Второй разговор снаружи - Вокзал

"Второй разговор снаружи - Вокзал" из произведения "Свидание с Евой или договор о тех, кто вспомнил своё имя"

                – А, в чем тогда счастье?
                – Ты станешь по-настоящему счастлив, когда
                начнешь делать то, что важно для Него, а для Него
                важно, чтобы ты был счастлив. Обратись к Нему, и
                Он даст силы.
                – Но как мне к нему обратиться? Через какое
                учение?
                – Он не давал названия ни одному учению. Всякое
                учение верно, что обращается к Нему, как к
                источнику, и отрицает насилие.
                – Почему я должен отрицать насилие, когда меня
                могут просто разорвать, если я не буду давать
                отпор.
                – Не позволяй доводить до такого развития
                событий. Бери пример с Солнца: будь выше и держи
                необходимое расстояние, не отрываясь от земли.
                Дети враждуют между собой, а родитель не станет
                враждовать со своим ребенком, однако, будет строг
                во благо его.
                – Я смогу найти себе здесь учителя?
                – Здесь все учатся. Но тот, который это признает,
                преуспевает в учебе. Каждый ответит лично. Даже
                те, кто всячески избегает уединения, останутся
                один на один со своими мыслями и поступками. В
                отсутствии духовности любовь – это ускоряющая
                процесс разложения страсть, а счастье – это
                иллюзия, под которой скрыт камень, что тянет на
                дно всех, кто прикасается к нему  И, находясь в
                феерическом состоянии от нехватки кислорода, от
                ядовитых возлияний, человек даже и не замечает
                того, как низко он пал. Посмотри вокруг и через
                эти слова ты увидишь объяснение множеству
                событий. Помни, что отвечать за все будешь сам.
                И каким бы долгим тебе не казалось время до
                ответа, оно пройдет. Так почему же ты все еще
                не ищешь его?

– Не жалуйся на жизнь. Ведь если мы даже просто начнем искать источник любого своего недуга, то выясним, что, в первую очередь, он является нашим собственным достижением. Ты хочешь сказать, что это все жизнь устраивает нам испытания, но, подумай, причем здесь она? Виновата в том, что увидела тебя, когда ты был почти полностью разбитым от скитаний и, даже потеряв последнюю надежду, все-таки продолжал идти, поскольку обрел веру в спасение? Виновата в том, что впустила тебя, чтобы ты мог излечить свои раны рядом с согревающим небесным огнем? Виновата в том, что предложила тебе остаться, когда она поняла, что ты именно тот, встречи с кем она так долго ждала? Тогда такая любовь – действительно болезнь, но та из них, за которой идет выздоровление, не смерть! Да здравствует исцеляющая любовь Евы!
Уважай даже камень, попавший под твое колесо. По-настоящему пройти стопами человека будет сложнее, чем это кажется, ибо человеку трудно обретать, а уходит из его жизни все в одно мгновение. И бездуховность, и бесстыдство, и отсутствие благоразумного видения в поступках, что необходимо для различения, не к разрушению ли они ведут – это все лишь малая часть того, что открывает в себе человек, когда принимает решение идти, когда наконец-то он понимает то, кто он есть на самом деле. И затем все громче и громче с каждым днем его будет звать голос совести. И путь к первоисточнику ему предстоит пройти в неуловимой взору пелене ее дыхания, ступая на ее тонкой коже, покрытой полными жизни лесами, уходящими в бесконечность океанами, скрывающей ее горячие плоть и кровь. Она живая, она слышит! И как же я понимаю ее усталость от воспитания детей, где требуется постоянное внимание отца – его суровое и строгое слово.
 
– Но почему, если стать человеком так важно, то его жизнь по-прежнему остается настолько короче, нежели время отведенное сиянию звезд?

