне годится, забыла.
- А мне нравятся мужчины среднего возраста. Они не то, что эти сопливые... Только и знают, что лапать...
- А мужчины среднего возраста, значит, тебя не лапают? - спросила Ирина.
- Лапают, конечно, но по-другому. Более уверенно. Они-то уж точно знают, что надо делать, и главное, как это делать.
  Девушки рассмеялись, покраснев при этих словах.
- Ну, ты, Маринка, даешь...
- Рада бы, да некому.
Опять взрыв смеха.
- Ой, все больше не могу. Хватит. Завтра у меня открытый урок в одиннадцатом, а я расхохоталась не к добру. Наверное, провалюсь.
- Тоже мне, большая беда. Ты прямо встань так у доски, грудь вперед выпяти...
- Слушай, хватит, все-все. Больше не могу. Живот болит.
- Ну, а если серьезно, то ты, подруга, зря не обращаешь на него внимания. Я тут ради интереса собрала информацию...
- Уволь от сплетен, - серьезно сказала Ирина.
- Да почему обязательно сплетни. Лучше послушай. Итак, означенный господин находится здесь довольно продолжительное количество лет. Держится в тени, словно его вообще не существует. Со всеми в отношениях ровен. К повышению по должности безразличен! В связях с женщинами не замечен! Ему в прошлом году навязывалась одна одиннадцатиклассница. Между прочим, дочка нашего завуча! (Это я относительно «он мне в отцы годится»). Замечательный отец. Одним словом, у него здесь самый высокий рейтинг среди женщин от 6 лет и до бесконечности.
- Глупости, - строго сказала Ирина. - Знаешь, на будущее в моем присутствии уволь от подобных высказываний.
- Почему?
- Потому что за всеми рейтингами жизнь... человеческая... исковерканная... и не одна...
- Так ведь никто о нем ничего не знает. Солдаты молчат, словно рыбы. А то, что непонятно, обычно вызывает массу вопросов и интереса.
- Солдаты молчат по одной единственной причине – уважают его и память о его жене, - запальчиво крикнула Ирина.
- Прости, я не хотела...
Марина замолчала, но интерес перевесил, и она не удержалась от вопроса:
- Так кто же он на самом деле?
Ирина отвернулась и промолчала. Она занялась книгами, тетрадками, но они вывалились у нее из рук.  Пошла к умывальнику, начала тереть его, но он и так был чист. Перевесила полотенце... Куда она не направлялась, всюду чувствовала на себе взгляд Марины. Так больше нельзя.
- Он командующий армии.
- Да ты что! - ахнула Маринка.
- Да этой самой армии, где сейчас служит рядовым. Рита тоже здесь служила. Они... Пожалуй, никто из них не был по-настоящему виноват в том, что они расстались. Так судьба распорядилась. Я помню, как моя бабушка жалела их обоих. Риту из-за того, что выросла без матери и не знала, как справиться с четырьмя мужиками (отец, брат, муж, сын). Надо всех обстирать, всем приготовить поесть, самой учиться, работать, служить. Он предлагал ей переехать в гарнизон, а она не могла оставить отца с братом. Отец женился и уехал. Олег тоже спасибо не сказал. Естественно, заматывалась до чертиков. А он все ждал чего-то, не мог кулаком по столу стукнуть, да и как стукнешь – это же Москвина. Она в ответ так стукнет – мало не покажется. У них и любовь-то была та еще. Если бы он не прикрыл ее собой и не вытащил из-под огня, если бы чуть не умер, если бы не ходил на костылях полгода, а она не саданула по костылям и снова не сломала бы ему ногу, ничего бы, может, и не было... Она была его ученицей. Наверное, и представить себе не могла, что он обратит на нее внимание. Он уже тогда, в самом начале был лейтенантом, молодым, красивым...
  Потом что-то сломалось... Рита подала на развод. Это невероятная ситуация для ЭСВ. Там не разводят. Не принято. Никто не знал почему. Командующий ЭСВ несколько лет не подписывал рапорт о разводе, думал, образуется. Какое там. Долгое время в ЭСВ вообще не знали о Насте. Он сам не знал. После развода произошла стычка Лазо с братом Москвиной, его другом. Было много стрельбы, поломанных ребер. Весь ЭСВ разделился на две части. Тогда  Олега выгнали из ЭСВ без права восстановления, а его разжаловали в рядовые. Впрочем, он тоже мог уйти из ЭСВ, но остался... Вот и вся история. Прошло время. Не знаю, когда он узнал, что у него есть дочь. Не удивлюсь, что только на похоронах жены.
- Жуть какая! - заключила Марина. - Я думала, так заворачивает только в сериалах.
- Как видишь, в жизни намного круче.
- Нет, интересно, то есть если я выйду замуж за кого-нибудь из этого долбного вашего ЭСВ, то развестись уже не смогу? Ну не глупость ли?
- Может быть. Но такие проблемы не у всех, кто служит там, - осторожно сказала Ирина.
- А у кого же? - спросила Марина удивленно.
Ирина молчала.
- У тебя, к примеру, будут подобные проблемы? - и уставилась на Ирину, явно давая понять, что не отстанет, пока не получит вразумительного ответа.
- У меня они уже были. Мой парень не понравился моему опекуну: парню пришлось дать отставку.
Глаза Марины готовы были в любой момент вывалиться из своих орбит.
- Так ты же совершеннолетняя.
- Да...  Я, впрочем, ничего не имела против его отставки.
- Не поняла...
- Все очень просто. Когда родители погибли, воспитывать меня стала моя бабушка. Больше у меня никого из родных. За папу и маму я получала пенсию, и довольно большую. Бабушка старалась ее не тратить, откладывала на потом, когда я вырасту. Я росла, училась. В ЭСВ не принято поступать за деньги. Самые распространенные профессии – учитель и врач. Да, не удивляйся.  Учитель... Понимаешь, он ведь учит, что-то дает своим ученикам. Нет, не правила. Как бы тебе объяснить. Видишь ли, воспитывает духовно, прежде всего. Ведь если у человека есть основы, принципы, цели, то его не надо будет заставлять тупо зубрить теорему.
  А врач дает самое главное – жизнь. Моя мама была врачом. За это ее и убили... Ты не представляешь, какая это ответственность  - учиться или быть учителем в гарнизоне. Я не училась там - ходила в сельскую школу. И жили мы с бабушкой в селе, не стали переезжать на новое место.
  Когда поступила в институт, я неплохо одевалась, отличала вилку от ножа. (В гарнизоне иногда ходила в гости, научилась вести себя в приличном обществе). И даже обладая обычной прыщавой внешностью, нескладной фигурой и еще кучей недостатков, уж не знаю, как, но обратила на себя внимание одного молодого человека. Он ухаживал за мной, дарил цветы, приглашал в дорогие рестораны. В ресторан идти я отказывалась наотрез, вообще поначалу не хотела поддерживать с ним отношения. Бабушка вечно твердила: «Не принеси в подоле». Он так проникся симпатией (Ирина рассмеялась), что познакомил с родителями. Они все охали и ахали, прихлопывали в ладоши. Наконец, он сделал мне предложение. Я его приняла и решила познакомить с бабушкой и опекуном.
  Мы приехали. (Ирина смеялась).  Даже сейчас, как вспомню, смеяться хочется. Он, конечно, не думал, что я живу в таком захолустье, в такой хибаре. Бабушка не любила новшеств, поэтому из цивилизованной обстановки у нас были только телевизор и холодильник. А так… старая железная кровать с периной, ножная машинка, прялка в углу, комод, шифоньер доисторический... Но больше всего его поразили половики. Свойские такие, знаешь... (Ирина встала на середину комнаты, чтобы представить вниманию аудитории своего «жениха»). Он медленно все осмотрел... (Ирина повернулась по кругу). Глаза округлялись по мере осмотра, как у рыбы, выброшенной на лед… Наверное, подумал, что в музей краеведческий попал…  Потом приехал опекун, посмотрел на моего «жениха» и сказал категоричное нет. (Ирина снова рассмеялась) Все. Впрочем, я бы и сама отказала. Мораль сей были такова: девушки, желающие узнать подлинные намерения мужчин, привозите женихов в старинные дома с половиками, русской печью и сундуком!
