Пятый угол из документальной книжки болтун

               
В те времена, когда папа и я зарабатывали свой хлеб журналистикой, труд наш оплачивался в стиле советских порядков – не зажируешь. При том, что месячная ставка собственного корреспондента центрального радио для папы была установлена самая высокая среди коллег - на 20 рублей больше остальных. После его внезапной смерти мне предложили продолжить дело отца. Эта тема просится в другой рассказ.
А сейчас о том, как оплачивался труд пишущей братии при советской власти.
 
        Мне тот же норматив перешёл «по наследству» автоматически. Получалось – зарплата плюс гонорар – 330 и ни рубля больше.

Пресловутая политика оплаты труда вынуждала людей искать лазейки для дополнительных поступлений. Мало кто, выполнив свои служебные дела – интервью, репортаж о событии, расследование жалоб и прочее, отказывался от лёгкого банкета (если на пром. предприятии), от подарка (если в совхозе или на мясокомбинате). Не считалось зазорным принять угощение. Было немало наглецов, которые требовали вознаграждение в таких объёмах, что хватало поделиться и с редакционным начальством.

Ни папа, ни я этим не грешили. Зная наши упёртые натуры, некоторые старались незаметно для нас, через водителя сунуть в багажник репортёрской машины свёрток. Подарки неизменно возвращались добродетелям. Мы не были чистоплюями, просто считали унижением принимать подачки. К тому же, раз принятый свёрток мог повлиять на отношения с дарителями на будущие времена. Ни похвала в публикации, ни критика уже не могли восприниматься как объективное отражение того или иного материала.

Более приличествовало подрабатывать «халтурой» - публиковаться в местных газетах, на радио или ТВ. Но и тут грань приличий систематически нарушалась. Один и тот же материал отправлялся в свою редакцию, а копия «продавалась» в другие издания. Никогда этого не делал мой папа, никогда этого не делал я.

        Но не бывает в жизни правил без исключений. Моя жена заболела тяжко и надолго, традиционная медицина была бессильна. Нужны были немалые средства на лечение у доморощенных специалистов и на всякие самодельные препараты. Приятели из областного радио насели на меня с предложением делиться материалами для местного эфира. Им - помощь в работе и мне дополнительный заработок. И я уступил. Но с условием, что копии своих передач я им не буду давать, а придумаю такую авторскую программу, которая будет готовиться исключительно для местного вещания.
 
         Так появилась моя программа «Пятый угол».

         Формула «искать пятый угол», скорее, зловещая метафора, родилась в приснопамятные времена, когда бесправная жертва попадала к милицейским костоломам, прокурорским фальсификаторам, под судейские репрессии. Окружив жертву, громилы гоняли её по беспределам, а жертва тщетно искала этот самый, пятый угол.

          Свои журналистские расследования в «Пятый угол» я начинал только в тех случаях, когда человека не просто загоняли, а вынуждали его именно искать в метаниях пятый угол спасения. И когда оно не находилось, даже после обращений в наивысшие инстанции, в поиск справедливости включалось моё самоуверенное «Я».
 
          Я провёл девять таких расследований. Не скажу, что всегда, но отменялись неправедные приговоры, волевые решения дуболомов начальников; независимо от срока давности пострадавшему возвращалось доброе имя.

          Секрет в том, что я доискивался того лица, с кого завязывались противоречия изначально, кто пустил ситуацию по тропинке неправия. Докажи, что именно он спровоцировал всю пирамиду власти на ошибку, и ты выиграл половину дела. Вторая половина, - вместе с первоисточником найти вариант восстановления справедливости.

           Главный инженер одного пригородного совхоза Лук-нко был мужик с идеями. Прямо сводил с ума руководство и персонал механизаторов всякими техническими приспособлениями для облегчения труда. Как всегда и везде, новому противились, но этот своего добивался – внедрял, вживлял в сознание, переучивал…

           Неуёмный в полезных делах Лук-нко возглавил народную дружину совхозного села. А к ним повадился с гостевыми визитами первый секретарь райкома партии Б-нок. Конечно, для виду, вначале вникал коротко в дела хозяйства, а потом в хорошем застолье обсуждались итоги и намечались меры. Это в порядке вещей по тем временам.

