Часть 8 Рихард

  Человек стоял у окна. Не двигаясь, не мигая, он прильнул к биноклю, весь поглощенный своими наблюдениями.
  Был яркий знойный день конца июня. Ветер изредка шевелил занавески на раскрытом окне. Солнце прошло половину отведенного ему пути и теперь в упор рассматривало человека, в свою очередь наблюдавшего за группой людей. Светилу показалось, что он подсматривает за ничего не подозревающими игроками на берегу реки, и запустило в него звонкий луч. Луч отскочил от окуляра – человек очнулся.
  Нет, он не подсматривал – любовался. Девушкой. Уже который день, неделю. Рихард положил бинокль и пошел обедать. Он делал это не из желания, а из необходимости. Вечером, сидя у раскрытого окна, он смотрел на берег реки, где не так давно играли в волейбол. Сегодня он не пойдет туда. Что толку бродить, словно призрак по пустынному берегу.
  А берег и впрямь выглядел чрезвычайно пустынным. Ветер, поскучав, уснул, оставив речку наедине с ничем не нарушаемой гладью. Рыбы, поддавшись его настроению, лениво  проплывали около самого дна, а не резвились у поверхности, выпрыгивая и плескаясь в лучах заходящего солнца, как обычно. Камыши на противоположной стороне застыли, словно караульные на часах. Ни птицы, ни насекомые не спешили нарушить тишину своим присутствием. Немота природы стала стеклянной, грани обнажились до осязаемой ясности.
  Пару раз за недели тоски в голове мелькала мысль о знакомстве. Вот и сейчас она вновь заявляла о себе, причем со все большим упрямством. Человек смотрел в никуда. Проснувшийся ветер потянулся так, что раскрытое окно стукнулось о раму. Пустая манжета упала в стакан.
- Вот именно! - голос прозвучал в голове приговором.
Рихард закрыл глаза, вспоминая. У него не было ее фотографии, несмотря на то, что очень хотелось, и была такая возможность  - сфотографировать на пляже, где она бывала каждый день. Однако эта мысль попахивала другой – о маниакальном преследовании понравившейся девушки – он отказался. Она была только в его представлении.
 
  Ася брела одна по пустынному берегу. Она грустила. Наконец-то удалось сбежать от шума и суеты. Девушка любила быть в центре внимания, ей льстила мысль, что пользуется успехом у юношей и завистью у подруг. Однако день ото дня ее стала посещать мысль об однообразности жизни. Уже с утра она знала, что станет с ней, к примеру, в обед. Стать предсказуемой, обычной, обыденной ей не хотелось.
  В прошлом году на каникулах Ася вместе с институтскими товарищами сплавлялись по рекам Урала. Это было классно. Она чуть не утонула. Когда лодка инструктора перевернулась, ее подхватило течением и стремительно понесло к водопаду. Только спустя несколько километров ей удалось зацепиться за валун посреди реки. Так и сидела на нем, пока не подоспела помощь. Страха не было. Посиневшая от холода, с синяками и кровоподтеками, она получила такой выброс адреналина, что хватило бы ни на одного.
  Она ездила на неофициальный слет байкеров. Тоже прикольно! Летала на параплане. Класс! Очень хотелось прыгнуть с парашюта. Друзья смеялись – лучше без него, в противном случае экстрима не получится.
  Теперь же Ася приехала домой. Она выбиралась в город сама или ее друзья, как сейчас, приезжали к ней. Тогда устраивались пикники, танцы до утра, походы в лес, гонки на катамаранах.
  Странно, но Ася в этот раз не веселилась как обычно. Что-то мешало. Вот она и подумала об однообразности своей жизни. Она села на песок, обняла колени и начала смотреть на реку, освещенную луной. Вода искрилась, переливалась. Кое-где выпрыгивала разыгравшаяся рыба. Ветер погладил реку против течения, и она взъерошилась рябью. Кувшинки с лилиями поплыли на противоположный берег, где стеной чернел камыш. Они скрылись в его тени. «Вот и я так же скроюсь, и никто даже и не заметит этого». Луна, словно обидевшись за скучные мысли девушки в прекрасную ночь, ушла за тучку.
  Ася пожала плечами и, раскинув руки, легла на песок. Она крепко-крепко зажмурилась (папа играл с ней в эту игру еще в детстве), сосчитала до ста, запрокинула голову, приподнялась  и открыла глаза. Сейчас она увидит что-то необычное. В детстве ей это удавалось. И, действительно, чудо свершилось. Она увидела дом. Ася долго-долго, пока не заболели глаза, смотрела на него через голову. Очень хотелось повернуться, но боялась – вдруг исчезнет. Да это не дом, а сказочный дворец, как в детстве во сне.
  Луна ярко осветила двухэтажное здание старинной постройки. Даже колонны. И белые, точно в сказке. А кто в нем живет? Принц? Как же к нему пробраться? Виноград, вьющийся по всему высокому забору, казался Асе злобным ядовитым плющом – стражником. Может, тот, кто там живет, нуждается в ее помощи?
  «Может, ей нужна моя помощь?» - думал Рихард, глядя на запрокинутое лицо девушки. Ни он, ни она не подозревали, что кто-то другой смотрит на него и на нее. Они были невидимыми друг для друга. В какой-то момент их взгляды встретились, и разряд тока с обоюдной силой направился в противоположные стороны. Она вскрикнула и вскочила на ноги. Он отпрянул от окна. Ася, не оглядываясь, побежала домой.
  На следующее утро она проснулась со странным ощущением: сон или  явь? Пришли друзья. Ася стала обычной. О вчерашнем она не произнесла ни слова, хотя любила рассказывать о своих приключениях. Мальчишки предложили идти купаться. Все согласились. Как всегда, они долго плавали, загорали, играли в волейбол.
- Ася, а что это за особняк? - спросил Сергей.
- Не знаю. Я сама его только теперь увидела.
- Так ты же здесь всю жизнь прожила. Не может быть, чтобы не знала, - сказал Таня.
- Представь себе – не знаю.
- Уму непостижимо. Наконец-то наша прекрасная Ася чего-то не знает, - с сарказмом заметила Света.
Однако ее тона никто не поддержал.
- Интересный домик. На вид не нынешнего века. Скорее всего, это восстановленный особняк XIX века, судя по колоннам, - заметил Игорь.
- А может, он их специально построил, чтобы показать свою значимость и старинность.
- Может быть. Ася, что здесь было раньше?
- Когда я была маленькой, мы вообще боялись сюда ходить. Здесь были заросли. Особняк... Да, припоминаю... Какое-то полуразрушенное здание, действительно, здесь стояло, но все в запустении. Здесь никто никогда не купался. Да и сейчас не очень-то любят это место.
- Почему?
- Говорят, здесь произошли убийства.
- Так здесь призраки... У-у-у... По ночам их духи блуждают по подземелью и трясут кандалами. Сами же они издают страшные душераздирающие вопли: «Спасите, спасите, спасите!» - Артем закатил глаза, схватился за горло и упал в судорогах.
- Очень смешно, - Ася была серьезна.
- Ася, ну посуди сама. Живем в XXI веке, а верим в бабушкины сказки.
- Ребята, а прикольно было бы туда заглянуть. Кто там живет? Ведь там кто-нибудь наверняка обитает. Если нет – то все равно прикольно посмотреть вблизи на такую красоту, - сказала Света.
Обычно Ася была инициатором приключений, не сулящих ничего хорошего. Сейчас она молчала – нонсенс.
- Ну и как мы туда попадем? Просто постучимся в дверь? Откроет какой-нибудь амбал с плечами от антресолей. Так, мол, и так, простите, можно мы посмотрим на привидение, которое здесь обитает. Или, может, водички попросим? - спросил Сергей.
- Нет. Мы пойдем за нашим мячом, - вдруг сказала Ася.
- Каким мячом?
- Вот этим. - Ася взяла мяч и бросила его через каменную ограду.
- Странно, я даже стука не услышал. А вы?
 Ребята подошли к стене, обвитой виноградом, неопределенно пожали плечами.
- Вряд ли привидение бродит белым днем, да еще играет в волейбольный мяч.
Все шестеро юношей и девушек, хотя и подбадривали друг друга, стояли в недоумении: было от чего.
- Интересно.
- Кто пойдет за мячом?
- Все.
- Всем неудобно.
- А вдруг здесь центр какой-нибудь секты? - шепотом спросила Марина.
Никто не смеялся.
- Или террористы, - еще тише сказала Света.
- Или киллер в отставке, - сказала Ася и побледнела.
Юноши не высказали свои мысли вслух, но подобие мурашек побежало и по их спинам. Привидение – это, конечно, фантазия, а вот последнее предположение Аси могло оказаться правдой, однако отступать было поздно.

- Сан, к нам гости, - сказал Рихард, наблюдая за совещающейся компанией. Он видел, как Ася забросила в сад мяч, который упал на клумбу с цветами и повис между высоких роз.
- Что прикажете? - спросил Сан.
- Если девушка придет одна – впусти ее и проводи ко мне. Если все - не впускай, просто отдай мяч.
В ворота позвонили. Сан проводил Асю по аллее к террасе, где стоял Рихард.
- Здравствуйте, - сказала Ася.
Рихард в знак приветствия кивнул головой.
- К вам упал наш мяч. Могу я его забрать?
Рихард вновь кивнул в знак согласия.
- Где мне его найти?
Сан подал мяч.
- Спасибо, - разочарованно сказала Ася. Она не знала, что еще сказать. Хозяин все также молчал.
- До свидания, - девушка в сопровождении Сана прошла по аллее между цветов и оказалась за воротами странного дома, обитатель которого оказался не менее странным.
- Ну что?
Ее обступили друзья.
- Ничего, - Ася неопределенно пожала плечами.
- Совсем ничего? Так не бывает. Что там?
- Я не успела рассмотреть толком, лишь увидела много цветов, очень много, целые каскады самых разнообразных сортов.
- А как хозяин? Это он? Или она?
- Он.
- И что?
- Ничего. Молча отдал мяч и все. Рта не раскрыл.
- Старый?
- Не поняла. Он в тени стоял. Лица видно не было.
- Телохранители есть?
- Открывал японец или кореец – одним словом, азиат и в одежде азиата.
- Ну, он-то что-нибудь сказал?
- Нет.
- Странно.
- Прикольно.
- Дела...
                На следующий день друзья Аси уехали. Они звали ее с собой, но она решила остаться. Очень уж заинтриговало ее поведение хозяина «замка привидений» (так окрестил Сергей дом на берегу реки). Не в ее правилах отказываться от приключений. Она с облегчением вздохнула после отъезда друзей. Сейчас, как это не парадоксально, она хотела ввязаться в очередную авантюру совсем одна.
  Ночью Ася плохо спала, строя планы по поводу того, как ей завести знакомство с хозяином дома. Второе падение мяча вряд ли прокатит. Ей до смерти хотелось посмотреть на лицо хозяина. Она ведь не поняла: молод он или стар, красив или уродлив. Может, у него нет языка? Или глухонемой? Нет, это вряд ли. Он ее прекрасно понимал. И слуга или телохранитель, или друг не менее странный. Японец здесь, в центре России. А сколько цветов! Наверное, в цветочной оранжерее столько нет. Одним словом, Ася была заинтригована, заинтригована и еще раз заинтригована.
  Наутро она отправилась на реку. Вода еще не нагрелась, но не отступать же из-за такого пустяка от намеченного плана.
  Ася медленно потянулась, распустила волосы, встряхнула ими. Затем она разделась донага, подошла к воде, попробовала ногой ее прохладу и с разбегу бросилась в реку. Поначалу было холодно, но холод уступил место приятной прохладе и свежести. Из воды Ася выходила медленно. Она знала, что в лучах утреннего солнца, светящего ей в спину, совершенно нагая, сверкающая каплями воды с распущенными волосами, она выглядела чудно. Если затворник наблюдает за ней из окна, пусть полюбуется – ей не жалко красоты. Она легла на спину, предоставляя свое тело солнцу. Так прошло около двух часов. Ася достаточно загорела, но, как и прежде, была в гордом одиночестве. Ничего не оставалось делать, как ретироваться назад.
