На покосе

МОЗАИКА ДЕТСТВА (не связанные друг с другом воспоминания)

Утро. На покос

Утро…
Родители давно на ногах и управляются по хозяйству. Накормили скот, Мама подоила корову и вывела за огороды, в поля. Корма много, трава сочная, разная… Солнце поднялось и день занялся. Роса ещё лежит на листьях травы и сверкает алмазами при встрече с лучом света. Красиво! Запах  свежести утра, здоровый, чудный, но временами ветер доносит «ароматы» навоза, рядом стайки, где корову и лошадь держим – морщусь, но нос некуда прятать, придётся привыкать… Встаю, бегу умываться, умывальник на дворе… От утренней прохлады и быстрого вставания в день - поёживаюсь. Умываюсь с шумом, обрызгиваю с хохотом сестёр, они меня… и сна, который частично цеплялся за меня, нет и в помине.
 
Начинался день простой, заботливый, в котором не было ни лени, ни праздного образа жизни. Не было вопросов «хочу, не хочу», а было понятие «надо», этим всегда руководствовались родители, это и нам прививали с тех пор, как мы могли что-то держать в своих руках и уже выполнять нетрудное задание.
Собираемся на покос… Позавтракали и Мама начала собирать обед в бидончики, щи, компот, и просто воду. Пить в жару, в зной надо много. Ей помогают сёстры. Отец настраивает косы, предварительно отбив литовки. Отбивают молоточком на бабках, тонких и плоских, а потом затачивают полотно. Отец был лучшим в настраивании и прочих хитростях сенокосной утвари. Я любил наблюдать за ним, как умело и ладно бегают его руки, выполняя нужные операции. В зависимости от сегодняшней работы он осматривал или косы, или грабли и вилы… Он сосредоточен, внимателен, его острый и где-то колючий взгляд зелёных глаз пытается охватить – всё ли учёл, всё ли сделал и не забыл ли чего. Я засматриваюсь на него… Хочу быть похожим! Это же мой Отец! Черты лица его правильные, где-то красивые и мне нравятся. Ещё бы… Как по-другому? Что-то мне говорит, поручает, и я быстро выполняю нехитрое задание.

К походу на покос всё готово, мы выдвигаемся, первый Отец и замыкаю колонну я. Несём на себе косы, грабли и шагаем по узкой, едва заметной тропе. Тропа успела зарасти травой и ведёт нас по мари, через речку, между разрезами и вдоль опушки леса. Путь далёкий, идём молча, надо силы беречь. Лишь собака, неутомимый Шарик, бегает по своим делам - надо вслушаться в шорох трав, уловить в дуновении ветерка всевозможные запахи… Обоняние тонко! Обнюхать каждый куст и, конечно, «пометить» свою территорию. Заострить внимание на каждой норке и облаять испуганную, вспорхнувшую птицу… Дел много! Он радостный, неунывающий и везде поспевающий.
По пути пересекаем покос папиного брата, моего дяди Романа. Они уже работают, весело звенят и поют косы. С ним его старший сын Гена и зять, тоже Геннадий. Оба рослые, сильные, на рубашках выступили пятна соли от пота – молоды и красивы! Мне они нравятся! Двоюродный брат Гена похож на своего отца, с правильными чертами лица, прямой красивый нос и пронзительный взгляд зелёных глаз. Они останавливают свою работу, подходят к нам, а я смотрю на прокосы… Шире, ровнее, чище я не видел ни до, ни после. Даже у меня, когда я вырос, и косьба стала для меня лёгкой забавой, таких прокосов не получалось. Дядька Роман, называет меня «Маёром».
 
—Что, маёр, косу-то отбил? Смотри, не шибко размахивайся, отцу оставь покосить…, — так всегда подшучивает, улыбаясь, треплет меня по загривку. «Откуда прилип к нему этот «маёр», кто он? — размышляю я, но не спрашиваю, — Плохим словом не назвал бы…»
Дядя перебрасывается парой тройкой фраз с Отцом, и мы следуем дальше.

Как бы ни была дорога длинна, она когда-то подойдёт к завершению… Через некоторое время мы достигаем цели своего следования – Дальний покос. Было три покоса: Дальний, Ближний и на Мари. Ближний располагался за разрезами, где местность до тайги чуть поднимается и у самого леса в уголке был наш покос. На Мари мы косили пырей. А на опушке леса, на Дальнем и Ближнем – разнотравье. На Дальнем рельеф ровный, трава густая и высокая для луга. Косить одно удовольствие, когда хорошо отбиты и заточены косы-литовки и правильно насажены на косовище.