           Как-то случилось, что в ходе официального визита для "процесса" не хватило стимулирующего средства. Послали водителя в магазин райцентра, где всегда имелся запас, так сказать, бронь начальства. Машина скоро обернулась, но у въезда в село опрокинулась с дамбы в пруд, по пьяному делу шофёра. И затонула машина в неглубокой запруде.

           Гости и хозяева разделись до исподнего и стали нырять неглубоко за содержимым багажника. Тут же на свежем воздухе содержимое оприходовалось. А разогретые добавками мужики вновь ныряли, доставали, оприходовали. Всё это на виду населения и дежурных активистов с красными повязками на рукавах. Дружинники во всех подробностях составили акт о развлечении первого секретаря и по инстанции направили копию – в райотдел милиции. А начальником там тоже Б-нок, родной брат секретаря.

            И пошла писать губерния. Вначале писала по мелкому, почти по-приятельски: в райотделе милиции копию акта сожгли, а запись из журнала происшествий просили добром – удалить. Начальник дружины, даром, что хохол – упёрся. Но секретарь и брат его тоже по происхождению мужики не слабых кровей! И дело раскрутили по крупному.
 
            Вызвали Лук-нко на бюро районного комитета коммунистической партии. Так и так, мил-человек, у коммунистической партии есть к тебе серьёзное дело – персональное! Как услышал главный инженер совхоза, коммунист и новатор, начальник народной дружины слова «персональное дело», так посреди секретарского кабинета и свалился. В инфаркте.
 
            Долго ли, коротко – на ноги его поставили. Доктора районной больницы.

            А партийное руководство района по надуманным проступкам взыскание в учётную карточку вписало, с должности главного инженера сдвинули на службу шофёра-экспедитора. Перевод на нижеоплачиваемую работу затвердили в областном управлении сельского хозяйства.

             И пошёл носитель вышеперечисленных достоинств по инстанциям – правды искать, но везде упирали его в пятый угол. Даже после статьи в главной газете страны! Так до выхода на пенсию и проходил за справедливостью. Пенсию ему начислили невысокую, по должности последних лет трудового стажа – шофёра-экспедитора.

             В райкоме партии, куда указания из центра спускались, принятие мер застревало на Б-нке…

             Я пошёл в областное управление сельского хозяйства, к тому, кто первым вопрос по Лук-нко замотал. Добрался до мужика толкового по имени Александр Ла-ко. Помнит Александр это дело. Как раз, когда выдвинули его на повышение в область, в горячке радостных событий до сути дела не докопался. Вот и заварилась канитель. 12 лет варилась.

             И взялся Алекс свой давний промах выправлять. Пенсию установили по должности главного инженера. Вздорные взыскания аннулировали, честное имя вернули. Попутно перестали сына в школе третировать, а после школы палки в колёса перед университетом убрали. Закончил парень юрфак. Права человека по закону отстаивает.

              А Б-нок по причине подорванного на тяжкой партийной работе организма досрочно вышел на пенсию, по состоянию здоровья...

              Программу на областном радио я закрыл после того, как местная газета стырила идею, -  открыла рубрику «Пятый угол», но стаскивала туда всякую бессмыслицу, безотносительно к защите прав человека. Идею опошлили.
 
              А к тому времени скончалась моя жена. В стране стали происходить необратимые процессы во внешней и внутренней политике. Вскорости мне указали на крупные несоответствия служебного рвения при титанических усилиях новой власти на благо народа.

               Теперь мы хорошо зажили вдали друг от друга - та страна и моё семейство.

                Им лучше без меня.

                Нам лучше без них.