  На следующее утро она явилась снова. Тот же обряд омовения тела продолжался чтением книги. Ничего! Теперь она приходила сюда каждый день. Это стало своеобразным ритуалом.
  Рихард ждал этих посещений. Он наблюдал за речной русалкой и любовался. Очень хотелось нарушить ее покой, догадываясь, что девушка бросает ему вызов. Однако ее тело, такое гармоничное и целое, говорило, как раз, об обратном. Он представлял себя лежащим рядом с ней на песке. Вот он раскидывает свои руки – одну, половину другой. Идет босыми ногами по песку. Справа есть отпечаток, слева не четкий – отсутствуют пальцы.
  Рихард представил, как они разговаривают. Вот она делится впечатлениями о прочитанной книге. Воодушевленно рассказывает, что, на ее взгляд, ей понравилось, что нет, спрашивает его мнения. Он как всегда заикается, краснеет, бледнеет, замолкает вовсе.
От такой картины Рихарду стало совсем плохо. Он решил напиться и больше не подходить к окну. Да это и нехорошо – подглядывать из-за занавески. Вдруг она вовсе не ради него, а просто так ходит сюда, к примеру, любоваться пейзажем и отдыхать.
  Сегодня с утра непогодилось. Ночью разразился дождь с ветром и градом. Ветер опрокидывал слабые деревья, у сильных калечил суки-руки, расшвыривал ветки-кудри. Град не мог справиться с деревьями из-за толстой коры, которая служила надежной защитой от варвара, зато с наслаждением в боевом пылу пробивал листья, прибивал траву к земле, высокие цветы и вовсе убивал наповал. Тяжелые облака неслись по небу и, несмотря на тяготы земли, кружились в страстном танго, меняясь, сливаясь, громоздясь, любя и ненавидя одновременно. О том, чтобы выглянуло солнце, нечего было и думать. Свежий воздух бодрил до осязаемости, чувствовался не только запах, но и само его присутствие.
  Рихард не спал предыдущую ночь. Он снова уходил в прошлое. Такое бывало с ним. На этот случай и нужен Сан – преданный друг и товарищ. Сан дважды за ночь делал уколы, вытирал пот, клал мокрое полотенце на голову, держал мечущегося больного, пытаясь вернуть Рихарда с войны.
  Он снова командует. Очередной бой. Пули свистят над головой, рикошетом отлетая от стен. Не страшно. Надо удержаться. Боеприпасов достаточно. Продержаться еще час – наши уже на подходе.
- Попусту не высовываться. Окопаться и ждать. Стрелять только наверняка. Нам лишние смерти ни к чему.
Рихард оглядывает своих ребят. Продержимся. Новый шквал обоюдного обстрела. Затишье. Тогда-то все и случится. Молодой солдат, думая, что наступила очередная передышка, ползет с фляжкой за водой – каких-то пятьдесят метров до ручья, а тут скулы сводит, глаза слезятся от пороха и дыма. Он уже обогнул угол, когда его увидел Рихард.
- Куда? Назад! - Рихард бросается вперед, прямо на солдата.
Взрыв, пустота, звон... Этот нескончаемый звон... и скрежет... Лучше бы уж тишина. Голова лопается – нет сил терпеть... Спустя месяц Рихард очнется в больничной палате госпиталя ЭСВ, увидит хмурое лицо Ритуса:
- С возвращением.
- Что со-мной? - заикаясь, чужим голосом спросит Рихард.
- Контузия.
- Ру-ка бо-лит.
Ритус не опустит головы, не отведет глаз.
- Тебе кажется. Кисть руки раздробило напрочь, пришлось отнять, ногу удалось спасти, но без пальцев. Их даже не нашли. Тебе нельзя разговаривать. Так что лежи. Ты жив, это главное.
- Я – ка-ле-ка...
- Ты жив! - жестко скажет Ритус. - Ты настоящий. Остальное приложится. Пройдешь курс реабилитации, все наладится. Солдат  жив - удар ты принял на себя.
  Больше года Рихард проведет в госпитале. Ходить он научится почти не хромая. Сделают протез на руку. Но проблема останется. Рихард не сможет разговаривать, почти совсем. С Ритусом еще куда не шло – с остальными беда. Лучшие нейрохирурги будут ломать голову: чем помочь. Один курс лечения будет сменяться другим. Дело ведь не столько в контузии, сколько в самом Рихарде.
  От природы застенчивый, он чувствовал себя полноценно только во время опасности. Об этом знали в ЭСВ. Знали и другое: в пылу, в угаре он мог забыть о себе, что и произошло в коротком бою в декабре 1994 под Грозным. Теперь же, ясно осознавая свою физическую неполноценность, Рихард вовсе замкнулся в себе и не давал врачам шанса помочь ему.
  Он будет спокоен, ровен, как и прежде, никогда не станет жаловаться на боль, что тоже собьет врачей с толку. Наконец, Дьявол не выдержит.
- Слушай, урод хренов, ну, на себя плевать – наплюй, если тебе так нравится, но мы-то чем виноваты?
- П-п-п-про-с-ти...
- Тьфу, - в сердцах плюнет Дьявол. - Не может быть, чтобы все лекарства были одинаковы. Понимаешь, так не бывает! Мы не знаем, чем тебя лечить! Это ты понимаешь? Хорошо, ты не чувствуешь боли, ну, а нам-то что делать прикажешь?!
- Я з-з-до-ро-в...
- Разумеется, как бык. Бабу хочешь?
- Не-т.
- Что так? Ты же здоров! - Дьявол тряхнет головой и выйдет из палаты, громко хлопнув дверью.
Вечером его сменит Инга Белых.
- Привет. Чем ты взбесил Дьявола?
- П-п-п.... - Рихард замолчит.
- Напишешь? - Инга протянет блокнот и карандаш.
Через несколько секунд прочитает:
«Плохой пациент».
- Почему?
«Борис считает, что я не хочу лечиться».
- Отчасти он прав.
«Зачем? Я никому не нужен».
- Мы не в счет?
«Со мной много мороки».
- Мне тоже громко хлопнуть дверью?
«Я не хотел никого обидеть».
- Тогда живи!
«Как? Мне девятнадцать – и ничего впереди!»
- С чего ты взял?
«Тебе может понравиться такой мужчина?»
- Зная твой характер, да.
«Чтобы узнать характер, надо познакомиться. Это не реально при нынешнем моем состоянии».
- Так, черт возьми, исправь его!
  Продолжатся месяцы изнурительного лечения. Наконец, Ритус привезет корейца с коротким именем Сан и познакомит его с Рихардом.
  Рихард не сможет остаться в ЭСВ. Слишком многое здесь напоминало ему о несбывшейся мечте: стать великим полководцем. Мозги были, было чутье, но это надо озвучивать. В нормальной обстановке с друзьями, которые хорошо его знали, Рихард разговаривал, почти не заикаясь. Но стоило заволноваться – мозги перемыкались, и он немел.
  Друзья купят ему дом, где он и поселится на долгие годы с незаменимым Саном.
  Дом постройки 1810 года был возведен по проекту Баженова. Сразу после революции, когда прежних хозяев расстреляли (или, по другим слухам, повесили  у себя в доме), здесь была коммуна. Однако дом находился на краю села, затем уже поселка. К тому же, о нем ходили недобрые рассказы, большая часть которых – вымысел чистой воды. После расформирования коммуны одно время здесь находились склады. Но и им не суждено было задержаться. Отсутствие дороги, особенно в российскую непролазь, заставило людей перевести складские помещения в другое место. Во время войны здесь квартировал госпиталь. Сначала немецкий, потом советский. После войны было не до барской усадьбы. В шестидесятые годы какой-то начальник, проплывая по реке, увидел странное здание. Завернул посмотреть, забыв про рыбалку. Барская усадьба ему понравилась. Было решено реставрировать ее. Начали поднимать документы. Тогда-то и узнали, что это постройка начала  XIX века. Отыскали в архивах имена бывших владельцев. Сохранился даже изначальный проект дома, каким когда-то задумал его потомок самого Бестужева в подарок своей возлюбленной. Но вскоре страна покрылась льдом; дело встало на добрые двадцать лет. Дом ветшал, зарастал бурьяном и горькой полынью. Его мало трогали люди, словно боясь проклятия. А в восьмидесятые годы во время бури случилось так, что к нему и пройти не стало возможным.
 Ураганным ветром свалило два вековых дуба, стоявших неподалеку от дома. Падая, они зацепили линии электропередач. Приехали электрики, но подобраться к столбам не смогли – мешали дубы. Их попробовали обрубить, опилить – ни топор, ни пила не помогли, только звенел металл о дерево, словно о железо. Пригнали бульдозеры, трактора. Удивительно, но оттащить деревья от дома не удалось. Тогда попробовали сдвинуть их к дому. Получилось. Линию электропередач наладили. Ремонтники уехали.
  Той же осенью на месте починки случился пожар. Сгорели как раз новые столбы. Люди угрюмо шептались: чертовщина с этим домом. Столбы заменили, уехали. Когда весной из поселка позвонили с просьбой наладить подачу электроэнергии, начальник ни на секунду не сомневался, в каком месте ЧП.
Приехавшие ремонтники не спешили приступать к работе. Столбы лежали на одинаковом расстоянии друг от друга. Их словно кто выкопал из земли и аккуратно разложил на земле. Следов подкопа никаких. Земля ровная, травка кое-где начала пробиваться. Провода, снятые со столбов, лежали рядом. Что за...
  Было решено перенести линию электропередач на двести метров дальше от дома. Дорогу к нему перекопали бульдозером. Он оказался отрезанным от внешнего мира. Пробраться к нему можно было только со стороны реки, либо леса. Однако и там люди пытались обойти проклятое место. Про дом со временем забыли.
Он же, предоставленный сам себе, обрастал мхом, крапивой и лебедой, отрастил даже березку на крыше. Опоясавшись со всех сторон непроходимой зеленью, спокойно подремывал старческой полудремой в тени оставшихся вековых дубов и елей. Два гиганта, сдвинутые когда-то электриками вплотную к стенам, подпирали его основы. Он ждал достойного хозяина и... дождался.
  Дом выбирал Ритус. Ему предложили несколько вариантов. Он остановился на этом. Ознакомившись с архивными документами, Ритус долго сидел в раздумье:
- Надо посмотреть.
И на следующее утро отправился в поселок. На машине доехал до обрыва, который когда-то сделали электрики. Тут не проедешь, но пройти можно попытаться.
  Вылезая из обрыва по другую сторону, Ритус ощутил равномерное посапывание дома. Человек сел на край, высыпая песок из кроссовок и давая возможность проснуться дому. Он шел не спеша – через такие дебри нелегко пройти. Захочет впустить – сам проведет. Странно, но Ритус шел по единственному пути, по которому можно было подойти к дому. Поначалу он видел лишь молодняк, нагло заполонивший свободное место под солнцем. По мере углубления в чащу встречал и взрослые деревья, хотя и здесь хватало зелени, на которую, правда, родители посматривали пусть и свысока, но снисходительно. Человек чувствовал, как темнело, но не от хмурых туч – от верхушек деревьев, загораживающих мелкоту от знойного солнца. А это уже бывшая подъездная аллея, подернутая паутиной тонких веток молодняка, коричневатым мхом на дороге и крапивой в гуще кустарников по обочине. Когда-то много десятков лет назад, под тенью дубов, возвышавшихся, несмотря на возраст, все так же грозно и величаво, проезжала ни одна карета с дамами и кавалерами. Наверное, дорога была усыпана гравием. Карета останавливалась перед входом, освещенным фонарями. Из нее выходили люди, восхищались колоннами, прекрасным пейзажем, чистым воздухом. Дом сиял тысячью ламп, призывая войти в него и насладиться весельем.
