Фронтовики гуляют

     Время действия этого моего рассказа отстоит от дня сегодняшнего лет на десять, а, может быть, и на двадцать.
     Тогда в нашем садоводстве, на одной со мной улице ещё жили два Сашки. В годах уже приличных – особенно по сравнению со мной, крепким таким хлопцем, но тоже зараженным всеобщим тогда поветрием завести собственный участок земли в лесу, да и выстроить там себе хозяйство по своему хотению.
    Один Сашка жил поодаль от меня, а второй совсем рядом – наискосок.  Садоводство наше ещё только обустраивалось; и каждый лепил своё гнёздышко кто во что горазд.

    Так вот, ближний Сашка представлял из себя потомка истого таёжника, умельца, мастера на все руки. И то верно – руки у него оказались дремучими: тот лес, который мы в конце концов пускали на дрова, Сашка колол клиньями на половинки, да на плахи и  соорудил из них, натурально, зимовьё, где и оставался зимовать в одиночестве (старушка его была крупновата для таких экстремальных способов выживания и бывала на участке только летом, основное время проводя тогда на табурете, топорной работы её милого дружка). Дружок же огородничал не сильно ретиво, большей частью проводя время в блужаниях по  лесу. Бывало собирается в очередной поход – а как же клещи? – спрашиваю я его.  – А вот как – и Сашка направляет баллон с дихлофосом  сначала в расстеленные на земле одежды, а потом уж и на себя. –Так отрава же! – удивляюсь я. - Да меня хер что возьмёт; комары прямо шарахаются, да и клещи тоже. – Так вредно же!  - Да чего уж мне бояться то? 
     Так что - спокойно, мой друг! А лучше послушай.



- Зимой-то тут пусто бывает. Народу никого. Вот в соседнем-то садоводстве и прижилась воровская малина. Слышал – нашли весной труп мента-то? Их рук дело, не иначе.
  Так вот: кончилось как-то у них курево. Вот они и заявились ко мне прямо на машине:
-Давай, дед, колись! Добром бы попросили – дал. Как не  выручить человека. А тут: - вот хер вам! Так и сказал.
Удивились парни, а один, самый крепкий – ко мне. Ну я как *якну его, он и вылетел с избушки-то. А дружки его: - Ты чо, дед, о*уел! Хватают меня – и в машину. Привезли на хату. Так, значит, и так. Ты на вора руку поднял, тут тебе и конец, дедуля.
- Конец, так конец. Не век же мне жить. Мочите, падлы прямо здесь.
- Да ты чё такой храбрый-то?
-А ни чё.
- Ты это, слушай – иди в наше дело; нам таки нужны.
- Ещё чего! Моя бы воля, я бы вас, козлов, как немцев  - в рукопашную…
-Ну, дело твоё. Иди, отпускаем живым за смелость твою. Только ты уж будь повнимательней. У нас же свои понятия.

   А на столе у них жратва,да выпивка. Да, видно сработала привычка, облизнулся я, ведь сколь уж дён ни глотка не было во рту её, родимой.
- Что выпьешь, дед?
- Ну, если угостите.
    Наливают и смотрят на меня – сколько?  А я молчу. Налили до краёв.
-Садись, закуси.
- Да я так.
    Маханул стакан разом, утёрся: - Ну я пойду!
  Кивают.
   Повернулся я спиной и думаю – когда же шмальнут в спину-то. Ничё, обошлось…

-…Ну, да тебя не переслушаешь.
- А давай, я тебе ещё расскажу про отца своего.
Делать нечего, интерес ведь не пересилишь.

Жили-то мы в деревне на Витиме-реке. А уж она-то, родимая, кормилица была бодайбинских золотых приисков. С испокон веку по ней поднимались груженые баржи с Лены-реки. И вот однажды напротив нас села на мель одна из них с овсом (А овёс-то тогда был что сейчас бензин).
Да так крепко врюхалась, что пробила борт и затопила водой трюм.
А время тогда было перед войной. За такое вредительство по головушке не погладят. Прибежал в деревню шкипер, весь белый – выручай, говорит, председатель!
-Да чем же я тебе помогу-то. У меня и тягла-то всего ничего, одни бабы да мужики?
Задумался.
-А позовите-ко мне Сковородкина. Да быстро!
Явился папаша в контору, а ему и говорят:  - Вот шкипер имеет до тебя нужду.
     Пошли мы с ним на бережок:
-Вот – говорит – баржа, сука, на мели; а как снять – не знаю. Выручай, брат, а то мне – вилы.
    Папаша огляделся вокруг, прикинул взглядом, да и – Сделаем! Сколь команды-то?
-Да пятеро!
- Ну деревенских всех – на выгрузку; а флотских мне на подмогу. Троса-то есть?
-Да много.
-Это хорошо!

