Сепаратизм

Вагонные споры - последнее дело, когда больше нечего пить. Но поезд идет, бутыль опустела, и тянет поговорить.
Андрей Макаревич.

Разговор в действительности имел место быть.

    Еду на скором поезде из Сибири в Москву, дело к Первому маю близится – цены на авиабилеты взлетели, а я еще и поиздержался, отмечая День Космонавтики. В общем, не хватило на авиаперелет. Купе, верхняя полка. Соседи мои – семья тридцатилетних, с маленьким ребенком. Здороваемся, но не знакомимся. Это раньше так было в поездах, знакомились сразу и для начала совместно поедали припасы, угощая друг друга. Сейчас все по-другому, хорошо хоть поздоровались. А бывает и так: я намедни с Москвы до Питера ехал в двухэтажном вагоне, в купе кроме меня только москвич был, так я ему с порога: «Здравствуйте», а он, не слова не говоря, отвернулся от меня к стене. Захватило, помню, меня бешенство – тебе что, падла московская, лениво «здравствуйте» процедить? Таких надо просто убивать, предварительно вытаскивая за рога для обработки в тамбур. Но я сдержал себя, постарел, да и с поезда уже снимали, было дело. Ныне, значит, поздоровались и ладно, полез я на верхнюю полку спать. Соседи расположились внизу. Соседка – полная женщина вместе ребенком – белокурой девочкой лет двух с одной стороны, сосед – высокий мужик с другой. Выспался. Спустился вниз, по нужде, затем налил чаю. Сосед еще спит – здоров! Соседка сразу поднялась:
– Да вы присаживайтесь, поешьте.
– Спасибо.
Поел и наверх думать, читать электронные книжки. За день спускался еще несколько раз поесть и смотреть в окно. Просторы, перелески, железнодорожные полустанки и переезды, где ожидают проезда поезда короткие очереди автомобилей. Жизнь в России теплится вокруг городов, а так все в запустении, покажутся брошенные или покосившиеся домишки и все. Поезд – скорый, на станциях останавливается на одну-две минуты, проводница в фирменном сером кителе РЖД на перрон не выпускает. Остановок минут на пятнадцать-двадцать всего около пяти за двое суток дороги. Застоявшиеся пассажиры вываливают из поезда покурить, продышаться и купить что-нибудь в дорогу. Правда, почти повсеместно идет дождь, поэтому пассажиры долго не задерживаются, да и торговля никакая. Либо ларьки на перроне, либо вообще надо заходить в здание вокзала, цены выше в два-три раза магазинных. Очевидно, торговлю крышует жадное железнодорожное начальство. Ассортимент гастритный – сладкая вода ядовитых расцветок, минеральная вода незнакомых названий и очевидно сомнительного качества, кукурузные чипсы, сдоба – несъедобная продукция местных хлебокомбинатов, соевая лапша, клейстер, видимо по ошибке, попавший в фасовку для поедания под названием «Пюре картофельное», а не в ассортимент строительных магазинов с биркой «Клей обойный», мороженное не везде. Еще совсем недавняя торговля на перроне запрещена. А жаль! Где горячая картошечка, соленые огурчики, домашние пирожки, холодное пиво, раки? Я, конечно, кроме пива, обычно это не покупал, но люди же брали! И всяко, несмотря ни на какое несоответствие санитарным и налоговым нормам, это было вкуснее и дешевле предлагаемого ассортимента. Пить в поезде нельзя. Наряды линейной полиции дежурят на перронах, ходят по коридорам вагонов, заглядывают в купе. Наверное, это правильно. Но бутылка пива, как средство для дальнейшего сна не помешала бы. Иду в вагон-ресторан – там можно. От моего вагона до цели – двадцать четыре двери – целое путешествие. По дороге расходимся с двумя сотрудницами железнодорожного общепита, которые тащат сумку выкрикивая: «Шоколад, булочки, печенье, конфеты, газированная вода. Заказ горячих обедов, завтраков, ужинов». И по кругу. В ресторане интересуюсь:
– Пиво есть?