  Ритус подошел к полуразрушенным поблекшим ступенькам дома.
- Здравствуй! Не возражаешь, если я войду?
  Похоже, дом не возражал. Ритус погладил дверь и открыл ее. Она с удовольствием скрипнула, но не протяжным визгом, а песенным напевом. Когда Ритус обошел весь дом, он вышел на его ступеньки, уселся на них и спокойно заговорил, словно с живым человеком.
- Послушай меня, двухсотлетний исполин. Насколько я могу понять, на протяжении большей части этого века твои хозяева тебе не нравились и потому ты их выгонял. Однако, к твоему сведению, не все люди одинаковы. У меня есть друг. Очень хороший. Я отправил его на войну, где он стал калекой. Я могу, конечно, винить себя до конца жизни за то, что не уберег его, как это делаешь ты. Ты ведь винишь себя за гибель прежних хозяев. Толку! Надо попытаться исправить ошибки. О тебе слагают легенды: такой ты старый и грозный. А он очень юн. Совсем еще мальчишка, но спас жизнь, человеческую жизнь. Понимаешь?
Дом скрипнул березкой на своей голове в знак понимания. Ритус тоже кивнул головой:
- Помоги ему. Научи жить заново. Дай почувствовать силу жизни. Я обещал его родителям, что с ним ничего не случится. Теперь я даже умереть спокойно не могу. Что я скажу им там? Ничего. Отвечать за себя так легко и так непросто за другого, других. Пусти его к себе. Здесь никто не мешает - вечный покой. Возможно, у него получится начать новую жизнь.
Дом скрипнул березкой еще раз.
- Спасибо, старик. Завтра я пришлю рабочих. Тебя почистят, подлатают, обстригут твои лохмы. Ты еще молодым дашь фору. Только ребят не пугай.
  Ритус шел назад под шепот и шушуканье трав и деревьев. С ними он разговаривать не стал, пусть себе сплетничают.
  Понадобилось несколько месяцев, чтобы привести дом и его окрестности в порядок. Пятьдесят солдат работали, словно муравьи. Лес расчистили от ненужных наростов и молодых выскочек. Старые деревья, где нужно, обстригли, освободили от поломанных веток и суков. Вычистили подъездную аллею. Заново усыпали ее гравием, как когда-то, по бокам установили фонари. Проложили несколько маленьких тропинок, расходящихся от дома в разные стороны. Сад пришлось вырубить целиком: деревья одичали, утратили всякую связь с человеком. На месте сада разбили фонтан и цветники. Когда-то это была задняя часть дома. По проекту прежнего хозяина дома, подразумевалось, что из сада можно будет спуститься к реке. Берег засыпали песком и галькой, очистили реку, насколько хватало глаз. В пятистах метрах от липовой аллеи заложили дубовую рощу. Не забыли и про двух исполинов, выдернутых бурей из жизни. Искусный мастер сделал из них новые двери в дом и письменный стол, такой же, что был здесь при прежнем хозяине. Дому это понравилось.
  Дом поначалу хмурился: снова потревожили его покой. Но, глядя на преображения, не помпезные, как в прошлый раз, а добротные, на века, соглашался с присутствием людей. Он пыхтел и кряхтел от щекотки, когда люди снимали с него мох и крапиву, но терпел. Березку, венчавшую его маковку, было решено пересадить. Когда подвели отопление и первый раз жарко протопили дом (в конце августа), старик расплылся в улыбке и начал... скрипеть.
Скрип получался разнообразный. В библиотеке он был приглушенный: дуб-дуб, дуб-дуб. Рабочие объясняли это паркетом из дуба. Лестница на второй этаж скрипела мелодичнее: на то она и сосна. Лестница в подвал вдобавок к звону пыталась выгнуться под ногами и присвистнуть.
  Вслед за половицами заскрипели двери. У каждой из них был свой отличительный голос. Входная, самая тяжелая, старая и новая одновременно, скрипела недоверчиво, неохотно: опять кто-то посмел потревожить. Удивительно, но она, сколько не пытались солдаты, никогда не разрешала открывать себя больше, чем на время, достаточное для того, чтобы вошел или вышел человек. Когда вносили мебель, ее попытались закрепить – какое там. Пришлось одному из солдат все время стоять и открывать ее при появлении новой мебели. Закрывалась она, как правило, сама.
  Дверь в кабинет открывалась со скрипом вздоха. В библиотеку – со скрипом – тш-шш. В спальню – ой-ой! В кухню – ньм –ньм. Остальные скрипы не заслуживали большого внимания.
  Проблема была с дорогой. Ритус понимал, проведи он сюда асфальт от проезжей части – и никакого покоя, а у него с домом уговор: тишина и покой – вечные. Тогда Мухатчевили предложил старый, испытанный в ЭСВ, способ переправки – благо овраг уже есть. Его укрепили и... сделали разъемный мост, управляемый дистанционно. Не очень, конечно, просто, зато тишина обеспечена.
  Дом уже вторую неделю стоял пустой. Он ждал нового хозяина. Что-то тот не торопится. Ясно. Мальчишка – повеселиться бы только. Но дом ошибся. Рихард объезжал друзей и благодарил за долгие месяцы терпения. Наконец, он приехал к Ритусу. Они долго беседовали ни о чем, потому что Ритус стал единственным человеком для Рихарда, с кем он разговаривал не заикаясь.
- Ты мне что-то внушаешь? - спросил Рихард.
- Нет.
- Странно.
- Странностей в этой жизни огромное множество, только, порой, мы не замечаем или не хотим замечать.
- Возможно.
- Хочешь, я поеду с тобой, провожу? - спросил Ритус.
- Нет, спасибо. Хватит меня опекать. Пора научиться обходиться без памперсов.
- Мне казалось, ты в них никогда не нуждался.
- Не уверен. Спасибо за дом.
- Ты его еще не видел.
- Я знаю тебя. Этого достаточно.
Ритус неопределенно пожал плечами: как пожелаешь.
- Когда едешь?
- Думаю, сегодня. Нечего откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.
- Хорошо. Перед отъездом два слова. Видишь ли, этот дом особенный, впрочем, как и ты. Я думаю, со временем, узнав друг друга лучше, вы поймете свою схожесть. Вряд ли сейчас сразу. Этот дом ищет хозяина, настоящего, достойного его. Будешь смеяться, но я разговаривал с ним, как с человеком, и он меня понял. Постарайся не обидеть его. Знаешь, было бы неплохо, если ты сделал бы ему какой-нибудь подарок. Тебе он подарок приготовил. Дом поет. Да-да. Лестницы, двери словно сговорились, причем все по-разному. Особенно интересна лестница в подвал. Ее переделывали трижды, потом плюнули.
- Что в подвале?
- Там погреб с вином, - засмеялся Ритус. - Вероятно, кто-то из прежних хозяев был большой любитель выпить. Вот он и предупреждает тебя, так что будь осторожен.
- Хорошо.

  Рихард и Сан – отныне вечный его спутник - благополучно добрались до означенного пункта. Сан остановил машину около главного входа. Открыл дверцу, помог вылезть Рихарду. Рихард прищурился от яркого солнца, огляделся вокруг. Красиво! Он достал бутылку коньяка сорокалетней выдержки, откупорил ее и ... вылил на глазах растерянного Сана на порог.
- Мой господин!
- Ничего, Сан. Здравствуй, Дом.
Взглянув на испуганного Сана, Рихард сказал:
- Сан, я не сошел с ума. Я всего лишь здороваюсь с домом.
- Но, мой господин, это всего лишь жилище...
- которое отныне надежно укроет меня и тебя, кстати, под своей защитой от всех бед и напастей.
- Но коньяк. Я искал его, совсем с ног сбился.
  Рихард лишь улыбнулся и направился в дом. Сан покачал головой: неразумный юноша. Однако, когда Сан проходил через дверь, она так громко скрипнула, что он от испуга прищемил себе палец. Оглядываясь на странную дверь, он попятился задом и ... растянулся во весь рост на гладкой плитке.
  Если бы Сан знал о последствиях, кои повлекут его опрометчивые слова на пороге дома, он бы отрезал в тот момент себе язык, ей богу. Как он тогда выразился, «Всего лишь Жилищу» не понравились слова Сана, и оно решило показать свой норов. На следующий же день Сан появился перед Рихардом с большущей шишкой на затылке.
- Что случилось?
- Упал, мой господин.
- Где?
- В подвале на лестнице.
- Сан, прости, я забыл предупредить. Ритус говорил об этой лестнице. Ее переделывали трижды, но все напрасно.
- Это я сам виноват. Засмотрелся по сторонам.
  Эти слова тоже стали ошибкой для Сана. Дом искренне невзлюбил Сана и делал все возможное, чтобы тот наделал как можно больше шишек. Кореец, в свою очередь, категорически отказывался верить в проделки дома. Все падения, разбитые тарелки, опрокинутые сковородки и кастрюли, пролитый кофе и чай он объяснял своей неуклюжестью. И ничем больше. Рихард не замечал всего, потому что дом развлекался с Саном один на один. Молодого хозяина он не трогал: тот ему понравился. Рихарду тоже пришелся по душе подарок дома – скрипы. Иногда он стоял около двери и специально то открывал, то закрывал ее. Больше всего его поражала входная дверь. За два месяца проживания Рихарда в доме она ни разу не издала звука, похожего на предыдущий. Сана же она возненавидела настолько, что бедный кореец вынужден был отказаться от нее и выходил из дома через задний ход, то есть через цветник. Здесь дверь была более благожелательно настроена к Сану, так как он ухаживал за цветами, вид которых радовал ее. 
  Дом искренне считал, что Сан здесь лишний. Хозяин может и с ним поговорить, тем более он не такой уж разговорчивый. Бывали дни, когда Рихард за весь день произносил лишь несколько слов.
  Его жизнь текла упорядоченно, может быть, на взгляд дома, немного скучно.
  Поднимался он обычно в шесть утра. До восьми занятия с Саном. Странное избивание, с точки зрения дома, палками друг друга. Он от души радовался, когда доставалось Сану. Правда, это происходило не так часто, как хотелось бы дому, и он начинал жульничать. Однако странное дело. На лестнице, ведущей в подвал, это получалось, с входной дверью – тоже, на кухне, - где угодно, когда Сан без этих дурацких палок. Здесь же нет. Бедный хозяин! Кровь сочилась по его телу, по больной руке. Ведь совсем не просто удержать палку при отсутствии руки. И дом яростнее мстил Сану в тот момент, когда он покидал палки.
  С восьми утра Рихард плавал в бассейне, принимал ванну с особыми травами. Завтракал, разбирал почту. С одиннадцати до двенадцати – бег. Дому не нравилось, когда хозяин покидал его, а уж когда он делал это в дождь или снег – тем более. Неужели нельзя на денек отложить прогулки, когда ярко светит солнце, вокруг чистый ароматный или морозный воздух. Когда Рихард в дождь возвращался с пробежек, знал, что центральную дверь беспокоить не стоит: поднимет такой стон по поводу грязных следов на полу и т.д., и все в таком духе.
  С двенадцати до тринадцати  снова ванны. Обед. И, наконец, с двух часов дня  и до ужина, а затем и после него, весь вечер, молодой человек был поглощен книгами и какой-то штукой, которая иногда выплевывала бумагу. Это приспособление дому тоже не нравилось. Впрочем, было одно увлечение молодого хозяина, которое нравилось дому еще меньше компьютера и Сана, вместе взятых, - рубка дров. Дом не поверил сам себе, когда впервые услышал звуки топора. Но когда он увидел, что это делает его хозяин, да еще обеими руками, а затем каждой по очереди... Если бы он мог разговаривать, он потерял дар речи.
