Решение

СТРОГО 18+


Появилась точка. Точка достигла края. И обогнула тот край, порождая огромный круг светящегося расплавленного золота, сквозь который прошла вереница испуганных, кротких детей.

Они смотрели по сторонам и не узнавали мир, в котором жили. Они смотрели по сторонам, чувствуя, как постепенно в груди разрастается ощущение восторга, с трудом объяснимого им самими. Где должно быть глухое безликое Ничего – там журчат ручьи в искусственных стоках и путях, там искрятся пруды, полнящиеся разноцветных лотосов и побегов шелковника с мигающей сердцевиной, и нашёптывают свои взрослые сказки фонтаны, чаши которых в ряд спускаются до самой нижней каменной дороги. Впереди – праздный подъём, и каждая ступень словно соткана из жемчужных сетей, а густая крона высоких деревьев, что по строевой расположились по бокам, впитывает в себя сей блеск, крайние листья обращая в тёмно-синие и бирюзовые флажки.

Небо над головами голубое-голубое. По сторонам – слишком много деталей, слишком много бронзовых львов с сизыми крыльями, змеев и слонов из чёрного оникса, чтобы можно было удержать на чём-то взор…

Тут дети дружно вздрогнули, а кто-то даже испуганно пискнул. Не ожидали они, что их молчаливый поводырь вдруг щёлкнет пальцами, заставляя обычную мирскую одежду на себе рассыпаться драгоценным прахом. И одновременно с этим на светлые плечи его пало широкое струящееся пурпурное полотно, вдоль и поперёк увитое замысловатыми узорами из серебряных нитей. Пояс обогнули шёлковые шаровары, а на шее и красивых запястьях появились тяжёлые украшения.

- Дя… дяденька, а у куда мы идём? – спросила некая девочка и ответа не получила.

Под сенью солнечного дворца было всё также тепло и свежо. Мимо проплывали алые и зелёные колонны, показывающие любопытствующим таинственные сюжеты далёких и давно забытых мифов. Драконы, сирены, змеи и гигантские быки – все они пребывают в вечном сражении не на жизнь, а на смерть, пронзают друг друга, вгрызаются в тела, но всё также остаются чистыми, непорочными и величественными. Чёрный мрамор под десяткой пар ног прорезан тонкими нитями-трещинами. Те будто пульсируют, отвечая на каждый непрошенный шаг.

Постепенно свет угасает, но вместо него сильнее разгораются факелы и свечи, расставленные тут и там. Верхнее одеяние неизвестного старшего спутника стелется по полу, содрогаясь волнами, и никто не смеет на него наступить. Тут и там начинают мигать глаза из драгоценных камней в золотом обрамлении, но никто не смеет на них долго смотреть.

- Дяденька, а куда мы идём, дяденька?.. – спросил некий мальчик и ответа не получил. Только краткая усмешка послышалась, шорохом ночного видения пронеслась над юными головами…

Они проходят мимо купален, днища которых устелены мозаикой из лазурита и кровавых осколков молодого граната. Они идут мимо гостевых комнат и праздничных залов, откуда льётся сладкая, ни с чем не сравнимая музыка, но где совершенно никого нет. Голоса отсутствуют. Голоса не властвуют над этим местом. Нет здесь ни одного жителя, что пускался бы в пляс иль захлёбывался от смеха роскошным вином. И стоит только песням невидимых инструментов умолкнуть, как вокруг образуется слишком много черноты.

Тени – густые и блеклые, кроткие и нахальные – постепенно начинают подступать со всех сторон, заставляя детей жаться друг к другу. А впереди вместо арок – запертые врата, каждый раз со стуком расходящиеся, чтоб затем каждый раз с тем же стуком захлопнуться. Вдоль стен бегут пространные, то сужающиеся, то расширяющиеся волны цвета полупрозрачных облаков, создают вместе с алыми тонкими полосами спирали, острыми концами ударяющиеся по краям следующих проёмов. Не один только пол, но и потолок, плавно ушедший вниз, подчиняется таинству темноты, заставляя одного из детей тихо-тихо плакать, зовя маму на помощь. Но когда сверху, будто звёзды, нанизанные на ледяную цепь, начинают спускаться мерцающие халцедоны, голос замолкает. И начинается счёт.



…чрево своё раскрывает первая комната. Вспыхнувшее празднество будто бесконечных богатств подавляет остатки минутно-секундных порывов сбежать.


Чрево своё раскрывает третья комната. И под гнётом тяжёлых взглядов множества могучих статуй никто не смеет снова задать один-единственный простой вопрос.


Двери седьмой отпираются, чтобы запутать в веренице и скопище палантинов, мутной пеленой спадающих да полами в окантовке из бахромы лобзающих тёплое дерево пола.


Девятая снова пугает, не даёт спокойно дышать и лелеять мысль о спасении – сотни чучел и столько же огромных голов невиданных зверей раскрывают пред зрителями пасти, исторгающие желание вкусить свежей плоти…


…чрево своё раскрывает одиннадцатая комната. Самая длинная и самая странная, где под внешней серой пустотой, где за отсутствием материальных вещей запрятаны все самые важные секреты мира!..



Звон.