– Есть «Тройка» по пятьсот рублей, –отвечают мне.
– Нет, спасибо.
Помойный газированный евролагер за пятьсот рублей? В пивном кабаке я за такие деньги могу выпить бокал самого дорогого европейского пива, заботливо доставленного свеженьким в кегах самолетом! Ну, РЖД учудил. Двадцать четыре двери, опять встреча с кричащими железнодорожными распространителями, сумка, которую они тащат ни сколь не похудела, и на верхнюю полку. Соседи заказали для ребенка горячее питание. Посмотрим. Принесенный за четыреста рублей ужин – салат и макароны с тефтелькой откровенно не вдохновил. Ребенок съел лишь несколько ложек макарон. Салат попробовал проснувшийся сосед и скривился от перекислого вкуса соленых огурцов. Он курильщик, взял электронный стикер и пошел курить в туалет. Вернулся. Вслед за ним по коридору пробежала бортпроводница:
– Граждане пассажиры кто курит? Штраф три тысячи рублей, если кого поймаю. У нас здесь маленькие дети, уважайте права некурящих пассажиров.
– Мои бы гражданские права курильщика кто уважил, – заваливается снова спать сосед.
Скучно.

     Поздно вечером к нам в купе подсаживается пассажир, бородатый пузатый мужик. Ему на второй этаж залезть очень тяжело, с его весом подпрыгнуть, отжаться на руках и перенести вес на полку нереально, поэтому он скрупулёзно раскладывает две лестницы, лезет раскорячившись и задевает меня ногой. Возникает острое чувство неприязни, не люблю, когда меня ногами задевают, но молчу. Отожрался человек, за собой не следит, что тут поделаешь. Следующее утро встречаю по расписанию: санузел, кофе, просмотр видов из окна, выход на станцию, снова заоконные пейзажи. Возвращаюсь в купе, соседи наши все на ногах и удивительное дело –  разговаривают. Сосед не бесталанный. Знакомимся. Семейных зовут Алексеем и Ларисой, дочь Юля, они едут в отпуск в Питер. Алексей –таможенник, его жена – маленький железнодорожный начальник, поэтому билеты у них бесплатно. А нового соседа, страхового агента из Москвы, кличут Олегом. Олег рассказывает про достижения Москвы в построении метро.
– Вы сами не из Москвы? – вопрошает он меня. Дождавшись отрицательного ответа продолжает: – Город развивается невиданными темпами. При Собянине очень активно стали модернизировать Московский метрополитен – таких высоких темпов открытия новых станций не было со времен всесоюзной стройки метрополитена при Сталине. Станции вводят десятками в год. В эксплуатацию ввели Московское центральное кольцо. Представляете, его строительство началось еще в тысяча девятьсот втором году для грузового движения, уже тогда была проблема перегрузки железнодорожных вокзалов и сортировочных станций! В шестидесятых была такая идея – организации регулярного пассажирского сообщения по кольцу, а реализовали только сейчас – тридцать одна станция по периметру! Заодно решили задачу наличия неиспользуемых путей в центре города. Тут либо демонтировать, либо использовать – дорогая земля.
– Дорогая земля, – эхом отзывается Леха и идет курить.
– А Вы пользовались МЦК? – переключает свое внимание на меня москвич.
– Да.
– Ну и как Вам?
Я делаю безо всякого восторга неопределенный жест рукой. Стучат колеса. Начала мелькать свежая зелень за окном, выезжали еще снег лежал – мы уже в европейской части России, здесь значительно теплее. Возвращается Алексей.
– На очереди Большая кольцевая линия, которая будет дополнять МЦК, а это будет самая протяженная кольцевая линия в мире! Строят и радиальные железнодорожные направления, работы уже ведутся. Главная задача вписать в городскую систему транспорта регулярные поезда РЖД. Чтобы интервалы были минимальны, а билеты едины, все для удобства пассажиров. Первые два диаметра уже поехали, – дождавшись Алексея, восторженно говорит Олег.