  Однако была черта, общая для дома и Рихарда: характер. Так же, как дом за неполные двести лет не каждого принимал в хозяева, боролся за право быть самим собой, так же и Рихард не думал сдаваться.
  Раз не получилась карьера военного, он решил пополнить образование. В его распоряжении находилась огромная библиотека, Интернет давал возможность восполнить ее. Рихард подал документы  в Кембриджский университет, где когда-то учился сам лорд Байрон, и за шесть лет окончил то же отделение.
  Изредка его посещали друзья. Дому они нравились. Видно, что они любили хозяина – это главное. Еще реже Рихард покидал свое пристанище, в основном для обследования в больнице. Дом не сердился за такие отлучки – так было надо. Он сам стал свидетелем того, что могло статься с хозяином.
  Это случилось в одну из февральских ночей. Накануне весь день у Рихарда болела рука - к непогоде. Он старался чем-нибудь заняться – отвлечься от боли. Вечером Сан спросил о его самочувствии, на что Рихард ответил, что все хорошо и волноваться не о чем. Возможно, в другой бы раз кореец внимательнее отнесся к тону, каким были сказаны слова, но сегодня ему самому до себя.
  Не задалось с утра. Ему нужно было спуститься в подвал за красным вином для соуса. А где подвал, там и лестница.
  Сан очень аккуратно, словно в темноте, нащупывал ступеньки, держась за стены, зная по опыту, что перила могут в любой момент, когда им вздумается, сломаться. Спустился очень хорошо. Ничто не шелохнулось – красота. Сан расплылся в улыбке и довольный собой пошел выбирать бутылку вина. Замечательное красное из Сан-Ремо как нельзя лучше подойдет к его блюду. Он осторожно прикрыл дверь – она не скрипнула – сегодня и в подвале светит солнышко. Так же осторожно Сан поднялся по лестнице, предприняв, впрочем, все возможные меры предосторожности. Во-первых, около ступенек он завернул бутылку в мягкую тряпку и в таком виде поставил ее на верхнюю ступеньку, до которой смог дотянуться. Осторожно пройдя десять ступенек, Сан положил завернутый сверток на площадку перед дверью. Поднялся сам. Его улыбка означала только одно – он в совершенстве освоил все слабые стороны противника и теперь может беспрепятственно спускаться и подниматься по лестнице. Он взял бутылку, развернул, любовно повесил тряпочку на гвоздик, который самолично вбил вот в эту стену несколько недель тому назад, когда осколки бутылки чуть не лишили его глаз. Сердце переполняла радость от удачно начатого дня, и он машинально взялся за перила. Разумеется, они тут же обломились, и Сан рухнул на лестницу вниз головой, проехал остаток пути до пола на спине, больно стукнулся о каменный пол. Закрывая глаза, он молил о том, чтобы осталась цела бутылка. Перила с грохотом обрушились на него.
  На этот раз грохот был настолько силен, что его услышал хозяин, принимавший ванну. За завтраком он спросил у Сана, все ли в порядке, на что Сан утвердительно кивнул, улыбнувшись, впрочем, весьма натянуто, в противном случае была бы видна дыра от выбитого зуба. Спина и затылок болели, однако боль в сравнении с досадой на себя ничего не значили для Сана.
  Входная дверь решила внести свою лепту в правое дело истребления корейца Сана. Она распахнулась, самодовольно скрипя в предвкушении мести врагу. Она намеренно сделала это в тот момент, когда по холлу проходил, нет, не Рихард, а именно Сан. Кореец тут же бросился закрывать ее – на улице стужа. Он никак не мог поймать ручку, так как дверь отворялась все больше и больше. Наконец, в тот момент, когда он схватился за ручку, она с такой силой ударила маленького Сана, что он отлетел к сосновой лестнице. Помимо разбитого носа он неудачно стукнулся поясницей о нижнюю ступеньку, пронзительно прокричавшую, что она тоже пнула врага. Остаток дня несчастный Сан просидел на кухне, делая себе примочки и ванночки.
  К вечеру буря разыгралась не на шутку. Ветер завывал с устрашающей силой; кроны деревьев скрипели, бились друг о друга, цеплялись растопыренными ветками, пытаясь удержаться, пережить ночь. Испуганная луна не думала показываться из-за сплошной черноты облаков, которые носились по небу, словно хищные птицы с раскрытыми клювами. Звезды тоже не помышляли о том, чтобы заявить о своем присутствии: кто они такие – всего лишь ничтожные капельки мирозданья. Снег, один только снег, вездесущий, всемогущий, забивал все, что встречал на своем пути, и устанавливал свой порядок – Хаос.
  Рихард, зная, что в такую ночь не уснет, взял с собой книгу. Он точно помнил, что начал читать, на миг отложил книгу, прислушиваясь к завываниям вьюги. Стараясь заглушить собственную боль, пристальнее всматривался в строки, но они начали наплывать друг на друга, сливаться, расплываться. Боль подавляла, порабощала. Она заставляла корчиться, рвать простыни. Человек скрипел зубами, хватался за голову, объятую пламенем.
  Снова бой... пули свистят над головой... Чернота дыма... Скулы сводит от гари и пота... Куда?.. Назад... Взрыв... Взрыв... Столб огня... И так бесконечное множество раз.
  Дом ждал, когда человек справится с болью. Этого не происходило. Ничего не оставалось делать, как разбудить своего врага. Дверь в спальню Сана хлопнула с таким треском, что он подскочил в постели.
Не понимая, где стреляют, он, дико озираясь, всматривался в темноту. Свет зажигать нельзя – снайпер сразу найдет его. Что это? Сан начал прислушиваться. Стон? Похоже на то. В комнате хозяина! Сан бежал, на ходу раскрывая заветную коробочку.
  Он пытался удержать мечущегося Рихарда. В конце концов, привязал его простынями к кровати. Нужно было успокоить его, иначе все без толку. Сан делал массаж головы, но Рихард вырывался. Снова и снова с неизвестно откуда взявшейся силой кореец повторял однообразные движения. Наконец, Рихард перестал рвать путы, хватка его ослабла. Сан еще крепче затянул простыни и приступил к следующему, самому ответственному этапу – иглоукалыванию. Через час Рихард успокоился вовсе. Сан снял простыни, убрал все лишнее, поправил хозяина. Он не заметил, что весь взмок и пот тек по его лицу. Сан что-то шептал по-корейски, вероятно, молитву. Утром Сан ушел готовить ванну. Он чувствовал, что-то изменилось, но что именно, пока не понимал.
  Дом задумался. Оказывается, не такой уж и плохой этот Сан. А хозяину, похоже, очень плохо…
  Рихард и Сан сидели в ожидании Ритуса и врачей. Непогода, наконец, успокоилась, оставив о себе долгую память в качестве непроходимых сугробов и поваленных деревьев. Сан потратил целый день, чтобы на небольшом тракторе расчистить дорогу. Он с тревогой смотрел на господина. Так худо ему еще не было.
- Я-я в –но-р-р-ме, - сказал Рихард.
- Конечно, мой господин, - Сан не собирался спорить с больным человеком.
Рихард опустил голову: даже ребенку ясно, что с ним далеко не все хорошо.
- Знаете, господин, а с домом что-то случилось, - встрепенулся Сан. - Лестницы не скрипят и двери тоже. Что бы это значило?
  А значило это, что дом глубоко задумался. Он решал две проблемы. Первая была связана с его хозяином. Таких страданий дом еще не видел. А вторая была связана со смертным врагом, который, при ближайшем рассмотрении, оказался незаменимым человеком при его хозяине. Если лишить жизни корейца, нет уверенности в том, что его место займет достойный, а главное, умеющий помочь хозяину слуга. Однако дом не мог смириться с тем, что злобный Сан будет спокойно проживать в нем, поэтому он замолчал.

  Рихард не спал всю ночь. Лишь под утро, вконец измученный, он забылся тяжелым, но все-таки сном, а не бредом. Во сне перед ним вставали разнообразные, но абсолютно не понятные образы. Они были окрашены в разные краски, больше в красный, алый, желтый, светло-коричневый, изумрудный. Синева лишь изредка просачивалась между ними. Темных, как-то коричневого или черного, не было вовсе. Образы расплывались, не давая возможности рассмотреть грани, отделявшие один элемент от другого. Они, не завершенные в самом начале, переходили друг в друга, изменяя краски и оттенки. Звук ветра из внешнего мира менялся от гневного завывания до чудовищного улюлюканья. Иногда, в тот самый момент, когда происходила смена образов, слышался чей-то закулисный шепот. Слов не разобрать, как и принадлежность звуков то ли птице, то ли животному, то ли человеку. Скорее всего, то был шепот небытия, если там есть какие-то звуки, впрочем, как и образы. С красками сложнее. Если перед ним небытие, то они,  по меньшей мере, должны быть темнее или совсем темными, или вовсе красок быть не должно. Человек пытался понять странный рисунок образов, определить источник звуков, но  у него ничего не выходило. Он страдал от невозможности понять, что за мир перед ним...

  Ася тоже не спала в эту ночь. Нет, она не боялась непогоды. Она вообще ничего не боялась в жизни.  В отличие от Рихарда она не бредила. Ее интерес к странному дому и не менее странным обитателям возрастал с каждым днем все больше и больше. Она вспоминала, как вообще попала сюда, на этот пляж.
  К ней в гости приехали друзья. Утомленные городской суетой, здесь, в поселке, они искали уединения. С утра уходили полюбоваться пейзажем, удили рыбу, пекли картошку, купались, играли в волейбол. Однажды мяч отлетел в кусты. Его искали, что говорится, всем миром. Уже хотели бросить неблагодарное занятие, но вдруг Ася увидела красный шар в непролазных дебрях кустарника. Девушка, разумеется, попыталась его достать, но лишь исцарапала руки и лицо. Когда она вернулась к друзьям, они резонно спросили, что с ней. Общими усилиями кустарник раздвинули и... увидели не только мяч, но и прекрасную поляну. Очутившись на ней, молодые люди отправились осваивать новое место. Так вскоре был найден замечательный пляж с чистой водой и песчаным дном. Не сговариваясь, юноши и девушки никому не сказали о своем открытии, вероятно, из собственных побуждений: Эдем только их. После отъезда друзей Ася сохранила в тайне, куда она ходит. Даже лаз в кустарнике спрятала.
  Под утро она решила, как будет действовать. Может, этот путь ей подсказала разыгравшаяся непогода.
  Утром Ася тщательно оделась, причесалась. Посмотрев в зеркало на свое отражение, девушка осталась довольна: юная, красивая, умная. Что еще надо? Уверенно она прошла знакомый путь до пляжа, но не задержалась там. Ася направилась прямо к воротам усадьбы. Девушка громко стучала – звонка здесь не было. Ждать пришлось довольно долго, но Ася не думала сдаваться. Ей открыл неизменный японец или кореец и застыл в ожидании.
- Мне нужен хозяин!
Сан воззрился на девушку, которая подумала: а что, если он не понимает. Через секунду ее сомнения развеялись:
- Хозяин принять не может, - Сан, пусть и с акцентом, но говорил вполне сносно.
- Доложите ему о моем приходе, - не уступала Ася.
- Простите, госпожа, это невозможно, - Сан и не думал выказывать удивления. Его лицо оставалось бесстрастным.
- Почему?
- Хозяин болен.
- Тогда... -  Ася растерялась.  - Когда я смогу его увидеть?
- Простите, госпожа, не могу сказать.
  Сан уже закрывал дверь. Он не сказал Рихарду о приходе девушки: зачем бередить больную рану, но Сан просчитался, рассчитывая, что от непрошенной гости будет легко отделаться.
