Аврам Дэвидсон - Вергилий в Аверно - XII

  XII

   Долгий путь от Севильи до Аверно начался с забега. Не с защиты диссертации, не с получения золотого кольца и мантии с капюшоном и всего остального. Всё это будет, но позже и в другом месте.
   А в Севилье, в один чудесный солнечный день состоялось соревнование по бегу.
   Дуумвиры школы тайных знаний ; тощий Калимичо и толстяк Путто ; позвали студентов так слаженно, что слышался будто один голос: «Оставьте то, что вы сейчас делаете, оставьте как есть. Сейчас будет последний урок. Последнее испытание — забег. Затем придёт время оплаты».
   Студенты выстроились на каменных плитах двора.

   «На счёт четыре:
   один,
   два,
   три…
   бегите!»

   Говорят, внутри каждого толстяка есть худой человек, пытающийся выбраться наружу. Вергилий много раз слышал такое. А сегодня увидел, что по крайней мере в одном случае это не просто слова. Жировой панцирь толстяка Путто вдруг просто разлетелся на куски. И стройный, обнажённый и намасленный атлет понёсся вперёд.

   Вергилий бежал последним.
   Он не смотрел по сторонам; но краем глаза заметил, что один ученик ; его называли не по имени, а просто «Фракиец» ; совершил ошибку Орфея: обернулся. И споткнулся. Он не упал, но сразу отстал. Калимичо шагнул вперёд и наступил на тень фракийца. И тень отделилась от обезумевших ног.
   Фракиец внезапно почувствовал незнакомую прежде боль и взвизгнул; снова споткнулся. Калимичо же схватил корчащуюся тень и сунул в мешок. И затянул ремнём из человеческой кожи с пучком волос на каждом конце.
   Все ученики знали этот мешок! Много чего попало в него, но ничего не видели вынутым.
   Бег закончился. И только теперь фракиец понял, что произошло.
   Он бросился перед Калимичо на колени; кланялся и стучал лбом:
   - Господин! моя тень… тень…
   Калимичо торжественно сказал:
   — Слушайте все: дело сделано! — Вскинул руку и свет солнца померк. — Оплата получена. Ваше обучение закончено. Ступайте.

   Вергилий понял, что вся стоимость обучения шестидесяти шести студентов, — и учебные материалы, и проживание, и харч в течение более чем двенадцати месяцев, — полностью оплачена ценой одной пленённой тени!
   А фракиец всё пресмыкался:
   — Моя тень… тень… — он бил головой об пол и мотал ей из стороны в сторону; кровь и сопли и пот летели на всё вокруг.
   Калимичо криво ухмыльнулся. Потом зевнул. Один из учеников выступил вперёд:
   — Но это несправедливо, колдун. Не фракиец бежал последним. Последним был…, — его взгляд встретил взгляд Вергилия, — …другой.
   Калимичо перестал зевать:
   — С чего вы взяли, что это был бег наперегонки? — Он покачнулся с пятки на носок и добавил: — Всё. Ступайте. Все.

   Вергилий шагал по длинным-длинным коридорам и думал. Никогда больше фракиец не осмелится выйти под солнце; разве что в полдень, в страшный час ужаса, священный час бога Пана. (Говорят, что великий Пан умер, но разве паника исчезла из мира людей? и зоопарка толпы?) А ночью потерю Фракийца могут выдать и луна, и лампы. Он будет метаться из одного тёмного места в другое и тихой сапой красться вдоль тёмных стен в тёмные углы. Человек без тени походит на прокажённого, только ему не нужны ни плащ, ни колокольчик.
   Всё что теперь оставалось фракийцу — остаться в школе и во всём слушаться учителей. Только так можно надеяться когда-нибудь вернуть свою тень. Или приобрести чужую.
   А как можно использовать тень? Что они собираются с ней…

   В этот момент Вергилия остановили. Ректор. Опять чан с горячей водой и полотенце. И невозмутимое:
   — Мойся.