– Жизнь гораздо больше многих представлений о ней. Да, в этом мире достаточно боли, но она не приходит извне, она рождается в каждом. Поэтому среди всех, кто там есть, еще никто до сих пор не заслужил семени, из которого прорастет вечное древо, чтобы вместе с этим приумножить благостное счастье. А поскольку боль своими поступками выбирают сами, а от того и попадают сюда, то она неизбежна, но ее можно пережить, следуя одному единственному пути. Когда становишься на благостный путь, то выбранная некогда боль становится оживляющей, потому что она смывает с нас все бесчеловечное, она созидательна, она продлевает жизнь до бесконечности. Ну, а боль, которая ждет тех, кто не становится на путь благостного становления и развития или сходит с него, в конце концов, просто отнимает, и так недолгое время. Однако, перед тем, как ударят часы, обязательно прокричит птица и зарычит зверь, что дает возможность опомниться, прийти в себя. Когда человеку, подобно тому, кто устал от благоразумного, созидательного труда, становится скучно, то он может начать все рушить, но самое страшное – это, если он начнет учить разрушать.

– Что именно разрушать, скажи?

– Любовь, великую духовную любовь, которая, словно молния между небом и землей, возникает между мужчиной и женщиной. Разрушают еще до того, как они станут для нее готовы, подменяя ценности этой любви иными представлениями о жизни и событиях в ней. Но для любви, как и для молнии, надо созреть! Так они никогда не обретают ключ, не дочитывают оставленную в каждом из них часть книги, не пишут на постепенно разворачиваемых перед ними листах, исчерчивая их чистые, мягкие полотна прежде, чем они полностью раскроются, и, в конце концов, умирают. Потому что рождение и смерть – это не начало и конец жизни, а все ее время, и будет ли оно представлять постепенное рождение человека или затянувшуюся на всю его жизнь смерть, зависит только от него самого. Спроси в сердце своем – не идешь ли ты улицами города мертвых?...
Появившийся на свет ребенок – это еще не рожденный, а только лишь вставший у самого начала пути к рождению или смерти. Он  – это зерно, опущенное в землю, и ему предстоит пройти путь к свету, а люди только примут его на руки, когда он сделает свой первый вдох, и погребут его тело, когда он сделает свой последний выдох, если он так и не понял этих слов.

– Ты покажешь мне Еву? Где она на усеянном звездами небе? Я хочу возвратиться!

Я открою дверь в дом, где стоят зеркала,
В них глядят на себя люди разных эпох,
И один это я,
                Ну, а кто – знает Бог.

***

                Он – любящий, дал им время прийти в себя. Это было
                не испытание, а возможность вернуться.
                Он положил перед ними всего лишь несколько кусков
                самого необходимого в самой простой его форме, но
                дал безграничные возможности в трудолюбивом
                развитии. Однако, они начали войны за то, что
                лежало перед ними, вместо того, чтобы развиваться.
                Он сделал их совершенно разными в том, как они
                выглядят, но распределил между ними таланты.
                Однако, они начали бороться за свое превосходство,
                вместо того, чтобы объединяться в труде, не
                разрушая своих особенностей.
                Он перестал постоянно их учить и позволил жить
                самим по себе, при этом оставив дверь незапертой.
                Однако, очень скоро они создали бесчисленное
                множество поводов для войн и погрузились в них,
                вместо того, чтобы приходить за знанием и быть
                рядом.
                Больше всего Его испугало то, что войны – это еще
                не самое страшное, на что они способны и что они
                делают.
                Но, Он – любящий, дал им время прийти в себя. Это
                было не испытание, а возможность вернуться.