  Весь день Ася потратила на то, что бродила по берегу реки, внимательно изучая стену забора. Наконец, в одном месте она увидела, что к стене довольно близко растет дерево. Можно попытаться забраться на него, что она и сделала. Ей удалось заглянуть за забор, но там, увы, никого не оказалось. Откуда ей было знать, что Рихард находился в постели. Что ж, это даже хорошо, что никого нет. Ася дала себе слово, что обязательно проникнет в дом странного жильца и выяснит, в чем дело, чего бы ей это ни стоило.
  На следующее утро Ася экипировалась как заправский разведчик. Веревка, нож, газовый баллончик (пистолет у брата брать побоялась), перчатки, фонарик. Если бы Ася на миг представила себя со стороны, она бы рассмеялась, но такой возможности у нее не было.
  Взобраться на дерево труда не составило. Самым трудным оказалось перебраться с дерева на стену ограды: помогла легкость девушки. Спрыгнув с ограды, Ася спрятала веревку и отправилась на разведку.
  Сегодня ей явно везло. На террасе сидел человек и похоже тот, кто нужен. Рихард не спеша пил кофе и просматривал газеты. В последние несколько дней он переделал свой распорядок дня: не делал утренних пробежек, даже ванны принимать перестал.
- Здравствуйте!
Рихард очнулся, опустил газету на стол и увидел перед собой Асю. Девушка рьяно бросилась в атаку – она уже села за стол и пододвинула к себе чашку Рихарда.
- Я еще не завтракала. Кофе мне не помешает, тем более после такой эскапады, - она допила кофе, ей показалось этого мало, из кофейника налила еще чашку.
  Ошеломленные ее поведением, Рихард и Сан застыли в изумлении. Наконец, Рихард поднял глаза на Сана, стоявшего в дверях, давая понять, что все в порядке. Тот пожал плечами и скрылся за дверью, не оставляя, впрочем, своего хозяина без присмотра. Ася между тем с удовольствием ела печенье, запивая его вкусно приготовленным кофе. Она осмотрелась по сторонам, мельком задержалась на Рихарде.
- Ася!
- Ри-х-ха-рд!
  Ася осматривала все, что попадалось на глаза. Сделала вид, будто ее заинтересовала газета, которую положил на стол Рихард. Аккуратно вытянув газету из-под его руки, Ася начала листать страницы. Она углубилась в чтение, явно давая понять, что здесь она только для того, чтобы почитать. Рихард безуспешно искал нужные слова, простые в произношении, но все они разом исчезли.
- Синдром войны или нехватки мозгов? - вдруг спросила Ася и посмотрела прямо в глаза Рихарду.
- Вой-ны, - выдавил он из себя.
- Ну, слава Богу, а то я уж подумала – даун.
  Ася без зазрения совести рассмеялась, рассматривая молодого человека, которому, судя по виду, было чуть за тридцать. Через лоб сейчас пролегла морщина, вероятно, от напряжения, - не страшно. В серых глазах читалось смущение. Тонкие губы напряженно сомкнуты, их уголки чуть подрагивали. Ее не трогало, что он смущается, краснея и бледнея поочередно. Наконец, Ася сделала вывод:
- Я так понимаю, что ты не из буйных. Это успокаивает. В сравнении с моим братцем ты прямо паинька. Он после контузии кидался на всех, особенно в ненастье. Потом отошел. Женился. После рождения сына вообще нормальным стал... А у тебя здесь классно. Погуляем в следующий раз? (Рихард согласно кивнул.) Пожалуй, я пойду... зализывать раны. У тебя вон там (Ася показала рукой) красивые, но очень колючие цветы. Посмотри, всю руку раскровенила (Ася показала рану на руке). Я приду завтра в то же время. (Рихард вновь согласно кивнул). Мне воспользоваться проверенным способом или можно войти через дверь?
- Че-рез две-рь...
- Хорошо. До свидания.
  После ухода Аси Рихард долго сидел на веранде: что это – сон или бред? Вышедший Сан недоуменно пожал плечами – мол, тоже понять не могу. Однако двум людям одновременно не может присниться один и тот же сон. И бредить одинаково они не могут. Сан вообще бредить не может. Галлюцинация... Проделка дома... Но пустой кофейник и аромат духов говорили об обратном.
  Вечером, лежа в постели, Рихард вспоминал девушку. Теперь он знал, как ее зовут – чудное имя, простое, но не избитое, услышал ее голос, ровный и плавный, что оказалось весьма приятным. Вблизи она выглядела привлекательнее, в особенности вздернутый носик, который, вероятно, хотел показать, что нет ничего, чего бы испугалась его хозяйка, как, впрочем, и губы, по-детски упрямые. Ямочки на щеках, когда она улыбалась, - через бинокль они выглядели иначе. Но главное глаза. Карие, окаймленные непостижимой чернотой. Они сразу притягивали к себе и не отпускали до последнего мига. Что в них? Может, магнит или чертовщинка? Такие глаза могли бы принадлежать ведьме. Темно-рыжие волосы тоже свидетельствовали о принадлежности к колдунье.
  На следующий день Ася была точно в назначенное время. Рихард ждал ее. Они долго бродили по аллеям парка, наслаждаясь тишиной и покоем окружающей природы. Теперь девушка не казалась ему колдуньей. Тот, кто умеет чувствовать красоту картины, мелодии, при соприкосновении с подлинным шедевром полностью погружается в него. Девушка наяву увидела произведение, написанное не каким-то одним, пусть и великим мастером, а самой, единственной, которая вечна, в отличие от смертных. Она услышала ни одну симфонию, а разнообразное их количество, тем не менее, сведенных в унисон все той же вечностью.
  Ася рассказывала о себе, своей матери, которая всю жизнь восхищалась Тургеневым. Отсюда и имя дочери – Ася. По словам девушки, ей бы здесь понравилось. Здесь не может не понравиться. Ася ненавязчиво расспрашивала молодого человека. Рихарду было легко отвечать, потому что она так ставила вопрос, что он подразумевал односложный ответ: да или нет. Иногда достаточно кивка головы.
  Посещения Аси стали регулярными. Рихард ждал их с момента расставания с девушкой. Он стал бодр, спокоен, по ночам быстро и крепко засыпал, а во сне улыбался в предчувствии завтрашнего дня. Жизнерадостность девушки переходила на застенчивого мужчину. Присутствие Аси, ее задорный смех и незамысловатые рассказы, а главное ощущение ее близости, заставляли сердце Рихарда биться быстрее, улыбаться с каждым разом больше и больше.
  Они изучили все окрестности вокруг дома. Порой Ася, веселясь, словно ребенок, разговаривала с деревьями и кустами, с белочкой, которая обустроилась здесь задолго до появления человека. Девушка, бродя по лесу, выдумывала сказки и рассказывала, рассказывала. Она еще не встречала в жизни такого замечательного слушателя. Ася придумывала игры и заставляла Рихарда участвовать в них.
  Сейчас она стояла на высоком пне с зажмуренными глазами и готовилась к полету. Рихард бессовестно любовался девушкой, воспользовавшись тем, что она не могла его видеть.
- Не отвлекайся, - вдруг сказала она. - Итак, сначала утка... - Ася показала утку, прыгающую с пенька. Давясь смехом, она сказала, - твоя очередь.
Рихарду ничего не оставалось делать, как изобразить (одному богу известно, как!) селезня.
- Замечательно, теперь... минуточку... - Ася снова залезла на пенек.
Рихард пытался сдержать смех, но у него плохо получалось: Ася – потрясающая актриса. Девушка спрыгнула и невольно ойкнула. Рихард моментально откликнулся:
- Что?
 - Все в порядке.
Ася села на пенек  и пошевелила ногой:
- Этого еще не хватало. Терпеть не могу банальность.
Рихард, побледнев, спросил:
- По-з-ва-ть Са-на?
- Зачем?
- Он по-мо-жет... - и смутился от сказанных слов.
- Ерунда, еще чего не хватало.
  Ася встала и сделала несколько шагов, не подавая виду, что ей больно. Она терпеть не могла шаблонных ситуаций, а все указывало именно на одну из них. Ася твердо решила, что лучше умрет, но не покажет, как ей больно. Она улыбнулась Рихарду, даже подпрыгнула на больной ноге.
- Попался... Я пошутила... - и залилась звенящим смехом.
  Нервный тик передернул щеку Рихарда. Он попытался улыбнуться – получилось плохо. Рихард часто так же, как сейчас Ася, скрывал физическую боль за внешним спокойствием и улыбками, поэтому сразу распознал фальшь. Он предложил девушке вернуться, сославшись на неотложные дела: ей надо скорее добраться домой. Она согласилась. Ася, смеясь, распрощалась с Рихардом и отправилась домой, гордо расправив плечи, что-то насвистывая себе под нос.
  Однако на следующий день она не пришла. Рихард, прождав до обеда, понял, что с ней неладно. Клял себя за глупость и застенчивость: не колеблясь, отправился бы к ней, знай он адрес или хотя бы фамилию, позвонил бы, если бы знал телефон. Когда она не пришла и на следующий день, Рихард перестал есть и спать. Встав утром третьего дня, он твердо решил отправиться, не зная куда, в поисках девушки по имени Ася. Но необходимость в этом отпала: она пришла. Прихрамывая, Ася прошла на террасу и села в свое любимое кресло.
- Привет!
- Зд-зд... - Рихард замолчал.
Он стоял, бледный, боясь произнести звук.
- Ну, чего стоишь, словно истукан, - засмеялась Ася, давая понять, что она ничего не заметила. - Ты извини, что не приходила. Будешь смеяться, но у меня растяжение. Пришлось лежать дома. Представляешь меня дома в кровати...
  Поняла, что говорит совсем не то, что выходит пошло и плоско, но выхода не оставалось.
- Я вдруг осознала, что не знаю твоего телефона. Не могла даже сообщить, что со мной...
Ася не стала добавлять избитой фразы: если я для тебя что-то значу - достаточно взглянуть на Рихарда. Он резко поднялся и прошел в дом, вернулся через несколько минут, протянул Асе визитку. Она, улыбнувшись, взяла карточку.
- Твой те-ле-фон? - спросил Рихард.
  Они посидели еще немного, прежде чем Рихард позвал Сана и приказал отвезти Асю домой. Ее возражений он не принял.
  Прошло несколько дней, оказавшихся вечностью для Рихарда и испытанием для Аси. Наконец, она пришла, разумеется, без предупреждения. Она выглядела веселой и беззаботной, принесла домашние пирожки. Они сидели как обычно на террасе, и Ася рассказывала, как скучала дома, прикованная к постели строгими деспотами родителями. Рихард, естественно, не верил в сказки Аси, поэтому слушал и улыбался. Ему понравились пирожки, но чувство приличия не позволяло съесть их все.
- Да бери же, наконец. Что ты как неживой, - засмеялась Ася. - Твой Сан таких не испечет.
- Это ты? - спросил Рихард.
- Нет, мамуля. Я не умею. У меня вечно все из рук валится. Если меня пустить на кухню, не уверена, что там что-нибудь не прольется, не рассыплется, не разобьется и все в подобном роде. Как говорит папка, это не мое...
  Ася говорила, говорила, а потом предложила возложить венок. На немой вопрос Рихарда: « Куда?» со смехом ответила:
- Конечно, на пенек. Благодаря ему... ты кушаешь мамины пирожки.
Рихард хотел было возразить, что Ася не совсем еще поправилась, на что та заявила:
- Не будь занудой.
  Они медленно шли по тропинке. Ася почувствовала напряжение в руке Рихарда, за которую держалась, и погрузилась в легкую полугрусть. За те несколько дней, что провела без Рихарда, Ася вдруг осознала, что ей без него плохо. Просто плохо. И дело не в отсутствии слушателей ее россказней... Она замешкалась и остановилась. Рихард, повинуясь ей, тоже. Собравшись с духом, прошептала:
- Поцелуй меня.