Я, вообще, уважаю людей, которые могут восторгаться, но на шестом десятке, являясь носителем бороды, вести себя столь по-пацански непосредственно, как-то перебор.
– Ну, и на хрена, все это? –вопрошает вернувшийся Леха.
– Как зачем? Москва – логистический центр мирового уровня! Только такие инфраструктурные проекты с введением в эксплуатацию новых аэропортов, развитием городского транспорта, метрополитена способны правильно организовать движение потоков людских, товарных, финансовых… Иначе коллапс, – убежденно говорит Олег.
– А Вы где учились? – спрашиваю я.
– Журфак МГУ. А что?
– Да ничего, складно так вещаете.
– Ну так я и не понял, нам-то в Сибири на хрена все эти диаметры с кольцами-то нужны? – опять спрашивает Алексей.
Олег немного ошарашен, он недоумевает, как это «зачем»:
– Это инфраструктурные проекты, нужны для развития города и экономики. Валовый внутренний продукт Москвы – пятая часть от российского. К тому же эти проекты обкатают у нас и потом перенесут в Россию.
– Вы в это верите? – смеюсь я.
– Я еду до работы пятнадцать минут, метро у нас нет. Какие диаметры? А ты сколько добираешься? – спорит Леха.
– Я полтора часа, – окончательно сбивается с мысли москвич.
– Ну и зачем Вас, двадцать миллионов, там собрали?
– Как зачем? Это общемировая тенденция. Города превращаются в мегаполисы, те в свою очередь, сливаясь переходят в огромные агломерации – гигаполисы. В Америке Северо-Восточный Босваш насчитывает пятьдесят два миллиона, а в Китае Шанхайский почти сто миллионов человек! – нащупывает Олег твердую почву под ногами.
– То есть всей Россией, следуя такой логике, надо переехать в Москву что ли? – спрашиваю я.
– Ну, почему только в Москву, будет создано десять-двенадцать мегаполисов, – просвещает нас москвич.
– А остальную Россию освободить?
Леха с Ларисой одобрительно смотрят на меня.
– Да Вы поймите! Так гораздо выгоднее с логистической точки зрения! Не везти товары по всей стране, а снабжать мегаполисы. Кроме этого, концентрация людей, капиталов и потребительского спроса в одном месте, позволяет быть более эффективным! Не зря же валовый региональный продукт, производимый москвичами, выше чем средний по стране в три-четыре раза. Представьте себе – более миллиона двести тысяч на человека! Это, на минуточку, на уровне Словении, Португалии и чуть ниже Испании! – пытается убить нас цифрами москвич. – Люди должны переезжать в мегаполисы, это в их же интересах. Общество должно быть высокомобильным, легко перемещаясь на территории опережающего развития. Время сейчас такое, кто не перестроится – сдохнет! Я вот сейчас в командировке был в Кирове, так половина людей заражена синдромом лузерства, всеобщая инфантильность – мечтают поделить нефть, газ. Все стереотипы прекрасного прошлого с обязательной заботой со стороны государства. Не будет никогда больше этого! Позаботься о себе сам!
Налет интеллигентности слетает с нашего дорожного оппонента. Сытый голодного не поймет! Как говорил Ленин: «Бытие определяет сознание». Он как-то забывает, что московский градоначальник заботится именно о жителях города – пенсионерам платит дополнительную московскую пенсию, московскую компенсацию новорожденным, субсидирует квартплату, а еще есть московские направления в высшие учебные заведения, да всего и не перечтешь…
– Да, вы там в Москве трудяги! – с интересом смотрит Леха на москвича, который даже слегка заскромничал.
– А людей-то лишних, которых мэр Ваш определил в пятнадцать миллионов по деревням, куда девать? – интересуюсь я. – Ведь кто на земле живет, тот и ее истинный хозяин! Свято место пусто не бывает.