Девчонки рассмеялись.

  В один из выходных, когда Марина уехала домой, Ирина пригласила Настю к себе. У них было занятие, которое требовало отсутствия Лазо. Они разложили чистые листы и начали писать.
- Не подглядывай, - сказала Ирина, приподняв свой лист.
Они сидели, молча составляя каждая свой список. Когда закончили, начали сверяться.
- Нет, по-моему, она, прежде всего, должна быть доброй, - сказала Настя.
- Что толку от ее доброты при отсутствии ума? - спросила Ирина. - Да, я понимаю, что доброта нужна. Но мне кажется, если какая-нибудь женщина, скажем, наша тетя Валя, которая моет полы в коридоре, станет его женой, толку от нее. Ему же с ней не о чем будет разговаривать. Скажешь, я не права.
- Просто мне кажется, что если бы моя мама была чуточку добрее к папе, - прошептала Настя, - то, возможно...
  Она осеклась... Ирина поняла, о чем думает девочка. Она не знала, как ей помочь. Здесь нужен кто-то умный, понимающий, Ритус, к примеру, а не она, глупая тетеря: могла бы сразу понять, в чем дело...
- Может, чаю? - спросила Ирина и направилась ставить чайник. - Знаешь, у меня есть вкусные бисквиты. Мне правда нельзя, но если очень хочется, то можно. Давай их съедим. Ты не против? Замечательно.
Она быстро собрала со стола, положила листы на диван и продолжила:
- Знаешь, у меня на этой недели был случай...
Но Настя перебила ее:
- Ты знаешь, из-за чего мама развелась с папой?
Ирина замолчала. Она протирала и без того чистые чашки.
- Ты не ответила на мой вопрос.
- Вопрос? На какой вопрос? - Ирина сделала вид, что не поняла.
- Ты все прекрасно поняла и не делай такой надуманный вид, словно не расслышала.
- Э... Я не знаю, - попыталась Ирина.
- Врать нехорошо, - и упрямо уставилась на Ирину.
- Кажется, из-за женщины, - Ирина отвернулась.
- Из-за женщины... - в раздумье протянула Настя. - Тогда понятно, почему он...
После чая они продолжили свои занятия. Ирина боялась, что, когда Настя узнает настоящую причину развода родителей, в ее восприятии отца что-то изменится: ошиблась.
- Может быть, поставим на первое место честность? - спрашивала Настя.
  Они написали каждая на свой листок те качества человека, которые хотели бы видеть в жене Сержа. Получился довольно вместительный список. Теперь им предстояло расставить качества в нужном порядке. Тут их мнения разошлись.

  Через несколько дней после занятий девчонок Лазо случайно задел какую-то книгу на Настином столе. Книжка упала на пол, из нее посыпались листы. Серж поднял их и уже хотел положить все на место, но что-то его остановило. Непроизвольно он прочел написанное.
- Анастасия, зайди ко мне, будь добра.
Настя удивилась тону, которым были произнесены слова. Она только что пришла с улицы, разгоряченная, светящаяся от того, что ей было так хорошо. Девочка, ничего не понимая, отправилась в кабинет отца. Серж выглядел хмурым и никак не вписывался в настроение дочери.
- Чего, пап?
- Что это такое? - строго спросил отец, протягивая ей листы, выпавшие из книги.
- Пап, ты что роешься в моих вещах? - тихо спросила Настя.
- Не говори ерунды. Разумеется, нет, но я задал конкретный вопрос и жду ответа по существу.
Настя не понимала, в чем она провинилась. Для нее ситуация не была ясна.
- Пап, да в чем дело? - снова попыталась уяснить Настя.
- Я задал четкий вопрос.
- Это... Ну, мы с Ириной решили...
- Ах, вы с Ириной, - перебил Серж, но, спохватившись, сказал, - продолжай.
- Мы с Ириной решили найти тебе жену. Она же знает куда больше молодых девушек, чем я. Да и вообще она старше, может, что посоветует.
- Например? - строго спросил Серж.
- Пап, ну что ты как маленький, в самом деле. Мы же хотели как лучше, - заплакала Настя. - Прошлый раз ты даже смеялся.
- Это было в прошлый раз, во-первых. Во-вторых, это касалось только тебя и меня. Теперь я узнаю, что Ирина принимает самое активное участие в моей судьбе – ищет мне жену. Может, в скором времени весь полигон займется этим, а затем гарнизон? Вы еще не додумались объявления расклеить на каждом столбе. Замечательно: папе нужна жена. Качества прилагаются. Объявляется кастинг. Жюри состоит из Насти и Ирины.
Настя всхлипывала чаще и чаще, но Сержа, казалось, впервые не трогали ее слезы.
- Что еще вы придумали?
- Ничего. Честное слово. Пап, мы хотели как лучше. Прости, пожалуйста…
  Настя давно лежала в кровати, но слышала, как Серж за стеной расхаживал взад и вперед. Она вдруг испугалась. Испугалась, что теперь он станет считать, что она плохая дочь. От мыслей у девочки разболелась голова, слезы текли сами собой, она и не пыталась их остановить. Уже далеко за полночь, когда сил плакать не осталось, Настя услышала, как осторожно скрипнула дверь. Она закрыла глаза и притворилась спящей. Серж присел на краешек постели, погладил по голове, поправил одеяло.
- Прости, малыш. Что это на меня нашло?.. Не притворяйся, я знаю, что ты не спишь. Наверное, проплакала все время.
- Я сплю, - всхлипнула Настя.
Серж улыбнулся:
- Тогда хороших тебе снов, моя умница.
- Тебе тоже.
- Обязательно.
  На следующий день Настя рассказала Ире, что произошло. Ирина была возмущена, что Серж повысил голос на собственную дочь: как он мог.
- Еще легко отделалась, - сказала ей Настя.
- Что значит, легко? - не унималась Ира.
- Хорошо, что тебе не досталось.
- И ничуть не хорошо. Я не боюсь.
- Я тоже думала, что не боюсь, пока не дошло до дела, - сказала Настя.
- Может, он в следующий раз ремень возьмет? - спросила Ирина, нахмурившись.
- Просто следующего раза не будет. Я буду послушной, - ответила Настя.
- Нет, все равно мне надо с ним поговорить.
- Зачем? Это же была моя идея. Ты к тому же сомневалась в ней.
  Ирина не послушалась Настю. Она попросила Марину отправиться куда-нибудь погулять и позвонила Лазо. Перед его приходом она прокручивала в голове различные варианты, что скажет ему. Однако, когда он вошел, все заготовки улетучились из головы. В их с Мариной комнате мужчина выглядел чересчур по-взрослому. Скорее, это он был проверяющим, а она его ученицей. Ирина смешалась, не зная, что сказать. Серж молча снял куртку и прошел к столу.
- Можно сесть? - спросил он, разбивая пустоту молчания.
- Да, конечно. Что-то я.
- У вас уютно, - Серж огляделся по сторонам. - А где соседка?
- Отправилась в гости.
   Ирина совсем смешалась: вдруг он подумает о чем-то дурном. Вернее, не сам подумает, а подумает, будто она подумает, что это он подумает. Запутавшись в мыслях, Ирина еще больше покраснела. Серж взял учебник английского языка за пятый класс и внимательно листал его.
- Как успехи на работе? - спросил он.
- Успехи? Никак. Их попросту нет, - обрадовалась возможности передохнуть. - Я наверно не способная чему-то научить детей.
  И снова густо покраснела: господи, что он подумает о ней.
- Я буду очень назойлив, если попрошу чаю?
- Что? - не поняла Ирина.