Настраиваются на месте косы, и мы выстраиваемся на прокосы. Легко косить, когда падшая на ночь роса ещё не успела испариться. Не раз слышал от родителей поговорку: «коси коса, пока роса, роса долой и мы домой», если бы домой, а так весь день-деньской будем здесь, пока не свалим всю площадь покоса и не жара, не мошкара, не комары не послужат помехой. Выносливость родителей удивительная, они и нас приучают, а нами и не оговаривается, всё как естественность, само собой разумеющееся. Я иду последним, с маленькой косой, «семёрочкой». Отец специально для меня купил, отбил и настроил, чтобы «лодыря не гонял», как мне было сказано, а ещё, чтобы я зарабатывал на костюм себе к школе. Я старался! Казалось бы, при нехитрой сноровке движений, учился косить долго… Коса всё «норовила» въехать в почву, то выскочить вверх, оставив след нескошенной травы.  Смотря, как просто и ловко косят мои сёстры, недоумевал: «Я что хуже?», — крутилось в моём сознании, но моё непослушное орудие настойчиво «просилось» в землю… Однако со временем приходит к тебе мастерство и опыт, пусть маленький, но ты себя совершенствуешь и коса в руках становиться «ручной». Взмах за взмахом укладываешь в ряды скошенную траву. Словно песня сенокосная то и дело раздаётся протяжное «Вжик, вжик!» Несколько заходов и определённая площадь скошенной травы лежит на солнце подсыхает, а пятеро косарей, почти без отдыха, кладя ряд за рядом, уходят на новые прокосы…

Мне, как самому младшему, выпадают поблажки. Я отдыхаю, а значит в самый раз, заняться местностью и разведать что, где и как? До обеда с Шариком исследуем ближайший лесок на наличие ягод, зверьков, птиц и…, всего остального. Многое нас интересует! Представьте лес, куда редко ступает нога человека, заросшего кустарником, полный бурелома, валежника, падшего давным-давно, местами покрытого толстым пушистым слоем мха… За каждыми такими корнями вывороченных деревьев прячется таинственность и фантазия детская – что там? Вдруг притаился зверь какой? Придуманности детской краёв нет, путешествует в собственном воображении… Тут же себя упрекаю: «Да что же это мне пугливо стало? Ведь со мною Шарик – живо разделается с любым недругом», — успокаиваюсь, прислушиваюсь, а вокруг – лес, с фантастическим пением птиц, с освещением от едва пробивающихся лучей солнца, с ослепительно белыми стволами берёз! Всё это живёт своей неповторимой жизнью, шумит, поёт, и ты единый с этим всем, ты сливаешься с этой лесной симфонией, с запахами прелых листьев, хвои, благоуханиями смолистых сосен, лиственниц, ароматами лесных ягод, слышится какой-то отдалённый шум, что исходит от крон высоких деревьев. Шумят они, говорят о чём-то, ведут беседу меж собою, предупреждают: «Далеко не заходи…», — не захожу, боюсь заблудиться, сажусь на поваленное дерево, наблюдаю, вслушиваюсь…

Изредка доноситься голос Отца или сестёр, проверяют, где я? Отвечаю, и эхо гулко разносит мой детский голос по лесу. Птицы стайками впархивают с насиженных мест, тревожат везде сующего свой нос Шарика, он облаивает их, ругается! Время в самом лесу, как бы замедляет свой ход, тебе кажется, что только вошёл, а уже слышен  голос Мамы, зовущий к обеду. Вспоминаю, что проголодался и бегу на голос…

Солнце в зените!... Палит!... Воздух горячий и даже птицы убавили свои трели. Шарик тоже спешит, ведь ему, как члену семьи полагается еда и косточка лакомая. Отец с сёстрами соорудили на подобии шалаша, одностороннего, защищающего от обжигающего солнца и мы устраиваемся под него для приёма полевой трапезы. Обед, после работы на природе, вкусности необыкновенной. За разговорами, за впечатлениями о работе, траве, сочности её, моими рассказами о лесе быстро приканчиваем съестные припасы, наступает время отдыха часа полтора. Отец засыпает, Мама дремлет, а мы, я и сестрички, шёпотом разговариваем, как всегда делимся своими наблюдениями, Оля и Валя ещё и своими секретами между собой, мне интересно, но меня в их девичью сферу не пускают. Тайна!... Прилетают изредка оводы, слепни с назойливым и противным жужжанием. Отмахиваемся  веточкой, пресекаем их настойчивое желание укусить…
На небе ни облачка и пахнет скошенной травой…