– Разумная миграционная политика все должна расставить по своим местам. Большая часть территории России должна превратиться в девственно чистые заповедники, – на все есть ответ у Олега.
– Разумная миграционная? Да, я вижу ее по Москве, –усмехаюсь я.
– В Москве нужны рабочие руки там, куда местные не пойдут, отсюда и направленность миграционных потоков. В заповеднике они не нужны.
– Лес в Сибири сожгли – это для заповедника. И Москва тоже, в некотором роде, заповедник… А, сельское хозяйство? Ведь сейчас столько необрабатываемой, зарастающей земли в России? – пытаюсь докопаться до волнующих лично меня тем.
У москвича есть готовое решение:
– Сельскохозяйственное производство подошло к такому уровню развития, что столько людей просто не нужно на селе. Для того чтобы вырастить необходимую продукцию достаточно мощных агрокомплексов. И нет никакого экономического смысла распахивать землю в зонах рискованного земледелия. Все недостающее дешевле купить за границей.
– Вы знаете, нас в детстве, лет с двенадцати, на уборку полей выдергивали из школы. Картошка, морковка – колхозу надо было очень помогать. Я недовольный вернулся один раз с уборки и к отцу. Как мол так? Почему у нас всегда сельское хозяйство нуждается в помощи? Не проще ли купить все готовое за границей? Ударил он меня тогда по башке, сказал: «Запомни, сын, ты голода не знал, и упаси тебя Бог узнать его! Купить можно и дешево, но продавать «дешево» будут лишь до тех пор, пока не убьем окончательно все свое! А потом задерут цены! Сельскому хозяйству помогают всегда и везде!». Так это в двенадцать лет было. Удивительно мне – от Вас, в Вашем возрасте, сейчас такое слышать, – говорю в ответ.
Некоторое время молчим, слушаем, так сказать, стук колес.
– Какие лишние люди? У нас людей вовсе в стране не осталось, не пережили мы, если честно, двадцатый век. Не смогли оправиться после человеческих потерь в революцию, Великую Отечественную и тридцати миллионов, не вписавшихся в чубайсовский рынок. Каждый человек на счету, а если еще потеряем пятнадцать миллионов «лишних на селе» – нам песец, белый такой, пушистый, – пытаюсь я донести свою точку зрения.
– Россия будет в любом случае! – уверенно заявляет, насмотревшийся и наслушавшийся «Вестей», москвич.
    Вообще я люблю Москву, точнее сказать любил. Только ту, «до перестроечную» – столицу великой державы, с ее академической наукой и научно-исследовательскими институтами, работающими на весь Союз, с ее самыми профессиональными рабочими руками, ведь знаменитый космический корабль Буран собирали в Москве, с ее творческой богемой – актерами и эстрадными музыкантами, которых обожала вся страна и менее знаменитыми, но не менее талантливыми – балеринами, художниками, скульптурами… Право жить в Москве надо было заслужить не наличием первого взноса на московскую ипотеку, а своим талантом при поступлении в московский институт, или направлением по службе, или комсомольской путевкой. Даже коренные москвичи, окончив высшие учебные заведения, по распределению направлялись на отработку, на целых пять лет, в любые концы нашей бескрайней родины. За пять лет они обрастали на новом месте связями, делали карьеру, и вернуться им обратно в Москву было ой как не просто. Когда я первый раз попал по путевке с матерью в Москву, она потрясла меня. Была золотая осень, помню огромные желтые и огненно-красные листья ухоженных московских парков и скверов, они поражали – наш сибирский листочек мелок. Дух захватывало от исторической мощи Красной площади и древнего Кремля, величия выставки достижений народного хозяйства, архитектуры центра Москвы – Сталинского ампира, волшебства московского метрополитена. За Москвой тогда стояла индустриальная и военная мощь Советского государства – победителя во Второй мировой войне. Москва была одной из столиц мира. Да, первый город в стране, но в шеренге столиц Советского государства стояли мало ей уступающие: Минск, Киев, Рига, Ташкент… Ростки московского гнилья я, подросток, заметил уже тогда. Мы с нашей группой строителей газопровода оказались в баре, где всем взрослым налили по коктейлю, а мне сок. После коктейля мать помялась и застенчиво спросила бармена:
– Сколько стоит вон та бутылка?