- Чаю, Ириш, можно? - Серж ласково взглянул в глаза девушки, забирая у нее страх: ну же, девочка, смелей.
- Простите, Сергей Владимирович, ради бога. Что это со мной, в самом деле.
Она принесла чашки. Руки, как ватные, плохо слушали. Он помог заварить чай, разлить его по чашкам.
- Простите, - в очередной раз извинялась Ирина, - хозяйка из меня никудышная.
  Когда он ушел, Ирина вздохнула с облегчением: пронесло. Выговаривая сегодня утром Насте, она думала, как станет отчитывать его. Какое отчитывать – ни звука не пикнула, хотя и он не сказал ни слова. Дрожала как осиновый листок. А он... Какие у него руки... мелькнула мысль в голове. Такие если возьмутся за ремень...  а если обовьют талию... О, господи, что за бред... Ирина покраснела при одной мысли, будто подумала о чем-то гаденьком...

  Прошло несколько дней. Ни Настя, ни Ира не касались темы поисков избранницы. Ирина не сказала Насте о беседе с Сергеем Владимировичем (бог отвел). Вспоминая тот вечер, девушка до сих пор чувствовала себя неуютно. Хорошо, что Лазо на следующее утро уехал в гарнизон. Вечером он позвонил и сказал, что ему придется задержаться на неопределенное время. Девочки облегченно вздохнули. Настя теперь ночевала у Иры с Мариной. Несмотря на тесноту, всем троим было весело (с Мариной невозможно скучать: от одних анекдотов про мужиков живот развяжется).
  Был первый час дня, когда Ирина при выходе из учительской увидела Ольгу Васильевну Измайлову и Настю. Они разговаривали, и Ирина решила им не мешать.
- Ольга Васильевна, а можно я с Ириной останусь? - говорила между тем Настя.
- С кем?
- С Ириной. Контаревой.
 Ирине ничего не оставалось делать, как подойти.
- Иришка! - воскликнула Ольга Васильевна и начала обнимать Иру. - Господи, а я все думала, где ты.
- А я вот она, - смутилась Ира.
- Так это замечательно. Да, разумеется, если Ира не против.
- Не против чего?
- Сережа неудачно упал в гарнизоне. Потянул лодыжку, пару-тройку дней проведет в больнице. Я за Настей приехала.
- Ничего серьезного? - спросила Ира, нахмурившись.
- Ничего. Просто, нога больная, вот мы и перестраховались. Так как насчет Насти?
- Без проблем, - воскликнула Ира.
- Ну, хорошо. Настенька, у тебя еще есть занятия? Отправляйся, а мы с Ирой поболтаем.
Когда Настя скрылась за дверью кабинета, радость сползла с лица Ольги Васильевны.
- Что случилось, Ольга Васильевна? - с тревогой спросила Ира.
- Сережа чуть не погиб.
- О, господи.
- Вот именно, господи. Остался жив по чистой случайности. (И Ритуса как назло нет.) Машина перевернулась, Сережу придавило. Еще чуть – и все. Настя осталась бы круглой сиротой. А теперь я хочу знать, что вы тут с Настей выдумали. Он что-то говорил в бреду, но толком ничего понять не удалось.
  Ирина рассказала все начистоту. О последнем инциденте тоже. Ольга Васильевна слушала внимательно, не перебивала (совсем как Ритус). Когда Ира закончила, вздохнула:
- Ясно. Ладно, пережить можно. Он поправится. Разумеется, ни через два-три дня, как я сказала, может, через пару-тройку недель. Настю успокой. Возьми ее на время к себе, а лучше сама к ним отправляйся. Что понадобится – звони.
- Хорошо, - ответила Ира. - Ольга Васильевна, можно спросить?
- Да.
- Кто звонил Насте?
- Сережа. Привели в чувство на несколько секунд – девочку надо было успокоить.
  Ира, хотя и стыдно признаться, была рада тому, что Сергей Владимирович оказался в больнице. Будь он сейчас здесь, еще неизвестно, как все они себя вели бы после  неудачного выяснения качеств его будущей жены. Теперь же было время передышки – таймаут. Настя, похоже, чувствовала себя так же, как и Ира. Она звонила каждый день, справлялась о здоровье папы, но говорила, чтобы он о ней не беспокоился, чтобы он лечился как следует, не спешил с выпиской. Серж понимал причину такой заботы и, действительно, не торопился...

  Ирина весело мурлыкала что-то себе под нос в ванной. Она лежала в пенной воде уже больше получаса. Наконец, выбралась и обнаружила, что нет полотенец.
- Настька, уродка, ты забрала все полотенца. Принеси сейчас же, - прокричала Ира.
В дверь постучали. Ира приоткрыла ее и сняла полотенца с руки ... Сергея Владимировича. Она моментально хлопнула дверью, чуть не прищемив ему руку, поскользнулась на мокром полу и растянулась.
- Все в порядке? - раздался спокойный голос за дверью.
- Да, все в полном порядке.
Теперь она опрокинула туалетные принадлежности, которые разлетелись по всей ванне. Черт! Черт! Черт! Серж, улыбаясь, сел в удобное кресло возле камина: где же Настя? Он решил подождать.
  Ирина обмоталась полотенцем, другим обмотала голову. Интересно, он прошел к Насте или  в кабинет? Ну, не глупо ли? Тоже мелодрама. Она тихонько приоткрыла дверь – никого. Осторожно, словно трусливый заяц, начала пробираться к залу: так хотелось превратиться в маленького комарика и незаметно исчезнуть. Вопрос в том, где? Так и есть, сидит около камина. Будто не смотрит в ее сторону, может, и не заметит вовсе…
- Ир, я тебе папин халат принесла.
Тысячи прожекторов устремили свет на ее неуклюжую фигуру в двух полотенцах. Ира переминалась с ноги на ногу, а прожектора добавлялись: Настя слушала музыку в наушниках, поэтому говорила чересчур громко:
- На. Ты, конечно, в нем утонешь, но все лучше, чем сверкать голой попой в моем.
Сергей Владимирович, смеясь, прикрыл глаза рукой. Настя поняла, что-то здесь не так. Она посмотрела по сторонам и увидела отца.
- Папка, - она бросилась к нему на шею. - Как здорово, что ты приехал, хотя мы тебя совсем не ждали.
- Я заметил, - ответил Серж, обнимая дочь.
- Ой, как мы по тебе соскучились. Правда, Ир?
Серж вновь закрыл глаза, откинув голову, рассмеялся.
  Господи, сделай так, чтобы можно было провалиться сквозь пол от стыда. Ира, держа халат в руках, уже не просто покраснела, а сделалась пунцовой.
- У вас банный день? - спросил Серж.
- Да. Мы сегодня все-все перестирали, а под конец и сами постирались. У Иры вообще ничего не осталось.
Серж оставил пассаж дочери незамеченным.
- Думаю, после бани неплохо было бы выпить чаю, - предложил он, - тем более, я привез здоровущий торт.
- Здорово! - захлопала в ладоши Настя.
- Думаю, неплохо. Пойдем заваривать чай.
Серж прошел мимо девушки со спокойным видом, не взглянув, впрочем, на нее. Ира быстро натянула халат, вытянула из-под него мокрое полотенце.
  За чаем болтала одна Настя. Она радовалась приезду папы и по-детски не замечала некоторых вещей, которые в глазах взрослых выглядели несколько иначе, приобретали иной смысл. Она рассказывала, чем они с Ирой занимались те дни, что он отсутствовал. Когда чай выпили, торт съели, ошалевший от радости ребенок спохватился:
- Ой, Ир, а где же ты будешь спать?
По тому, как среагировала Ира, Серж догадался, что спала она в его постели, и предотвратил попытку Насти сделать очередную за сегодняшний вечер глупость.
- Настенька, - повысив голос чуть больше, чем следовало, сказал отец, - тебе, действительно, пора спать, так что отправляйся прямиком в постель. Мы тут сами разберемся. Иди (он предотвратил все ее попытки). Я зайду к тебе чуть позже.