Рихард побледнел, но твердо ответил:
- Не мо-гу,  - и отвернулся.
Ася опешила и, застыв на месте, ждала объяснений. Рихард понял, что придется сказать:
- Я ... уже... не смо-гу ...ос-та-но-ви-ть-ся...
Ася побледнела, никак не могла сообразить, что сказать.
- Ну, хорошо... Что-то я передумала идти к пню... На сегодня достаточно...
- Пней? - спросил, краснея, Рихард.
- Может быть, - проговорила Ася в раздумье.
  На следующий день она пришла позже обычного. Рихард, правда, не ждал ее. Он понимал, что обидел девушку, клял себя за это, но как он мог объяснить ей, что... Он и сам-то толком не понимал... Увидев знакомую фигуру, Рихард почувствовал, как засосало под ложечкой.
- Здравствуй, - Ася улыбнулась ему.
  Рихард промолчал, лишь кивнул головой. Ася поняла, с ним что-то не так (сдвиг начался, как говорил ее брат).
- Я придумала новую игру, - весело объявила Ася. - Она не требует ни прыжков, ни слов. Как раз подходит нам обоим. Будем играть?
- Да.
- Замечательно... Принеси несколько листов бумаги и два карандаша. И с этой минуты мы замолкаем, общаемся только при помощи записок.
«Сегодня тепло». - «Не заметил».
«А что заметил?» - «С утра были тучи».
«Они разошлись?» - «Расходятся».
«Любишь философствовать?» - «Не задумывался над этим».
«Уверен?» - «Не совсем».
«Спроси меня о чем-нибудь»…
«Какие цветы ты любишь?» - «Красивые».
«Чем увлекаешься?» - «Приключениями».
«О чем мечтаешь?» - «О целом мире».
«Я...»
Но Ася остановила его.
«Теперь моя очередь. Не перечь мне». - «Хорошо».
«Тебе нравится быть букой?» - «Нет».
«А твой дом?» - «Да».
«Он очень старый?» - «Думаю, да».
«Что он говорит тебе?» - «Раньше говорил, что ему весело»...
«Теперь?» - «Он молчит».
«Почему?» - «Не знаю».
«Ты познакомишь меня с ним?» - «Конечно».
Они отложили карандаши, и Рихард повел Асю в дом. Они зашли не через террасу, на которой сидели, а через главный вход.
Ася прежде, чем войти, погладила дверную ручку, произнеся:
- Привет!
И толкнула дверь. Они вошли в тишине и ожидании, не торопясь, обошли весь дом. Рихард делал некоторые комментарии, скупые и односложные, как всегда. Ася внимательно слушала его.
  Дом, по ее мнению, выглядел огромным, но не громоздким, а скорее величавым. Этакий исполин, обожженный временем и судьбой. Странная аналогия с его хозяином.
- Ты сам выбирал дом? - спросила Ася.
- Нет. Друг.
- У тебя хорошие друзья, которые ценят и уважают тебя.
- Да,  мне по-ве-з-ло.
  Они стояли на втором этаже перед дверью на балкон, распахнутой, чтобы впустить ветер. Ася посмотрела в окно и увидела пляж, на котором не так давно она мечтала о необычном. Вдруг странная мысль поразила ее.
- Рихард, на твой взгляд я очень чокнутая?
- Нет.
- Объяснись, пожалуйста.
- Чо-к-ну-той о-че-нь не-ль-зя бы-ть. И-ли сов-сем и-ли нет.
Рихард удивился сам себе после такого каскада слов.
- Знаешь, как-то недели две-три тому назад я была на пляже поздно вечером...
- Сем-над-ца-то-го.
- Что? - Ася уставилась на Рихарда.
- Это бы-ло сем-над-ца-то-го и-юля, - ответил Рихард.
- Так ты за мной подглядывал? - нахмурилась Ася.
- Нет. Вос-хи-щал-ся.
Рихард не лгал.
- А когда я купалась... ты тоже...э... восхищался? - допрашивала Ася.
Рихард молчал.
- Может, у тебя и бинокль имеется?
Рихард молчал. Ася покраснела и отвернулась. Поразительно, что в тот момент ей хотелось быть увиденной, теперь же она чувствовала себя неловко.
- Хо-чешь уви-де-ть мой ка-би-нет?
- Да.
Они шли по коридору, и вдруг сбоку бесшумно открылась дверь. Ася вопросительно посмотрела на Рихарда.
- Спа-ль-ня.
- А-а...
Рихард прикрыл открывшуюся дверь. На обратном пути история повторилась. Ася улыбнулась и спросила:
- У тебя случайно там нет привидения?
- Нет.
  Рихард снова прикрыл дверь, но, пройдя несколько шагов, они оглянулись – дверь открылась. Молодой человек выглядел раздосадованным. Ася смеялась. Поддавшись эмоциям, Рихард захлопнул дверь. Подойдя к Асе, он оглянулся – дверь была открыта.
- Может, попробуем по-другому? - спросила Ася. - Поцелуй меня.
  Каждый день наступает новое утро, но наступает оно с рождения юной зари.
  Ночь, свежая и ласковая, не успевшая как следует утомиться (короток ее путь летом) с удовольствием уступает  место молодой неопытной зорьке. Она поначалу тревожится, что у нее получится что-то не так, что она не оправдает надежд. Однако опасения исчезают, и вот заря румянится на небосклоне, покорив его своей негой и красотой. Небосклон алеет, раскидываясь во всю необозримую ширь. Наконец, заря перерождается в солнце, огромное, малиновое, красивое и величественное, которому ничего не страшно. Оно наполняется красками и силами и делится ими с людьми, природой, всем живым.
  Ася проснулась, но глаза открывать не хотела; она чувствовала запах, сильный и мужественный, мужчины. Он тоже уже не спал, вернее, он вовсе не спал. Рихард понял, что она проснулась, но не показывала вида. Он с восхищением рассматривал ее.
- Прекрати!
- Что?
- Прекрати бессовестно разглядывать меня.
- Почему? Ты красивая.
- Это все равно, что заглядывать в рот.
- Хорошо. Что мне делать?
- Как что? Я же голодная, как волк. Нет, как два волка. Нет, как десять волков. Да, как десять волков или сто…
Рихард засмеялся, оделся и вышел из комнаты.
  Ася прыгала по ступенькам. Было странно наблюдать со стороны, как взрослая девушка, одетая в банный халат с полотенцем на голове пытается перепрыгнуть через несколько ступенек сразу. Она проделывала это снова и снова.
- Интересно!
  Ася, наконец, прошла вниз, на кухню, где Рихард пытался приготовить завтрак. Он искренне старался, но не знал вкусов Аси, поэтому достал из холодильника все продукты, бывшие в нем, и теперь рассматривал их. Ася, увидев такую картину, сказала:
- Кофе с тостами будет достаточно.
- Да, конечно.
Рихард заспешил и выронил часть продуктов на пол.
- Замечательно. Теперь я вижу человека, который управляется на кухне, по крайней мере, не лучше меня.
Они уже выпили по две чашки кофе, когда Ася спросила:
- Ты разговариваешь с домом?
- Нет.
- Странно. По-моему, он хочет поговорить. Столько скрипа я еще не слышала – целый оркестр.
- А я  думал, мне послышалось.
- Знаешь, по-моему, это не честно. - Ася поставила чашку на стол и пояснила. - Подглядывать за другими людьми.
- Почему ты так решила?
- Вчера я точно помню, что он не скрипел. Сегодня же с самого утра заладил одно и то же: о-о-о! ого-ого-го! ах-ах-ах! ай-ай-ай! Как тебе такое?
Рихард улыбался.
- Скорее всего, он приветствует тебя.
- Я поняла и покорнейше благодарю за это. Но, как и в каждом деле, должны быть рамки приличия. Тем более, уважаемый Дом, в ваши годы подсматривать за молодыми, а потом смаковать увиденное... и услышанное – верх неприличия. Вы согласны со мной, почтеннейший?
  Ася подошла к кухонной двери и прикрыла ее. Та скрипнула в знак согласия.
- То-то же. Я думаю, мы поладим, если Вы, господин Дом, будете закрывать глаза и уши на время, пока ваш хозяин находится в спальне. Согласны?
 Дверь снова утвердительно скрипнула.
- Благодарю Вас.
- Только в спальне? - спросил Рихард и улыбнулся собеседнице.
- Рихард, я считала тебя джентльменом...
  Они еще долго болтали ни о чем. Ася с удовольствием отметила про себя, что реплики Рихарда становятся длиннее, а заикание пропало вовсе. Она видела перед собой не контуженного калеку, а сильного и нежного мужчину.

  Они бродили по осеннему лесу и наслаждались обилием красок. Ася подолгу наблюдала, как оторванный листок, подхваченный ветром, не сразу ложился на землю, а опускался, кружась, словно в танце. С каждым днем танцоров становилось все больше, больше, больше... Они кружились в вальсе, сплетались в танго или посылали друг другу воздушные поцелуи. В воздухе, прохладном и свежем, вырисовывалось действо, зрителем которого становился каждый желающий.
  На земле сплетался ковер, который не только радовал глаз огнисто-красными, золотистыми, пурпурными, зелеными, коричневыми цветами, но и слух. Он шуршал под ногами, и рождалась музыка... Иногда  слышалась целая симфония; ветер брал аккорды, сначала неуверенно, затем все полнее и полнее, наполнял лес оркестрантами.
   Здесь были и флейты в виде небольших шаловливых порывов или треньканий птиц, и контрабасы в виде больших стволов, но больше всего слышалось скрипок в виде скрипучих веток. Это они заявляли о себе еще в увертюре.
   Дом-дирижер постукивал по пюпитру волшебной палочкой-березкой, от удовольствия он кряхтел, пытаясь внести в оркестр и свой особенный звук, не выразимый ни одним инструментом, одобрительно посвистывал трубами и фаготами.
   Ася могла часами слушать удивительный оркестр. Рихард, как завороженный, смотрел на нее в такие минуты и боялся спугнуть.  Если счастье существует в осязаемом виде, то оно, непременно, находилось здесь, в этом лесу, в этот миг; оно сопровождало его  спутницу и озаряло всех, кто в этот час находился поблизости.
  Без Аси Рихард скучал. Он бродил теми же тропинками, что и с ней, наблюдал за танцующими листьями, слушал концерты, но его слух воспринимал только грустные ноты; веселые забирала Ася. Вот и сегодня добрую половину дня он гулял по лесу. Рихард знал, что и деревья, и листья, и даже те немногие птицы, что остались еще, с осуждением смотрят на него; весь путь его сопровождался шепотом и шушуканьем. Некоторые, самые возмущенные, листья опускались прямо на него, задевая плечи и голову. Он подошел к ступенькам дома, но в дом не пошел – не хватало только выслушивать кряхтение старика. Так и сидел на ступенях дома, остановив взгляд.
- Вот ты где? - Ася весело пересчитала ступеньки ногами и оказалась рядом с Рихардом.
- Ты? - он поднялся, не веря своим глазам.
- Я, - Ася весело улыбнулась и пожала плечами, как ни в чем ни бывало.
- Но только среда. Ты должна быть в институте.
- А я взяла и приехала. Институт никуда не денется, а тут осень... Обожаю осень. А такую красотищу я еще не видела. Целый мир!
  Ася раскинула руки, крепко зажмурилась и начала кружиться в вальсе, напевая себе под нос мелодию. Она закинула голову назад, подставляя его ветру, солнцу – всему. Рихард любовался смеющейся девушке – столько жизни ощущалось в ней.
- Так не пойдет! - Ася подхватила его за руки и увлекла за собой.
Они танцевали вальс осени. Вместе с ними кружились сотни осенних листьев, понимая, что это прощальный бал.
- Не устал?
- Ни капли.
- Замечательно! Тогда...