На что жирно-бородатый разливала ей ответил:
– Дамочка, здесь не спрашивают, просто покупают и все.
Мать, смущенная, отошла, она работала начальником столовой на северах и была совсем не бедна. Но вот довлел над ней дух тяжелого послевоенного детства, и они деньги с отцом складывали на сберегательную книжку. Которые, конечно же, пропали. Я тогда уже понимал неправильность ситуации. Ведь этот бармен – не ученый и не писатель, он не строитель всесоюзных строек, а просто воронка для перелива содержимого бутылок по стаканам. Откуда тогда у этого чмыря столько хамства и апломба по отношению к простым людям?
Ну, а ныне Москва – лишь фальшивая витрина. Недаром изречением стала фраза про «сто километров от московской кольцевой». За ее лоском ничего нет. Газонефтедобыча, вырубка леса, выплавка стали низкого передела, никель, алюминий, остатки союзного военно-промышленного комплекса, вот, в общем, и все. Нет индустриальной и военной мощи, нет научных достижений, нет человеческого потенциала – все многократно продано на корню. По-прежнему на Красной площади нынешними правителями России, люто ненавидящими все советское, но при этом паразитирующими на подвиге Советского народа, проводятся парады. На них правдами и неправдами зазывают мировых лидеров. Да, Москва – по-прежнему сосредоточие талантливых людей от науки и искусства, но относительный процент их гораздо ниже, чем в советский период. Едут в Москву, буквально единственное место для достойной жизни в стране, самые пассионарные, самые ушлые, самые приспособленные к реалиям современной жизни. Столица, сродни пылесосу, засасывает в себя кроме денег и все людские ресурсы страны. Их очень много: осев в Москве, они уверяются в своей исключительности. Стена. Москва не то, что не Россия. Это – разные планеты.
Такого трепа – спора москвичей с не москвичами полно на просторах интернета. Но там все заканчивается обычными оскорблениями, ввиду интернетной анонимности.
Такой же примерно разговор состоялся у меня месяца три тому назад на одной московской тусовке, где людей разделяющих мою точку зрения не было и поэтому я молчал, а большинство решило: «…что если у провинциала нет сраных мозгов – заработать денег на квартирку в Москве, то даже говорить о таких неудачниках столь же неприлично, как не вспоминать о говне за столом. А люди, не зарабатывающие хотя бы несчастные сто тысяч рублей, которые необходимы для покрытия естественных физиологических потребностей организма, зря занимают место в Москве».
 
    Это своеобразное такое проявление московского сепаратизма: «мы» и «они». «Они» – это все остальная Россия, лишние люди, которых еще и надо кормить. Вообще, в голове части москвичей складывается понимание, что Россия чересчур большая. Вот было бы так: Москва, опухолью, в центре, пригороды до Золотого кольца включительно, чтобы было где дачи строить, дальше щупальца или метастазы, чтобы жизненные соки высасывать. Щупальце в Питер, ну это чтобы оттянуться. Щупальце в Архангельск, ну там морской порт, и чтобы отходы складывать. Щупальце к Черному морю, щупальце к анклаву на Урал, там железо плавят, дело доходное, толстое щупальце в Тюменскую область вместе с национальными округами – самое главное там нефть и газ, щупальце на Дальний Восток с присосками, чтобы тайгу рубить. А депрессивные всякие Поволжье, Кавказ, Север, Сибирь, Нечерноземье со всеми его жителями на хер, корми их! Вот бы зажили в таком случае. Вот бы была лафа!