Когда девочка ушла, Серж серьезно спросил:
- Ты не ушиблась в ванной?
- Нет.
- Прости за Настю. Она ребенок, к тому же не совсем воспитанный. Это мое упущение.
- Я еще менее воспитанная, чем ваша Настя. Давайте я помою посуду.
  Ей очень хотелось отвернуться от него. Когда чашка разлетелась в раковине, Серж дернулся, чтобы... но остановился. Лишь судорога передернула лицо: потерпи, маленькая. Он молчал, когда она мыла посуду, когда неуклюже выбрасывала разбитую чашку, не поинтересовавшись, не дорога ли она ему, когда больно стукнулась о дверцу головой, потому что вдруг поняла, что надо было спросить, когда долго держала обрезанный палец под краном.
- Надо залепить пластырем, - она услышала его голос, тихий и добрый по-отечески. - Посмотри, в шкафу слева от тебя. Иди, я помогу.
Он осторожно закрепил пластырь на пальце.
- Теперь хорошо, - то ли спрашивая, то ли констатируя факт, сказал Серж. - Отправляйся спать. Я переночую в кабинете, только зайду к пигалице, а то обидится. Спокойной ночи, Ириша, и спасибо.
- За что?
- Просто спасибо.
  На следующий день Ира забрала свои немногие вещи. Она дала зарок быть более осмотрительной. Ей показалось, что отношение Сергея Владимировича к ней несколько переменилось. Он стал более, нет, не то, чтобы придирчивее, но строже, что ли. Впрочем, это и понятно. Ей все-таки не десять лет, как Насте. Да она к тому же и не его дочь.

  Ирина после «банного» вечера также приветливо относилась к Насте, приглашала ее к себе в гости, но к Лазо старалась не ходить, особенно когда он был дома. Что-то ее останавливало. К поискам спутницы жизни Сержа девчонки больше не возвращались.
  Перед 23 февраля они поругались. Настя последние дни ходила задумчивой. Ирина спросила, не обидел ли ее кто. Девочка покачала головой.
  Они коротали вечер у Лазо. Сергей Владимирович, хоть и хромал, но выполнял обязанности по службе, а последнее время вообще почему-то стал пропадать. Настя боялась оставаться одна. Девочки сидели в Настиной комнате. Обе лежали животом вниз на полу и рассматривали каталог.
- Ну и что мы здесь ищем, скажи на милость?
- Подарки.
- Кому и по какому поводу?
- Так ведь праздник скоро.
Ирина неопределенно передернула плечами.
- Как ты думаешь, что папе понравится?
- Я завязала с советами.
- Да ладно тебе, трусиха. Я меньше тебя насколько и то не боюсь.
- Ты это ты.
- А ты чем отличаешься  от меня?
Настя перестала листать журнал и повернулась в сторону Иры. Пожала плечами, но Ира никак не среагировала на ее вызов.
- Так, давай вот с чего начнем. Сначала выберем подарок от меня, затем от тебя...
- Ничего я выбирать не стану, и никаких подарков дарить тем более.
- Это еще почему?
- А почему я должна это делать?
- Но это же мой папа?
- И что с того?
- Ты что поглупела в школе? Как это праздник и без подарков. И так не захотела Новый год с нами встречать. Уехала куда-то...
- Не куда-то, а к друзьям. У нас своя компания.
- Ну ладно, ладно. Но ведь мы тоже компания – я, ты и папа...
- Иногда ты говоришь полную чушь.
- И никакую не чушь. Это ты чушь несешь непролазную. Выходит, что я  не могу сделать тебе подарок.
- Так это ты.
- А что папа? Ты думаешь, он не подарит тебе что-нибудь на 8 Марта?
- Я не думала об этом.
- Ты какая-то глупая совсем стала, ну прямо, дура.
- Сама дура.
В дверь постучали, но девчонки, затеяв ссору, распалялись все больше и больше.
- Что за шум?
Сергей Владимирович стоял в дверях и сверху вниз наблюдал за ними. Они, как по команде, замолчали, обе надулись, но отвечать не желали. Ира, раскрасневшаяся, словно после долгого бега, встала и сказала:
- Мне пора.
Настя промолчала.
- Ты не проводишь гостью? - спросил Серж.
- Я сама дорогу найду, - Ирина прошла мимо ошарашенного Сержа.
- Настя, - снова сказал Серж.
- Ты же слышал, что сама дорогу найдет, - запальчиво ответила девочка и уставилась в журнал.
- Что за тон? Ира, подожди минуту.
Но входная дверь уже хлопнула.
- Я жду объяснений.
- Их нет, - насупилась дочь.
- Даже так!
Настя промолчала. Серж не знал, как следует поступить в подобной ситуации. Никогда ранее между девочками не было размолвок. Узнать бы, из-за чего сыр-бор, но вряд ли кто-нибудь из них скажет. Ладно, подождем.
  На следующий день Настя старалась не замечать Иру в школе. Та тоже держалась на расстоянии. Настя не сказала, что вечером снова не будет папы, не стала просить Иру побыть с ней: подумаешь, и без нее обойдется. Сразу после школы она чуть не бегом отправилась домой. Серж, памятуя о вчерашней буре в стакане воды, впрочем, сам позвонил Ире и спросил о ее планах на вечер.
- Планов нет, но за Настей присматривать не стану. Она самостоятельная, сама все знает и решает.
  После небольшой паузы спросила:
- Сергей Владимирович, можно воспользоваться вашим компьютером?
- Конечно.
- Спасибо.
Настя не ждала Иру, поэтому удивилась, когда увидела ее на пороге.
- Твой папа разрешил поработать на компьютер, - сказала она, входя в дом.
- Иди и работай, кто тебе не дает.
Они дулись весь вечер, пока не пришел Серж. Увидев, что Настя не с Ириной, понял: черная кошка, пробежавшая между ними накануне, все еще в доме.
- Девчонки, мыть руки и кормиться. Не знаю, как вы, а я страшно голодный.
- А у нас ничего нет, - созналась Настя. - Я не ходила в магазин.
- Замечательно. Ну, тогда, тогда сделаем чай и яичницу. Ира, ты будешь яичницу?
- Буду, - буркнула Ира.
Они с Настей молча собирали на стол, избегая смотреть друг на друга. Серж не выдержал:
- Знаете-ка что, дамы. Я не стану разбираться, кто из вас прав, а кто нет. Сниму ремень и всыплю обеим.
- За что? - спросила Настя.
- За просто так.
- Права не имеете.
- Еще как имею. Прихожу домой уставший, а здесь два кислых помидора. Как прикажете это расценивать?
Девчонки промолчали.
- Так ремень доставать?
- Не надо, - в один голос ответили девчонки и переглянулись.

  Накануне 23 февраля в школе состоялся вечер, посвященный празднику. Ничего особенного, но народу  - негде яблоку упасть.
  В то время, когда все следовали в актовый зал, Серж разговаривал с классной руководительницей Насти. Она говорила, что девочка освоилась, перестала дичиться. Возможно, поспособствовало влияние Ирины Владимировны. На ее вопрос, давно ли они знакомы, Серж скупо ответил, что знал родителей Ирины. Продолжать тему, видя явное нерасположение собеседника, учительница не стала. Она чувствовала в нем благородство истинного мужчины, которое не позволяло обращаться с ним так, как со всеми. Они не спеша беседовали.
 Учительница справилась о здоровье Сергея Владимировича, видя, что он еще с тростью. Лазо ответил, что все в порядке. Дойдя до актового зала, Серж пропустил женщину вперед. Мест, разумеется, не было, однако при виде вошедшего Лазо с первого ряда уже поднимались офицеры.
  Серж не слушал, что говорил И.О. командующего со сцены. Пространная монотонная речь навевала скуку. Солдаты сначала потихоньку, затем все громче и громче переговаривались друг с другом, девчонками, рассказывали им анекдоты. Серж думал совершенно о другом. Очнулся только тогда, когда услышал свою фамилию. Зал, словно по команде, замер.
