Рассказы о войне ветерана 302

                В ТЫЛУ ВРАГА
                (записки партизана)

                Повесть.
                Автор Иван Шумилов.

Иван Леонтьевич Шумилов(1919-1981), русский советский писатель-фронтовик,
командир партизанского отряда «Сибиряк» в Белоруссии.

Продолжение 10 повести.
Продолжение 9 http://www.proza.ru/2020/03/01/230

                ПРЕДАТЕЛЕЙ УНИЧТОЖАЛИ БЕЗ СУДА И СЛЕДСТВИЯ

  «В пущу пришёл отряд имени Сталина. Организованный талантливым командиром Рыжаком, он в короткий срок вырос в грозную силу. Немало славных дел было уже на его счету. Но в бою на станции Кайданово погиб любимый бойцами командир, и теперь отрядом руководил комиссар Жуховец. Партизаны разместились в Налибоках. Не успели бойцы освоиться с новым местоположением, как в местечко въехало несколько автомашин с немцами. Произошёл короткий бой, и скоро партизаны праздновали победу: на захваченных автомашинах возили по местечку напоказ пленных немецких офицеров.

  Пришли в пущу и ещё две группы партизан. Одной из них командовал наш старый
знакомый Балабанов. Вскоре в наш лагерь приехали гости – командир сталинцев Жуховец и старший лейтенант Цыганков. Знакомимся. Гости без обиняков переходят к делу: надо бы из трёх групп – нашей, Балабанова и «Щорса» – создать один отряд. Как на это смотрит Яненко? Яценко согласен, но у него вопрос: кто будет командовать отрядом? Он спрашивает об этом не потому, что сам хочет стать командиром, а потому, что боится отдать руководство в руки Балабанова – хвастуна и пустомели, если не хуже.
– Командира выберете на общем собрании. Проверим его на деле, негоден будет – снимем, другого поставим.
– Коли так, мы люди не гордые. Будем соединяться, – говорит Яценко.

  Назавтра наш отряд слился с двумя остальными. Собрание открыл Жуховец. Вопрос один: формирование отряда, выборы командира, комиссара, начальника штаба.
Командиром избрали Балабанова(в его группе было больше людей). Комиссаром — Склемина, начальником штаба – Яценко. Отряду присвоили имя Чапаева.
Но командование наше продержалось недолго. Через несколько дней снова приехали
Жуховец и Цыганков. Они арестовали Балабанова. Созвали отряд.
– Товарищи! – начал Жуховец. – Я должен со всей резкостью поставить вопрос о
вашем командире. Мы готовили силами двух отрядов – вашего и нашего – операцию по
разгрому местечка Мир. Велась уже разведка, была назначена примерная дата нападения. Но сегодня я узнал, что все наши планы стали известны немцам. И вы болтал их ваш командир Балабанов! Он напился в лесничестве и рассказал всем, что завтра мы разгромим Мир. Его слова, конечно, уже переданы в гарнизон, потому что в лесничестве были люди из Мира. Я ставлю, товарищи, на ваше обсуждение вопрос о Балабанове. Решайте, что с ним делать.

  Собрание с минуту молчало. И вдруг в тишине раздаётся голос Чубчика:
– Расстрелять!
– Правильно! Нечего с ним валандаться, – поддерживают его из первых рядов.
– Дать ему смертельное задание – пусть оправдает.
– Отдать под суд.
Последние слова принадлежат ближайшему собутыльнику Балабанова и только подливают
масла в огонь.
– Какой может быть суд? Тюрьму для вас строить, что ли? Один может быть суд: продал – получай пулю.
Балабанов уже под стражей. Его приводят на собрание. Он бледен, но в глазах затаенная злоба.
– Я, товарищи, три месяца командую отрядом.
– Плохо командуешь!
– Короче! Вмешивается Жуховец:
– Дайте, товарищи, сказать ему.
– Прошу пощадить, – тихо выдавливает из себя Балабанов. – Любое задание выполню. Не посчитаюсь с жизнью.
Избираем нового командира – Климова.
Назавтра Балабанов ушёл с подрывной группой на боевое задание. Впрочем, это задание он не выполнил, струсил. Пригрозив подрывникам, он доложил командованию отряда, что пустил под откос два эшелона. Ложь вскрылась. Балабанова расстреляли.