    Тут вот он – упертый апологет, московской исключительности, сидит рядом, никуда с поезда не спрыгнет, на разговор нас вызвал сам – можно и подтянуть за язык. От скуки отыграюсь на москвиче.
    Но меня опережает сосед Алексей:
– Как там мэр Ваш говорил? «Москва — это наша судьба и судьба наших детей, внуков и правнуков». Всего подушного продукта вы получаете больше в Москве, не потому что в столице умеют лучше и больше работать, а лишь потому, что в Москве зарегистрированы абсолютно все госкорпорации и крупнейшие налогоплательщики страны, все. Даже перечень этих предприятий – тайна за семью печатями – в открытом доступе их не найдешь. Но житель каждого региона в России знает, какие предприятия переведены в Москву – платить дань. Роснефть почему зарегистрирована в Москве? Что там месторождение нефти, что ли, под Красной площадью? Газпром – национальное достояние или московское? Сбербанк грабит людей по всей России, а не только в Москве! Кроме московских эмцэков и диаметров в России еще железнодорожные пути есть до Владивостока, почему РЖД платит деньги Москве? Это в Москве плавят сталь, добывают алмазы и выращивают крупнорогатый скот? Как ты говоришь? «Здесь находятся самые лучшие в России мозги, и они управляют, что есть искусство!» Как же эффективный менеджмент, высшая экономическая школа... А, что ж управляют-то так херово? В России, не в Москве, за что не возьмись, кругом задница. Размажьте налоги тонким слоем по всей России и от сраного московского лоска ничего не останется. Так что не в России я пятнадцать миллионов лишних людей вижу, а в Москве. Надо этих лишних людишек из Москвы и отправить на строительство мостов, на новые металлургические предприятия, быкам хвосты крутить, наконец. Чего рот разеваем?
– То есть, если сейчас территорией опережающего развития станет строительство Байкало-Амурской магистрали, то вся Москва должна сесть на поезд и двинуть на Всероссийскую стройку? Я вот даже на строительстве Крымского моста побывал, москвичей там что-то не видел, ну кроме очень большого начальства. Что-то не рвутся в бой, – поддакиваю я.
Пока, не ожидавший столь коварно-вероломного нападения на Москву со стороны регионов, Олег переводит взгляд поочередно на нас, Алексей подмигивает мне. Лариса посмеивается:
 – Алексей также в отеле в Турции, в прошлом году, за политику сцепился. Как того москвича звали-то?.. Александром, вот! Так тот в бар не заходил потом!
–А я думаю, Сибири надо отделяться от Москвы! Задолбало! – нарочито зло говорит Леха. – Вы нас обираете до нитки! Нам не остается ничего. Все, чем торгуется Россия – сырье. И практически все оно добывается за Уралом. Я вам, как таможенник, говорю!
Мы все смотрим друг на друга. Надо же в купе столкнулись столь разные точки зрения. Я – красно-коричневый, сторонник московской исключительности и сибирский сепаратист. Вроде бы я и сам из Сибири, недовольных нынешней властью там много, но до сих пор вживую сепаратистов не встречал. На украинских сайтах – это частая влажная фантазия об отделении Сибири от России, ну и, конечно, с последующим присоединением к европейской успешной Украине. Я часто бывал в национальных республиках и в Поволжье, и на Кавказе, приходилось вести разговоры с местными сепаратистами. Лейтмотив был следующий: «Вы, русские, пришли сюда на нашу землю и навели здесь свои порядки. Порядки, откровенно, херовые. Нам они не нравятся. Это наша земля и мы сами должны решать, как нам жить! Вы у себя в России не можете порядок навести, а здесь мы будем жить своим умом!» А тут сибиряк, удивительно.
– Вы не сможете создать независимое государство, – говорит Олег.
– А мы ляжем под американцев или под Китай, они оставят нам больше!
– Это только разговоры, Вы не будете жить лучше! – убежденно говорит москвич.