- У нас есть умудренные опытом рядовые. Я тут подумал, может все-таки присвоить Лазо какое-нибудь звание, но мой зам против. Чем вы ему насолили, рядовой? - рассмеялся И.О.
Серж и бровью не повел, спокойно посмотрел на мундир, ожидая продолжения.
- Вообще-то, - не выдержал офицер рядом с Сержем, - не мундир красит человека, а человек мундир!
- Гм! – прокашлялся И.О. – Разумеется.
Он оглядел зал, но увидел лишь суровые взгляды военных и интересные штатских. Видно, задел больную мозоль.
- Хм... Да, но в сорок слишком мужчине ходить в рядовых... Это же... неудачник в жизни..., а не мужчина...
Ира не выдержала. С пылающими щеками она вскочила и, не понимая слов, выпалила:
- Да будь вы мужчина, я бы влепила вам пощечину! – и уже тише добавила. - Урод!
Ирина решительно направилась к выходу, за ней, как по команде, офицеры и солдаты. Настя подождала, когда последний солдат направится к дверям, и тоже поднялась. Она осторожно, боясь задеть кого-нибудь, подошла к Сержу и сказала:
- Пошли, а то здесь тесно.
  Сержу было неприятно, но делать нечего. Он медленно, но верно поднялся и с прямой спиной и поднятой головой вышел. И.О. прокашлялся, насупился, передернул плечами – сказать было нечего.
  Серж подошел к Ирине, стоящей у окна, тихо спросил:
- Зачем нужен цирк?
- Цирк! - резко повернулась Ира. - А позволять... вытирать о себя ноги – не цирк.
- Никто не позволял ничего подобного, - все также спокойно продолжил Серж, - дураку незачем доказывать, что он глуп – не поймет...
- Вот-вот. Поэтому дураки и правят в мире, пока умники позволяют им это делать. Ну, нельзя же, в конце концов, быть тряпкой. Может, стоит хоть раз кулаком по столу стукнуть.
- Значит, ты решила все исправить, чуть не бросившись в бой с кулаками?
Ира не нашлась, что сказать, развернулась и направилась к выходу. Дойдя до двери, остановилась, словно что-то забыла. Резко повернула назад, подошла вплотную к Сержу и залепила звонкую пощечину. Серж не шевельнулся. Когда Ира вышла, с грохотом хлопнув дверью, покачал головой; во рту чувствовался привкус крови от выбитого зуба.
  Ужинали в тишине. Настя собрала посуду, вымыла ее. Серж помог убраться на кухне.
- Ты тоже считаешь, что я не прав?
- Нет.
Серж потушил свет на кухне.
- Спать?
- Ты Иру пригласил?
- Нет.
- Пригласи.
- Не придет.
- Почему?
- Испугается.
- Глупости.
- Позвони сама, если желаешь.
  Ира поначалу и вправду не хотела идти, но Настя передала ей слова отца, и она решила, что пойдет: никакая она не трусиха.
  Настя с Сержем накрывали на стол, когда раздался звонок в дверь. Открыла Настя. Она не выказала удивления – пусть папа удивляется. Серж ровнял тарелки в тот момент, когда вошла Ира. Он обернулся на приветствие Ирины и... промолчал.
  Волосы, торчащие обычно в разные стороны, гладко зачесаны за уши и собраны в пучок. Темно-синие платье облегало стройную девичью фигуру, в меру открывая некоторые части тела. Во взгляде читалась строгость. Она казалась старше своего возраста.
  Первый тост Серж предложил за воина, любого воина, носящего форму и защищающего покой мирных граждан. Когда бокалы опустели, Настя вспомнила о своем подарке. Она не знала, что подарить, а вредная Ирка не стала помогать (опасливо покосилась в ее сторону), но ей понравилось это. Она протянула маленькую коробочку, которую Серж тут же открыл. На черном бархате лежала золотая булавка для галстука. Он поблагодарил дочь. Ира вдела ее в галстук, но сама дарить не стала ничего, как и говорить.
  Сидя за одним столом, они чувствовали, как натянуты их реплики, только что разговоров о погоде не хватало. Настя включила музыку: пора танцевать. Серж улыбнулся – пора поддержать инициативу дочери. Он танцевал с Настей, которая светилась счастьем от ощущения значимости и взрослости. Ей очень не хотелось, по правде сказать, уступать папу Ире, но пересилила себя. К  тому же краешком глаза заметила, что Ира смотрит совсем в другую сторону. (Серж, кстати, тоже). Настя только собиралась открыть рот и произнести реплику, как он выразительно посмотрел на дочь, и она замолчала. Серж сам пригласил смущенную Иру.

  По дороге домой Ира решила для себя, что пора найти подходящего парня и выйти за него замуж. Вон сколько военных. Кому-нибудь наверняка понравится: не такая уж она и уродина. Сегодня, например, более-менее сносно выглядела. Конечно, она никогда не претендовала на роль первой красавицы, как и на роль первой умницы, однако и дурой ее нельзя назвать. Да уж, нельзя! Выставила себя на посмешище. Себя-то ладно, но и его прихватила.
  Ира в отчаянии прижала руки к пылающим щекам. Можно было провалиться со стыда – провалилась бы. А эта пощечина! И самое главное – в тот момент уверенность в правоте – стопроцентная! И он ни звука. Хоть бы голос повысил, бровью повел. Противно, гадко за себя... Ира все больше и больше краснела, теперь горела пунцовым огнем. Ну что за мысли, в самом деле.
  Непроизвольная дрожь между лопатками  от прикосновения руки - стало щекотно. Ладонь вспотела и над губой капельки пота - в комнате чересчур жарко. Отрешенный взгляд в сторону - слушала песню... Боялась дышать. И ничего не боялась. А чего покраснела и думаешь об этом?.. Без ответа.
  Она дала себе слово... Что? Слово? Относительно чего? Надо... надо... Ага, вот оно. Много работы. Да, верно. Очень много работы: надо подтянуть Владика из 5-го, позаниматься с ним индивидуально, ведь способный пацан, с Таней из 9-го, раз собралась поступать в педколедж, а главное  - с Сережей из 11. Да, с Сережей обязательно... Очень способный, умный... Она осеклась. Прочь, дурные мысли. Нет вам места.
  И вообще надо съездить к бабушке, привести дом в порядок. А то что это, понимаешь, за бардак такой распустила. Бабушка выговорила ей наверняка, если бы могла. Решено. У нее методический день, затем выходной, затем праздник. Замечательно. До праздника все часы расписаны. Надо и здесь порядок навести, а то развели с Маринкой... Скоро выведут новый вид грязулек. А она? Пусть приходит к ним. Да, решено... Так даже лучше. А если задержится? Ничего, всегда можно остаться на ночь.
  Мыслей было множество, они роями носились в Ирининой голове, переплетались между собой, вряд ли дополняли, скорее, мешали друг другу, незаконченные, короткие, глупые, детские.
  Последующие несколько дней Ира занялась так все генералить, что Марина только у виска крутила пальцем. Когда оставалась Настя, она все время была занята. Пару раз за Настей приезжал Игорь. Несколько раз Ира сама провожала Настю домой, но в дом не заходила, ссылаясь на занятость. Он не реагировал.
  Когда Настя спросила, что они будут делать на 8 Марта, имея в виду, разумеется, всех троих, Ира неуклюже ответила, что ее не будет, уедет в гости. Куда именно, уточнять не стала. Расстроенная Настя спросила:
- А мне чего делать?
- Ну, погуляй с папой. Найдете, чем заняться.
Настя промолчала. Тем же вечером, когда пришел Серж, спросила у него:
- Ты чем-нибудь обидел Иру?
- Нет.
- Но ведь я тоже нет. А за тот случай я давно извинилась.