Он заразился от Аси неудержимой веселостью и так же, как и она, носился по тропинкам, находил ее за стволами деревьев, закидывал листьями. Ася собрала разноцветный букет, который по приходе поставила в вазу в гостиной. Раскрасневшаяся, она готова съесть целого теленка.
- Я ужас как голодна!
- Я тоже!
Рихард смотрел на губы девушки так, словно ими собирался подкрепиться для начала.
- Рихард! - Ася пыталась изобразить строгость на лице, но уже через секунду обхватила его за шею и отдалась на милость победителю.
  Спустя несколько часов, они все-таки сели за стол и отдали должное его содержимому.
- О... - Ася в истоме потянулась и погладила свой живот, теперь она не умрет с голода.
Рихард лишь улыбнулся. Он бы и сам не прочь сделать то же самое.
- Как ты смотришь на то, чтобы познакомиться с моими родственниками? - спросила вдруг Ася.
Он не рассчитывал на подобный поворот событий, поэтому застыл в изумлении.
- Я не против.
- Правда? - Ася посмотрела на него строго.
- Правда.
- Тогда милости просим в эту субботу. Приезжает мой братец  с семьей. Посмотришь на этого чокнутого.

  Рихард очень волновался, волновался ужасно, просто волновался. Он знал, что рано или поздно знакомство с ее родственниками должно было произойти, учитывая его намерения, но... Ася очень волновалась за Рихарда. В ее памяти свежими красками всплывали  воспоминания о том, как начиналась их дружба, как он немел и бледнел. Она предупредила родителей и брата, что познакомит их с необычным человеком, который ей не безразличен. На возглас брата: «Неужели сподобилась» нахмурилась.
- Он не такой, как все.
- У него нимб вокруг головы? - засмеялся Егор.
- Нет. Я попрошу быть вежливыми, хотя для некоторых это невозможно. Вопросов как можно меньше и такие, на которые можно ответить односложно «да», «нет».
  Ася держала Рихарда за руку, словно маленького ребенка, когда они оказались на пороге ее дома. Она нажала звонок. Открыла мама. Рихард молча протянул ей букет цветов и наклонил голову в знак приветствия.
- Прошу вас, проходите!
  Когда Рихард оказался в переполненной, по его меркам, незнакомыми людьми комнате, он  смутился, но инициативу забрала Ася, не давая возможности думать, оставляя время только на действия.
- Знакомьтесь. Это папа Андрей Владимирович, мамуля Елена Владимировна, брат Егор, его жена Марина, племянник Никита.
  Мужчина со всеми поздоровался.
- А это Рихард.
Он снова наклонил голову в знак приветствия.
 - Как видишь, у меня совсем немного родственников, хотя, по правде сказать, от некоторых из них я бы все-таки избавилась, - она выразительно посмотрела на брата, который хотел что-то сказать, но передумал до поры до времени.
- Садись, - Ася показала Рихарду на стул рядом с собой.
Он неуклюже примостился за столом, не зная, куда деть руку. Ася положила свою ладонь на протез.
- Мамуль, так аппетитно пахнет. Что там? - она в восхищении потянула носом.
  Елена Владимировна решила помочь дочери, явно что-то не так, как обычно. Она улыбнулась и начала за всеми ухаживать. Муж в недоумении поднял на нее глаза: он в состоянии положить себе в тарелку и салата, и грибов, и... но перехватил взгляд жены: не сейчас, Андрей. Пожав плечами, сдался: делай, что хочешь. Пока. Ася сама предложила тост за знакомство. И все время говорила, говорила. Егор не выдержал:
- Слушай, сестренка, ты не могла бы хоть на секунду закрыть рот. От твоего вздора кусок в горле застревает.
- Я не говорю вздор! - разозлилась Ася.
- Терпеть не могу разговоры ни о чем. Разве что... не поговорить ли нам о погоде, как ты думаешь, отец?
- Чем тебе погода не угодила? - поинтересовалась Марина. - Не далее как на прошлой неделе ты интересовался ею в мельчайших подробностях.
- На то были причины, и весьма важные, - прошипел Егор. - Вот женщины, почему бы вам просто не помолчать, чтобы нормально поесть.
- Ты такой голодный? - поинтересовалась Елена Владимировна. - Может, стоит заколоть свинью?
Все заулыбались, кроме Егора.
- Рихард, чем ты занимаешься? - спросил Егор, решая прекратить никчемные, по его мнению, разговоры.
Ася ведь просила задавать односложные вопросы. Она метнула молнию в брата, но тот внимательно всматривался в лицо гостя.
- Во-е-н-ный.
Рихарду потребовалось собрать все силы, чтобы произнести слово.
- Чечня? - Егор начинал понимать, в чем дело.
- Да.
- Весьма удивлен, надо сказать. У моей дражайшей сестренки до этого момента друзья больше по институтам отсиживались. Неужто, поумнела?
Егор встретился со взглядом Аси, выдержал его спокойно.
- Ты хочешь сказать, что до этого момента сомневался в моих умственных способностях? - вспылила Ася.
- Ася, может, вы оставите колкости до другого случая? - мягко заметила Елена Владимировна.
- Мама, но он же чуть дурой не назвал меня, - не сдавалась дочь.
- Но ведь не назвал же, - протянул Егор и получил внушительный толчок в бок. - Марин, ты чего дерешься?
- Давай ты помолчишь? - сказала женщина.
- Аське можно всякую ерунду говорить, а мне и слово правды вымолвить нельзя.
- По-моему, кто-то сейчас получит не только в бок, - строго сказала Елена Владимировна.
- Отец! - Егор решил найти поддержку хоть на его стороне.
- Извини, сын, ты уедешь, а ссориться с женой мне не с руки, - он улыбнулся.
- Предатель!
- Папка, я тебя люблю! - воскликнула Ася и чмокнула его в щеку.
- Ладно, ладно...
  Рихард, наблюдая маленькую перебранку между членами семейства, понял, насколько здесь любят друг друга. Он не нашел ничего плохого в вопросе Егора. Будь у него младшая сестра, он тоже захотел бы узнать, что за человек, с которым она встречается. И еще неизвестно, как он бы посмотрел на подобного себе со стороны. Почувствовав, как тепло и нежно родственники стараются не подвести Асю, он еще больше разозлился на себя.
- Рихард, а вы далеко отсюда живете? - между тем спрашивала Елена Владимировна.
- Нет.
- Мам, ты ни за что не догадаешься, что он местный, - возбужденно заговорила Ася.
- Вот как!
- Да, вот так.
- Но, если местный... Да нет, вы шутите. Андрей, ты же всех должен знать, - обратилась она за помощью к мужу.
- Однако не знаю.
Ася гордо оглядела всех присутствующих. (Рихард отметил про себя, что не хватает только пера на голове и победного клича индейцев).
- Он живет в заброшенном поместье!
- В доме с привидениями? - на полном серьезе спросил Егор.
- Да.
- Тогда понятно, почему он тобой заинтересовался. После привидений ты, вероятно, показалась ему не столь... экзотической...
Егор не успел договорить, как Ася вскочила со своего места.
- Сейчас в этом доме произойдет братоубийство...
Она бы направилась прямо к Егору, но Рихард держал ее за руку.
- Да пусти же меня, - она не знала, что протез громко стукнет по столу.
Она обернулась и увидела осколки тарелки.
- Какая же я неумеха! - воскликнула она в замешательстве. - Вечно что-нибудь разобью.
Рихард побледнел, но все же убрал руку со стола.
- По-моему, мы засиделись, - Елена Владимировна перебила дочь. -  Ася, почему бы тебе не показать Рихарду свою комнату. Вряд ли ему интересно слушать наши бредни...
- Ой, точно, ты же не видел моего жилища. Оно, конечно, не столь интересно, как твое, но ничего, всегда можно переделать. Идем.
Она уже вытаскивала молодого человека из-за стола. Он, еще больше побледнев, тем не менее, кивнул всем головой, благодаря за ужин.
  - Прости, ради бога, Рихард. Просто Егор, он всегда меня выводит из себя. Это не брат – дьявол какой-то, - Ася стояла около закрытой двери.
Рихард молчал.
- Ты что? - Ася заглянула в глаза. - Что?
Она хотела забрать боль из них насовсем, всю, до последней капельки.
- Не можешь сказать? - шепотом спросила она.
Он отрицательно покачал головой.
- Напишешь? - она чуть не плакала.
Он кивнул.
Ася нашла карандаш и бумагу.
«Прости».
- За что?
«Я неуклюж».
- Это я как корова на льду.
«Ты замечательная, и я люблю тебя».
Ася покраснела в ответ.
«Мне понравилась твоя семья».
- Ты тоже понравился им, даже моему противному брату, так что будь готов к его шуткам.
«Я хочу пригласить к себе в гости».
- Замечательно. Мама будет в восторге от дома.
  Когда Ася проводила Рихарда до машины и вернулась домой, в коридоре ждал Егор.
- Прости меня, Ась. Я не хотел, чтобы так получилось.
- Ладно, уж, - протянула она, впрочем, уже не сердясь.
Они прошли в комнату, где родители и Марина сидели в ожидании.
- Он просил извиниться перед вами и попрощаться за него, а еще в будущую субботу он приглашает вас к себе. Вы будете удивлены домом.
- У него совсем нет руки? - спросил Егор.
- Только кисти и половины стопы. Но он почти не хромает, - Ася посмотрела на брата с вызовом.
- Ася, я уже извинился, хочешь, извинюсь перед ним?
- Нет, не хочу.
- Он совсем не говорит? - спросил отец.
- Говорит, и довольно сносно, когда не волнуется, не переживает, когда хорошо знает человека.
- И насколько хорошо он знает тебя? - не удержался Егор.
- Достаточно! - вспылила Ася.
- Дети, дети! Тише!
Елене Владимировне было все равно, сколько им лет. Она выговаривала обоим, как когда-то в детстве.

  Рихард после посещения дома Аси сделал для себя открытие, а именно, что ему никогда не удастся  сделать ей предложение и попросить ее руки. Черт! Черт! Черт! Не писать же на бумаге! Он не сомкнул глаз всю ночь. Встал на следующее утро раздраженным. На замечания Сана, не случилось ли что-нибудь, не отреагировал, словно не расслышал вопроса. Случилось! Еще как! Он понимал, что просто обязан был пригласить их к себе и хоть как-то реабилитироваться. На приглашение мозгов ему хватило, но что дальше? Неизвестно, сколько времени он провел бы в раздумье, но раздался телефонный звонок – Ритус. Господи, ну конечно! Как он сразу не подумал!..
  Ритус с самого утра препирался с женой – его излюбленное занятие. Он с удовольствием выспался в гостевой комнате Рихарда, при том, несмотря на протесты жены, несколько раз или много раз... он не помнил. Главное, что она осталась довольна. Из-за этого, собственно, и завязалась перебранка. Наташа, подобно мазохисту, не хотела чувствовать себя чрезвычайно довольной. Она приняла ванну, надела льняные брюки, свободную рубашку, хотела причесаться – передумала – и так обойдется, лишь заколола волосы, чтобы не лезли в глаза. Босыми ногами чувствовала прелесть деревянного пола. Ритус ничем не отличался от нее. Одет он был так же, как и разут, разница лишь в том, что волосы он причесал и собрал в неизменный хвостик сзади.
  Когда в дверь позвонили, Сан удивился. Единственная гостья в этом доме, Ася обычно не пользовалась центральным входом. На пороге стояла именно она, но не одна. Сан наклонил голову в знак приветствия, не подавая виду, что удивлен. Он доподлинно знал, что гости ожидаются к ужину, а не к обеду, который, впрочем, так же еще не готов. Неужели!.. Он посмотрел на Ритуса, стоящего на нижней ступеньке лестницы – вне всякого сомнения – его происки.
 - Здравствуйте, - Ася увидела незнакомого человека (Рихард не говорил, что будет кто-то еще). Что за странный тип.