– Да мы и не живем, Москва! Вы нам не оставляете ничего! Вот сколько ты зарабатываешь? Молчишь. Как же – не принято говорить. А я вот таможенник, жена у меня железнодорожник, так вот на двоих семьдесят тысяч выходит в месяц! И мы считаемся у себя дома состоятельными людьми! Потому как у остальных по двадцать тысяч в месяц выходит. Продукты у нас дороже чем в Москве. Да что там продукты, дети наши хлеба вдоволь не едят! Бутылка водки на столе – праздник. Так нельзя якобы со «своими» гражданами! Что молчишь, ты же лично с нами делиться не хочешь? – зло рубит Леха.
– Ну, сдвиги же в лучшую сторону все равно происходят. Ипотеку дальневосточникам под два процента дают… – лихорадочно вспоминает медийный позитив Олег.
– Ты еще этот бред про дальневосточный гектар вспомни. С чего ее платить-то ипотеку? Работы нет вовсе! В Иркутской области лес вырубили полностью, сибирские цирюльники, глядь! Китайцы лесопилки продают уже. Вдоль любых дорог, лес вырублен в Сибири на двести километров! Каменная пустошь. А остальное сожгли. На сколько той, лесозаготовки, осталось? На десять лет? Тайга горела, слышал? А люди задыхались, тряпками мокрыми укутывались, чтобы на улицу выйти.
– А что с гектаром не так? – удивляется Олег.
– А то, что не нужен он никому. Для сельского хозяйства нужны сотни гектаров. Нужна техника, семена, удобрения, деньги. А для частного строительства нужны коммуникации – газ, электричество, вода. Это в Подмосковье гектар что-либо значит, а у нас… Наша электроэнергия, что мы в Китай поставляем, по стоимости ниже для китайцев в полтора раза, чем для нас, сибиряков. И с бензином, что отгружаем с Омска в Казахстан, такая же поганая песня! Почему наш бензин в Казахстане на треть дешевле? С газом тоже самое, китайцам газ, а для сибиряков его нет. Стоимость поставки по Силе Сибири засекретили, во как! От кого скрывают? Знамо дело: не от китайцев, от нас, чтобы не знали и не задавали вопросов. Налоги наши – выше китайских и американских, и все идут в Москву. А оттуда нам потом подачки только выделяют. Зима восемь месяцев в году, денег нет, кредиты запредельны, электроэнергия, ГСМ - дорогущие, отсутствие спроса, ввиду нищеты – какая промышленность? Все предприятия сданы на металлолом. Вот у нас где Ваша Москва! – жестко выговаривает Алексей и в конце стучит себе ребром ладони по шее.
– А назначенцы московские? – вторю Лехе я.
– Да! Председатель российского избиркома плачет, а пропихивает нужных людишек – варягов. Губернаторы, полицейское начальство, судьи все в московскую дуду дуют. От вашего московского правосудия все малолетки поголовно в АУЕ ушли у нас в Сибири. «Жизнь ворам!» Слыхал, Москва, про такое? А почему? Да, потому что перспективы никакой, и понятия воровские для них в сто крат устойчивее и честнее московских законов!
Москвич неловко и уныло полез на вторую полку, а мы с Алексеем вышли в коридор.
– Что ты на него так взъелся? – спрашиваю.
– А чего он про диаметры начал… Да и сам-то ты не меньше моего расстарался, – раскусывает меня таможня.
– Он теперь вовсе с людьми разговаривать не будет. Они там все в Москве молчат, боятся. Ну, конечно, если есть возможность, то вцепятся в ухо.
– Да, погорячились со скуки…


Рецензии
Спасибо. Очень насущная тема. Больно, что Сибирь- моя малая родина, пропадает. Её жителей никто не слышит. И это всё так и есть. Москвичи считают себя элитой- на самом же деле это далеко не так. Рыба гниёт с головы. И столица нашей родины да и Питер тоже на сегодняшний день - рассадник эгоизма и высокомерия. Всех благ!

С уважением,

Георгиевна   20.03.2020 14:57     Заявить о нарушении