Необъяснимый звон, тяжёлый и как будто надломленный раздаётся за двенадцатыми вратами. Те совершенно гладкие, их томный-нефрит бережно и точно сохраняет людские отражения. Одна из девочек отступает чуть в сторону от толпы и невольно поглядывает на лик проводника, мелькающий в камне. Там же рисуется образ царской диадемы, украшающей лоб, усеянной рубинами и изумрудами, обруч которой теряется в светлых прядях.

- Мы… пришли? – спрашивает дитя и сначала чувствует, как старший собирается обернуться, а затем видит – видит эти выразительные алые глаза, будто преисполненные глубокой задумчивости.

Или… глубокого Ничего.

- Да. Мы пришли, - раздаётся несколько лениво, прежде чем жилистые, но сильные руки ложатся на створы врат. И подталкивают те лишь с некоторым усилием, будто их обладатель ещё проверяет себя на решимость.

Теперь перед детьми предстала зала, сложенная будто из угольных остовов и осколков. Полоска света от входа не способна вычертить, выделить даже что-то на полу, не говоря уже о стенах. И только странная громада, мрачно возвышающаяся над явившимися, не подчиняется всеобщей замкнутости.

То ли зверь, то ли нечто. Невозможно определить, что за создание изображено посредством рук мастера, сумевшего укротить самые разные виды земляных пород. Огромный лоб перекатом округляется, а лицо али морда уходит куда-то вниз, словно в поклоне или готовности напасть. Дальше виднеются плечи и мощная спина, а вдоль спины играют гребни, шипы и взъёмы. Статуя будто покрыта крохотными плиточками бесцветного металла, но то не грани стали вовсе, а руны, нанесённые неизвестными существами, руны, которые невозможно перевести. Даже тот, кто хранит святыню сию, не способен властвовать над текстами, начертанными в скрытых умах и из них же перенесённых.

Но если раньше он был беспомощен, то теперь всё иначе.

Створы дверей с грохотом запираются, вызывая у детей дружный вскрик. Оставляя их наедине со странным человеком и изваянием, от которого начинает исходить мирное тихое свечение.

- Я хочу домой… - всплакнул кто-то и получил в ответ очередную усмешку.

- Вы уже почти дома. Только…

…звон раздаётся вновь, он всё ближе к маленьким ножкам…

- Потерпите немного.

Резкий свист и истошный вопль. Сразу два гарпуна на извивающихся цепях вонзаются в тело ребёнка, заставляют его трястись, а затем вздёргивают. Сразу три разрывают голову девочки, что решилась посмотреть на лицо незнакомца без тени мирского сокрытия. Кто-то бежит к дверям, рыдает, бьёт кулачками по камню, а затем ещё пуще кричит, когда руки отсекает до самого локтя. Кто-то захлёбывается в крови при разрыве груди и замирает при отсутствии ног.

Проводник не оборачивается, в упор глядя на свою драгоценность. Не оборачивается даже тогда, когда маленькая ползающая тварь смеет цепляться за его одежду, пачкать её и молить прекратить кровавую пытку. Он слышит тошнотворное звучание и представляет, как на прекрасный подол изрыгаются тёмно-красные сгустки да жёлтая желудочная гадость, дурно пахнущая. Но это ничего – ещё успеется исправить неладное и очиститься. Ведь жатва не может обходиться без грязи, а значит, ему тоже стоит просто потерпеть.

Кровь продолжает фонтаном взрываться и лететь во все стороны, когда вдруг комнату охватывает сильнейшая дрожь. Страшная, ужаса полная, яростная. И рык громогласный, обращённый в неистовый рёв, ударяет по стенам и полу, по ошмёткам мечущихся тел и лику, который осветила улыбка. В алых змеиных глазах застывает образ внезапно пробудившейся сердцевины статуи. Всего на мгновение, всего на какой-то жалкий временной взмах!.. – он видит образ невольника, до сих пор заточённого на тысячи и тысячи лет.

Жуткие хлюпающие звуки ещё продолжают раздаваться за спиной, когда одинокий царь подходит ближе к своей главной святыне.

- Вот видишь, - говорит со спокойным лицом, полнящимся удовлетворения, - твоё глубинное естество пробудилось, пытаясь мне воспротивиться. А значит, я иду на верном пути и совсем скоро освобожу тебя.

Водная муть, что темнее угля, медленно катится к говорящему, обволакивает его ступни в красивых бронзовых сандалиях и идёт дальше, до самых невиданных лап несчастной статуи.

- Ведь ты помнишь, что я сказал ранее? Грааль показал мне истину, когда низверг свою расплавленную плоть. Грааль показал, что не через соки жизни можно достичь бессмертия, но через всеобщую гибель. Я жив в новом мире до сих пор – это ли не знак истинного пути?

Вместо ответа – гулкий и шумный стон, полный страдальческой неги. Полный боли и страха, и нежелания вкушать куски юной плоти. Вот только гарпуны так и продолжают вбиваться в оставшихся детей, разрывая их до мясных крошек. В стеклянных глазах первого, кто осмелился задать один-единственный вопрос, кровавый пастырь выглядит ещё выше и более статно.

- Ты меня не поймёшь. В этот раз нет. Но за то, чтобы снова услышать твой голос и почувствовать на себе острый взор, я готов пойти на такие жертвы.

Кисть ложится прямо по центру главы, охваченной жарким мучительным трепетом…

- Ради твоего воскрешения я готов совершить абсолютно всё, Энкиду. Даже уничтожить мир, который ты так любишь.



05.08.2018