Ты будешь ходить в садик!

Кирюша рос послушным мальчиком. Никогда сильно не волновал ни маму, ни папу. Делал всегда то, что они обычно говорят. Спать ложился, и днём и вечером, как скажут они. Вставал, пусть и с не очень большой охотой, тоже по их тихой и ласковой команде. Сильно не баловался, не капризничал здорово, игрушек в магазинах тоже нечасто просил. Да они ему и так их дарили при каждом удобном случае, не говоря уже о разных праздниках и днях рождений. Всё так было бы и дальше, если бы… не пришло время идти Кирюше в садик. Очередь, видите ли, ихняя подошла в такое дошкольное учреждение. Вот они втроём – мама, папа и сын – и пошли туда…
Пришли в садик, родители сдали своего младшего семьянина воспитательнице, пока тот ничего не понял, и быстро ушли. Что было дальше, представить несложно: Кирюша громко не кричал, но только всё время плакал и искал своих родителей и почти не слушался воспитательницу. И, конечно, плохо ел, плохо спал, с другими детками совсем не играл. Но зато сколько радости было у того, когда он увидел свою, как ему казалось, потерянную маму! Он бросился к ней, вцепился в её ноги и тихо, не переставая, долго то и дело шептал: мама, мамочка, мамуля… Только дома и освободил её от своих крепких объятий.
На следующий день так запросто провести своего младшего отпрыска родителям не удалось – тот просто не отходил от них, когда они опять все вместе пришли в садик, а потом, когда те попытались оставить его на попечение воспитательнице, так схватил маму за юбку, что, казалось, никакими силами его от неё не оторвёшь. И никакие её уговоры на него не действовали. Хорошо что рядом стоял молчаливый папа. Тот очень строго посмотрел на сына, взял его за руки, освободил маму и передал сына воспитательнице.
– Кирюша, ты не плачь. Мы скоро за тобой придём, – проговорила мама при уходе. – И ещё чего-нибудь вкусненького принесём, – пообещала, чтобы утешить плачущего сынка.
Но куда там. Тот никак не хотел успокаиваться и всё рвался из цепких рук воспитательницы. Но силы у противоборствующих сторон, конечно, были неравны. Остался Кирюша в садике, родители пришли за ним пораньше, как обещали, и принесли тому чупа-чупс. И Кирюша по дороге домой был вполне спокоен и внимательно слушал маму, внушающую сыну, что все детки ходят в садик, что так необходимо, и от этого никуда не денешься. Тот молча сосал шариковые сладости и, казалось, всё понял. Но…
На следующий день история повторилась. Не подействовали на него и обещания, что мама вечером купит тому уже шоколадку. И купила ведь, как обещала. И съел он её по дороге под мамины рассуждения о необходимости ходить в садик. И опять, казалось, тот всё понял. И вроде как и понял. В очередной раз папа повёл его утречком в это учреждение, а сынок и не плакал вовсе, только немного подхныкивал. Но за брюки отца не цеплялся, когда тот передавал его воспитательнице. И расстались родственники почти спокойно без всяких обещаний со старшей стороны. В пятницу это было.
– Приучил я Кирюшу в садик ходить! – похвастался потом довольный супруг своей половине.
Половина и поверила. Повела в понедельничек сынка в садик, а тот такую истерику там закатил, что все окружающие рты пораскрывали от удивления.
– Вечером я тебе куплю апельсинов, – увещевала мама сынка. Но тот не утихал. – Или бананов целую связку. – Истерика продолжалась. – Куплю всё, что ты захочешь, – чуть ли не плакала мама. – Ну не позорь ты меня, – уговаривала и уговаривала того.
Результат был тот же самый. Мама не знала что и делать со своим беспокойным отпрыском, хоть назад домой вести того и на работу не ходить. Но как не пойдёшь? Больничный лист по такому случаю никто не выпишет. А прогуливать без уважительной (а, может, всё же уважительной?) причины накладно и небезопасно. Вот и стояла мама со своим плачущим сынком и мучительно думала над сложившейся ситуацией. А воспитательница даже и не подходила к ним. Той давно уже стало не по себе выступать в роли мучителя такого милого создания, как Кирюша. Но в конце концов не выдержала женщина, отобрала сына у совсем сникшей мамаши. Та и ушла из садика на работу очень подавленной.
Время шло. Ситуация не менялась. Даже наоборот – стала принимать ещё более угрожающий характер. Кирюша в последние дни вой поднимал уже не на территории этого славного заведения, а далеко за его пределами, чуть ли не с самого выхода из маршрутки. И тут мама что-то начала очень сильно сердиться на своего сынка.
– Я тебя сегодня побью, – зло прошептала ему однажды на ухо. – Дома побью, – добавила для пущей убедительности.
Сынок чего-то и поутих. Бить его, конечно, никогда (или почти никогда) не били, но по одному мягкому месту он всё же получал изредка, когда сильно расшалится или чего-нибудь разобьёт. И получал он эти «подарочки» в основном от папы, переезжал его отец ремешком, что висел всегда у них на видном месте. Науку эту папа унаследовал от своего отца, то есть от дедушки Кирюши. А вот мама ремешка этого в руки никогда не брала, всё словами увещевала. Поэтому Кирюша хоть и прислушался к грозным словам мамочки, но не очень-то им поверил. Тем не менее, немного успокоился и отдался в руки воспитательнице.
В этот вечер мама по дороге домой ничего не покупала своему сынку, так как ничего и не обещала тому купить. Обещала она совсем иное. И когда они пришли домой и разделись, сняла мама с двери ремешок, прижала к себе Кирюшу и со всего маха вдарила тому по заднему месту. Тот сначала ничего и не понял. Да и мах-то у мамы был не такой, как у папы. Вроде как бы и захныкать тому было надо, а он и не захныкал, чем и раззадорил ещё больше мамочку. Та ещё раз проехалась по среднему месту сына и уже со словами:
– Ты будешь ходить в садик!
А потом и ещё.
– Ты будешь ходить в садик!!
И ещё!!!
Урок пошёл впрок. Кирюша уже не выл, подходя к садику, и не хватался за юбку мамы, когда они расставались. Спокойно прощался с ней, подходил молча к воспитательнице и бежал потом к своим соплеменникам по общественной детской жизни.