- Уточни.
- Ну, помнишь, когда мы ругались и обзывались.
- Да, незабываемое зрелище. С чего ты взяла, что Ира дуется?
- Сам посуди. Раньше она с нами проводила все свое время, а теперь вечно занята. Все ей надо что-то мыть, скоблить. Она так застращала нас с Маринкой своей чистотой, что мы скоро дышать перестанем в комнате. А когда не моет, не чистит, не трет, не стирает, не сдувает – пишет, читает, переводит – переводит, читает, пишет. А когда не это, так другое. А когда не другое, так третье. До бесконечности, одним словом. Времени нет, нет времени. На праздники уезжает.
  Серж не удивился. Он, видимо, в душе приготовился к такому повороту событий: что ей оставалось делать в подобной ситуации. Она выбрала лучший вариант. Если размышлять логически... К черту логику... Щека нервно дернулась – осколок войны.
- Пап, ты чего? - прошептала Настя.
- Ничего. Все в порядке, - но в глаза не посмотрел.
- Ну да, в порядке. У взрослых всегда все в порядке. И у мамы все в порядке всегда было. Теперь вот у Иры. У меня тогда тоже все в порядке. Даже лучше всех. Класс!
  Настя, не глядя на Сержа, прошла в свою комнату, быстро разделась и юркнула под одеяло, свернулась под ним в комочек и начала трястись крупной дрожью, словно выброшенный побитый щенок. Через несколько минут Серж постучал в дверь: она не откликнулась. Он вошел без разрешения. Когда присел на краешек кровати, Настя не показалась. Серж начал подтыкать со всех сторон одеяло, чтобы ей стало теплее – никакой реакции.
- Может, поговорим?
Тишина.
- Хорошо. Говорить стану я.
Тишина.
- Правда, не знаю, с чего начать.
Тишина.
- Помнишь, ты как-то сказала, что мне надо найти человека, т. е. не просто человека (в бою намного проще), а того, кто был бы со мною рядом, разделил бы все мои беды и радости (ты, конечно, тоже всегда рядом и поможешь в трудную минуту). По-моему, ты что–то говорила о женщине... Затем уже с Ириной вы занимались ее поисками. Не знаю, сколько сил и терпения понадобилось. Вряд ли у вас что-то получилось. Похоже, я нашел ту, которая мне интересна и тебе, между прочим, тоже. Ты ведь слушаешь меня, малыш, правда. Это ... Ирина...
Серж ждал, однако реакции не последовало: непонятно, в чем дело.
- Тебе не нравится Ира?
Девочка, наконец, выбралась из-под одеяла, поправила подушку, собрала рассыпавшиеся волосы.
- Совсем не обязательно жениться на Ире только потому, что она врезала тебе.
- Не понял?
- Да и понимать нечего. Раз она тебя так лупанула, то любого другого и подавно.
- И что с того?
- Ну, теперь ее станут все бояться. Например, в школе ее зауважали.
- Настенька... То есть, ты хочешь сказать, что не представляешь меня с Ирой?
- В постели что ли?
- Настя...
- Ладно, прости. Я не хотела тебя обидеть. Но она же еще маленькая. Она со мной в куклы играет.
- Я тоже.
  Настя никак не могла взять в толк, что папа хотел жениться на Ире. И что в ней такого? Затем она начала вспоминать качества, которые они с Ирой прочили избраннице отца. Да... Очень много совпадений. И как это она не сообразила раньше? Ну и кто она после этого? Так, с папой понятно. А с ней? Она же сейчас такая дурная неизвестно почему. Или известно? Так известно? Настя открыла рот и уставилась на отца.
- Что?
Она закрыла рот. Однако ей необходимо высказаться.
- Ты меня не выдашь?
- Нет.
- Может, ее временное умопомрачение связано с тобой?
- Может быть.
- С ума сойти.
  Весь следующий день Настя ходила как лунатик. На уроках отвечала невпопад. На обеде пролила чай на себя. Хотелось поговорить с Ирой, но та уехала еще вчера. По телефону не то: нужно видеть глаза человека, с которым разговариваешь, только тогда можно понять, что он чувствует, лжет или говорит правду.
  На следующий день Серж был дома, но занятия их оказались неинтересными. Чего-то, а лучше кого-то не хватало.
- Может, в гарнизон махнем?
Серж сел рядом с дочерью, поцеловал ее в голову. Настя рассматривала дневник, что подарил ей папа на праздник. Она запишет в него самые потаенные мысли – даже ключик имеется.
- Можно и в гарнизон, - ей не хотелось обижать папу. - Когда?
- Завтра.
- Хорошо.
Настя безразлично пожала плечами.
- Есть у меня одна задумка. Ты не против?
- Нисколько.
- Замечательно.

  Серж знал, где жила бабушка Ирины. Туда они и направились вскоре по приезде в гарнизон. Серж ехал в село. Он без труда разыскал дом Контаревых: изменился, может, самую малость. Да тут и следов никаких – думала Настя, но все равно пошла с папой. Серж негромко, но настойчиво постучал.
- Так тебя никто не услышит, - возмутилась Настя. - Дай я.
- Кому надо – услышит.
Дверь открыла Ира. Настя выпучила глаза:
- Ты?
Серж засмеялся.
- Пап, а чего она здесь делает?
- Это дом ее бабушки. Она здесь живет, Настенька, - ласково ответил Серж, моля провидение, чтобы ребенок замолчал хотя бы на некоторое время.
- Непрошенные гости хуже татар, но мы... нам стало скучно и одиноко. Правда, Настенька?
Та кивнула. Ира нехотя впустила гостей, действительно, непрошенных и неожиданных. Она проводила их в зал. Настя с интересом оглядывалась по сторонам: просто, просторно, аккуратно, необычно. Серж сел на стул, тот скрипнул и вывел Иру из ступора.
- Может, чаю?
- Да, было бы неплохо.
Серж старался быть спокойным, очень спокойным, только спокойным.
- Тебе помочь?
Настя побежала вслед за Ирой. Надо надеяться – ничего не брякнет. Ира с горем пополам накрыла на стол, разлила чай. Настя оглядывалась по сторонам, впрочем, чай она тоже пила. Серж сделал глоток – горячо. Ира даже и не пробовала притронуться к чашке. Она сидела чрезвычайно прямо, как когда-то в школе, чтобы не было искривления осанки. Бледная, она судорожно искала тему для разговора: никак не могла найти. Что за идиотка, право слово... Она нервно теребила кончик скатерти и чувствовала себя ученицей, не выучившей сегодняшний, очень простой урок.
- Вкусно.
- Что? - дернулась Ира.
- Говорю, калачи вкусные.
  Настя решила заполнить затянувшуюся даже по ее меркам паузу. И чего это папа молчит.
- Пап, ты чего не пьешь?
- Жду, пока остынет.
Жар прильнул к лицу, оно покрылось пятнами. (Убить прилюдно того урода в мундире намного проще).
  Серж отпил из чашки, поставил ее на место, салфеткой промокнул губы. Ира потянулась к чашке – пальцы предательски дрожали. Он быстро накрыл ее ладонь своей и сказал:
- Настя, выйди, пожалуйста.
Слова прозвучали резко, и Настя, моментально вскочив, испуганная, скрылась за дверью. Подождав, пока стукнет входная дверь, Серж сказал:
- Надо поговорить.
Ира попыталась убрать руку – нет. Голова опускалась все ниже, ниже. Неужели сейчас застучит капель. Щека нервно дернулась.
- Я для тебя не очень старый?
Молчание.
- И раны не испугают?
Молчание.
- Ириш, я люблю тебя.
Молчание.
- Хочу, чтобы ты стала моей женой.
Молчание.
- Дать время подумать?
Ира покачала головой. Серж убрал руку и допил чай в несколько глотков, поднялся, поднял Иру.

  Серж увидел раскрытую Настю. Молча протянул шапку и перчатки.
- Заболеть решила?
