Центоны. Симптом упадка

В том-то и дело, что человечество с их цивилизациями погибает не в первый уж раз. Возрождается - тоже. Что особенно удручает: и погибает и возрождается человеческий мир совершенно одинаково. То есть, умирая, он разлагается. Человечество как бы устает, теряет душу и ум, становится механистичным, недееспособным, серым и глупым, а, возрождаясь, зеленеет, как милая березка и начинает заново изобретать слова, понятия, вещи, явления и любовь. Ничего нового не происходит под луной.

Новое заключается лишь в том, что умирание из века в век делается все быстрее и безобразнее, а воскрешение - медленнее, бесцветнее и монотоннее.

Политический деятель и гражданин Рима Авсоний жил в период упадка своей цивилизации. Этот упадок длился около трех веков, так что Авсоний, живший в 4 веке, оказался где-то ближе к середине процесса разложения. Поэтому как поэт, он вполне явно продемонстрировал потомкам этот упадок в своих сомнительных стихах.

В общем, поэт он был никакой. Даже и не дилетант, а так, ремесленник. Хотя, конечно, был далеко не глуп - стихосложению и философии учился в высшей римской школе риторики. Но, поняв, что с талантом ему не очень повезло, Авсоний занялся иной деятельностью - написанием ЦЕНТОНОВ.

Центон - это, собственно, полотно, сшитое из лоскутков. В соответствии с этим, стихи, которые назывались центонами лепились из разных строф старых талантливых поэтов и укладывались на современный контекст. Получалось "прикольно". Римляне смеялись и кивали головами, не понимая, что именно такие стихи являются симптома упадка их культуры.

В то время поэтических гениев почти уж не было. Поэтому центоны были широко распространены и писали их те самые разнеженные в банях римляне, которые уже начали утрачивать ту творческую силу, которая когда-то была присуща их предшественникам, писавшим великие трагедии и оды. Продвинутые римляне времен упадка предпочитали заниматься спортом, драться, да делить власть, считая утонченное мудрствование достоянием старого времени.

Вот и политик и поэт Авсоний, надергав строф из Вергилия и Горация, варганил свои центоны, читал их при дворе цезарей и все дружно смеялись. Так же точно, собственно, смеются и сейчас, когда видят, как какие-то серые люди берут пьесы Чехова или Ибсена и "ложат" на современный контекст. Получается, опять-таки, "прикольно".

А, чтобы не выглядеть полными идиотами, "центонисты" уверяют всех, что это - "новое слово". Однако для того, чтобы сказать "новое слово" - надо уметь говорить, а у центонистов слов, как правило, своих слов нет. Поэтому они просто раздевают персонажей своих бледных фантазий и вкладывают в их рты обрывки классических слов.

Все эти центоны выглядят, в общем, убого и жалко. Потому что это, как ни крути, а обычные лоскутные одеяла из остатков прежней культуры, которую современные "творцы" не смогли ни воспринять, ни переварить и ни осмыслить. Пошарив по щекам слюни, они сплюнули из края рта только одно слово - "нигилизм".

Однажды один такой серый гений рассказал мне смешную притчу, отлично понимая, что говорит о себе и о своем времени.

"У одного мужика, - сказал он, - была экономная баба. И потому юбку она носила с самой молодости. Эта юбка была старая, истлевшая и в бесчисленных заплатах. И вот однажды мужику стало стыдно за свою бабу. Пошел он в магазин и купил ей новую юбку. Баба сказала "спасибо" и спрятала юбку в шкаф.

Прошел с того времени день, неделя, год. Мужик все ждет, когда его баба новую юбку наденет а она все в старой шастает. Не вытерпел мужик и спрашивает ее: чего, дескать, ты, баба, новую юбку не надеваешь? А баба и отвечает: "А я ее на заплатки изрезала..."

Ну вот, такое оно - наше экономное на талант время. Берем красивое и целое и режем на заплатки, чтобы прикрыть свой срам. Почему? Не по тупости, а из-за нехватки таланта, ума и духовности. Одно успокаивает: Рим умирал точно так же.

Не буду приводить в пример центоны Авсония, так как по незнанию Вергилия и Горация, мы вряд ли сможем их оценить. А вот нашенский центон - пожалуйста. Спешите видеть!

Однажды в студёную зимнюю пору (Некрасов)
Сижу за решёткой в темнице сырой, (Пушкин)
Гляжу, поднимается медленно в гору (Некрасов)
Вскормлённый в неволе орёл молодой. (Пушкин)
И шествуя важно, в спокойствии чинном,(Некрасов)
Мой грустный товарищ, махая крылом, (Пушкин)
В больших сапогах, в полушубке овчинном (Некрасов)
Кровавую пищу клюёт за окном...(Пушкин)

Иллюстрация: Jacques Resch


Рецензии