Софа

Софа смотрела телевизор. Усаживаясь поудобнее на смятой постели, она с трудом закидывала на неё толстые, негнущиеся ноги и впивалась глазами в экран, уперев крепкие руки в бока, выпирающие из старого цветастого халата. Она жадно ждала чего-нибудь. Чего-нибудь, что не вписывалась бы в её картину мира (нет, конечно, она бы так не сказала и даже не подумала), но если на экране показывали то, чего она не понимала, что чуточку высовывалось за её представления «как должно быть», Софа немедленно начинала с телевизором спорить. А это уже был какой-никакой диалог.

- Только не называйте меня Софьей! - возмущалась она при знакомстве.
Софья! Кто это выдумал? Она ненавидела и своё имя, и давно умерших родителей, наградивших её этим прозвищем. С-ооо - фф-ь-я, что-то сатиновое, скрипящее на зубах, накрахмаленное было в этом слове. Нет, она решительно не такая. Софа, конечно, употребляла в этом случае совсем другие эпитеты. Её коротко стриженые рыжие с проседью волосы стояли торчком и всем своим видом подтверждали мнение хозяйки.

Разговаривать с телевизором Софа начала после того, как от неё ушёл муж. Не то, чтобы она его очень любила и тосковала, но сама мысль, что он её бросил, была ей невыносима. Он её бросил! Нет, вы слышите — бросил!!! Чтобы не сойти с ума, ей нужна была легенда. И Софа придумала, что муж ушёл к другой, которая приворожила его, а он и хотел бы вернуться, но не может — так как находится под пятой.

На самом деле, причина была банальна - Софа пила, и, за неимением другого, гордилась этим занятием.
- Да ты и представить себе не можешь, сколько я выпила за эти годы! - с чувством восклицала она, и в её круглых глазах появлялся мрачный торжествующий блеск. Собеседник судорожно сглатывал и старался незаметно ретироваться от таких подробностей.

И Софа оставалась один на один с телевизором. Он был и другом, и собеседником. Ему она день за днём жаловалась на беспутного мужа, разрушившего семью. Он услужливо подпевал ей голосом Пугачёвой, когда после третьего стаканчика она начинала фальшиво мычать про лебедя на пруду. Но главное -  он никогда ей не перечил и не учил жить.

Когда силы окончательно покидали её, и она засыпала где придётся, ей всегда снился один и тот же сон: она потерялась. Она оказывалась среди чужих людей в незнакомом месте и не знала, как вернуться домой. Металась по улицам, вглядываясь в номера домов, но никак не могла отыскать своего, так ей необходимого.

Последнее время, Софе стало казаться, что её счастье отняла семейная пара, проживающая по-соседству. Как-то подозрительно они были дружны, ходили вместе за покупками и гулять, в общем, были не разлей вода.

- Так, так, - бурчала себе под нос  Софа, наливая очередной стаканчик, и мощная шея её багровела, - это они высосали моё счастье. Они!  Фи-лар-мония!
Это ругательное слово Софа произносила заплетающимся языком с особой брезгливостью. Городская филармония была последним  местом работы, откуда её с позором изгнали за прогулы, и это сильно ударило по остаткам самолюбия. И теперь к месту и не к месту она вспоминала эту гадину, это ничтожество, которое тоже посмело отторгнуть её. Телевизор что-то невразумительно бурчал в ответ.

Если хватало сил,Софа нетвёрдо выходила на лестничную площадку, колотила кулаком в соседскую дверь и высказывалась в смысле того, что где-то густо, а где-то пусто, и она такой несправедливости не потерпит, подмешивая в эти смыслы свои любимые словечки, которые то и дело вырывались из её перекошенного сознания.

Соседская дверь всегда оставалась молчаливо неприступной, и Софа через некоторое время уставала, пьяно оседала на холодный кафельный пол и засыпала.
Как-то под этой дверью ей приснился странный сон, будто, бегая в ужасе по лабиринту незнакомых улиц, она вдруг выскочила на простор, где увидела свой родной дом. Сердце сбоило от радости: она нашла его, нашла, нашла!

Муж Софы вернулся в квартиру к пыльным бутылкам и немытым окнам через неделю после похорон. Внутри него сгустилась пустота.