Эпидемия

     Летом 1977 года по плану боевой подготовки проводились состязания ракетных дивизионов уссурийской общевойсковой армии, офицеров для этих дивизионов готовило только одно тульское артиллерийское училище, поэтому и обстановка на состязаниях стояла особая. Мы все очень хорошо знали друг друга, учили нас и воспитывали одни и те же командиры и преподаватели, да и женились выпускники, как правило на тулячках, вот и выходило, что Тула и по жизни и по службе была нашей общей колыбелью.

     Дивизионы были выведены в район посёлка Пограничного и стояли каждый отдельно, своим полевым лагерем. Наш расположился в пади Кочевной, на берегу небольшой речушки, текущей из Китая, тогда ещё потенциального противника, поэтому на всех занятиях, учениях, тренировках, ракетные удары, хоть и на картах, но наносились по его территории.

     Август стоял вопреки всем климатическим прогнозам, таким жарким, что занятия по подготовке к состязаниям приходилось переносить на вечернее и ночное время. В палатках днём невозможно было дышать, а нагреваемая палящим солнцем техника не позволяла проводить на себе никакие работы. Офицеры, раздев солдат до трусов занимались с ними в ближайших зарослях кустарника, где оборудовали места и куда были перенесены приборы топогеодезистов и операторов метеопостов.

     Все с надеждой ждали каждый день дождя, а его не было, как назло. Мухи, слепни тучами кружили над лагерем, особенно над блоком питания, что грозило инфекционными заболеваниями. И я, ездивший по служебным делам в родной барабашский гарнизон, рассказал жене про царившую обстановку. Получил от неё надлежащий инструктаж, прихватил с собой пакет с антибиотиками, чашку, кружку , ложку и когда приехал в лагерь, то накипятил себе из дубовой коры отвар, залил во фляжку и пил вместо чая и компота. Мои действия сразу же со стороны офицеров получили, мягко говоря, неодобрение, а иногда и насмешки, но я строго следовал правилам санитарной гигиены. И когда, через несколько дней, сначала одного, а затем целую группу солдат отвезли в госпиталь с подозрением на дизентерию, ко мне стали подходить за советом и таблетками даже те, кто особенно часто и едко выражались в мой адрес и предпочитали антибиотикам стакан водки с солью. А ещё через неделю, уже офицеров стали отправлять в инфекционное отделение, которое уже не могло принять всех заболевших, ведь поступали они и из других частей. Всем сделали посев и выяснилось, что незараженными оказались только двое - я и водитель санитарной машины Алимов А., поэтому из палатки я перебрался спать в санитарную машину, а дивизиону был объявлен карантин.

     На некоторых солдат было больно смотреть, настолько болезнь подкосила их, происходило обезвоживание организма и большая потеря веса. Повсюду хлорная известь, куда ни ступи, даже воздух был ею пропитан насквозь.

     Тяжёлых больных мы с рядовым Алимовым А. по решению врачей возили в уссурийский и свой барабашский госпиталь за двести километров. Конечно же, я заходил домой, но жена не позволяла ни до чего дотрагиваться, особенно до маленькой дочки, которая бежала навстречу и недоумевала, почему её папа не целует и не берёт на руки.

     Последствия дизентерии оказались такими, что личному составу окружную итоговую проверку заменили местной, дивизионной. Несколько солдат, получив серьёзные осложнения после болезни, были комиссованы из армии, в том числе и рядовой Александр Хорунженко - выпускник ростовского университета, с которым я в свободное время часто беседовал. Он был родом из станицы Вёшенской и естественно, главной темой стоял М.А.Шолохов, его жизнь, окружение, герои книг.
 От него я многое узнал того, чего ни где не прочтёшь. Мне было искренне жаль хорошего солдата и интересного собеседника. Как сложилась его дальнейшая жизнь не знаю.