- При ближайшем рассмотрении я не такой уж и странный.
  Ася вздрогнула, но промолчала. Она и так была несколько удивлена запиской Рихарда, которую нашла в почтовом ящике сегодня утром, в которой он просил перенести встречу с ужина на обед. Чем вызвано подобное изменение, девушка не знала и не могла догадываться, а это чрезвычайно раздражало ее. Тем более, до вечера у нее оставалось больше времени, чтобы подумать над тем, как обезопасить Рихарда от него самого. Теперь же времени не было. Она злилась, нет, не на него - на себя.
   Между тем Ася увидела сбегающих по лестнице Рихарда и незнакомую женщину. Они весело смеялись. Рихард в рубашке навыпуск с болтающимся пустым рукавом, босой, но, черт возьми, как он хорош. Он запнулся на середине лестницы – он убьет Ритуса!!! Побледнев, он метнул испепеляющий взгляд на друга, но тот не собирался замечать его взглядов!!!
- Добрый день. Пока наш хозяин будет занят придумыванием всяческих кар на мою голову, давайте познакомимся. Я Ритус, друг того бледнего калеки, что стоит на лестнице. Думаю, он придет в себя никак не раньше завтрашнего обеда, может быть, - Ритус усмехнулся, потому что был уверен, что его слова о бледном калеке выведут Рихарда из ступора. Он, действительно, резко развернулся и поднялся наверх.
- Это моя жена, Наталья Владимировна Воропаева или Кобра, так что будьте бдительны – их яд, как известно, смертелен.
Ритус жестом пригласил гостей в гостиную.
- Вы, насколько я могу судить, Ася.
- Да.
- Представьте ваших родственников, будьте добры.
  Ася хотела возмутиться, но сдержалась, памятуя, что произошло в прошлый раз. Когда она представила Никиту, вошел Сан. Он с полупоклоном обратился к Ритусу на непонятном языке.
- Ничего страшного, Сан. Мы что-нибудь придумаем, только вино достань.
 Сан поклонился все также почтительно и вышел за дверь: только вино! Попробовал бы сам достать. Несмотря на то, что в последнее время дом не досаждал Сану, лестница в подвале по-прежнему не хотела с ним мириться и делала все возможное, чтобы заявить о своем протесте.
- Сан, будь осторожен, - словно прочитав его мысли, крикнул вдогонку Ритус и добавил, обращаясь к сидящим, - лестница в подвал, знаете ли, - он старательно подбирал слова, - весьма своеобразна...
Ася улыбнулась на последнее замечание Ритуса. Егор с любопытством воззрился на незнакомца. Родители с Мариной пытались ничему не удивляться, что бы они ни увидели или ни услышали. Один Никита осматривался по сторонам – впервые в таком прикольном месте (может, и впрямь удастся с привидением повстречаться).
- Дорогая, ты не могла бы что-нибудь приготовить? - Ритус  между тем, лучезарно улыбаясь,  обратился к жене.
- С дуба рухнул? - она и вправду подумала о его умственных способностях: не рехнулся ли ненароком.
  Андрей Владимирович с Егором, посмотрев на Наташу, вдруг поняли, насколько им повезло с женами, хотя те не переставали, по их мнению,  ни на минуту «пилить» мужчин. Они попытались скрыть улыбки, Егор даже кашлянул пару раз, но Ритус не собирался отступать, для этого он и приехал.
- Наталья Владимировна, вы не будете столь любезны, оторвать свой зад и переместить его на кухню, чтобы приготовить, к примеру, бутерброды? - все тем же елейным голосом продолжал он.
- С чего это я должна отрывать свой зад? Он очень удобно уселся на диване, ему мягко, тепло и уютно, - Наташа говорила бесстрастным тоном.
- Люди не против пообедать, я думаю...
- Я тоже совсем не против не только пообедать, но и поужинать заодно. Поражаюсь Рихарду, что за свинство, в самом деле, - она увидела его в дверях, - Ты же знаешь, сколько я ем, не мог что-нибудь приготовить?
- Нескольким поварам пришлось бы неделю не отходить от плиты, - в раздумье протянул Ритус.
- Я не заметила на кухне поваров.
- Стерва!
- Сволочь!
  Обмен любезностями закончился. Рихард кивнул всем  улыбающимся, еще раз здороваясь. Он уже переоделся в строгий пиджак, но был натянут, словно тонкая пружина, которая вот-вот лопнет. Ритусу не понравился его вид.
- Ася, а как насчет вас? - спросил он с самым невинным видом. - Вы же не хотите уморить, ладно нас, ваших родственников голодом?
- Некоторых из моих родственников я бы с удовольствием ... - она выразительно посмотрела на брата, который снова закашлялся.
- О, нет, - вмешалась Елена Владимировна, - вряд ли кухня Рихарда перенесет вмешательство моей дочери.
Все засмеялись и услышали грохот в подвале.
- Я же предупреждал Сана, - заметил Ритус и посмотрел на Рихарда.
  Рихард водил гостей, показывая дом, и молчал. За него говорила Ася. Дом был великолепен. Каждый из гостей нашел в нем что-то для себя. Елена Владимировна пришла в изумление от пейзажа за окнами и самим видом старца. Марине понравился простор: можно спокойно гулять по дому, а не толкаться друг с другом всякий раз, когда проходишь в кухню, к примеру, как у них в хрущевке. Можно детям предложить отдельную комнату, даже каждому! из них. Она в задумчивости погладила свой уже хорошо округлившийся живот. Андрея Владимировича воодушевил кабинет: строго, без излишеств, но работает, видно, много. Егор присвистнул, окидывая взглядом полки с книгами – неужели все это возможно прочитать за одну жизнь. Впрочем, домик ничего себе: Аське подойдет. Никите очень хотелось спуститься в подвалы (там, по его мнению, обитают привидения), но спрашивать разрешения у хозяина дома побоялся. Ничего, если все получится и Аська выскочит замуж за этого заику, у него будет возможность не только посмотреть, но и подружиться с бестелесными. Ритуса не было с ними, но он догадался, что у Рихарда дела совсем плохи по виду, с которым тот вошел в столовую.
    Когда дом был осмотрен, решили все-таки пообедать. Излишеств не было, но бутербродов и  жаркого, оставшегося с вечера, оказалось вполне достаточно, чтобы поддержать беседу, которая почему-то не клеилась. Асе мешали посторонние люди, более того, они раздражали ее, особенно он. Рихард знал, что надо сделать, но не знал, как. Родители Аси и Марина были не прочь помочь, но не знали, чем. Егор считал, что раз связался с Аськой, пусть сам добивается ее, а не ждет манны небесной – нечего строить из себя несчастного.
  - Ася, вы замечательная девушка! - обратился Ритус с комплиментом.
Наташа с Рихардом насторожились: что дальше.
 - Почему бы вам не найти нормального мужчину? Зачем вам калека? - Ритус, как всегда, ел конфеты. Он посмотрел на Рихарда, тот и не думал обижаться, а вот Ася... Впрочем, от такого хамства даже Егор опешил.
- Видите ли, ущербность бывает разной, - она подбирала слова, чтобы больнее ударить собеседника. - У кого-то всего лишь не хватает руки, к примеру. А вот как быть тому, у кого нет мозгов? - Ася посмотрела на Ритуса уничтожающим взглядом.
- Тем не менее, приятнее, - Ритус словно не замечал полыхающего огня в ее глазах, - когда руки две и ноги две...
- А посередине член! - Наташа попробовала вино – приятный вкус.
- Ты что-то имеешь против него? - спросил Ритус.
- Ничуть, только когда он на своем месте, а не на плечах.
Рихард улыбался. Гости не знали, как им себя вести. И тут...
- Наташа, ты не хочешь завести себя любовника?
Ритус, услышав голос друга, улыбнулся – лед тронулся. Ася удивленно посмотрела на него, и не только она.
- Ничего что я здесь? - спросил Ритус, поглядывая поочередно то на Рихарда, то на Наташу.
- Без проблем, - Рихард отпил из своего бокала. - Наташа, ты кого предпочитаешь, блондинов, брюнетов, шатенов?
- Да кого угодно, только как от него избавиться? - она пренебрежительно махнула в сторону Ритуса.
- Может, следует его пристрелить?
- А что,  замечательная мысль. Слушай, ведь нам в таком случае перепадет от ЭСВ. Ты оставишь целое состояние не только детям, но внукам, а я...
Ритус не мог допустить, чтобы на ее лице воцарилась счастливая улыбка.
- Дорогая, по-моему, нам надо кое-что обсудить с тобой, - он встал из-за стола.
- Так то по-твоему, а по-моему...
Ритус не дал ей договорить, резко сорвав с места.
- Я не доела.
- Вряд ли ты сможешь это сделать сегодня, а мне надо выяснить кое-что о твоих любовниках...
- С ней будет все нормально? - спросила Елена Владимировна, когда за ними закрылась дверь.
- Да. Ритус только на словах хамит. На самом деле он другой.
- Что-то не верится, - проворчала Ася.
- Он добился главного, ради чего я просил приехать его, - сказал Рихард. Он откашлялся и встал из-за стола.
- Андрей Владимирович, Елена Владимировна, я прошу руки вашей дочери, если она, конечно, согласна выйти за меня замуж.
  Ася посмотрела на Рихарда снизу вверх и покраснела от удовольствия. Ей стало приятно. Она все гадала, как же им быть, понимая, что он никогда не сможет произнести всех этих слов. Что же с ним произошло? Он разговаривал четко, без запинки, как все. 
- Рихард! - она в восторге, как неделю назад у себя в доме, кинулась  только не отцу, а ему на шею.
  Спустя пятнадцать минут вернулся Ритус. Он посмотрел на светящихся счастьем жениха с невестой и сказал:
- У меня такое чувство, что сейчас до нас вам нет никакого дела. Почему бы вам не погулять? А мы... поедим.
  Счастливая пара, не встретив возражений, удалилась в неизвестном  для гостей направлении. Ритус уселся в кресло: предстоял разговор. Он убрал улыбку, она больше не нужна, Рихард теперь сам разберется. Наташа плотно прикрыла дверь и тоже села, но в другое кресло. Родители выглядели обеспокоенными, Егор заинтригованным, Марина делала вид, что больше занята Никитой.
- Вы знаете Асю лучше, вы старше, поэтому я буду говорить с вами, а вы уж в свою очередь с ней.
  Сейчас Ритус казался намного старше своих лет. Лоб прочертила бороздка морщин. Он потер руку, которая затекла от избытка мыслей.
- Рихард, как вы уже заметили, особенный человек. И дело не в его ранениях, хотя и в них тоже. У него сердце-нерв. Ведь то, что он не может разговаривать, зависит только от него. Как видите, в моем присутствии он изъясняется более чем понятно. С друзьями более-менее понятно. С незнакомыми клинит, причем абсолютно.
- Что с ним произошло? - спросил Егор.
- Контузило, но дело не в контузии, просто он не хотел жить. У него никого во всем свете. Нам пришлось приложить много усилий, чтобы заставить его остаться среди живущих. Он военный. О таких говорят, от Бога. Взрыв в одну секунду уничтожил все мечты. Он не может командовать – не может говорить. Два года мы потратили, чтобы поставить его на ноги. Доходило до того, что друзья разворачивались и хлопали дверью, а у нас, поверьте на слово, крепкие нервы. Мы купили этот дом, в тишине и покое ото всего мира. Возможно, ваша дочь даст ему стимул. Возможно, он захочет жить настолько, что забудет о своей ущербности и вернется к нам.
  Вы поняли, что речь идет об ЭСВ. Судя по выражению вашего сына,  он имеет о нем представление. Так вот...
  Ритус говорил кратко и жестко. А как иначе подготовить совсем незнакомых людей. Возможно, им никогда в жизни больше не придется ни услышать об ЭСВ, ни побывать в нем, но...