Сквозь поднимающиеся над землей клубы дыма шел невысокий, опрятно одетый человек с согнутым пополам пальто в левой руке, на голове которого блестел козырек синей фуражки. Совсем недалеко от него раздавались взрывы от пролетающих над головой снарядов, и падали пораженные осколками люди, но он, не сворачивая, продолжал идти, и даже пыль проходила мимо, не оставляя следов на его начищенных до блеска туфлях. Он остановился рядом с лежащим на земле мужчиной, который громко кашлял, судорожно прикрывая рукой кровоточащую рану. Однако раненый внезапно замолчал, словно бы увидел перед собой того, кого он не ожидал увидеть.
– Всё будет в порядке, – произнес незнакомец, присев рядом и опустив глаза на то место, где из-под ладони сочилась кровь. 
– В порядке? – чуть слышно ответил раненый, и на глазах его проступили слезы. – Да, я же вспорот и вскрыт! Посмотрите, как отвратителен я внутри.
Незнакомец поднял взгляд к небу, а потом снова посмотрел на человека:
– Ну, наконец-то, ты себя увидел, а это значит, что появилась вероятность того, что ты будешь жить, – сказал он с искренней верой в голосе. – Хотя, ведь можно было и не доводить до такой крайности. Особенно, если бы ты находил время думать о созидании, а еще о том огромном камне, который ты некогда создал. Наверное, ты только сейчас начинаешь вспоминать о том, как, однажды, окончательно устав от душевных скитаний в одиночестве, все-таки осознал и сам приковал себя к этому камню, чтобы все вернуть, и возвести из него ведущую к свободе и спасению лестницу, а не пойти на самое дно. Не спеши умирать. Смерть лишь временно освобождает от принятых на себя обязательств. Спеши совершать поступки, достойные благоразумных существ, ведь есть куда расти. Но осторожен будь в незавершённом мире, ибо как незастывший сосуд, под собственной тяжестью сгибаясь, он стремиться превратиться в комок глины, однако, только над незастывшим сосудом можно продолжать трудиться.
Медленно опустив руку в карман, раненый мужчина достал пачку мятых, испачканных землей, сигарет. Но незнакомец аккуратно взял их из слабых, дрожащих пальцев и выбросил в сторону.
– Я вижу, что ты, однако, не до конца меня понял. Счастливая жизнь и такое отвратительное отношение к здоровью своих будущих детей – это крайне несовместимые понятия, – улыбнувшись, произнес он. –  О семейных ценностях надо начинать думать тоже с самого начала.
– Какая семья? Война продолжается уже столько времени, и никто не видит ее конца! Я лежу здесь, будучи не в силах ничего изменить! Я не хочу, чтобы мои дети родились в таком мире!
– Какое твое счастье? Много за ним охотников приходит сюда, но представляются они, словно готовые к испытаниям, когда сами их и создали! Как долго ты готов продолжать эту войну с собой? Множество беспощадных изголодавшихся гиен, а не воинов, стояло на границе с вашим миром, но они бы никогда сюда не вошли, если бы вы не освободили им место в своих сердцах. Не ты ли один из тех, кто впустил их сюда через свои пороки? – спросил незнакомец, и, не дожидаясь ответа, приподнялся, когда внезапно к ним подбежала девушка, одетая в белый фартук, и двое мужчин с грязными от пыли носилками.
Для раненого, весьма странным показалось то, что эти люди проходили рядом с незнакомцем так, словно и вовсе не замечали его присутствия. 
– Куда они меня несут?! – воскликнул мужчина сквозь чистую белую простыню, когда ею накрыли его лицо. 
– Они еще не знают, что ты жив. Но она будет первой, кто это заметит. А потом ты будешь у нее первым. И этот корабль дойдет до пункта назначения, – произнес незнакомец и слегка приподнял правую руку. – Будешь счастлив, если захочешь. – После этих слов он еще раз посмотрел на стоящие в бухте корабли, а потом развернулся и, сделав сильный выдох, хлопнул ладонями.
Те, кто держал в руках оружие, бросали его, так как оно начинало плавиться и обжигать руки. Они выпрыгивали из техники, которая таяла на глазах, и срывали с себя всю одежду, так как жар усиливался.
– Не надо оружия, так как никто из вас не защищается на этом поле. Пусть всё начнётся сначала, до тех пор пока  уцелевшие зёрна дают урожай и тем самым раскрывают себя, – чуть слышно произнёс он, а затем посмотрел наверх, где исчезли космические облака, закрывавшие свет Дома на середине Пути.

Врата и ключ к ним – не в одном,
Ведь знал тот, кто фундамент строил,
Что разрушительные сонмы
С людьми наполнят этот дом.
И для того, чтобы из дома
Одни лишь благостные шли
Умы в телах живорожденных,
Стоит, как стражник у двери,
Он – добровольно заключенный.