    Теперь Сашка показал мне на своё приспособление для корчевания пней. Отрезок лиственницы с выдолбленным посерёдке проёмом, сбоку прожжённая насквозь скважина, в скважине отрезок трубы со шкивом – блочок называется.
Этим-то я, паря, какой хошь пень выдеру. А тогда отец приметил на берегу вековую листвень в два обхвата.  Из неё-то и сделали  флотские по его указу мощный ворот. Тут тебе и блок, и водило, и корни лиственя вместо якоря. Да этим-то воротом всей деревней и сняли пустую баржу с мели-то. А пробоину заделали крепко-накрепко. Трюм просушили. А уж овёс-то роздали деревенским для просушки. Неделю сушили на печках-то. Собрали, погрузили. Шкипер на прощание крепко обнял своего спасителя. И пошла баржа по назначению.


     Ай, да Сашка – ну, мастер приврать-то!
    А расскажи-ка мне лучше о том, как ты с немцем  воевал.
- Ох, не спрашивай, Виктор, не спрашивай. Забыть бы мне об этом на век, да вот всё не могу.  И на хрен бы мне сдалась война эта!
    И Сашка сделался не весел. Даже сильнее печаль была его, чем тогда, когда я застал его как-то у осколков стеклянной банки.
-Что это с тобой?
-Да вот – сказала мне его баба – доставал из скрадка своего остатки спирта, да разбил. Сейчас вот и думает собрать сырую-то землю, да отжать ли, или с землёй вместе сожрать.


      Про другого же Сашку было известно только, что служил он в войну у чекистов. А уж тут-то к тому и добавить нечего.
     Ещё у Сашки был дряхлый УАЗ- буханка. Но на ходу. Вот и подговорили как-то его садоводческие мужики, чтобы свозил он нас в тайгу – голубицу пособирать. Собрались и выехали в дремучую сторону. Не долго мчались по тракту, а потом резко так, чуть ли не прыжком, свернули на лесную дорогу, да по ней скоро оказались перед склонами нехилых хребтов. Тут-то и обнаружилось,что Сашкин драндулет не имеет тормозов.   Так что разгонялся он перед подъёмом до максимума, но, случалось, что и не вытягивал. И тогда уж начиналось наше ускоренное движение вниз, пока машина не упрётся задом в какую-нибудь лесину, не осторожно оказавшуюся у нас на пути. Так или иначе, но все мы не только выжили, но и оказались в заповедном месте.
     Там было всё: ручей весело журчал в распадке, да исчезал в скальных развалах курумников. Деревья стояли не молодые и не спелые, а уже переспелые - на сплошном ковре из зарослей бадана. Даже полусгнившее зимовьё былых охотничьих угодников виновато подмигнуло нам дверным своим проёмом, и даже кустарники голубичные куртинились тут и там. Но не было на них ягод. Ни одной. Побегали, побегали мы по хребту, да так и ни с чем спустились к его подножью. Глянь, а из-за поворота показался Уралец с КУНГОм. Остановились. Среди его пассажиров нашлись и знакомцы.
-Какие ягоды? Второй день колесим по лесу, да так и нет ничего.
   Собрались и мы домой. Приехали под вечер все живы-здоровы. Спасибо, Сашка, добро нас прокатил!


    И вот уже к полуночи засыпаю я как-то в своём гнезде под крышей, да слушаю безлунную сонату наступающей ночи: шелест листвы, дальние голоса поздно вечеряющих гуляк, перелаивание между собой сытых собак. А по улице провожают друг друга подгулявших двое Сашек. То один другого ведёт, то другой того провожает. И уже сквозь сон слышу я обрывок их разговора:
- Ну чё, добавили ли тебе?
-Да!
-И мне добавили.
-Слушай, если ещё добавят, то уж пропивать-то не хватит силёнок.

     Мне бы обдумать эту причудливую их проблему, но вместо этого я тут-же засыпаю. И сны не тревожат меня до самого рассвета.

04.03.2020 22:04