- Ты не сделал ничего плохого?
- Нет.
- Пап...
- Я же сказал нет.
- Ты мне не понравился. Какой-то...
- Иногда, когда хочешь чего-то добиться, приходится и кулаком по столу стукнуть.
- Так ты заставишь ее насильно выйти за тебя замуж?
- Нет, конечно.
- Она согласилась?
- Да.
- А ты ее целовал?
- Это допрос?
- Да.
- Ты только о поцелуях станешь спрашивать?
- А ты что не только целовал?
- Настя, как ты такое могла подумать обо мне?
- Ты же мужчина. У тебя давно...
- Настя!
Серж говорил сейчас тем же тоном, что и за столом.
- Прости.
- Вот то-то же. Нахваталась, бог знает чего. И откуда только.
- Так я же в школу хожу.
- В школе такому не учат.
- Ты сильно ошибаешься, папочка.

  Капель звонко перезванивалась, сверкала в лучах солнца, что щекотали ее. В такт каплям взвенивали птицы, пробуя самые разные ноты. Побежали первые ручейки, еще не смелые, порой прячась в сугробы под корку наста. Снег стал ноздреватым, показал кристаллики из сцепленных в начале зимы снежинок. Человек посмотрел вокруг и рассмеялся весело и легко впервые за многие-многие годы…

  Она с сомнением рассматривала девушку в зеркале. Что в ней необычного? Так и не найдя ничего примечательного, опустила голову и уставилась на свои руки. Анализировать что бы то ни было не хотелось. И думать тоже не хотелось. Вот в вымышленном мире все легко и просто, в книгах, к примеру. Реальность намного строже, прозаичнее и часто заканчивается совсем не радужным финалом.
  Что она могла дать такому большому человеку? Можно найти много определений его характера, но и одного слова достаточно - большой. В нем все. В слове или человеке? И в том, и в другом. Она не стала поднимать головы - и так знала, что на нее из зеркала посмотрит мышонок. Серенький маленький взъерошенный мышонок. Вздыхать, однако, не стала - слишком книжно. Понятно, что жизнь требует от нее поступка. Нет, не героического, даже не самоотверженного, но все-таки поступка, а не самоедства (можно заменить на слово «самоанализ», «самокопание», «само…» да мало ли этих «само…»).
  Вот та, другая, была непокорной ее величеству Судьбе. Может, в чем-то и уступала, в мелочах, но была натурой, да какой. Пойди поищи другую такую. Да, вразнос, да, ее жизнь - один взрыв, но какой! Есть чем восхищаться. Ее продолжение такое же.
  Хотелось быть сильной, но не хватало сил. Хотелось поступка такого, чтобы в глазах других получить уважение, или хотя бы в своих… Какое там. Вот опять заныло слева. Что, больно? А как же живут тысячи и тысячи с такой болью постоянно? Он ведь тоже жил и, сдается, живет до сих пор. Ничего тут не попишешь - она не борец.  Она останется в тихой заводи. Со временем, возможно, эта заводь превратится в кислое болотце, источающее аромат гнили  - будет уже не важно. У нее останутся воспоминания, которые, может быть, окажутся покрытыми слоем нежности с окаемкой из счастья, а может, злости и скрипа зубов. Но никак уж не слоем пыльного забытья.
  Так хотелось остаться и вопрошающе смотреть на его муки. Так хотелось избегнуть взгляда на чемодан, собранный и упакованный. И так не хотелось подниматься, открывать сначала одну дверь, затем под пристальным взглядом ничего не понимающих глаз одеваться, открывать другую дверь…
  Бог. Какой же ты жестокий, Бог! Ты требуешь, чтобы в тебя верили безоговорочно, не являясь сам воочию неверующему, не награждая победителя, не помогая страждущему, зато возмездие твое всегда находит адресата. Ты, немилосердный, строишь на пути столько преград, что тебе позавидовал бы сам Антихрист. Ты, неумолимый, остаешься глух в тот момент, когда в твоем невмешательстве в дела мирские так нуждаются. Наконец, ты скупец, не даешь продлиться мгновению чуть больше отведенного тобою срока. Ты забираешь не только жизнь - она ничто. Ты забираешь самое святое - душу. Ты осматриваешь ее под рентгеновскими лучами своего взгляда и если видишь в ней признаки живого трепещущего ростка, то пощады не жди…
  Раз ты такой жестокий, то нет тебе места в моем сердце. Да, именно. Пусть я не боец, но безропотно доверять свою душу бездушному божеству больше не собираюсь… Наконец, найдено решение и стало легче…
  Ира решительно встала, огляделась по сторонам - не забыла ли чего. Вроде, нет. Вот и отлично. Она подхватила чемодан, который несколько дней назад внес в эту комнату Серж, и ринулась на дверь, словно та была быком, а она тореадором.

  На вопрос соседки, чего это она вдруг заявилась, Ира ничего не ответила, лишь решительно начала распаковывать вещи.
- Поссорились что ли?
- Нет.
- Может, объяснишь, - не сдавалась Марина.
- Не хочу.
- Слушай, ты сейчас похожа на шестилетнюю глупую девчонку, которую неизвестно кто и когда, с ее точки зрения, обидел.
Ира насупилась, промямлила что-то наподобие «Ну, и пусть» и продолжила свои занятия. Марина решительно остановила ее попытки, отобрала чемодан, сбросила его на пол, потянув за руку, усадила подругу на диван.
- Говори, - приказала она.
- Что говорить?
- Что случилось?
Ира попыталась отмолчаться, но решительный вид Марины не предвещал ничего хорошего.
- Сегодня приезжал мой опекун.
- И?
- Он поставил ряд невыполнимых условий, в результате чего я вернулась назад.
- Во-первых, почему ты обращаешь внимание на него, ведь ты совершеннолетняя?
- Послать Ритиуса, как ты мне здесь предлагаешь, немыслимо.
- Почему?
- Потому что! - выразительно ответила Ира.
- Ладно, черт с ним. Что за условия? Надеюсь, не право первой ночи?
- Нет. Хуже.
- Что может быть хуже? - удивилась Марина.
- Он сказал, что подпишет рапорт о нашем бракосочетании, если Сережа возьмет армию.
- В смысле?
- В смысле станет командующим.
- Тьфу, ты, господи, думаешь, правда, катастрофа.
- Правда, катастрофа, потому, что Сережа не возьмет армию, - констатировала Ира.
- Ты чокнулась? Вероятно, от любви. У тебя горячка, ей богу.
- Ничего у меня не горячка…
- Горячка, не иначе. Ты даже предложения строишь неправильно.
- Зато ты правильно.
- Стараюсь. Да послушай ты, дуреха.
Марина уцепилась за руку Иры, пытаясь остановить подругу.
- Сядь и не рыпайся, как сказал бы мой папа. Давай посмотрим на эту так называемую проблему нормально. Ты, судя по твоим же словам, готова ради своего обожаемого рядового отдаться придурку опекуну, а он, по-твоему, не может надеть генеральские погоны? Ир, логика где?
- Ты не знаешь…
- Это ты, вероятно, недооцениваешь его, а раз он таков, каким только что представила его мне, грош ему цена…
Она хотела еще что-то сказать, но разговор прервал стук в дверь. Марина нехотя поднялась открывать дверь. На пороге стоял Серж. Она впервые видела его так близко, однако не растерялась.
- Проходите, - пригласила она гостя.
Серж вежливо поблагодарил и вошел в комнату. Ира моментально вскочила со своего места и ринулась за ширму, что отделяла их жилую часть от кухни. Серж увидел раскрытый чемодан, разбросанные вещи, но пока не знал, с чего начать.
- Будете пить чай? - спросила Марина.
По ее виду стало ясно, что она не оставит этих двоих для решительного разговора: надо - пусть сами выметаются. А то, что Ира пойдет куда-либо с Сержем - из области фантастики. Серж прочитал все это между строк, чувствуя на себе вроде бы безразличный взгляд подруги Иры.