Покос на мари

Сегодня косим на мари. Добраться до него можно по дороге, ведущей на покос Дальний и, не доходя километра два, свернуть направо, на марь. В этом месте деревьев больших нет, поэтому Дальний виден с мари. Можно добраться другой дорогой, которая короче, по леску, не переходя в двух местах речку, но она более трудная и болотистая. Если стоит долгая хорошая погода, то болотистые места подсыхают. Отец решает идти по короткой дороге, через лесок, мимо заброшенного огородного участка, давно пустовавшего. Здесь жили Саутские, давно жили. Участок, что когда-то был с домом и огородом успел изрядно зарасти мелкими деревцами осин и ольхи, вперемешку с кустарниками дикой малины и смородины. С листьев и мелких веточек смородины в походных условиях, какой чай заваривается!, словами не опишешь… По бокам дороги растёт ельник, высокий, густой, от него тянет утренней прохладой и хвойным запахом. Проходим небольшой клочок леса, здесь я упросил Отца дать стрельнуть из ружья, бабахнуло сильно, дало толчок в плечо, но устоял, подействовали отцовы инструкции, сильно прижимать приклад ружья к плечу. Минуем марь, мысиком вдающуюся в лес, попадаем на увал перед покосом. Здесь растут одинокие большие лиственницы, кустарники, немногим правее дорога в посёлок, через сопку с вышкой.  Слева от нас раскинулась марь с покосами, далеко она убегает на восток, с речушкой по средине, изредка усаженная ивами по берегам. Спускаемся по небольшому склончику и мы на месте… В воздухе звонкое разноголосое пение птиц, стрёкот кузнечиков и нудное попискивание комаров. Воздух напоён ароматами цветов и трав, вибрирует миражами, даль просматривается хорошо…

Немного отдохнув, приступаем к работе…
Марь. Кочки. Трава густая. Размахивая от плеча косой, ты проходишь ряд за рядом и за тобой уже лежит скошенная трава. От неё идет запах особый, пьянящий. Прокосы чистые, широкие и ровные и ряды травы лежат аккуратно – жухнут на солнце. Беспрестанное жужжание оводов и паутов (так называют у нас больших слепней), от которых трудно избавиться, а если тело потное, ещё более привлекает их. Солнце палит неустанно, неутомимо, зной давит и вызывает желание забиться в тень какого-либо дерева или стога сена. Пройдя прокос, подходишь к бидончику с морсом или квасом и утоляешь жажду. Отец, Мама и сёстры уже ушли на новый заход и тебе нельзя отставать… Возвращаясь на новый прокос, захватываю и нюхаю пучок скошенной травы… Запах этот живёт во мне. Спустя годы и годы, проходя в городе мимо скошенных газонов, поднимаешь подвяленную траву, и на тебя накатывает прошлое, встают картины сенокосной поры…

Размахнись рука, развернись плечо.
Душу русскую свет озаряет –
Травы зелены, да в покосный ряд –
Сила-силушка заиграет!… *

Покос на мари отличается тем, что косить приходится пырей, траву с длинными узкими, в ширину не более одного сантиметра, листьями, растущими вертикально от корня, порою высота его достигала до полутора метров. Его косить гораздо сложней, чем на лугах разнотравье. Местность болотистая, размах и косу пускаешь резче. Кочка на кочке… Кочка высокая, мне подростку выше колен и между ними стоит вода. Когда косишь, стоишь на кочке и пытаешься удержать равновесие. Нередко  нога срывается и ты по колено в воде. К этому привыкаешь и приноравливаешься. Через день, два ты спокойно балансируешь на неустойчивой кочке, и прокос за тобой остаётся ровным и широким. Рядом протекает речушка-ручей, где в заводях можно искупаться в жаркий день, что мы с сёстрами с удовольствием делаем… Течение медленное, а  вода холодная, освежающая и чистая, его с обеих сторон стиснули невысокие, заросшие пыреем, берега. Во время дождей этот маленький ручеёк превращается в полноводную реку, воды которой заливают почти всю площадь покоса, тогда течение быстрое и может унести сено даже в копнах. Напротив нас через речушку покос Исаченко, площадь покоса немногим ровнее и менее болотистая. Пластают травы вчетвером, звенят остро отточенные косы, поют песнь, вторя нашим косарям и оглашая окрестность: «Вжик–вжик…, вжик-вжик…». Мой Отец, иногда, подходит к ним, работа на время приостанавливается,  и они с хозяином ведут предметную беседу, курят махорку, закрученную в самокрутки и степенно, не спеша, пускают дым в пространство. Мы тоже отдыхаем…