   В Аверно тактичностью не пахло.
   Магнат Борса привлёк внимание ветрами и раздражённо вопросил:
   — Долго ждать, фокусник?
   Вергилий взял со стола стеклянный пузатый сосуд с длинным горлышком и положил так, чтобы луч солнечного света прошёл его насквозь. На белой стене высветился маленький круг. Недостаточно. Недостаточно…

   Вергилий быстрым магическим жестом собрал в один пучок весь свет, что смог. В комнате потемнело. («Ух!.. Ух!.. Ух!», — забубнили магнаты) Налил в сосуд воды. Круг света на стене стал больше и ярче.
   — Покажи карту «Альфа», — приказал.
   Неудивительно, что раб знал буквы греческого алфавита; примечательно было то, что он держал карту не перед собой, а в стороне, справа от себя, одной рукой за верх, а другой за низ. «Этот человек знает, что я собираюсь делать!», — подумал Вергилий. Но у него не было времени на размышления.
   Вергилий вытащил из-за пазухи некую сверкнувшую финтифлюшку и вместо пробки сунул в горлышко бутылки. С маху фокус не удался; тогда Вергилий занялся настройкой: подсовывая под бутылку капустные листья. Наконец появилось достаточно яркое и совершенно чёткое изображение. Что не извлекло из публики ни единого, ни единого звука. Сначала Вергилию показалось, что магнаты потрясены увиденным. В следующее мгновение до него дошло, что они просто не понимают, что видят.
   — Это, — медленно проговорил он, — карта огненных полей Аверно. Вы ведь знаете, что такое карта. Магнат Босо чертил на песке…
   Ворчание, или два, или три. Затем снова тишина.
   Наконец из зрительного зала донеслось:
   — Зубчики, крестики… Это озадачивает, маг.
   Вергилий пустился в объяснения:
   — Гиппократ в своих афоризмах говорит, что «жизнь коротка, а искусство вечно; кризис мимолётен; опыт опасен, а решение трудно. Врач должен быть готов сделать то, что правильно для пациента…»

   Но усилившееся бормотание и общее беспокойство сообщили лектору, что учёные цитаты здесь неуместны. Вергилию пришлось прибегнуть к более наглядному способу. Он незримо поднатужился, линии и метки карты поплыли… расплавились… приняли форму…
   Кто-то воскликнул:
   — На стене картина!
   Магнаты судорожно подались вперёд, завздыхали:
   — Да он волшебник!
   — Не совсем картина…
   — Это как будто…
   Магнаты смотрели на то, что имело глубину. Они, чувствуя седалищем лавку, очутились совсем в другом месте. Их словно перенесли на вершину холма.
   Один из магнатов принялся повторять: «Что? Что? Что за чёрт?». А другой молча свалился на пол; когда его подняли, он сел к карте спиной: «Я так себя на море не чувствовал; в шторм». (Искусство перспективы пока не попало из лабораторий магов в мастерские художников).
   Зато раб что держал карту не шелохнулся.
   — …а теперь обратите внимание на верхний левый угол, — сказал Вергилий, ощущая себя учителем в художественной школе, — там находятся Старые огни…

   Эти слова произвели на магнатов успокаивающее действие; трёхмерная картина была в новинку. Но — Старые огни?  — с этим их умы вполне могли справиться.
   — Торто! Торто ещё захватил то время! Не так ли, Торто? Ээ… толкните его там, что ли.
   И скоро слегка дрожащий голос произнёс:
   — Йух! Старые огни… Помню, конечно.
   Часть картины теперь проявилась в деталях. Вот кузнец поворачивает раскалённый добела прут, вот замахивается молотобоец…

   Вергилий проецировал эту сцену не из своих воспоминаний, а из воспоминаний старого магната Торто (будь необходимость вспомнить вчерашний день, Торто не вспомнил бы ничего). Молотобоец успел сделать пару ударов и картинка исчезла. Торто забыл. Или больше не хотел вспоминать.

   Вергилий напряжённо управлял светом.
   — Магнаты, — сказал он, — Пожалуйста, обратите особое внимание на то, что я сейчас скажу, потому что вы платите мне за то, чтобы я вам это сказал…
   Магнаты дружно подались вперёд.