  Местечко Рубежевичи стоит на юго-восточной окраине Налибокской пущи. Гарнизон его невелик, шестьдесят-семьдесят человек, располагается в двухэтажном здании школы. С тактической точки зрения Рубежевичи имеют то значение, что связывают между собой два других гарнизона – в Столбцах и Ивенце, создавая таким образом замкнутую цепь, которая пересекает дороги, выходящие из пущи на юго-восток.
Командование партизанских отрядов решило разорвать эту цепь, нанеся удар по её центральному звену – Рубежевичам.

  Сладко спится немцам под утро. Ночь прошла, опасность нападения партизан миновала. Можно спокойно отдохнуть: караулы почти не нужны. Но как раз в это время мы и явились. Сигналом к общей атаке был артиллерийский выстрел. Как только разорвался снаряд, в местечко со всех сторон хлынули наши подразделения. Вражеский пулемёт, дежуривший на колокольне костёла, попробовал было задержать нас, но быстро умолк, уничтоженный метким
огнём нашего «максима». Подразделения расчистили себе путь к центру вражеской обороны – к двухэтажному белому зданию и взяли его в кольцо. Слева от местечка грохнул взрыв, вслед за ним взрыв такой же силы раздался справа. Это
десантники Цыганкова уничтожили мосты на шоссе, ведущем в Рубежевичи. Путь для немецких подкреплений был отрезан. Вся мощь нашего огня обрушилась на школу. Черные кружочки – следы пуль – облепили белую штукатурку вокруг окон. Около стен рвались мины.

  Но ни пули, ни мины не причиняли вреда врагам, засевшим за каменными стенами.
Немцы обложили окна мешками с песком, выставили пулемёты и не подпускали нас к
зданию. Так продолжалось более часа.
Мой взвод, разместившись за деревянным сараем, вёл огонь по окнам вражьего укрытия.
– Неправильно мы воюем, – резко заявил Чубчик, подходя ко мне. – Надо, как в
Налибоках. Из-под земли появиться да за горло сразу. А так – только патроны портим. Треску много, а толку мало.
И тотчас Чубчик бросился к зданию, увлекая за собой кучку бойцов. Он бегал около стен, выпуская по окнам очереди из автомата, потом начал проверять прочность дверей. Их было много, и в каждую Чубчик стучал ногами, на каждую налегал всем телом, пробуя открыть или выломать, чтобы первому ворваться в здание и взять врага «за горло».

  Из окон летели гранаты, но Чубчик ловко лавировал между взрывами, заражая храбростью остальных партизан. Вскоре удалось выломать одну из дверей. Ворвавшись в коридор, мы увидели неожиданную картину: в затылок друг другу выстроились люди в одном нижнем белье с поднятыми вверх руками. Это были полицейские.
– Выходи на улицу! – кричал Чубчик.
– Мы не воевали, – наперебой оправдывались полуголые люди. – Это немцы. Они и
сейчас вверху стреляют: туда осторожней входите, товарищи!
– Ваши товарищи на верхнем этаже!..
Полицейские потому и были в одном белье, что не хотели надевать свои мундиры.
Некоторые из них выдавали себя за крестьян, случайно попавших в здание.

  Ворвавшись на верхний этаж, мы захватили там ещё немало пленных. Среди них я заметил человека, лицо которого показалось мне знакомым. Где я его видел? Ага, вспомнил: это же косарь! Приходил к нам в отряд, с косой, назывался крестьянином из какой-то деревни, надоедливо говорил о своём сочувствии. Но тогда он был заросший, грязный, теперь – чисто выбрит, лицо пухлое...
Взяв его за ворот рубашки, направляю вниз по ступенькам, крикнув: «Ребята! Знакомый!» Кто-то ещё опознал «косаря», и не успел я распорядиться, чтобы его доставили к командиру, как он уже лежал с разможжённым черепом. Партизанский суд короток. Когда пленных вывели на улицу, а трофейное оружие и боеприпасы уложили на повозки, Чубчик, Чужанов и я спустились в подвал. Кроме сена, толстым слоем лежавшего на полу, там ничего не было. Топчемся на сене. Вдруг Чужанов вскрикнул:
– Э, да тут что-то живое есть! Пружинит! Вылазь! – прикрикнул он, направив на
шевелящееся сено винтовку. Выкарабкался немец. Взъерошенные волосы, бледное, перекошенное страхом лицо.
– Завоеватель! – иронически протянул Чубчик и вытащил из его кармана револьвер».

   Продолжение повести в следующей публикации.