Дня через три, четыре сено готово к уборке. Задача теперь в том, чтобы убрать высушенную траву в копна, сметать в стог, до дождей. Стог мечут на возможно высоком пригорке, если таковой имеется. Сено сгребаем в валки, потом копним, чтобы в копнах оно слежалось за ночь и тогда пора стоговать или метать в зарод. Если сено сухое и убрано, сердце у родителей «на месте», любили повторять они. Когда метали зароды, то нужен был конь, чтобы копна возить, а это значит вокруг него живности, норовящей укусить - тучи... Вот он на мне был. Я вожу за узду и езжу верхом. Брыкается конь неистово, отбиваясь от налетавших паутов и слепней, а чуть под вечер, тут тебе и комары с мошкарой - весь набор кровососущих. Конь беспрестанно отбивается и хлещет меня хвостом. Утопая в болоте, между кочками, животное бьётся, стараясь вырваться из топкости места, при этом он часто умудряется наступить мне на ногу, так, что к концу дня я не пойму, кого мне надо более спасаться, коня с мелькающими копытами или атакующего гнуса. После нескольких таких попаданий ступни под копыто, к вечеру нога опухает, и боязнь повторного пресса становиться маниакальной…

Наконец, копна свезены, начинаем стогование. Сначала сено укладываем по периметру будущего зарода или стога, а затем заполняем середину и так слой за слоем. Если мечется большой зарод, то утаптывают двое, обычно у нас самые младшие, а уже когда доходит работа к вершению, тогда остаётся более опытный и это конечно Валя. Я спускаюсь по подставленной жерди или по верёвке.

Отец, вытирая пот, по каким-то признакам определяет:
— Быть дождю, надо торопиться! — смотрю вверх, ещё высоко в небе пылает солнце, лишь изредка набегают белые и темноватые облачка. Даль переливается в зыбком мареве потоков жаркого воздуха у поверхности земли, заливаются в трелях птицы – вроде всё, как всегда… По каким признакам определил? Где этот дождь, которому быть? По лютости ли наседающих паутов, они перед тучей всегда особенно яростно бросались в атаку на живность, так им хотелось попить кровушки нашей? То ли по вязкости и плотности горячего воздуха? Мне непонятно… Но годы накапливают опыт и знание особенностей местной погоды, видимо это сработало сейчас. Мама и старшая сестра Оля подключаются к заброске сена на стог, а Отец размерено укладывает пласт за пластом по периметру зарода, отойдёт посмотрит придирчиво, ровно ли растёт стог, не заваливается ли набок… Другие наши соседи Кравченко, что покос от нас в полкилометре метали зароды идеально, что игрушки лепили, высокие и ровные, залюбуешься, глядя на их творения.

Через полчаса на горизонте появляется тучка и быстро разрастаясь, близится в нашу сторону и, хотя палящий зной за день убивает все силы, и ты работаешь медленно и с большой неохотой, однако, появившаяся "серьёзная" туча прибавляет у меня, у всех нас перед грозой силы. Откуда-то появляется энергия. Работаем быстро, слажено и успеваем убрать сено до первых капель. На вершину стога поперёк укладываем скрученные две-три пары веток. Заранее, до стогования, чтобы зарод стоял прямо, по центру в землю вертикально вкапывается специальный шест – стожар. Во времена хорошего урожая на траву, да, да – урожая, мы сено скирдовали, то есть зарод выстраивался периметром, не кругом, а в виде прямоугольника…
Настроение на высоте! Успели! Конечно идеально, чтобы стог до дождя простоял суток трое, тогда сено спрессовывается и становится дождём не пробиваемым, не замокает… Но и так тоже хорошо, мы довольны… Забиваемся под зарод и, весело разговаривая, наблюдаем учащающиеся падающие с неба капли воды. Рядом стоит конь, он с удовольствием отдыхает под усиливающимся дождём, подставляя струям свой запотевшие от работы круп и спину. Здесь же посапывает Шарик, взвизгивая временами и подрыгивает во сне лапками – ему снятся собачьи подвиги… Хорошо! Я в кругу самых родных людей… Их внимание и любовь обволакивают меня и, кажется, длиться это будет вечно…

---------------------------------------
* Строки из стихотворения Павла Рупасова «Песнь косаря»