- Не отказался бы.
- Тогда располагайтесь, чувствуйте себя как дома.
Чемодан водворили в угол между диваном и окном, чайник на плиту, гостя на стул за столом.
- Знаете, а ведь мы с вами не знакомы.
- Действительно, - опомнился Серж и представился девушке.
Та рассмеялась, сказав, что зато замечательно знает его дочь. Она порой бывает вредной, но в целом, очень умная девочка, не в пример некоторым особам за занавесками. Пассаж в сторону Иры оказался пустым - он не нашел ни ответа, ни каких-либо действий со стороны той, кому он предназначался.
- Сергей Владимирович, можно поинтересоваться, в какой мере для вас не важна карьера?
Ира в упор рассматривала мужчину. Он не смутился прямого взгляда девушки.
- Позвольте встречный вопрос. С вашей точки зрения, чьей супругой лучше быть: рядового или генерала?
И Серж озорно подмигнул Марине. Она поняла его и не осталась в долгу.
- По мне, так генеральшей. Сергей Владимирович, хоть я вас и знаю несколько минут, но, если вы не найдете для себя подходящую кандидатуру, то я согласна взять бремя жены генерала на свои хрупкие плечи.
Серж улыбался.
- Чокнутая, что там с чайником?
Марина ничуть не смутилась ни тона, каким произнесла фразу, ни слов, что употребила при этом. Она, вознеся глаза к потолку, ждала ответа - не дождалась.
- Чай - это хорошо, но Настя одна дома - она боится оставаться по вечерам. Ириш, пойдем домой.
Он сказал простые слова, без нажима, но в них чувствовалась и решимость, и нежность, и боль за другого. Ответом была тишина.
Марина встала и начала упаковывать чемодан.
- Знаете, Сергей Владимирович, это, конечно, не мое дело, но на вашем месте я выбросила бы этот чемодан сразу после того, как он опустеет, так, на всякий случай.
- Непременно воспользуюсь вашим советом, - без тени улыбки ответил мужчина.

  Всю дорогу Ира молчала. Она так и не вышла бы из-за навески, если бы не Марина, вытащившая ее из своего убежища. Серж грустно улыбался.
  Когда сегодня он вернулся домой и увидел Настю, сидящую на диване, понял - что-то случилось. На его вопрос, где Ира, девочка промолчала, лишь опустила голову. Нет, они не поссорились. Нет, она не знает, в чем причина. Нет, никто не приходил. Нет, Иры нет дома. Ее вообще нет, так как, собрав вещи, она ушла час назад, ничего не объяснив. Серж, опустившись на колено перед дочерью, заглянул ей в глаза, забирая из них боль и отчаяние. На вопрос, побудет ли она еще какое-то время одна дома, девочка лишь спросила, сможет ли он вернуть ее. Получив утвердительный ответ, она согласно кивнула головой.
  По дороге он много чего передумал, но главное решил окончательно - убить Ритуса. Взять пистолет и разрядить в него обойму. Понятно, что отправить его на тот свет не удастся, хоть душу потешит.
  Утром на едкое замечание Ритуса, чем он собирается заниматься дальше, Серж спокойно ответил - жить. Подобное философское, а значит, размытое, утверждение вряд ли могло устроить Ритуса. Свое отношение он не преминул тут же выразить на лице, превратившемся вдруг в физиономию. Однако Серж решил не поддаваться на провокацию, сделал вид, что ничего не заметил. Ритус не стал далее кружить вокруг да около - слишком хорошо знал человека, к которому теперь обращался. Без обиняков сказал, что подпишет рапорт об их с Ирой бракосочетании при условии, если армия получит достойного командующего. Да, Ритус признавал, что идет на подлый шантаж, что с того? С его точки зрения, все средства хороши, чтобы заполучить стоящего командира. К тому же, так много счастья для одного отдельного человека - непозволительная роскошь, надо, чтобы и другие что-то имели с этого, пусть не счастье, но спокойствие. На вопрос Сержа, что он не договаривает, Ритус признался, что пока не знает, в чем дело. Сейчас он опирается на свои ощущения, которые редко подводили в жизни. Судя по ним, что-то случится в скором времени. С кем он пока не знает, в каком месте - тоже. Но то, что произойдет, затронет всех, оставшихся в стороне не будет. Вот он и решил подстраховаться, а тут такой удобный случай.
  Затянувшееся молчание никто не спешил нарушать - слишком тягостны ощущения. Серж поинтересовался, как Наташа, на что Ритус с грустью заметил, что он сейчас находится в Эмиратах и поэтому не знает, как его жена.  На вопрошающий взгляд Сержа Ритус подтвердил, что перед ним сейчас не Ритус Бланки, а зрительный обман, мираж. Его нет в России и еще не будет какое-то время.  Знай тогда оба, какие именно события ждут их впереди, они бы не были столь безмятежно грустны. Однако Серж и предположить не мог, что Ритус будет шантажировать Иру. Это уже слишком…
  Услышав стук входной двери, Настя встрепенулась - папа. Папа или папа и Ира? Слава богу, оба. Серж помог снять девушке куртку, отнес чемодан в свою комнату, а не в Настину, как неделю тому назад, вытряхнул содержимое прямо на кровать, вынес его за дверь. На немой вопрос Иры ответил, что завтра выбросит его на помойку.
- Он же новый, - взвилась Ира. - Знаешь, сколько он стоит? И… почему к себе?
- Идемте ужинать.
- Это… это узурпация власти - вот что это такое, - выпалила Ира.
- Замечательно, значит, я стану узурпатором.
Он уже заводил обеих девчонок на кухню. Настя не знала, что такое узурпация и кто такой узурпатор, но решила не вмешиваться, пока.
- Между прочим, я голоден и хочу, чтобы меня накормили сытным ужином, - он уставился на оробевших девчонок.
Ира покраснела, Настя тонко протянула:
- А у нас ничего нет. Мы пришли поздно, потом Ира, - она запнулась, - заперлась в комнате, потом было не до ужина.
- Вы обедали? - строго спросил отец.
Глядя на то, как они лживо машут в знак согласия головами, Серж улыбнулся про себя. Они честно разделили между собой остатки булки. На попытки девчонок отказаться от своей доли он лишь погрозил пальцем. После ужина он поинтересовался, сделала ли Настя уроки, хотя ответ был налицо - нет. Отправляя ее в комнату, он что-то решил про себя. Когда последний бокал был вымыт Ирой, а им вытерт, он сказал, что раз ужина нет, то его ужином и десертом будет она. Ира не успела опомниться, как оказалась в его руках.
  Наутро Серж, улыбаясь про себя, наблюдал странную картину. Настя, зайдя на кухню, воззрилась на Иру, постепенно заливающуюся краской смущения: было от чего. Сержу наоборот стыдно не было: он чертовски давно не был с женщиной, не говоря уже о любимой женщине. Голод не уталил, перебил, по его меркам, самую малость. Мужчина явственно расслышал: «Ну, как?» Да, дочь у него - копия Риты. Увидев поднятый вверх большой палец Иры, решил за лучшее вмешаться: не хватало еще подробностей (а то, что его дочурке захочется их узнать - он не сомневался). Перед выходом из дома он пропустил Настю вперед, а сам задержался, обратившись к Ире:
- Ириша, несмотря на дружеские отношения с Настей, ей рано знать о некоторых вещах. Как ты  думаешь?
Девушка покраснела вновь, наверное, сотый раз за истекшие несколько часов.
- Я тебя не обидел?
- Нет.
- Тогда посмотри на меня.
- Я выгляжу глупо?
Девушка так и не подняла голову.
- Нет. Просто ты почему-то вбила себе в голову мысль о собственной глупости и невзрачности.
- Так оно есть на самом деле, да и бабушка мне об этом все время твердила.
- Вы с бабушкой оказались не правы, поверь, мне виднее.


Рецензии