   — Сейчас я превращу вид огненных полей в карту. На карте, господа магнаты, вместо картинок будут символы… или, можно сказать: очень маленькие картинки заменят большие, иначе не хватит места.
   Вергилий объяснил магнатам, что маленький трезубец на карте символизирует огонь: один за другим огни заменялись трезубцами. Кузницы — крестиками… Вергилий указал на параллельные линии: канал от Порта Юлия. И подчеркнул разницу между маленькими трезубцами, которые легко можно потушить, и большими…

   — …которые… ну вы поняли. Как будто, магнаты, под поверхностью вашей земли есть протоки, как есть протоки под поверхностью нашей кожи; некоторые, если порез, остановят кровотечение сами, некоторые можно пережать жгутом…

   Время от времени Вергилий говорил «бета», или «гамма», или «дельта». В каждом случае правильная карта бралась рабом сразу и держалась под правильным углом. «Готовили его к этому сеансу, что ли? Ладно, обдумаем позже». Вергилий был поглощён, с одной стороны, доходчивым объяснением деталей, а с другой — заботой о концентрации света.
   — …и таким образом, магнаты, вы увидели как в течение последних нескольких десятилетий происходило смещение активных огненных дыр и общее ослабление силы огня… Теперь «Омега».
   — Эта итоговая диаграмма, магнаты, показывает что как бы сильно не елозили области огня, существует постоянная область перекрытия: другими словами: область, в которой огонь не менялся…
   — Наш Отец-огонь!

   Вергилий помолчал.
   — …не становился вдруг сильнее и не слабел. В этой области…, — тут он заметил, что потерял внимание аудитории.

   Неужели эти грузные вельможи упились? Так внезапно? Почему они крутятся из стороны в сторону и глядят друг на друга?
   Магнаты заговорили, все враз.
   Где-то прозвенел колокольчик, но никто не обратил внимания. К первому колокольчику присоединился ещё один, и ещё; то тут, то там железный или шерстяной магнат рассеянно или даже с досадой дергал себя за ухо. Колокольный перезвон становился всё громче, он нёсся отовсюду. Возможно, это были и не колокольчики, а редкие экзотические птицы… Да какие птицы в Аверно? Но кем бы они ни были, звеня или распевая они в конце концов перекрыли рёв магнатов об «отце-огне» и гекатомбах.
   Магнаты утихли.
   Как и звон или пение.

   — Я бы указал, магнаты, — невозмутимо продолжил Вергилий, — я бы указал, что площадь перекрытия ; или, если хотите, «отца огня» ; недостаточно велика, чтобы вместить все производства вашего города. Однако есть одна вещь, которую вы, хотя и хорошо знаете, недостаточно цените. Это — горючее дыхание земли. Я составил план, как можно использовать дурные испарения во благо. Каждую расщелину надо накрыть чем-то вроде перевёрнутой воронки, а газ оттуда передавать по трубам, подобно водопроводу. Я уверен, магнаты, что это сработает. И вам не надо будет перемещать кузницы.



   Снова поднялась суматоха, шумная болтовня. Вергилий ждал. Наконец из толпы бормочущих магнатов раздался голос на том греческом, грубость которого сначала сгладили в Афинах, а потом отполировали в Кумах:
    — Можешь идти, волшебник.



   Вергилий вытащил из бутылки волшебную пробку, убрал и поклонился магнатам. А молчаливый слуга проводил его вниз.
   — Как тебя зовут? Ты хорошо справился. Чей ты? — Вергилий полез в кошелёк за монетой.
   И впервые услышал голос этого человека, тихий, какой и подобает домашнему слуге:
   — Мастер Маг, я вольноотпущенник магната Торто, Эймон Бландус.
   Говоря, он так мягко подвинул руку Вергилия к ладони привратника, что вышло, будто сам вознаградил последнего. Тролль поклонился, закатил глаза, поклонился ещё раз, попятился и скрылся за уже открытыми воротами. Держа лошадь под уздцы подошёл слуга Вергилия.
   — Они хорошо о тебе позаботились, Джованни?
   — Да, хозяин. Налили доброго вина и накормили вкусно. И предложили кухарку, такую замарашку…
   - Но ты справился?
   - Я взял себя в руки, хозяин, и рассудил так: если они придут к нам в гости, то уж такое-то угощение я им смогу найти и предложить. Поэтому нечего воротить…
   Нос Вергилия лизнула Прима, он рассеянно погладил её.

   Джованни привычно сложил ладони. Говорят что во Фракии лошадей для удобства всадников приучают опускаться на колени; Вергилий видел такое с верблюдами в Севилье.
   — Что-то сегодня необычно темно для этого времени суток, хозяин.
   А! Вергилий опомнился, поднял руку и растопырил пальцы. На улице стало светлее.
   — «Помяни Феба, и он появится!» — воскликнул Джованни.



   Постоялый двор. Конюшня.
   — Прима, думаю, больше не требует особого внимания, — сказал Вергилий, подтягивая штаны. — Ты как насчёт бани, Джованни?